"Воинство сатаны" - читать интересную книгу автора (Воронин Дмитрий)

4. ЧУЖАК

Наверное, сам Вечный отвернулся от своих детей, разгневавшись на них за непослушание и неверие. Я, Ур-Шагал, провидец и летописец, с болью в сердце наношу древние руны на полосу тонкой выделанной кожи. Много могучих воинов во славе и величии своем вознеслись сегодня в чертоги Ург-Дора, дабы служить Вечному — но слишком короток был их путь на нашей земле.

Не прав был Ар-Табир, брат ушедшего к Венному Ар-Тага-ра, когда говорил, что людораки слабы. В неверии своем кричал он, что они на самом деле не более чем просто обычные люди, живущие в Стальных пещерах. Не слушал он слов, что говорил ему я, Ур-Шагал, провидец и летописец, помнящий мудрость великого Ур-Валаха, который говорил, что людораки способны принять разные обличья, и слабыми прикинуться, и сильными, подобно самому Алмазной Тверди, обернуться.

Не прав был Ар-Табир, ибо встретил он того, кого и впрямь сравнить можно было с Алмазной Твердью. Впустую скользили мечи ургов по несокрушимым доспехам, ломались закаленные жала стрел, а огненный червь, послушный грозному людораку, сжигал ургов, лишая их благородной смерти от разящего металла,

Многому научились злобные людораки. Но сильна магия Аш-Дагота, верховного шамана, ибо сила его возобладала над заклятиями проклятых обитателей Стальных пещер. Урги вернулись с победой и пленниками, коим предстояло взойти в жертвенное пламя Огня, несущего души ввысь. Но много, слишком много вдов сегодня примут Милосердный дар, ибо велик Закон, гласящий, что воин, уходящий в чертоги Вечного, должен быть женщиной своей сопровождаем в этом пути.

Я, Ур-Шагал, провидец и летописец, говорю вам, дети мои, — не думайте, что враг слаб, ибо слабость эта может быть лишь хитростью воинской. И если гордыня застилает вам глаза — вспомните о тех, кто примет Милосердный дар, не встретив вас среди вернувшихся из битвы.

Таяна обычно просыпалась рано — не потому, что ее ожидали дела, хотя дел, как правило, было немало. Скорее она делала это в пику порядку, принятому при дворе. Там вставать поздно было привилегией, недоступной черни, — и благородная леди, нежащаяся среди атласа и кружев чуть не до полудня, тем самым лишний раз подчеркивала свое превосходство над простолюдинами, вынужденными вставать еще до первых лучей солнца, чтобы заработать себе на кусок хлеба.

Отсутствие куска хлеба — и если уж говорить об этом, то и кое-чего получше, Таяне, разумеется, не угрожало. И она вполне могла бы позволить себе поваляться в постели лишний час-другой… даже если спать уже и не хотелось.

Но она с какой-то злостью к самой себе вновь и вновь вставала с первыми лучами, чтобы распахнуть дверь перед посетителем, буде он рискнет побеспокоить титулованную волшебницу в такую рань. И даже немного расстраивалась, когда таких смельчаков не находилось.

Впрочем, дел хватало и без визитеров — они все равно появятся, не сейчас, так позже. Редко выдавался хотя бы день, чтобы никто не пришел к волшебнице за помощью — у кого-то занемог ребенок, кому-то требуется дождь или просто оберег от таргов нужен. Таяна лишь посмеивалась — быстро привыкают люди к полноправному титулованному магу, живущему от них буквально на расстоянии вытянутой руки. Вон, мало ли деревушек или даже небольших городов, где и проезжий подмастерье — немалая редкость. И ведь обходятся же они как-то — лечатся травами, придумывают сложную, но вполне действующую систему полива своих наделов… да и с теми же таргами справляются. Ведь тарг — он хоть и страшен на первый взгляд, да только у страха глаза велики. А грудью на топор мало какой тарг пойдет, разве что оголодавший до последней крайности. А с чего им голодать, особенно сейчас — мелкой живности в лесу немало,

Так нет же, куда как проще сбегать к магу, поклониться в ноги — и пожалуйста; и дождичек пройдет именно там, где надо, и именно столько, сколько надо, и тарги от тебя шарахаться будут, как от зомби или грифона какого…

Таяна относилась к этому легко — конечно, прозябание на роли деревенской знахарки не слишком льстило ее самолюбию, но и помогать людям ей нравилось. И нравилось, когда видела искреннюю радость в глазах баб, что всегда с готовностью собирались посудачить у колодца. Ей льстило, когда до ее ушей доносились известия о разговорах на ярмарке — мол, вот у нас-то! Настоящая, поди ж ты, волшебница, да еще и добрая — не то что некоторые.

Отец, посмеиваясь, не раз говорил, что в ней говорит не столько природная доброта, сколько обычное самолюбование. Ну а она не видела в этом ничего предосудительного — после Императорского Двора так здорово, когда тебя любят. Пусть и не за то, каков ты есть, а за вполне конкретные дела. Тем более — и отец это признавал, конечно — в помощи она никому не отказывала. И если и брала деньги, то только с тех, кому и в самом деле не в тягость заплатить.

Она спрыгнула с постели, зажмурившись от мягких теплых лучей, ласкающих кожу. Из огромного, почти на полстены, окна открывался изумительный вид на реку. Что бы там ни говорили подруги по Академии, но жить вот так, среди этой красоты — намного лучше, чем в каменном замке. Тем более что из узких бойниц цитадели если и открывается какой-то вид, то разве что на жмущиеся к стенам лачуги ремесленников. И воздух там не звенит от хрустальной чистоты, а наполнен «ароматами» конского навоза, прокисшего пива из ближайшей таверны, дыма многочисленных костров и очагов — ну и всем другим, чем богат воздух даже не слишком большого города. И будят тебя не нежные трели птиц, слетающихся, чтобы встретить вместе с тобой новый рассвет, а звон железа и перекличка замковой стражи.

Дом был хорош — строил его Мерль, а он мало того что был неплохим мастером, еще и дело это делал с особым старанием, все ж таки для нее, Таяны. Года три назад, только прибыв в эту деревушку, она спасла молодого и глупого вампира от костра. С тех пор он не знал, чем ей угодить, и хотя волшебница не раз говорила Мерлю, что не требует от него никакой службы или иного проявления благодарности и сделала лишь то, что должна была сделать, он дал сам себе слово служить ей до самой смерти. Ее смерти, разумеется, поскольку век вампиров долог, ежели его не обрывают доведенные до бешенства крестьяне. Своих привычек он скорее всего не оставил — и если при свете дня демонстративно глотал куриную или ягнячью кровь, то ночью мог слетать и на настоящую охоту. Но до тех пор, пока за его спиной не начали оставаться трупы, Таяна была спокойна — бледной шкуре Мерля ничего серьезнее хорошей трепки не грозит.

Крестьяне за последние годы привыкли относиться к молодому вампиру как к чему-то вроде местной достопримечательности, и если и замечали утром на шее у соседа пару запекшихся дырочек, это служило лишним поводом для зубоскальства. Если бы тогда, три года назад, он кого-нибудь «выпил досуха», даже вмешательство титулованной волшебницы не спасло бы его от костра. А так… ну, шалит иногда — так никому от этого особо хуже не становится. Зато как крышу перекрыть или, к примеру, колодец новый выкопать — к Мерлю идут, он и сделает душевно, и платы не возьмет… ну, разве что наведается как-нибудь ночью.

Конечно, разок-другой бывали у него и проколы, после которых приходилось Мерлю чуть не по неделе в лесу прятаться, пока шум утихнет. Как-то посетил он какую-то даму проезжую, а та из благородных оказалась, утром в зеркало взглянула да такой шум подняла, что половина собак в округе с испугу выть начали. Мужики-то, понятно, для виду с дрекольем да вилами по лесу побродили, ничего и никого, разумеется, не нашли, дамочка уехала… ну а через пару деньков и Мерль появился, голодный и несчастный, проклиная собственную глупость и давая зарок больше таких ошибок не допускать.

Таяна вышла на крыльцо, резное, все увитое искусно выточенными из дерева цветами. Такую тонкую работу и во дворце нечасто встретишь. Мерль, разумеется, был тут. Сидел, пыхтел, время от времени облизывая белоснежные клыки, и ковырялся со своими инструментами, стараясь добиться от очередной деревянной завитушки одному ему видимой идеальной формы. С точки зрения Таяны, резьба и так была — само совершенство.

— Радости тебе, Мерль, — улыбнулась она вампиру. Тот вскочил, уронив резец, и склонился перед волшебницей.

— И тебе радости, госпожа! Она чуть заметно поморщилась.

— Сколько раз просила тебя, перестань кланяться каждый раз, как меня увидишь.

Разумеется, говорить этого не стоило, и она тут же пожалела о вырвавшихся словах. Конечно, Мерль был отменным мастером, но вот приятным собеседником его назвать было сложно. Зато вполне можно было назвать изрядным занудой. Вот и сейчас, выпрямившись и обнажив в улыбке свои великолепные клыки, он начал было нудно и долго объяснять, что обязан ей жизнью, а стало быть…

Этот монолог она слышала не раз. И знала, что перебивать, пытаться сменить тему или просто уйти — бесполезно. Все равно он договорит до конца, хотя бы и в закрытую Дверь. Поэтому ей ничего не оставалось делать, кроме как набраться терпения и дослушать набившую оскомину тира-ДУ до конца.

В этот раз ей повезло. Мерль замер на полуслове, его чуть вытянутые уши шевельнулись, улавливая доступные одному лишь ему звуки.

— Сюда скачет всадник, — сообщил он, протягивая руку в сторону вьющейся меж холмов дороги,

И точно, почти у горизонта клубилась пыль.

— К нам? — спросила она, привычно бросив короткое заклинание.

Долина как будто бы рванулась ей навстречу, теперь она видела всадника гораздо лучше. На таком расстоянии это простенькое заклятие дальновидения не позволяло разобрать детали, видно было только, что всадник — из благородных, скакун статный, дорогой, и кольчуга поблескивает на солнце.

Мерль пожал плечами.

— Наверное… — и добавил, хотя в комментариях это не нуждалось: — Вон если развилку прямо проедет, стало быть, к нам. А повернет — значит, в деревню.

— А то я не знаю, — вскользь заметила Таяна, наблюдая, как всадник, не меняя аллюра, проносится через перекресток. — Ладно, пойду накину что-нибудь поприличнее. Встреть его, проводи в гостевую, хорошо? И не свети клыками, а то, не приведи Эрнис, за меч схватится.

— Как прикажете, госпожа, — снова склонился вампир. Таяна лишь вздохнула — Мерль был неисправим.

К тому времени как всадник добрался до ее усадьбы, прорвался сквозь велеречивые приветствия Мерля, успокоил скакуна, который был явно не в восторге от мысли, что в конюшню его поведет самый что ни на есть натуральный вампир, волшебница была уже готова к приему гостя. Чопорно сидя в кресле, она собиралась приветствовать вельможу как и полагается — легким наклоном головы и загадочной полуулыбкой, которая придворными прелестницами годами отрабатывается перед отполированным до немыслимого блеска хрустальным зеркалом. Но как только распахнулась дверь и пропыленный путник вошел в гостевую залу, она радостно взвизгнула, взлетела с кресла, пронеслась, не касаясь пола, через всю комнату и повисла у него на шее. Мерль, мгновенно всунувший в дверь голову, убедился, что его обожаемой госпоже ничего не угрожает, тут же убрался, вполне удовлетворенный.

— Тише, тише, Тэй, ты меня уронишь, — рассмеялся мужчина, даже не шелохнувшись от такой стремительной атаки.

Она прижалась губами к его щеке.

— Папа! Как я тебя давно не видела.

— Давно? — Он, ничуть не тяготясь ношей, прошел к креслу, уселся в него и опустил дочку к себе на колени. — Ох, молодость, молодость… для вас полгода — уже давно. А мне кажется, мы вчера только с тобой расстались.

Она высвободилась из его объятий, сделала шаг назад и внимательно обежала взглядом его фигуру.

Это был высокий мужчина, очень сильный — если можно судить о силе по ширине плеч и шеи. Короткая темная борода, искрящаяся инеем седины, не слишком шла барону Арманду, но он с упорством, достойным лучшего применения, продолжал холить и лелеять эту растительность и лишь улыбался, в очередной раз выслушивая от единственной и обожаемой дочери советы по приведению подбородка в порядок. Тяжелая кольчуга, смотревшаяся на нем совершенно естественно, обтягивала могучий торс. Длинный дорожный плащ вишневого цвета, из дорогого вилесского шелка — к нему никакая пыль не пристает, и дождевые капли бессильно скатываются, не сумев проникнуть сквозь заговоренную ткань — перехвачен на груди массивной золотой пряжкой. Этот кусок золота был, пожалуй, единственным украшением — но знаток сразу отметил бы, что работы подземных мастеров кольчуга стоит куда больше, чем эта побрякушка, На боку висел длинный тяжелый кинжал, тоже отливавший характерной голубизной гномьей наговорной стали — и можно было не сомневаться, что этим вооружение путника не ограничивается.

— Что смотришь так печально, Тэй? Постарел я?

— Нет, что ты! — замотала она головой.

— Брось, — махнул он рукой. — Я тоже вижу себя в зеркале. Годы берут свое, и когда-нибудь они одержат верх. Но это будет не скоро.

— Палка. — Она снова прыгнула к нему на колени и потерлась щекой о щеку, как кошка. Его жесткая, вся в загрубевших мозолях ладонь опустилась ей на голову, скользнула по упругой волне золотых волос. Таяна зажмурилась от удовольствия. — Папка, ты надолго?

— Проездом, Тэй, опять только проездом, — вздохнул Арманд, гладя волосы дочери. — Что поделаешь, дела государевы…

— Когда они кончатся, эти твои дела?

— Когда паду на поле брани, — рассмеялся барон. — Не думаешь же ты, что твой отец покинет юдоль сию, лежа в постели, старый и немощный? Нет уж, я такого конца и врагу не пожелаю.

— Папа, прекрати. От таких разговоров у меня мороз по коже идет.

— Ладно, не буду, не буду. — Он снова рассмеялся. Настроение у барона Арманда де Брей было отменным.

Еще бы, впервые за полгода подвернулась возможность заехать к дочери, пусть и ненадолго. Учитывая, что Его Величество имеет дурную привычку затыкать мессиром бароном все дыры, какие только возможно, это было редкостной удачей. Последние месяцы он не вылезал из стычек на северных границах и только недели две как вернулся в столицу. Разумеется, его уже ждало новое поручение, Его Величество не признавал праздности… по крайней мере у своих слуг.

— Как ты живешь здесь?

Таяна понимала, что в невинном на вид вопросе отца кроется двойное дно. Ее мать умерла уже довольно давно — владение даром магии еще не означает неуязвимости, и укус змеи, вызывающий смерть за половину вздоха, равно отправит к праотцам и простого смерда, и титулованную волшебницу. С тех пор барон относился к дочери, как цветку, место которого — в самой лучшей оранжерее мира. А таковой он, конечно, считал Имперский Двор. И все никак не мог понять, почему его прелестное дитя так стремится покинуть общество знатных дам и кавалеров, и все ради того, чтобы поселиться в этом пусть и живописном, но донельзя скучном месте.

Сам же барон скучать не умел — да и не так часто ему приходилось сталкиваться со скукой. Все, что умели его руки, — крепко держать меч. И еще — направлять его и другие, ему подобные, в нужное время в нужном месте так, чтобы добиться самого лучшего результата. Император это умение ценил, но, сознавая, что один из его лучших полководцев отнюдь не вечен, стремился получить от мастерства барона максимум выгоды. Вот и приходилось седеющему воину то усмирять непокорных данников в северных болотах, то оборонять границы от озлобленных ургов на востоке.

А дочь тем временем росла, и однажды оказалось, что по ряду вопросов у нее имеется собственное мнение. Которое она достаточно твердо и высказала отцу — а на следующий же день, собрав вещи, покинула столицу, балы, учителей и поклонников и перебралась, так сказать, на лоно природы.

— Хорошо, — улыбнулась она. — Просто замечательно.

— Правда? — приподнял он бровь.

— Правда-правда! Ой… сейчас, минутку.

Таяна выскочила за дверь. Мерль, словно ожидая ее появления, уже стоял и ел глазами хозяйку. Стоит заметить, что по отношению к ней он ограничивался только этим.

— Мерль, слушай… прошу, слетай к старому Куту, в таверну, возьми мяса, эля, сыра… Только не того эля, который он всем наливает, а того, что у него в бочонке под лестницей лежит. Так ему и скажи, он знает. На вот. — Она протянула ему пригоршню мелкого серебра, перемешанного с медью. — Ну и посмотри, что там еще хорошего есть. А эля возьми кварты три… нет, возьми пять, знаю я папку.

— В один миг, госпожа…

Еще мгновение перед ней стояла высокая фигура в неизменном черном плаще, затем хлопок — и уже стремительно несется в сторону деревни огромная черная летучая мышь.

— Хм… — раздалось за спиной.

Она обернулась. Отец стоял на пороге, с явным неодобрением провожая взглядом вампира.

— Забавные у тебя здесь… слуги.

— Он не слуга, — пожала она плечами. — Скорее друг.

— Ну, тогда забавные у тебя друзья. Не шалит?

— Бывает, — улыбнулась Таяна. — Как же без этого, породу не исправишь. Но народ старается не обижать, ну и те в ответ стараются не обижаться.

— М-да…

— Брось, отец, сам же знаешь. И люди бывают разные.

— Бывают, — пожал плечами отец, все еще качая головой. — Так то ж люди.

— Что нового при Дворе?

— Много чего. — Арманд бросил на ломоть хлеба толстый кусок окорока, откусил сразу половину, проглотил и запил изрядной дозой эля. — Много чего, и в основном ничего хорошего. Опять на границах неспокойно…

— А когда там было спокойно? — фыркнула Таяна.

— Не скажи. В последнее время урги вообще обнаглели. Вот чего я не понимаю — сидели бы себе и сидели в своих лесах, никого бы не трогали — и их бы никто не трогал. Сколько раз уж сталкивались, и каждый раз мы их били. Проходит пара-тройка лет, и все начинается снова.

— Опять война? — Таяна поежилась.

— Не знаю, все может быть. Император пока не отдал приказ собирать войска, но мои легионы держит наготове. Таркин завтра выступает к восточной границе, я присоединюсь к ним позже.

— А почему? Ты же не раз говорил, что Таркин дело знает. Погостил бы у меня… ну хоть пару деньков, — в голосе Таяны появились жалобные нотки.

— Ну не могу, девочка моя, не могу, — развел руками барон. — Служба есть служба. Да и сама знаешь, мне спокойней будет, если присмотрю за моими ребятами сам. Урги… они числом сильны, умения никакого, но если уж Орда собралась в набег, то дело будет жарким. Малым числом они не ходят. Таркин рубака лихой, но когда надо подумать или схитрить… тут на него надежды мало.

Таяна налила отцу еще эля и с нежностью смотрела, как он ест.

Ее мать, тоже титулованная волшебница, при жизни не заслужила титула Великой, да и не особо к этому стремилась. С рождением дочери она и вовсе отошла от практической магии, все больше и больше времени уделяя воспитанию Тэй. Может быть, именно поэтому те, кто был гораздо менее талантлив, успешно пробивали себе дорогу при Дворе, занимая все более высокие посты, осыпаемые золотом и иными милостями Его Величества. Телла де Брей не завидовала более успешным соперницам — она была вполне довольна своей жизнью.

Когда же глупая случайная смерть пришла за нею и дочь, тогда еще совсем дитя, осталась вдвоем с отцом, между суровым воином и светловолосой голубоглазой малышкой сложились столь нежные отношения, что немало находилось тех, кто завидовал этой любви отца к дочери и дочери к отцу. Находились и женщины, в том числе и из очень знатных семей, которые совсем не прочь были бы назвать Тэй дочерью… вернее, куда больше их интересовала перспектива приставить к своему имени слова «де Брей». Ни одной из них не повезло — Арманд, при жизни боготворивший красавицу жену, всю силу неисчерпанной любви перенес на дочь. И в его сердце больше не осталось места ни для кого.

Прошло уже немало лет, но эти чувства нисколько не угасли. Тэй выросла, получила официальный титул Мастера магии — а это означало, что она как минимум не менее талантлива, чем мать. Ее красота в свое время разбила немало сердец — но на вившихся вокруг нее рыцарей, придворных щеголей и сладкоголосых менестрелей девушка смотрела чуть снисходительно, чуть насмешливо — с ее точки зрения, ни один из них и в подметки не годился ее отцу и, стало быть, не мог претендовать на высокое звание спутника ее жизни. Злые языки называли Таяну заносчивой и самовлюбленной особой, которая не в силах понять своим скудным умишком, в чем именно состоит счастье женщины. По их мнению, счастье заключалось исключительно в удачной партии — чтобы муж был богат, знаменит и близок ко Двору. Тэй лишь посмеивалась, продолжая ждать своего принца.

Барон во время становившихся все более и более редких приездов ко Двору видел это отношение и понимал, что все ближе и ближе подходит время, когда дочери все-таки придется сделать выбор. Но ему не хотелось давить на нее — он и сам в каждой женщине искал Теллу — искал и не находил. Но где-то в самой глубине души он помнил о маленькой золотоволосой девчушке… и иногда по ночам отчаянно мечтал о внучке. Или о внуке.

По молчаливому соглашению, как-то само собой возникшему между ними, разговор о браке не поднимался. лотя Таяна и понимала, что отец ждет ее решения.

— Гномы прислали посольство, — продолжал рассказывать отец. — Сам Хараудин Беремссон явился. Обычно его из пещер ничем не выманить, с тех пор как по правую руку от Престола сел, важным стал — словами не передать. И на тебе, вылез на свет, да еще и ко Двору явился.

— У них серьезные неприятности.

— Ты слышала уже? — удивленно хмыкнул барон. — Да уж, быстро новости расходятся.

— Ничего я не слышала, — усмехнулась Таяна, вновь подливая в кружку эля. — Но раз гномы на поверхность полезли, значит, неприятности. Как их еще можно заставить покинуть, пусть и не надолго, милые сердцу пещеры.

— Холодные и сырые, — вставил Барон.

— Вот именно. И что сказал почтенный Страж Правой Руки?

Барон некоторое время молчал. Затем, вздохнув, ответил;

— Ты же не думаешь, что он вышел засвидетельствовать Императору свое почтение? Урги проникли в пещеры.

— О Эрнис! Зачем?

— Затем же, зачем и люди туда лазят. За камушками, конечно. Гномы их основательно потрепали, урги, как и следовало ожидать, убрались несолоно хлебавши, но подземный мир обеспокоен. Откопали какое-то замшелое соглашение, еще эпохи Императора Таласа Третьего, по которому люди обязались в обмен на какое-то количество самоцветов приструнить дикие племена.

— А при чем здесь то соглашение? Лет-то сколько прошло? — пожала плечами Тэй.

— Ну… глупо, конечно. Тогда, если судить по летописям, Император приказал поднять на ноги всех архивариусов, пыль столбом летела — в общем, тогда камушки уплачены были, а надобность вроде как и отпала. И вот теперь гномы настаивают на соблюдении договора.

— А что Император?

— Его Величество все еще мечтает войти в летописи под именем Талас Шестнадцатый, Справедливый. Не знаю, добьется он этого или нет, но в данном случае… Империя держится до тех пор, пока все в ней уважают закон.

— Сжигать вампиров на костре — это закон? — поморщилась волшебница.

— И это тоже, — серьезно кивнул отец. — Законы бывают плохие, бывают хорошие, бывают умные, бывают глупые. Но это законы. Не хочешь исполнять — добейся отмены. А игнорировать… если все начнут нарушать собственные обязательства, куда покатится Империя? В бездну?

— Не знаю, — покачала головой Таяна. — Мне кажется, большую часть нынешних законов давно пора менять.

У двери раздалось легкое, осторожное поскребывание. Девушка чуть сощурила глаза, шевельнула бровью, и дверь приоткрылась. В щель тут же просунулась голова Мерля.

— Я прошу прощения, госпожа. Вы не будете возражать, если я на время вас покину. Дров бы надо, да… — В глазах вампира ясней ясного читался голод. — По лесу полетаю, может, дичь какая попадется.

— Конечно, Мерль, конечно… — рассеянно пробормотала волшебница. Дверь тут же закрылась, похоже, вампиру тоже не доставляло особой радости соседство с бывалым воином, да еще к тому же неравнодушным к исполнению имперских законов.

На самом деле до тех пор, пока не доказано, что Мерль кого-то «выпил досуха», ничего серьезного ему не грозило. Опять-таки согласно Закону. Хотя, конечно, в других краях, там, где власть Империи была не столь очевидна, отношение к кровососам, как презрительно называли там представителей летучего племени, было отнюдь не лояльным. И там Мерля могли проткнуть серебром или затащить на костер просто так, только за показанные клыки. Благодаря долгому общению с волшебницей Мерль вполне мог бы назвать себя одним из самых образованных вампиров современности — ну, хотя бы просто потому, что дорога в учебные заведения Для существ с белой кожей и длинными клыками была практически закрыта. И здесь бывали исключения, но лишь подтверждающие правила. Армия, некоторые виды ремесел… вот, пожалуй, и все, что отводилось в этой жизни крылатым. Таяна научила его читать и писать, рассказала немало о географии, юриспруденции, математике и прочих науках. Это не было целенаправленным обучением, но если Мерль проявлял любопытство, исчерпывающие ответы ему она, как правило, давала.

Так что он знал свои права… но те двадцать минут, что ему довелось пронести на дымных, плохо разгорающихся, сырых дровах, запомнились ему, пожалуй, на весь его долгий век.

— Что ж… — Тая на вновь повернулась к отцу, — с гномами все ясно. Опять они будут оборонять свои сундуки чужими мечами.

Она некоторое время молчала, затем, чуть покраснев, тихонько спросила:

— А… а что сейчас при Дворе носят, а, папа?

Она еще раз проверила, надежно ли пристегнута увесистая фляга с элем к его седлу. Огромный скакун без особого интереса скользнул взглядом по светловолосой девушке и отвернулся. Впрочем, он тут же переменил свое к ней отношение, как только на ладони Таяны возник, повинуясь чуть заметному движению губ, большой, чуть желтоватый кристалл сахара. Черный жеребец тут же сменил равнодушие на искреннее дружелюбие и довольно захрумкал угощением. Он был красив и прекрасно это осознавал. Но при этом понимал, что, каким бы красивым и статным ни был, все равно люди были, есть и будут его хозяевами. А с хозяевами надо по возможности дружить. Поэтому, доев сахар, он благодарно наклонил голову и издал короткое ворчание, в котором с некоторым трудом можно было разобрать что-то вроде «спасибо».

Таяна чуть удивленно подняла бровь,

— Зачарованный скакун? Папа, на тебя это не похоже.

— Увы, не было иного выбора. Путь далек, и обычное животное его не перенесет, а я спешу. Вот и пришлось… Знаешь, сейчас их становится все больше и больше. У Императора теперь их уже целая конюшня. Стало модным ездить на спине создания, которое обладает почти человеческим разумом.

— Мне это никогда не нравилось.

— Многим не нравится, но спрос все растет и растет.

Кому-то магиконь нужен для престижа, кому-то — просто чтобы было в пути с кем поговорить. Даже у нас в латной коннице их уже не один десяток. И… иногда я могу понять ребят, сама ведь знаешь, магиконь куда выносливее обычного скакуна и почти ничего не боится.

— И живет не более пяти лет, — скривилась Таяна,

— Да.

Некоторое время барон молчал, затем, вздохнув, прижал дочь к своей груди.

— Ну, мне пора. До встречи, Тэй.

Он на мгновение прижался губами к ее лбу, затем легко, несмотря на свои размеры, взлетел в седло.

— Папа… будь осторожен. Крепче держи меч, но не забудь про щит.

— Непременно, — усмехнулся он. Телла всегда провожала его этими словами, вот и Тэй теперь повторяет ту же фразу, слово в слово. Глядишь, еще поколение-другое, и родится новый девиз для щита де Брей. Что ж, в любой традиции есть своя особая прелесть.

— Ну давай, Гарт, давай. Нас ждет долгий путь. Повторять второй раз не пришлось. Умный скакун сделал шаг, другой, перешел на рысь… Таяна стояла и долго смотрела на все уменьшающуюся в размерах фигурку, почти скрытую завесой пыли. Почему-то укол боли пронзил сердце.

— Па-апрашу прощеньица, ra-аспажа волшебница… Таяна вздрогнула от неожиданности. Похоже, она немало времени просидела вот так, без движения, уставившись невидящими глазами на дорогу, где давно уже осела поднятая всадником пыль.

Неподалеку стоял, опираясь на посох и теребя в руке шапку, старик. Вернее, лет-то ему было немного, сорок от силы, но годы работы быстро изматывают тело.

— А… радости тебе, Камус.

— И тебе радости, госпожа волшебница, и тебе, — осклабился старик, демонстрируя пеньки гнилых зубов. — День-то сегодня какой, а, госпожа?

— Хороший день, — рассмеялась волшебница, усилием воли отгоняя темные мысли. — Хороший день, ты прав, Камус. Так ты о погоде пришел говорить?

— О ней, госпожа, о ней. Дождя уже, почитай, неделю как не было, сохнет все.

Таяна окинула взглядом небо. Ни облачка, ни даже легкой дымки. Вздохнула.

— Дождь?

— Немножечко, госпожа… Са-авсем немножечко. Ка-апельку. — Он разжал стиснутый кулак и продемонстрировал волшебнице монету, массивный серебряный струг, древний, еще, наверное, династии Турбедов… непонятно каким образом сохранившийся в целости.

— Пра-асти, госпожа, — забубнил старик, не вполне верно истолковавший брошенный на монету взгляд. — Чем богаты…

— Да не нужны мне твои деньги, — пожала плечами Таяна, прекрасно понимая, что монета эта ой как понадобится деревне, когда приедут императорские сборщики податей. — Прибереги для Синих жилетов. А дождь вам будет… скоро. Прямо вот сейчас и займусь.

— Ой спасибо, га-аспажа, — закудахтал старик, — бла-агадетельница. Жена моя вот передать просила, не откажи. — Он протянул Таяне чистую белую тряпицу.

Предвкушая удовольствие и уже зная, что увидит, девушка развернула лоскут ткани. Там лежал леденец, настоящий, домашний леденец размером чуть не с кулак, сваренный из ранних ягод, приправленный медом и, наверное, остатками прошлогоднего сахара. Конечно, для титулованной волшебницы не составило бы особого труда наколдовать целый стол, прогибающийся под тяжестью диковинных яств… да только магическая пища давала лишь иллюзорную сытость. И никак у нее не получалось создать нечто столь же замечательное и вкусное, как эта сладость, сделанная с искренними чувствами.

— Спасибо, Камус, — растроганно прошептала она. — Спасибо…

— Ну так я, эта, пойду? — Старик сиял от удовольствия. От двойного — и монета уцелела, и волшебнице радость доставил.

— Да, да… — Таяна с трудом сдерживалась, чтобы не приступить к дегустации подарка тут же. — И не волнуйся, Камус, и другим скажи. Будет дождь… хороший. Пусть бабы белье с веревок поснимают, как бы не вымокло все.

До холма, облюбованного ею для ритуала вызова дождя, было не так далеко, и она отправилась пешком. Это было хорошее место, отсюда были видны почти все поля, которые следовало полить. Правда, холм был высок и его склоны были довольно круты, поэтому Таяна потратила немало времени, шагая по узкой тропе, что спиралью вилась по зеленому боку холма.

И вот наконец она достигла вершины, огляделась, снова отметив про себя чистейшую небесную синь, лишенную даже намека на белые пятнышки облаков. Таяна привычно наметила на небосводе несколько точек, вскинула руки и начала ритуал.

Вызов дождя не считался особо сложной магией, и в Академии этим искусством овладевали практически все, даже те, кому потом так и не удавалось продвинуться дальше. Но одно дело заставить облака, в своем равнодушии к людским нуждам несущие влагу к морю или в горы, пролиться дождем именно там, где это необходимо, — и совсем другое дело создать тучи и обрушить на землю потоки воды вот так, при ярчайшем солнце. Это требовало уже немалого мастерства.

Таяна усмехнулась — несколько лет, проведенных здесь, и она вполне могла бы уже преподавать это мастерство другим. Опыт весьма богат.

Река, извивающаяся у подножия холма, как будто вскипела. Дастин или кто-нибудь другой из боевых магов, пожалуй, вполне мог бы и в самом деле вскипятить реку, превратив ее в уху, сварив всю рыбу и на долгие годы лишив эти берега жизни. Что ж, иногда и это было необходимо… особенно если, кроме рыбы, в воде находились полки форсирующих водную преграду вражеских армий. Сама Таяна не видела, но была наслышана о подобных действиях боевых магов, которых перед лицом приближающейся угрозы меньше всего заботили такие мелочи. Впрочем, о последствиях своих заклинаний боевые маги редко задумывались даже и в мирное время, их лозунгом всегда было — «успей ударить первым». Тот же Дастин…

Таяна вздрогнула, чуть было не утратив контроль над процессом излияния реки в небо, Конечно, она не собиралась сформировать на небе настоящие тучи — не хватало еще, чтобы плод стольких усилий попросту унесло бы куда-нибудь ветерком. Задачу перед собой она поставила совсем другую. Если бы поля не подходили вплотную к домам, она бы не беспокоилась и о том, что чья-то вывешенная для просушки одежда вымокнет до нитки. По крайней мере за сухость своего платья она нисколько не волновалась.

Наконец над рекой повисло клубящееся облачко, насыщенное водой настолько, что, казалось, тронь его — и тебя окатит целым водопадом. Повинуясь движению руки волшебницы, оно поднялось выше, сместилось в сторону ближайших наделов — и вдруг рассыпалось фейерверком тяжелых крупных капель, обрушившихся на иссушенную землю.

Тэй довольно улыбнулась — весьма солидный кусок работы сделан. Она снова нацелилась на реку — голубой змее предстояло отдать еще изрядную порцию животворной жидкости. А потом еще и еще…

Постепенно заклинания вошли в устойчивый ритм — устойчивый настолько, что Таяна могла позволить себе думать о чем-нибудь другом. Руки и губы жили какой-то своей жизнью, делая отточенные движения и произнося единственно нужные в данный момент слова заклинаний. А девушка в это время думала, и мысли ее не были слишком уж веселы.

Сколько лет, сколько веков прошло с тех пор, как магия, высокое искусство, постепенно начала превращаться из таинства, доступного очень и очень немногим, в обычную работу, пусть и сохраняющую все еще ореол таинственности, но становящуюся все более и более привычной, Уже давно седовласые мужи не запираются на долгие годы в высоких неприступных башнях и не пытаются, окружив себя странными и редкими реагентами, обложившись древними книгами, сложить новые, ранее невиданные заклятия… или хотя бы постараться оживить то, что было утрачено эпохи тому назад. Уже давно начали юные аколиты, изучив пяток-другой простеньких наступательных заклятий, гордо именовать себя боевыми магами — и беда была в том, что никто не разубеждал их в этом.

Те, кому следовало бы погружаться в глубины знаний, накопленных темными шаманами ургов, мрачными и неразговорчивыми магами подземного народа, далекими лесными эльфами, способными заставить любую зеленую травинку служить им, теперь почивали на лаврах, не желая рисковать своими драгоценными задницами. И уже не раз бывало, когда какой-нибудь шаман играючи сметал установленный этими «корифеями» магический заслон… сметая заодно и самих корифеев. Конечно, легионеры наводили порядок, конечно. Академия собирала все свои силы, и Империя в очередной раз одерживала «убедительную» победу… Но и потом ничего не менялось.

Кто первым выдвинул этот страшный лозунг — «то, что было хорошо для наших отцов, хорошо и для нас»? Неправда, что отказ от поиска нового ведет к стабильности — он ведет только к упадку и больше ни к чему. Из поколения в поколение маги утрачивают знания, переходя от сложного к простому, а от простого — к элементарному. Ведь было же время, когда боевой заклинатель мог выпустить навстречу вражеским колоннам стаю огненных элементалей, способных смести на своем пути все что угодно. Ведь смогли же алхимики из Хрустальной Цитадели создать ньорков… где теперь те алхимики и их знания, где сама Хрустальная Цитадель? Где великолепная Гавань Семи Ветров? Руины, среди которых ходят странные создания, оставшиеся от тех давних лет и постепенно истребляемые рыцарями, ищущими славы. Давно забыт язык, на котором написаны их книги, да и самих книг осталось всего ничего. Ну а что осталось — хранится бережно, как величайшая реликвия… в которую уже никто не заглянет.

Увы, и сама она, титулованная волшебница Таяна де Брей, только с грустью думала об уходящей славе магов. Бросить все, посвятить жизнь изучению пыльных древних фолиантов, разбираясь в сложной вязи незнакомых букв? Сутками стоять над бурлящим варевом, по крохам добавляя ингредиенты, в надежде получить что-нибудь уникальное… А ведь она так молода. И она так любит эти поля, эту реку, жг уче-красный закат и непередаваемую прелесть теплого четнего дождика… отказаться от всего этого? Она не находила в себе сил на такой шаг.

Очередное облачко рассыпалось над самым дальним полем. — некоторым усилием Таяна вывела себя из транса — наделы, что можно было видеть отсюда, с холма, были политы на славу. Она снова бросила заклинание дальновидения, второй раз за день, может, и зря — к вечеру глаза начнут немного побаливать… ну да ладно. Зато теперь она могла в полной мере оценить результаты своей работы — и впрямь дело сделано хорошо. Камус и все остальные — ну, не по собственному же он почину пришел, скорее всего его от имени всей деревни отправили — будут довольны. Пожалуй, денька через два надо будет повторить, все же земля здорово пересохла, и одним таким поливом, пусть и тщательным, дело не ограничится.

Девушка опустила руки, чувствуя, как в тело проникает усталость. Пока волшебница находится в магическом трансе, она чувствует себя почти всемогущей — расплата приходит потом. Конечно, титул не дают кому попало, право называться титулованным магом надо заслужить — и не только количеством выученных на зубок заклятий. Требуется еще и Сила, а ее всем отпущено по-разному. Любая, пожалуй, деревенская баба может заговорить небольшой порез или заставить сваренный суп простоять, не испортившись, два-три дня в тепле. Но замахнись на что-то большее — и увидишь лотом, как немеет тело, как дикая боль разрывает голову, как начинают дрожать руки, кровоточить десны…

Примерно три четверти выпускников Академии, совершив то, что только что сделала Таяна, потеряли бы сознание от такой растраты Силы. Возможно, кое-кто из них так бы и не пришел в себя. С другой стороны, титул полноправного волшебника получает ладно если один из двадцати юношей и девушек, добившихся диплома. Ну а остальные так и остаются в звании аколита, подмастерья или ученика, кто на что способен. Остаются надолго — а чаще и на всю жизнь.

Таяне повезло. Отпущенная ей Сила была велика — пожалуй, даже больше, чем у матери. Видит великая Эрнис, Таяна ей благодарна за этот дар. Она, пожалуй, и сама не знала пределов своих возможностей, а преподаватели Академии прочили ей большие успехи… И вот теперь этот дар находится на службе небольшой деревеньки, уже забывшей, пожалуй, что такое засуха, град или неурожай. Хорошо ли это? Не растрачивает ли она дарованное ей Эрнис богатство зря?

А может, именно так и должно быть. Может, магия должна служить не достижению высоких, одному волшебнику ведомых целей, а именно им, простым людям, что с утра до ночи проводят в поле — и, кстати, кормят тех самых магов. Каждый раз, когда Таяна задумывалась над такими вещами, она приходила к выводу, что поступает правильно. Чего было в этом больше — зрелого размышления или попытки самоуспокоения?

За спиной раздалось хлопанье крыльев. Девушка обернулась.

Летучая мышь, молнией скользнувшая с неба, рухнула на траву, тут же превратившись в коленопреклоненного вампира. Мерль поднялся и улыбнулся хозяйке — кого другого оскал белоснежных, острых как иглы клыков привел бы в ужас, но Тэй привыкла.

— Радости тебе, госпожа.

— Как охота? — поинтересовалась она, раздумывая, а не попросить ли Мерля донести ее до дома по воздуху. Конечно, он не откажет… но воспоминание о предыдущих полетах все еще вызывали мороз по коже. С другой стороны, она все же устала… и обратный путь по извилистой, неровной тропе девушке не улыбался.

— Неплохо, я принес молодого олененка. Если госпожа позволит, я приготовлю жаркое… оно будет изумительным.

Его глаза ясно говорили о том, что откажись она — и Мерль расстроится. Его желание услужить ей иногда бывало несколько навязчивым, но она не просто видела — чувствовала, что это служение радует вампира. И, заодно вспомнив о том, как он научился готовить в течение последнего года, она вновь не нашла в себе сил отказаться. Таяне, не избалованной множеством слуг, часто казалось, что она злоупотребляет расположением своего слуги-друга, но выхода из этой ситуации она не видела — и просто старалась сама, в свою очередь, сделать что-то для Мерля.

Ей показалось, что Мерль хочет сказать еще что-то. Изобразила глазами вопрос. Тот явно мялся, затем с легкой неохотой сообщил:

— А еще я видел в лесу… — он замялся, — сумасшедшего.

— Сумасшедшего?

— Ну, юродивого, — пояснил он, думая, что так будет понятнее. Ходит по лесу голый, в одной только тряпке вроде набедренной повязки. Что-то бормочет непонятное. На деревья натыкается. Наткнется, упадет и лежит. Потом встанет — и опять пойдет куда-то, не разбирая дороги.

— Может, он болен?

— Может, и болен, — пожал плечами Мерль. — Головой он болен, наверное. Волчевику ел, представляете, госпожа. Даже дети знают, что сейчас ее есть нельзя, отравишься. Вот дозреет, тогда можно… понемножку. А он — целыми горстями.

Таяна нахмурилась. Такое поведение на юродивого не походило, да и опасно волчевику-то… детям, конечно, опаснее, и все же.

— Взрослый?

— Да, очень даже. Здоровый, как ньорк. Мышцы… простите, госпожа, но побольше, чем у папеньки вашего.

— Ты его не…

Мерль потупился, затем неохотно выдавил из себя:

— Ну… я думал, один глоточек всего. Простите, госпожа, ежели что-то не так. Да только меня чуть не вырвало, не кровь, а… непонятно что. Горькая, и язык щиплет.

Это оказалось последней каплей. Сведения Меряя и так заинтересовали Таяну донельзя — еще бы, в этих тихих местах отродясь не появлялись столь странные незнакомцы. Конечно, можно было бы махнуть рукой, тем более, накопившаяся после колдовства усталость настоятельно требовала от тела полноценного отдыха… Но вот кровь, отвратительная для не особо избалованного этим блюдом вампира — этим стоило бы заняться. Определенно стоило бы.

— Мерль… я хочу попросить тебя…

— Все, что будет угодно госпоже, — с готовностью склонил голову вампир.

— Усыпи его и принеси в дом. Мне надо разобраться, что это за чудо завелось в нашем лесу. Нет, пожалуй, сначала отнеси домой меня, а потом слетай за этим… юродивым. Это будет не очень тяжело?

— Что вы, госпожа…

Земля стремительно уносилась вниз, и эти слова Таяна услышала уже в воздухе. К горлу подкатил ком, не то чтобы она боялась высоты, но столь неожиданный взлет всегда выбивал ее из колеи. Над ней мерно хлопали крылья, Мерль на этот раз обернулся летучей мышью лишь наполовину — в ущерб скорости ради сохранения сильных рук, которыми можно удержать пусть и хрупкую, но все же мало похожую на пушинку госпожу. Она оглянулась, насколько позволяли его руки, поддерживающие ее за талию, — холм был уже далеко. Час пути сложился в считанные мгновения.

Он бережно опустил ее возле крыльца и спустя мгновение уже стрелой мчался по направлению к лесу — теперь, завершив превращение, он мог преодолевать огромные расстояния очень и очень быстро, в любую погоду, днем или ночью. Если бы вампиров вдруг стало много, они оказались бы страшным противником рода человеческого — но создания эти встречались редко, да и к тому же кое-кто из рыцарей, наплевав на имперские законы, считал своим долгом «извести нечисть»… даже если нечисть эта ничем бы рыцарю не угрожала.

Пожалуй, следовало бы приготовить постель в гостевой комнате. После общения с вампиром этот человек, кем бы он ни был, проспит по меньшей мере до завтрашнего утра. Кстати, пока он спит, можно будет начать исследования…

Таяна почувствовала, как от предвкушения соприкосновения с неизведанным ее бросило в жар. Может быть, именно этот случай изменит ее размеренную, устоявшуюся жизнь. Хочет ли она этого? Девушка не знала ответа… но собиралась выяснить.

— Несомненно, это обычный человек, — пробормотала она, глядя на мужчину, лежащего на постели в гостевой комнате. — Все признаки налицо.

— У него нечеловеческая кровь, — буркнул Мерль, скривившись при этом, как будто бы снова ощутив на языке отвратительный привкус той гадости, что текла у этого существа в жилах. Заметив укоризненный взгляд волшебницы, вампир еще больше насупился. — А откуда я знал? И потом, я же не собирался его… досуха, так, глоточек-другой.

Погруженный в колдовской сон мужчина не шевелился, даже, казалось, почти не дышал. Разбудить его сейчас могла бы только магия — да и то не всякая, прервать насланную вампиром дрему было не так-то просто. Собственно, Таяна и не собиралась прерывать этот сон раньше времени, у нее еще были вопросы, ответы на которые можно получить и сейчас.

— На нем было только это? — Она кивнула на странную деталь одежды, которую с некоторой натяжкой можно было бы назвать набедренной повязкой. Эластичная ткань сильно отличалась от всего, что Тэй приходилось когда-нибудь видеть.

Вампир покачал головой.

— Когда я его нашел — только это. Но он был не в своем уме, может быть, сам содрал с себя одежду.

Таяна задумалась. Конечно, разные чудеса случаются, и все же… Она достала булавку и аккуратно провела острым кончиком по коже спящего. Из крохотной царапинки выступила рубиновая бусина.

— А на вид кровь как кровь, — хмыкнула она. — Смотри, Мерль, он, как ты говоришь, шатался голым по лесу, натыкаясь на деревья и кусты, падая… а царапин немного. Или он попал в лес всего пару часов назад…

— Как?

— Ни малейшего представления. Либо одежда все же была, но он ее снял. У тебя же нюх, как у… ну, в общем, может, поищешь? Вдруг какие-то его вещи найдешь?

Она еще раз внимательно осмотрела мужчину.

— Он не привык ходить босиком… кожа на ногах не загрубевшая, сильно исцарапанная… Он наверняка носил сапоги… или что-нибудь подобное. Мерль, я прошу тебя… поищи. Вещи могут сказать о человеке многое, очень многое.

— Как пожелаете, госпожа.

Вампир исчез за дверью, а Таяна снова подошла к кровати. Перед ней лежал человек высокого роста, довольно мощного телосложения — но она видела, что эти мышцы давно не были в работе, и уже появились первые признаки дряблости, пока еще совершенно незначительные. Тело приучено к одежде, почти лишено загара, кожа светлая и какая-то… слишком нежная, как будто бы человек долгие годы провел в комфорте, неге и безделье. Но мускулатура говорила о,том, что он по крайней мере одно время был воином или атлетом. Она некоторым усилием разжала стиснутые в кулак пальцы и покачала головой, давая отрицательный ответ своим собственным мыслям. Вряд ли он был воином, тот, кто достаточно долго сжимает рукоять меча или топора, наживает себе на многие годы неизгладимые мозоли.

Эта ладонь не привыкла держать оружие.

Девушка продолжала внимательный осмотр. От его кожи шел какой-то странный запах, чуточку терпкий, чуточку свежий. Запах был приятен… но казался неестественным. Таяна знала, что при Дворе встречались некоторые, с позволения сказать, мужчины, которым нравилось носить женскую одежду, пользоваться красками, благовониями и прочими атрибутами леди. Во дворце на подобные привычки смотрели косо, но в целом терпели. Может, и этот парень из таких?

Тело было на удивление… целым. Жизнь тяжела, и мужчинам в ней постоянно приходится сталкиваться со всякого рода трудностями, оставляющими отметины на коже. Клыки озверевшего от голода пса, клинок врага, пламя вспыхнувшего жилища… Этот же был цел настолько, что, казалось, все свои годы провел не выходя из стен дома, постоянно оставаясь под присмотром. Кто знает, может, он из благородных, из семьи тех, кто не считает делом чести направлять сыновей на службу Императору, предпочитая окружить их заботой, умелыми наложницами и полной свободой от любого подобия обязанностей.

Впрочем, выяснить это было не так уж и сложно. Конечно, было бы лучше, если бы сон был обычным, а не магическим, но Таяне и раньше приходилось иметь дело с пациентами, усыпленными Мерлем. Девушка приблизилась к мужчине вплотную, приложила ладони к его вискам, сосредоточилась. Вокруг пальцев возникло явственное, прекрасно видимое даже в заливавших комнату солнечных лучах голубоватое свечение. От него лицо мужчины приобрело странный неживой оттенок.

Заклинание было не из сложных, но требовало сосредоточенности. Медленно Таяна открывала дверь в разум спящего, медленно, осторожно — чтобы ненароком не навредить. Ей уже не раз приходилось проникать, и картины, которые скоро появятся перед ее глазами — несмотря на то что веки были плотно зажмурены, — она видела ранее неоднократно. Сначала это будут просто тени — чуть заметные, ускользающие, но с каждым моментом становящиеся все более плотными, все более живыми. Пройдет совсем немного времени, и видения станут столь же яркими и красочными, как то, что она видела бы своими собственными глазами. А там останется лишь постепенно подталкивать разум спящего в нужном направлении, и она без труда узнает все, что ей нужно.

И вот появилась первая тень чужой мысли. Бесформенная, ни на что не похожая — Таяну это не обеспокоило. Проникновение всегда так начинается. Губы шепнули следующие слова заклинания-проводника, что поведет ее в глубь памяти лежащего перед ней человека, в самые сокровенные уголки, закрытые от всех и, может быть, даже от него самого,

Внезапно черные тени, заполнившие все пространство перед закрытыми глазами Таяны, рванулись вперед, к ней. Ее голову пронзила боль — острая, как от укола иглой, только куда более сильная. Девушка вскрикнула, рванулась назад — отпрыгнуть от кровати, разорвать связь… но рывок этот был только мысленным, заклинание-проводник, обычно так легко разрушаемое даже просто при недостаточном сосредоточении, сейчас держало сильнее стальных канатов. Боль наносила удар за ударом, как будто бы выжигая ее мозг, память, рассудок, руки сдавили виски мужчины с такой силой, что из-под впившихся в его бледную кожу ногтей показалась кровь.

Возможно, Таяна не пережила бы этого Проникновения, возможно, ее сознание попросту не выдержало бы яростных атак чужого воспаленного разума, сдалось бы, угасло — навсегда или на время…

Страшной силы рывок сбил ее с ног, повалил на пол. Перед глазами полыхнула слепящая радуга прерванного Проникновения — это было больно, это было даже немного опасно… но не шло ни в какое сравнение с тем, чем бы ей грозило продолжение контакта. Она застонала и почувствовала, как чьи-то пальцы гладят ее волосы, а к горячему лбу вдруг прижалось что-то восхитительно прохладное. Струйка воды пробежала по виску. Таяна с трудом открыла слезящиеся глаза — над ней склонилось испуганное лицо Мерля.

— Госпожа, госпожа… — прошептали его губы, и голос вампира дрожал от страха. — Что случилось, госпожа? Вы целы?

— Что… что произошло? — вопросом на вопрос ответила она.

— Я захожу, а вы стоите возле него на коленях, и все тело бьется, как в припадке. Только вы руки все не отпускаете, только дергаетесь, как будто оторваться от него хотите…

— И еще… вы кричали. Просили отпустить…

— Я ничего не помню. — Таяна медленно приходила в себя, Мысленно она осмотрела свой разум и свое тело со всех сторон. Голова отчаянно болела, но, похоже, последствия столь неудачного Проникновения исчерпывались только этим.

— Я оторвал ваши ладони от его головы… и вас отбросило назад как ударом кулака, я еле успел вас подхватить…

Таяна с трудом поднялась, ожидая, что тело сейчас пронзят болевые спазмы. Но их не было, и даже пульсирование в висках стало стихать. Она осторожно, маленькими шажками подошла к кровати и, избегая прикоснуться к спящему, посмотрела на него. На коже висков виднелись красные ожоги — в точности повторявшие форму ее ладоней. Поднесла к глазам свои руки… ничего.

— Странно, — пробормотала она. Затем повернулась к Мерлю. — Знаешь, кажется… кажется, ты спас мне жизнь. Или по крайней мере рассудок. Я у тебя в долгу.

— Ни в коей мере, госпожа. — Мерль даже поднял руки, будто защищаясь от ее слов. — Это мой долг, служить вам и защищать, насколько хватит моих сил.

Спорить она не стала, не было сил. Подошла к скамье, устало опустилась на нее, протянув руку, взяла со стола кружку с молоком, приготовленным, вообще говоря, для спящего, сделала глоток. Поморщилась — жидкость явно собиралась проситься обратно. Закрыла глаза, откинувшись к стене, расслабилась.

— Так что же случилось, госпожа? — донесся откуда-то издалека голос Мерля.

— Я слышала о чем-то подобном. Бывает, человек болен… не телом, духом. Тогда, если маг проводит Погружение в его мысли, больной разум может встретить гостя ударом. Без всякого злого умысла, это… ну, просто как конвульсия. Как правило, это довольно неприятно. Но такого… похоже, его разум сильно разрушен. Очень сильно… Я не знаю, что тут можно сделать.

Она вздохнула и посмотрела на Мерля.

— Ну как, что-то нашел?

Он потянул из-за спины мешок.

— Вот.

На стол перед волшебницей легли два предмета. Пожалуй, ей в жизни приходилось видеть много диковинок, Двор всегда был неравнодушен к заморским забавным поделкам, изысканным творениям гномов, где оружие было похоже на драгоценности, а драгоценности и вовсе было не с чем сравнить. Среди собранных Императорами коллекций попадались и вовсе невероятные вещи, наследие давно ушедших эпох, когда магия была почти всесильной. Многим из предметов даже не удавалось подобрать названия, не то чтобы догадаться об их назначении.

Поэтому удивить Таяну необычными вещами было сложно. И она без особого душевного трепета разглядывала находки Мерля.

Первый предмет был, несомненно, обувью. Правда, вряд ли в Империи найдется хоть один мастер, способный сделать такие башмаки. Очень мягкие и в то же время невероятно прочные — она ткнула в подошву иглой, та чуть-чуть погрузилась в мягкое вещество и уперлась во что-то твердое. Голенище, которое было владельцу лишь чуть выше щиколотки, тоже было сделано из неизвестного ей материала.

— Только один? — спросила она, не поворачивая головы.

— Второй, наверное, в болоте утоп. Я и этот нашел возле трясины. Может, он один потерял да со злости и второй выбросил. А на вид обувка добрая… только странная.

— Ладно, оставим пока. Таяна взяла со стола второй предмет. Задумалась.

Девушка выросла в доме воина и, может быть, именно поэтому почувствовала, что держит в руке оружие. Бывалые рубаки говорили, что у каждого меча, у каждого лука есть своя душа, и настоящий воин всегда чувствует это. Чувствует, когда меч рвется в бой, а когда мечтает о доброй заточке. Чувствует, когда лук готов послать стрелу точно в цель, а когда он «не в настроении» и потому непременно промахнется. Всегда она считала это сказками, точнее, прибаутками, для красного словца, чтобы завязать любимый всеми воинами разговор об оружии. Еще будучи малышкой, часто втихомолку брала отцовское оружие, стремилась услышать голос мечей, почувствовать их стремления. Ей, конечно, ничего не удалось.

Уже потом, когда настала пора обучения в Академии, она узнала, что в этих приправленных элем россказнях было зерно истины. Встречались, хоть и редко, да и то во времена стародавние, мастера, способные напитать магией оружие, книги и другие предметы. Цена этих раритетов была, конечно, даже не на вес золота — на равный вес отборных рубинов или изумрудов, граненных подземными мастерами. Этих шедевров магического искусства осталось мало, хотя и до настоящего времени иногда искателям сокровищ удавалось обнаружить в развалинах той же Хрустальной Цитадели или в руинах Гавани Семи Ветров древние тайники.

Предмет, который безжизненно лежал в ее ладони, вряд ли можно было бы отождествить с любым известным ей оружием… и все-таки Таяна была уверена в правильности своего вывода. Это именно оружие, предмет, созданный, чтобы убивать. И он насыщен магией, хотя она и не чувствовала никаких признаков наложенного на странный серебристый металл колдовства. Это еще ничего не означало — магия может спать и пробуждаться лишь по велению хозяина.

— Это точно его? — Точно, госпожа. Запах не может обмануть.

Таяна осторожно положила оружие на стол. Одно из первых правил, усвоенных ею в Академии, гласило, что неизвестные артефакты могут хранить силы, опасные для неосторожного исследователя. Если понадобится, она займется изучением находки — но это потом. Пока перед ней находка гораздо более интересная и гораздо более загадочная.

Она вновь взяла иглу, прокалила ее в пламени свечи и кольнула палец спящего. Тот не шелохнулся. Рубиновая капля, повисшая на кончике пальца, лениво скользнула на тонкую пластину прозрачного стекла. Вторая, третья проба. На десятой она решила, что взяла достаточно образцов, шевельнула губами, провела над ранкой пальцами — крохотный прокол мгновенно закрылся и кожа тут же приобрела первозданный вид. Девушка двинулась в лабораторию, где хранились не слишком-то многочисленные зелья, реагенты и прочее добро, которым она пользовалась гораздо реже, чем это было нужно. Предстояло заняться исследованиями.

Спустя два часа она вышла из полутемной комнаты на свет. Мерль, все так же неподвижно сидевший в углу все это время и евший глазами спящее тело, посмевшее причинить боль его обожаемой хозяйке, приподнялся со скамьи.

— Не знаю, — пожала она плечами, отвечая на невысказанный вопрос. — Не знаю. Похожа на обычную кровь человека. Но ты прав, только похожа… она немного другая.

— Может, он оборотень?

— А ты их видел? — скептически хмыкнула она.

— Говорят… — неопределенно пожал плечами вампир.

— Да, знаю… я тоже немало слышала об оборотнях, Да и потом, ты же тоже в какой-то степени оборотень. В летучую мышь перекидываться можешь. Но настоящих людей-таргов, людей-пардов, людей-беров… их никто не видел.

Она запнулась на полуслове, вспомнив, как много лет назад в столицу привезли тарга. Крестьяне, поймавшие его, клятвенно заверяли, что это самый что ни на есть настоящий оборотень. Доказать это так и не смогли, тарг упорно не желал менять обличье, никакие усилия магов не смогли обнаружить в нем даже крохотной частички волшебства. Но когда, стоя рядом с клеткой, Дастин заявил, что тварь эта больше интереса не представляет и можно ее убить… утром следующего дня клетка была открыта настежь и, само собой, пуста. Вряд ли лапа тарга сумела бы справиться с засовом. Доказать так ничего и не смогли, и вновь поползли слухи о том, что оборотни и в самом деле существуют.

— Интересно другое. — Таяна разговаривала будто бы сама с собой, не слишком интересуясь, слушает ее Мерль или нет. За годы, проведенные здесь, она привыкла к отсутствию собеседников, привыкла спрашивать у самой себя совета и полагаться на услышанное в этой беседе мнение. — Это очень здоровая кровь. Если бы такая кровь была у простого человека, ему вряд ли грозили бы болезни. Во всяком случае, — поправилась она, — большинство болезней. Кровь убивает простые хвори почти сразу. Более сложные и опасные… не знаю, время покажет, но, мне кажется, с ними она тоже справится.

— Почему же он так легко уснул? — пробурчал вампир вполголоса.

Волшебница услышала.

— Думаю, дело в другом. Усыпляющие свойства той жидкости, что таится в твоих клыках, дарят вполне обычный, только очень крепкий, но при этом вполне здоровый сон. Это не яд и не болезнь, это магия чистой воды. Может, он… или его кровь считает, что в этом сне нет ничего дурного?

Мерль в ответ только пожал плечами. В его голове не укладывалось, как это кровь, пусть и невкусная, может что-то там «считать» и уж тем более как она может убивать болезни. Сам Мерль практически никогда не болел — вернее, можно сказать, вообще никогда не болел, если не считать тягостного ослабленного состояния, когда длительное время, по крайней мере с неделю, не получал хотя бы немного свежей крови. Ему вполне хватало того, что удавалось выцедить из пойманной в лесу добычи, а человеческая… это было сродни деликатесу, изысканным яствам, если переводить на мерки людей.

Этим он не отличался от других себе подобных. Вампир может совершенно спокойно ходить по деревне, убитой Черной смертью, не боясь подхватить заразу. Может пить кровь умирающего от Красной горячки — а ведь любой человек, только дотронувшийся до больного, был практически обречен. Но Мерлю всегда казалось, что в таких случаях вампира защищает магия, пропитавшая их тела, позволяющая им летать, дарующая стремительное заживление ран и позволяющая жить сотни лет. Ему и в голову не приходило, что дело может заключаться в самой крови.

— Ты хочешь сказать, госпожа, что он мой родич?

— Нет, — покачала она головой. — Свойства крови немного похожи, но насколько его кровь сильнее моей, к примеру, настолько же… или даже больше, твоя кровь сильнее, чем его.

— Может, полукровка? — брякнул было он и тут же устыдился глупого вопроса. Прожив столько времени в доме волшебницы, можно было бы и знать, какие народы могут, а какие не могут иметь совместных детей.

Когда он был еще совсем юн — внешне с той поры он совсем не изменился, — его наставник, проживший более полутысячи лет, рассказывал, что и вампиры бывают способны произвести на свет детей. Для этого требовалось сочетание стольких условий, что на практике ребенок-вампир рождался ладно если раз в семь-восемь веков. Если бы род вампиров продлевался только таким способом, они бы давно вымерли, уничтоженные жаждущими подвигов рыцарями, озверевшими мужланами или просто от несчастных случаев.

Правда, госпожа как-то пообещала Мерлю, что если он посмеет влить суть вампира в кого-нибудь из людей, она лично отправит его на костер. А заодно — и «наследника». Мерль не собирался рисковать шкурой, его вполне устраивало нынешнее положение вещей — безопасное, относительно сытое и не слишком хлопотное существование,

— Нет. — Она даже не обратила внимания на сказанную им глупость. — Я не знаю, ЧТО он такое. Может быть, когда проснется, сам скажет. Между прочим, думаю, что ему пора бы и очнуться.

Мужчина открыл глаза. Несколько секунд он медленно обводил взглядом помещение, пока глаза его не остановились на вампире. Мерль улыбнулся самым что ни на есть дружеским образом, как всегда напрочь забыв, какое действие оказывают его улыбки на неподготовленных.

Одним-единственным стремительным прыжком человек слетел с кровати, вжался в стену, выставив перед собой руки. Во всей его фигуре была угроза — и похоже было, что эта странная поза ему привычна. Он, не отрываясь, смотрел на Мерля, стараясь не упустить ни малейшего движения. От неожиданности вампир и сам замер, словно превратившись в статую.

— Похоже, с твоими родичами он знаком не понаслышке, — хмыкнула Таяна. — Мерль, тебе придется выйти, он, похоже, тебя боится.

При звуках ее голоса мужчина чуть сместился в сторону, так, чтобы видеть их обоих одновременно. Его реакция, безусловно, была реакцией воина, оставшегося без оружия, но привыкшего в таких случаях полагаться на то, что всегда с ним, — на руки и ноги. Говорят, в дальних странах живут низенькие и тщедушные людишки, владеющие поистине колдовским воинским мастерством. И их пустая рука или голая пятка может стать опасней меча или смертоносней тяжелой булавы. Может, это были пустые сказки, сталкиваться с такими мастерами Таяне не приходилось — между Империей и мифической страной желтых карликов лежала земля ургов, а сумасшедших, готовых в одиночку или даже под приличной охраной двинуться сквозь эти негостеприимные земли, пока что не находилось. Так что сведения эти были в основном из старых книг… а веры большинству из них было мало.

Скрипнула дверь — вампир вышел.

Таяна сделала шаг к ощетинившемуся воину.

— Успокойся… — Она старалась говорить мягко, тихо. Именно такие звуки лучше всего воспринимаются воспаленным разумом. Хотя после того, что она ощутила, заглянув в его голову, волшебница вряд ли могла бы назвать этого человека просто больным. — Успокойся. Тебя никто не обидит. Все хорошо, ты в безопасности.

По его глазам она видела, что он не понимает ни слова из того, что слышит. Его поза, поза бойца, осталась неизменной.

Таяна не шевелилась, внимательно разглядывая стоящего напротив нее человека. И внезапно поняла, что ему плохо, очень плохо. Да, этот воин готов был принять бой — но вряд ли сейчас ему бы удалось справиться с серьезным противником. Руки чуть дрожали, глаза блуждали, как будто бы утратив возможность сосредоточиться на чем-то одном — и было видно, каких усилий ему стоит собраться.

— Тебя никто не обидит, расслабься, — шептала она, одновременно делая привычные движения пальцами рук. Ей приходилось уже сталкиваться с опасными людьми, и она знала, как их успокоить. Простая магия — но сейчас он должен почувствовать усталость и расслабленность, должен захотеть присесть, а лучше прилечь.

По его телу пробежала судорога, еле заметная, для большинства простых смертных даже неощутимая, но она-то видела эту волну мелких сокращений мускулов, видела с полной очевидностью. Волшебница слишком хорошо умела держать себя в руках и потому не вздрогнула — а было от чего. Этот воин только что сбросил с себя саван умиротворения, наброшенный его, — а это было непросто. И уж во всяком случае, это нельзя было сделать просто сокращением мышц, требовалось нечто большее — как минимум частичка Силы. Но она бы почувствовала задействованный Дар.

Он что-то пробормотал, коротко, немного зло. В голосе сквозили вопросительные нотки. Таяна улыбнулась краешками губ — да уж, не надо быть знатоком языков, чтобы понять суть произнесенной фразы. «Кто ты?» или «Где я?». Простой вопрос, первый, который обычно задают воспаленные разумом во время недолгого возвращения рассудка.

— Ты у меня дома. — Ее не очень заботило, понимает ли он произносимые ею слова. Важен был лишь их тон. — Ты у меня дома, воин, ты был болен. Но теперь все будет хорошо, и тебе ничего не грозит. Ляг, воин, тебе нужен отдых…

Руки Таяны продолжали работу, вновь и вновь пытаясь укутать мужчину саваном умиротворения — и каждый раз испытанное, элементарное заклинание давало сбой. Такое впечатление, что ее Сила попросту отскакивала от этого мускулистого тела. Продолжая бормотать успокаивающие слова, Таяна удвоила, утроила усилия. Наконец ее перестало даже волновать, заметит ли мужчина движения ее рук — бывалый воин, хоть раз в своей жизни имевший дело с магами, уже давно понял бы, что его околдовывают — и принял бы адекватные меры. Этот — явно ничего не понимал. Не понимал, что сейчас ему в грудь бьют заклятия, способные вогнать в недельный сон мчащегося галопом коня.

И вдруг как будто бы что-то сломалось в странной защите этого воина — то ли магия нашла дорогу в непробиваемой бреши, то ли незримый щит, прикрывавший мужчину от волшебницы, наконец сдался — так или иначе, но воин вдруг закатил глаза и ничком рухнул на пол. Его дыхание стало мерным, как у спящего глубоким сном человека.

Таяна вдруг почувствовала, как по лбу стекают тонкие струйки пота. Оказывается, она вложила в атаку куда больше сил, чем рассчитывала.

Девушка тяжело опустилась на скамью. Второй раз за сутки этот найденыш выбивает ее из колеи — ее, титулованную волшебницу. Она скользнула взглядом по кружке с молоком и, обреченно вздохнув, выпила остатки, чувствуя, как стучат ее зубы о тонкий фарфор. Надо было позвать Мерля, чтобы взгромоздить этого богатыря на кровать, одной ей такой подвиг не под силу. Если, конечно, не применять магию… а этого ей не хотелось. Она устала, просто смертельно устала.