"Славянский стилет" - читать интересную книгу автора (Врангель Данила)Глава 11 Урок философииВ воздухе стоял запах магнолий, фиговых деревьев и индийской конопли растущей непобедимым сорняком на каждом свободном клочке земли. В воздухе жужжали пчёлы, пели птицы, вдали раскатисто ухала обезьяна — ревун. Между стволами деревьев, в гуще субтропической чаще, виднелась командирская машина дивизиона комплекса «С-300», застывшая серым, неподвижным монолитом. На небольшой полянке к стволам двух больших моистер длинными верёвками был привязан большой, полотняный гамак, на котором раскачивался, покуривая сигарету, оператор АРСН Григорий Загибайло и глядел вверх, в глубину спутавшихся лиан. На груди его лежала книга. Юра, командир отряда специального назначения, сидел под тутовым деревом, жевал листья коки и что-то играл на своей гитаре, звуками которой порядком надоел всему отряду, и продолжал изводить всех ноющим бренчанием. — Заткнулся бы, а? — вежливо попросил его Григорий. — Уже и лягушки уснули. — Что ты понимаешь в гармонических интервалах, — вздохнул командир отряда. — Я на тебя, стрелок, не обижаюсь. Тебе что контрапункт, что командный пункт — всё едино. А ты знаешь, — добавил он, что именно музыка вела в бой македонские войска и колесницы Рамзеса Великого? — Не знал. Не знал, что уже тогда использовали психическое оружие. — Шутник, — Юра безобидчиво провёл по струнам. — И при чём здесь, кстати, «С-300»? — спросил Григорий. — Кто его знает. Японцы, к примеру, на своих космических ракетах пишут священные тексты в которых просят чтобы они, ракеты, не падали, а долетали до орбиты. И тоже, кстати, что-то там поют... — Типа твоего... — Да, типа моего, — серьёзно ответил Юра. — Они там прямо хоровод вокруг ракетоносителя водят. И без такой церемонии, между прочим, добро на пуск в Японии не даст ни один премьер министр. А почему? А потому, что они к делу подходят практически, то есть — Да, — хмуро ответил тот. — Вот и молодец; вот и молодец; послушай фрагментик произведения... — Музыкант переплел пальцы между струн, стал колотить медиатором и тянуть аккорды. — Пониженная квинта! Тебе это ни о чём не говорит? — И снова извлёк фонтан невообразимых звуков. Григорий со вздохом шевельнулся в гамаке и сбил пепел с сигареты. Сочувственно поглядел на командира. — Ну пониженная, так пониженная. Только вот зачем? А почему, к примеру, не повышения? — Не катит. Не тот звук. У тебя звание повышенное? Вот то-то. А пониженным может стать моментально. Квинта это и имеет в виду. Ты чувствуешь, какая умная штуковина музыкальная гармония? — О господи! — Григорий перевернулся на бок и выбросил в траву сигарету. — Да ты знаешь, — стал заводиться любитель музыкальных интервалов, что вся современная музыка возникла благодаря этой пониженной квинте? Красота и трагедия падения понятны всем людям искусства! И даже просто людям... Два интервала, две ноты изменили лицо музыкальной индустрии, нет они совершили прорыв, переворот, парадигму в восприятии музыкального ряда! Если бы не они, Пол Маккартни и Мик Джагер остались бы нищими и никогда нигде не выступали бы, а Эрик Клэптон, Ай-Си-Ди-Си, Дип-Пёрпл и Пинк Флойд спились бы и закончили жизнь под забором. — Наверное секретные? — спросил заинтересованно оператор АРСН. — Кто? — Ноты. — Да нет. Обыкновенные, известные давно интервалы. Пониженная квинта — уже тебе известная и пониженная терция в мажорном ряду. — А что за терция такая? — проявил интерес Григорий. Юра забренчал что-то невообразимое и стал подвывать: «Мы ходим по кустам, там где нет людей...» — Господи, да от этого искусства наши боеголовки самоликвидируются не взлетев, — заметил Григорий. — Эти твои терции и квинты надо исполнять при внезапной встрече с противником, пан Юра. Давай лучше «Мурку». — Тьфу ты, деревня. — Кинул гитару в кусты и вытащил сигарету. — Тебе это не дано. Эзотерические знания словами не передаются. — Какие, какие? — Музыка — сила! И больше никто ничего добавить не сможет. Даже Шопен это понимал, от чего и умер. Остальное знать тебе не нужно. Всё, через десять минут обед. — Прикурил и кинул взгляд на небольшую книжечку, притаившуюся на груди оператора АРСН. — Впрочем нет, я совсем забыл, у нас же ещё — О господи, — тихо пробормотал Григорий и положил руки на произведение, лежащее у него на груди, как бы пряча его подальше от глаз. — Ну? — вопросил командир. — Ты прочёл книгу? — Я же сказал уже — да, — угрюмо ответил оператор. — Я рад, я рад, — потёр руки Юра. — Мы скоро догоним потенциального противника по уровню политической подготовки! Григорий протянул из гамака книгу с непонятным названием «Диалектика имманентного и трансцендентного». Сказал: — Знаешь, Юра, если честно... Я прочёл книгу. Но у меня до сих пор болит голова и я ничего не понял. Забери её от меня, я смотреть на неё не могу — кружится всё внутри... Может она для моряков? Командир взял книгу и испытывающе глянул на сержанта. — Ты должен понимать такие вещи... Голова кружится даже тогда, когда первый раз из гранатомета по цели стреляешь... Сейчас идёт гонка военно-интеллектуального превосходства. — Помолчал, полистал книгу. — Про квинты и терции ты же, по моему, понял? — Ну, что-то вроде... — уклончиво ответил сержант. — Так ведь здесь о том же самом, только другим способом передачи — алфавитом. — Наверное, я не готов к такому алфавиту... — Ладно, попытаюсь объяснить основную мысль простыми словами. — Юра упал в гамак, который был привязан рядом, заложил руки за голову. И начал говорить: — Слушай внимательно. Имманентный мир это всё то что тебя окружает, всё что происходит в твоей голове — твои мысли, желания и всё прочее. То, что ты можешь почувствовать, увидеть и представить, это он и есть имманентный мир. Ясно? — Пока да. — Ну вот видишь как просто, — оживился Юра. — Продолжим: трансцендентность же, как раз наоборот. Трансцендентный мир выходит за пределы твоего восприятия и понимания. Это всё то, что ты даже не в состоянии вообразить, а не то что увидеть или почувствовать. Это понятно? — Нет. — Юра пустил колечко дыма, сбил пепел с сигареты в лист фикуса и уверенно сказал: — Щас поймёшь. Слушай внимательно. Перехожу на другой уровень подачи материала. Григорий внимательно смотрел на командира из своего гамака. — Имманентное и трансцендентное, — медленно начал учитель философии, — соотносятся друг с другом примерно так. В образном, конечно, изложении. — Помолчал; Спросил: — Ты любишь животных? Я тоже. Прекрасно. Представь себе: на верёвке висит кошка; слепая, глухая и к тому же без зубов и когтей. Одно только может — языком болтать. Юра затянулся и медленно выпустил дым. — Это имманентный мир, Григорий. Далее: возле верёвки с кошкой стоит стул, а не нем сидит, — как бы его назвать? — живодёр, так и назовём. Курит папиросу, пьёт пиво, а в руках плётка. Рядом столик хирургический расположен, а на нём всякие специальные инструменты лежат: щипцы для пыток, иголки разные, ну и прочие... Бидон с кипятком неподалёку поблёскивает. В общем, все нужные приспособления для пытки животного — под рукой. Командир снова сделал паузу, затянулся сигаретой и продолжил: — Ну, кнут — кнутом, а в стороне на маленьком столике лежит, так сказать, пара пряников: кусок сала, сыр, хлеба краюшка... Так вот, Гриша, этот живодёр — и есть трансцендентный мир. Понятно? — Ничего не понятно. — Ладно, поймёшь. — пустил кольцо дыма; качнулся в гамаке. Продолжил, медленно выговаривая слова: — Сделает это падло глоточек из бутылки — бац кошку плёткой — и смеётся, наверное... Иголкой её ткнёт в бок, для общего порядка. Кошка орёт: «Жизнь собачья! Будь она проклята! Мама — роди меня обратно». Живодёр докурит бычок и, — бабах кошку по голове дубинкой. Ха-ха-ха! — наверное. И снова плёткой. И тут же, раз — пряник ей под нос. В виде куска сала. Ну, измученная тварь вцепилась, бедняга, и жуёт, жуёт — голодная ведь. И неожиданно начинает ощущать что-то вроде счастья. Мысли в голове струится такие, примерно, начинают: «А ведь в сущности, жизнь не такая плохая штука!» И тут снова — бац плёткой по морде, чтобы сало всё съесть не успела и не расслабилась. Да ещё, живодёрище, щипцами лапы задние, для профилактики, зажмёт; передние верёвкой затянет; ведро липкой горячей воды на кошку выльет; возьмёт верёвку — и давай её, кошку, крутить вокруг себя, приговаривая: «Помни, у тебя всегда есть выбор! Надежда умирает последней. У всех есть равные шансы!». Это скотина живодёрище такую фигню котяре парит. «Будешь терпеть — и у тебя всё получиться! А ещё лучше — молись. Тогда все проблемы сами решатся. А ты говоришь — жизнь дерьмо Не видала ты красотка дерьма!» И снова — бац дубинкой. Вот такая любопытная диалектика. — Юра прищурился от дыма и спросил: — Наводящий вопрос по теме, сержант. Что в состоянии сделать кошка, как она может воздействовать на мучителя? Как она может — Слушай, — спросил оператор АРСН, переживающий за бедное животное, — а как кошка оказалась в таком положении? За что с ней так обходятся? Не родилась же она с верёвкой и без зубов? — Хороший вопрос! Ты продвигаешься в обучении. А положение её изначально таково, — ответил проповедник Юра. — Когда-то, конечно, были и глаза и уши и зубы, но когда — никто не помнит. И зовётся это её непонятное положение — первородным грехом. Не родилась бы, паскуда, — не мучалась. А так — грех. Потому что соблазняешь живодёра пользоваться своей никчемной беспомощностью. Сдохнуть кошке её напарник тоже позволить не может. На кого же тогда грехи писать? И вообще... Без кошки он никуда. Делать больше ничего не умеет. Она ему необходима как воздух. Порою, правда, очень, своенравные и умные котяры попадаются... Управу на живодёра находят. Редчайшие случаи, — но они бывают. Юра швырнул в траву потухшую сигарету и сказал: — Понял ты или не понял, а я тебе объяснил. Вот только конец истории ты должен додумать сам. Это и есть экзамен. В книге ответа нет, можешь не искать. А подсказать тебе я не могу — не помню, забыл. Да и права не имею. — Юра, может закончим с философией, — стал канючить Григорий. — И так тошно; не мучай — включи другую тему. — С философией закончить невозможно, — ответил просвещенный командир. — Только она сама может закончить с тобой. И это ты тоже обязан понимать. Всё, слазь с гамака. Идём обедать. |
|
|