"Добро пожаловать в Ад" - читать интересную книгу автора (Воронин Андрей, Гарин Максим)ГЛАВА СЕДЬМАЯ РАСПРАВАВысадив товарища во дворе, Гена быстро укатил: свои ждут не дождутся. «Почему я упорно не прислушивался к советам? — корил себя Виктор, садясь в лифт. — Все хотели мне добра. Какого черта, в самом деле. Я прилип к этому кабаку? Все, конец. Надо поговорить с остальными ребятами, убедить. Засядем безвылазно, как в барокамеру. Запишем пяток стоящих композиций.» Виктор вспомнил, как с ним разговаривали в прошлом году на студии. Можешь — плати на полную катушку, как платят давно раскрученные попсовые звезды. Не тянешь — тогда первый концерт наша собственность, второй тебе. Тогда, год назад, он возмутился, хлопнул дверью. Сейчас он думал по-другому: "Никто не обязан заниматься благотворительностью. Они хотят выжимать максимум, вот и все. Если хочешь сдвинуться с мертвой точки, надо соглашаться на заведомо невыгодные условия. Потом сами предложат лучшие — чтобы ты не переметнулся к конкурентам." Он отпер дверь ключом — она была захлопнута только на нижний замок. «Странно, обычно Ира закрывается после десяти на верхний.» Ступив в прихожую, он прислушался. Лиза давно спит, а вот Ирина наверняка дожидается. Никогда она его не ревновала, но сейчас надо быть готовым ко всему. Она ведь ни на секунду не поверила тому, что придумал Гена. Истерики, конечно не закатит, но придется рассказать все начистоту — врать, глядя в глаза, он за свою жизнь так и не научился. Повесил куртку на крючок, скинул ботинки. И вдруг заметил на полу в коридоре опрокинутый табурет из кухни. Что за бред? Сердце вдруг екнуло. Это был дурной знак — похуже, чем полное затмение солнца среди бела дня. Ирина неустанно поддерживала в доме полнейший порядок. Каждая мелочь имела свое, точно определенное место и любое нарушение этой гармонии — даже пепельница забытая на подлокотнике кресла или мундштук от саксофона на телевизоре — требовало исправления. Она делала это спокойно, незаметно, без упреков, понимая, что остальные члены семьи не обязаны разделять ее твердые жизненные принципы. Виктор смотрел на табуретку с ужасом — он буквально прирос к месту и чувствовал себя как человек, на которого бесшумно и неотвратимо несется лавина. Дверь в спальню была приоткрыта. Но сперва он отправился на кухню. Здесь горел газ и клубился пар над чайником. Сняв крышку он заглянул внутрь — воды осталось чуть-чуть, на донышке. В хлебнице лежал нарезанный белый хлеб, в масленке, вынутой из холодильника — сливочное масло: Ирина категорически не признавала «Раму» и прочие искусственные продукты. Все это было приготовлено для него — она решила, что он успел проголодаться. Проголодаться в ресторане, для этого нужен особый талант. Выйдя из кухни он прошел рядом с приоткрытой дверью в спальню, но снова не стал заходить. Заглянул в гостиную, поставил в шкаф футляр с саксофоном. Сел, почувствовав внезапную слабость в ногах. Громко тикали часы — единственный звук, нарушающий тишину. Он хотел потереть лоб и в испуге отдернул руку. Пальцы стали мокрыми, как будто он опустил их в воду. Он вытер лоб рукавом и тут почувствовал, что пот струится по спине, по животу, по всему телу. «Господи», — он хотел помолиться, но не знал ничего кроме «Господи, помилуй». — Господи помилуй, Господи помилуй, — произнес он то ли вслух, то ли про себя. Собрав все силы, он подошел к двери в спальню и осторожно толкнул одеревеневшей, потерявшей чувствительность рукой. Дверь приоткрылась чуть пошире и он увидел женщину, свернувшуюся на полу калачиком. Почему-то она надела Иринин халат. На полу не могла лежать Ирина — просто потому, что она не могла спать на полу. Неизвестно откуда взявшаяся женщина в ее халате и тапочках, с точно такими же волосами. В голове у Логинова звучала нескончаемая скрипящая нота, звучала все громче, пронзительней. Он сделал шаг через порог и увидел детскую подушку с наволочкой в горошек перепачканную кровью… Через десять минут он вышел из спальни. Направился в ванную комнату — единственную, где он еще не был. Оттуда послышался сдавленный стон, потом звук струи из открытого крана. Он долго умывался. Когда появился в коридоре, с кончиков пальцев капали розоватые капли. Виктор надел куртку, ботинки. Лифт вызывать не стал — отправился вниз пешком. Рублев решил, что на рабочее место лучше не опаздывать. Все, что он успел, это выдрать из подкладки куртки несколько широких полос, перевязать плечо и кое-как застирать рукав в подвернувшемся фонтане — багровое пятно сделалось просто грязным. В офисе ему быстро вызвали врача. Появился веселый человечек в белом халате с полным набором необходимых инструментов. — Я-то думал дело серьезное. А тут пустяки, заноза. Он прыснул в воздух струйкой из шприца и вколол Комбату обезболивающее. — Какая по счету, если не секрет? Комбат пожал плечами и безо всякой рисовки ответил: — Шестая, то ли седьмая. — Это ж надо. Завидую. Я вон со своим простатитом нянчусь три года… Ну как? — Действует потихоньку. — С вашей раной работать — одно удовольствие. Ничего лучшего они не могли придумать, разве что промазать — он вооружился ланцетом. — Сделаем все в лучшем виде. Сделав неглубокий надрез, человечек в белом халате извлек пулю. — Да, сувенир так сувенир. Как вы догадались подставить именно это место? Но следующий раз надевайте бронежилет, не ждите больше подарков от судьбы. Рублеву дали отоспаться. А утром его затребовал к себе человек с родимым пятном. — Не хочу задавать вопросов — меня мало интересуют чужие дела. — Я не провоцировал стрельбы. Даже не стал отвечать. — Ты отпросился специально, чтобы ее спровоцировать. Полез туда, куда не должен был лезть. Скажи, я прав или нет? «Что если „хвост“ мне все-таки прицепили? — подумал Рублев. — Нет, он просто делает выводы, которые напрашиваются сами собой.» — Правы. — Вот видишь. Запомни: ты потерял право на старые счета и обиды. Если сгоришь по собственной дурости, из тебя уже кое-что можно выбить. Хотя бы про оружие на тренировочном комплексе. Я взял тебя, чтобы решать проблемы, а не плодить новые. Хозяин кабинета покрутил шеей, как будто ему жал воротник. — Если ты не уверен в себе, лучше дать задний ход сейчас. Пока я могу позволить тебе выйти из игры. Завтра уже будет поздно. Увидев букет на могиле, старший следователь Вельяминов решил, что такого неудачного дня давно не приключалось. Те же самые цветы, что и в квартире Аристовой. Надо узнать, наконец, как они называются. Это был несомненно он, человек, который переспал с ней перед тем как пристрелить. Не изнасиловал, а переспал, о чем свидетельствуют результаты экспертизы. Он, однако, оригинал — даже по теперешним временам: заявиться на могилу жертвы с цветами. Опытен, отлично подготовлен — обычная «братва» бегает слабовато. Судя по возрасту, бывший «афганец». Ходит в солдатских ботинках сорок третьего размера — теперь и следов хоть отбавляй, не меньше, чем отпечатков пальцев. Надо сообщить приметы по вокзалам и аэропортам, дежурным постам на главных шоссейных магистралях. По логике вещей он постарается сейчас просочиться за пределы Москвы. Вельяминов заехал на опечатанную квартиру Аристовой. Сел в кресло, отрешился от суетных впечатлений дня. Постарался восстановить события недавнего прошлого. Итак, сосед видел их в гараже в двенадцатом часу ночи. Они поднялись в квартиру. На столе почему-то остался только один бокал — с ее отпечатками. Куда он дел свой? Или не захотел принимать дозу перед ответственным мероприятием? Чем он все-таки занимался, если судить по отпечаткам? Заходил на кухню, включал телевизор, пользовался кофейником. Зачем-то разбирал телефонный аппарат — искал «жучков»? Перебирал все вещи, брал в руки новенький пистолет. Держал в руках пачку денег и все-таки оставил на месте. Кто в наши дни вот так запросто отказывается от шести с лишним тысяч? Может быть, ревность? Это объясняет и постель, и пренебрежение к деньгам, и цветы на могиле. И то, что соседу мужчина и женщина показались разного поля ягодами. Только вот дырка в затылке — хладнокровный выстрел киллера. Что-то не стыкуется. Тут с Вельяминовым связался помощник. Какой-то человек изъявил желание поговорить по делу Аристовой. Сегодня и завтра вечером он будет в баре ночного клуба «Калахари». — Он сказал так: если начальник соберется, пусть не тычет на входе удостоверение. Наберет по внутреннему 4-42 и его проведут. — Когда он звонил? — Минут двадцать назад. — Записали голос? — Чисто. — Как он тебе показался? — Светиться не хочет. Но жаждет поделиться сведениями. |
||
|