"Игра без козырей" - читать интересную книгу автора (Воронин Андрей)Глава 8Маша Пирогова сильно ошибалась, считая, что ее появление в Смоленске осталось не замеченным людьми, отправившими ее в Польшу. Не смогла она отыскать и следов фирмы, которая отправила ее за границу якобы для устройства на работу. Фирма, вербующая людей для работы на подпольном заводе пана Рыбчинского, существовала и поныне. Она лишь меняла вывески, а персонал и хозяева оставались прежними. После двух-трех месяцев работы снимался новый офис, набирались новые девочки и пенсионерки, дежурившие на телефонах. Фирма существовала пару месяцев, а затем благополучно закрывалась, чтобы возникнуть в новом офисе с новым названием. фамилия же истинного владельца никогда ни в каких документах не фигурировала. Для регистрации смоленский армянин Львян неизменно использовал одну и ту же тактику: подыскивал «бомжа» с паспортом, приводил его в порядок, на недельку отлучая от спиртного, и тот за символическую плату в пятьдесят долларов соглашался стать учредителем «ООО». Ребята Львяна возили «бомжа» на машине по городу, в его присутствии заказывали печать, утверждали документы. Никто из работавших в Смоленске на Львяна толком не знал, что потом происходит с девушками. Многие догадывались, но кому охота лезть в чужие секреты, если тебе за незнание платят хорошие деньги? Комиссионные же от Рыбчинского Львян получал лично. В тот день, когда Маша Пирогова убежала из мрачного белостокского подземелья, Рыбчинский позвонил в Смоленск и на всякий случай предупредил: – Если баба появится, ты дай мне знать. О появлении Маши в Смоленске Львян узнал в тот же день: подручные армянина донесли об этом своему хозяину. И неизвестно, какое будущее ожидало бы Машу, не найди она вовремя «крышу» в лице Стрессовича и Кныша. С ними Львян связываться боялся. Деньги в Смоленске решали далеко не все, армянин чувствовал себя чужим в городе и заедаться со славянскими бандюганами не рисковал. – Ладно, – согласился Рыбчинский, – если она ведет себя тихо, пусть побегает, попрыгает на свободе. Львян за полгода почти забыл о существовании Маши Пироговой, пока один из его ребят, служивший раньше в ОМОНе, не рассказал армянину о ночном происшествии в загородном доме Стрессовича и Кныша: – Блин, не поверишь, спецназовцы его уже окружили. И тут Потапову кто-то позвонил из Москвы и приказал все отменить. Мой дружбан говорит, что такое на его памяти первый раз случается, а он многих винтил: и депутатов, и бизнесменов, и бандитов. У Львяна нехорошо засосало под ложечкой. Чутье на неприятности у армянина было отменное. Он быстро прикинул, что к чему. Если полковник дал «отбой», значит, приказал ему кто-то рангом повыше – не ниже генерала. «Убрать сучку надо!» – тут же подумал Львян. Но дело, по его разумению, зашло слишком далеко, чтобы он имел право решать сам. Рыбчинский, услышав новость, скрежетнул зубами: – Сам не лезь. – Я хотел с вами посоветоваться, – армянин вздохнул с облегчением. – Единственное, что от тебя потребуется, так это помочь моим ребятам. – Полякам? – Они из Москвы приедут. Коготь и Станчик, когда выезжали на дело, обычно не пользовались броскими машинами. Для Москвы неброская машина – это джип «Ниссан», в Смоленск же они отправились на банальном уазике с выцветшим брезентовым тентом. – Долбаная машина! – возмущался Коготь. Уазик не мог развить скорость больше сотни. – Трясет так, будто мы двести валим, а на самом деле на месте топчемся. – В провинции нужно вести себя поскромнее, – назидательно сказал Станчик, раскрывая бумажный пакет со снедью, купленной в придорожном кафе. – Снова дряни набрал? – потянул носом Коготь. Он не выносил запаха печеного лука. – А по мне – это самая что ни на есть вкуснятина, – Коготь толстым пальцем вытащил из пакета два запеченных бутерброда, положил их один на другой и тут же оттяпал половину. Жевал он, смачно причмокивая. – Не люблю я, когда нам баб поручают ликвидировать. – А мне по хрен, кого мочить, – ответил Станчик и вновь недовольно повел носом. – Сейчас дожру. Коготь быстро дожевал, сглотнул и достал бутылку с пивом. – Ты что себе позволяешь! – возмутился Станчик. – Сейчас пивка хлебнешь, а потом я за рулем безвылазно сидеть буду? Коготь взглянул на часы: – Бутылка пива, что б ты знал, через сорок минут улетучивается, ни одна трубка не уловит спиртного. – Менты не трубкой, а спинным мозгом спиртное чуют. Сам может быть в сиську пьяный, а у другого запах учует. Более гнусной породы, чем ГАИшники, в жизни не встречал. Идет человек в штатском с красивой бабой, а по морде видно – ГАИшник долбаный, и баба его – сука последняя. – Ты так говоришь, будто тебе ребята из ОМОНа и УГРО нравятся. Коготь легко сорвал жестяную пробку большим пальцем, даже не повредив кожу, и принялся пить из горлышка. Уазик безбожно трясло, и Коготь чуть не выбил передний золотой зуб горлышком бутылки. – Скорость сбавь! – И так еле тащимся, девяносто всего. – Сбавь, говорю, иначе на трех колесах дальше ехать придется. Станчик страшно не любил, когда его обгоняют другие машины, начинал злиться, плевался, матерился, бил кулаком по баранке. Только что сделаешь, если уаз – машина надежная, но тихоходная? Зато где-нибудь на вспаханном поле он бы дал фору любому «Мерседесу» или «Кадиллаку». – Что она хоть сделала? – поинтересовался Коготь. – Ты о ком, о бабе, что ли? – О ней, родимой. Коготь, уже успевший выпить бутылку пива и изрядно облившийся, блаженно прикрыл глаза. – Ни хрена она не сделала. Мужики всегда чего-нибудь учудят, а баба на то и баба, что с нее спросу нет. – Зачем ее тогда Полковник приговорил? – А хрен его знает, есть резон, наверное. Машина долбаная! – вновь обозлился Станчик. – Даже приемника и того в ней нет. Музычку послушали бы, а то едем, как в гробу, как два последних лоха. Тише всех плетемся, да еще без музыки. Коготь приоткрыл один глаз: – Если хочешь, я могу тебе спеть. Не Кобзон я, конечно, но в школе в хоре пел и в армии в своей роте запевалой был. – В хоре ты много чего делал. Какую знаешь? – Если до конца, то «Мурку» могу или «Батяня комбат», а все остальное – лишь первые строчки. – Никогда, – вздохнул Станчик, – не встречал человека, который бы знал песню «Шумел камыш, деревья гнулись» дальше первого куплета. – А ты сам-то знаешь? – И я не знаю. – Полковник знает, – с уважением произнес Коготь кличку своего хозяина. – Один раз, помню, в ресторане он заставил музыкантов себе подыгрывать. Сам спел всю песню – от начала до конца. Мы сидели, плакали, тебя не было. – Вот-вот, – сказал Станчик, – Полковника я бы послушал чисто из уважения, а твои вопли слушать – уши жалею. – Ну и скучай, – Коготь выбросил в форточку бутылку, которая беззвучно исчезла на ночной дороге, прикрыл глаза и сквозь дремоту принялся мурлыкать мелодию, на которую неизменно пел все песни, какие только знал. Когда минуло сорок минут, Станчик мстительно резко тормознул машину, отчего Коготь чуть не ударился головой в ветровое стекло. – Ты что, ошизел? – спросил он, спросонья вглядываясь в пустынную дорогу. – Зайца, что ли, передним мостом сбил? – Нет, сорок минут прошло, твоя очередь за рулем сидеть. Коготь довел машину до самого Смоленска. Еще было темно. С «мобилы» он позвонил Львяну, которого даже не знал в лицо. Условились о встрече быстро. Осторожный армянин к себе домой не приглашал, назначил встречу в скверике возле памятника погибшим красноармейцам. Ночью в городе трудно разминуться, да и спутать людей Полковника с простыми любителями ночных прогулок было невозможно: такие крепкие ребята встречаются один на тысячу. Они коротко пожали друг другу руки. Ни Коготь, ни Станчик кавказцев не любили, но они не знали точно, какое место в иерархии занимает Львян, а потому минимум вежливости все же проявили. – Вот баба, – Львян вытащил увеличенную фотографию Маши Пироговой. – Живет она в Озерце. Коготь тихо хохотнул: – Будто я знаю, где тут у вас Озерцо. Я даже Подмосковье и то не все знаю. Поедешь с нами. – Нет, – тут же отрезал Львян. Он почувствовал, что его испытывают: если согласится, значит, он – человек неважный, а если напустит на себя солидный вид, то пришельцы уважать его станут. – Вот карта, вот место, – армянин ткнул пальцем с золотым перстнем, из-под которого торчали черные кучерявые волосы, в лесной массив топографической карты. Даже на военной километровке дом Стрессовича и Кныша отображен не был. – Карта еще советская, старая, может, американцы его на свои карты и дорисовали, – ухмыльнулся Львян, – но дом там есть. – Какая охрана? – Человека четыре, не больше, и двое хозяев. – Точно четыре? – Ну, может, шесть, – А если подумать? – Могут появиться гости. Я проверял вечером, было четверо. Но вы же знаете, народ на месте не сидит, броуновское движение… – Какое движение? – осклабился Станчик. – Броуновское, – неуверенно произнес Львян. Он не мог поверить в то, что здоровяку с неглупыми глазами неизвестно слово из школьного учебника физики. – Ты нам басни не рассказывай, если что будет не так, как ты сказал, головой ответишь. Уверен, что баба там? – На все сто, сомнений быть не может. Она всегда в доме сидит, она у Стресса работает, что-то вроде секретарши. – Знаем мы этих секретарш – и сзади, и спереди, – буркнул Коготь, засовывая фотографию Маши в нагрудный карман. – а о том, что мы тут были, лучше никому не говори, даже маме родной. – Тебе лучше, – уточнил Станчик. – Понял, – Львян попробовал уйти. Коготь остановил его, пожал руку: – Вот так, теперь порядок. Львян, часто оглядываясь, заспешил по аллейке не в ту сторону, где располагался его дом, а в обратную. Как всякий чужак в городе, он нутром чуял угрозу, исходившую от злобных славян. – Не нравится он мне, – сказал Коготь, глядя в спину удаляющемуся армянину. – Полковник сказал, мужик надежный. – По-моему, он пидар, – прищурился Коготь. – Тебе что, спать с ним? – Нет, просто я их не люблю. – Ну и не люби, главное, чтобы и они тебя не любили. Машина поехала за город. – В запасе часа три, – глядя на часы, произнес Коготь. – Все успеем сделать, рассвет я хочу встречать уже по дороге на Москву, чтобы солнце из-за бугра вставало, в лобовое стекло лучики пускало. – Это уж как получится. Озерцо они отыскали без проблем – небольшая деревушка на берегу водоема. Над молодым лесом возвышались островерхие крыши дома. Ночь стояла лунная. – Машину у берега оставим, пусть думают, что рыбаки приехали или председатель колхоза с бабой. Коготь, не выключая фар, проехал по берегу озера и, развернув машину, заглушил двигатель. – Давай, брат, собирайся, – Коготь сунул за ремень пистолет с глушителем, бросил в карман три снаряженные обоймы, еще один пистолет, но уже без глушителя сунул за ремень за спину. То же самое сделал и Станчик: – Нож у тебя? Коготь кивнул. Мужчины натянули на головы шапки с прорезями для глаз и рта, отчего стали похожи на инопланетян, какими их рисуют дети. Не хватало только антенн. – Ну и репа у тебя круглая! – На свою посмотри, урод, того и гляди, шапка лопнет. – Дай фотокарточку, – попросил Станчик, – посмотрю, чтобы по ошибке кого не шлепнуть. – Бабу в доме не мочить, – предупредил Коготь, – Полковник так распорядился. – Это уж как получится. Потом разбираться не станут, где ее замочили, в доме или в другом месте. Главное – труп увезти. Мужчины бесшумно двинулись по лесу. Подкрадываться они умели. Вскоре и Станчик, и Коготь уже сидели на корточках за густыми кустами шиповника совсем неподалеку от дома. – Не спят, суки. В доме горело четыре окна: два внизу и два в мансарде. – Шторы, падлы, задвинули, ни щелочки, не заглянешь. Как по-твоему, – поинтересовался Станчик, – дверь заперта или они так обнаглели, что никого не опасаются? – Охраны снаружи нет. Я бы на их месте дверь запер. Можно было поспорить на зеленую десятку, но сейчас было не до этого. – Смотри, – Коготь поднял руку, – на втором этаже в мансарде окно открыто и лестница пожарная неподалеку. Забраться туда – милое дело. – Крыша больно крутая, не люблю я металлочерепицу, скользкая, падла. – С лестницы до подоконника дотянешься. – Ну, пошел! Станчик, пригибаясь, перебежал к дому, стал у стены. Прислушался. Никто за подходами не следил, никто не заметил появления двух мужчин. Коготь проделал тот же путь. – Давай, вперед, – сказал он Станчику, вытаскивая из-за пояса пистолет и плавно переводя затвор. Высунься кто-нибудь из окна, тотчас получил бы пулю в голову. Станчик легко взобрался по узкой пожарной лесенке и исчез в окне бесшумно, как кот. Коготь ухватился за нижнюю ступеньку, подтянулся и вскоре тоже оказался в темной комнате. – Тес! – услышал он шепот Станчика. Дверь в коридор была приоткрыта, сам Станчик следил за освещенным коридором сквозь узкую щель. Слышались медленные тяжелые шаги. – Давай его сюда, – беззвучно проговорил Коготь и тронул Станчика за плечо. Того учить не надо было, он согласно кивнул. Дождался, пока охранник минует дверь, убедился, что следом за ним никого нет, и тогда, резко распахнув дверь, схватил охранника за ворот одной рукой, ладонью другой зажал рот и втащил в комнату. Охранник от неожиданности даже не дернулся, полагая, что это глупая шутка кого-нибудь из приятелей. Он лежал на ковре. Станчик приставил ему пистолет ко лбу: – Парень, ты видишь глушитель? Стреляет бесшумно, не один раз испробовал. Где баба? – Какая баба? – Их у вас тут много? – усмехнулся Станчик, доставая фотографию и подсвечивая ее маленьким, как шариковая ручка, фонариком. – Машка? – прошептал охранник. – Внизу, в комнате у бильярдной. – Веди. Дом большой, заблудиться можно. Да смотри, дорогу без сюрпризов выбирай. Охранник осторожно кивнул. На всякий случай его обыскали, забрали пистолет и наручники. Поставили на ноги. – Значит, так, идешь в трех шагах впереди от нас. Если только качнешься или рванешь вперед, пулю всажу между лопаток, в позвоночник. Если выживешь, в инвалидной коляске будешь ездить всю жизнь, вспоминать эту ночь. – Ага. Охранник на негнущихся ногах двинулся по коридору. Станчик и Коготь шли выпрямившись, не прячась, но, как и прежде, абсолютно бесшумно. Дошли до узкой крутой деревянной лесенки, ведущей на первый этаж. Внизу уже виднелся бильярдный стол, цветные шары застыли в ожидании игроков. – Сколько там людей? – услышал охранник шепот у самого уха, хотя до этого ему казалось, что напавшие на него находятся шагах в трех-четырех от него. От испуга он не сразу сообразил, сосчитал в уме. – Шестеро, если без бабы. – Баба не в счет. – Оружие у них есть? – Да. – Вперед, – ствол пистолета уперся охраннику между лопаток, в позвоночник. Потная ладонь охранника легла на гладко отполированные дубовые перила, и он принялся спускаться по нестандартным высоким ступеням. Неудобной лестница была не только для него, но и для его мучителей. Охранник обогнул колонну с шаром наверху и резко прыгнул вниз, преодолев за один прыжок целый лестничный пролет. Он громко крикнул: – Мужики, в доме чужие! – и, упав на пол, закатился под бильярдный стол. Крик его прозвучал так отчаянно, что не поверить в реальность угрозы было невозможно, – так не разыгрывают, так может кричать только человек в минуты настоящей опасности. Станчик с двумя пистолетами в руках сделал шаг назад и присел у перил. Где-то неподалеку распахнулась невидимая дверь, послышались крики, топот ног. Коготь положил руку с пистолетом на деревянный шар и держал под прицелом всю видимую часть коридора. Лишь только из-за угла появился Кныш с пистолетом, он тут же, не задумываясь, выстрелил. Кнышу снесло пулей часть черепа, и кровь вместе с мозгами забрызгала белоснежную панель стены. Кныш дергался на полу, конвульсивно нажимая на спуск пистолета. Пули вспороли обшивку потолка, одна из них расколола поручень Стресс, бежавший следом за компаньоном, отпрянул назад, что на какое-то время спасло ему жизнь. Маша, выбежавшая было в коридор, забилась под лестницу и затихла, с ужасом глядя на распростертого на полу Кныша с развороченной пулей головой. Станчик медленно спускался с лестницы, не сводя стволы пистолетов с угла, за которым начинался коридор. Стресс, присевший у самой стены с поднятым пистолетом, махнул рукой, показывая охраннику, чтобы тот перебежал к другой стене. Затем Стресс тихо прошептал: – А теперь все вместе. И бандиты принялись палить. Охранник, лежавший под бильярдным столом, закрыл голову руками и заскулил. Чужие его в этой позиции достать не могли, но свои по ошибке могли прикончить. – Они там, на лестнице! – закричал он. Но Коготь уже перемахнул через перила и ворвался в бильярдную комнату. Он стрелял из двух пистолетов одновременно, считая в уме выстрелы. Патронов хватило ровно для того, чтобы пересечь комнату и оказаться в дверной нише. – Кажется, уложил троих, – усмехнулся Коготь, выщелкивая пустые обоймы и тут же загоняя на их место новые. Сразу же за своим приятелем такой же трюк повторил и Станчик, чтобы не дать возможности своим противникам опомниться. Коготь посчитал, что Станчик выпустил по пять пуль из каждого пистолета. «Раз перестал стрелять раньше, чем кончились боеприпасы, значит, никого в живых не осталось». Стресс лежал с двумя дырками в груди, успев расстрелять лишь одну обойму, вторая так и осталась зажатой в кулаке. – Финиш, – сказал Станчик и присел, заглянул в перепуганные глаза охранника, лежавшего под столом на мокром ковре. – Сдать нас, сука, захотел? Не получилось, не на тех нарвался. Долго я с тобой церемониться не буду. Если ты думаешь, что мы какие-нибудь изверги, ошибаешься, я гуманист, – и Станчик, приставив пистолет к затылку охранника, нажал на спусковой крючок. Тело дернулось, и охранник уткнулся лицом в мягкий ковер. Коготь взвесил в руке тяжелый бильярдный шар и заглянул в пустой коридор, в конце которого под лестницей пряталась Маша. – Что-то я бабы не вижу, – и тут же закусил губу, потому что услышал тихий плач. Подойти сразу Коготь не рискнул: у девушки вполне могло оказаться оружие. Он подал Станчику незаметный знак, тот сразу сообразил, где прячется Маша, прижался к стене и заскользил вдоль нее. – Пирогова, выходи! – громко, но негрозно крикнул Станчик. – Вы из милиции? – с надеждой в голосе спросила девушка. – Ага, из милиции, – ласково произнес Коготь. – Вы от Федора Молчанова? – От него самого, он нас за тобой прислал. Маша хоть и не верила, но выбралась из-под лестницы, ей ничего другого просто не оставалось. Убедившись, что девушка без оружия, Станчик бросился к ней. Только сейчас Маша увидела, что эти двое – в черных масках. – Только попробуй закричать! – услышала Маша, и пистолет уперся ей в живот. Тут только до нее дошло, что гости не от Федора и не из милиции, а значит, явились из недалекого страшного прошлого. «От Рыбчинского!» – решила девушка, внутренне холодея. Она уже была согласна, чтобы ее отвезли в Польшу и до конца дней держали на подземном заводе, мучили, издевались, только бы не убивали. – Больше тебе помочь некому. Пошли, – рванул за плечо Машу Коготь. – И побыстрее, без глупостей. А то будет то, что и с ними. – Глянь-ка, вон тот шевелится, – указал Коготь своему приятелю на вздрогнувшего Стрессовича. – Ты же знаешь, контрольный в голову – мое любимое занятие. Выстрел прозвучал почти бесшумно, как хлопок ладоней. Дрожащие пальцы замерли. – Быстро.., быстро, уходим отсюда, – подгоняя девушку, говорил Коготь, держа пистолет перед собой. Он был готов стрелять в любую секунду. – Здесь больше никого нет, – выкрикнула Маша. – Мы это знаем. Но все равно не кричи. Сквозь лес они добрались до уазика. Коготь затолкал девушку на заднее сиденье и погрозил ей кулаком. Сам сел рядом, положил пистолет на колени. Станчик устроился за рулем. – С Богом. Трогай. – Эх, жаль, симферопольский здесь не ходит. – Сгодится и варшавский, и любой другой. Маша не понимала, к чему этот разговор. Над черной ночной рекой возвышался ажурный железнодорожный мост. Все трое у крутой насыпи перевели дыхание, а потом, шурша гравием, забрались на мост. – Идем, не бойся, – сказал Станчик, держа девушку за локоть. Коготь остался стоять у начала моста. Станчик буквально тащил упирающуюся Машу по шпалам. Где-то на середине моста он заволок Машу за раскос фермы, старой, много раз крашенной. Девушка видела перед собой огромные заклепки. Станчик сжал ей ладонь рукой, заломил руки за спину и молча ждал. Маша пыталась вырваться, пыталась укусить мучителя за руку, но бесполезно, Станчик дело свое знал туго. Вскоре мост начал слегка подрагивать, послышался далекий гул приближающегося поезда. Поезд мчался совсем не с той стороны, откуда ожидал Станчик, и не варшавский, а товарняк. Мост гулко завибрировал. Станчик резко развернул Машу лицом к другой колее. – Вот и твой поезд. Ты сейчас уедешь. Прощай, – произнес Станчик у самого уха девушки. Затем он оторвал ее от себя и швырнул прямо под тепловоз. Сам ухватился за металлическую балку, чтобы его не затянуло воздушным потоком под колеса. Он успел заметить, как мелькнула белая майка Маши Пироговой, крик девушки потонул в грохоте металла. Одной рукой продолжая держаться за балку, Станчик сорвал с головы маску. Ветер трепал его волосы, он хохотал. Мимо проносились тяжелые, пахнущие мазутом цистерны, затем пошли платформы с бревнами, с рулонами металла. Казавшийся бесконечным поезд оборвался, как лента, перерезанная ножницами, красные габариты понеслись в предрассветную мглу. Мост еще вибрировал, грохот поезда удалялся, а Станчик перепрыгивал со шпалы на шпалу, дурачась и ребячась. – Рельсы, рельсы, шпалы, шпалы, – выкрикивал Станчик вслед поезду. Коготь стоял на краю моста: – Ну, как оно? – Иди посмотри. Думаю, от нее только кроссовки остались. Пошли быстрее, а то вдруг операцию «Перехват» объявят, – схохмил Станчик, сбегая вниз по насыпи. – Нам-то что, мы мирные люди. – Ты совсем не мирный, посмотри на свою рожу. Маску-то хоть сними. – Твоя где? – В реку бросил, она мне уже не понадобится. Коготь стянул с головы маску, спрятал ее в карман. – Не завидую я следователям. Будут думать, голову ломать, почему это произошло, по какой причине она своих друзей перестреляла и какого черта под поезд сиганула? – Это не твои проблемы, что ты переживаешь за следователей? Что б они все подохли! Нам про свое думать надо. Они уселись в машину: Коготь – за руль, Станчик – рядом. – Теперь в столицу. И не гони, я тебя прошу. – Понял, буду ехать тихо, как на похоронах. – А вот этого не надо. У нас пиво еще есть? – Пива нет, есть только «Спрайт». – Выпью «Спрайт», что-то сушит ужасно. – Оно завсегда сушит, когда человека прихлопнешь. Бандиты говорили о происшедшем буднично и спокойно – так, словно обсуждали не убийство человека, а что-то совершенно заурядное, типа купли-продажи нескольких мешков картошки. – Знаешь, о чем я думаю? – Не знаю, – произнес Коготь, выводя уазик на шоссе. – Очень мне армянин не нравится. Чувствую, придется нам сюда возвращаться. – Армяшку хлопнуть? – Его, родимого. – На этот раз нам такой задачи Полковник не ставил, так что и выполнять ее мы не обязаны. Захочет его убрать – пусть посылает кого-нибудь другого. – Тоже правильно. Мы свою работу делаем, другие пусть делают свою. Как и предвидел Коготь, рассвет они встретили на Минском шоссе, когда неслись в сторону Москвы, если, конечно, можно назвать словом «неслись» езду на уазике. Правда, трясло его так, что, закрыв глаза, можно было подумать, будто едешь по дороге километров двести в час. – Солнце-то.., лучики свои растолдыкало, – мечтательно проговорил Коготь. – Люблю, когда сбывается, что задумал. – И я люблю. Даст Полковник денег, оттянемся немножко. Нам что, много надо, что ли – водка, бабы и банька. – Люди мы неприхотливые, – подтвердил Коготь, – за лишним не гонимся. Кстати, тебе Полковник обещал улучшить жилищные условия? – Еще год назад обещал. – Теперь, если хочешь, поспорим, за пару месяцев точно улучшит! – Твои б слова да Богу в уши, но спорить не стану. Надоело в Копотне жить, хочу поближе к метро. – Можно подумать, ты им будешь пользоваться! – засмеялся Станчик. – Я тоже так раньше думал: поселюсь поближе к метро, стану на нем ездить на работу. Но все равно из-за руля не вылезаю. И гараж себе прикупил недалеко от дома, метров триста, но, знаешь, каждый день их пешочком проходить – сил нету. Приехал, бросил машину под окном и пошел домой спать. Добравшись до московской кольцевой дороги, Станчик загнал в гараж ненавистный уазик и с трудом разогнул спину. – Задница болит, словно по ней молотками били. Наверное, лучше на взбесившейся кобыле скакать, чем на русском «Лэндровере» передвигаться. – Еще один рывок, – вздохнул Коготь, – пересаживаясь в джип «Ниссан». – Совсем другое дело. Хотя если по болоту ездить, то лучше уж уаз. В ресторане Полковнику обстановку доложим, и можно смело отдыхать. Люди генерала Потапчука опоздали в Смоленск совсем немного. Они приехали к полудню, а утром Коготь и Станчик покинули город. Даже разминулись по дороге. Но откуда было знать людям из ФСБ, что в скромном уазе катят двое убийц, а убийцам – что навстречу им едут те, кто должен их искать? Много машин на дороге. Встречал гостей полковник Потапов, он и проводил их на служебной черной «Волге» к дому недалеко от деревни Озерцо. Распахнутая дверь, невыключенное освещение. Сперва Потапову показалось, что Стрессович и Кныш просто серьезно загуляли, а потому еще не проснулись, но, когда полковник Потапов оказался в коридоре, ему чуть не сделалось дурно. Шесть трупов, лужи крови, мозги, размазанные по стенке. Гильза попала ему под ботинок, и он чуть было не упал. – Девчонка с ними жила, это точно. Мои люди за домом следили. Жаль, что они не следили за ним сегодняшней ночью. – Действительно жаль… Выслали следственную бригаду, обошли дом. Машу, естественно, нигде не нашли. К обеду из милиции сообщили, что на железнодорожном мосту обнаружены останки девушки. – Описать ее можете? – дрогнувшим голосом спросил полковник Потапов. – Описать то, что нашли, довольно сложно, – ответил эксперт. – Разве что кроссовки могу описать точно. – Это убийство или несчастный случай? – Пока трудно сказать. Но я не думаю, чтобы девушка выбрала такую смерть. Мужики могут вешаться, бросаться под поезд, а женщина обязательно думает о том, как она будет выглядеть после смерти. Для меня чисто женское самоубийство – это снотворное, сильнодействующие яды и вскрытые вены. |
||
|