"Слепой в зоне" - читать интересную книгу автора (Воронин Андрей)

Глава 4

Далеко не всякий человек может похвастаться тем, что мечта его детства осуществилась. Да, в самом деле, припомните, как каждый из нас говорил, что когда вырастет, непременно станет космонавтом, солдатом, милиционером… Никто в шестидесятых-семидесятых годах и не заикался о том, что станет коммерсантом, президентом, депутатом Госдумы. И уж точно, ни одному мальчишке, ни одной девчонке не могло прийти в голову избрать своей профессией банковское дело; слово «банкир» встречалось исключительно в книжках об «их» жизни, у нас же были лишь бухгалтера да счетоводы. Все в той стране, от которой остались одни воспоминания, было учтено наперед, расписано – никаких глупостей. И все возможные перспективы укладывались в одну емкую пословицу: «Всяк сверчок знай свой шесток».

Но все же случались и исключения – реальное будущее просматривалось. Это смотря как взглянуть на утверждения малышей о своей будущей профессии. Можно было в пять лет мечтать стать космонавтом. Вступив в пионеры, быть уверенным, что станешь комсомольцем. Из комсомола можно было перебраться в партию, а оттуда – на руководящую работу.

…Жил один мальчик, всегда знавший наверняка, кем он станет. Звали его Аркаша. Это потом, после Перестройки, он сделался Аркадием Геннадьевичем Шанкуровым. Но даже в четырехлетнем возрасте на вопросы взрослых он неизменно отвечал, напуская на себя серьезный вид: «Я буду Аркадием Геннадьевичем».

Никаких профессий при этом он не называл – ни космонавта, ни летчика-испытателя. Просто Аркадий Геннадьевич. Этот ответ неизменно умилял дядей и тетей.

«Вот из кого человек растет», – говорил тогда отец Аркаши, Геннадий Аркадьевич, заведующий оптово-торговой базой. В те времена это было покруче, чем сегодня – председатель правления крупного банка. И слово свое Аркаша сдержал. Стал-таки… Теперь, в середине девяностых, его никто иначе как Аркадием Геннадьевичем не называл, разве что по старой привычке – брат, да еще жена. Но и те пользовались не уменьшительным именем, а только полным. Так уж получилось, что сперва вырвался вперед брат Аркадия – Артур, который был на два года старше Аркаши..

Артур, несмотря на свое немного чуждое советской идеологии имя, пошел в гору, сделав ставку на номенклатурную карьеру. В двадцать пять лет он уже возглавлял комсомольскую организацию Научно-исследовательского института порошковой металлургии. А Аркадий, работавший под его началом, медлил, даже в партию вступить не стремился, словно предчувствовал то, что произойдет с этой организацией. Случается такое у людей – неким инстинктом они точно предвидят будущее, как животные, которые умеют предчувствовать приближение землетрясения или урагана. Не тянуло Шанкурова-младшего делать карьеру при коммунистах – и все тут. Дожидался он своего времени, и оно наступило.

Лишь только появились первые постановления разрешающие создание кооперативов, как простой инженер Аркадий мгновенно сделался Аркадием Геннадьевичем. Он сумел убедить брата Артура в том, что следует открывать свое дело. Тот не прочь был заработать большие деньги, но все еще боялся подставлять свое имя, поэтому и позволил Аркадию возглавить кооператив. Работали братья Шанкуровы исключительно по специальности.

Наверное, многие до сих пор помнят неразрешимую для того времени проблему: снашивается металлическая набойка на тонком каблучке сапога иди туфельки – и делай что хочешь. Вернее, сделать ничего невозможно, только выбрасывай обувь на свалку. Даже появившиеся на короткое время полиуретановые набойки положения не спасали, разве что на месяц, не больше.

Аркадий Геннадьевич придумал абсолютно беспроигрышный ход. В опытном цеху научно-исследовательского института он организовал производственную линию по изготовлению твердосплавных набоек – маленьких, чуть больше копейки в диаметре.

К ним прилагалось два длинных шурупчика и плохо читаемая этикетка. Все это запаковывалось в микроскопические полиэтиленовые пакетики и продавалось оптовикам по рублю за пакетик.

Наштамповать подобных изделий не представляло труда, хоть десять тысяч в смену. Но Аркадий Геннадьевич, будучи сметливым предпринимателем, дабы не затоваривать рынок и тем самым сбивать цену, никогда не позволял выпускать более тысячи пар набоек в день. Товар не залеживался, расходился почти моментально по открывшимся, в связи с послаблением, частным обувным мастерским, по отделам «Умелые руки», по первым в стране коммерческим киоскам. Набойки пользовались необычайным спросом.

Прибыль братья Шанкуровы получали небывалую пятьсот процентов, никак не меньше. Фантазия старшего брата не шла дальше того, чтобы обменивать полученные рубли на валюту и складывать ее дома в коробку из-под обуви.

Но вот Аркадий Геннадьевич был куда сообразительнее. Он понимал, что денег в кармане должно лежать ровно столько, сколько ты можешь проесть, пропить, прогулять. А остальные обязаны на тебя работать. Зеленые бумажки, без спору, хороши, но они, к сожалению, не кролики, которые умеют плодиться. Одним из его любимых девизов был: «Если хочешь выиграть на скачках, найди те скачки, где лошади самые медленные». Он не бросился в посредническую деятельность, грамотно полагая, что это занятие хоть и приносит огромные проценты прибыли, но вряд ли продлится дольше двух лет. Он спешил занять собственную нишу. Расчет его был прост.

Без чего не может обойтись человек? Без хлеба, без воды и без лекарств.

Первые две составляющие жизни он уступил другим предпринимателям, а сам всерьез заинтересовался лекарствами. Торговать лекарствами это то же самое, что торговать жизнью, надеждой на жизнь, особенно если имеешь дело с обезболивающими средствами.

Огромные партии таблеток, бинтов, обезболивающих уходили из подвальных складов Шанкурова-младшего в Абхазию, в Таджикистан, в Нагорный Карабах, в Приднестровье. Там за медикаменты платили сразу, не задерживаясь. Откуда берутся деньги у покупателей, Аркадий Геннадьевич предпочитал не задумываться.

Он спас от финансовой гибели небольшой фармацевтический завод по производству снотворных и обезболивающих препаратов. Менял свою продукцию на все, что угодно, и даже никогда всерьез не волновался за свою жизнь. Нужно было – откупался. Но до этого дело доходило лишь изредка.

Шанкуров не любил афишировать себя. Никогда по телевидению не появлялась реклама его фирмы, никогда в газетах не публиковались объявления с телефонами его офиса. Он работал с надежными и давними партнерами, предпочитая заурядным уголовникам воюющих фанатов. И последние никогда его не подводили.

Он продавал лекарства и одной воюющей стороне, и другой. И никто не высказывал ему претензий. При этом Аркадий Геннадьевич выглядел в глазах общества добродетельным и милосердным. У него хватало ума не рваться в большую политику. Ясно, такое желание иногда возникало в душе, но тут же перед его внутренним взором представали партнеры (друзей у него не было), уже ушедшие из этой жизни – расстрелянные в своих офисах, в квартирах, или взорванные вместе с автомобилями. А все потому, что имели глупость возомнить себя не только финансовыми воротилами, но заодно и прожженными мастерами политических интриг.

Получить от жизни больше, чем она может дать, Аркадий Геннадьевич никогда не пытался. Но дело в том, .что всегда хочется жить немного лучше, чем живешь quot;сейчас. Он постепенно привык, что может тратить огромные суммы денег, и всегда, как ему казалось, не хватало для полноты картины самой малости…

Если раньше он худо-бедно ухитрялся «отмывать» незаконные суммы, то теперь эта проблема встала перед ним во всей своей сложности. Прибегать к услугам посредников не так-то безопасно, обязательно кто-нибудь раньше-позже да сдаст.

И вот постепенно Аркадий Геннадьевич пришел к гениальной по простоте мысли, что производство денег – это тоже производство, мало чем отличающееся от изготовления набоек для женских сапог.

Вот так и возник в Москве еще один банк с расплывчатым по своему смыслу названием: «Номинал-банк».

Шанкуров не претендовал на то, чтобы его детище вошло в десятку самых крутых финансовых заведений столицы. Он также не стремился рекламировать широту предоставляемых услуг. Шанкуров быстро освоил новые для себя финансовые премудрости и не только освоил, но и сумел в хитросплетениях банковского дела найти надежные пути, ведущие к солидным дивидендам. Золотым временем для Шанкурова стала борьба с безудержно растущим курсом доллара. В одних странах доллар побеждал национальные валюты, стремительно рос, а в других продолжал временно стоять на месте. Почему-то никому из глав национальных банков суверенных государств не приходила в голову простая мысль: если держишь на месте доллар, то немецкая марка непременно будет продолжать свой рост; и, несколько раз совершив несложную операцию перегонки рублей, тенге, «зайчиков», карбованцев в доллар, затем покупаешь на них марки, а продав их, получаешь двукратный или трехкратный подъем за неделю.

Самое странное, эти операции быстро наскучили Шанкурову. Не было в них настоящего размаха. Но браться за что-нибудь более серьезное он пока не спешил.

Все чаще происходили срывы, все чаще преуспевающего банкира видели в шикарных ресторанах в обществе брата и ближайших помощников. Разумно потреблять алкоголь он не умел, мог или пить напропалую, или не пить вообще. Середина ему была не ведома. Ему уже приходилось откупаться от избитого им официанта, от официантки, которую он чуть было не изнасиловал на глазах ресторанной публики. Довелось откупаться и от милиции, когда, подвыпив, он учинил стрельбу из пистолета по люстрам. А затем Шанкуров-младший завязывал пить и месяц, два не прикасался к спиртному. Но новые дела требовали новых встреч. Успешные сделки приходилось отмечать с партнерами.

И вот наступил день, когда Аркадий Геннадьевич Шанкуров решил сыграть очень по-крупному. Банковская деятельность, создание денег из воздуха уже не удовлетворяли Аркадия Геннадьевича. Как ни крути, а его аферы все равно оставляли документальные следы банковские платежки, счета в отделениях других банков (свои-то он мог уничтожить, подчистить, изменить). Но если бы кто-то сильно захотел – а в том, что это произойдет, он не сомневался, – Шанкурова можно было бы взять, как он сам любил выражаться, за задницу. Пока еще его спасали щедрые откупные, раздаваемые контролерам.

Аркадий Геннадьевич с легкостью отдавал половину сотворенных им из ничего денег, и его оставляли в покое. Другой бы на его месте уже давно погорел, но только не Шанкуров. Его спасало полное безразличие к политике. Он не финансировал ни одной политической партии, не делал никаких предвыборных ставок, платил только за то, что в самом деле стоило денег, а значит, не за голые идеи. Хотя, если хотел бы, мог поставить в строй не одну тысячу вооруженных людей. Бандитские группировки, сепаратисты – все были ему должны.

Однажды Аркадию Геннадьевичу довелось вычитать хитрую мысль одного американского экономиста, который уверял, что в жизни успеха добивается тот, кто должен всем. Такому человеку будто бы никогда не дадут погибнуть, ведь иначе он не сможет отдать долги. Возможно, подобное заключение и жизнеспособно где-нибудь в Америке или в Англии, но только не в России, где из всех законов природы без оговорок действует один только закон всемирного тяготения. Человека здесь редко убивают за то, что ему должны деньги (конечно, в том случае, если он не требует их возврата), но убивают обязательно, если он должен сам, убивают, если он слишком много знает и при этом болтлив. Вот почему Шанкуров легко раздавал деньги и не требовал их возврата. Зато в любой момент мог воспользоваться услугами кого угодно – от чеченских полевых командиров до депутатов Госдумы.

Он мог себе позволить построить мраморный дворец на видном месте при въезде в столицу, но не стал этого делать. Вызывающая роскошь порождает зависть, а значит – ненависть. Лучше всего спрятаться за чью-нибудь спину. Он выкупил одну из государственных дач, принадлежавшую ранее Министерству обороны СССР. Снаружи здание он трогать не стал, зато внутри отделал свой дом по последнему слову интерьерной моды и строительной техники. Жил он теперь за высоким забором, охраняемым солдатами, соседями у него стали генералы. И даже если кому-нибудь удавалось увидеть краем глаза роскошь, которой он окружил себя, вся ненависть обрушивалась на головы военных: вот, мол, до чего дошел российский генералитет!

Зарабатывание денег – это азартная игра, в которой невозможно остановиться. Или ты проигрываешься вчистую и тебя выгоняют из-за карточного стола – тогда тебе остается пустить пулю в лоб, – или же продолжаешь игру, срывая куш за кушем. Третьего не дано. Никто не позволит тебе с выигрышем подняться из-за стола и как ни в чем не бывало покинуть компанию картежников.

Окончательно уверившись в своей безнаказанности и везучести, Шанкуров перевел деятельность на качественно новый уровень. Уже не раз оптовые покупатели медикаментов из воюющих регионов намекали ему, что не стоит размениваться по мелочам. Лекарства стоят дорого, слов нет, но еще дороже можно продавать наркотики. Пути переправки через воюющие страны для Аркадия Геннадьевича не являлись тайной, а фармацевтический заводик, находящийся в его собственности, в принципе мог выпускать любую дрянь. Недавно закупленные итальянские технологические линии отличались замечательным свойством – многопрофильностью.

Полдесятка верных технологов, посвященных в тайну, были в силах обеспечить весь процесс, а люди, работавшие на расфасовке и упаковке препаратов, могли даже и не догадываться о том, что проходит через их руки. Препараты аккуратно запаивали в стеклянные ампулы, упаковывали в картонные коробки, и с вполне безобидными этикетками они отправлялись в странствие.

Единственное, о чем болела голова у Шанкурова, так это проблема «несунов».

Еще не хватало, чтобы кто-нибудь, украв препарат и использовав его согласно инструкции, вложенной в упаковку, отправился на тот свет, приняв смертельную дозу наркотика. Он вдвое увеличил зарплату по сравнению со средней по стране и вдвое усилил охрану. Целых полгода прошло без каких-либо неприятных происшествий. Пользуясь благородным прикрытием, машины с красными крестами на боках спокойно преодолевали границы. Запаянный в стекло наркотик не могли учуять даже специально обученные собаки. Да в общем-то, если бы кто-то и устроил проверку, доказать злой умысел было достаточно сложно. Обезболивающее по большому счету отличается от наркотиков лишь концентрацией.

Так продолжалось бы долго, если не вечно, но на свою беду Аркадий Геннадьевич решил жениться. Естественно, жену себе он присмотрел такую, чтобы не стыдно было с ней появиться в обществе. Анжелика Ведовская закончила хореографическое училище и выступала с сольными номерами в ресторане одного из подмосковных мотелей. Аркадий Геннадьевич сразу же понял: она то, что ему нужно. В свои двадцать два года она еще не утратила желание быть самостоятельной в этой жизни, телом не торговала, а лишь позволяла на него смотреть с приличного расстояния. Во всяком случае, производила впечатление довольно сдержанной в платном сексе барышни.

Шанкуров не спешил делать ей предложение. Он издали наблюдал за девушкой, которую облюбовал себе в жены. Сперва он делал это, сидя за столиком в ресторане мотеля, три дня подряд заказывая один и тот же, самый близкий к сцене. Он не мигая смотрел на Анжелику, извивавшуюся у отполированного до зеркального блеска столба, облизывая пересохшие губы, следил за тем, как она выгибается, обхватывая столб руками, затем резко распрямляется, отбрасывая волосы на нервно подрагивающую спину.

Аркадий Геннадьевич даже переставал дышать, когда Анжелика садилась на шпагат. Он представлял себе ее головокружительные телодвижения, но совершаемые уже не на сцене, а в огромной двуспальной кровати, расположенной в его доме, и чувствовал: с такой женщиной в постели можно даже оставаться неподвижным, как бревно, и получать все удовольствия кругосветного путешествия.

В последний вечер он уже не следил за ее ногами, не обращал внимания на средних размеров, легко уместившуюся бы в его ладонях грудь, – он не отводил взгляда от немного полноватых, чувственных губ Анжелики. А девушка словно специально дразнила его, хоть и не видела лица мужчины, сидевшего совсем близко к ней.

Прямо за Шанкуровым, на стене, располагался мощный прожектор с оранжевым светофильтром, обливавший обнаженное тело Анжелики аппетитным апельсиновым светом. Она то прикрывала лицо ладонями, то резко отводила их. И тогда оранжевый свет вспыхивал на ее ярко-красных, чуть влажных губах. На четвертый день Шанкуров в ресторан не поехал. Зато теперь двое его охранников получили новое задание: целый месяц они отслеживали друзей, знакомых Анжелики, выясняли, с кем она поддерживает связь, что ест, что пьет… Через три недели Аркадий Геннадьевич знал о ней почти все. У него на столе лежало с три десятка фотографий, запечатлевших Анжелику на досуге. Тут был и нудистский пляж, и концертный зал консерватории, и пара постельных снимков, сделанных при помощи телеобъектива с крыши соседнего дома. Всего два раза Анжелика встречалась с мужчинами за этот месяц и делала это за деньги – всего два раза, хотя возможности заработать подобным образом у нее было хоть отбавляй. Шанкуров, довольный собой, ухмыльнулся, разглядывая разложенные на столе фотографии.

«Она не из тех женщин, которые способны терять голову из-за любви. Скорее всего, она вообще не признает силу этого чувства, точно так же, как и я». Для надежности раздобыв через знакомых анкеты, собственноручно заполненные Анжеликой в ОВИРе, Аркадий Геннадьевич сделал окончательный выбор. Он вычислил день, когда Анжелике не нужно будет выступать в ресторане, и вновь двое его охранников отправились на машине в недальнее путешествие. Ничего не подозревавшая Анжелика вышла из дому.

Было еще довольно рано, часов восемь вечера, когда она заметила, что за ней неотступно следует мужчина в кожаной куртке и кепке, натянутой на самые глаза. Девушка остановилась у таксофона, чтобы проверить свою догадку насчет преследования, сделала вид, что опускает жетон и набирает номер. Мужчина остановился неподалеку и принялся рассматривать наклеенные на стены подземного перехода пожелтевшие объявления насчет продажи и покупки квартир, пропажи собак, желания поделиться с соотечественниками секретами похудения. Вскоре Анжелику ждало и новое открытие: мужчина был не один. Неподалеку застыл и второй, в такой же кожаной куртке, коротко стриженный, с колючим взглядом близко посаженных маленьких глаз.

Подземный переход крест-накрест проходил под площадью. Возле центральной колонны расположилась группа музыкантов, еще не начинавших концерт. Жалобно подвывала труба, длинноволосый парень с гитарой в руках настраивал свой инструмент, подключенный к переносному усилителю. У ног музыканта, как верный пес, примостился автомобильный аккумулятор.

– Да, я жду тебя! – выкрикнула Анжелика в молчащую трубку. – Через пять минут? Отлично! Анжелика чувствовала себя крайне неуютно. Лишь редкие прохожие сновали по переходу, и не было никакой возможности затеряться в толпе.

«Вот если бы здесь был вход в метро!» – подумала девушка.

Она повесила трубку и не спеша направилась к музыкантам, остановилась возле них. Двое мужчин тоже двинулись с места. Один из них прошел совсем близко , возле Анжелики и остановился там, где лестницы расходились в разные стороны улицы, второй преследователь прикрыл ей путь к отступлению.

quot;Ну вот ты и попалась? – подумала про себя Анжелика. – Но кто они?

Насильники? Вроде не похожи, в их глазах даже невозможно прочесть и намека на страсть, на желание обладать мной. Грабители? Но на мне шмоток максимум баксов на четыреста, да и в сумке лежат две сотни – небольшая пожива для двоихquot;.

Парень с гитарой вынул из черного чемодана раздвижную микрофонную стойку, укрепил на ней микрофон и опробовал звучание:

– Три-пятнадцать, три-пятнадцать…

Его неожиданно высокий голос гулким эхом разлетелся по облицованному белым кафелем подземному переходу. Дурацкая считалка почему-то развеселила немногочисленную публику, собравшуюся послушать музыку.

Анжелика машинально посмотрела на часы. Она торчала здесь уже битых полчаса, а эти двое и не думали прятаться от нее, но пока и не собирались приближаться.

Зазвучали труба, гитара и барабан с тарелками, вокал, – Ля-ля, та-та, па-па… – что-то совсем безумное в той ситуации, в которой оказалась девушка. Анжелика не вслушивалась в слова песни. Она только следила взглядом за проходившими мимо людьми. Некоторые из них останавливались, и вскоре возле музыкантов собралась небольшая толпа – человек двадцать пять.

Музыканты играли удивительно слаженно и совсем не такую уж безвкусную музыку, какая обычно звучит в переходах.

Девушка запустила руку в сумку и, делая вид, что ищет деньги, выложила со дна поверх носового платка и кошелька электрошокер. А затем, зажав в кулаке первую попавшуюся купюру, пробралась сквозь людей, бросила деньги в ярко-красное нутро футляра от гитары и тут же, сорвавшись с места, бросилась бежать. Она, пригнувшись, успела проскользнуть мимо растерявшегося на мгновение мужчины в кожаной куртке и, оглашая подземный переход громким стуком стальных набоек, выбежала по лестнице на уже начинавшую темнеть пустынную вечернюю улицу. Бежать на высоких каблуках ей было очень неудобно. Она видела темные окна первых этажей, занятых офисами и уже обезлюдевшими магазинами, слышала за спиной тяжелый топот и надсадное дыхание преследователей. Впереди маячила ярко освещенная людная улица, но до нее еще нужно было добежать. И Анжелика поняла, что этого ей не успеть сделать. Пробегая мимо фонарного столба, девушка ухватилась за него и резко свернула в сторону. Оба преследователя проскочили мимо. За те несколько секунд, которые она выиграла, Анжелика успела снять туфлю с острым каблуком, сжала ее в левой руке, а правую запустила в сумку. Первым на нее набросился мужчина в кепке. Он прикрыл голову правой рукой, опасаясь удара острым каблуком в лицо, и тут же электрошокер уткнулся ему в живот.

Короткий электрический разряд прошел по его телу, и он как подкошенный упал на асфальт. Но Анжелика не успела второй раз воспользоваться своим оружием. Другой преследователь схватил ее за запястье, электрошокер с глухим стуком упал под ноги. Но подкованная сталью шпилька располосовала лицо мужчине от виска до уголка губ рваной кровоточащей раной. Девушка уже думала, что после этого ей несдобровать – разбитое лицо или перелом руки ей обеспечены.

Но нападавший, на удивление, не проявил особой агрессивности. Он слегка заломил руку Анжелики за спину и обхватил девушку сзади. Она попыталась закричать, но тут же широкая ладонь легла ей на рот. Анжелика что было силы впилась зубами в руку, почувствовала во рту солоноватый привкус теплой крови, и ее едва не вырывало. Мужчина вскрикнул и чуть сильнее потянул заломленную руку вверх. Анжелике пришлось разжать зубы. Она сплюнула на асфальт чужую кровь.

Мужчина в кепке сумел подняться на четвереньки и стоял, как собака, выбравшаяся из воды, – мотая головой.

– Быстрее! – прикрикнул на него тот, который держал Анжелику. – Подгоняй машину!

Сам же он потащил девушку в ближайшую подворотню, уже не рискуя на этот раз затыкать ей рот. Но она и не пыталась кричать. Анжелика сообразила, что никто из этих двоих скорее всего не собирается причинять ей зло. Их задача – схватить ее и не дать убежать. По своему опыту она знала: если не предпринимать попыток сопротивления, то и с тобой будут обращаться без грубости. Сейчас убежать она не могла, и единственный выход ей виделся в том, чтобы усыпить бдительность напавших, а потом, когда ее станут сажать в машину, попробовать вырваться или же выскочить из автомобиля по дороге.