"Комбат в западне" - читать интересную книгу автора (Воронин Андрей, Гарин Максим)

Глава 11

Когда французский коллекционер Жак Бабек вернулся в отель от Шеришевского, он был крайне возбужден. То, что ему показали, произвело на него неизгладимое впечатление. Бабек прекрасно разбирался в произведениях искусства и понимал, что подобная вещь сделает ему состояние на всю жизнь. К тому же «Янтарную комнату» можно будет продать не просто коллекционерам, а России, правительству. И тогда подобный поступок сделает его имя легендарным, ему на территории России будет позволено все. А это выставки, организация аукционов. В общем, продав «Янтарную комнату», он заработает себе авторитет, станет одним из самых известных коллекционеров в мире.

«Янтарная комната», как рассчитывал Бабек, равна золоту Трои или золоту скифов. В общем, это вещь легендарная, обросшая огромным количеством мифов, легенд. И если только она станет его собственностью, он заполучит в руки огромное состояние.

"Только бы не сорвалось! Только бы все случилось!

Как предвидится".

Бабек расхаживал по своему номеру. Он снял пиджак, бросил его на диван, расстегнул рубаху. Затем откупорил бутылку коньяка, жадно выпил полбокала, сел.

Закурил. Опять вскочил на ноги и как большой надувной мяч, подпрыгивая, похлопывая себя по жирным ляжкам, ходил и ходил по номеру, поглядывая на часы, словно бы своим взглядом хотел заставить стрелки двигаться как можно быстрее, чтобы скорее наступило завтра, чтобы он мог встретиться с истинным продавцом, настоящим хозяином «Янтарной комнаты».

Если, конечно, это не обман. Но верить в то, что это обман, что это подставка, Жаку Бабеку не хотелось. Уж слишком огромные выгоды сулило приобретение «Янтарной комнаты».

Он снял трубку, позвонил банкиру, у которого можно было взять деньги, и прямо с места в карьер, без объяснения быстро заговорил, что ему, возможно, понадобится крупная сумма — два или три миллиона и чтобы деньги были готовы. Банкир ничего не понимая, но чувствуя, что Бабек взволнован, на все говорил:

— Да, да… Конечно, господин Бабек, как вам будет угодно, в любое время. Только, естественно, не ночью.

Договорившись с банкиром, Бабек бросил трубку и вытер вспотевшие ладони носовым платком. Затем платок смял и отшвырнул.

— Так, еще коньяка, — сказал он сам себе, наливая полбокала.

Выпив, он немного расслабился, хотя вкуса напитка абсолютно не ощутил, слишком уж был взволнован.

Зазвонил телефон. Бабек снял трубку, полагая, что может звонить Станислав Борисович Шеришевский.

Но звонила его секретарша.

— Господин Бабек, вы будете ужинать? На вас заказывать столик?

— Нет, Жаклин, погоди, — сказал Бабек. — Давай мы поужинаем с тобой вдвоем в номере?

— Да-да, я согласна, — ответила девушка. — Я сейчас закажу и поднимусь к вам.

— Давай, поднимайся поскорее.

«Секс — вот единственное, что может снять напряжение, что поможет мне заснуть», — решил коллекционер.

Минут через десять дверь в номер коллекционера отворилась и вошла Жаклин. А следом за ней, буквально через несколько секунд, появился официант. Он, извинившись, вкатил в номер столик на колесиках, заставленный всевозможной снедью.

— И шампанское, пожалуйста, — сказал Бабек, — самое лучшее, какое у вас есть.

— А что случилось? — спросила Жаклин, усаживаясь в кресле и закидывая ногу за ногу.

— Погоди, Жаклин, все узнаешь. Не спеши.

Секретарша уже давно не видела своего босса в таком настроении, в таком волнении. Дождавшись, когда в номере появится бутылка шампанского в серебряном ведерке, Бабек махнул рукой, отправил официанта, быстро откупорил бутылку, выстрелив пробкой в потолок, расплескивая дорогое вино, наполнил бокалы.

— Ну вот, прекрасно, — подавая бокал Жаклин, сказал Бабек. — Все просто прекрасно.

— Что прекрасно? — Жаклин понимала зачем ее вызвал шеф и так же наверняка знала что будет после того, как они выпьют и поужинают. ,.

Она знала, что с боссом лучше не разговаривать о делах. Если Бабек пожелает, сам обо всем расскажет, а если не захочет, то из него и щипцами не вытащишь никакой информации. Слишком уж он скрытен и осторожен по своей природе.

— Так за что пьем? — осведомилась Жаклин.

— За удачу, дорогая, за удачу. Думаю, она нас ждет.

— О чем ты говоришь? — она перешла на «ты».

— О большой удаче, Жаклин. О такой, какая нам еще и не снилась.

Во Франции у Бабека имелась семья — жена, две дочери и сын. Своей семьей коллекционер дорожил, но как любой мужчина при деньгах и часто отлучающийся из дому, имел любовниц. У его жены с Жаклин были прекрасные отношения. Может, жена Бабека что-то и подозревала, о чем-то и догадывалась, но нарушать равновесие, сложившееся в их отношениях, ей не хотелось. Она всецело была занята домом и детьми. А мужу уделяла внимание постольку-поскольку. Естественно, она его окутывала заботой, когда он появлялся дома. Но это случалось не часто.

У Жаклин, как у любой молодой, сильной и симпатичной женщины, а тем более самостоятельной и имеющей деньги, в Париже был любовник, молодой парень двадцати четырех лет. Но она понимала — пока работает у Бабека, пока он ей хорошо платит, думать о замужестве не приходится. Да и слишком часто случались отлучки из дому. Постоянно приходилось следовать за хозяином. Лондон, Амстердам, Токио, Вашингтон, Лос-Анджелес, Нью-Йорк… За то время, пока она работала у Бабека, объехала почти весь мир, побывала во всех крупнейших музеях мира и неплохо разбиралась в искусстве, вернее, в произведениях искусства. Могла, как эксперт, быстро оценить стоимость произведения и даже могла прикинуть на каком аукционе это произведение наиболее выгодно продать, кому его предложить.

— Так что все-таки случилось, Жак? — обратилась она к своему хозяину.

— Тише, тише, Жаклин, можешь спугнуть удачу.

Случилось, между прочим, невероятное, я даже не хочу рассказывать.

— Ты что, не доверяешь мне?

— Я не доверяю даже себе. Вернее, не верю в то, что подобная удача могла свалиться на мою седую лысую голову.

— Да ладно, не такая уж она седая и не такая уж лысая, главное умная и удачливая.

Она встала с кресла, поставила бокал, подошла к Бабеку. И зная, что это ему понравится, взлохматила седые волосы.

— Вот так ты мне нравишься.

— Я себе сегодня тоже нравлюсь. Удача идет мне в руки, большая удача.

— Что? Я уже, честно говоря, устала слушать об удаче. Может, объяснишь? Потому что глядя на тебя, Жак, мне кажется, ты заболел. У тебя даже голова горячая.

— Это все от волнения, дорогая. Что делает Поль?

— Перебирает бумаги, звонит в Париж своей супруге.

— Понятно, понятно… В общем, завтра он мне не нужен. И ты мне будешь не нужна, я поеду один.

— Куда? — спросила Жаклин.

— К одному знакомому коллекционеру.

— И что же он такое предложил? Надеюсь, не коллекцию пасхальных яиц Фаберже?

— Брось, Фаберже — это мелочи. Дорогие, ценные, но все же мелочи. Мне предложили кое-что получше. Я видел, держал вот в этих руках, — Бабек растопырил толстые в перстнях пальцы. — Держал, понимаешь, Жаклин, гладил, вот как тебя сейчас глажу.

Бабек подошел и положил растопыренные ладони на грудь Жаклин. Секретарша повела плечами, подалась немного вперед, упершись мгновенно отвердевшими сосками в ладони хозяина.

— Ты опять ходишь без лифчика?

— Я же знала, когда собиралась ужинать.

— Молодец. Ты очень сообразительная. И самое интересное, от тебя очень много пользы.

— Ладно, хозяин…

— Не называй меня хозяином, ведь сейчас у нас с тобой несколько иные отношения. И если все получится, то ты, Жаклин, получишь неплохие деньги.

— Так что же все-таки происходит? — положив руку на щеку своего хозяина и теребя кончиками пальцев мочку его уха, спросила Жаклин.

— Лучше об этом не говори, — Бабек прижал к себе Жаклин, его ладони скользнули по ее спине, застыли на бедрах. — Ты чертовски хороша, Жаклин.

— Я это знаю.

— Нет, ты не знаешь, как меня возбуждаешь.., как меня возбуждаешь.

— Почему это не знаю? — Жаклин бедром прижалась к паху своего патрона. — Знаю, знаю, чувствую.

— Вот и прекрасно, — ответил Бабек, расстегивая пуговицы белой блузки.

Пуговицы оказались на удивление непослушными.

— Черт подери, — сказал Жак Бабек, целуя Жаклин, — не нравятся мне твои пуговицы. Я люблю когда ты в свитере, он легко снимается.

— Погоди, я помогу, — Жаклин сама ловко расстегнула ряд перламутровых пуговиц и Бабеку ничего уже не оставалось как сбросить блузку с плеч.

— Вот так очень хорошо, просто прекрасно, — принялся целовать Жаклин в грудь.

Секретарша абсолютно не сопротивлялась, а подыгрывала своему хозяину как могла. А делала она это великолепно, понимая, что ей воздается за старания. Затем женщина принялась расстегивать брючный ремень, а расстегнув, запустила руки в брюки хозяина.

— Ну, ну, давай, не останавливайся, — бормотал Бабек, прижимаясь к Жаклин, снимая с нее юбку.

Юбка упала к ногам. Жаклин аккуратно переступила через нее, и прижавшись друг к другу, хозяин и секретарша двинулись к дивану.

— Давай я тебе помогу, — прошептала Жаклин, помогая освободиться хозяину от брюк и ботинок.

— Нет, пока еще не время. Не спеши, Жаклин, не спеши.

Бабек взял Жаклин за плечи и надавил на них руками. Жаклин поняла чего от нее добивается хозяин.

Она опустилась на колени и член Бабека оказался у нее во рту.

— Вот так, так, так… — бормотал Жак Бабек, всхлипывая и хрюкая, как большое толстое животное.

Жаклин старалась, понимая, что после этого, возможно, хозяин станет разговорчивее и расскажет что к чему. Так уже бывало не один раз, и Жаклин знала, когда Жак Бабек возбужден, взволнован, у него обязательно появляется желание заняться сексом. И неважно где он находится — в машине, в самолете или на каком-нибудь приеме. Но сейчас он был слишком возбужден, и Жаклин, хотя и проработала у Бабека немало, никогда еще таким его не видела.

— Дверь, — вдруг спросил Бабек, — заперла?

— Нет, — ответила Жаклин. — А кто может прийти?

— Не знаю, не знаю… Погоди, иди запри двери.

Жаклин поднялась с колен и покачивая бедрами, направилась к двери, понимая, что это приведет хозяина в еще большее возбуждение. Когда она уже была у двери, Бабек двинулся к ней, наклонил вперед, положил руки на бедра, и его член вошел в стройную девушку.

— Не здесь, не здесь". — прошептала Жаклин.

— Здесь и сейчас. Здесь, прямо у двери, прямо здесь, — быстро для своей комплекции двигаясь, бормотал Жак Бабек. — А теперь повернись! — вскрикнул он, выдергивая член, разворачивая Жаклин, опуская ее на колени.

Жаклин вскрикнула, схватила член Бабека влажными губами.

— Ну, ну, давай, не останавливайся… Ни на секунду, ни на миг… Продолжай, продолжай…

Он издал страстный звук — хрюканье, смешанное со стоном. Жаклин откинулась, сперма брызнула ей на лицо, на грудь.

— Вот так, хорошо.., хорошо… — Бабек отошел на несколько шагов и полюбовался на Жаклин, сидящую на коленях у двери. — Вот так-то будет лучше.

Затем он буквально рухнул на кожаный диван, распростер руки, раскинул ноги. Жаклин поднялась, взяла салфетку, вытерла грудь, лицо. Подошла к столику, подняла свой недопитый бокал шампанского, набрала жидкость в рот и проглотила.

— Ты молодец. Как всегда великолепна, как всегда знаешь чего хочет твой хозяин.

— Конечно знаю, Жак, ведь я с тобой работаю уже не один год.

— Вот и прекрасно, вот и хорошо. Подай мне шампанского, налей полный бокал.

Жаклин взяла бутылку, наполнила бокал и подала хозяину. Тот почти минуту смотрел на искрящиеся пузырьки, а затем жадно выпил — так, словно это была холодная вода, а его мучила нестерпимая жажда.

— Еще? — спросила Жаклин.

— Пока хватит. Кстати, дверь заперта? — уже во второй раз задал он тот же вопрос.

— Да заперта. Я же повернула ключ.

За ужином Жак Бабек выпил еще бутылку шампанского. Жаклин от вина отказалась. Алкоголь развязал ему язык, сделав более разговорчивым.

Бабек придвинулся к секретарше и положил ладонь на ее колени, при этом смотрел ей в глаза.

— Я решил сделать очень крупное приобретение.

Подобное в своей жизни я еще никогда не делал.

Жаклин вопросов не задавала, понимая, что шеф сейчас может все рассказать сам. Она пытливо на него поглядывала и улыбалась.

Жак Бабек тряхнул головой, как бы отгоняя наваждение:

— Мне по гороскопу, когда я был еще в Париже, выпадало в ближайшее время крупное приобретение.

И вот видишь, звезды не врут. А вот дальше астролог советовал быть предельно осторожным, чтобы не попасть впросак.

— Так в чем же дело? Будь осторожен, — сказала Жаклин.

— Вот я и думаю как бы мне все это получше устроить.

— Но ты же умный, — сказала Жаклин.

— Умный-то я умный, но слишком уж о большом деле идет речь.

— Но тебе же не впервой.

— Впервой. Ты знаешь, дорогая, впервой. Я еще никогда не совершал подобных сделок.

— Так что же тебе предложили?

Бабек огляделся по сторонам, словно бы кто-то за его спиной стоял и прислушивался к разговору.

— Чего ты боишься?

— Боюсь даже сказать тебе.

— Мне-то можешь говорить смело, я тебя никогда не подведу.

— Мне предложили реликвию, всемирно известную реликвию, о ней знают все.

— И что же тебе предложили? Шапку Мономаха?

Золото скифов?

— Нет, дорогая, лучше.

— А что бывает лучше — Леонардо да Винчи, Рафаэль, Микеланджело?

— Нет, нет, совсем иного порядка вещь.

— Так ты скажешь или нет? — быстро проговорила Жаклин. — Я уже начинаю терять терпение. И кто тебе предложил?

— Ты этого человека не знаешь. Я тоже его не знаю.

— А кто посредник? Кто вывел на продавца — Станислав Шеришевский?

Бабек замялся:

— Ну ладно, Жаклин, завтра будет день, завтра все и выяснится. Боюсь сглазить, боюсь сказать лишнее.

— Скажи, не бойся.

— Нет-нет, иди, — уже начиная злиться на самого себя, прикрикнул Бабек. — Иди, иди, до завтра.

Жаклин недовольно поднялась, быстро оделась, но в дверях остановилась.

— Так может ты все-таки скажешь, чтобы и я была в курсе?

— А зачем?

— Ну как… Мало ли что может случиться!

— А что может случиться?

— Всякое бывает. Насколько я понимаю, ты покупаешь что-то очень дорогое.

— Я еще пока не покупаю, лишь собираюсь. Я ее еще не видел.

— Так все же, что это?

— Ладно, потом скажу.

Когда Жаклин покинула апартаменты, Бабек еще минут двадцать сидел в оцепенении, постукивая толстыми пальцами по коленям.

Возможно, если бы не таблетки, Жак Бабек так и не уснул бы этой ночью. Но лекарство сделало свое дело.

Голова отяжелела, веки сомкнулись и Бабек провалился в тяжелое забытье.

Во сне ему виделись многочисленные ящики, в которые были запакованы панели «Янтарной комнаты». Камень переливался, сверкал, таинственно мерцал. Интересно, что во сне Бабек видел эти ящики явственно — так, словно бы когда-то к ним прикасался, так, словно бы они хранились у него в галерее.

Утром его разбудила секретарша. Бабек второпях позавтракал, надел свой лучший костюм и в присутствии Жаклин сделал телефонный звонок.

— Да, да, приезжайте.

— …

— Конечно же ждут! — ответил Шеришевский.

Именно это Жак Бабек и хотел услышать. Машина уже ждала у входа и минут через двадцать Жак Бабек, оставив машину внизу, поднялся на второй этаж — к коллекционеру.

Станислав Борисович сам открыл дверь:

— Приятная встреча, — сказал он, протягивая руку.

Мужчины обменялись рукопожатием. Жак Бабек вошел в квартиру, огляделся. Никого из посторонних в доме не было.

«А где же»? — глазами спросил он у хозяина.

— Скоро будут, не волнуйтесь.

— Как здесь не волноваться, такое приобретение, такая крупная сделка?!

— Думаю, все будет хорошо.

В другом конце двора стоял темно-синий микроавтобус «Форд-транзит». В кабине рядом с водителем сидел Чурбаков.

— Ну, что скажешь? — спросил он Бородина.

— Вроде все нормально, хозяин. Он приехал один.

— Ну что ж, тогда пойдем.

— Как будем действовать? — спросил Бородин.

— Как договорились, — сказал Чурбаков. — Я ему запудрю мозги, скажу что ехать нужно немедленно, что «Янтарная комната» здесь, в Москве, и если он хочет, сможет ее посмотреть, сможет пощупать и даже лизнуть, — сказав это, Чурбаков ехидно усмехнулся, поморщился и поправил шляпу. — Ну, пойдем.

Вместе со Свиридовым и Бородиным он выбрался из машины и направился к подъезду. Чурбаков сам подошел к двери и нажал кнопку звонка.

— Ну вот, — сказал Станислав Борисович Шеришевский, — и хозяин явился. Я думаю, вы переговорите с ним с глазу на глаз, я в этом деле лишь посредник.

Свел вас и все, на этом из игры выхожу.

— Да-да, — кивнул Жак Бабек, — он говорил по-русски, с невероятным акцентом.

Вадим Семенович Чурбаков "тел в квартиру. Он сразу же направился к Бабеку.

— Разрешите представиться, — сказал он, — Вадим Семенович Чурбаков. Думаю, моя фамилия вам кое-что говорит?

— Да, месье Чурбаков, говорит, — ответил Бабек.

— Ну и прекрасно.

— Так это действительно правда, месье Чурбаков, что «Янтарная комната» у вас?

— Конечно же правда. Ведь вы же видели маленькую часть ее, может быть, тысячную часть?

— А где она находится? — задал вопрос Жак Бабек.

— Ну, вы все сразу хотите знать, месье Бабек! Находится она здесь, в Москве.

— В Москве? — словно бы не веря услышанному, улыбнулся Жак Бабек.

— Да-да, в Москве.

— И вы не боитесь?

— Нет, я не боюсь, — сказал Вадим Семенович. — И вам советую не бояться.

— Но это же раритет, все-таки национальное достояние!

— Я прекрасно понимаю, что это национальное достояние.

— И сколько вы за нее хотите?

— Два миллиона меня устроит, — сказал Чурбаков.

— А почему так мало? — задал вопрос Жак Бабек.

— Можете заплатить пять, я не против. Но меня устроит и два.

— Я согласен. Но для начала, месье Чурбаков, я хотел бы убедиться, что она действительно существует.

— Что ж, это несложно сделать. Я вам ее покажу.

Шеришевский при разговоре Чурбакова с Бабеком не присутствовал. Он сидел в гостиной вместе со Свиридовым и Бородиным.

— А как быть с расчетом?

— Как вас устроит? — спросил Жак Бабек.

— Я бы хотел получить деньги здесь, в России.

— Я понимаю. Хотя мне было бы проще заплатить вам в Париже или в любой другой европейской стране.

— Я не хочу выезжать за границу, — бросил Чурбаков, — я бы хотел получить деньги здесь. Вы уж меня извините, месье Бабек, так будет лучше.

— Ну что ж, как вам угодно. У меня хорошие отношения с московскими банками и такую сумму я смогу получить.

— Вот и прекрасно, — сказал спокойно Вадим Семенович, — это даже очень хорошо. — Вы сейчас свободны? — спросил он, глядя на Жака Бабека, чувствуя, что тот нервничает.

— Да, можете мной располагать.

— Тогда, может быть, не будем откладывать это дело в долгий ящик и отправимся прямо сейчас?

— Да. Моя машина стоит внизу, — сказал Жак Бабек.

— Знаете, месье Бабек, мне не хотелось бы, чтобы ваш шофер знал куда мы поедем. Лучше отправимся на моей машине, а свою вы отпустите. В гостиницу, можете быть спокойны, мы вас привезем.

— Я понимаю, — кивнул Жак Бабек, — вы тоже осторожные люди.

— Приходится быть осторожными, — уверенно сказал Вадим Семенович, — иначе обязательно сгоришь, сгоришь, как спичка.

— Как, как сгоришь? — переспросил Жак Бабек.

— Сгоришь, как спичка, — повторил Чурбаков. — Сейчас мы выйдем, — сказал он, — вы отправите своего водителя и сядем в наш микроавтобус. Часа через три вы уже окажетесь в своем отеле. А завтра мы оговорим все вопросы по финансам и по передаче ящиков с панелями в ваши руки.

— Да-да, я хочу скорее убедиться, что она на месте, что она существует.

— Тогда едем.

Чурбаков даже не снимал плащ. В плаще был и Жак Бабек. Мужчины поднялись и покинули кабинет вполне довольные друг другом. Выходя, Вадим Семенович подмигнул Бородину.

Станислав Борисович Шеришевский раскланялся со своими гостями. А после того, как закрыл за ними дверь, самодовольно потер руки:

"Ну вот, кажись, все сделано. Кажись, денежки в кармане. Мне повезло, что я когда-то давно знал Чурбакова, когда-то давно продал его семье пару алмазов, парочку очень дорогих алмазов и несколько картин.

В общем, все прекрасно".

Жак Бабек подошел к своему водителю и быстро ему объяснил, что не нуждается в машине.

А затем, когда его автомобиль уехал, Вадим Семенович поторопил;

— Ну что ж, месье Бабек, вот в том темно-синем автобусе мы и поедем.

Когда французский коллекционер подошел к автобусу, он заметил, что в микроавтобусе нет окон.

— Это специально, — сказал Вадим Семенович. — Мне не хотелось бы, чтобы вы прежде времени знали где я храню «Янтарную комнату».

— Да-да, я понимаю.

Бородин открыл дверь, Свиридов залез вовнутрь. Внутри микроавтобуса «Форд-транзит» стоял большой ящик.

— Часть «Янтарной комнаты» здесь, — сказал Чурбаков. — Хотите взглянуть?

Бабек кивнул, давая понять, что не против.

Чурбаков зажег свет. В автобусе был Бородин. Свиридов снаружи закрыл дверь.

— Покажи месье Бабеку панели, открой ящик, — приказал Чурбаков Бородину.

Тот поднял тяжелую крышку с дырками.

— Можете взглянуть, — проговорил он.

Жак Бабек приблизился к ящику. И в этот момент Бородин обхватил француза сзади и прижал к его рту белую тряпку. Бабек несколько раз дернулся, но секунд через восемь плавно завалился на бок.

— Ну вот видите, порядок, Вадим Семенович! А вы волновались.

— Есть из-за чего волноваться. Бросай его в ящик.

Бородин с трудом сунул грузное тело французского коллекционера в большой ящик. Затем в его руках появился шприц и он быстро сделал укол в руку.

— Сколько он останется в отключке? — спросил Вадим Семенович.

— Часа четыре. В общем, мы успеваем.

— Вот и прекрасно. Я пойду сяду в кабину и гоним на аэродром. А ты присмотри здесь. Крышку закрой.

— Я все понял, хозяин, — Бородин опустил крышку большого темно-зеленого ящика и защелкнул замки. — Спи спокойно, дорогой товарищ. Дорога дальняя, нелегкая, но ты ничего не почувствуешь. Пусть тебе приснится что-нибудь очень хорошее, например, твоя любовница или Париж.

Вадим Семенович забрался в кабину.

— Поехали на аэродром и побыстрее, — он одернул рукав плаща. — Через час самолет вылетает в Калининград.

— Все понял, хозяин. Через пятьдесят минут будем на летном поле.

Темно-синий микроавтобус взвизгнул тормозами перед аркой и легко выехав со двора, помчался по московским улицам в направлении Жуковского.

— Ну вот, дело сделано, хотя еще и не до конца.

Темно-синий микроавтобус мчался по шоссе на предельной скорости. Время от времени Свиридов бросал взгляд на панель приборного щитка, где судорожно дергалась стрелка спидометра.

— Да не гони ты так! Мне это не нравится, — сказал Чурбаков.

Свиридов немного сбавил скорость и только сейчас заметил машину ГАИ.

— Черт побери, — пробормотал он, — опять эти долбанные гаишники!

— Ничего, ничего, не волнуйся, — сказал Чурбаков.

Гаишник взмахнул полосатым жезлом, приказывая остановиться.

— Вот незадача!

Притормозив прямо возле машины, Свиридов выскочил из машины.

— Командир, слушай, мы очень спешим. Вот документы.

В права была положена пятидесятидолларовая купюра. Гаишник взял документы, зло посмотрел на Свиридова.

— Все спешат, все куда-то летят. А правила нарушать все равно не положено. Понятно?

— Так точно, командир, понятно.

Гаишник раскрыл документы и увидев пятидесятидолларовую купюру, улыбнулся:

— Новые у вас права.

— По-моему, в порядке документы, командир? — нагловато спросил Свиридов.

— Документы в порядке. Ну ладно, поезжайте.

Только правила не нарушайте, километров через пять еще один пост ГАИ.

— Спасибо, командир, понял.

Свиридов забрался в кабину и микроавтобус рванул с места.

Лейтенант ГАИ довольно посмотрел на сержанта:

— Ну, теперь твоя очередь. Может, тебе, сержант, тоже повезет?

— А сколько?

— Не твое дело, — сказал лейтенант.

— Понял, — пожав плечами, ответил сержант, становясь на дорогу.

«Наверное, баксов двадцать оторвал», — подумал он про своего командира.

А лейтенант, сев в машину, поскреб пальцем пятидесятидолларовую банкноту. Если бы она оказалась фальшивой, он тут же связался бы по рации с соседним постом и приказал бы остановить темно-синий «Форд».

Но купюра оказалась настоящей. Не очень новой, но настоящей. В общем, день прошел не зря.

— Сколько ты ему дал? — спросил Вадим Семенович у Свиридова.

— Полтинник, хозяин, — сказал Свиридов.

— Ну и правильно. Что их жалеть? Зато без проблем ехать будем.

— Да, он меня еще предупредил, что впереди пост ГАИ.

— Вот видишь, как хорошо быть не жадным!

— А если бы мы ему дали стольник, как думаете, могли бы с мигалкой мчаться?

— Могли бы, но не стоит, — Чурбаков закурил — отъездил я свое с мигалкой.

Микроавтобус как по графику прибыл на территорию военного аэродрома. Военный самолет уже стоял, готовый к вылету. Командир корабля со звездами майора поздоровался с Чурбаковым.

— Тут, майор, у нас кое-какие изменения, — сказал Вадим Семенович.

— Какие изменения?

— Ящик с собой повезем.

— Большой? — спросил майор.

— Да нет, не очень. Но это, естественно, за отдельную плату.

— Понятно, — сказал пилот.

— Свиридов, рассчитайся.

Свиридов дал пятьсот долларов, летчик довольно улыбнулся.

— За такие деньги я готов пять ящиков доставить в Калининград. Хороший вы пассажир, Вадим Семенович.

— Сам знаю, что неплохой.

— Сейчас ребята загрузят ящик, отгонят микроавтобус, потом за ним приедет человек.

Чурбаков и его люди действовали слаженно, все у них было предусмотрено, все находилось на мази.

Ящик загрузили в самолет, Свиридов быстро отогнал темно-синий «Форд» к КПП и позвонив по телефону, приказал, чтобы за ним приехал один из людей Чурбакова.

— Все в порядке? — спросил Бородин," когда Свиридов подошел к самолету.

— Конечно! А как же может быть иначе? Все чики-чики.

— Ну и прекрасно. С богом! — Бородин со Свиридовым хлопнули по рукам.

Чурбаков, увидев этот жест своих людей, улыбнулся. Ему нравилось, когда у них такое хорошее настроение, когда все клеится, все совпадает, как хорошо пригнанные детали.

Самолет взревел моторами, разбежался по взлетной полосе, легко оторвался от бетона и взял направление на северо-запад. Кроме пилотов в этом военном самолете, выполняющем грузовые коммерческие рейсы, находилось еще четверо. Троих летчики видели, а о существовании четвертого даже не догадывались. А французский коллекционер Жак Бабек находился в глубокой отключке под деревянной крышкой зеленого ящика.

— Послушай, Павел, обратился к Свиридову Вадим Семенович, — иди глянь, может, наш клиент уже концы откинул?

— Да что вы, Вадим Семенович! — сказал Свиридов, поднимаясь. — Жив-здоров, я в этом уверен.

— Хорошо что уверен, но тем не менее, посмотри.

Дорого ведь стоит французишко.

— Сейчас гляну.

Покачиваясь и придерживаясь за переборки, Павел Свиридов направился в грузовой отсек, заполненный холодильниками и стиральными машинами. Среди всей этой бытовой техники стоял длинный темно-зеленый ящик размерами два с половиной на метр с плотно пригнанной крышкой, закрытой на два замка. Свиридов пробрался по узкому проходу, опустился на колени, отщелкнул замки, поднял крышку.

Он был абсолютно уверен, что Жак Бабек жив-здоров и спит. Но тем не менее, несколько секунд посмотрев на безмятежное лицо француза, Свиридов взял руку Жака Бабека, нащупал пульс и хмыкнул. Затем взглянул на свои часы, посчитал количество ударов и ухмыльнулся.

«Ну и боров! Спит, как ребенок и пульс как у десантника».

Крышка была закрыта, замки защелкнуты. Павел Свиридов с улыбкой на губах вернулся в тот отсек, где сидели Бородин и Чурбаков.

— Ну что скажешь, Паша? — спросил Бородин.

— Что я могу сказать — спит наш француз.

— Это хорошо, — сказал Бородин, — небось, целую ночь волновался, не спал. Прилетим на место, он выдрыхнется, будет свеженький, как огурчик.

— Сразу, как прилетим, попытаемся договориться, — бросил короткую фразу Чурбаков.

— Да, Вадим Семенович, как скажете. Думаю, мы его обломаем в первые дни, — хохотнул Свиридов, вытряхивая из пачки сигарету.

— Не курил бы ты, — одернул своего подчиненного Чурбаков, — и так тошно от этих перелетов. Вообще мне кажется, что моя жизнь проходит в самолете, а не на земле. Болтаемся чуть ли не по два раза в неделю в дурацких грузовых самолетах. Я скоро подхвачу какую-нибудь воздушную болезнь.

Бородин со Свиридовым расхохотались.

— Чего ржете, — прикрикнул на них Чурбаков, — не видите, мне худо!

— Вы бы, Вадим Семенович, коньяка глотнули, — в руках Павла Свиридова появилась плоская блестящая фляга с золоченым двуглавым орлом.

— Ну давай свой коньяк. Небось, паршивый?

— Да нет, вы же знаете, Вадим Семенович, паршивых не употребляем.

— Знаю. Пьете всякую мерзость.

Тем не менее, толстыми пальцами, которые не хотели слушаться, он открутил плотно пригнанную пробку и сделал два глотка. Прополоскал коньяком рот и откинулся на спинку кресла, прикрыв шляпой глаза.

— Через сколько будем? — спросил Чурбаков, морщась и отдавая флягу, вернее, он не отдавал, а просто протянул руку.

И Бородин тут же принял флягу и абсолютно не брезгуя, не обтирая горлышка, сделал несколько глотков.

— Думаю, как всегда, через час двадцать, если с погодой все будет в порядке.

— Вроде бы ничего идем, — сказал Свиридов.

— Не идем, а летим, — уточнил Чурбаков. — Если я усну, то минут через тридцать-сорок сходи глянь как там Жак Бабек. Слышишь, Свиридов, или нет?

Отвечай!

— Слышу, слышу, Вадим Семенович, схожу обязательно, гляну, — но затем Свиридов толкнул в плечо Бородина. — Слышишь, Серега, твоя очередь, так что ты пойдешь.

— Ладно, схожу я, — согласился Бородин и мужчины подмигнули друг другу, бросив взгляд на своего шефа. — Так что, допьем коньяк? — предложил Бородин.

— Можно, конечно. Давай.

Они, передавая друг другу плоскую флягу, принялись пить коньяк. Когда он был выпит, им захотелось закурить.

— Нет, не будем, — сказал Бородин и кивнул в сторону Чурбакова, проснется, шуметь начнет.

— Скоро прилетим, тогда и покурим.

— Ладно, хорошо, — ответил приятель.

Самолет подрагивал, наверное, вошел в тучу. Вздрогнул и Чурбаков, но глаз не открыл, лишь его одутловатые щеки затряслись, как холодец.

— Противно летать на этих турбовинтовых самолетах, — сказал Свиридов.

— Противно, Паша, зато безопасно. А самое главное, никто не контролирует. Летим себе и летим. И никто не знает, что мы загрузились, никто не знает куда самолет держит курс и самое главное, никто не спрашивает что мы там везем. Кстати, посмотри как там толстяк.

— Сейчас схожу.

Бородин и сам хотел встать и пройтись, ноги затекли. Он несколько раз присел, держась за подлокотник кресла, хрустнул суставами.

— Иди, иди, а то разбудишь, — прошептал Свиридов.

— Да не шуми ты, а то от твоего шума проснется.

Бородин сходил в грузовой отсек, с шумом откинул крышку. Веки француза дернулись, но не открылись.

— А что с ним сделается? — пробормотал Бородин. — Что его щупать, как женщину? Пошел он к черту!

Крышку, тем не менее, он захлопнул тщательно — так тщательно, словно бы от этого движения зависела его жизнь и безопасность Чурбакова.

Все у Вадима Семеновича Чурбакова было отлажено, продумано и схвачено. Счета в зарубежных банках ежемесячно пополнялись крупными суммами, состоящими из денег его узников подземной тюрьмы. Получал он и наличные. И суммы были значительные. С каждым новым заключенным Вадим Семенович Чурбаков лишь входил во вкус, лишь еще больше раззадоривался. Время от времени Бородин со Свиридовым, глядя на шефа, инициатора всех операций с «новыми русскими», покачивали головами.

— Добром это, Паша, не кончится. Слишком уж много крови, слишком уж много жертв.

— Да, доберутся, доберутся до нас.

— Не ссы в муку, не делай пыли, — отвечал Свиридов. — Пока до нас доберутся, думаю, мы с Чурбаковым будем где-нибудь очень далеко в теплых странах на берегу синего-синего моря.

— А как ты думаешь, много у него денег?

— Думаю, много. Но тем не менее, денег на ветер он не бросает.

Но такие разговоры случались не часто. В общем-то ни у Бородина, ни у Свиридова на них почти не оставалось времени.

А Вадим Семенович вел четкий учет каждому заключенному, каждой жертве. Он записывал в специальный блокнотик суммы, числа, фамилии — в общем, как заправский бухгалтер вел свое страшное, жестокое, бесчеловечное дело. Но занятие, которому он посвятил последние годы, приносило ему удовольствие, держа его в возбуждении, давая вкус к жизни. Опасность подстерегала на каждом шагу, несмотря на то, что еще в тюрьме Вадим Семенович, казалось, все продумал. Быть может, кое-какие детали не совпадали, но кто обращает внимание на мелочи, кто в этом мире может предугадать все до мельчайших поворотов? Никто! Человеку такое не подвластно. И Вадим Семенович прекрасно это понимал.

— Все течет, все изменяется, — любил он повторять сам себе, — неизменна лишь жажда власти.

"А власть дает деньги. И если высшим силам будет угодно, то я вновь доберусь и до власти. Они будут от меня зависеть, они будут мне подчинены. Сам я никогда не пойду ни в депутаты, ни в министры. Слава богу, ими я уже был. Лучше оставаться в тени и дергать за невидимые ниточки, убирать людей и ставить, возносить на престол и сталкивать, обрекать на бедность, на жуткое существование ".

И, возможно, если бы Вадим Семенович не вспомнил камеру-одиночку и жесткие нары, серый потолок, похожий на крышку гроба изнутри, он спал бы до самого приземления.

— Ну, где мы?

— Уже подлетаем, Вадим Семенович, заходим на посадку, — ответил Бородин.

— Это хорошо. Коньяк есть?

— Нет, Вадим Семенович, мы все выпили, — ответил Бородин.

— Выпили так выпили. Черт с вами. Мне даже не оставили.

— Извините, Вадим Семенович, мы думали…

— Ладно, то что вы думали меня не интересует. Как наш лягушатник?

— Жив-здоров, — ответил Бородка, — минут тридцать назад я проверял.

— Сходи еще проверь, может коньки откинул, может быть, мы труп везем, тогда его лучше в полете выкинуть.

— Да нет, что вы! — Бородин поднялся, направился в грузовой отсек, через пару минут вернулся.

— Спит, как сурок. Холера его не возьмет.

— Это хорошо, — кивнул Чурбаков. — Когда приземлимся все сделаем быстро. С машиной договорено?

— Так точно, — ответил Свиридов, — будет ждать нас на аэродроме.

— Тот же автобус?

— Да, тот же, который всегда.

— Ну и ладненько.

— Заходим на посадку! — послышался резкий, искаженный динамиком голос пилота. — Пристегните ремни!

— Да пошел ты со своими ремнями… — пробурчал Бородин.

Свиридов улыбнулся. А вот Чурбаков пристегнул ремень.

Самолет остановился и буквально через минуту к нему подкатил микроавтобус.

— Ну что, пошли, Серега, — сказал Бородин, — вынесем нашего друга, перегрузим и отправим к последнему месту.

— Пошли.

Вдвоем они выволокли тяжеленный ящик из самолета.

— Ну и весит! Килограммов двести, наверное, — вытирая вспотевший лоб, сказал Бородин.

— Да, как мешок с дерьмом. Не люблю я толстяков, возни с ними и тяжеленные, как гири! И удары они не так ощущают, как худые, кости сломать им тяжело.

— Зато богатые, — уточнил Свиридов.

— Посмотрим, что из него вытрясем. Может, у него и гроша за душой нет.

— Тоже, скажешь! Денег у него, думаю, куры не клюют, иначе бы не жил в «Метрополе» и не раскатывал бы на шикарном лимузине по Москве.

— Да это я так, к слову. Конечно же деньги у него есть, иначе Чурбаков не связывался бы с ним. И какие же они, все-таки, придурки — эти богачи! Падкие на обещания, верят.

— А ты бы не поверил Чурбакову?

— Я бы вначале проверил, — сказал Свиридов.

— Ну и как бы ты проверил? Панель показали, панель настоящая, все чики-чики. Ты видел как у него горели глаза и руки тряслись?

— Видел, — сказал Свиридов, — как у голодного кота, который увидел мышь.

— Это точно.

Тяжеленный ящик затолкали в микроавтобус, Чурбаков сел рядом с водителем. А Бородин со Свиридовым забрались внутрь. Бородин хотел усесться на зеленый ящик, но Свиридов сказал:

— Серега, не наглей. Еще задохнется чего доброго!

— Чего же здесь доброго? — засмеялся Бородин, но тем не менее пересел на сиденье.

Автобус не спеша выехал за ворота аэродрома, помчался по бетонке, затем выехал на шоссе и уж там развил скорость. Бородин тронул за плечо Свиридова.

— Вадим Семенович не любит когда так носятся.

— Не любит, не любит… А что делать? Наверное, ему уже остохренели эти перелеты, дорога и все такое прочее, хочет скорее добраться до лагеря.

— Это ты верно сказал.

— Насчет чего?

— Насчет лагеря. Самый настоящий концентрационный лагерь для «новых русских».

— Но сейчас мы везем не русского.

— А какая разница — русский, китаец, немец? Главное, чтобы из него можно было деньги выжать — Выжмем, выжмем. Там ребята веселые, они света мало видят, издеваться начнут, голодом морить, жаждой мучить и всякими такими штучками. В тюрьмах поднаторели, мастера своего дела.

— А мне спать хочется, — сказал Бородин, — я бы тоже не отказался вздремнуть пару-тройку часов.

Но думаю, нам это не светит.

— Почему не светит?

— Завезем француза, посадим в клетку и поедем в пансионат отдыхать. А через пару дней опять в Москву. В Москве, Серега, мне больше все-таки нравится.

Как-то спокойнее. А под землей я чувствую себя вообще хреново, хуже чем Чурбаков в самолете.

— Да, и мне там не нравится. Как-то угнетают все эти сваи, перекрытия, потолки, все эти клетки." Ржавчина, запах гнилой воды, ужасно действуют на нервы. Такое впечатление, что где-то на том свете находишься.

— А представляешь, военнопленные там по году по два сидели?

— Не сидел там, Паша, никто год или два! Дохли они там, как тараканы. Пару месяцев поработали — ив расход. Новых привозят, те работают.

— А что там вообще делали — в этих каменоломнях?

— Цеха какие-то были. То ли снаряды, то ли бомбы какой-то дрянью начиняли.

— А кто вообще разведал про эти подземелья?

— Как это кто — Чурбаков. Вернее, он давно знал об их существовании, а обустроил все, когда на свободу вышел. Надо же было где-то базу делать. Завернулся он на этой тюрьме. Ты бы, Паша, семь лет оттрубил, так тоже на тюрьмах завернулся бы.

— Если бы я отсидел семь лет, думаю, я бы тех, кто меня туда засадил, возненавидел.

— Так и он ненавидит. Свою собственную тюрьму устроил — удобная штука, действует безотказно.

— Да, безотказно, проколов пока не было.

Микроавтобус свернул с шоссе.

— Ну вот и приближаемся, — почувствовав, как вздрагивает на выбоинах дороги автомобиль, пробормотал Бородин.

— Как бы наш клиент не проснулся.

— Думаю, он проснется через час или через два.

— Значит проснется в клетке, — констатировал Свиридов.

Жак Бабек открыл глаза, потряс головой и забормотал по-французски. Два охранника стояли рядом с клеткой. Услышав иностранную речь, они громко и нагло расхохотались, Жак Бабек перевернулся со спины на живот, встал на колени и принялся оглядываться.

— Где я? Где я! — вначале по-французски, а затем по-русски воскликнул он.

— Ты в «Янтарной комнате». Ну как, нравится тебе? — услышал он знакомый голос.

— Где я? — вновь воскликнул Бабек.

— Я же тебе говорю, в «Янтарной комнате». Ты хотел ее увидеть — смотри. Она твоя.

Вадим Семенович сидел на стуле шагах в семи от клетки. Свет прожектора на него не падал, он находился в тени. Жак Бабек на четвереньках подполз к решетке, вцепился руками в прутья и принялся трясти.

— Антрэ, откройте, откройте! Выпустите! — путая французские и русские слова вопил он.

— Никто тебя не выпустит, — раздался из темноты голос Чурбакова. — Вернее, за просто так, никто не выпустит. Но ты можешь, Бабек, обрести свободу. Ты можешь ее купить.

— Купить свободу? — наконец до француза дошло, что он взаперти, что он превратился в заключенного, в пленника.

Он заплакал, как ребенок. Его жирное тело тряслось, голова стучала о колени, руки скребли бетонный пол.

Но ни его слезы, ни его восклицания не производили на двух охранников никакого впечатления, они уже ко всему привыкли. И к стенаниям, и к слезам, и к молитвам относились абсолютно равнодушно, как человек, находящийся в теплом доме, относится к завыванию ветра и шуму дождя. Было в этом, конечно, определенное неудобство. Не очень приятно, когда за окном воет ветер, но поделать с этим ничего нельзя. И поэтому надо относиться к шалостям природы спокойно, равнодушно.

— Убивается? — сказал один охранник, толкнув в плечо другого.

— А что же ему делать? Скоро пить захочет, потом есть.

— Воды, воды! — закричал Жак Бабек.

— Знаете, месье Бабек, — раздался вежливо-приторный голос Чурбакова, — здесь все стоит денег, как на очень-очень дорогом курорте. Глоток воды стоит сто долларов.

— Но у меня нет с собой денег! Нет!

— Я думаю, деньги ты сможешь найти и даже сможешь найти столько денег, чтобы купить себе свободу.

Ни пить, ни есть ему не давайте, — сказал, обращаясь к охранникам Чурбаков.

Жак Бабек принялся оглядываться. И только сейчас до него дошло, что он не одинок. Справа и слева в железных клетках находились люди, скорее всего, такие же, как и он заключенные, узники страшного человека, фамилия которого Чурбаков. Но кому об этом он сейчас может рассказать? Кому пожаловаться? Нет здесь ни адвоката, ни секретарши, ни помощника.

Жак Бабек разрыдался, как ребенок. А затем принялся кататься по полу и истерично выкрикивать проклятия в адрес Чурбакова и призывать позор на свою собственную голову, на господа бога, который ослепил его, лишив разума и осторожности. Только сейчас, лежа на бетонном полу, он вспомнил предсказание астролога, сделанное еще в Париже. Это его жена, прослушав какую-то программу по радио, сказала, что его ждет большая сделка, но он должен быть предельно осторожен.

Сделка, как сейчас понимал Жак Бабек, не состоялась, а вот природная осторожность ему изменила, и он попал в лапы бандитов, самых настоящих, жестоких, расчетливых и хитрых.