"Кровавые жернова" - читать интересную книгу автора (Воронин Андрей)

Глава 5

– Антон Петрович, вас спрашивают из пожарной инспекции, – шепотом произнесла секретарша Нина, заглянув в кабинет босса.

В памяти Антона Полуянова тут же возник худощавый розовощекий инспектор с редким именем Руслан, любитель портить нервы и вымогать взятки.

– Что ты ему ответила? – тоже шепотом поинтересовался Антон.

Громко говорить они не рисковали, снятая телефонная трубка лежала на столе секретарши, и пожарный инспектор мог подслушать разговор.

– Сказала, что сейчас посмотрю, не заняты ли вы.

Секретарша глянула на Полуянова виновато, мол, что я могу сделать, пожарная инспекция – стихийное бедствие.

– Правильно.

– Так что ему ответить?

– Придется поговорить самому, не отвяжется, – вздохнул бизнесмен, включив громкую связь. – Я слушаю, – жизнерадостно произнес он.

– Антон Петрович, здравствуйте, – голос инспектора звучал зловеще, – я заехал на вашу стройку. Есть вопросы.

Мысленно Антон прикинул, во сколько эти вопросы могут ему обойтись. Прошлый раз откупился соткой, но тогда нарушений практически не нашлось.

– Я слушаю, – напомнил бизнесмен.

«Если предложит встретиться, значит, деньги ему нужны».

– Я жду вас у «Паркинга» через полчаса. – Он повесил трубку, даже не поинтересовавшись, сможет ли приехать Полуянов в назначенное время.

– Извините, – с сочувствием произнесла Нина.

– При чем здесь ты?

Антон посмотрел ей в глаза. Нина, по большому счету, была лишней мебелью в его строительной фирме. На все звонки мог ответить и сам владелец, не так уж много их поступало, а нужные люди звонили сразу на мобильный. Но положение обязывало, чтобы доступ к его телу прикрывала миловидная секретарша. Кто станет воспринимать всерьез фирму, где в приемной некому сварить кофе? Однако кофе Нина варила отвратительно. Тридцатилетняя женщина попробовала состроить глазки, чтобы сгладить ситуацию, и от этого стала некрасива.

– Я не хотела вас расстраивать.

Антон сделал усилие, чтобы не рассмеяться.

Нину «подсунула» ему жена. Замолвила слово за двоюродную сестру приятельницы. Полуянова забавляло, когда секретарша испытывала его на прочность. Она была абсолютно не в его вкусе, хотя другие мужчины находили ее красивой. Не было в ней изюминки. Не зажигала, как ни старалась. Нина чувствовала свою бесполезность и потому комплексовала. При этом постоянно ощущала себя виноватой перед работодателем. Жена Полуянова пристроила ее в фирму мужа с обязательным условием – докладывать о его контактах с женским полом. Когда доносишь на хозяина, который ничего плохого тебе не сделал, поневоле почувствуешь себя виноватой.

– Нина, – Антон поднялся и прошелся по небольшому кабинету, – я уеду, работы тебе до конца дня не предвидится, можешь идти домой.

– Правда? – в глазах женщины мелькнуло разочарование.

– Нет, обманываю, – Антон широко улыбнулся, знал о чудодейственном свойстве своей простецкой, искренней и бесшабашной улыбки.

Женщина непроизвольно улыбнулась в ответ.

– Спасибо. Но…

Большего наказания для Нины придумать было трудно. Сидя за столом, поднимая трубку, она чувствовала себя хоть кому-то нужной, дома ее ждала сварливая мать и бедно обставленная комната с односпальной кроватью.

– ..если я останусь, вы не будете сердиться?

– Ты кого-то ждешь? – Полуянов погрозил пальцем.

– Зачем вы так?

– А я-то смотрю, что мы слишком часто кофе покупаем. Значит, еще кто-то его пьет, кроме меня и деловых партнеров.

Испуг и непонимание сквозили во взгляде женщины, она не догоняла шутки.

– Делай, Нина, что хочешь. Только офис не сожги. – Полуянов почувствовал, что секретарша его раздражает, он не любил женщин, лишенных чувства юмора.

Антон вытащил пачку сигарет и протянул Нине:

– Закури.

Когда тонкая струйка дыма потекла к потолку, Антон положил ладонь на дверь, показывая, что ему нужно остаться одному.

– Поняла, – секретарша юркнула в приемную.

«Достала! Дура! Жене моей все рассказывает, а потом сама страдает от этого! Патологически не умеет врать ни мне, ни супруге. Ну и черт с ней, ее проблемы», – подумал он.

Ехать до строящегося «Паркинга» было недалеко – минут десять. Антон вытащил бумажник, переложил в пустое отделение четыре бумажки по пятьдесят долларов.

«Дам вначале сто, а там видно будет. Больше двухсот инспектор не стоит».

Каждый человек старается держать рядом с собой то, на чем может отдохнуть взгляд, когда становится муторно. Кто-то носит в бумажнике фотографии детей, кто-то ставит на стол диковинную раковину, привезенную из далекой поездки.

Полуянов держал на письменном столе старую черно-белую фотографию студенческих времен.

Каждый раз, покидая кабинет, он клал ее лицом вниз, словно боялся, что кто-нибудь в его отсутствие наведет недобрым взглядом порчу. Фотография простецкая, с плохо выставленной резкостью – на ней четверо парней в джинсах, резиновых сапогах стоят, положив друг другу руки на плечи. У их ног ведра, полные картошки.

«Золотые времена, – усмехнулся Полуянов, – все, что осталось от меня прежнего, – это улыбка, – и он запустил пальцы в поредевшие волосы. – Все ерунда. Образование, распределение. Главное – связи. Друзья. Их за деньги не купишь. Хотя потерять за деньги можно и друзей».

Ехать на встречу с инспектором не хотелось.

После такого общения, как знал по опыту Антон, часа два будет нестерпимо хотеться помыть руки. И сколько их ни мой, желание очиститься не исчезнет.

«Волга» завелась с пол-оборота. Антон, злясь на то, что в салоне пахнет бензином, опустил стекло. Маленькая иконка на приборной панели покорежилась от солнца, покрылась, пылью. Полуянов в Бога не верил; во всяком случае, на его помощь никогда не рассчитывал. Иконку приклеил по случаю – жена купила в церкви на Пасху, даже не знал, какой святой на ней изображен.

Железобетонный каркас недостроенного «Паркинга» смотрелся монументально. Застывшая в небе стрела башенного крана указывала на центр Москвы. Под ней на ветру раскачивались доски, подвешенные на тросах между небом и землей, чтобы не украли.

Серебристая машина пожарного инспектора стояла у ворот замороженной стройки. Руслан Котов коротал время, рассматривая надписи, недавно появившиеся на заборе.

Полуянову пришлось основательно побороться за право вести стройку: взятки, уговоры, ящики выпитой водки. А теперь и сам был не рад – у заказчика в одночасье исчезли деньги.

Словно испарились. Можно было отказаться, уйти с «Паркинга», но всегда хочется верить в лучшее. Своих денег в строительство Антон вложить не успел. Нанятых рабочих распустил до лучших времен. И все бы ничего, но повадился пожарный инспектор.

Пожарник демонстративно посмотрел на часы, не опоздал ли Полуянов.

– Придется акт составлять и штраф оформлять, – меланхолично пробормотал Руслан Котов и вяло пожал руку Антона.

– А что такое? – бизнесмен изобразил удивление, хотя знал наперед, что пожарник найдет к чему придраться.

– Пошли, – Котов не стал утруждать себя, чтобы открыть ворота, а пролез в дырку сетчатой ограды. – Во-первых, ограждение стройки не обеспечено, посторонние здесь ходят, – заученно говорил Руслан, – во-вторых, мусор на площадке. Охранника нет.

Возразить было нечего. В куче строительного мусора рылся вполне опрятного вида бомж, выискивал обрезки арматуры и складывал их в картонную коробку. Бомж даже не посчитал нужным заметить появившихся на стройке людей.

– Цистерна с водой отсутствует, – продолжал вещать пожарник, ступая на пандус «Паркинга». – Чем прикажете тушить возгорание?

– Согласен.

Можно было спорить, доказывать, но Антон знал, что лучше слов действуют деньги, они самый весомый аргумент. Котов тащит его на верхние ярусы автомобильной стоянки лишь для того, чтобы получить взятку подальше от посторонних глаз. А вдруг бомж – переодетый оперативник, и такое случалось с его коллегами.

– Битум вы как загрузили на второй ярус, так и бросили, а, между прочим, он имеет свойство гореть, дети заберутся на стройку…

Чем выше поднимались мужчины, тем сильней становился ветер, пиджак на Полуянове надулся пузырем, он расстегнул его, и полы затрепетали, как флаги. Наконец Котову показалось, что настало время объясниться, он зашел за кирпичную стенку и расстегнул папку.

– Акт составлять будем? Или как?

– Или как… – Полуянов запустил руку в карман и извлек бумажник.

Пожарник сделал вид, что не видит этого.

Ломкие новенькие пятидесятки зазеленели в руке бизнесмена. Две бумажки.

– Я все исправлю, – стараясь тоже не смотреть на деньги, произнес Антон, – надо только немного времени.

– Я понимаю ваше положение.

Антон ткнул долларами в руку пожарника, тот пальцы пока не разжимал, хотя тон разговора сменил.

– Трудности всегда присутствуют, особенно в таком деле, как строительство. Однако и вы меня должны понять. С меня начальство, если что, спросит.

«Намекает, что ему с начальством делиться придется, – подумал Полуянов, – наверное, так оно и есть, но мог бы поделиться и с сотки».

– Меня заказчик подвел. Строительство заморожено, деньги на счет не поступают… – Антон вновь расстегнул бумажник.

– У каждого свои трудности.

Еще одна пятидесятка покинула отделение.

Сложенные пополам купюры призывно хрустнули и щекотно прикоснулись к руке проверяющего.

Пожарник сломался, пальцы дрогнули, и Полуянов буквально всунул деньги ему в ладонь.

– Мне передышка нужна. Все ваши замечания учту, – произнес Антон.

Руслан задумчиво смотрел на город с высоты стройки. Сквозь марево проступали шпили высоток в центре столицы.

– У вашей секретарши голос красивый, – внезапно признался Руслан, – надо как-нибудь к вам в офис наведаться. Посмотреть на нее.

Антон даже не знал, что сказать, как реагировать на его слова. Обычно Руслан высказывал вслух пожелания, которые Антон должен был исполнять, иначе на горизонте неизбежно возникали акты и сопутствующие им штрафы. Желание увидеть секретаршу не укладывалось в прежние рамки их отношений. Полуянов по-новому взглянул на пожарника. Впервые он увидел перед собой не безжалостного госслужащего, а одинокого молодого мужчину, которого, наверное, никто в этой жизни и не любил, кроме матери.

Огонек в глазу пожарника потух так же быстро, как и разгорелся. Щелкнул замок на кожаной папке, акт так и остался незаполненным.

Руслан тряхнул головой.

– Вы остаетесь? – спросил он официально.

– Делать мне тут пока нечего. Придется рабочих прислать. Порядок навести.

Руслан сделал несколько шагов и замер с занесенной ногой, взгляд его был устремлен за край кирпичной перегородки. Пожарник остановился так внезапно, что Полуянову даже захотелось бежать. На мгновение подумалось, что Руслан увидел нацеленный на него пистолет.

– Гляньте, – почти беззвучно прошептал Котов.

Полуянов заглянул за перегородку и тут же отшатнулся. На бетонной балке висел, покачиваясь, мужчина в ватнике, в грязных кирзовых сапогах и ярко-оранжевой строительной каске.

Под ногами лежал опрокинутый пластиковый ящик из-под пивных бутылок.

– Ваш? – спросил пожарник, преодолев спазм в горле.

Руслан уже был не рад, что забрался так высоко, деньги он мог бы получить и ярусом пониже.

– Не знаю, – язык у Полуянова мгновенно пересох и царапал небо.

Строители у него менялись часто, набирал он в основном молдаван и украинцев, часто без регистрации, без прописки. Вполне могло оказаться, что один из них решил свести счеты с жизнью.

Когда стройка закрылась, остались без работы и средств к существованию сорок человек.

– В милицию звонить придется, – напомнил пожарник и нервно закурил.

Подходить к повешенному желания не появилось.

– Я вчера вечером тут был, – промолвил Антон.

– Ранним утром, наверно, повесился. Большинство самоубийств на рассвете происходит.

Думает человек ночь, а наутро…

Полуянов отстегнул с брючного ремня «мобильник».

– Первый раз в жизни приходится милицию вызывать, до этого Бог миловал, – признался он.

Под очередным порывом ветра повешенный «ожил», неторопливо повернулся. Антон даже глаза закрыл, не желая встречаться взглядом с мертвецом. И тут же услышал нервный смех.

Первой мыслью было, что пожарник спятил.

– Вот же, черт.

Антон открыл глаза: на балке раскачивалась бесхитростно изготовленная из грязного строительного комбинезона кукла. То, что казалось ему до этого всклокоченными, спутанными волосами, оказалось паклей, засунутой в каску. Лица у «повешенного» не было.

– Вы специально меня сюда привели? – продолжал смеяться пожарник.

– И как мы сразу не рассмотрели? Дети балуются. Я сам в детстве любил такие штуки вытворять. У нас в деревне дом мельника заброшенный стоял. Полное запустение. Кирпичные стены, балки, стропила. Мы с друзьями залезли через крышу и соломенное чучело сделали, тряпки какие-то нашли. А потом, вечером уже, когда темнело, девчонок туда привели. На мельницу они и днем ходить боялись. Визгу было. Одна как побежала, так догнать не смогли. Прилетела в деревню и кричит:

«Повешенный, повешенный!» Мне отец потом так ввалил, что я сидеть не мог.

Пожарник помог Полуянову раскрутить кабель, на котором висела кукла.

– Да, наверное, точно, дети. Вы откуда родом? Мне казалось, вы москвич.

– Из-под Твери.

– Я тоже в Москву только после училища попал, – Руслан Котов расстегнул ватовку и, пачкаясь, принялся вытаскивать туго набитую паклю, – но в детстве мы таких шуток не делали. Хорошо хоть мы не успели в милицию позвонить.

Полуянов ногой сбросил в лестничный пролет остатки повешенной куклы. И в этот момент в его руке разразился громкой трелью телефон.

– Я пошел, – пожарник торопливо подал бизнесмену руку, – дорогу сам найду, не заблужусь. Вы бы забор у стройки поправили.

Антон резко поднес трубку к уху.

– Привет, – услышал он. Казалось, что женщина дышит ему прямо в ухо, чувственно и горячо, вот-вот коснется мочки влажным языком.

– Привет, – выдохнул Полуянов.

– Ты один? Говорить можешь?

– Я хочу, чтобы мы с тобой сейчас были одни.

– Мы и так одни. Что это так шипит в трубке?

– Это ветер. Ветер свистит.

Полуянов смотрел на город, расстилавшийся перед ним, пытался отыскать взглядом дом, откуда ему звонили, и не мог, тот таял, растворялся в мареве. Ладонь прикрывала трубку, но ему казалось, что он прикрывает от ветра ту, которая ему звонила.

– Ты почему молчишь?

– Я слушаю. Слушаю твое дыхание.

– У тебя странный голое. Что-то случилось?

– Испугался. Ерунда. Дурацкий розыгрыш.

Мне показалось, что на стройке я наткнулся на покойника.

– Глупо. Если мы увидимся, то ты мне расскажешь. До вечера еще много времени. Вы же с Сергеем договорились встретиться сегодня вечером?

– Да. Как всегда.

– Ты не отменишь встречу, даже если я попрошу?

– Но ты не попросишь.

– Как знать? Подъезжай, я увижу тебя в окно.

Этого звонка Полуянов давно ждал и боялся.

Иногда человек не в силах перебороть себя. Антон понимал, что встречаться ему с Мариной нельзя ни сейчас, ни раньше, и тем не менее ни разу не отказался от встречи. Десятки раз он давал себе зарок, что больше никогда не обнимет, не поцелует эту женщину, не ляжет с ней в постель. Но вспоминал об этом лишь тогда, когда нарушал запрет. Он даже не мог с точностью сказать, любит Марину или нет. Его к ней влекло, это точно. А потом, когда они оказывались наедине, все происходило словно помимо их воли. Или ему хотелось так думать?

Их связь тянулась уже полгода…

«Волга» остановилась на середине внутридворового проезда. Свободного места для парковки не нашлось. Полуянов из машины не выходил, даже не глушил двигатель. Он смотрел в узкий разрыв между двумя домами на переливавшееся радугой окно, боясь пропустить тот короткий момент, когда в нем мелькнет женский силуэт. Качнулась занавеска, на мгновение он увидел пятно лица и прижатую к стеклу ладонь. Теперь самым сложным было не торопиться и не опоздать.

Антон выехал со двора на улицу и обогнул квартал. Мужчина сжал руль. Чуть заметно покачивая бедрами, по тротуару шла Марина, она шагала размашисто, совсем не так, как ходят модели по подиуму и женщины, подражающие им. Тесные джинсы плотно облегали бедра.

Кроссовки мягко касались асфальта. Она не оборачивалась, не суетилась. Шла, словно собралась шагать долго, до самого вечера, идти вслед за солнцем. Длинная шея угадывалась даже под распущенными пышными волосами.

Антон мягко притормозил и распахнул дверцу, Марина скользнула в машину.

– Вот и я, – ее глаза смеялись, а губы оставались напряженными, тонкими.

– У нас времени до пяти вечера, – Полуянов скользнул рукой на колено женщины.

Марина взяла его руку и переложила на рычаг передач:

– Единственное, чего я сейчас боюсь, что мы с тобой вместе попадем в аварию. Разобьемся насмерть. И мой муж и твоя жена откажутся нас хоронить.

– И что тогда с нами будет?

– В конце концов похоронят. Куда они денутся. Но я не хочу умирать так скоро. Мне и здесь хорошо.

– Со мной?

– С тобой в том числе.

Антон уже свыкся с тем, что Марина часто и не к месту поминает смерть. Словно ей доставляет удовольствие представлять в деталях собственные похороны. Видеть гостей с цветами, читать надписи на венках. Так иногда делают дети, чтобы разжалобить самих себя. Доводят себя до слез, до истерики. Марина же, рассказывая о смерти, всегда загадочно улыбалась. Будто ей уже довелось побывать по ту сторону жизни и вернуться оттуда живой и невредимой.

Полуянов остановил машину неподалеку все от того же недостроенного «Паркинга».

– Закроешь машину, – он не удержался и коснулся распущенных волос женщины, рыжих, как медная лакированная проволока в обмотках трансформатора.

– Иди. – Марина смотрела в лобовое стекло на пешеходов, словно отключилась от реальности.

У самого тротуара в разрыве бетонного забора стоял выкрашенный синей краской строительный вагончик. Руки у Антона слегка дрожали, когда он снимал навесной замок. Торопясь, закрыл за собой дверь. Воздух в вагончике был спертым, уже неделю в него никто не заходил.

Солнце, пробивавшееся сквозь желтую шторку узкого окна под самым потолком, засыпало стену над кроватью золотыми пятнами. Застрекотал вентилятор.

Присев на корточки, Антон достал из холодильника покрытые конденсатом банки с напитком. Здесь было уютно и просторно. Ничего лишнего. Кровать, два стула, круглый летний столик и душевая кабинка, отгороженная прозрачной занавеской. Хлопнула дверь, щелкнул врезной замок.

Марина, стоя в тамбуре, потянулась, коснувшись низкого потолка кончиками пальцев.

– День сегодня чудесный.

Полуянов поставил жестяные банки на стол и обнял женщину.

– У Тебя руки холодные, – выскользнула из объятий Марина. – Пока не согреешь, не прикасайся. – Она привычно щелкнула выключателем подогрева воды в душе и опустилась на кровать.

Антон нетерпеливо целовал ее, Марина уклонялась, задерживала его руки, но ее тело уже чувственно изгибалось, вздрагивало. Женщину заводила видимость борьбы. Она порывисто прижала мужчину к себе и замерла, ожидая продолжения. Путаясь в застежках, пряжках и рукавах, Полуянов раздевал ее и себя. Марина на время стала неподвижной. Антон обращался с ней как с куклой, неспособной пошевелиться самостоятельно. Голова женщины безвольно моталась. И только кончик острого языка скользил по ярко-вишневым губам.

– Ты слышишь? Слышишь меня? – шептал Полуянов в изящную раковину женского уха.

Марина приоткрыла глаза.

– А ты как думаешь? – губы разомкнулись и тут же сомкнулись.

– Мне кажется, ты не слышишь, не чувствуешь меня. Ты где-то далеко. Может быть, даже не со мной, – сбивчиво шептал мужчина.

– Сделай так, чтобы я вернулась, – улыбка появилась и застыла.

Полуянов скользил руками по обнаженному телу, нежной шелковистой коже. Бережно сжимая пальцы, прикасался губами то к шее, то к плечу, припадал лицом к пышным волосам и вдыхал их запах. Чуть различимый аромат духов волновал, заставлял дышать глубже и чаще. Антон с трудом сдерживал себя. Ему хотелось наброситься на женщину, не думая о том, что чувствует она, больно ей, приятно или отвратительно. И тут он ощутил, что тело Марины отозвалось. Именно тело, а не она сама! Пальцы дрогнули, впились ногтями в плечи мужчины. Губы, до этого твердые и неподвижные, размякли, согрелись. Женщина обвила его ногами и задрожала.

«Только бы не повернуться к ней спиной», – напряженно думал Антон.

Внезапно Марина выскользнула из-под него, повалила на спину. Теперь уже она всецело управляла тем, что происходило на кровати. И от Полуянова мало что зависело. Ему оставалось только лежать и прислушиваться к собственным ощущениям, каждая его попытка двинуться мгновенно пресекалась. Марина не сдерживала себя ни в чем. И в то же время в глазах ее читался стыд за то, что она вытворяет.

– Лежи, лежи… – приговаривала она, прикрывая глаза Антона рукой. – Я не хочу, чтобы ты смотрел сейчас на меня. Мне стыдно. Стыдно, что я с тобой, стыдно, что не могу сдержаться.

Антон даже пропустил момент, когда Марина остановилась, она протяжно вздохнула и соскользнула с него, легла рядом. Отвернулась к стене. Он гладил ее плечо. Ему показалось, что женщина плачет, плечи ее беззвучно вздрагивали, но когда Антон заглянул Марине в глаза, то понял, что она смеется.

– Что с тобой?

– Я удивляюсь. Удивляюсь себе, – Марина села, прикрылась простыней до пояса, – никогда не думала, что мне будет хорошо с тобой.

– Мы еще мало знаем друг друга. Помнишь, как мы увиделись впервые?

– Это было, – задумалась женщина, – очень, очень давно. Сергей привел меня на лекцию в ваш институт. Тебя я тогда не запомнила. Лица не разглядела. Ты сидел ко мне спиной. В синем пиджаке. Пиджак помню, тебя нет. Сергей мне до этого много говорил о своих друзьях.

– А когда ты рассмотрела меня?

– На своей свадьбе, когда ты пригласил меня танцевать. Помнишь? – Марина запрокинула голову.

«Какая у нее длинная шея, – в который раз восхитился Антон. – Кажется, я оставил след от поцелуя. В следующий раз нужно быть осторожнее».

– Сергей быстро опьянел, жених называется, и я на него обиделась. Он сидел и тупо смотрел в тарелку. А я пошла танцевать, хотела его разозлить.

– Помню, – улыбнулся Антон, – мне стало обидно, что невеста моего друга танцует с кем попало. Я пригласил тебя. Подошел и спросил…

– Почему мы тогда не поняли, что должны быть вместе?

– На свадьбе друга о таком не подумаешь.

Не знаю. Я и теперь сомневаюсь, что это лучший выход.

– Ты прав, – Марина грациозно, как кошка, потянулась и улеглась рядом с любовником, уткнувшись носом ему в плечо.

В стену вагончика постучали. Женщина напряглась, но голову не поднимала.

– Кто это?

– Не знаю.

– Лежи, не поднимайся, нас здесь нет. Никого нет.

Снаружи послышались детские голоса: высокий, прерывающийся мальчишечий, спокойный принадлежал девочке. Слов разобрать было невозможно. Дети что-то рисовали на стене вагончика, уверенные, что их никто не видит, не слышит.

Марина приложила палец к губам. Антон лежал и смотрел на потолок, залитый солнцем. Ему не хотелось думать о том, что Марина – жена его лучшего друга Сергея. Думать о том, что он обманывает его уже целых полгода.

«Почему так произошло? Ни я, ни она этого не хотели. Во всяком случае, не желали. Не стремились друг к другу. Столько лет виделись, встречались вместе и.., ничего. Столько раз мы оставались вдвоем. И ни разу не попробовали быть вместе. А теперь? Почему так?»

По стене вагончика скреб обломком кирпича мальчишка. Девочка, кокетливо склонив голову к плечу, пыталась предугадать, что же он напишет.

Пока у нее не получалось. Попробуй догадайся, когда перед тобой только три первые буквы – «ВЕЧ…».

– Ты хочешь написать «Вечность»?

– Нет.

Следом за тремя буквами возникли еще две – «…ЕР» – «ВЕЧЕР».

– Какой? – спросила девочка.

– Еще не знаю. Допиши теперь ты, – мальчишка положил кирпич на асфальт, боясь передать его из рук в руки.

Девчонка наморщила лоб, приложила обломок кирпича к обшивке вагона и, выждав секунд десять, быстро написала: «ВЕЧЕР ВДВОЕМ».

– С кем?

– Не с тобой! – девочка прислушалась. – Мне кажется, кто-то за стенкой есть.

– Нет никого, – мальчишка постучал кулаком в стенку вагона, постучал неровно, отбив ритм.

В ответ изнутри послышался такой же короткий стук.

– Ой! – воскликнула девчонка и, не дожидаясь продолжения, побежала, мальчик за ней.

– Зачем ты их испугал? – спросила Марина.

Антон уже стоял, прислонившись к стене, и рассматривал женщину, выбивая пальцами дробь.

– У нас осталось мало времени.

– Не смотри на меня, – Марина поднялась, шагнула в душевую кабинку.

Мылась она недолго, когда вышла, то первым делом надела рубашку. Антон приблизился к ней.

– Погоди, не одевайся, я больше всего люблю тебя именно такую.

– Я понимаю. Рубашка на голое тело – это возбуждает.

Марина быстро оделась, причесалась, глядя в узкое зеркальце, висевшее над кроватью. Даже не стала подновлять косметику. Антон уже вытирался широким махровым полотенцем. Он жадно припал к холодной банке губами, после секса страшно хотелось пить. На полу блестели капельки воды.

– Не трогай меня сейчас, я хочу просто посидеть и подумать, – произнесла женщина.

Взгляд ее остановился, стал холодным, сцепленные руки лежали на коленях. На ее лицо легла полоска света. В широко открытых глазах отразился двойной солнечный блик. Антон смотрел на нее. Он хотел запомнить ее именно такой, спокойной, углубленной в себя, забывшей обо всем, что происходит рядом. Сейчас она никому не принадлежала, стала недоступной и даже отталкивающей, проникнуть в ее мысли было невозможно.

И Полуянов вспомнил тот день, когда почувствовал, что не может обойтись без нее. Он шел тогда по Ленинградскому проспекту, куда и зачем – уже не помнил. Теперь казалось, шел для того, чтобы встретить ее. На город обрушился внезапный снег. Машины пролетали, разбрызгивая грязную слякоть. Прохожие смотрели под ноги, чтобы не ступить в лужу. Светофор вспыхнул зеленым, и Антон поспешил перейти улицу. С другой стороны навстречу ему шла Марина. Она еще не видела его, улыбалась чему-то своему, придуманному. Полуянов вначале хотел пройти мимо, сделать вид, что не заметил жены своего друга Сергея. Они поравнялись точно на середине улицы, встретились взглядами.

– Привет, – Марина остановилась.

– Здравствуй.

Мимо них сновали пешеходы, и пришлось стоять чуть ближе, чем обычно, когда встреча происходит на улице. Говорили о какой-то ерунде, абсолютно ненужной им обоим, просто сыпали словами. Когда опомнились, светофор уже сиял красным огнем. Взревели моторы, и понеслись машины. Антон в деталях помнил, как в ужасающей близи от них проплыли забрызганные окна двухвагонного автобуса. Как прокатилось черное, дышащее жаром колесо. Он схватил Марину за руку и тут же ощутил, как женщина впилась в его ладонь острыми, твердыми от лака ногтями.

Но боль казалась приятной.

Они стояли взявшись за руки. Марина испуганно всматривалась в приближавшиеся машины, вжимала голову в плечи, когда на них накатывалась упругая воздушная волна. И вдруг распрямила плечи, строго посмотрела на Антона и прошептала:

– Что бы ты сделал, если бы я бросилась под машину?

– Не знаю, – беспечно произнес в тот день Антон.

И тогда Марина вырвала руку, бросилась навстречу приближавшемуся маршрутному такси.;

Она бежала не оглядываясь.

Из горла Антона вырвался хриплый крик, он видел перекошенное ужасом лицо водителя, его беззвучно шевелившиеся губы. Полуянов успел, настиг Марину в два прыжка, схватил за плечи и спихнул на осевую линию дороги. Из открытого окна маршрутного такси долетело крепкое матерное ругательство.

– Ты чего? – руки Антона дрожали, он хотел ударить Марину, но вместо этого нежно коснулся ее волос, поцеловал в лоб.

Женщина смотрела на него безумным, но уверенным взглядом. Антон почувствовал, что больше она не станет бросаться под машину.

– Ты испугался? Почему?

– Что тебе взбрело в голову?

– Просто захотелось, и все. Почему, сама не знаю.

– А если бы?

– Но ты же вытащил меня.

Взгляд Марины опять стал осмысленным.

Полуянов завел ее в первую попавшуюся «кафешку», напоил крепким кофе. В тот день он понял, что не может не думать о ней. Однажды испугавшись за ее жизнь, теперь он навсегда обречен вспоминать холодную дрожь, накатившую на него.

– Я рада, что мы сегодня встретились, – шепнула ему на прощание Марина.

Назавтра он позвонил ей. Впервые набирал номер Сергея, зная, что его нет дома…

– Я пойду, – Марина поднялась из кресла, – провожать не надо, – хочу побыть одна.

– Ты чем-то расстроена? Что-то не так?

– Нет. Я рада, что мы сегодня встретились.

Когда Антон хотел поцеловать женщину, она успела прикрыть рот рукой, и его губы коснулись холодных пальцев. Марина стояла и терпеливо ждала, когда Полуянов снимет руку с ее талии.

– Ты сегодня увидишь Сергея?

– Да. Через час мы встречаемся.

– О чем вы говорите?

– О делах… – растерянно ответил Антон.

– А о женщинах? Обо мне говорите?

– Иногда… Вспоминаем…

Марина прикрыла глаза, положила руку на головку замка.

– Я не знаю, что происходит с тобой, – сказала она, – но я не хочу ничего менять. Совсем ничего. Да, ты говорил что-то о повешенном?

Расскажешь в следующий раз.

И она вышла, аккуратно прикрыв за собой дверь. Антон вслушивался. Прозвучала короткая дробь, выбитая костяшками пальцев по обшивке вагончика. Мужчина устало улыбнулся, он боялся, что женщина, выйдя за дверь, тут же забудет о нем.