"Дева в беде" - читать интересную книгу автора (Вудхауз Пэлем Грэнвил)

Глава XVIII

Над всей этой сложной ситуацией лучом прожектора блуждал ум Кеггса. Человек этот обладал зоркостью и мудростью, инстинктом и логическим мышлением. Инстинкт говорил ему, что, не подозревая, как изменилось отношение Альберта к ее романтической истории, Мод будет снова пытаться использовать его для связи с Джорджем, а логика, наложенная к тому же на доскональное знание черной души, позволяла догадываться, что Альберт непременно обманет ее доверие. Он готов был поспорить на сто фунтов, что Альберту доверены письма для доставки и он их уничтожил. До этого пункта все было ясно. Оставалось принять какой-нибудь план действий, которые привели бы к восстановлению нарушенной коммуникации. Не думайте, что под грубой внешностью Кеггса скрывалось нежное сердце. Нет, он не рыдал над драмой двух любящих людей, разлученных по недоразумению; он хотел выиграть в лотерею.

Положение было, конечно, деликатным. Он не мог прийти к Мод и просить, чтобы она доверилась ему. Мод не поняла бы его побуждений и могла решить, что он приобщился к хересу. Нет! С мужчинами сладить легче. И как только позволили служебные обязанности — а их в нынешних условиях хватало, — он отправился в коттедж, к Джорджу.

— Надеюсь, я не прервал ваших занятий, сэр? — сказал он в дверях, сияя улыбкой, словно благостный священнослужитель. Как и обычно в свободные часы, он оставил профессиональный тон строго-снисходительного неодобрения.

— Ни в малейшей степени, — отвечал озадаченный Джордж. — Что-нибудь…

— Да, сэр.

— Входите, садитесь.

— Я бы не хотел допускать такой вольности, сэр. Если можно, я постою.

Наступило неловкое молчание. То есть, неловким оно было для Джорджа, который уже подумывал, не припомнил ли дворецкий, что всего несколько дней назад принимал его на работу в качестве официанта. Что же до Кеггса, то он был спокоен. Мало что трогало этого человека.

— Прекрасная погода, — сказал Джордж.

— В высшей степени, сэр, если не считать дождя.

— А что — дождь?

— Настоящий ливень, сэр.

— Хорошо для посевов, — сказал Джордж.

— Да, сэр, хорошо.

Они опять помолчали. Капли дождя, звеня, падали со скатов крыши.

— Могу я говорить откровенно, сэр? — сказал Кеггс.

— Валяйте.

— Прошу прощения, сэр?

— Я имею в виду — конечно. Давайте. Говорите. Дворецкий прокашлялся.

— Позвольте мне начать с того, что ваши сердечные дела, если мне будет позволено так выразиться, не составляют секрета в людской. Я не хотел бы, чтобы это выглядело так, будто я много себе позволяю; я только заверю вас, что в людской известны все обстоятельства.

— Можете и не заверять, — холодно отвечал Джордж. — Я знаю о вашей лотерее.

Тень смущения пробежала по крупному, гладкому лицу дворецкого — пробежала и исчезла.

— Я не знал, что вам сообщили эту подробность, сэр. Но я не сомневаюсь, что вы поймете и правильно оцените нашу точку зрения. Так, легкая забава, развлечение, не более того, чтобы развеять скуку деревенской жизни.

— Не надо извиняться, — сказал Джордж и вдруг вспомнил об одной вещи, которая занимала его с балконного бдения. — Кстати, если не секрет, кто вытянул Пламмера?

— Сэр?

— Кто из вас вытянул в лотерее человека по имени Пламмер?

— Я полагаю, сэр, — Кеггс вдумчиво наморщил лоб, — я полагаю, что его вытянул лакей одного нашего гостя. Я не обратил на это особого внимания. Я не склонен был высоко оценивать шансы мистера Пламмера. Мне казалось, что мистер Пламмер — величина ничтожно малая.

— Вы правы. Пламмер вне игры.

— Действительно, сэр? Симпатичный молодой джентльмен, но ему недостает некоторых существеннейших качеств. Вам тоже так показалось, сэр?

— Я с ним не встречался. Почти, не совсем.

— Мне пришло в голову, что вы могли познакомиться с ним на балу, сэр.

— А! Я все думаю, помните ли вы меня?

— Я прекрасно помню вас, сэр. Именно то обстоятельство, что мы с вами уже встречались, можно почти сказать, в свете, придало мне смелости прийти сюда и предложить вам свои услуги в качестве посредника, если только вы пожелаете ими воспользоваться.

Джордж ничего не понимал.

— Услуги?

— Точно так, сэр. Мне представляется, что именно я могу протянуть вам, что называется, руку помощи.

— Откуда в вас такой альтруизм?

— Сэр?

— Я говорю, с вашей стороны это слишком великодушно. Ведь вы, помнится, вытянули мистера Бинга?

Дворецкий снисходительно улыбнулся.

— Вы не вполне поспеваете за развитием событий, сэр. Со времени первоначального розыгрыша произведены небольшие поправки. Мистер Бинг теперь у Альберта, а у меня вы, сэр. Небольшая дружеская договоренность, достигнутая в буфетной.

— Дружеская?

— С моей стороны — совершенно дружеская. Джордж начинал понимать то, что до сих пор было для него полной загадкой.

— То есть, все это время…

— Точно так, сэр. Все это время ее милость, находясь под обманчивым впечатлением, будто мальчик все еще всецело на ее стороне, оказывала ему неоправданное доверие. Шпана поганая! — на мгновение Кеггс забыл свою светскую манеру и позволил гневу пробиться сквозь полированную поверхность. — Простите мою резкость, сэр, — учтиво добавил он. — Сорвалось.

— Вы думаете, что леди Мод давала Альберту письма, а он их уничтожал?

— Я представляю себе, сэр, что именно так должно быть. у мальчика нет никаких принципов, решительно никаких принципов.

— Боже правый!

— Я хорошо понимаю ваше негодование, сэр.

— Похоже, что именно так оно и было.

— По моему разумению, сомневаться не приходится. Поэтому я и решился прийти сюда. В надежде, что я смогу посодействовать встрече.

Сильное отвращение, которое вызывал в Джордже этот заговор, обсуждаемый с зарвавшимся слугой, несколько ослабло. Может быть, это и недостойно, но, что ни говори, полезно. И потом, человек, вступивший в заговор с пажом, мало что теряет по части собственного достоинства, вступая в заговор с дворецким. Он посветлел. Чтобы снова увидеться с Мод, он готов поступиться приличиями.

— Что вы предлагаете? — спросил он.

— Сегодня дождливый день, и все останутся в доме, займутся разными играми, — Кеггс мило снисходил к забавам аристократии. — Поэтому маловероятно, чтобы вам помешали, если вы согласитесь явиться в аллею у восточных ворот замка и подождать там. Неподалеку от ворот, в поле, вы обнаружите заброшенный сарай, он укроет вас от дождя. Между тем я информирую о ваших действиях ее милость, и она, несомненно, найдет способ выскользнуть из дома.

— Звучит неплохо.

— Не просто звучит, это и впрямь неплохо. Вероятность помех, можно сказать, сведена к минимуму. Итак, через час?

— Прекрасно.

— В таком случае, позвольте пожелать вам доброго вечера, сэр. Благодарю вас, сэр. Очень рад был оказать вам услугу.

Он удалился, как и вошел, весьма солидно. После него комната казалась совсем пустой. Трясущимися руками Джордж принялся натягивать ботинки.

Едва он ступил за порог, он чуть не проклял погоду за ее предательство. В этот вечер, всем вечерам вечер, стихии Должны бы танцевать вокруг него, принося свои дары. Воздух должен быть тих, прозрачен и свеж, отблески зари должны озарять ему путь. На самом же деле воздух был пропитан тем запахом беспросветной влажности, который приходит в конце дождливого английского дня. Небо отливало свинцом. Плотные потоки дождя свистели и шептались о грязи и гадости, превращая аллею, по которой он ковылял, в сплошное месиво. Какое-то нехорошее предчувствие овладевало Джорджем, словно голос ночи злобно нашептывал ему предсказания беды. Входя в сарай, он странно нервничал.

В сарае царили мрак и мерзость запустения. В одном из темных углов периодически капало, что свидетельствовало о прорехе в древней кровле. Пробежала крыса. Стук капель прекратился, потом возобновился. Джордж чиркнул спичкой и взглянул на часы. Рано. Должно пройти еще минут десять, прежде чем он начнет надеяться, что она придет. Он присел на сломанную повозку и прислонился спиной к стене.

Подавленность снова овладела им. Бороться с ней в этом гадюшнике он не мог. Сарай напоминал склеп. Только такой дурак, как дворецкий, мог выбрать его для свидания. Отчего, подумалось ему, люди доводят такие места до таких состояний? Если им действительно нужен сарай, нужен настолько, что они не прочь потратить силы и средства на его строительство, разве он не стоит того, чтобы поддерживать его в должной форме? Расточительство, разгильдяйство, безалаберность — вот что это такое. И вообще, если вдуматься, все на свете — сплошное расточительство. Например, сидеть здесь — что это такое, как не бесцельная трата времени? Она не придет. Найдется десяток причин, чтобы ей не прийти. Так что за польза лелеять свой ревматизм в этом склепе, в этом памятнике погибшим сельскохозяйственным амбициям? Ровным счетом никакой — и Джордж продолжал ждать. Чего? Что она придет в проклятое место, где ее будет душить запах прелого сена, заливать дождь и — мрачно подумал Джордж, заслышав в очередной раз шуршание и суету на невидимом полу, — кусать крыса? Очень трудно ожидать, что девушка утонченного воспитания, привыкшая ко всем мыслимым удобствам, просияет от радости.

Серый прямоугольник, обозначивший дверной проем, вдруг потемнел.

— Мистер Бивен?

Джордж подскочил. При звуке ее голоса каждая его жилка затрепетала от дикой радости. Это был другой человек. Депрессия спала с него, как спадают одежды. Он почувствовал, что до сих пор судил обо всем неправильно. Вечер, к примеру, — чудесный вечер, не из тех ужасных, сухих, испепеляющих вечеров, когда нечем дышать, но приятно влажный, наполненный мелодичным звоном дождя. А сарай? О, как он ошибался! Это просто чарующее местечко, уютное, просторное веселящее душу. А что может придать больше бодрости, чем запах свежего сена? Даже крысы, чувствовал он, когда Ты узнаешь их поближе, окажутся вполне пристойными.

— Я здесь!

Мод быстро приближалась. Его глаза уже привыкли к мраку, и он смутно различал ее силуэт. Запах намокнувшего плаща овеял его, как облако озона. Вот она уже так близко, что он различает блеск ее глаз.

— Вы давно ждете?

Сердце загромыхало о ребра. Он едва мог говорить, но с трудом выдавил «нет».

— Я уж думала, что не смогу вырваться. Пришлось…

Она вскрикнула. Крыса, любившая, как и все крысы, спортивные упражнения, в очередной раз пустилась бежать через сарай.

Рука ухватила Джорджа за локоть, продвинулась чуть вниз и там осталась. Последние остатки самообладания покинули его. Мир расплылся, лишился реальности, остался лишь один твердый факт — Мод в его объятиях, а он произносит самые разные слова, очень быстро, каким-то чужим голосом.

Гиава XIX

Остро, словно его ранили, Джордж почувствовал: что-то не так. Еще когда он схватил ее в объятия, она напряглась и вскрикнула; теперь же она боролась, силясь высвободиться. Она вырывалась из его рук. Он слышал ее тяжелое дыхание.

— Вы… вы… — она задохнулась.

— Мод!

— Как вы смеете!

Наступило молчание, тянувшееся до бесконечности. Дождь стучал по облепленной листвой крыше. Вдали тоскливо завыла собака. Тьма накрыла его, как одеялом, удушая все его мысли.

— Спокойной ночи, мистер Бивен, — голос ее был как лед. — Я не думала, что вы… что вы такой. Я не ожидала этого… от вас!

Она продвигалась к двери. Когда она достигла ее, Джордж вышел из ступора. Содрогнувшись с головы до ног, он вернулся к жизни. Все его многочисленные эмоции вылились в одну — в холодную ярость.

— Стойте!

Мод остановилась. Ее подбородок вздернулся, ее презрительный взгляд зря пропадал в темноте.

— Да?

Тон ее еще больше усилил его ярость. От несправедливости кружилась голова. Он ненавидел ее. Ведь это он оказался потерпевшей стороной! Он, а не она, оказался обманутым; его, а не ее, так постыдно разыграли.

— Я хочу кое-что сказать, прежде чем вы уйдете.

— Нам не о чем разговаривать!

Высшим напряжением воли Джордж заставил себя не говорить, пока не подберет слов помягче тех, что просились ему на уста.

— А я считаю, что есть! — сказал он сквозь зубы. Удивление примешалось к ее гневу. Теперь, когда первое потрясение прошло, более спокойная половина сознания пыталась утешить другую, разъяренную, убеждая, что Джордж просто ошибся, потерял на миг голову, оставаясь джентльменом и другом. Она напоминала, что именно он как-то раз помог в беде и не далее как вчера или позавчера фактически рисковал жизнью, спасая женскую честь. Услышав его зов, Мод решила, что лучшие чувства возобладали, и приготовилась с достоинством принять сумбурные и невнятные извинения. Но только что прозвучавший голос, резкий, жалящий, сгущенный, не свидетельствовал о раскаянии. Не кающийся, а очень сердитый человек приказывал ей — не просил! — остановиться и слушать.

— Да? — снова сказала она, на этот раз несколько мягче, решительно не понимая его состояния. Ведь это она — потерпевшая сторона. Она, а не он, доверилась; ее, а не его, предали.

— Я бы хотел объясниться.

— Прошу вас, не надо извинений. Джордж в отчаянье заскрежетал зубами.

— У меня нет ни малейших намерений извиняться. Я сказал, что хочу объясниться. Когда я закончу свои объяснения, вы можете уйти.

— Я уйду, когда захочу, — вспыхнула Мод. — Что за несносный человек!

— Вам нечего бояться. Такого… больше не будет. Чудовищное толкование ее слов взбесило Мод.

— Я ничего не боюсь!

— Тогда, быть может, вы соблаговолите выслушать? Я вас не задержу. Мое объяснение чрезвычайно просто. Из меня сделали дурака. Я — как тот лудильщик из пьесы, которого все сговорились убедить, что он король. Сначала ваш приятель, мистер Бинг, пришел и сообщил, что вы любите меня.

Мод раскрыла рот. Или этот человек сумасшедший, или Реджи Бинг. Она выбрала более вежливый вариант.

— Должно быть, Реджи Бинг не в своем уме.

— Я тоже так подумал. Во всяком случае, я решил, что он ошибается. Но влюбленный, конечно, — оптимистичный дурак, а я полюбил вас, когда вы прыгнули ко мне в такси.

— Что?!

— Так что, спустя некоторое время, — продолжал он, не обращая внимания, — я почти уговорил себя, что чудеса еще случаются и слова Реджи Бинга — правда. Когда ваш отец навестил меня и сообщил то же самое, я окончательно уверился. Это невероятно, но приходилось верить. А теперь мне представляется, что по какой-то неведомой причине и Бинг, и ваш отец разыгрывали меня. Это все. Спокойной ночи.

Ответ был таким, какого Джордж или любой другой на его месте ожидать никак не мог. Сперва Мод молчала, а потом раскатился жемчуг ее смеха. Так разряжались чрезмерно натянутые нервы, но для Джорджа он звучал, как звон непритворного веселья.

— Я рад, что мой рассказ позабавил вас, — сухо сказал он, твердо веря, что эта девушка ему отвратительна и хочет он одного — чтобы она исчезла из его жизни. — Позже, когда-нибудь, смешная сторона дойдет и до меня. Сейчас мое чувство юмора, я боюсь, спит.

Мод слабо вскрикнула.

— Простите! Простите меня, мистер Бивен! Я не потому… я совсем не поэтому… О, простите меня! Я, право, сама не знаю, почему рассмеялась. Уж, наверное, не потому, что это смешно. Это не смешно. Это трагично. Произошла ужасная ошибка.

— Я заметил, — горько сказал Джордж. Темнота начинала действовать ему на нервы. Господи, хоть бы немного света!

Свет карманного фонаря упал на него.

— Я захватила его, чтобы освещать дорогу обратно. — Мод говорила странным, слабым голосом. — В поле так темно. Я не зажигала его, боялась, чтобы кто-нибудь не заметил.

Она приблизилась, держа фонарик над головой. В отблеске показалось ее лицо, озабоченное и сочувствующее, и негодование покинуло Джорджа. Тут какие-то тайны, не чета его буйству. Очевидно одно: эту девушку винить не в чем. Она благородна и пряма, как дирижерская палочка. Она — чистое золото.

— Я пришла сюда, чтобы рассказать вам обо всем, — сказала она, поставив фонарь на колесо повозки; луч образовал на полу, между ними, озерцо света. — И расскажу. Только… только теперь это труднее. Мистер Бивен, есть один человек… есть один человек, которого отец и Реджи Бинг приняли за… они решили… Понимаете, они знали, что вы — тот, с кем я была в такси, и когда вы приехали сюда, решили, что я ездила к вам в Лондон, то есть — что вы человек, которого я… я…

— Человек, которого вы любите.

— Да, — сказала Мод слабым голосом, и снова наступила тишина.

Джордж не ощущал ничего, кроме сочувствия. Оно подавило все прочие эмоции, даже серое отчаяние, охватившее его при этих словах. Он чувствовал то, что чувствовала она.

— Расскажите все, — попросил он.

— Я познакомилась с ним в прошлом году, в Уэльсе, — голос ее перешел в шепот. — Это узнали в семье, меня срочно вызвали сюда и с тех пор не выпускали. Когда мы с вами встретились, я сумела ускользнуть из дому. Я узнала, что он в Лондоне, и поехала туда, чтобы встретиться с ним. Но потом я увидела Перси и прыгнула в ваше такси. Это страшное недоразумение. Мне очень жаль.

— Понимаю, — задумчиво сказал Джордж. — Понимаю…

Душа его ныла, словно открытая рана. Как мало она сказала, как много пришлось угадывать. Неизвестный победно и презрительно глумился над ним из темноты.

— Мне очень жаль, — повторила Мод.

— Вам не о чем жалеть. Чем я могу вам помочь — вот в чем вопрос. Что надо сделать?

— Теперь я не могу вас просить.

— Как это? Почему не можете?

— Потому что… О нет, не могу!

Джорджу удалось засмеяться. Этот смех был неубедителен паже и для него самого, но он сослужил свою службу.

— Ну, ну! — сказал он. — Будьте же благоразумны. Вы нуждаетесь в помощи, и я, возможно, сумею вам ее предоставить. Нельзя же навеки лишать меня этого права только потому, что мне случилось полюбить вас. Положим, вы бы тонули, а только мистер Пламмер был бы поблизости. Разве бы вы не позволили ему спасти вас?

— Мистер Пламмер? При чем он тут?

— Вы же не могли забыть, что я невольно подслушивал, как он делал вам предложение.

Мод сдавленно вскрикнула.

— Ах, я не спросила! Какая я плохая! Вы сильно пострадали?

— Пострадал? — Джордж не поспевал за нею.

— Ну, в тот вечер. Когда вы были на балконе и…

— А! — Джордж понял. — Да нет, практически нет. Чуть-чуть содрал ладони.

— То, что вы сделали, так чудесно! — сказала Мод, восхищаясь человеком, столь небрежно отзывающимся о своем подвиге. Она всегда считала, что лорд Леонард, совершивший такой же подвиг, потом всю жизнь им похвалялся.

— Ничего особенного, — сказал Джордж, который и сам давно уже недоумевал, с чего это он развел столько шума из простого лазания по вполне надежной простыне.

— Это было великолепно! Джордж вспыхнул.

— Мы отвлекаемся, — сказал он. — Я хочу вам помочь. Мне очень дорого стоило приехать сюда, Чтобы помочь вам. Что же надо сделать?

Мод колебалась.

— Я боюсь, такая просьба вас обидит.

— Не бойтесь.

— Понимаете, вся трудность в том, что я Не могу снестись с Джеффри. Он в Лондоне, а я здесь. С тех пор, как мы с вами встретились и я увидела Перси, у меня нет ни малейшего шанса попасть в Лондон.

— Как ваши родные узнали, что это были вы?

— Спросили меня, прямо и просто.

— И вы все рассказали?

— Пришлось. Я не сумела солгать им в глаза. Джордж обомлел. И в этой девушке он еще сомневался!

— Тогда все стало еще хуже, — продолжала Мод. — Я не имею права рисковать, не могу написать ему, письмо перехватят. И я подумала… у меня почти сразу, как вы приехали сюда, появилась мысль…

— Вы хотите, чтобы я взял письмо и сделал так, чтобы оно наверняка дошло до него? А потом он может послать ответ на мой адрес, и я тайком доставлю его вам?

— Именно, именно. Но мне уже почти не хочется просить вас об этом.

— Да отчего же? Я с удовольствием сделаю.

— Я вам так благодарна.

— Пустяки. Я уж боялся, что вы хотите, чтобы я занялся вашим братцем и помял ему другую шляпу.

Мод рассмеялась от удовольствия. Для нее вся напряженность ситуации спала. Джордж все больше и больше нравился ей. Но в глубине души она с болью осознавала, что для него никакого облегчения нет. За него она печалилась. Всем Пламмерам на свете она без малейших угрызений совести оставляла их неутешную скорбь. Джордж — совсем другое дело.

— Бедняга Перси, — сказала она. — Я думаю, он этого не переживет. У него будут другие шляпы, но это все равно не то. — Она снова вернулась к тому, что было у нее на сердце. — Мистер Бивен, я подумала, может быть, вы сделаете для меня еще кое-что?

— Если в этом нет криминала. Или, собственно говоря, если и есть.

— Не могли бы вы поехать к Джеффри и повидать его, и рассказать обо мне… и потом вернуться и рассказать мне, как он выглядит и что говорит, и вообще?…

— Конечно. Как его имя и где его искать?

— Ах, я вам не сказала! Как глупо. Его зовут Джеффри Раймонд, живет он со своим дядюшкой Уилбуром Раймондом на Бэлгрейв-сквер, 11а.

— Завтра же поеду.

— Большое вам спасибо.

Джордж поднялся. Это движение возобновило его связь с внешним миром. Он увидел, что дождь прекратился, а в дверном проеме скопились звезды. Ему казалось, что он побыл в этом сарае очень долго, и это подтвердил взгляд на часы, хотя часы, по его разумению, сильно преуменьшали

Что время — на несколько столетий, по крайней мере. Он воздерживался от детального анализа своих эмоций, благоразумно предвидя, что довольно скоро он будет достаточно страдать и без собственной помощи.

— Я думаю, вам пора. Поздно. Вас могут хватиться. Мод счастливо засмеялась.

— Пусть их, мне теперь все равно. К ужину надо переодеваться, несмотря ни на что. — Вместе они прошли к двери. — Нет, что за чудесная ночь! Я уж думала, дождь не перестанет до конца света. Когда ты несчастлив, кажется, что так и будет всю жизнь.

— Да, — сказал Джордж. Мод протянула руку.

— Спокойной ночи, мистер Бивен.

— Спокойной ночи.

Он подумал, не будет ли каких-нибудь намеков на более ранние стадии этой встречи. Их не было. Мод принадлежала к классу, чье воспитание состоит главным образом в том, чтобы деликатно обходить деликатные предметы.

— Вы поедете к Джеффри?

— Да. Завтра.

— Большое вам спасибо.

— Не за что.

Джордж боготворил ее. Та капелька формальности, которою она так искусно закончила разговор, задела нужную струну, создала именно такую атмосферу, которая позволяла им расстаться без ненужных мучений.

— Вы — настоящий друг, мистер Бивен.

— Я это докажу, вот увидите.

— Ну, пожалуй, мне пора. Спокойной ночи.

— Спокойной ночи.

Она быстро пошла через поле. Тьма скрыла ее. Вдали снова завыла собака. У нее, видимо, были свои неприятности.