"Двое на озере Кумран" - читать интересную книгу автора (Виано Маурицио, Альдани Лино, Ринонаполи...)

МАУРИЦИО ВИАНО ДВОЕ НА ОЗЕРЕ КУМРАН

В тот день я вернулся домой позднее обычного: не хотелось ни с чем говорить. Вошел по возможности бесшумно, снял ботинки и босиком, не зажигая огня, прокрался по коридору в маленькую столовую. только я уселся в кресло, как в ванной скрипнула дверь, и минуту спустя послышалось журчание спускаемой воды. В глубине души я надеялся, что меня не заметят. Но Марчелло, возвращаясь по коридору, заглянул в столовую и, разумеется, увидел меня. В первый момент чей-то силуэт, вырисовывавшийся на фоне раскрытого окна, настолько напугал его, что он мгновенно включил свет.

— Папа? Что ты тут делаешь? Почему не идешь спать?

Тут же не замедлила явиться Лючия и Альберте, и начались привычные разговоры и попреки, которых я так надеялся избежать.

Лючия оседлала своего любимого конька. Она заявила, что у нас почти нет денег, а до конца месяца еше далеко. Да и долгов накопилось порядочно, мои же заработки просто смехотворны. Короче, во всех бедах виноват только я. Сыновья тоже смотрели на меня недружелюбно, а я, глядя на них, думал: «Чужие, совсем чужие». Совсем еще несмышленыши, а туда же, враждебно молчат, только глаза под стеклами очков на худых лицах смотрят с немым укором.

Лючия не преминула вспомнить слона врача. Сердце, де, у меня не в порядке, того гляди, может случиться инфаркт. А раз врач сказал, ему надо верить. Согласен. Что дальше?

Лично я считаю бессмысленным обсуждать проблемы, решить которые все равно невозможно.

— Идите лучше спать, дайте мне побыть одному. Я скоро приду, — как можно дружелюбнее сказал я.

Нет, оттого что я еще полчасика посижу в кресле, я вовсе не схвачу воспаления легких. Хорошо, я накину на ноги плед. Да, да, завтра мы обо всем поговорим, не только о долгах и моей болезни, но и о том, куда вы поедете отдыхать летом. Обещаю. Но сейчас оставьте меня в покое. Да, завтра… завтра утром.

Уф, наконец-то я их уговорил. Теперь можно и выключить свет. Дверь закрыта на ключ, так что больше они мне не помешают. Через несколько минут я снова отправлюсь на озеро Кумран ловить рыбу. Где находится озеро, я до сих пор точно не определил. Во всяком случае, очень далеко отсюда, другим туда не добраться. Значит, лучшего места не найти. Берега озера надежно укрыты низкорослыми, раскидистыми деревьями с густой кроной. Воздух, кажется, застыл навсегда, а если всмотреться в прибрежный песок, то легко заметить розоватые ракушки. Только ракушки эти не простые. Стоит нагнуться и дотронуться до них, как из створки вынырнет мышиная мордочка, вслед за ней покажется хвостик, и вот уже ожившая ракушка, семеня бесчисленными ножками, спешит прочь.

Цвет воды в озере беспрестанно меняется. Я так и не сумел точно определить: то ли она голубая, то ли зеленая. А может быть, синяя? Само озеро мелкое, даже на самой середине мне едва по пояс. Словом, идеальное место для купания и рыбной ловли. А я страстный рыболов.

Впервые я попал на озеро Кумран, когда мне было всею пятнадцать лет.

Как-то в конце августа, когда я с друзьями возвращался с прогулки, поблизости упала светящаяся звездочка. Все бросились наутек. Я бы тоже удрал, если б не увидел, как Марина, быстро-быстро перебирая худыми ногами, побежала к холмику, на который упала звездочка. Я догнал ее и схватил за рыжеватые косы.

Она обернулась, лягнула меня ногой да еще укусила в руку. Я потерял равновесие, упал, ткнувшись лицом в песок. А когда приподнялся, Марина уже сидела на корточках над маленьким кратером и лихорадочно раскапывала землю. Охая и чертыхаясь, я спросил, что она делает. Она ответила, что хочет откопать звездочку, застрявшую вон в той дырке, и взять ее себе.

Я глупо рассмеялся и отер рукавом грязное лицо.

— Ты что, спятила? Да ты вся обгоришь! Разве не знаешь, что падающие звезды горячее кипятка?

— Испугался?! Ну и убирайся! Я и раньше знала что ты трус.

И она погрозила мне кулаком.

Но я продолжал стоять, и тогда Марина сменила гнев на милость. Сказала, что не боится обгореть. А если звездочка и вправду очень горячая, то она придет дня через два-три, когда звезда уже остынет.

Руки у нее покрылись бурыми пятнами. Я не пожалел носового платка, разорвал его надвое, нагнулся и обвязал ее обожженные руки. Она сжимала зубы от боли, но ни разу не застонала. Только тут я заметил, что у нее обгорели не только руки, но и платье, а на коленях темнели ранки. Идти ей было больно, она прихрамывала. Тогда я взял ее на руки. Я был высокий и крепкий и без труда нес ее на руках, такую легкую, хрупкую. Она тихонько всхлипышла, но, когда мы подошли к гостинице, умолкла.

Мой отец, едва завидев нас, подбежал ко мне и влепил звонкую пощечину. Потом все-таки смягчился, помог отнести Марину в ее номер и вызвал врача. Мы приехали в это селение целой компанией и остановились в гостинице. Врач приехал минут через тридцать.

Едва дождавшись темноты, я незаметно вышел из гостиницы и направился к тому месту, где упала звезда. Кругом было тихо. Я вынул из кармана щипцы с деревянной ручкой, которые захватил в гостинице, и подошел к ямке. Из углубления, где лежала звезда, курился дымок, Я нащупал щипцами что-то твердое на дне, но вытащить находку сумел лишь с третьей попытки.

Упавшая звезда оказалась не чем иным, как зеленым камнем с запекшейся по краям лавой. Отложив камень в сторону, я снова принялся шарить щипцами в ямке, но больше ничего не нашел. У меня обгорели рубашка и брюки, в перчатках зияли дыры, щипцы почернели и сплавились.

По дороге к гостинице я набрел на дом какого-то крестьянина с наглухо закрытыми ставнями. Возле дома был колодец. Набрав из колодца воды, я поднял камень и положил его в ведро. Камень зашипел и задымился. К счастью, он уже успел немного остыть и не прожег ведро. Так я стал владельцем собственной «звезды».

Вскоре я уже был у себя в номере. Лег на кровать. но никак не мог заснуть. Все тело ныло и болело, словно меня пытали раскаленным железом.

Свою находку я положил на столик, там она и лежала — гладкий, чуть влажный зеленый камень. Я взял его в руки и принялся рассматривать. Но глаза слипались. Так, держа в руках зеленый камешек, я незаметно для себя заснул. А когда снова открыл глаза, то прямо перед собой в ярких лучах солнца увпдел озеро Я никогда прежде не бывал на этом озере, чо почему-то сразу понял, что здесь мне будет хорошо.

Вообще-то озеро как озеро. Ничего особенного. Берега пологие, голые, лишь у самой воды густо растут деревья и кусты. Птицы лениво перелетают с петки на ветку, словно их неудержимо притягивают к себе лучи солнца. А само солнце совсем маленькое, и к этому трудно сразу привыкнуть. У меня было такое ощущение, будто это миниатюрное солнце, в полной гармонии с окружающим миром, легким, невесомым, соткано из золотистой паутины и способно рассыпаться при малейшем толчке. Страшно было даже ступить на землю-вдруг провалится. Только страхи мои были напрасны. Я и сам почувствовал себя удивительно легким, оттолкнулся, взмыл в воздух и поплыл над землей. Остановка. Новый прыжок, и я опять парю в поднебесье. Внезапно на горизонте возникла безбрежная озерная гладь. И почти тут же солнце нырнуло в воду. Наступила ночь. Подул слабый ветерок, на небе высыпали крупные веселые звезды. Раскрылись венчики цветов, и в воздухе разлился приятный сладковатый аромат.

Потом кромешная тьма, и я снова очутился в гостинице. Обожженные места нестерпимо болели. Но я прекрасно помнил все, что со мной происходило на озере, и крепко сжимал в руке зеленый камень.

Утром я отправился к Марине. Вся она была перевязана — лицо, руки, ноги. Мы посмотрели друг на друга и громко расхохотались.

Я сунул руку в карман.

— На, держи.

— Что это?

Я рассказал ей про камень и про то, что случилось со мной ночью.

У нее заблестели глаза. Она села в кровати и обмяла меня так крепко, что я чуть не задохнулся. Потом, не отрывая восхищенного взгляда от зеленого камня, сказала, что никогда не забудет моего подвига. Никогда. Так и сказала.

— Сегодня ночью, когда ляжешь спать, возьми камень и крепко сожми его в руке, — с таинственным видом прошептал я.

— Он мой? Ты мне его даришь?

— Еще не знаю. Пока держи его у себя. А завтра поговорим.

На улице я встретил группу ребят. Они наперебой принялись расспрашивать меня о Марине, особенно настойчиво Бернардо, сын богатого адвоката. Он все допытывался, почему мы так поздно вернулись в гостиницу и что делали на холме.

— Гуляли, — ответил я.

Но Бернардо не очень-то удовлетворил такой ответ. Он здорово задирал перед нами нос, и только на том основании, что отец подарил ему мотоцикл. Конечно, для шестнадцатилетнего юноши такой подарок недурен. Бернардо был по уши влюблен в Марину. Впрочем, не только он. Все мальчишки табуном ходили за ней и старались перещеголять друг друга в комплиментах. Бернардо даже похвастался, что вчера днем ему удалось поцеловать Марину. Но я не уверен, что это правда, он всегда любил приврать.

— Если бы не твои ожоги, — сказал он с вызовом, — я бы тебя проучил. Понял?

Я повернулся и ушел. Днем отец отвез меня в город — у него там были какие-то деле, а заодно он решил показать меня врачу. Ожоги оказались достаточно серьезными. Я две недели пролежал в больнице, мучаясь не столько от боли, сколько от сознания того, что не вижусь с Мариной. Но она написала мне пять писем.

Когда же я вернулся, она, увидев меня в холле гостиницы, сразу сделала неприступный вид и отвернулась. Возле нее, по обыкновению, толпились мальчишки, она лизала мороженое и с удовольствием слушала расточаемые ей комплименты. Каждый рвался угостить ее чем-нибудь. Особенно старался Бернардо. Он то и дело отзывал ее в сторонку и что-то шептал на ухо.

На меня она не обращала никакого внимания. От ярости я уже готов был броситься на ее поклонников. Но она жестом велела мне подождать ее на улице.

— Так тебя подлечили? — как ни в чем не бывало сказала она. — У меня тоже все прошло. Через неделю мы возвращаемся домой. Уже сентябрь, начались дожди, здесь больше нечего делать.

Мы шли рядом, остальные во главе с Бернардо неотступно следовали за нами.

— Я получил твои письма, Марина. Значит, ты тоже была на озере?

— На, держи.

Она протянула мне облизанный конус мороженого, и я мгновенно уничтожил его.

— А им что надо? — ревниво спросил я, показав на ватагу мальчишек.

Марина тряхнула головой, и на солнце ее рассыпавшиеся волосы заблестели, точно молодое игристое вино.

— Прикажешь их прогнать?

Я чуть не задохнулся от ревности.

— Тогда я заберу камень. Смотри, я не шучу, Марина.

Из ее писем я уже знал, что и она несколько ночей подряд провела на озере.

Она молчала.

— Во всяком случае, мне тоже хочется снова там побывать, — продолжал я. — Надо что-то придумать.

— Что тут можно придумать? — в растерянности сказала она.

Мы уже прошли, наверно, полселения. Мальчишки то и дело ускоряли шаги и приближались к нам. Марина внезапно оборачивалась, резко отгоняла их, но через минуту они снова оказывались совсем рядом.

После долгих споров мы решили, что каждый из нас будет пользоваться камнем по очереди. Я попросил, чтобы Марина описала долину возле озера и само озеро — мне хотелось удостовериться, действительно ли мы побывали во сне в одном и том же месте. После ее рассказа у меня не осталось никаких сомнений: все совпадало в мельчайших подробностях. И тут мне пришла в голову одна мысль:

— Сегодня ночью я снова отправлюсь туда и оставлю условный знак. Посмотрим, найдешь ли ты его завтра.

Марина вернула мне камень, и ночью я опять очутился на озере. Памятуя об обещании, я сорвал ветку и начертил ею на песке две параллельные линии. Хотел оставить какое-нибудь вещественное доказательство своего пребывания, но вдруг заметил, что на мне ничего нет. Что делать? Я сел на холмик и задумался. Потом нашел выход — набрал на берегу несколько камешков и сложил из них свое имя. Хорошенько осмотревшись вокруг, постарался получше запомнить место: скала и несколько одиноких деревьев служили отличными ориентирами, по ним нетрудно будет отыскать мои знаки. И верно, на следующую ночь Марина легко нашла «послание» и рядом с моим именем, тоже из камешков, выложила «Марина».

Однако из камешков длинных фраз не составишь. Вот почему наши «диалоги» были краткими и простыми.

Положив на песок красный, только что сорванный плод, я написал: «Съешь его. Он вкусный».

А она ответила: «Не особенно».

«Тебе не угодишь».

Немного позднее Марина написала: «А я сегодня искупалась». Она первой решилась войти в воду. По правде говоря, я был скверным пловцом и побаивался глубины. Но не мог же я отстать от Марины! И я отважился. Вода оказалась приятной, чуть соленой, плыть было удивительно легко. Вернувшись на берег, я гордо написал: «Я тоже купался» и поставил для пущей важности два восклицательных знака.

Настал день, когда Марине надо было уезжать. Лето кончилось, и мне самому пришла пора собираться домой, в город. Перед отъездом мы условились о встрече. Звезду договорились в конце каждого месяца пересылать друг другу почтой — ни один не хотел добровольно отказаться от волшебного озера.

— А как мы его назовем? — спросил я у Марины. — Ведь ему нужно дать какое-нибудь имя.

Не помню уж почему мы решили назвать озеро «Кумран». Кажется, оба читали рассказ о таинственном озере Кумран, похожем на наше, с той только разницей, что свое озеро мы видели лишь во сне. Но что такое сон? На этот вопрос до сих пор нет однозначного ответа. Одно кажется мне несомненным: когда мы спим. наши затаенные мечты, подобно бабоч» кам, стремительно взлетают ввысь, к звездам. Они жаждут вырваться на свободу, преодолеть узкое, ограниченное пространство бытия, но на них давят, прижимают к земле могучие центробежные силы. И только во сне им удается вырваться, взлететь ввысь, умчаться в прошлое или устремиться в будущее. И это великое счастье, иначе человек не смог бы жить в окружающем его давящем, душном мире.

Но люди разучились летать. Поэтому, взлетев, они обычно не решаются ринуться в неведомые дали. Держатся поближе к земле, к своему дому-прибежищу. Подобно слепым птицам, они беспрестанно натыкаются на всевозможные препятствия, камнем падают вниз, чтобы, придя в себя, снова взмыть в небо. Нередко в полете они встречаются с другими людьми, рвущимися ввысь. И тогда с ними происходят удивительные приключения, вспыхивает невероятная любовь… но, увы, только во сне. И человек просыпается с горьким ощущением пустоты, полный смятения и разочарования.

И только если человек сумеет отыскать тот невидимый другим путь, который приведет его к звездам, ему удастся попасть в безбрежные дали, где не давят пространство и время.

Такой путеводной нитью, соединившей меня и Марину с неведомым, сказочным миром, оказался маленький зеленый камень.

Надо ли говорить, что это всего лишь моя гипотеза. Возможно, очень несостоятельная с научной точки зрения. Но как иначе объяснить все то, что с нами случилось? Впрочем, тогда, в свои пятнадцать лет, я не нуждался ни в каких объяснениях. Меня волновало одно: только бы не кончились восхитительные ночные приключения, мне было так хорошо на озере Кумран!

В день отъезда мы пошли с Мариной в сосновую рощу. На прощанье Марина сказала:

— До скорой встречи на озере.

Она встала на цыпочки, быстро поцеловала меня и бросилась прочь.

— Марина, подожди! — крикнул я ей вслед. Но она уже была далеко.

Несколько лет кряду мы исправно пересылали друг другу камень по почте. Каждый держал его у себя ровно месяц. Теперь, на свободе, я принялся основательно изучать удивительный мир. Каждому увиденному мною зверю, птице, растению я давал самые произвольные названия. Неподалеку от озера я открыл высокую горную цепь и множество пещер. Иногда мне случалось поохотиться с луком и стрелами, которые я сделал сам, без чьей-либо помощи. На больших упругих листьях я писал Марине тьму посланий и даже умудрился вести дневник. Иногда Марина отвечала мне, но иной раз мои письма оставались без ответа. Она «сплетала» причудливые гирлянды из разноцветных камней, и я всегда их находил. Однажды я поймал какого-то коричневого зверька, соорудил для него клетку яз веток деревьев и оставил на видном месте, чтобы Марина могла сразу ее увидеть.

А потом нам пришла в голову мысль соорудить хижину. Собственно, строил хижину я, Марина лишь украшала ее цветами и птичьими перьями. Зато циновку из прутьев мы плели вместе. Каждый на следующую ночь продолжал начатый узор. В самой середине циновки должны были переплестись наши имена. И тут неожиданно для самого себя я «вышил» довольно глупую фразу: «Люблю тебя» с доброй дюжиной восклицательных знаков.

С замиранием сердца я ждал ответа. И он пришел, но был для меня весьма неожиданным. К тому времени я поступил в институт и там познакомился с одной девушкой, которая всячески старалась заманить меня к себе домой. И вот однажды, когда я завтракал, мне вручили телеграмму. Я прочел ее… и опрометью выбежал из комнаты. Мать с отцом что-то кричали вслед, но я даже не обернулся.

Когда, едва переводя дух, я прибежал на станцию, поезд уже прибыл. Из окошка высунулась головка с копной золотистых волос.

— Хорошо, что ты пришел. Мне хотелось тебя повидать. И вот я решила дать тебе телеграмму, — сказала Марина.

Она вынула из сумочки зеркальце и принялась красить губы.

— Как ты потолстел! — воскликнула она. — Мой милый, тебе следует сесть на диету. Как можно так опуститься!

За ее спиной появился мужчина в одной рубашке, без пиджака. Зевая, он подошел к окну.

— С кем это ты беседуешь, Марина? — спросил он.

— Со своим другом, Томеро. Очень хорошим другом. У нас с ним даже есть общая тайна и не вздумай допытываться, все равно не скажу. Но, господи, до чего же ты стал большой и толстый! Как, по-твоему, Томеро, на кого он похож?

— На гиппопотама?

— Ну, это уж чересчур!

Она засмеялась. А затем положила в сумочку губную помаду и зеркальце и водрузила на нос огромные, круглые очки, отчего ее лицо сразу неузнаваемо изменилось.

— Мы решили провести свой медовый месяц в Таормине, — объяснил Томеро, зевнув раза три кряду. — Вы никогда не были в Таормине? Лучшего местечка для молодоженов не найти. Поезжайте и сами убедитесь, что я прав.

Поезд тронулся. Я стоял на перроне, а из открытого окошка доносился голос Марины:

— Ты все-таки подумай о диете. А то смотри, какой у тебя живот! — Марина произнесла эти слова с таким видом, словно от них зависела вся моя жизнь. — Знаешь, я очень разочарована, — продолжала она. — Никогда бы не подумала, что ты можешь так растолстеть! Ты и в самом деле стал… как гиппопотам.

Поезд набрал скорость в скрылся вдали.

С той поры многое изменилось в моей и ее судьбе. Но зеленым камнем мы продолжали обмениваться по-прежнему, правда, теперь не так регулярно, как раньше. Посылки прибывали ко мне из разных стран. Часто я не знал, куда посылать волшебный камень, пока не прибывала открытка с очередным адресом. Как-то мне довелось прочитать в газетах, что Марина снимается в кино. Играла она и в театре, но без особого успеха. Ее брак оказался неудачным и длился очень недолго.

Что до меня, то я продолжал ночные путешествия на озеро. Теперь больше чем когда-либо я ощущал этот мир «своим» и даже пытался навсегда остаться в нем, цеплялся за кусты, за камни. Но неумолимая сила тянула меня назад, в тюрьму, ворота которой, едва я просыпался, мгновенно открывались и поглощали меня.

Когда-нибудь мы научимся свободно летать, где нам хочется. Но куда бы меня ни забросило, я всегда вернусь. на озеро Кумран и буду плавать в его мерцающих водах, слушать тишину, греться в лучах крохотного солнца.

Шли годы. Я женился. У меня появились дети. Но что изменилось в моей судьбе? Этот мир, где люди только делают вид, будто им живется чудесно, мир вульгарной наживы и нелепых правил поведения, мир, паутиной склеивший крылья бабочки-мечты, стал для меня слишком тяжелым, давящим. Я едва живу в нем, и даже дышать мне становится все труднее. Сердце устало, оно вот-вот остановится, и я его понимаю. Разве может человек, даже согнувшись в три погибели, выдержать столь тяжкую моральную нагрузку? Вот мы и волочим при ходьбе ноги, и каждый шаг стоит нам неимоверных усилий.

А там, на озере Кумран, все по-другому. Там я неутомим и даже находчив. Я своими руками построил настоящую парусную лодку с мачтой, научился с легкостью взбираться на крутые скалы и деревья. Я великолепно плаваю, часто хожу на охоту либо на рыбную ловлю и чувствую себя необычайно сильным, способным преодолеть любые препятствия. Это единственная моя радость. В этом мире я не старею. Больше того, моя отвага и энтузиазм крепнут буквально с каждым днем.

Постепенно я научился прилетать на озеро и днем. Когда я, к примеру, еду в трамвае, или нахожусь на службе, или в дурно пахнущем зале дешевого кинематографа и меня начинает мутить, достаточно мне нащупать в кармане круглый камень, закрыть глаза, сосредоточиться, и сразу исчезают запахи, теснота, нелепые лица соседей. И вот уже я свободен, снова в своем любимом краю.

Увы, однажды жена заметила мое странное, полуобморочное состояние. Женщины — существа впечатлительные. Она перепугалась, вызвала врача, и меня чуть не увезли в больницу. Я понял, что дневные «полеты» на озеро слишком рискованны, и снова стал путешествовать лишь по ночам. Как-то утром я открыл газету, и мне бросилась в глаза фотография Марины. Она приехала в наш город на съемки.

Выяснив, в какой гостинице она остановилась, я позвонил ей.

— А, это ты? — Я сразу узнал ее по голосу. — Прости, милый, но у меня нет ни одной свободной минуты. Спешу на прием.

— Вот как!

— Да, там будут журналисты, фоторепортеры. Ничего не поделаешь — новый фильм. Режиссер очень талантливый человек. Настоящий интеллектуал. Представляешь себе, он даже с высшим образованием. А ты?

— У меня нет высшего образования.

— Неужели! Что же ты делаешь?

— Служу. Работаю в архиве. Это меня вполне устраивает — к счастью, почти не приходится встречаться с людьми..

— А я люблю бывать на людях. Лишь когда вокруг меня толпа поклонников, я чувствую себя живой, полной сил. Тебя это удивляет?

— Мне хотелось бы тебя повидать.

— Но у меня в самом деле нет времени. Да и зачем? Пусть все останется, как было.

— Всего на каких-нибудь полчаса, Марина. Ведь мы так давно не виделись. Хочешь, я приду к тебе и мы немного поболтаем?

— Меня ждут. Я и так опаздываю. Я должна была приехать ровно в пять.

Об этом приеме я уже знал из газет. Знал, что он состоится в роскошной гостинице на одной из центральных улиц города.

Я надел свой лучший костюм и отправился в гостиницу. Костюм был сшит еще до свадьбы, он ужасно жал мне под мышками и попахивал нафталином. Затертый в толпе гостей, я чувствовал себя прескверно.

Марина отвечала на вопросы журналистов. Рядом с ней стоял режиссер с женой. Неприятная пара: она — толстая, кургузая, в безвкусном костюме и огромных очках, он — долговязый, худой, с прыщавым невыразительным лицом. Режиссер поминутно громко хохотал, демонстрируя гнилые зубы.

Марина выглядела значительно моложе своих лет, во многом благодаря косметике. Но на меня такое обилие грима в сочетании с неестественно рыжими волосами произвело неприятное впечатление.

Она заметила меня, и между нами произошел немой разговор. Она надула щеки, давая этим понять, что я слишком толст, я в свою очередь показал на ее подмалеванные глаза и скорчил брезгливую гримасу. Потом приложил руку к щекам: это должно было обозначать, что ее щеки слишком запали, отчего резко обозначились скулы.

Она протянула мне свою морщинистую синеватую руку, которая сразу утонула в моей огромной, потной ладони.

— Ты бы хоть сел.

Я заметил неподалеку от нас троих мужчин, неотрывно смотревших в нашу сторону. Но глядели они, понятно, не на меня. Они вздыхали, переступали с ноги на ногу и не могли отвести глаз от голых, напудренных плеч Марины. Время от времени они менялись местами, неизменно сопровождая свои движения глубокими вздохами.

— Скоро меня увезут, — предупредила Марина. — Я даже не смогу поговорить с тобой. Скажи, что тебе нужно, и расстанемся.

— Ты сама все отлично знаешь.

Она протянула руку за рюмкой коньяка, отхлебнула глоток, потом закурила.

— Верно, я немного задержалась с посылкой. Но, поверь, я больше не нарушу наш уговор. И тебе вовсе незачем было приходить сюда. Ты получишь камень через несколько дней, самое позднее — через несколько недель.

Я покачал головой.

— Э-э, нет. Я устал ждать и подчиняться твоим капризам.

— А ты не мог бы оставить его мне еще на некоторое время? Ведь тебе он, собственно, не нужен.

Группка вздыхателей раздвинулась, пропустив вперед мужчину, стоявшего в центре.

— Милочка, — сладким голосом пропел он. — Милочка.

Потом он что-то сказал ей на незнакомом мне языке. Был он мал ростом — не больше метра сорока сантиметров, но с весьма внушительным животом. Pyки его были унизаны кольцами, а ноги напоминали две тонюсенькие жердочки.

— Потом, — нетерпеливо ответила Марина. — Потом.

И коротышка печально удалился, едва не касаясь пола фалдами своего фрака.

— Я жду уже год, Марина. Мне надоела вся эта канитель. Вначале все шло прекрасно, но с каждым разом сроки удлинялись. Не по моей вине. Разве ты не знаешь: сказано — сделано.

Она улыбнулась. Нежно. Призывно. Ее взгляд был полон света и ласки.

— Нравится тебе мое платье?

— Ужасное, — искренне сказал я. — Послушай, Марина, хватит валять дурака. Ты знаешь, зачем я пришел, так отдай мне камень. Сколько можно тянуть? Он мне нужен не меньше, чем тебе, пожалуй, даже больше. Так или иначе, я имею на него право.

Она не ответила и только молча тянула коктейль через соломинку. К нам подошел второй ее поклонник, весьма утонченный господин преклонного возраста.

— Надеюсь, я вам не помешал, — просюсюкал он. — Дорогая, здесь так холодно. Ты можешь простудиться. Я принесу тебе шубку.

— Хорошо, Эрнесто.

И он рысцой помчался в гардероб.

Вся эта игра стала действовать мне на нервы.

— Марина, верни мне камень. Надеюсь, ты принесла его?

— Конечно. Я всегда ношу его с собой. Но, может, ты согласишься еще немного подождать?.. Сейчас я просто не в состоянии без него обойтись. Потом я тебе его вышлю.

Подумав с минуту, я ответил:

— Нет.

Она едва не заплакала.

— Ты окажешь мне большую услугу. В обмен я отдам тебе все, что пожелаешь. Все. — Она многозначительно понизила голос. — Понимаешь? Ты только скажи, и я все сделаю. Ну, будь же добрым, хорошим.

На мгновение я заколебался, но затем снова покачал головой.

— Нет. Бесполезно.

— Почему?

— Ты бы и сама могла попять. Совсем не из-за этих твоих франтов. Прежде всего из-за меня самого. Я устал, дорогая, вот в чем главная причина. Хочу хоть иногда чувствовать себя свободным, иметь право делать то, что мне нравится.

— Со мной происходит то же самое.

— Увы, — сказал я, — другого способа вырваться из тисков нет. Пусть же и дальше камень будет принадлежать нам обоим. Тогда по крайней мере нам хоть иногда будет легче терпеть и ждать.

Она поднесла к глазам носовой платок.

— Ты стал еще толще. Значит, так и не послушался моего совета.

— К тому же я плохо одет. Разве ты не заметила?

— Да, заметила.

— Видишь. Значит, незачем и пытаться. Бессмысленно. Я очень устал и боюсь, что меня в любой момент может раздавить, как катком. Иной раз я даже думаю, что не смогу больше подняться либо упаду при первом же шаге. И в тот день, когда неумолимая сила придавит меня к земле, где мне искать спасения, как не на озере?

— На озере Кумран?..

— Конечно. А без зеленой звезды найти его нелегко, можно затеряться в пустыне.

— Нет ничего лучше нашего озера. Я видела на берегу твою лодку, она очень красивая.

— Она бы рассохлась, не просмоли я ее. Когда стихнут ветры, я отправлюсь на рыбную ловлю.

— Где же прячутся рыбы? Я ни одной не видела.

— Тебе следовало бы заплыть подальше. Что им делать у самого берега? Их там тысячи, и они никого не боятся.

К нам подошли сразу несколько человек. Они хотели увести Марину, но она резким движением отогнала их прочь.

— Оставьте меня в покое!

Дрожащими руками она вынула из сумочки пакет и развернула его.

— Вот, — сказала она, — вот он. Хочешь забрать его, да? А мне придется целую вечность быть без него. Ну, уж нет! Сейчас увидишь, что я придумала.

Вернулся Эрнесто, держа в руках обезьянью шубку.

— Нам пора, дорогая, — сказал он.

— Минутку.

Я подался вперед, и тут Марина, изогнувшись змеей, попыталась ускользнуть от меня. Я схватил ее за руку. Тогда она захохотала, громко, взахлеб. Слезы катились по ее щекам, смывая грим.

— Перестань! Отдай камень.

Пока я боролся с поклонниками Марины, которые поспешили ей на помощь, Марина, отбежав в сторонку и сжимая в кулаке камень, истерически закричала:

— Уходи! Убирайся!

Я пытался пробиться к ней, но безуспешно.

Внезапно камень, брошенный с яростной силой, полетел в стекло. Однако Марина промахнулась. Камень стукнулся о стену, упал и разбился.

Сижу в столовой и жду. Я и домой-то вернулся поздно потому, что не хотел ни с кем говорить. Лючия и сыновья спят, и кругом разлита чудесная тишина. Луна из-за легких перистых облаков льет струящийся молочный свет.

По асфальту мягко прошелестели шины. Огни в домах напротив давно погасли, все люди спят. И пытаются во сне вознестись к облакам. Но это почти никому не удается. Рано или поздно они натыкаются на препятствия и робко, по-глупому, возвращаются пазад. Впрочем, им негде укрыться. У них нет надежного убежища.

Шаги в коридоре. Должно быть, это младший, Альберто. Плеск воды в ванне, и снова тишина. Пожалуй, пора. Я мысленно вижу себя и Марину в гостинице в тот момент, когда мы бросились к стене с такой быстротой, что чуть не столкнулись лбами.

Она подобрала один обломок камня, я — другой. Мы оба встали на колени, наши взгляды встретились. Вначале в них застыл немой вопрос. Но вот туман недоверия поредел, и сквозь него пробились желтые лучики надежды. Мы одновременно поднялись. Теперь уже весь зал был залит чудесным светом, который отражается в наших зрачках.

Камень разбился на две почти одинаковые половинки.

— Сегодня ночью? — шепчу я.

Она молча кивает головой, слегка касается губами своего обломка камня и тут же прячет его в сумочку.

Какие-то людишки чуть ли не силой утащили ее, но я не обратил на это внимания: я знал, что она поняла. Насвистывая веселый мотив, я вышел из гостиницы, долго бродил по улицам и вернулся домой очень поздно. Я даже не стал ужинать.

Лючия спит, спят и сыновья. Скоро ляжет спать и Марина. Поэтому я так долго ждал. Мне известны привычки Марины, и я хочу оказаться на озере одновременно с ней. Я уже решил: сегодня ночью мы первым делом отправимся ловить рыбу на моей просмоленной парусной лодке.

Я сажусь на кровать. Снимаю ботинки и осторожно ставлю их на пол. Горе мне, если Лючия проснется. Но, к счастью, она ничего не слышит. Спит с открытым ртом, громко похрапывая…

Так, спокойной ночи и прощайте. Спокойной вам ночи. А я иду…