"Время вспомнить все" - читать интересную книгу автора (Воронин Андрей)Глава 2Вертолет медленно пошел на снижение. Возле шоссе стояло несколько автомобилей, расхаживали люди в бронежилетах и в касках. Вертолет высветил прожектором место для посадки, медленно опустился. Лопасти еще продолжали вращаться, еще подрагивал корпус, а Забродов и Мещеряков уже выскочили на засыпанную гравием площадку и, пригибаясь, побежали к машинам. Полковнику Мещерякову махнул рукой милицейский чин, указывая на «форд» с мигалкой: – Вот, товарищ полковник, машина вас доставит на место. Мещеряков с Забродовым вскочили в салон, майор сел впереди рядом с водителем. Взвыв сиреной, «форд» выскочил на шоссе и помчался к кольцевой. Теперь уже можно было поговорить по телефону. – … – Мещеряков говорит, – кричал полковник, – какие изменения? – … – Все по-прежнему? – … – Едем, скоро будем. Мы уже возле кольцевой, мы уже на кольцевой. – Ты еще о каждом нашем шаге докладывай, – толкнул локтем в бок Мещерякова Забродов. Тот спрятал телефон в карман и мрачно произнес: – Там уже журналисты появились, телевидение с камерами. Как только узнают? – Значит, шума много наделали, – и Забродов замолчал, глядя в стекло. – Ты уже придумал что-нибудь? – поинтересовался Мещеряков. – Что бы я сейчас не придумал, все равно случится по-другому. Приедем на место, сразу куча неожиданностей обнаружится. Не мешай, – Илларион отстранился и потер виски, затем улыбнулся. – У меня, Андрей, день сегодня тяжелый выдался. Я пробежал, прополз, прошагал тридцать километров. Ты, полковник, представляешь себе, что такое тридцать километров с полной выкладкой? – Представляю. – Наверное, ты в последний раз лет десять тому назад преодолевал такое расстояние. – Да нет, я в этом году кросс бегал, чуть не сдох после. – Тебе легче, – Забродов открыл карман камуфляжной куртки, вынул пачку сигарет, щелкнул зажигалкой и глубоко затянулся. – Первая за этот день, только сейчас потянуло закурить. – Значит, немного отошел. – Нет, это от нервов. Илларион провел ладонью по одному плечу, по другому, словно смахивал пыль с погон, на которых не было звезд. Куртка старая, потертая, местами порванная. Но на Забродове она сидела так, как сидит на дипломате хорошо скроенный смокинг. Гараж Каверина располагался почти на самом выезде из Москвы. «Форд» остановился перед первой полосой оцепления. Два автоматчика заглянули в машину, майор милиции перекинулся с ними парой фраз, и машину пропустили дальше. Она остановилась под стеной двухэтажного, силикатного кирпича дома, в котором располагался шиномонтаж и магазин по торговле импортными автозапчастями. – Гараж за домом, – сообщил майор, когда Мещеряков и Забродов вышли из машины. Тут же появился генерал Глебов. Он поздоровался с Забродовым за руку и строго посмотрел на Мещерякова, словно бы хотел сказать – почему так долго? Военные стали возле машины, генерал Глебов разложил на багажнике нарисованный от руки маркером план участка. – Вокруг на крышах снайперы, – сообщил генерал Глебов. – Я их уже видел, – ответил Илларион Забродов. – Вот это гараж, – он указал пальцем на маленький квадратик на плане, отмеченный красным кружком и крестиком. – К гаражу не подходит никаких коммуникаций, кроме электричества и водопровода, – говорил генерал. – Извините, – перебил его Забродов, – дети живы, с ними все в порядке? – Пока да. В гараже смотровая яма, погреб. Гараж большой, капитальный, ворота железные, широкие, такие сразу не выбьешь. Окон нет, лишь проемы, заложенные стеклоблоками. Мы вели с ними переговоры, сейчас они наотрез отказались от общения, выставили ультиматум: если через час, а уже прошло двадцать минут, им не пообещают, что самолет ждет их на взлетной полосе, они взорвут гараж, себя и детей. – Чем взорвут? – – В гараже есть взрывчатка, во всяком случае, они так говорят. Тут беседовали с соседями по гаражам, они утверждают, там две бочки с бензином. Машину Каверин продал, гараж был пустой. – Хреново, – сказал Забродов, абсолютно потеряв интерес к плану. Он вышел за машину, выглянул за угол. Виднелись омоновцы, занявшие позиции, кто за машиной, кто за зданием. Все они были в касках, в бронежилетах, от этого казались неповоротливыми и неуклюжими. Гараж ярко заливал свет, строение располагалось отдельно, участок был выделен не так давно, часть гаражей была еще не достроена. Забродов присел на корточки, закурил, задумчиво глядя на недавно покрашенные железные ворота. А затем словно попросил о небольшом одолжении: – Надо прожектора выключить. Зачем их слепить, только злим. Через тридцать секунд прожектора погасли, лишь горел фонарь на столбе, тускло освещая недостроенные гаражи и коричневую железную дверь с номером пятнадцать. Забродов уже успел рассмотреть то, что ему надо было. Вентиляционная решетка в гараже была выбита изнутри, валялась на неестественно желтом с черными пятнами солярки песке. Из вентиляционного отверстия при необходимости можно было вести прицельный огонь, не хуже чем из амбразуры. Подобраться к гаражу незамеченным было невозможно, вокруг открытое пространство, да и подбираться не имело смысла – как вовнутрь проникнешь? Нет окна, чтобы выбить, а начни высаживать ворота, так на это уйдет несколько минут, успеют взорвать. – Им пообещали что-нибудь? – Да, пообещали предоставить самолет, если выпустят детей. – А они, конечно, сказали, что полетят вместе с детьми? – Верно, – кивнул генерал Глебов. И тут появился полковник ОМОН в бронежилете, в каске с поднятым стеклянным забралом. Полковник был зол, на груди висел автомат, в руке он держал рацию, стоял в каске с поднятым забралом. – Выучили, сволочей! – зло сказал он с легким южным акцентом. – Двух моих ребят положили. Наши в ярости, если дорвутся до них, растерзают на месте. Мне так и сказали – мы до этих мерзавцев доберемся. Если бы не дети, мы бы давно их в порошок стерли. – Если бы не дети… – задумчиво произнес Забродов. – Злость – плохой помощник. К генералу Глебову полковник ОМОН испытывал какое-то уважение, а вот Забродов, спокойно сидевший на корточках с зажженной сигаретой в зубах, вызвал у него приступ ярости. – Ты кто такой? – Илларион Забродов, – не поворачиваясь к полковнику, представился инструктор ГРУ и выпустил легкое облачко дыма. – Какой такой Забродов? – крикнул полковник, отчего акцент стал более явным, и топнул ногой. – Тише, полковник, не горячись, это инструктор, – шепотом сказал генерал Глебов. – Это он выучил убийц? Мещеряков мягко взял милицейского полковника за локоть и, глядя ему в глаза, сказал: – Лучше бы он выучил твоих бойцов, тогда бы мы все не сидели здесь. На другом конце оцепления вдруг ярко вспыхнул свет. – Кто зажег? – спросил Забродов. Мещеряков посмотрел на полковника, тот тут же воспользовался рацией. – Журналисты, мать их! Свет погас. Забродов поднялся и мягко сказал: – Полковник, сходите и договоритесь, чтобы журналисты пока не лезли. Пообещайте, что потом дадите все снять. – Да их на хрен отсюда сейчас выкинут! – рявкнул полковник. – А вот этого делать не надо, – все так же мягко продолжал говорить инструктор ГРУ Илларион Забродов, – иначе они могут и вертолет для съемок нанять, а это нам ни к чему. – Ты уже что-то придумал, Илларион? – безо всякой субординации обратился генерал Глебов к Забродову. – Почти, – тихо прошептал Илларион. – Громкоговоритель, надеюсь, есть? – Полковник, есть громкоговоритель? – обратился к полковнику ОМОН генерал Глебов. – На той стороне, возле машин. – Хорошо, – кивнул Забродов, – минут через десять он мне понадобится. И в это время немного приоткрылась гаражная калитка, послышался крик, нервный и злой: – Эй, не стреляйте, мать вашу…! Ребенку плохо! Я его выпускаю. Но учтите, времени у вас мало. Из двери вытолкнули ребенка. Мальчик шел, волоча за собой ранец за отстегнувшуюся лямку, он шел спотыкаясь, покачиваясь. Сделав шагов семь, застыл на месте, а затем перегнулся пополам, и его начало рвать. Илларион двинулся к ребенку. Его даже не успел остановить никто из оцепления, ведь все следили за воротами. Илларион подошел к мальчику, наклонился, поднял ранец и, даже не глядя на гараж, повел его, спрятал за машину. – Забродов! Капитан Забродов! – послышался крик из гаража. – Вы-то нас знаете, мы шутить не будем. – Знаю, – крикнул Илларион, – я еще с вами поговорю. – Не хрен с нами говорить, пусть самолет готовят. А если самолета не будет, или вы что-нибудь надумаете, мы себя не пожалеем, рванем гараж! Забродов не отвечал. Дверь гаража закрылась. Понемногу парнишка пришел в себя. Илларион присел на корточки: – Тебя как зовут? – Шура, – ответил мальчик. Он был хорошо одет, у него были длинные светлые волосы. – Слушай, Шура, что там в гараже? Мальчик передернул худыми плечами: – Все сидят в автобусе, выходить никому не разрешают, только пописать дали, водили в угол по одному. Гараж они заминировали, – голосом знатока сказал одиннадцатилетний школьник. – Чем заминировали? – У них там гранаты и, как говорили, мины. – Большие круглые? – Да-да, как торт. – Противотанковые, – сказал Забродов. – По моему, противопехотные. – Может быть, молодец. Какое у них оружие, Шура? – Два автомата, рожки связанные. – – А во что они одеты? – В бронежилеты. Гранаты, патроны я сам видел. – Бронежилеты, говоришь? – Да, и целый ящик патронов, ящик такой зеленый… – Молодец. – А еще у одного рука завязана белой тряпкой, ранен он. – У кого? Как зовут, не запомнил? – Почему не запомнил, Андреем зовут. Он вроде как добрый, а второй – злющий, сумасшедший, крыша точно поехала. Меня от запаха бензина тошнит. Там бензина две бочки, а они курят – одну за другой. – Сигарет у них много? – Не знаю, – сказал ребенок, задумался, – из одной пачки оба курят. – Значит, до конца ультиматума, точно, пачку докурят, а потом еще больше обозлятся. – Ваш шофер курил? – Да. Они и забрали его сигареты. – Они пьяные? – спросил Илларион, заглядывая в глаза мальчику. – Немного, но по-моему, больше травой обкуренные. – Ишь ты, разбираешься! – Кино смотрю, в Москве живу все-таки, а не где-нибудь. – А твой отец кто? – В таможне работает, в аэропорту. – Понятно. Серьезный, должно быть, мужчина. – Серьезный, – сказал Шура. – Волнуется. – Думаю, Шура, твой отец там, за оцеплением. – Забродов вышел из-за машины и стал метрах в двадцати напротив гаражных дверей. – Эй, Андрей, ты меня слышишь? В гараже царила тишина. Затем скрежетнула дверь, приоткрывшись совсем на немного. – Слышу, капитан. – Тебя серьезно ранило? – Автомат держать могу. – Это хорошо. А крепко его держишь? – Крепко, капитан. – Руки не дрожат? – Нет, не дрожат. Вы же сами учили, рука бойца не должна дрожать. – И с кем ты воевать собрался? – Ни с кем, – крикнул Андрей Сизов, – мы хотим с Витьком отсюда убраться подобру-поздорову, не хотим проливать кровь. Так что вы скажите им, капитан, чтобы они дурака не валяли, а приняли наши условия. Все-таки две бочки бензина – это серьезно, будет настоящий крематорий, все сгорит, как в плавильной печи. – Красиво говоришь, Андрей. Может, вам сигарет передать? – Не надо. – Тогда я пошел, – абсолютно спокойно, будто просто вел дружескую беседу, сообщил Забродов и не спеша отправился за угол дома, где его поджидали генерал Глебов, милицейский полковник и Андрей Мещеряков. Расспрашивать о разговоре было бы глупо, все происходило на глазах, каждое слово слышали. – И что? – только и спросил полковник Мещеряков. – Погоди, время у нас есть. Главное сбить их с толку, вывести из того состояния, в котором они сейчас пребывают, – Забродов уселся на бампер машины и снизу вверх посмотрел на полковника в бронежилете. – Вы армянин, по-моему? Тот насторожился. Обычно в приличном обществе о национальностях говорить не принято, тем более в Москве о том, что человек – кавказец. – Я из Баку. – Армянин? – Да. – Вот это и плохо, – в голосе Забродова не прозвучало ни презрения, ни ненависти, просто констатация факта. Человек – армянин, и это почему-то плохо. – А то, что они русские – это хорошо? – в сердцах воскликнул милицейский полковник, показывая на гараж, в котором засели два спецназовца, ставшие террористами. – Тоже плохо. Вот это-то и нехорошо, что судьба свела вас вместе. Мне все равно, кто вы по национальности, я людей по этому принципу не делю, но существуете-то вы в данной ситуации не для меня, а для них. А у этих ребят на лицах кавказской национальности крыша поехала. Они только услышат легкий акцент, рука сама к оружию тянется. Я не прав? – В общем-то правы, – согласился полковник. – Вот видите, а вы первым начали с ними через мегафон вести переговоры, и только усугубили ситуацию. Может быть, они уже и сложили бы оружие, ко мне-то отнеслись без всякой злости? – Но это ничего не изменило ни там, ни здесь. – Что за ребята эти школьники? – Вот список, – полковник порылся по объемным карманам и подал распечатку. Забродов пробежал его глазами. Там были только фамилии, имена и годы рождения. – И тут не хорошо, – он наморщил лоб, – школа частная, дети богатых родителей. Для людей с неуравновешенной психикой – липшее раздражение. Да и дети привыкли чувствовать себя независимо, их заставить слушаться практически невозможно, только под стволом автомата. – Стволы у них есть, – напомнил генерал Глебов. Может быть, все продолжалось бы тихо, но майор привел троих в штатском, ими оказались люди из ФСБ. Ведь слух о террористах и об убийстве двух омоновцев был распространен по всем каналам спецслужб, и тут столкнулись интересы разных ведомств – ГРУ, ОМОНа и ФСБ. Пока еще не было министров, но уже приехал один заместитель директора ФСБ. Он вел себя нагло, то, что говорят другие, его не интересовало, он привык слушать лишь себя. – Вот когда в Буденовске Басаев со своими орлами-стервятниками.. – Послушайте, только не надо про Буденовок, – перебил Илларион генерала ФСБ. Тот резко дернул головой, мол, кто это смел меня перебивать. – Было бы чем хвастаться, как будто подвиг какой совершили. – Мы сделали все… – Лучше бы вы этого не делали, – куря сигарету, сказал Илларион. Генерал Глебов тронул его за плечо, дескать, потише, капитан, тут люди с большими звездами, и лучше не встревать, тебя не за этим привезли сюда. – Что вы собираетесь делать? – уже немного смягчившись, спросил замдиректора ФСБ, он обратился к генералу Глебову и полковнику ОМОНа. – А что мы можем предпринять, там же дети. – А если штурмовать? – Их штурмовать бессмысленно, они сказали, что взорвутся. В гараже бензин, взрывчатка, оружие. – Откуда оружие? Генерал Глебов прикрыл глаза: – Не знаете, генерал-лейтенант, откуда у них оружие? А откуда оружие берется в Москве? Откуда, вот скажите мне? Вот оттуда и у них. В общем, какой был вопрос, такой и ответ. Эфэсбэшник поморщился: – Может, вызвать нашу группу захвата, как-никак люди опытные, с террористами имели дело не один раз. – Не надо, – сказал Забродов, – сами справимся. – Я вижу, как вы тут управляетесь. Уже три часа они в гараже, а дело не сдвинулось ни на сантиметр. – Наверное, вы хотите, чтобы началась стрельба, чтобы гараж взорвался? Там, как-никак, генерал-лейтенант, семеро ребятишек. – Было восемь, одного отпустили. Сволочи, мерзавцы! Повыучивали их на нашу голову! – Это точно, – поддержал впервые за весь разговор эфэсбэшника Илларион Забродов. – На нашу голову. Ну да ладно, – он бросил окурок на землю, тщательно растер подошвой. – У вас есть еще час, – сказал генерал ФСБ, – если ничего не сдвинется, я меняю людей, вызываю своих спецназовцев и мы разберемся с вашими мерзавцами так, как умеем. – Погодите, – сказал генерал Глебов. Андрей Мещеряков все время молчал, нервно покусывая губы. Он понимал, если кто и сможет что-то сделать, так это Илларион Забродов. Как и каким способом – Мещеряков не представлял. Но знал, у того в жизни все получается, если конечно, ему не мешают глупыми приказами и распоряжениями. – Илларион, что ты собираешься делать? – нервно спросил Мещеряков. – Что делать, что делать… Пойду попробую договориться. – Ты что!? Они же тебя могут застрелить, надень бронежилет. – Думаешь, они не попадут в голову, если захотят? – Надень каску. Забродов рассмеялся: – Если бы эти штуки помогали, я бы наверняка их надел, а так они лишь раздражают.., как и кавказский акцент. – Тихо, тихо, Илларион! Полковник нервничает, да и генералы нервничают. В такую передрягу они попали из-за нас. Будь это где-нибудь на периферии, километрах в трехстах от столицы, да с другими детьми, все было бы по-другому. – Знаю, – сказал Илларион, – забросали бы гараж гранатами, начали бы штурм. – Послушай, Илларион, а если их отравить? – Кого их? – Сизова с Кавериным. – Как ты себе это представляешь? – с интересом посмотрел на полковника Мещерякова Забродов. – Как, как… Подбросить им отравленной водки, детям они ее давать не станут, а сами выпьют и вырубятся. – Хорошая мысль, полковник, очень хорошая. Ты что, предлагаешь мне взять пару бутылок водки и пойти в гараж с ними выпить по стопарику за удачный исход дела? – А что? Почему бы и нет? Во всяком случае, можно попытаться им занести. – Ты еще предложи отравить водопровод. Если кому-нибудь из них станет плохо, они тут же взорвут гараж, я их знаю, – сказал Забродов. – И единственное, что пока удерживает этих двух придурков, так это то, что мы еще не наделали глупостей и ведем с ними честную игру. Поэтому и они с нами – по честному. Но это, полковник, до поры до времени. Если ситуация чуть-чуть изменится, если что-то качнется, то все пойдет прахом. Одна искра – громыхнет взрыв, я уверен. И еще я уверен, что они ходят с гранатами с выдернутой чекой. – Сам бы на их месте поступил так? – Сам бы я так не поступал, но на большее у них фантазии не хватает. А этот способ – проверен и надежен. Кстати, когда рука держит гранату, ты чувствуешь себя защищенным, хотя в любую минуту можешь взлететь на воздух – психологический парадокс. Забродов поднялся, расстегнул на куртке все пуговицы. – Пропустить! – крикнул полковник. Забродов держал руки так, словно он шел сдаваться. – Эй, капитан, стой на месте, иначе стреляю. – Не надо стрелять, подпусти к гаражу, у меня ничего нет. – Повернись! – послышался крик Каверина из узкой щели в приоткрытой калитке. – Нечего нам с тобой разговаривать! – Включите прожектор на меня! Осветите! – приказал Забродов, но негромко. Тут же вспыхнул прожектор. Он несколько раз, как на подиуме, повернулся, похлопал по карманам, показывая, что не вооружен. – Куртку сбрось, капитан! – нервно потребовал Виктор Каверин. Забродов снял куртку, бросил на землю. Он остался в черной майке с короткими рукавами, майка плотно облегала торс. Витек и Андрей смогли убедиться, что у капитана Забродова оружия при себе нет. – Ладно, подходи! – крикнул Каверин. – Сигареты у тебя хоть есть? – В штанах, – Забродов достал пачку и держал ее в руке как пропуск. Когда до двери оставалось четыре шага, Каверин крикнул: – Брось сигареты под дверь! Пачка сигарет, брошенная Забродовым, застряла в щели, такой она была узкой. Дверь, чтобы ее нельзя было вышибить, изнутри гаража подпирал брус. Сигареты тут же исчезли. – Подходи, только спиной вперед. Забродов подошел спиной к калитке, почувствовал плечами металл. – Теперь можешь повернуться. Илларион медленно повернулся. В гараже было темно, свет лампочек, запитанных от слабых, уже подсаженных аккумуляторов горел только в автобусе. Забродов рассмотрел лица детей, все они сгрудились у заднего стекла, раздавили о него носы, щеки, пытаясь что-нибудь услышать или увидеть. Он наконец-то сумел рассмотреть внутренности гаража. quot;Да, – подумал он, – точно, две бочки с бензином. В горловину одной из них была заткнута тряпка, ее конец свисал почти до самой земли, явственно пахло бензином. Один щелчок зажигалки вблизи от тряпки, и все действительно может превратиться в плавильную печьquot;. В темноте возник язычок пламени, вспыхнула сигарета. Прикурил Витек. Он сидел на верстаке, одной рукой – локтем придерживал автомат, в другой сжимал гранату. Ствол автомата целился точно в Забродова. Щель была шириной в ладонь, не пролезть. Илларион привалился спиной к калитке и почувствовал, та укреплена, она не поддалась даже на миллиметр. – Что, дверь заблокировали? – Как вы и учили, капитан, – сказал Андрей, которого Забродов не видел, он стоял прямо за дверью. – У тебя рана-то серьезная? – Да нет, пустяк, царапина, даже гранату могу сжимать. – Ты бы ее в другую руку переложил, мало ли чего. На кой хрен вам самолет, ребята? Куда вы на нем полетите, в Крым загорать, что ли? – Наше дело, – тут же ответил Витек. – Мы же денег не просим, какого хрена менты в нас стреляли? – А зачем вы с ними связывались? – Поздно сейчас говорить об этом, капитан. Не мы связывались, они первые на нас поперли, а мы только ответили, как вы нас учили. – Плохо же вы учились. Я вас учил слабых не обижать. Несмотря на ужас ситуации, Витек не выдержал, засмеялся: – Да уж, помню, солдат ребенка не обидит и беременную женщину тоже, и калеку-мента обижать грех. – Вот видите, кое-что помните. Так зачем вам самолет? Вам же его никогда не дадут. – Дадут. Тут такие детишки, что их родители скинутся и не только зафрахтуют, но и сам самолет купят вместе с экипажем. – Не будет этого, мужики, не дадут вам до самолета добраться. Омоновцы на вас осерчали. Поверьте, только из гаража выберетесь, стрелять начнут. И поверьте, не промахнутся. – Да, я уже видел, снайперы на крыше сидят. Если захочу, сам одного из них сниму, только не хочется мне больше стрелять. – А чего ж тебе хочется, Витя? – Убраться отсюда поскорее. – А потом? – Потом? Подумать, может и раскаемся. – Давай, открывай дверь, – Забродов несильно ударил ногой в дверь, – детей жалко. – Эй, капитан, не дури, не дергайся. Дверь мы тебе не откроем, детей не отпустим. Пока самолет нам не дадут, с места не двинемся. Нам спешить некуда, можем хоть неделю сидеть. – А детей кормить чем будете? – Найдем, не твоя забота. А захотим, и привезут. – Не боишься, что тебе отравленной водки притащат? – Нет, не боюсь. Я вначале того, кто принес, попробовать заставлю. А потом, как ты учил, детям дадим лизнуть. – Витек, непорядок получается, ты со мной на «ты», никакой субординации, я ж тебя этому не учил. Как ко мне обращаться надо? – Товарищ капитан, – неохотно сказал Витек, спрыгивая с верстака и подходя чуть ближе. – Вот это другое дело, уже можно разговаривать. Андрюха, если что случится, я тебя знаю, жить ты не сможешь. – А вы мне, капитан, душу не травите, я и сам знаю свою судьбу. Дерьмовая моя судьба. – Но судьбу еще можно исправить. – Вот мы и хотим исправить, – зло крикнул Каверин, – самолет, и никаких гвоздей! И уходите отсюда, капитан, от греха подальше уходите, не злите меня. Вы здесь, может быть, единственный, в кого мне всадить пулю не хочется, кто мне ничего плохого не сделал. – А ты мне – сделал, Каверин. Из-за тебя всех спецназовцев ГРУ станут называть мерзавцами и отморозками. Вот один генерал из ФСБ уже приехал, нотации мне взялся читать, словно больше меня понимает. А мне и ответить нечего, потому как прав он. Не эфэсбэшники омоновцев постреляли, а мои ребята. Я же вас учил, воспитывал… – Да, капитан, правду говорите. Вы с нами из одного котелка жрали, из одного стакана пили, и никогда, видит бог, нас не обижали. Так что на вас лично мы обиду не держим. – Мне уже предлагали принести для вас отравленной водки. – Ну и что? – засмеялся в глубине гаража Андрей Сизов. – Мы бы выпили. Может быть, так оно было бы спокойнее. – Сдохли бы прямо с гранатами в руках, – добавил Забродов. – Ладно, мужики, открывайте дверь, я должен убедиться, что с детьми все в порядке. – Посмотрите в щель, капитан, вон они – все в машине. Детей, как вы нас учили, не обижали, в машине закрыли, они там и сидят. – Одному же стало плохо. – Это у него от страха, – сказал Витек. – Мы его выпустили. – Правильно сделали. Хорошо бы было, чтобы вы и остальных выпустили. Незаметно Забродов взглянул на часы. Время ультиматума уже истекло, он десять минут говорил сверх положенного, а двое в гараже не замечали этого. Но Илларион понимал, они спохватятся, долго так продолжаться не может. Он понимал и другое, будь у него сейчас пистолет, он бы без труда смог застрелить их. Но в гараж все равно не залез бы, да и гранаты в руках у обоих. Так что подобный вариант отпадал напрочь. Оставалось лишь одно – уговорить. И тогда он сказал самое главное: – Мужики, давайте по честному. Ведь вас могли убить двадцать раз в Чечне, десять раз в Таджикистане и в других местах – много-много раз. Так что умереть вы могли месяц назад или год назад. Но пока вы живы, и то, что вы живы, считайте, везение. – Нас расстреляют? – спросил Андрей Сизов с нервным смешком. – Смертную казнь отменили, вы что, не знали? – Нет, – честно признался Витек. – Президент своим указом отменил, иначе в Совет Европы Россию бы не приняли. Так что расстрелять вас не расстреляют, дадут пожизненный срок. Или ГРУ постарается, чтобы вас упекли в «дурку», если хотите, можете стать сумасшедшими, хоть сейчас заявление пишите. Андрей подошел к самой щели, уже не прячась от Забродова. – Херню городишь, капитан, я под дурака косить не собираюсь. Сдаваться не умею. – Мужики, вам уже не жить. Так что сдавайтесь, а детей отпустите. – Чему-чему, капитан, а сдаваться вы нас не учили, не умеем, – рассмеялся Каверин. – Всегда чему-нибудь приходится учиться, а если проиграл, то уж не плачь и не сучи ножками, Андрей. Как-никак, не в Брестской крепости сидите, в гараже не станете на стенах писать «Умрем, но не сдаемся!», глупо получится, пошло. – А что делать? – уже дрогнувшим голосом спросил Андрей. – Да заткнись ты! – крикнул на него Каверин. – Не понимаешь, он же зубы заговаривает. – Подожди, Витя. – Они, наверное, уже гараж окружили. – А что толку? Хоть десять раз его могут окружить, хоть бетонный колпак пусть строят, нам-то все равно, граната в руке, бензин здесь… – И дети здесь, – зло пробурчал Забродов. – Попадись нам под руку автобус с омоновцами, мы бы в заложники взяли их. Но с детьми спокойнее, они-то драться не лезут, да им все это и интересно, – уже нервно скрежеща зубами, смеялся Каверин. Забродов стоял и смотрел в щель. Андрей, даже не посоветовавшись с Витьком, ударом ноги вышиб брус. – Заходите, капитан. – Нет, мужики, лучше вы выходите, мне там делать нечего. – Боитесь, что вас возьмем в заложники? – Вот этого я не боюсь. Меня столько раз брали, Витек, что тебе и не снилось. А потом не знали, что со мной делать. Давайте, выходите. Бросайте автоматы и вошли. Андрей Сизов подошел к бочке с бензином, на крышке которой лежала чека от его гранаты, аккуратно заправил ее. Забродов, если бы захотел, мог в любой момент войти в гараж. Но он не спешил это делать, понял, ребята сломались и сейчас выйдут. Он повернулся к ним спиной и негромко крикнул: – Погасите прожектор! Мы идем вместе. Затем толкнул ногой железную калитку, открывая ее настежь. – Пошли, мужики! Каверин и Сизов в бронежилетах, с автоматами в руках переступили порог гаража. Забродов стоял, словно бы прикрывая их собой. – Бросайте оружие, – тихо сказал он. Андрей бросил автомат. Тот звякнул о бетонную отмостку. Каверин медлил, затем брезентовый ремень заскользил в его руке, автомат бесшумно лег на землю, пальцы левой руки разжались. – Пошли, – сказал Забродов, делая шаг вперед. Но ни Забродов, ни Каверин с Сизовым даже не предполагали, что происходит там, в темноте, где были генерал и полковники. – Стрелять на поражение, целиться в головы, – тихо по рации распорядился полковник ОМОНа, уже согласовав свои действия с начальством. – Эй, осторожнее, – крикнул генерал Глебов, – там же Забродов! – В первую очередь, там дети, – опуская рацию, прошептал полковник милиции. Выстрелы слились в один. Андрей Сизов упал лицом вниз прямо на автомат Каверина. Витек дернулся, почувствовав опасность. Одна пуля вошла ему в лоб, вторая в горло, и он, вскинув пустую руку, завалился на спину, гулко ударившись о железные ворота. Мещеряков успел только увидеть, как Илларион Забродов падает. «Неужели и в него попали?» – мелькнула мысль, и он бросился вперед, несмотря на крик полковника. – Назад! Всего лишь секунду царила тишина, а затем к лежащим побежали. Первым добежал Мещеряков. Забродов лежал поверх мертвых Каверина и Сизова. Мещеряков схватил его за плечо и хотел повернуть на спину. – Отвали! – зло сказал Забродов. – Подо мной граната! Эти слова услышали все и попятились. Мещеряков замер на месте, все еще продолжая сжимать плечо Забродову. Затем отдернул руку, словно бы прикоснулся к раскаленному металлу, и сел, прикрыв локтями живот. – Ты что, не слышал? Подо мной граната, чеку дай! Быстро! – Где? Что – заметался Мещеряков, лихорадочно пытаясь сообразить, где сейчас можно добыть чеку. – В гараже, на бочке. И только сейчас Мещеряков вспомнил о существовании самого гаража, об автобусе с детьми в нем. Все его мысли были лишь о гранате, которая в любой момент может взорваться. Он влетел в гараж, дети от заднего окна метнулись к боковым. Мещеряков рукой остановил их, показывая, чтобы подождали. На крышке бочки и в самом деле лежала чека с белым кольцом. Бережно, двумя пальцами, как драгоценный перстень, полковник Мещеряков взял чеку и вернулся, уже шагом. Его рука подрагивала, когда он поднес ее к самому лицу Забродова. – Куда? Как? – Положи вот здесь, – глазами указал Забродов, – и все отойдите. Закрой калитку в гараж. Расставив руки в сторону. Мещеряков отходил. Отходили и вооруженные люди. Забродов медленно перевернулся, одновременно вытаскивая из-под себя одну руку, второй он продолжал сжимать пальцы мертвого Каверина. Осторожно ввел усики чеки в отверстие ручки гранаты и отогнул их. Тишина вокруг царила такая, что было слышно как скрежетнула проволочка о металл. Затем Илларион один за другим отогнул пальцы мертвого и взял гранату в свою ладонь. – Все, порядок. Он положил гранату на землю и устало зашагал к полковнику-армянину, который стоял возле угла двухэтажного здания. Наконец, остановившись, он вытащил носовой платок из кармана камуфляжных брюк и вытер лицо, мокрое от пота. – Зачем было стрелять? – устало спросил он. Полковник ничего не ответил, лишь отвел взгляд. А затем тихо сказал: – У него же была граната. – Вот именно поэтому стрелять и не стоило. И, не выдержав пристального взгляда инструктора ГРУ, полковник побежал к гаражу, из которого уже выводили детей. На время все забыли о Забродове. Он открыл дверцу машины, в которой сидел майор ГАИ. – Майор, завезете домой? Я понимаю, ваша машина не такси, но у меня с собой ни денег, ни документов. – Завезу, – майор сам сел за руль. Тут к машине подбежал Мещеряков, он держал куртку Забродова. – Илларион, куртку забыл. – Точно, давай ее сюда, – Забродов тряхнул куртку, сбивая с нее пыль, и бросил ее себе на колени. Мещеряков хотел было тоже сесть в машину, но ас-инструктор зло рванул на себя дверцу, захлопывая ее перед самым носом своего друга. – Поехали! – Илларион, я не виноват! Я не отдавал приказа стрелять, я даже не знал о нем. Эфэсбэшники долбаные… – Верю, – поднимая стекло, не глядя на Мещерякова, ответил Забродов. – Закуривай, – предложил майор ГАИ, немолодой мужчина, – я же видел, ты им свои сигареты отдал. – Что-то не хочется, в горле першит. – Куда едем? – спросил гаишник, включая мигалку. За стеклами проплывали люди, стоящие в оцеплении, машина «Скорой помощи», два грузовика, крытые брезентом, два пожарных автомобиля. – К Белорусскому вокзалу. – Там и живете? – Да нет, немного подальше, но хотелось бы пройтись пешком, голову проветрить. Устал я сегодня. – Все устали, – вздохнул майор, – всем хватило. Все ждали, что после этого случая Забродов или психанет, или же откажется готовить следующую группу. Но тот вел себя абсолютно спокойно, словно бы ничего и не произошло, словно не было сумасшедшей ночи, гранаты с выдернутой чекой в руке мертвого спецназовца, словно бы не было перепуганных детей, их взбесившихся от страха родителей. Такой исход, который случился, устраивал многих: террористы мертвы, дети живы. Скандал почти сразу удалось замять. Если бы террористы остались живы, возможно, поднялся бы большой шум, суд, публикации в прессе. Но так как были задействованы довольно влиятельные ведомства, скандал и удалось замять. Забродов продолжал служить, а когда разговор заходил о двух его бывших воспитанниках, всегда обрывал: – Вам поговорить больше не о чем? Если хотите что-то узнать, поговорите с Мещеряковым. Миновал ровно месяц. Пошли слухи, что Забродова представляют к награде и собираются присвоить внеочередное звание – четыре маленькие звезды капитана поменять на одну майорскую. Но случилось неожиданное: Забродов подал рапорт об уходе в отставку. Он сделал это тихо, без шума, никто даже не успел опомниться. Вначале он подал заявление на очередной отпуск, а следом, получив на нем визу, положил на стол рапорт об уходе в отставку. Забродов покинул ГРУ, не дождавшись майорской звезды, и многие его сослуживцы даже крутили пальцы у виска. – Ушел бы на месяц позже. Какая разница? И пенсию больше получил бы, и майор все-таки – это не капитан, как-никак высший офицер. Но у Забродова имелись свои резоны, которыми он ни с кем не хотел делиться, даже с Мещеряковым, которого начальство подослало уговорить инструктора остаться. Но найти Иллариона тому не удалось, как он ни пытался. Соседи не знали, где Забродов, квартира закрыта. Лишь через неделю он встретился с пожилой женщиной, которая пришла убирать квартиру. Та ему сказала, что хозяин куда-то уехал, вроде бы купил дом в деревне. Но где, она не знала, и когда вернется, тот ей тоже не сообщил. quot;Но не станет же Илларион кур и свиней разводить? Дом в деревне… – недоумевал Мещеряков. Затем задумался: а может, и у него крыша поехала, а может, станет пчел разводить, как Шерлок Холмс, пасеку построит? С него станется. Он человек крайностей, ничего не умеет делать наполовинуquot;. И тут, когда Мещеряков уже хотел развернуться и уйти из квартиры, зазвонил телефон. Пожилая женщина извинилась, и, держа в руке мокрую швабру, пошла брать трубку. Она говорила совсем недолго, затем выглянула из гостиной: – Извините, это вы Андрей? – Да, я, – изумился Мещеряков. – Вас хозяин просит. И вновь Андрею Мещерякову пришлось изумиться, как тот догадался, что именно в этот момент он окажется на пороге его квартиры. Но если бы это был первый сюрприз от Забродова, а такое случалось часто… – Андрей, я вернусь через три недели. Все в порядке. Ты даже не можешь представить себе, как хорошо быть свободным человеком! – Ты сошел с ума, Илларион! У тебя крыша поехала! – Может быть, но свободным приятнее жить. Кстати, мой рапорт подписали? – Тебя ждут. – Зачем ждать? Я в нем все изложил. – Ты ни хрена там не изложил: почему? зачем? Ты что, всю свою прежнюю жизнь перечеркнуть хочешь? – Ты не понял? Я ее уже перечеркнул. Она, действительно, уже осталась в прошлом времени. – Какой дом в деревне? Ты из Москвы решил уехать, что ли? – Нет, настолько у меня крыша еще не поехала. Просто подыскал себе жилье, чтобы в квартире сделать основательный ремонт. До этого руки не доходили, теперь у меня время появится, да и место, где смогу отсидеться, появилось. Так что успокой всех, скажи, Забродов жив, здоров, чего и остальным желает, – в трубке раздались короткие гудки. – Придурок! – в сердцах сказал Мещеряков, но тут же устыдился, потому что вспомнил тот липкий страх, который обуял его, когда он услышал; «отвали, подо мной граната!». |
||
|