"Утопия 14" - читать интересную книгу автора (Воннегут Курт)

Х

После ночи, проведенной с Финнерти и Лэшерем, с добрыми маленькими людьми — Элфи, Люком Люббоком, барменом, Мартой и Барбарой, — доктор Пол Протеус проснулся, когда солнце уже здорово перевалило за полдень. Аниты дома не было, и он с пересохшим ртом, воспаленными глазами и желудком, будто битком набитым кошачьей шерстью, отправился на свой ответственный пост на Заводах Айлиум.

Глаза доктора Катарины Финч, его секретаря, были воспаленными совсем по иной, чем у Пола, причине, по причине, которая занимала ее настолько, что ей недосуг было заниматься подобным же состоянием Пола.

— Звонил доктор Кронер, — механически сказала она.

— О? Он хотел, чтобы я ему позвонил?

— Доктор Шеферд подходил к телефону.

— Да? Что-нибудь еще?

— Полиция.

— Полиция? А им что нужно?

— Доктор Шеферд подходил к телефону.

— Ладно. — Ему все казалось горячим, светящимся и усыпляющим. Он присел на краешек ее стола и передохнул. — Попросите-ка этого сторонника конкуренции к телефону.

— Это ни к чему. Он сейчас в вашем кабинете.

Мрачно прикидывая, по поводу каких жалоб, недочетов или нарушений правил захотел его увидеть Шеферд, Пол бодро распахнул дверь своего кабинета.

Шеферд сидел за столом Пола, погрузившись в подписывание целой пачки докладных. Он не поднял глаз. Все еще не отрывая взгляда от кипы бумаг, он энергично включил интерком.

— Мисс Финч…

— Да, сэр?

— Я по поводу месячного доклада о состоянии безопасности: говорил вам что-нибудь доктор Протеус относительно того, что он собирается делать с этим вчерашним допуском Финнерти на территорию завода без сопровождающего?

— Я и рта не раскрою по этому поводу, — сказал Пол.

Шеферд глянул на него снизу вверх с наигранной радостью и удивлением.

— О волке помолвка… — Он даже не сделал попытки освободить место Пола. — Скажи-ка, — продолжал он с налетом дружеского участия в голосе; — я думаю, что после вчерашнего у тебя трещит голова, а? Нужно было взять свободный день. Я достаточно хорошо знаю дело и мог бы тебя заменить.

— Спасибо.

— Не стоит благодарности. Ничего особенного.

— Я хотел, чтобы Катарина присмотрела здесь за всем и, если нужно, вызвала меня.

— А ты знаешь, что подумал бы об этом Кронер? Не стоит нарываться на неприятности. Пол.

— Не скажешь ли ты мне, чего хотел Кронер?

— О, конечно, скажу, он хотел, чтобы ты вместо четверга пришел к нему сегодня вечером. Завтра вечером ему нужно быть в Вашингтоне, и он останется там до конца недели.

— Ну и чудесно. А какие приятные новости приготовила мне полиция?

Шеферд благодушно рассмеялся.

— Какая-то белиберда. Они всполошились относительно пистолета, который они нашли у реки. Проверка показала, что согласно номеру на этом пистолете он закреплен за тобой. Я им сказал, чтобы они еще раз проверили, — человек, у которого достаточно ума, чтобы управлять Заводами Айлиум, не так глуп, чтобы швыряться пистолетами.

— Здорово ты их, Шеф. Не возражаешь, если я позвоню?

Шеферд пододвинул через стол телефон и продолжал ставить подписи: «Лоусон Шеферд за отсутствием П. Протеуса».

— Ты ему сказал, что я с похмелья?

— Что ты, Пол. Я отлично прикрыл тебя.

— А что ты ему сказал?

— Нервы.

— Грандиозно! — Катарина как раз соединяла кабинет Кронера с Полом.

— Доктор Протеус из Айлиума хочет поговорить с доктором Кронером. Он звонит в ответ на звонок дотора Кронера, — сообщила Катарина.

Сегодняшний день не годился для правильных оценок. Пол готов был на всякие неприятности с Кронером, Шефердом и полицией и относился ко всему этому с какой-то апатией. А вот сейчас его взбесила церемония, отнимающая массу времени телефонного этикета, взбесила; помпезность и условность, с любовью поддерживаемая занимающими высокие должности сторонниками максимальной эффективности.

— Доктор Протеус у телефона? — спросила секретарь Кронера. — Доктор Кронер у себя.

— Минуточку, — сказала Катарина. — Доктор Протеус, доктор Кронер у себя и будет разговаривать с вами.

— Хорошо. Я у телефона.

— Доктор Протеус на линии, — сказала Катарина.

— Доктор Кронер, доктор Протеус на линии.

— Пусть разговаривает, — сказал Кронер.

— Скажите доктору Протеусу, пусть разговаривает, — сказала секретарь Кронера.

— Доктор Протеус, разговаривайте, пожалуйста, — сказала Катарина.

— Это доктор Протеус, доктор Кронер. Я звоню в ответ на ваш звонок. — Маленький звоночек зазвонил «тинк-тинк-тинк», давая ему знать, что разговор его записывается на пленку.

— Шеферд сказал мне, мальчик, что у тебя неважно с нервами.

— Это не совсем так. По-видимому, я подхватил какой-то вирус.

— Сейчас много летает этой гадости. Ну как, достаточно ли хорошо ты себя чувствуешь, чтобы прийти ко мне сегодня вечером?

— С превеликим удовольствием. Нужно ли мне что — нибудь принести с собой — какие-нибудь материалы, которые вы хотели бы со мной обсудить?

— Вроде Питсбурга? подсказал Шеферд театральным шепотом. — Нет, это совершенно частный визит, Пол, — просто хорошенько поболтаем, и все. Нам уже давно не удавалось хорошенько поболтать. Мама и я, мы хотим повидать тебя совершенно частным образом.

Пол прикинул. Его не приглашали частным образом к Кронеру уже целый год, с того момента, как он получил свое последнее повышение.

— Это звучит очень соблазнительно. В котором часу?

— В восемь — восемь тридцать.

— Анита тоже приглашена? — Это была ошибка. Он брякнул это, не подумав.

— Конечно! Надеюсь, ты не наносишь частных визитов без нее, не так ли?

— О, конечно, нет,сэр.

— Я надеюсь. — Кронер покровительственно рассмеялся. — Ну, до свидания.

— Что он сказал? — спросил Шеферд.

— Он сказал, что это не твое собачье дело — подписывать за меня эти докладные. Он сказал, чтобы Катарина Финч сразу же сняла твои подписи смывателем для чернил.

— Ну-ну, валяй, валяй, — сказал Шеферд, вставая. Пол увидел, что все ящики его стола приоткрыты. В нижнем на самом виду торчало горлышко бутылки изпод виски. Он с грохотом задвинул. один за другим все ящики. Дойдя до нижнего, он вытащил бутылку и протянул ее Шеферду.

— Вот, пожалуйста, — хочешь? Это может очень пригодиться. Она сверху донизу в отпечатках моих пальцев.

— Ты собираешься меня вышибить — так я должен это понимать? — с готовностью заявил Шеферд. — Ты хочешь поднять вопрос перед Кронером? Ну давай. Я всегда готов. Посмотрим, что у тебя получится.

— Отправляйся, откуда пришел. Валяй. Очисти помещение и не появляйся здесь, пока я тебя не позову. Катарина!

— Да?

— Если доктор Шеферд придет опять в этот кабинет без моего разрешения, стреляйте в него.

Шеферд промчался мимо Пола и Катарины и выбежал наружу.

— Доктор Протеус, полиция у телефона, — сказала Катарина.

Пол крадучись выбрался из кабинета и пошел домой.

Сегодня у прислуги был выходной день, и Пол застал Аниту на кухне. «Домашняя идиллия, детишек только не хватает», — подумал он.

Кухня, если только можно так выразиться, была единственным детищем Аниты. Анита испытала все муки и, радости созидательного труда, планируя ее, — мучимая сомнениями, проклиная ограниченность средств, одновременно страстно желая и страшно боясь мнения других.

Теперь кухня была закончена, ею восхищались, а вердикт всего общества порешил: Анита обладает художественными наклонностями.

Это была большая, просторная, просторнее большинства жилых комната. Грубо обтесанные балки, добытые из старого сарая, держались у потолка скрытыми болтами, вделанными в стальные конструкции дома. Стены были обшиты сосновыми досками, отделанными под старину, желтоватый налет на них был нанесен льняным маслом.

Огромный очаг и датская печь из дикого камня занимали одну стену. Над ними висело длинное, заряжающееся с дула ружье, рог с порохом и мешочек для пуль. На каминной доске со следами от восковых свечей стояли, кофейная мельница и утюг, а к решетке камина был прикреплен таган со ржавым котелком. Чугунный котел, достаточно вместительный, чтобы в нем можно было сварить миссионера, висел на длинном стержне над очагом, а под ним находился целый выводок маленьких черных горшочков. Деревянная, маслобойка не давала закрытася двери, а пучки кукурузных початков свешивались с полки через очень хорошо рассчитанные интервалы. В углу к стене прислонена была старомодная коса, а два бостонских кресла-качалки стояли на коврике ручной работы перед холодным очагом, на котором оставленный без присмотра котел так никогда и не кипел.

Прищурившись, Пол смотрел на эту живописно-колониальную сценку и представил себе, что они с Анитой живут в отдаленном закоулке страны, в глуши, где ближайший сосед находится в двадцати восьми милях от них. Она сама варит дома мыло, делает свечи и вяжет грубые шерстяные вещи в ожидании надвигающейся суровой зимы, а он отливает пули, чтобы застрелить медведя, мясо которого избавит их от голода. Сосредоточив все свое внимание на этой картине, Пол сумел даже вызвать в себе чувство благодарности к Аните за ее присутствие здесь, благодарность богу за женщину, которая находится рядом с ним и помогает в ошеломляющем количестве работы, необходимой для того, чтобы просто выжить. И когда он в своих мечтах притащил Аните добытого медведя, а она разделала и засолила тушу, он почувствовал колоссальный подъем — вот они вдвоем своими мышцами и умом отбили целую гору доброго красного мяса у этого негостеприимного мира. И он отольет еще много пуль, а она наварит мыла и наделает свечей из медвежьего жира, пока, наконец, поздним вечером они не свалятся рядом на вязанку соломы в углу, потные и чертовски усталые, и будут любить друг друга, а потом спать крепким сном до самого холодного рассвета…

«Урдл-урдл-урдл, — булькала автоматическая стиральная машина. — Урдл-урдл-ур-далл!!»

Пол неохотно окинул взглядом остальную часть комнаты, где в кожаном кресле сидела Анита перед фальшивыми полками вишневого цвета, скрывавшими гладильную доску. Сейчас гладильная доска была выкачена из-за полок, которые снаружи представляли собой целый фасад из ящиков и дверец, напоминающий маленький гараж для гладильного оборудования. Дверцы углового отделения были открыты. За ними находился экран телевизора, на который внимательно смотрела Анита. На экране доктор как раз говорил старой леди, что ее внук будет парализован от пояса и ниже на всю жизнь.

«Урдл-урдл-урдл», — продолжала бормотать стиральная машина. Анита не обращала на нее внимания. «Дзз-зз! Тарк!»— зазвенели колокольчики. Но Анита продолжала игнорировать их. «Азззззз! Фрумп!» Верхушка стиральной машины отскочила, и коробка с сухим бельем выскользнула оттуда, как большая хризантема, белая, благоухающая и безукоризненно чистая.

— Хелло! — сказал Пол.

Анита знаком показала ему, чтобы он молчал, пока не кончится передача, а это означало — и рекламные передачи тоже.

— Хорошо, — наконец сказала она и выключила телевизор. — Твой синий костюм лежит на кровати.

— Да? А зачем?

— То есть как это «зачем»? Для того чтобы идти к Кронерам.

— А ты откуда знаешь?

— Лоусон Шеферд позвонил и сказал мне.

— Чертовски мило с его стороны.

— Это мило со стороны любого-сказать мне, что происходит, если ты сам не делаешь этого.

— А что еще он сказал?

— Он полагает, что вы с Фиинерти отлично провели время, судя по тому, как ужасно ты выглядел сегодня.

— По-видимому, он знает об этом больше меня. Анита зажгла сигарету, красиво отшвырнула спичку и покосилась на Пола сквозь выпущенные носом струйки дыма.

— Там были девушки, Пол?

— Можно сказать, были. Марта и Барбара. Только не спрашивай меня, кто с кем был.

— Был?

— Сидел.

Она сгорбилась в кресле, спокойно поглядела в окно, раскуривая сигарету короткими сильными затяжками, глаза ее увлажнились при драматическом пошмыгивании носа.

— Ты и не обязан говорить мне, если тебе не хочется.

— Говорить я не буду просто потому, что не помню. — Он усмехнулся. — Одну звали Барбара, а вторую звали Марта, а все остальное, как говорится, покрыто мраком.

— Значит, ты не знаешь, что случилось? Я говорю, значит, могло произойти все что угодно.

Улыбка сошла с его лица.

— Я говорю, что все действительно было покрыто мраком и ничего не могло произойти. Я лежал как тряпка, свернувшись в кабине.

— И ты ничего не помнишь?

— Я помню человека по имени Элфи, который зарабатывает себе на жизнь при помощи телевизора; человека по имени Люк Люббок, который может быть чем угодно в зависимости от костюма; проповедника, которого тошнит, когда он наблюдает, как весь мир валится ко всем чертям, и…

— И Барбару с Мартой.

— И Барбару с Мартой. И еще парады — да, боже мой, ведь там еще были и парады.

— Тебе стало лучше?

— Нет. Но тебе должно стать лучше, потому что Финнерти, кажется, нашел себе новый дом и нового друга.

— Слава богу и на этом. Я хочу, чтобы сегодня вечером ты объяснил Кронеру, что Финнерти просто злоупотребил нашим гостеприимством и что мы так же недовольны им, как и все остальные.

— Это не совсем соответствует действительности.

— Ну что ж, держи тогда это про себя, если уж он так тебе нравится.

Она подняла крышку своего бюро, где составляла ежедневные меню и вела запись домашним расходам, сверяв свои записи с поступающими из банка счетами, и вытащила оттуда три листка бумаги.

— Я знаю, что ты считаешь меня глупой, но иногда стоит немного побеспокоиться, чтобы все шло по-хорошему, Пол.

На бумаге были записаны какие-то, тезисы с основными разделами, пронумерованными римскими цифрами и с под-под-под и подразделами, помеченными маленькими буквами. С полным сознанием, что его головная боль набирает все большую силу, он наугад выбрал раздел III, А, I, а): «Не кури. Кронер пытается бросить курить».

— Может быть, имело бы смысл прочесть это вслух, — сказала Анита.

— Может быть, будет лучше, если я прочитаю это в одиночестве, когда ничто не будет меня отвлекать.

— На это у меня ушел почти весь день.

— Еще бы. Это самая обстоятельная работа из всех сделанных тобой. Спасибо, милая, я просто в восторге.

— Я люблю тебя, Пол.

— Я люблю тебя, Анита.

— Милый, а что касается Марты и Барбары…

— Даю тебе слово, я и не коснулся их.

— Я хотела только спросить, видел ли кто-нибудь тебя с ними?

— Полагаю, что видели, но не те люди, которые могли бы причинить мне какой-нибудь вред, Шеферд-то уж конечно, не видел.

— Если бы это дошло до Кронера, то я просто не знала бы, что и делать. Он может посмеяться над выпивкой, но что касается женщин…

— Я спал с Барбарой, — внезапно сказал Пол.

— Я так и думала. Но это твое личное дело.

По-видимому, она уже устала от разговора и теперь с нетерпением поглядывала на экран телевизора.

— И Шеферд видел, как я спускался из номеров с ней.

— Пол!

— Шучу.

Она приложила руку к сердцу.

— Ох, слава богу.

— «Любовь летом», — сказал Пол, пытливо приглядываясь к экрану.

— Что это?

— Оркестр. Они играют «Любовь летом». — И он насвистал несколько тактов.

— А как ты узнал, если звук выключен?

— А ты попробуй включи.

Она неохотно повернула ручку, и мелодия «Любви летом», красивая и неудобоваримая, — как медовый пряник, наполнила комнату.

Подпевая оркестру, Пол направился вверх в свою спальню, зачитывая на ходу тезисы:

IV, А, I; «Если Кронерспросит тебя, почему ты хочешь в Питсбург», скажи, что ты хочешь принести большую пользу… а) Намекни на больший дом, повышение и престиж».

Постепенно Пол начал понимать, что поставил себя в дурацкое положение в глазах обоих берегов реки. Он вспомнил, как он кричал вчера вечером: «Мы должны встретиться посреди моста!», и решил теперь, что он был единственным заинтересованным в этом лицом, и к тому же единственным, кто не совсем уверен, к какому берегу он относится.

Если бы его попытка сделаться новым мессией увенчалась успехом и жители северного и южного берегов встретились бы на середине моста и между ними оказался бы Пол, он не имел бы ни малейшего представления, что же делать дальше. Он сознавал всем сердцем что человечество зашло в жуткий тупик, но это был настолько логически обоснованный тупик, и его завели в него настолько умно, что он не видел, куда еще могло бы привести историческое развитие.

Пол производил в уме сложнейшие расчеты — его сбережения плюс страховки плюс стоимость дома плюс машины — и прикидывал, достаточно ли у него денег, чтобы попросту уйти с работы, перестать быть инструментом любого набора верований или любого выбрыка истории, которые могли бы превратить в ад чью-либо жизнь. Жить в доме у проселочной дороги…