"Слепой стреляет без промаха" - читать интересную книгу автора (Воронин Андрей)

Глава 2

Полчаса, а может быть, чуть больше, Глеб слушал музыку.

А затем взялся изучать бумаги, которые передал ему Соловьев. Да, кое-что на Мартынова Петра Петровича у него было.

Мартынов был знаменитым человеком. Он стоял на самой верхушке иерархической лестницы воров в законе. Это был знаменитый человек, в прошлом медвежатник, совершивший не одно дерзкое ограбление. Но последние десять лет за Мартыновым Петром Петровичем не числилось никаких уголовных дел. И как было ясно из бумаг, подобраться к нему «органы» никак не могли, слишком уж совершенной была система. Седой, а именно такой была кличка у Мартынова, действовал очень осторожно, тщательно обдумывая все свои дела. Из бумаг следовало, что Мартынов со своими друзьями контролирует два банка и крупную трастовую компанию. И скорее всего, основным капиталом этих банков и трастовой компании являлись деньги воровского общака, а может быть, даже деньги самого Мартынова. Ведь он вышел из тюрьмы и сразу же стал богатым, хотя особо не светился.

Мартынова и предстояло убрать Глебу Сиверову. И убрать требовалось показательно: нужно было сделать все так, чтобы воры подумали, что произошла какая-то разборка, и Седого убрали свои же. Вот поэтому нужен был труп, вот поэтому тело Мартынова не должно было бесследно исчезнуть.

– Мартынов… Мартынов… – шептал Глеб Сиверов.

Банк в Новосибирске, банк в Питере. И оба эти дела оказались нераскрытыми, хотя по почерку следовало, что ограбления провел Мартынов. Но это было давно, пятнадцать лет назад, и возможно, именно те деньги из тех банков вложены сейчас в трастовую компанию, которую наверняка возглавляет подставное лицо. А сам Мартынов со своими дружками только руководит деятельностью компании и банка. Он контролирует всю работу и получает неслыханные барыши. Об этом свидетельствовали колонки цифр. Причем, Глеб Сиверов понимал, что цифры взяты не с потолка, что они проверены. А на самом деле, возможно, они и уменьшены в несколько раз, хотя и сейчас поражали количеством нулей.

Затем он взял фотографию. С черно-белого снимка на него смотрело суровое квадратное лицо с маленькими глазками.

Да, настоящий медвежатник. И это даже не лицо, а морда. Морда зверя…

Скорее всего, он безжалостен к своим соперникам и, наверное, безжалостен к партнерам. Своенравный человек… Об этом свидетельствовали тяжелая нижняя челюсть, раздвоенный подбородок и глубокие складки, идущие от носа ко рту.

Еще несколько снимков. На них медвежатник Мартынов по кличке Седой выглядел уже совершенно по-иному. Это был респектабельный пожилой мужчина.

В бумагах была и биография Мартынова, были фамилии его друзей, фамилии компаньонов и партнеров по бизнесу. Из биографии следовало, что Мартынов Петр Петрович родился в 1935 году. В пятидесятом первый раз сел в колонию. Школу он не закончил. В пятьдесят третьем был освобожден по амнистии, а в пятьдесят шестом сел вновь. Но на этот раз за ограбление банка. В шестьдесят третьем вновь сел. Затем пять лет был на свободе. Затем сел ненадолго. В семьдесят третьем был избран «вором в законе». Это звание ему было присвоено на воровской сходке в Донецке. На сходке присутствовали Богаевский Иосиф Самсонович и еще семь воров в законе.

Теперь Богаевский был партнером Седого по бизнесу. У Богаевского было две клички: Дьякон и Монах. Он был известен своими крупными валютными операциями и ограблениями. Но ограблениями он занимался в молодости, а затем понял, что лучше заниматься валютой.

quot;Интересно, два таких разных человека, – подумал Глеб, – и вместе ведут бизнес. Ведь Богаевский умен, окончил университет, говорит по-английски, часто представляется сотрудником консульства пли министерства внешней торговли.

Изыскан, очень любит антиквариат. Собирает картины и старинную мебель…quot;

На бриллиантах Богаевский чуть не погорел, но сумел выкрутиться. Адвокатам было заплачено так много, что они смогли вытащить его из тюрьмы.

– Что ж, это все интересно, – сказал Глеб и посмотрел на фотографию Богаевского.

Это был тог же групповой снимок, где воры в законе сидели за богато убранным столом. Подкопаться к ним было невозможно. Никаких улик, прямо показывающих на то, что именно эти люди руководят двумя банками и трастовыми компаниями, не было. Да если и были какие-то улики, вряд ли удалось бы взять и Седого, и Монаха.

Около чаем Глеб изучал бумаги, вчитываясь в каждое слово, изучая адреса, тщательно запоминая фамилии и факты. Затем он прошел в свою маленькую комнату, включил компьютер и внес кое-какую информацию. И уже после всего, щелкнув зажигалкой, сжег все бумаги, принесенные полковником Соловьевым.

Память у Глеба была замечательная. Стоило ему раз увидеть фотографию, он запоминал лицо, изображенное на ней, на всю жизнь. Если бы он умел рисовать, то без труда воспроизвел бы его на бумаге. Но рисовать Глеб не умел. Этим талантом Бог его обделил.

Правда, Глеб никогда по этому поводу и не сокрушался, хотя в душе завидовал своему соседу художнику. Ведь тот легко и свободно мог нарисовать любого прохожего, мог нарисовать любую из девушек, которые часто появлялись в его прокуренной тесной мастерской.

Сейчас Глеб знал, что Олега Преснякова нет, что он уехал куда-то на Север рисовать то ли церковь, то ли белые ночи. Каждое лето Пресняков уезжал из Москвы, а возвращался со стопками картона, на которых были серые, покосившиеся церквушки, валуны, покрытые мхом, кривые сосны, темно-свинцовое небо и такая же темно-свинцовая вода с белыми барашками волн. Также он привозил множество всевозможных портретов.

Глеб всегда с интересом всматривался в эти портреты. Пресняков умел невероятно схватывать сходство. Правда, люди на его рисунках и этюдах были чуть карикатурными, немного шаржированными. Но, тем не менее, похожи были невероятно. И в этом Глеб убедился. В его мастерской висело два рисунка, один углем, второй – коричневая сангина. На белой пористой бумаге, плотной, словно картон, Олег Пресняков быстро, в течение какого-нибудь получаса нарисовал Глеба. Он был похож, более похож, чем на любой из фотографии, хотя лицо Глеба Сиверова было в общем-то неприметным. Прямой нос, тонкий рот, нервные губы, серые глаза стального оттенка, темные брови, русые волосы. Усы Глеб никогда не носил. Крепкая шея и широкие, покатые плечи. Но они не казались в общем-то широкими, ведь Глеб был довольно высок – метр восемьдесят пять – и весил восемьдесят один килограмм. За своим весом Глеб следил неукоснительно. Дома у него были напольные весы, на которые он становился каждое утро после того, как возвращался из душа, отдав полчаса физической подготовке…

Самое интересное было то, что у Глеба Петровича Сиверова не имелось паспорта на эту фамилию. Глеб Петрович Сиверов восемь лет тому назад погиб и был похоронен очень далеко от Москвы. Были свидетели его смерти, были люди, видевшие его труп. Было даже медицинское заключение, и был разговор с людьми из контрразведки. Вернее, с двумя людьми, одним из которых был ныне здравствующий Соловьев, а другим – Альберт Костров, ныне покойный. Глеб вернулся из Афганистана под именем Молчанова Федора Анатольевича и зажил совершенно иной жизнью. Везде он числился погибшим, а вот Молчанов Федор Анатольевич жил и выполнял ответственные задания, выполнял не только в России и на территории бывшего СССР, но и за границей. Иногда Глеб проклинал себя за то, что дал согласие стать другим человеком. Была сделана пластическая операция, была изменена внешность так сильно, что даже тот, кто его знал близко, вряд ли узнал бы в чуть сутуловатом мужчине капитана контрразведки Глеба Сиверова.

У него была кличка, под которой он действовал – кличку он оставил за собой, – Странный. Еще он проходил под кодом Слепой. Эту кличку он получил, еще будучи курсантом. Он обладал уникальным зрением и мог видеть даже ночью.

Стрелковым оружием он владел прекрасно, стрелял лучше всех в бригаде. Даже инструкторы, признанные специалисты в этом деле, говорили, что если бы Глеб занялся спортом, то наверняка стал бы чемпионом по стрельбе. Но спортсменом Глеб не стал.

Его настоящую фамилию знал только Соловьев, и от него одного Глеб получал информацию, задания и деньги. На связь они выходили очень сложным способом: была система кодов, оповещения, объявления в газете. Затем телефонный звонок с записью на автоответчик и далее еще несколько паролей.

Когда догорели фотографии и листы с распечатанным текстом, Глеб выбросил пепел в унитаз и спустил воду. Затем он запер свою тайную комнату и покинул мастерскую.

Спустившись вниз, он подошел к машине, ударил ногой по скату, зачем-то обошел машину кругом. Затем открыл дверцу, уселся, вставил ключ в замок зажигания и, заведя мотор, медленно выехал через арку в переулок.

Смеркалось. Кое-где уже горели фонари. В переулке было немноголюдно. Глеб ехал не спеша. Он включил приемник, нашел станцию, которая передавала погоду на следующие сутки, и удовлетворенно улыбнулся.

Завтра будет гроза. Обещают порывистый ветер, но тем не менее будет тепло, так, как и сегодня, – двадцать-двадцать два. Жару Глеб не переносил. Вернее, переносил, но не любил. Ему больше нравился умеренный климат и умеренная погода. Зимой он любил небольшой мороз, а летом – теплую погоду. В сильную жару у него начинали ныть раны. Так же они ныли, когда стояли сильные морозы.

Но Глеб уже давно привык не обращать на это внимания. Он смирился со своими ранами и радовался, что тогда остался жив. Ведь пуля прошла в нескольких миллиметрах от сердца. И если бы он стоял немного не так, то наверняка сейчас не сидел бы за рулем своих «жигулей», не ехал бы медленно по московским вечерним улицам, а лежал в земле далеко-далеко от России.

Вспоминать о своих командировках в Афганистан и Иран Глеб не любил. И вообще не очень любил вспоминать. Он старался жить сегодняшним днем.

Вот и сейчас, глянув в зеркальце заднего вида, он еще немного покружил по московским улицам и, увидев таксофон, остановился возле него. Затем вышел, вновь оглянулся по сторонам, словно проверяя, что за ним никто не следит, подошел к автомату и быстро набрал номер.

– Говорите, говорите, – послышалось в трубке.

Глеб даже вздрогнул, услышав этот знакомый милый голос.

– Даже и не знаю, что тебе сказать. Добрый вечер, – проговорил Сиверов, прижимая микрофон к губам.

– Федор! Ты откуда? Здравствуй, дорогой!

– Вот я и вернулся.

– Боже, как долго я тебя не слышала! Как долго не видела!

– Чем ты занята, Ирина?

– Чем я занята? – послышалось из трубки. – Да, собственно говоря, ничем.

Слушала музыку, читала книгу…

– А как ты отнесешься к тому, если мы где-нибудь поужинаем?

– Зачем где-нибудь? Федор, приезжай ко мне.

– Заманчивое предложение… – сказал Глеб и улыбнулся сам себе.

– Ты сейчас где?

– На улице, звоню тебе из автомата.

– Нет-нет, на какой ты улице?

– В Центре.

– Ну так ты можешь добраться до меня довольно быстро. Садись на метро…

– Нет, я на машине, – сказал Глеб.

– Тогда еще проще. Приезжай, я буду очень рада.

– Ты одна?

– Да-да, одна. Но через несколько дней вернется Аня.

– А где она?

– Она у бабушки, в деревне, в Подмосковье.

– Ей, наверное, хорошо там?

– Хорошо. Но рвется в Москву, словно здесь еще лучше.

– А ты как?

– Приезжай, поговорим, расскажу, – послышалось из трубки. – Или ты не можешь?

– Почему не могу? Могу. Этот вечер у меня свободен, и я решил посвятить его тебе.

– Ну, тогда я жду.

– Хорошо, приеду. К половине девятого я буду у тебя. Глеб посмотрел на часы. В его распоряжении было еще пятьдесят минут.

– Целую, – послышался голос Ирины, и она повесила трубку.

Глеб резко обернулся. У автомата стоял какой-то парень, высокий и худой, с длинными волосами, собранными в косичку на затылке. Он постукивал пальцами в стекло и торопливо бормотал:

– Дайте позвонить, дайте позвонить, меня девушка ждет.

– Слушай, меня тоже девушка ждет, дорогой, – сказал Глеб и вышел из таксофона.

Парень благодарно кивнул и принялся торопливо набирать номер. Глеб сделал несколько шагов и обернулся. Парень в джинсовой куртке смотрел на него и прижимал к уху трубку.

«Неужели ты за мной следишь?» – мелькнула мысль. Но парень вдруг закричал в трубку:

– Валюша! Валюша! Ты?…

– Кто?… Мальчик? Девочка?…

– Ну говори же скорее, говори! Не тяни!

– Да? Четыре килограмма, пятьдесят три сантиметра?

– Ну, а как он? Как? Все хорошо, да? – Ура!

– Конечно же, счастлив, конечно же, рад!

Парень прижимал трубку к уху и переминался с ноги на ногу. Казалось, он сейчас бросится в пляс.

Глеб улыбнулся. Парень повесил трубку и почему-то бросился вдогонку за Глебом.

– Слышишь, друг, у меня родился сын! Сын! Он будет музыкантом, я научу его играть на гитаре. Он будет классным музыкантом, лучше, чем я.

– А ты музыкант? – осведомился Глеб, глядя в безусое лицо парня, в его расширенные от радости глаза.

– Да какой я музыкант! Так, лабу в ресторане играю. А вот из сына я сделаю музыканта, настоящего… Он будет так играть, так играть…

– А вдруг у него не будет слуха? – иронически заметил Глеб Сиверов.

– Да ну, не будет слуха! Ведь Валя пианистка, я – гитарист, и у сына должен быть слух.

– А, тогда понятно.

– Знаешь, друг, моя жена окончила Гнесинку, она даже один раз выиграла конкурс.

– Ну что ж, поздравляю.

– А потом, знаешь, она вот связалась со мной, и ей уже стало не до музыки, не до конкурсов.

– Напрасно, надо было играть.

– Да она играет, она даже беременная не вылезала из-за пианино.

Глеб подошел к машине. Парень почему-то шел за ним.

– Слушай, друг, может, выпьем? Вот у меня здесь с собой бутылка коньяка.

– Да нет, приятель, ты что, я за рулем.

– Да к черту! Брось машину, я здесь недалеко живу, вот в этом доме, – парень кивнул на старый пятиэтажный дом. – Телефона у меня нет, так я выскочил к автомату.

– Послушай, а почему ты не едешь в роддом? Купи цветов и поезжай.

– Я бы и поехал, да у меня нет денег на цветы. Деньги обещали только завтра.

– Я тебя поздравляю. Сын – это очень хорошо. А у меня еще куча дел.

– Да какие дела? Брось! – настаивал парень, явно не желая так просто расстаться с Глебом. – Тебя как зовут?

Глеб почему-то вздрогнул. Права и паспорт были на фамилию Молчанова Федора Анатольевича.

– Меня зовут Федор.

– А меня – Паша, Павел, – сказал парень, ударив себя в грудь. – Так вот, Федор, я назову сына в твою честь.

– Да нет, не надо, – улыбнулся Глеб.

– Почему не надо? Красивое имя. Федор Шаляпин… – мечтательно произнес парень, тряхнув длинным хвостом за спиной.

– Назови его лучше Глебом.

– Как ты говоришь? Глеб? Тоже классное имя. Ладно, скажу жене: Глеб или Федор. А кто такой Глеб?

– Глеб – это князь, – сказал Сиверов, глядя в глаза парню. – А еще у меня был друг, его звали Глебом.

– Пусть она выбирает. Мне, в общем-то, все равно как его назвать – Глеб или Федор. Мне нравится и то, и другое имя, – и парень вытащил из сумки бутылку коньяка. – Ну, давай хоть по глотку!

– Нет-нет, – сказал Глеб, – мне надо ехать. Извини. А тебя поздравляю, – он крепко пожал худую ладонь парня и хлопнул его по плечу. – Удачи тебе, приятель. Лучше Глеб, – добавил и почувствовал, что смутился.

– Хорошо, пусть будет Глеб, – парень сорвал пробку с коньяка и прямо из горлышка сделал несколько глотков. – На, глотни.

– Нет, извини, – Глеб быстро сел в машину, запустил двигатель и рванул с места.

Проехав метров пятьдесят, он взглянул в зеркальце заднего вида. Парень растерянно стоял у дороги, сжимая в руках бутылку коньяка.

«Счастливец, – подумал Глеб. – Интересно, назовет он моим настоящим именем своего сына или нет?»

Но додумать эту мысль он не успел. Впереди появился гаишник и, махнув жезлом, приказал остановиться. Глеб прижался к бровке тротуара. Сержант милиции неторопливо, вразвалочку подошел к «жигулям», посмотрел на номер, затем представился.

– Ваши права.

Глеб абсолютно спокойно протянул документы.

– Вы проехали на красный свет, – заметил сержант.

– Да что вы говорите?! Не может быть! – изумился Глеб.

– Я вам точно говорю, на красный, я видел.

– Ну, извините меня, сержант, просто у парня родился сын, и он решил назвать его моим именем.

– У какого парня? Что вы мне голову морочите? – переминаясь с ноги на ногу, сказал милиционер. – Будете платить штраф.

– Хорошо, заплачу, – кивнул Глеб. – Сколько? Милиционер наклонился и прошептал:

– Десять.

– А, десять… Ну хорошо.

Глеб вытащил из кармана куртки деньги, достал десятидолларовую бумажку и протянул гаишнику. Тот быстро сжал ее в кулаке, затем спрятал в карман.

– Проезжайте, проезжайте… Только впредь не нарушайте правил.

«Неужели я нарушил? Неужели я действительно проскочил на красный?» – подумал Глеб.

И тут он заметил, что за ним следует черная «волга». Выражение его лица мгновенно изменилось. Он стал сосредоточен, и резкие складки образовались у уголков рта. Жилистые руки крепче сжали баранку.

«Интересно, кто же это может быть?»

Глеб ехал неторопливо, спокойно и уверенно обгонял машины, уверенно поворачивал, стараясь проскочить на желтый спет. Черная «волга» следовала за ним. Глеб видел, что в ней три пассажира, не считая водителя.

«Значит, четверо. И чего же им надо? – думал он. – Если это просто хулиганы, то хорошо. А если это другие люди, и если они следили за Соловьевым, а затем взялись следить за мной, то дела плохи».

Он свернул в переулок, выскочил на магистраль и прибавил газу. Теперь он был абсолютно уверен, что эта машина следует за ним.

Он подпустил черную «волгу» поближе, прочел номера, запомнил их и только после этого утопил педаль газа в пол. Его «восьмерка» цвета мокрого асфальта сорвалась с места и помчалась. Через пять минут Глеб понял, что оторвался от преследователей. Он сделал поворот, выехал на дорогу и увидел черную «волгу».

Машина стояла у тротуара. Двое широкоплечих парней в кожаных куртках вышли из нее и, зло переругиваясь друг с другом, нервно курили.

Глеб припарковал машину, спрятав ее за джип, выбрался и неторопливо двинулся по тротуару. Он смешался с толпой. Улица была многолюдной. Двигаясь в толпе, он старался услышать, о чем разговаривают эти парни в кожаных куртках.

– Слушай, козел, ведь Вася сказал, что у него есть деньги, что у него пачка денег, а ты, задница, не мог сесть ему на хвост!

– Да твой Вася придурок. Ведь в милицию кроме придурков никого не берут! – сказал коротко стриженный парень и сплюнул себе под ноги.

quot;Ах, вот оно в чем дело, – подумал Глеб, – просто гаишник работает вместе с этими бандитами, и они трясут тех, у кого есть баксы, по наводке гаишника.

Все понятно. Значит, ни на какой красный я не проезжал. Просто ему надо было уточнить, есть у меня деньги или нетquot;.

Глеб вернулся, сел в свою «восьмерку», вырулил и медленно-медленно поехал по улице. Он знал, что ребята сейчас увидят его машину и поедут за ним.

Действительно, все произошло так, как рассчитывал Глеб. Тот, с короткой стрижкой и с массивным браслетом на запястье правой руки, вдруг дернулся и крикнул, ударив в плечо своего приятеля:

– Смотри, вон этот «жигуль»! Давай за ним! Давай!

– Интересно, а откуда он взялся? – заметил другой. Глеб спокойно свернул с Тверской, затем проехал и свернул в почти безлюдный переулок. Он остановился, не доезжая метров десяти до фонаря, и вышел из машины. Затем открыл капот и склонился над мотором.

Черная «волга» заехала следом и встала перед «жигулями». Из нее вышли трое. Глеб слышал их шаги, слышал, как поскрипывают подошвы их ботинок. Ребята, по всему было видно, решили действовать без разговоров и не выяснять никаких отношений.

Глеб резко повернулся и посмотрел на своих соперников. Это были трое широкоплечих крепких парней. Двое такого же роста, как Глеб, один – пониже.

«Скорее всего, бывшие спортсмены, – решил Глеб. – Что же, сейчас посмотрим».

Эта мысль промелькнула в его голове молниеносно.

– Ребята, вы, наверное, чего-то хотите? – обезоруживающе улыбнулся Глеб, глядя в лицо самому широкоплечему.

Тот сузил глаза, свел к переносице брови.

– Козел, деньги гони! А иначе мы тебя сейчас изувечим.

– Деньги? Какие деньги? – непонимающе пробормотал Глеб.

– Деньги гони! – рявкнул второй.

– Деньги всем нужны… – мечтательно проговорил Глеб Сиверов и приподнял правую руку, словно бы собрался запустить ее в карман и извлечь оттуда пухлый кошелек.

– Быстрее! И не дергайся! – в левой руке коренастого щелкнул выкидной нож, и сверкнуло лезвие.

– Ой, ребята, вы что, зарезать меня собрались? – Глеб шутил, но его взгляд цепко следил за каждым движением.

– Резать мы тебя не будем, но шкуру попортим, – процедил сквозь зубы и сплюнул себе под ноги коренастый. – Возьми у него кошелек, – сказал он своему соседу справа.

Тот сделал шаг к Глебу и протянул руку. На запястье сверкнул браслет.

– Ребята, да вы никак спортсмены? Наверное, греблей занимались или тяжелой атлетикой?

– Сейчас узнаешь, – процедил коренастый.

– А, точно, наверное, штангисты. Вот ты-то точно штангист, по фигуре видно, – скороговоркой бормотал Глеб, – у всех штангистов такие плечи и низкий лоб. Наверное, и извилин у тебя, парень, маловато, если ты решил разбогатеть за мой счет.

– Да я тебе извилины сейчас на животе нарисую, – коренастый сделал шаг вперед. – Кошелек! – прошипел он.

– Так возьмите, ребята, вот он, – Глеб извлек из кармана портмоне и положил его на капот «жигулей». – Берите, берите, он мне не нужен.

Высокий протянул руку.

– Эй, нет, подожди! Лучше я отдам тебе деньги, а кошелек оставлю себе.

– Заткнись, козел! – рявкнул коренастый, по его голосу можно было понять, что он здесь главный. – Чего ты тянешь? Бери!

Высокий парень взял кошелек.

Но Глеб перехватил его руку и на несколько мгновений задержал.

– Ребята, подождите! Может, вы передумали?

– Да я тебя… – почувствовав жесткую хватку на своем запястье, закричал парень и попытался вырвать руку.

Этого Глебу только и нужно было. Он развернулся молниеносно, вывернув руку нападавшему, затем сделал резкое движение, и в тишине переулка послышался неприятный хруст суставов. Правая рука налетчика повисла как плеть, а он, покачнувшись, рухнул прямо на тротуар.

Коренастый не стал медлить. Выбросив вперед руку с ножом, он кинулся на Глеба. Разворот, хруст суставов – и коренастый, ударившись головой о крыло «жигулей», упал на четвереньки, затем истошно завопил и перевернулся на спину. Его левая рука с ножом тоже была сломана, и из носа густыми струями лилась кровь.

Третий явно растерялся. Ведь вся драка заняла каких-то пять-шесть секунд.

– На кошелек, ты же хотел денег, – сказал Глеб, подавая портмоне своему сопернику, который отступил на шаг к черной «волге». – Бери же, бери, что медлишь? Здесь много денег, очень много, – отчетливо произнес Глеб Сиверов.

– Нет, не хочу, не надо… – правая рука парня скользнула за отворот кожанки и в руке появился тяжелый «ТТ».

Глеб узнал оружие моментально. Но парень даже не успел прикоснуться к предохранителю, как пистолет уже вылетел из его руки, выбитый ногой Глеба, а удар ребром ладони пришелся в шею. Парень, запрокинув голову, с открытым ртом рухнул на асфальт. Он жадно хватал воздух.

Коренастый поднялся и, схватив нож в правую руку, бросился на Глеба. Нож прошел в нескольких миллиметрах от плеча. Глеб перехватил руку, увернулся и, создав своим плечом рычаг, быстро вывернул правую руку за спину.

Но он не стал ее ломать, ведь с соперниками он уже разобрался. Он сильно завел ее за спину.

– Так вот, штангист, что я тебе скажу: прежде, чем ты решил забрать у кого-нибудь кошелек, спроси у него, хочет ли он его отдавать. Если хочет, то никогда не бери.

– Отпусти, сволочь! Отпусти! Ты мне сломаешь руку…

– Нет, я тебе не буду ломать руку, – прошептал Глеб прямо в ухо коренастому и сильным, резким ударом сбил его с ног.

А затем, пока еще коренастый не рухнул на асфальт, нанес удар в солнечное сплетение.

Мотор в черной «волге» взревел. Глеб поднял пистолет и навел его на водителя.

– Стоять! – крикнул он. Водитель понял. Мотор заглох.

– Выходи!

Парень выбрался из машины. Это был тщедушный юноша лет двадцати.

– Ты что, у них за водителя?

– Да, да… Они попросили меня ехать, приказали… Сказали, убьют.

– И ты послушался?

– Да, я послушался. А что мне оставалось делать?

– Оружие есть? – глядя в глаза трясущемуся парню, спросил Глеб.

– Нет, нету у меня никакого оружия…

– А документы?

– Документы есть… Вот права.

– Чья машина?

– Машина – моего отца.

– Ах, отца? Ну-ну, давай документы, посмотрим. Юноша протянул документы.

Глеб спрятал их в карман своей вельветовой куртки, затем вытащил ключ из замка зажигания.

– Так вот, чтобы никогда больше не садился за руль папиной машины.

– Никогда! Никогда! Простите… Отдайте документы… Отдайте.

– Документы заберешь в ГАИ.

– Нет! Нет! Отдайте!

– Замолчи, – сказал Глеб, забираясь в кабину «жигулей».

Мотор завелся моментально и, сдав немного назад, Глеб резко развернулся в узком переулке, и вскоре габаритные огни серых «жигулей» растворились в ночи.

«Ну и подонки, – подумал Глеб и посмотрел на „ТТ“, лежащий на сиденье его „жигулей“. – И зачем он мне нужен? Ну, хоть на трех болванов станет на улице меньше. А еще, они никого не пристрелят из этого пистолета».

Притормозив, Глеб вытащил обойму. Она была полная.

«Ну что ж, неплохо».

Глеб спрятал пистолет в свою спортивную сумку, стоящую на заднем сиденье, и просмотрел документы парня.

«Ничего страшного не произошло, у меня ни одной царапины. А им будет наука».

Увидев газетный киоск, Глеб подошел к нему.

– Послушайте, вот я нашел документы. Может быть, кто-нибудь о них спросит? А лучше передайте какому-нибудь милиционеру.

Киоскерша изумленно взглянула на высокого сутуловатого мужчину.

– Да-да, конечно, передам. А где вы их нашли?

– да вот, возле вашего киоска. Дайте мне «Известия» и «Совершенно секретно». А еще дайте мне «Тайме».

Киоскерша взяла деньги, Глеб взял свои газеты и не стал дожидаться, пока седая женщина в очках с толстыми стеклами отсчитает ему сдачу. Он сел в машину и уехал.

«Прежде чем поехать к Ирине, надо обязательно купить цветы», – подумал он и счастливо улыбнулся.

В его воображении возникло лицо Ирины Быстрицкой. Они были знакомы уже более года. Ирина ему нравилась. Она никогда не задавала лишних вопросов, не приставала к Глебу с замечаниями. И он относился к ней очень тепло. И возможно, если бы не его работа, лучше жены, чем Ирина, ему не найти – умна, образованна, красива.

«Да-да, красива. Правда, она красива не славянской красотой, а какой-то восточной. У нее темные глаза, черные как смоль волосы, гладкая кожа, немного асимметричное лицо. Да, она красива».