"Победитель всегда прав" - читать интересную книгу автора (Воронин Андрей, Гарин Максим)

Глава 7

Когда начинается лето, мало кто думает о настоящей работе. Все подбирают хвосты, доделывают начатое, а в мыслях уже находятся далеко. Кто-то в мыслях шлепает босыми ногами по мокрому песку Средиземного моря, кто-то видит себя с удочкой на берегу озера, кто-то преодолевает пороги на горной реке, а кто-то пьет водку у костра из простых алюминиевых кружек и, глядя на трепещущие язычки пламени, испытывает чувство неги.

Все журналисты еще в редакции, но о работе говорят мало. И стоит кому-то лишь бросить одну-две фразы о предстоящем отдыхе, как все дружно включаются в обсуждение.

– Бросьте вы, – говорила немолодая корректорша, – какая Турция, какой Кипр? У меня дача, там огурцы, помидоры, цветы, фасоль, бабочки порхают, птички щебечут! Рядом деревня, творог, молоко, яйца…

– Куда тебе яйца? – начинали подтрунивать над немолодой женщиной представители сильного пола.

– Яйца мне, кстати, очень даже не повредят. А вот у вас одно на уме.

– И другое тоже, – хохотали мужчины. Варвара Белкина сидела у своего компьютера. Она приехала с твердым намерением поработать.

– Заткнитесь! Какой отпуск? Денег на отпуск нет. А ехать на дачу и горбатиться на грядках, так это и осенью можно сделать. Меньше посадишь весной, меньше работы осенью.

– Варя, ты куда собираешься? – поинтересовалась корректор.

– Дачи у меня нет, машины тоже, любовника уже нет или пока нет. Вообще, у меня ничего нет, кроме желания работать. А вы галдите, как куры у корыта, работать не даете. Хлопаете крыльями, а лететь никто не может.

– Варя, гениально! Насчет кур у корыта, раньше думал, что это о свиньях так говорят. Сейчас я это запишу.

– Записывай, пока жива. Смысл в том, что ни свиньи, ни куры не летают.

На несколько минут разговоры об отдыхе стихли. Белкина еще щелкала клавишами, но понимала, фонтан вдохновения иссяк. Она задумалась о том, куда бы поехать отдохнуть. Прекрасных мест множество, но повсюду требовались деньги. Даже в долбаную Болгарию, в какой-нибудь Несебр или Созопл, и то без денег не поедешь. Без денег даже бокал вина не выпить, хотя такой человек, как Варвара, мог оказаться в Заполярье без копейки денег, без документов и в течение дня решить все проблемы. И деньги бы появились, и кавалеров – хоть отбавляй. Если бы в пределах видимости оказался хоть один представитель сильного пола, он принадлежал бы ей и обслуживал бы только ее. Но отдых на то и отдых, чтобы побыть одной и ни о чем не думать, не напрягаться, как любила говорить Белкина, запускать руку в кошелек и оплачивать все свои удовольствия. А остальные пусть скрежещут зубами, пусть завидуют.

«Куда же мне хочется? – задумалась Варвара. И перед глазами поплыли картины: белый песок, теплое море, запотевшие бокалы с пивом и минералкой, многочисленные рестораны. В ушах уже гудел кондиционер, слышалась иностранная возбужденная речь. – Черт подери, какая тоска! – Варвара зажала уши ладонями и уткнулась лбом в погасший монитор. – Как все осточертело! Трупы: один на полу, другой у дома, трое неизвестных в автомобиле джип „ниссан“. Будьте вы все неладны! Только и занимаюсь тем, что переписываю милицейские протоколы, перевожу с тупого милицейского на великий и могучий. Хотя иногда тупой милицейский куда выразительнее, чем литературный язык.»

– Варвара, тебя главный вызывает.

Варя не услышала, пришлось толкнуть ее в плечо.

– Чего тебе? – зло оглянулась Варвара.

– Главный тебя вызывает.

«Сейчас материал требовать начнет, а у меня вместо восьми всего три страницы и ни одной мысли в голове.»

– Варвара, он тебя срочно требует. Варвара оттолкнулась от стола, отъехала на кресле пару метров и строго приказала:

– Мою машину не трогать, не выключать, даже пыль с нее не смахивать. Я ее зарядила.

– Чем, Варя?

– Мыслями зарядила.

Она вышла. В голове образовалась абсолютная пустота, ее даже не беспокоил вызов шефа, она даже планов не строила. «Какого черта понадобилось главному в начале дня?»

Главный сидел, закопавшись в бумаги, за огромным столом. На краю стола дымилась чашка с горячим кофе, явно предназначенная для Белкиной.

– Можно? – поинтересовалась Белкина и, войдя, сразу плюхнулась в кресло.

– Ну и жара!

– Что это вы, Яков Павлович, себе хороший кондиционер не поставите? Было бы у вас в кабинете как на курорте. А то от вентилятора вашу физиономию может перекосить. Толку от него никакого, только пыль гоняет да бумаги по столу разбрасывает.

Главный взял тяжелое пресс-папье и прижал им стопку бумаг.

– Угощайся.

– Спасибо. В жару пить горячий кофе… Я бы лучше пивка из холодильника.

– Не держу, – сказал главный, сдвинув брови. Ему самому хотелось думать о пиве, об отдыхе, но только не о работе. – Как настроение, Варя?

– Хреновое настроение. Откуда настроение в таком пекле появится? В жару только у моря хорошо лежать. Волна накатывает, облизывает тебя от натертых пяток до бритых подмышек, и так тебе хорошо, так на душе спокойно!

– Ты свои пораженческие разговорчики брось! Давай поговорим о деле. Как ты, Варвара, к порнографии относишься?

Варвара встрепенулась, как лягушка, к которой прикоснулись оголенным проводом. Вся ее расслабленность и нега мгновенно улетучились.

– Если вы хотите узнать, люблю ли я купаться голой или в купальнике, то отвечу: да, при возможности избежать столпотворения на берегу купаюсь голой.

– Это, Варя, называется нудизмом, а не порнографией.

– Я смотрю, вы немного подкованы, Яков Павлович. А вы сами как относитесь?

– Положительно, – сказал главный, – хотя сам и не употребляю.

– Так уж и не употребляете! Врете небось?

– Не вру. А вот тебе этим вопросом, Белкина, придется заняться вплотную, независимо от твоего к нему отношения. Это редакционное задание.

– Предлагаете мне сняться для газеты?

– Конечно, это поднимет тираж.

– Я, Яков Павлович, согласна, но только вместе с вами, если вы будете моим партнером, – Варвара подкатилась к столу и уперлась в него грудью. – Может, еще всей редакцией устроим оргию? Все заснимем, подписи для фотографий я беру на себя. Напечатаем, займем первую страницу и разворот. Тираж гарантирую.

– Лицензию заберут, – сухо отреагировал на предложение Белкиной главный.

– Наверняка отберут, зато прославимся. Порнография, порнография… – проговорила Белкина, глядя в потолок, где лениво вращался большой вентилятор. – Сезон неподходящий. Жара, все потные, к стульям прилипают голыми задницами. Порнография хорошо зимой идет, а летом ее и так хватает, – Белкина демонстративно закинула ногу за ногу и поправила внушительных размеров бюст, уложив его на стол. Бюст придавил бумаги не хуже мраморного пресс-папье.

Яков Павлович инстинктивно подался вперед и приподнял очки. Он был немного дальнозорок, а посмотреть было на что.

– Эх, Варя, тебя только на первую страницу сниматьquot; Глаза у Варвары заблестели:

– Отлично! Я согласна, Яков Павлович. Пусть наш фотограф меня отщелкает, и ставьте в номер. Газетную площадь я займу, и писать не придется.

– Мы – издание серьезное, – произнес Яков Павлович.

Белкина тут же захихикала, потому как цену газете «Свободные новости плюс» знала не хуже редактора.

– И тебе не хочется про порнографию думать?

– Не хочется, – честно призналась Белкина. – Я люблю живую природу, натюрморт – не поход в ресторан, а порнография – не занятие сексом.

– Полностью с тобой согласен. Варя. Вот эту мысль и проведешь в серии статей.

– В серии? – присвистнула Варвара. – Это уже попахивает социальным заказом или идеологической кампанией – Это и есть твое редакционное задание. Варвара с подозрением посмотрела на главного редактора, не тронулся ли тот: с чего это вдруг ему захотелось освещать проблему порнографии. Вроде такой идеи в воздухе над Москвой не носилось, все идеи Варвара чувствовала нутром.

– От кого заказ исходит? – напрямую спросила она главного.

– Для тебя он исходит от меня, – и главный виновато улыбнулся, давая понять, что дальше раскалываться не намерен.

Варвара не слишком интересовалась тем, кто стоит над главным. Разные слухи ходили в городе, слухи взаимоисключающие. Как понимала Белкина, распускал их сам Яков Павлович. То все пребывали в уверенности, что газету финансирует банк, потом шепотом кто-нибудь из людей, приближенных к власти, сообщал, что на самом деле газета принадлежит нефтяной компании со смешанным капиталом, затем, после серии статей, восхваляющих московское правительство, все решили, что газету тайно финансирует мэрия.

Сам же Яков Павлович никогда напрямую на этот вопрос не отвечал, и для Белкиной он стал настоящим табу. Лучше не знать, кто тебе платит деньги, но знать, сколько тебе заплатят. При этом Белкина считала, что никогда не поступается с совестью, пишет в меру честно.

– Значит, порнография мой удел? – убежденно произнесла она.

– Порнография, – подтвердил главный.

– В каком разрезе? Осудить или превознести?

– Как ты сама к этому относишься? Должен же я знать, можно тебе доверить писать?

Белкина надменно пожала плечами, мол, мне можно доверять любое дело, не завалю.

– Отношусь я к этому индифферентно.

– Правильно, – тут же оживился главный, – значит, ты беспристрастна. Об отпуске уже думала? – вкрадчиво поинтересовался Яков Павлович.

– Что о нем думать, – Белкина с отчаянием махнула рукой, – денег нет.

– Деньги будут, – очень тихо, словно боясь, что его услышат остальные сотрудники, произнес главный.

Белкина знала, такими словами в газете просто так не бросаются, на эту тему не шутят. За дурную шутку можно и в глаз получить, несмотря на ранг.

Рука главного, как у карточного шулера, исчезла под столешницей, хотя он продолжал смотреть в глаза Белкиной. Варвара затаила дыхание: «Сколько даст? – подумала она. – Сто? Двести? Нет, сказал, что хватит на отпуск, а это никак не меньше семисот долларов».

Главный медленно вынимал руку ладонью вниз, и, когда Белкина уже прожгла ладонь глазами, он перевернул руку и распустил купюры веером, как карты. «Семьсот», – быстро сосчитала взглядом Белкина.

– Это аванс, – сказал главный, – в гонорар он не входит. Когда закончишь серию статей, получишь еще столько же. И уматывай к чертовой матери, чтобы мои глаза тебя не видели. И не вздумай звонить оттуда и рассказывать, как тебе там хорошо, потому что я ухожу в отпуск зимой.

Белкина поняла, что отказаться уже не сумеет, рука сама тянулась к деньгам. «Себе оставлю триста, закрою половину долгов. Вот счастье привалило! А по гороскопу у меня сегодня день скверный. Если этот день скверный, то каким же будет счастливый?» – Белкина улыбалась.

– Довольна?

– Довольна ровно на триста долларов.

– Почему на триста?

– Четыреста я должна отдать.

Главный на эту фразу своей сотрудницы не отреагировал:

– Все материалы будешь показывать мне.

– Погодите, я еще не совсем взяла в толк, о чем и как писать.

– Интересно и увлекательно, чтобы оторваться нельзя было.

– Я иначе, Яков Павлович, не умею. Обижаете.

– Верю в тебя. Главные мысли я тебе высказал. Белкина кивнула:

– Угу…

– Дальше работай сама.

– Когда надо?

– Еще вчера, – произнес дежурную фразу главный.

– Значит, две недели впереди у меня есть?

– Да, две недели на все про все. Серия из четырех статей – на месяц, в каждом номере по развороту. Иллюстрации – тридцать процентов площади.

– Для порнографии тридцать процентов маловато, – стала торговаться журналистка.

– Хватит. Печатать порнографию мы не станем, мы должны доказать ее полезность.

– Конечно, вещь полезная! – воскликнула Варвара, улыбаясь и сжимая в кулаке деньги. – Еще какая полезная! Еще ничего написать не успела, а деньги уже срубила.

– Иди.

– Я свой кофе заберу?

– Что, вдохновение появилось?

– Конечно появилось. Деньги, они как наркотик – принял и воспарил.

– Чашку не забудь вернуть. Все из моего кабинета растащили. Кстати, скажи, чтобы собрали тарелки, чашки, фужеры, все вымыли и принесли мне, а то из зарплаты начну вычитать.

– Будет сделано, всех на уши поставлю. Варвара уже держалась за дверную ручку.

– Белкина, у тебя от счастья совсем крыша поехала! Тебе же машина понадобится, чтобы собирать фактический материал.

– Машина есть.

– Шофер-то руку сломал, или ты забыла?

– Яков Павлович, я свои проблемы привыкла решать на три пятнадцать. Шофер у меня уже есть. Если бы я только на вас надеялась, давно бы по миру пошла. Знакомого одного возить себя наняла.

Главный удовлетворенно откинулся на спинку кресла. Ему нравилось рвение Белкиной. Но та тут же поставила главного на место:

– Кстати, я ему за работу обещала сто баксов, на них он меня уже накатал. А теперь, поскольку он мне понадобится постоянно, я вынуждена буду платить ему сто пятьдесят в месяц, не считая бензина.

Главный сунул руку под крышку стола и вынул еще две купюры.

– Для начала тебе хватит, а там посмотрим. Дверь в кабинет главного плавно закрылась, и Яков Павлович посмотрел на блестящую латунную дверную ручку, боясь, что Белкина вернется и придумает еще что-нибудь, требующее денежных расходов. Но ручка осталась неподвижной, и Яков Павлович радостно подумал:

«Ну вот, машина завертелась. Месяц проживем спокойно. Белкина в лепешку расшибется, но деньги отработает. Итак, сколько у меня осталось?» – стал прикидывать в уме главный редактор. Боясь, что вся пачка быстро разойдется, он отсчитал четыре тысячи, затем разделил их на две неравные кучки – жене и себе. Кучка для жены перекочевала во внутренний карман пиджака, свои же деньги Яков Павлович спрятал в задний карман брюк и застегнул пуговицу. «Странная вещь – доллары, – подумал он. – Вроде и денег много, а в кармане, считай, пусто. И расходятся они быстро. Странный человек Эдуард Таирович Гаспаров и странные у него увлечения – рыбки. Какой с них прок? – как всякому журналисту ему хотелось докопаться до сути вещей. – Что его в них привлекает?»

Но как ни напрягал извилины Яков Павлович, не мог найти вразумительного ответа. И понял, что пока не найдет объяснение, никакая работа ему в голову не полезет. Закурив трубку, он отправился к сотрудникам. При появлении начальника разговоры стихли, сотрудники усердно делали вид, что ни о чем другом, кроме работы, и не помышляют. Белкина пила кофе, задумчиво глядя в окно.

Яков Павлович присел на край стола и попытался выпустить дым колечком – так, как это делал Гаспаров. Но вместо колечка вылетело неровных очертаний облачко и тут же растаяло.

– Белкина, что может быть интересного в аквариумных рыбках?

– Это новая тема?

– Нет, это частный вопрос.

Варвара пожала плечами:

– Меня они никогда не интересовали. Но, если это вам интересно, у меня есть знакомый, который разводит ядовитых змей. У него их дома штук сорок, и они периодически сбегают, переползают по дыркам, оставшимся после капитального ремонта, к соседям в ванную…

– Нет, Варвара, это другой случай. Твой знакомый делает на змеях бизнес?

– Конечно! Яд продает. Если хотите, могу по дешевке устроить.

– Не надо, оставь змеиный яд для своих статей. Представь себе огромный дом, дорогую обстановку, и повсюду стоят аквариумы с подсветкой, в которых плавают редкие рыбки. А человек живет один, семья где-то за границей, родственников здесь не осталось.

– Старый человек или молодой?

– Молодой. Богатый.

Белкина прикрыла глаза, ее саму заинтересовало такое увлечение.

– Знаю, – она резко щелкнула пальцами и посмотрела в глаза Якову Павловичу. – Есть две причины. Во-первых, рыбки не разговаривают, они идеальные собеседники, слушают все, что им ни говорят.

– Об этом я уже думал, но это не объясняет странного пристрастия.

– Все дело в том, что, когда сидишь внутри аквариума, стенки кажутся зеркальными и верх воды тоже. Из аквариума никогда не видно комнаты, зато владельцу аквариума видна вся подводная жизнь. Рыбки уверены, что их никто не видит, а потому не прячутся от человека. Они никогда не видят лица того, кто их кормит, кто меняет воду. Зато хозяин, если захочет, может запустить сачок и выловить любую из них, только тогда рыбка увидит своего владельца – того, кто сыпал ей корм.

– Красиво, но, наверное, не правильно, – у Якова Павловича появилось неприятное чувство именно оттого, что Белкина угадала. Он сам был одной из аквариумных рыбок, которых Гаспаров время от времени вылавливал сачком, давая понять, что на воздухе главный редактор долго не протянет, без финансовой подпитки и дня не проживет.

Главный осмотрелся. Редакционное помещение напомнило ему аквариум, сотрудники – рыбок. Стеклянные перегородки… Яркая одежда, беспечность… Людям казалось, что они живут собственной жизнью, что-то в ней решают, хотя на самом деле, стоило Гаспарову перестать сыпать корм…

* * *

Как казалось главному, стоило бы Гаспарову вовремя не подсыпать корм, задержать зарплату на пару недель, как рыбки начали бы задыхаться, а потом и вовсе передохли. – Может, ты и права. Варя, рыбка ты моя золотая. От такого объяснения легче не стало, но зато появилась определенность, которая ясно указывала главному редактору его место в этой жизни. Он ничего в ней не решал, лишь делал вид, что может что-то изменить. «Но и на Гаспарове мир клином не сошелся, кто-то же есть и над ним, – в утешение себе подумал Яков Павлович и мыслями воспарил в заоблачные выси – туда, куда его уже не допускали. – И Гаспарова могут сачком подцепить, бросить прямо на горячий песок. И будет он трепетать, извиваться, жадно хватать воздух. И весь белый свет ему в овчинку показался бы.»

Мысли о горячем песке напомнили главному редактору о существовании моря, о том, что ему до отпуска еще недостижимо далеко.

– Друзья мои, – спрыгнув со стола, звучно крикнул он, – где график отпусков? Завтра же он должен лежать у меня на столе, потому как и летом газета должна выходить регулярно и быть не менее интересной, чем зимой. Люди любят почитать в самолетах, в поездах, в автобусах. А то начали садово-огородными рецептами газету поганить. Вы еще объясните нашим читателям, как огурцы закатывать!

– А что, это хорошая идея, – сказала пожилая женщина-корректор, – хорошо закрутить огурцы не каждая женщина умеет. Это настоящее искусство.

– Мы журналисты, а не кулинары, – усмехнулся главный редактор и вставил себе в рот трубку, как затычку, чтобы больше не произнести ни слова.

Он важно удалился, оставив после себя ароматный запах трубочного табака и озадаченных, притихших сотрудников. Сейчас должно было начаться самое страшное – выяснение, кому и когда идти в отпуск.

Всем хочется летом, всем хочется в удобное для себя время. Много достойных, но мало избранных. Лишь одна Белкина сохраняла спокойствие, она точно знала, что если напишет четыре статьи, закроет четыре недельных номера, то со спокойной душой уйдет в отпуск, и деньги на отдых у нее будут, если, конечно, она не успеет наделать новых долгов.

– Друзья мои, – в тон главному редактору воскликнула Белкина. Все подняли головы. – У кого из вас есть дома порнофильмы?

Воцарилась тишина. Естественно, по паре кассет у каждого имелось, но никто не спешил в этом признаваться, к тому же не с глазу на глаз, а на людях.

– На клубничку потянуло?

– Ну захотелось мне посмотреть порнухи.

– Варя, ты знаешь, что если я дам тебе кассету, то это уже распространение порнографии? Приходи ко мне домой и смотри, это можно.

– Значит, у тебя есть кассета? – Белкина поднялась и направилась к корреспонденту. Тот испуганно отпрянул. – У меня «Калигула», а это не совсем порнография, это искусство.

– Тогда тебя вычеркиваем. Но ты врешь, по глазам вижу, у тебя не только «Калигула» есть, что-нибудь крутое – садо-, мазо-…

– Что тебя интересует?

– Пока меня интересует все, потом я на чем-нибудь остановлю свой выбор.

Наконец Белкиной удалось «расколоть» трех сотрудников, которые пообещали ей принести завтра порнофильмы. Правда, все при этом уверяли, что кассеты не их, достались им случайно и они не досмотрели до конца ни одного фильма, потому что от этого тошнить начинает и в сон клонит.

– Ненормальные вы какие-то, – куражилась Белкина. – Если это такое дерьмо, то почему на него существует спрос? Люди платят деньги лишь за то, что им нужно. Вот я и хочу разобраться в щекотливом вопросе.

Разговор о порнографии постепенно вытеснил разговоры об отпуске. Минут через десять люди потеряли всякий стыд и горячо обсуждали преимущества отечественной порнографии по сравнению со шведской или немецкой.

– Наша круче, – с пеной у рта доказывал корреспондент, вначале заявивший, что у него есть лишь «Калигула».

– Наша порнуха глупая.

– Потому и лучше, потому и забористее. Люди, которые пьют водку и курят сигареты без фильтра, должны смотреть только русскую порнографию.

Пожилая женщина-корректор с отвращением поглядывала на оживившихся сотрудников. Она и предположить не могла, что рядом с ней работают ужасные извращенцы. Медицинский аспект порнографии вообще не обсуждался. Никто не задавался вопросом, полезно ли существование порнофильмов или нет, никто не возносился над самим вопросом, все выступали в роли потребителей.

Белкина поняла, что главный редактор нащупал жилу. «Говорить стесняются, но все этим пользуются. Нет, все-таки нужно меньше иллюстраций для статей о порно, потому что газеты читают в метро, и не каждому удобно держать перед собой газету с голыми мужиками и бабами. А текст читать – вполне прилично. Да и писать надо немного отстраненно, вроде как с позиций психолога, социолога, человека ученого. Нужно препарировать тему, как дохлую лягушку.»

Новая тема, подброшенная Варварой Белкиной, выбила из привычной колеи весь редакционный коллектив. Все перешептывались и обсуждали проблемы порнографии. Но одно дело разговоры, совсем другое – материализация темы в виде газетных полос, колонок, слов, цифр и фотоснимков. Чтобы приготовить суп, надо иметь мясо. «Воды у меня хватает, огня тоже. Если коллеги и принесут с пяток видеокассет, то это будет скорее всего искусство, замаскированное под порнографию. Мне же нужно видеть предмет в истинном свете, журналист должен бежать впереди паровоза. Я должна ощущать тенденции рынка порнобизнеса и рынка производства видеокассет.»

Где продают порно, Белкина представление имела, даже немного предвидела, как это делается, вернее, как это может делаться. Сама же Варвара раньше порнокассет не покупала, хватало личного опыта и собственной буйной фантазии. Порнография ей казалась уделом извращенцев, людей в чем-то ущербных, которым не хватает плотской любви в жизни. Себя же она относила к людям здоровым, здравомыслящим – в общем, к другой категории граждан. Она тут же сделала вывод: «Наверное, весь мир делится ровно надвое. Тут, как с яйцами: одни пьют сырые яйца, у других этот продукт вызывает стойкое отвращение. Так и порнография: одни пользуются, употребляют и жить без нее не могут. Другие старательно обходят, словно она может испачкать. Что ж, придется испачкаться», – решила она.