"Ловушка для Слепого" - читать интересную книгу автора (Воронин Андрей)

Глава 16

Они оставили «девятку» Слепого за три дома от нужного участка и по неприметной тропинке между двумя высокими полусгнившими дощатыми заборами спустились к реке.

– Красиво, – сказал Глеб, ежась от налетевшего с воды порыва холодного ветра и поднимая воротник кожаной куртки.

– Нам налево, – отозвался Активист и решительно двинулся вдоль обрыва. Любоваться здешними красотами ему не хотелось: слишком свежи были воспоминания о последнем визите в эти заповедные места.

Глеб озабоченно покивал головой и двинулся следом за своим спутником, сжимая в кармане рукоять пистолета. Он был недоволен ходом событий. Ни по одному из адресов, значившихся в электронной картотеке Сивого, Кудрявый больше не проживал. Там жили самые обыкновенные люди, никогда и слыхом не слыхавшие о лысом упыре и его темных делишках. Обдумывая это странное обстоятельство, Глеб пришел к выводу, что Раскошин намеренно ввел в память компьютера ложную информацию, когда выбрал себе наконец будущего партнера.

Смешнее всего было то, что Малахов, к которому в конце концов Глеб вынужденно обратился за помощью, выдал ему те же адреса. Это был мощный удар, и, продираясь через заросли малины и ежевики над речным обрывом, Слепой благодарил небо за то, что оно послало ему Активиста.

Впрочем, этот дар небес тоже казался ему довольно сомнительным. Медленно приходящий в упадок дачный поселок, принадлежавший элите брежневских времен, мало походил на место, часто посещаемое ворами в законе. Тем не менее он был единственной зацепкой, и Глеб не стал высказывать претензий даже тогда, когда в зарослях молодого ельника они вдруг напоролись на забор из ржавой колючей проволоки, уходивший на два метра в реку.

Налетев на неожиданную преграду. Активист тихо выругался и остановился, не зная, что предпринять.

– Зараза лысая, – процедил он сквозь зубы. – Это его участок. Вон он, тот бережок, с которого меня в водичку скатывали. Что же теперь, обратно в воду лезть?

Слепой с сомнением покосился в сторону реки и зябко передернул плечами.

– Бр-р-р, – сказал он. – Холодная, наверное.

– Так ведь ноябрь на дворе, – со вздохом сказал Активист.

Глеб молча снял куртку и бросил ее поверх забора.

– Армия – школа жизни, – сказал он.

– Которую лучше закончить заочно, – подхватил цитату Активист и полез на забор.

Они все-таки изрядно оборвались и исцарапались, а куртка, когда Глебу удалось наконец сдернуть ее с забора, выглядела так, словно по ней стреляли утиной дробью. Они не стали обмениваться замечаниями по этому поводу, поскольку теперь находились на вражеской территории.

Глеб шел впереди, держа в руке пистолет и испытывая странное чувство. Это было что-то до боли знакомое, но основательно забытое, и, проанализировав свои ощущения, Слепой понял, в чем дело: он шел в бой не один. Конечно, теперь за его спиной была не рота и даже не взвод, но, когда речь идет о человеческих жизнях, зависящих от принятого тобой решения, количество не имеет значения.

Незаметно для себя он подстроился под эту новую реальность и принял на совесть груз ответственности за человека, о котором почти ничего не знал, – ничего, кроме того, что они вместе идут в бой.

Они миновали столь памятный Активисту бережок и углубились в лес. Теперь участок показался Виктору гораздо меньше, чем в бытность первого визита. По лесу они шли никак не более двух минут, и вскоре впереди замаячил красный черепичный козырек над печью для барбекю и серая от непогоды стена дровяного навеса. Поискав глазами, Активист заметил грязно-белый бетонный оголовок погреба.

На подъездной дорожке не было ни одной машины, ворота казались запертыми наглухо. Участок безлюден и пуст, лишь ветер шумел в кронах сосен да постукивал голыми сучьями берез и осин.

– Нету, – разочарованно сказал Виктор. – Вот твари!

– А ты что думал, – спросил Глеб, – Кудрявый так и будет сидеть на бережку, дожидаясь нас с тобой? Подоquot; ждем, покурим – глядишь, кто-нибудь и приедет.

Он не верил собственным словам и видел, что Активист это отлично понимает. Следы были заметены чисто, и оставалось разве что вернуться в свою разгромленную конспиративную квартиру, сесть на изрешеченный автоматными пулями диван и с пистолетом в руке ждать, когда Сивый явится сводить счеты, глядя в выщербленную картечью стену.

– Ладно, – со вздохом сказал он, – номер, похоже, не прошел. Давай хотя бы осмотримся.

Активист пожал плечами и побрел по участку, держа в опущенной руке никелированный парабеллум Сивого.

Глеб заглянул под навес, похлопал рукой по поленнице, зачем-то покопался в печи, по локоть перепачкавшись золой, и, наконец, спрыгнул в приямок перед дверью погреба.

– Что там, как ты думаешь? – спросил он.

– Золото, бриллианты и склад ядерного оружия, – равнодушно откликнулся Виктор.

– Понятно, – сказал Глеб и зачем-то подергал ржавый амбарный замок, выглядевший так, словно в последний раз им пользовались еще при Хрущеве. – Слушай, а ты не помнишь: когда тебя сюда привозили, дрова под навесом лежали?

– Дрова? Ну, знаешь… До дров ли мне было? Впрочем, кажется, да, лежали. Да что ты спрашиваешь, и так ведь видно, что торцы поленьев серые. Они тут уже не меньше года лежат, а может быть, и больше.

– Больше, – сказал Слепой, внимательно изучая свою ладонь. – Наверняка больше.

– Что у тебя с рукой? – спросил Виктор. – Оцарапал?

– Да нет, – сказал Глеб, – испачкал.

– Эка невидаль!

– Испачкал низкотемпературной смазкой, – уточнил Глеб. – Знаешь, которой замки смазывают, чтобы зимой не замерзали. Видишь, синенькая?

Он показал Активисту ладонь, и в самом деле выпачканную какой-то густой сине-зеленой дрянью.

– Ну и что? – спросил Активист.

– Смазка свежая. Этот замок совсем недавно открывали и смазывали. По ночам уже капитально примораживает, а греть замок горящей газетой – дело нудное. Так говоришь, золото и бриллианты?

Он вынул из кармана связку отмычек, позвенел ею, выбирая подходящую, и без особенных усилий отпер замок.

– Отлично, – уныло прокомментировал это событие Активист. – Теперь мы будем специализироваться по банкам.., с помидорами и огурцами.

Слепой открыл дверь и долго смотрел в темноту погреба.

– Иди сюда, – позвал он. – Полюбуйся на свое золото и бриллианты. А также на помидоры и огурцы.

Виктор пожал плечами и подошел поближе. В погребе не было ничего особенного. Наваленные неаккуратной перепутанной грудой, здесь лежали все те же дрова.

– Ну? – спросил он.

– Что «ну»? – удивился Слепой. – Ты что, не видишь?

– Да что я должен видеть? Ну дрова. Кудрявый, наверное, в детстве сильно мерз, вот и помешался на дровах.

Зигмунд Фрейд. Наука, елы-палы.

– Может быть, и так, – медленно сказал Слепой. – Интересно только, почему у этих поленьев такие же серые торцы, как и у тех, что лежат под навесом?

– Да хрен его знает почему, – легкомысленно ответил Активист и вдруг застыл с открытым ртом.

– Ага, – сказал Глеб, – проняло?

Виктор первым добежал до навеса и рванул на себя первое попавшееся полено. Оно выскочило неожиданно легко, поленница слегка просела с коротким сухим шорохом, но на месте полена осталась дыра, в которую можно было просунуть руку. В дыре было черным-черно, словно она выходила в открытый космос. Активист запустил туда руку. Рука вошла только по локоть и уперлась во что-то твердое и скользкое, очень знакомое на ощупь.

– Пленка, – сказал он. – Черная пленка. Черт меня подери! А под пленкой, похоже, картон.

– И что бы это могло быть? – тоном ведущего детской развлекательной программы спросил Глеб.

Виктор не ответил. Ожесточенно орудуя руками и ногами, он в два счета развалил поленницу и содрал черное полиэтиленовое полотнище со штабеля картонных ящиков, скрывавшегося по дровами.

– Ах вы, суки, – задыхаясь, сказал он, – Хитрые, да? Гони сюда машину!

– Зачем? – не трогаясь с места, спросил Глеб. – В «девятку» это добро все равно не войдет.

– И не надо, – сказал Виктор. – Обольем это дерьмо бензином и пустим по ветру.., вместе с дровами, чтоб им пусто было! Ты хоть знаешь, что это?

– Догадываюсь, – сказал Слепой. – Только зачем же жечь? Это дерьмо больших денег стоит.

– А, – воскликнул Активист и страшив оскалился, – и ты туда же?

– Дурак, – сказал Глеб. – Ты слышал, что кое-где В больницах нет даже йода?

Активист с шипением выпустил из себя воздух.

– И что ты предлагаешь? – спросил он. – Ты сам сказал: в машину все не войдет, а брать половину – все равно что ничего не взять. И потом, половина тоже не войдет.

– А грузовик недостаточно комфортабелен и жрет слишком много горючего, – сказал Глеб. – Поэтому, как правило, я езжу на легковом автомобиле. А что касается ящиков, то их можно просто перепрятать.

– А потом? – спросил Активист.

– А потом – суп с котом, – ответил Глеб. – Или тебя волнует твоя доля?

– Черт, – сказал Виктор, – надо же было так влипнуть!

– Это уж что да, то да, – подтвердил Слепой. – Ну, хватит болтать. Бери ящик.

Прежде чем взяться за работу, Виктор вынул из кармана сигареты и закурил. Он сделал три глубокие затяжки, достал свою пепельницу, нерешительно покрутил ее в пальцах и снова спрятал в карман. Сигарету он бросил прямо на землю и растер ее подошвой. Вся его конспирация показалась ему вдруг детской игрой в разведчиков: цена ей была невелика, раз она не уберегла его от того, что с ним произошло.

– Ну? – спросил Слепой, с интересом наблюдавший за его действиями.

– Нужно уточнить один момент, – спокойно сказал Активист. – Если ты собираешься продать эту дрянь уличным толкачам, лучше пристрели меня прямо сейчас, иначе я от тебя не отстану, пока не убью. И я хочу знать, кто ты такой, в конце концов.

– Это уже не один, а целых два момента, – ответил Глеб. – И пока мы будем заниматься их уточнением, нас вполне могут здесь застукать. Насчет уличных толкачей можешь быть спокоен, а что касается меня… Тебе придется смириться с тем, что мы можем получить ответы далеко не на все вопросы, которые задаем.

– Я милого узнаю по походке, – печально сказал Виктор. – Он носит, ах носит брюки галифе…

– Мы это уже обсуждали, – напомнил Глеб. – Помнится, ты решил, что хрен редьки не слаще. Давай работать или иди отсюда. Смени адрес и живи спокойно: искать тебя никто не будет.

– Да ты, оказывается, просто добрая фея, – ядовито сказал Активист, снимая со штабеля верхний ящик. – Куда нести?

– А черт его знает, – ответил Слепой, тоже беря в руки громоздкую коробку и оглядываясь по сторонам. – Сейчас придумаем.

Переговорив с Сивым, Кудрявый некоторое время неподвижно сидел в кресле, держа в руке трубку радиотелефона и задумчиво посасывая тлеющую сигарету. Ситуация вдруг повернулась совершенно неожиданной стороной. После налета на квартиру Сивого, закончившегося грандиозной бойней, Кудрявый готовился к тому, что его бывший деловой партнер станет охотиться за его скальпом, и принял меры предосторожности, набив дом вооруженными людьми.

И вдруг – этот странный звонок по телефону. Сивый говорил как ни в чем не бывало, был спокоен и весел. Неужели там, на квартире, был не он? Неужели очкастый недоумок что-то перепутал или вообще наврал? По всему выходило, что так оно и есть, и теперь Кудрявый жалел, что его человек слишком поторопился, застрелив Телескопа: с очкариком было бы неплохо поговорить, расспросить его поподробнее и только после этого пустить в расход.

Одно было очевидно: Тыква раскололся и сдал Сивого Активисту. Круг людей, которые слишком много знали и активно путались под ногами, рос с пугающей быстротой. Кудрявый вздохнул: хорошо, что дело близится к завершению! У него тоже был свой покупатель на всю партию морфия, да и от Сивого давно пора было избавиться.

Поиграли, и будет. Неужели этот мент всерьез рассчитывал на то, что Кудрявый поделится с ним добычей?

Смешно, ей-богу…

Двухдневная отлучка Сивого была как нельзя кстати: за это время можно было спокойно, без помех толкнуть товар и подумать, куда пристроить бабки – немалые, черт их подери, бабки! А Сивый не вернется: Кудрявый собирался об этом позаботиться.

Он встрепенулся, подумав, что начинает стареть. Нужно делать дело, а он сидит в кресле, как маразматик, пускает дым через нос и сочиняет байки, которые никогда не станут правдой, если он не начнет шевелиться.

Кудрявый раздраженно сунул телефон в руку почтительно стоявшему в сторонке мордовороту и сказал:

– Нужно организовать засаду на Волоколамском шоссе.

Немедленно. Сивый проедет там на своей «Волге».., черт, может быть, он уже проехал! Пошли туда всех, кого сможешь найти, оставь только охрану да пару-тройку ребят покрепче – они мне понадобятся. Сивого надо убрать. Он едет в Себеж и вернуться не должен, ясно? Если он уже проскочил, делайте что хотите – ищите, догоняйте, сидите в засаде хоть до Нового года, но без его головы не возвращайтесь.

– Вам нужен сувенир? – спросил охранник, который уже набирал какой-то номер.

– Плевать я хотел на сувениры! – рыкнул в ответ Кудрявый. Его плешь опасно порозовела, щеки пошли нехорошими пятнами. – Я должен быть уверен, понял? На все сто процентов. Даже на двести. Тебе ясно?

– Ясно, ясно, – торопливо ответил охранник. – Сделаем в лучшем виде. Чего вы кипятитесь, шеф?

Он съежился под яростным взглядом Кудрявого, уверенный, что его сию секунду сотрут в порошок. Посверлив его взглядом несколько томительно долгих секунд, Кудрявый взял себя в руки.

– Мне есть отчего кипятиться, – спокойно сказал он. – Этот человек опасен. Я его боюсь. И ты бойся.

Не будешь бояться – подохнешь как собака. Давай звони, время – деньги.

Он оставил охранника звонить по телефону, а сам торопливо прошел в спальню, а оттуда – в гардеробную. Большую часть жизни Кудрявый провел за колючей проволокой и никак не мог взять в толк, за каким чертом строить специальное помещение для хранения тряпок, когда существуют шкафы, но архитектор, проектировавший особняк, с пеной у рта доказывал, что без гардеробной дом не может считаться домом. Он утверждал, что это высший класс, что так делают все, что так, в конце концов, положено, и Кудрявый сдался. «Ладно, – сказал он, – раз положено, валяй.» Слово «положено» вор Кудрявый уважал – оно было из его лексикона.

В гардеробной было почти пусто: все-таки Кудрявый не был бабой, меняющей наряды двадцать четыре раза в сутки. Он оделся потеплее, рассовал по карманам зимнего плаща пистолет, запасные обоймы и трубку сотового телефона, прицепил к поясу пейджер и прихватил с полочки еще одну пачку сигарет – просто так, на всякий случай.

Стоя посреди полупустой комнаты с длинными рядами встроенных платяных шкафов, он похлопал себя по карманам, проверяя, все ли взял, и позвонил оптовому покупателю, уведомив того, что может передать товар с рук на руки хоть сию минуту.

– Да, – ответил он на какой-то вопрос своего собеседника. – Да, Руслан, все проблемы улажены.

Он слегка кривил душой, но очень надеялся на то, что к моменту завершения сделки его слова из прогноза превратятся в чистую правду. А если нет, что ж, покупателя это совершенно не касалось.

Он взял с собой только водителя и двух охранников, сел на переднее сиденье мощного японского джипа и покинул особняк, стоявший в глубине по-осеннему прозрачного березового перелеска. Просторный двор уже опустел: люди отправились на Волоколамское шоссе отстреливать Сивого, а охранник в сине-белой будке у шлагбаума почтительно помахал на прощание рукой.

Через минуту после того, как джип скрылся из вида, он уже звонил знакомой потаскухе, назначая свидание, а еще через полчаса она уже была на месте. В тот самый момент, когда она, издавая приличествующие случаю звуки и томно изгибаясь всем телом, уронила на пол последний лоскут одежды и медленно опустилась спиной на стол, джип Кудрявого проехал мимо стоявшего на обочине неприметного грузового микроавтобуса – одного из тех, которые в народе называют «курятниками на колесах». Перед микроавтобусом стояла потрепанная «вольво», вдоль которой прохаживался небритый человек в кожаной куртке, затрапезных джинсах и серых от въевшейся пыли кроссовках.

Увидев проехавший мимо джип, этот человек отшвырнул далеко в сторону окурок и торопливо сел в машину. Зеленая «вольво» тронулась с места и стала догонять джип, который почти незаметно для постороннего глаза снизил скорость. «Курятник» тоже выехал на дорогу, выбросив из выхлопной трубы облако сизого дыма, и пристроился в хвост «вольво». Дальше они ехали вместе, стараясь не терять друг друга из виду и в то же время не показать, что они – одна компания.

Колонна свернула на Минское шоссе в тот самый миг, когда немолодая потаскуха свалилась со стола на пол, схлопотав пулю в гортань и еще одну немного правее и выше левого соска.

Вскоре джип свернул с шоссе на боковую дорогу.

Здесь он снизил скорость еще больше – дорога была отвратительной, подвеска «курятника» могла просто не выдержать, а Кудрявому очень не хотелось, чтобы сделка сорвалась из-за такой чепухи, как поломка какого-то вонючего амортизатора. Медленное, вперевалку переползание с ухаба на ухаб ужасно раздражало – ему почему-то казалось очень важным покончить с этим делом как можно скорее. Кудрявый садил сигарету за сигаретой, плюнув на воздержание и на установленную им самим норму, составлявшую десять облегченных сигарет в день. Он никак не мог понять, что именно заставляет его нервничать, но вздохнул с некоторым облегчением лишь тогда, когда разбитый проселок кончился и под колеса автомобиля снова лег гладкий асфальт.

Стоявшая у обочины темно-вишневая «девятка» привлекла его внимание лишь на секунду. Автомобиль был самый ординарный, на таких ездила половина старых дристунов, доживавших свой век на медленно разрушавшихся огромных древних дачах и в не менее огромных и древних квартирах, помнивших шумные застолья под радостные телевизионные репортажи с первомайских демонстраций.

Вспомнив о застольях, Кудрявый вынул из бардачка блестящую стальную флягу, свинтил колпачок и промочил горло. Коньяк, как обычно, подействовал лучше всякой валерьянки.

Джип лихо тормознул возле глухих железных ворот, врезанных в высоченный дощатый забор. Один из охранников выпрыгнул из машины и побежал отпирать ворота.

На бегу он сильно косолапил, а руки держал на некотором расстоянии от тела, словно мощные бицепсы и перекачанные мышцы спины мешали им опуститься до конца. Глядя на него. Кудрявый скривился и подумал, что пресловутое тлетворное влияние Запада – вовсе не миф, сочиненный коммунистами. Сильные люди с хорошими фигурами были и раньше – боксеры, штангисты, борцы, гимнасты всякие… да просто природные амбалы, наконец. А теперь каждый второй – качок и вдобавок мнит себя при этом большим специалистом по части восточных единоборств. А дай ему как следует в рыло – заплачет и станет униженно просить прощения.

Кудрявый мысленно плюнул и опять закурил. Беспокойство навалилось на него с новой силой, и он попытался понять, в чем дело. Может быть, причина крылась в сегодняшнем звонке Сивого? С чего это он вдруг разоткровенничался? Может быть, он и не думал никуда уезжать?

Или уехал, но вовсе не в Себеж и отнюдь не по Волоколамскому шоссе?

Ворота наконец распахнулись, и джип въехал на участок. Кудрявый первым делом посмотрел на дровяной навес и немного успокоился. Поленница была на месте и выглядела нетронутой. Может быть, все его страхи выеденного яйца не стоят? Сдают нервишки, подумал Кудрявый и вышел из машины.

«Вольво» и «курятник» тоже въехали во двор. Косолапый охранник прикрыл ворота и встал возле них, даже не пытаясь скрывать то обстоятельство, что под пальто спрятан короткоствольный автомат.

Еще один охранник Кудрявого вынул из багажника джипа и установил прямо на бетоне подъездной дорожки складной столик. Процедура была отработана до мелочей.

Кудрявый получал большие деньги не впервые и не любил при этом торопиться.

Из потрепанной зеленой «вольво» вышли четверо.

Все они были небриты, словно сговорились заранее, и среди них Кудрявый с неудовольствием заметил лицо откровенно кавказской национальности. Кавказцев Кудрявый не любил – вовсе не потому, что был таким уж патриотом, а скорее инстинктивно, как не любит инородцев основная масса невежественных людей. Время от времени дела сводили его со смуглыми сынами гор, но совместные операции не поколебали, а, наоборот, усилили предубеждение против этих людей. Больше всего Кудрявого раздражало то, что эти, с позволения сказать, подданные Российской Федерации имели наглость разговаривать на собственном, никому, кроме них, не понятном языке, что давало им отличную возможность «развести» делового партнера, договорившись обо всем прямо у него на глазах.

Один из небритых пассажиров «вольво» двинулся навстречу Кудрявому. Издали ему можно было дать лет двадцать пять – тридцать из-за его манеры одеваться как бедный студент на сельхозработах или люберецкий боевик начала девяностых. Вблизи же становилось отчетливо видно, что он гораздо старше – лет пятидесяти, как минимум, и что в щетине у него на подбородке полным-полно седины. Кудрявый едва заметно поморщился: ему не нравилось, когда люди, ворочавшие миллионами, одевались как бомжи. Маскировка хороша в меру, как и все остальное, а Руслан в этом плане явно перегибал палку.

– Слушай, – не удержавшись, сказал Кудрявый, пожимая деловому партнеру руку, – подарить тебе нормальные штаны?

– А чем тебе не нравятся мои штаны? – искренне удивился Руслан. – Самые настоящие американские джинсы, прямо оттуда, из Штатов. Я их уже пять лет ношу и еще пять протаскаю без вопросов. Им же сноса нет!

– А тебе не приходилось слышать, что джинсы – это рабочая одежда? – спросил Кудрявый, краем глаза наблюдая за лицом кавказской национальности, которое вынуло из салона «вольво» плоский чемоданчик и скромно стояло с ним в сторонке.

– А разве я не на работе? – возразил Руслан. – Работа у нас, старик, такая, что круглые сутки крутишься как белка в колесе, палку бросить некогда. Тебе никогда не приходило в голову, что наши телохранители живут лучше, чем мы с тобой? Не богаче, а лучше, веселее.

В конце концов, сколько человеку нужно этих вонючих зеленых бумажек? Они свое отработали, съездили, куда надо, грохнули, кого ведено, и свободны – пей, гуляй, трахайся, а надоело – можно смеха ради книжку какую-нибудь прочесть или там в театр зайти, на тонконогих балерин поглазеть.

Слушая эту тираду. Кудрявый ненавязчиво препроводил партнера к столику, на котором уже стояли квадратный хрустальный графин при двух рюмках и блюдечко с тонко нарезанным лимоном.

– Работа есть работа, – философски заметил он, наполняя рюмки. – Если хочешь, это наш крест. Кроме удовольствий, существует ответственность. Эти ребята, – он едва заметно кивнул в сторону почтительно внимавших ему боевиков, – могут наслаждаться жизнью только благодаря нам с тобой. Где они были бы, если бы не мы? Помнишь, как в том глупом, но довольно смешном фильме?

«Украл, выпил – в тюрьму, украл, выпил – в тюрьму…»

Разве это жизнь?

Руслан солидно покивал седеющей головой, соглашаясь с собеседником, и поднял рюмку, осторожно держа ее двумя пальцами.

– Что ж, – сказал он, – давай за успех нашего общего дела!

– Это само собой, – согласился Кудрявый. – За успех, за наших ребят, за взаимное доверие.

Они неторопливо выпили, еще неторопливее закусили лимоном, слегка поеживаясь от холода и исподтишка бросая друг на друга осторожные оценивающие взгляды.

– Кстати, о доверии, – сказал Кудрявый, жуя лимон. – Ты деньги привез?

– А как насчет товара? – задал встречный вопрос Руслан.

– Товар на месте, – сказал Кудрявый.

– Ну и деньги тоже. Рафик! – обернувшись, позвал Руслан.

Кавказец подошел, держа чемодан двумя руками. Среди телохранителей произошло множественное, едва заметное глазу движение, лучше всяких слов говорившее о степени доверия между компаньонами: полы длинных кашемировых пальто словно невзначай отодвинулись в сторонку, вдруг явив миру вороненые автоматные стволы, чья-то рука скользнула за отворот кожаной куртки, кто-то ни с того ни с сего схватился за поясницу, словно у него там вдруг зачесалось или случился приступ радикулита.

Кудрявый снова наполнил рюмки и отставил графин на край стола. Кавказец аккуратно положил чемодан на освободившееся место, щелкнул замками и отступил в сторону так поспешно, словно внутри чемодана лежала бомба и он только что услышал щелчок сработавшего детонатора.

Кудрявый, держа в правой руке полную рюмку, левой слегка приподнял крышку чемодана и заглянул внутрь.

Удовлетворенно кивнув, он опустил крышку и отсалютовал Руслану рюмкой.

– За надежных партнеров, – сказал он.

– Принимается, – поддержал его Руслан.

Они выпили по второй. Руслан взял еще ломтик лимона, а Кудрявый закурил.

– Ну? – выжидательно сказал Руслан.

– Так посчитать надо, – ответил Кудрявый.

– А как же доверие, старик?

– Доверие доверием, а денежки счет любят. Не мне тебя учить, Руслан, ты же сам у нас профессор.

– Само собой, – сдался Руслан. – Просто прохладно, да и время…

Кудрявый строго посмотрел на него, потом улыбнулся и открыл чемодан.

– Грейся коньячком, – посоветовал он. – Коньячок хороший, берет крепко, но медленно, мягко, так что не бойся, сахарный песок по цене марафета не купишь. А время-.

В таких делах спешка – первый враг. Сейчас пять минут сэкономишь, потом будешь всю жизнь каяться.., и хорошо, если не за проволокой.

– Тоже правда, – сказал Руслан и, воспользовавшись предложением хозяина, хлопнул еще рюмочку. Коньяк у Кудрявого и вправду был хорош – пожалуй, лучший из тех, что можно достать за деньги. Руслан наслаждался его вкусом, наблюдая, как Кудрявый лично, не передоверяя этого ответственного дела ни в чьи руки, со скоростью банковской машины пересчитывает деньги.

Кудрявый считал долго, срывая с каждой пачки банковскую бандероль и пересчитывая все до последней бумажки. Руслан за это время окончательно замерз. Несколько раз Кудрявый сбивался и невозмутимо начинал считать сначала. Некоторые купюры, по тем или иным причинам вызвавшие у него сомнение, он подолгу мял в пальцах и разглядывал на просвет. Наконец он бросил в чемодан последнюю бумажку и поднял на Руслана удивленные глаза.

– Здесь только половина, – сказал он.

– Временные трудности с наличкой, старик, – лязгая зубами от холода, сказал Руслан. – Может, поверишь в долг? До получки, а?

– Замерз? – сочувственно спросил Кудрявый. Он аккуратно закрыл чемодан, защелкнул замки и слегка подтолкнул чемодан к оптовику. – На, купи себе теплую одежду.

Не могу же я, в самом деле, забрать у старинного приятеля последнее, да еще и поставить его при этом в неудобное положение. Согласись, иметь за душой такой долг – это очень неудобное положение. Очень.

– Ну, брось, старик, – сказал Руслан и вымученно улыбнулся замерзшими губами. – Что ты, в натуре, шуток не понимаешь? Вот за что надо было выпить – за чувство юмора! Давай за это, а?

Он схватил графин и наполнил рюмки. Кудрявый смотрел на него неподвижным взглядом, похожим на взгляд дремлющего в прибрежной тине крокодила. Руслан перехватил этот взгляд, погрустнел и обернулся в сторону машины.

– Рафик? – позвал он снова, но уже без прежнего энтузиазма.

Кавказец снова приблизился. В руках у него опять был чемодан – точная копия первого. Он поставил второй чемодан на крышку первого и отошел. Кудрявый недоверчиво посмотрел сначала на него, потом на Руслана. Руслан стоял напротив совершенно спокойно, и Кудрявый открыл чемодан.

– Другое дело, – сказал он, заглянув под крышку, и поднял свою рюмку. – За чувство юмора так за чувство юмора!

Они выпили, и Кудрявый снова полез в чемодан. Увидев, что он снимает бандероль с пачки стодолларовых купюр, Руслан закатил глаза.

– Василий Андреевич! – взмолился он. – Старик, да ты что, в самом-то деле?

Кудрявый пересчитал пачку, беззвучно шевеля губами, и только после этого поднял на Руслана глаза.

– В чем дело? – спросил он. – Ты хочешь поискать другого продавца?

Руслан обреченно вздохнул, поняв, что ему придется мерзнуть еще не менее получаса. Кудрявый немного смягчился.

– Ладно, – сказал он. – Можешь начинать погрузку.

Товар в поленнице. Вон там, под навесом. Подгоняй свой «курятник». Время действительно поджимает. Не ровен час, набредет на нас кто-нибудь…

– А ты что, ждешь кого-то? – насторожился Руслан.

– Да бог с тобой, кого мне ждать? «Девятку» на дороге видал? Значит, на дачах кто-то есть. Не сидится старым козлам дома. Забредет такой по-соседски, а мы тут во всей красе – с двумя чемоданами баксов и с машиной марафета. Мочить ведь придется старика, как ты полагаешь?

– Да, – согласился Руслан, – нехорошо может получиться. Старость надо уважать.

– А заодно и патроны экономить, – добавил Кудрявый, снова принимаясь считать деньги. – Старый сморчок и так вот-вот загнется, а тут еще пулю на него трать.

Руслан рассмеялся и замахал рукой водителю микроавтобуса, чтобы тот заводил машину. Тарахтя, подвывая и бренча железом, «курятник» неловко развернулся и задним ходом подполз к дровяному навесу. Небритые подручные Руслана распахнули заднюю дверь фургона и принялись сноровисто разбирать поленницу. Руслан стоял рядом со столиком и наблюдал за Кудрявым, продолжавшим сосредоточенно пересчитывать деньги. Оптовик не испытывал ни раздражения, ни презрения: мелочность Кудрявого в денежных вопросах была притчей во языцех, пытаться развести его на бабках, а тем более вульгарно кинуть значило попусту тратить время, а то и нажить крупные неприятности. В незапамятные времена Кудрявый начинал именно как «кукольник», так что накормить его вместо долларов резаной бумагой было делом немыслимым. Прошло уже лет двадцать с тех пор, как это пытались сделать в последний раз, но Кудрявый до сих пор никогда не клал деньги в карман, не подержав в пальцах каждую бумажку.

– Андреич, – не удержавшись, спросил Руслан, – а если ты вдруг провернешь дело на пару-тройку миллиардов – что, тоже будешь вручную пересчитывать?

– Обязательно, – сказал Кудрявый. – Ну вот, сбил ты меня, теперь опять все сначала… Конечно буду, а как же иначе? Не на улице, конечно, а дома, в тепле.

– А если недосчитаешься? – поинтересовался Руслан.

– Спрошу с того, кто недодал.

– Так с кого же ты спросишь? Он же за это время знаешь докуда добежит?

– Никуда он не добежит. Тут будет сидеть, рядышком. В тепле, в покое, с коньячком, с закусочкой. Даже с девочками, если понадобятся, Руслан открыл рот, чтобы восхититься спокойствием партнера, но тут его окликнули от микроавтобуса.

– Руслан! – позвал кто-то. Судя по акценту, это был кавказец. – Подойди на минутку!

– Извини, – сказал Руслан и отошел к дровяному навесу.

Кудрявый не ответил: шевеля губами, он считал деньги.

Буквально через минуту его занятие снова прервал Руслан, подошедший сзади и тронувший его за плечо.

– Старик, – сказал он, – ты меня, конечно, извини.

Я понимаю, мы только что выпили за чувство юмора, но всему же есть предел. Этой твоей шутки я, хоть убей, не понимаю.

Кудрявый раздраженно швырнул в чемодан наполовину пересчитанную пачку денег и резко обернулся.

– Ну, что такое? – спросил он. – Чего ты не понимаешь? Грузите товар, что вы бродите, как колхозное стадо по Красной площади?

– В поленнице? – уточнил Руслан.

– Ну да, в поленнице, где же еще?

– Вот я и спрашиваю: где? В поленнице ничего нет, старик. Если не веришь, можешь убедиться.

Кудрявый медленно, без стука закрыл крышку чемодана и обвел взглядом двор. Обстановка здесь неуловимо изменилась, вмиг превратившись из скрыто настороженной в откровенно враждебную. Две группы телохранителей стояли друг напротив друга, держа наготове оружие, и угрюмо молчали, выискивая глазами мишени. Лысый бандит с первого взгляда понял, чем закончится перестрелка: небритых было больше, и они считали себя несправедливо обманутыми, в то время как во взглядах его людей читалась та же растерянность, которую ощущал он сам.

– Так, – сказал он и легонько хлопнул ладонью по крышке чемодана с деньгами. – Так, так, так… Погоди, Руслан, дай разобраться. Ты хорошо посмотрел?

– За кого ты меня держишь? – спросил Руслан.

Дружелюбие начисто пропало из его голоса, а глаза превратились в две недобрые щелки. – Иди поищи сам. Может, я действительно чего-то не понял. Это было бы просто чудесно.

Кудрявый двинулся к навесу, с трудом перебарывая желание выхватить пистолет и начать палить во все стороны, матерно вопя и свободной рукой срывая с себя одежду. «Сивый, – билось у него в голове, – Сивый, Сивый… Ах ты, тварь, ментяра, волк позорный! Обвел, кинул, как последнего лоха, оставил в дураках. Не жить тебе, Сивый. Не успокоюсь, пока тебя не закопаю. Быть мне последним пидором, если ты после этого хоть год проживешь, тварюга.»

Они обогнули грязную корму микроавтобуса и остановились перед наполовину разобранной поленницей. Дрова были искусно уложены в некое подобие стены, и через сделанный людьми Руслана пролом в этой стене была очень хорошо видна поросшая редкой обесцвеченной травой пустота на том месте, где совсем недавно стояли ящики с морфием. Кудрявый зачем-то очень внимательно изучил эту пустоту, заглянул в пустой железный кузов микроавтобуса и вдруг с размаха пнул бутафорскую поленницу ногой.

Дровяная стена с сухим рассыпчатым грохотом обрушилась вовнутрь, мгновенно превратившись в бесформенную груду поленьев.

– Не понимаю, – сказал Кудрявый. – Погоди, Руслан, молчи! Ничего не понимаю! Когда же он успел? – Руслан снова открыл рот, но Кудрявый заставил его замолчать яростным жестом руки. – Тихо! Не трогайте меня! Дайте мне пять секунд, иначе я кого-нибудь загрызу!

Руслан отступил на шаг и демонстративно уставился на циферблат часов. Ровно через пять секунд он поднял глаза и сухо сказал:

– Извини, старик, но твои пять секунд вышли. И если ты мне не объяснишь, что значит весь этот цирк, мне самому придется тебя загрызть.

Кудрявый сунул руку в карман, и немедленно стоявший рядом кавказец с лязгом передернул затвор автомата.

Кудрявый одарил его презрительным взглядом, вынул из кармана сигареты и закурил, выпустив через ноздри толстые струи дыма пополам с паром.

– Это Сивый, – сказал он. – Больше некому.

– Кто такой Сивый? – всем своим видом демонстрируя недоверие, спросил Руслан. – Что-то я о таком не слыхал. И потом, ты уверял меня, что все проблемы решены.

– Сивый – это такая проблема, которую очень сложно решить, – признался Кудрявый. – Погоди, Руслан, не нервничай. Ты меня знаешь, я просить не люблю, но сейчас прошу: успокойся. Только потому прошу, что знаю, как все это выглядит. Отойдем в сторонку, незачем ребятам наши разговоры слушать.

Руслан пытливо посмотрел на партнера. Таким он не видел Кудрявого ни разу, и это поколебало его уверенность в том, что лысый упырь подстроил все это сам.

– Ладно, – немного смягчаясь, сказал он. – Давай отойдем.

Они вернулись к столику, на котором все еще сиротливо лежали два кейса с деньгами. Кудрявый посмотрел на чемоданы, едва заметно вздохнул и отвел взгляд: деньги, за которые он уже успел подержаться, уплывали из рук.

Было от чего прийти в ярость.

– Так что это за Сивый? – спросил Руслан, ежась от холода и поднимая воротник своей потертой кожанки. – Учти, Василий Андреевич, мне байки слушать некогда.

Ребята нервничают, да и я тоже не железный.

– Кто такой Сивый, тебе лучше не знать, – сказал Кудрявый. – Все равно руки коротки. Это он, гад, марафет притьфил, больше просто некому. Товар я верну, дай только срок.

– Какой срок? – спросил Руслан. – Ты пойми, старик, на меня тоже давят. Тяжкий груз обстоятельств, так сказать.

– Знаю я твои обстоятельства, – проворчал Кудрявый. – Ты, Руслан, на меня не наезжай. Забыл, как в бараке на меня шестерил? В люди выбился? Откуда я знаю, какой срок? Может, мне через две минуты позвонят и скажут, что Сивый валяется в кювете кверху копытами, а может, за ним неделю гоняться придется. Он, гад, скользкий, что твой угорь.

– Зря ты про зону вспомнил, – негромко сказал Руслан. – Зря, старик. Вы, гниды барачные, свое уже отжили.

Кончилось ваше время, и власть ваша кончается. Вы теперь никто. Кто на вас смотрит, кто вас слушает? Сявки малолетние и те на вас плюют с высокой колокольни. Другие времена – другие нравы. В общем, старик, если что-нибудь еще подвернется – звони. Рафик! Забери бабки, сваливаем!

– А ну, стой! – прорычал Кудрявый. – Ты, туз дырявый, будешь мне морали читать? Да я тебя из параши лакать заставлю, пес!

Он схватил Руслана за плечо и рывком развернул лицом к себе. По всему участку залязгали затворы, кто-то метнулся в укрытие и залег, выставив перед собой автомат. Небритый, иссиня-черный Рафик высоко поднял над головой кулак с зажатой в нем гранатой и картинным жестом выдернул чеку.

– Тихо! – крикнул Руслан. – Не стрелять! Не двигаться, я сказал! Рафик, убери гранату, идиот! Я сказал, сваливаем! Отпусти плечо, – сквозь зубы добавил он, обращаясь к Кудрявому.

Кудрявый сник, выпустил его плечо и высоко поднял обе руки в умиротворяющем жесте.

– Все, ребята! – крикнул он. – Никакой стрельбы!

Враг у нас общий, так что мочить друг друга незачем.

Телохранители начали опускать оружие, горячий Рафик зашарил в траве у себя под ногами, пытаясь отыскать отброшенную в порыве бесшабашной кавказской удали чеку и изо всех сил сжимая в кулаке гранату, чтобы, чего доброго, не сработал запал.

– Не обижайся, старик, – сказал Руслан Кудрявому. – Но это бизнес, ты же должен понимать. Надеюсь, наш договор остается в силе? Может, тебе помочь отыскать этого.., как его?..

Кудрявый открыл рот, собираясь ответить, но тут где-то рядом сухо треснул выстрел, и пуля вбила его слова обратно в глотку вместе с осколками зубов.