Глава 1

Спок умер.

Все офицеры "Энтерпрайза" собрались в кают-компании корабля, чтобы помянуть его и других погибших.

В центр тесного круга медленно вышел Леонард Маккой, старший корабельный врач. Подняв свою рюмку для последнего прощального слова, он скорбно посмотрел в глаза каждому из своих друзей.

В кают-компании находился повзрослевший Дэвид Маркус, сын Кэрол Маркус. По обе стороны от него, грустно опустив головы, стояли адмирал Джеймс Кирк и сама доктор Маркус. Полковник Ухура, главный инженер Монтгомери Скотт, полковник Павел Чехов и Хикару Зулу тесно обступили печального Маккоя.

Никто из команды "Энтерпрайза" не находил себе места в эти последние кошмарные дни, и только лейтенанту Саавик ее вулканское воспитание не позволяло предаваться всеобщему унынию. Даже сейчас, в кругу своих скорбящих товарищей, она оставалась невозмутимой и хладнокровной. Несомненно, Саавик в душе сопереживала и разделяла горе от невосполнимой потери, но даже ее учителю, доктору Маккою, было неподвластно заметить перемены в выражении лица своей ученицы.

Все собравшиеся в кают-компании в той или иной степени являлись учениками доктора Маккоя, офицерами, которым он был готов отдать душу и сердце.

– За Спока, – грустно произнес Маккой. – Он погиб за всех нас.

– За Спока... – почти одновременно повторили все и приподняли свои рюмки.

Лишь Кирк не успел произнести имени своего погибшего товарища: на какое-то мгновение память унесла капитана в бурное и полное приключений далекое прошлое, во времена совместной службы с вулканцем.

Очнувшись, Кирк произнес вслед за всеми:

– За Спока...

Все осушили свои рюмки. Поднес к губам свою рюмку и Маккой. Терпкий аромат кентуккского бурбона ударил доктору в нос, заставив невольно скривиться. Напиток был еще невыдержанным, только-только вышедшим из недр корабельной пищевой лаборатории.

Если бы он, Леонард Маккой, тогда знал, что эта чрезвычайная и неожиданная миссия "Энтерпрайза" станет миссией потерь и трагедий... Доктор залпом осушил свою рюмку.

– За Пита... – настала очередь Монтгомери Скотта.

Молодой племянник инженера, кадет Питер Престон, также погиб в бою, который унес жизнь Спока. Скотти хотел добавить что-то еще, но передумал и одним глотком выпил свой бурбон, Снова наполнили рюмки. Теперь слово взял Дэвид Маркус.

– За всех наших погибших друзей... – Вот и сказано последнее слово... Общий круг разбился на несколько групп. Крепкий кентуккский ликер явно возымел действие, однако так и не смог прогнать общую печаль и скорбь.

Маккой порядком захмелел, хотя выпил не больше других. "И кто только выдумал эти глупые поминки? – подумал он. – Разве этим можно помочь горю? Ах, да – вдруг вспомнил доктор. – Конечно, это было мое предложение и, кажется, Скотти".

Маккой обвел глазами стол, заставленный целой батареей бутылок. Выбрав самую большую, он вновь до краев наполнил свою рюмку. Весь день доктор вместе со Скоттом прохлопотали в кают-компании, готовя стол. Маккой опять подумал о том, что напиток не удался, настоящий кентуккский бурбон пахнет не так, но сейчас на это никто не обращал внимания.

К столу подошел Монтгомери Скотт. Маккой наугад взял одну из полупустых бутылок и, пошатываясь, протянул ее главному инженеру.

– Это виски, – заплетающимся языком пробормотал доктор. – Или что-т-то в эт-т-том роде. – Скотт поднял на Маккоя покрасневшие глаза.

– Я помню времена, когда он был еще мальчишкой... – волны щемящего чувства подкатывались к горлу Скотти, мешая ему продолжить рассказ. – Я помню времена, когда мистер Спок...

Инженер замолчал, всхлипнул и хлебнул прямо из горлышка. Никогда еще Маккой не видел своего коллегу таким пьяным.

Из глаз Скотти покатились слезы.

– Не помогает, доктор. Боюсь, я не вынесу этого горя.

Ничего не ответив, Маккой упал в кресло, бессмысленно уставясь перед собой. Вдруг ему стало казаться, что кают-компания накренилась набок, предметы и люди куда-то поплыли, словно испортился механизм искусственной гравитации.

Усилием воли доктор заставил себя подняться с кресла, но ноги не держали, и он тут же завалился на стол, опрокинув несколько бутылок. Услышав звон стекла, все обернулись. К всеобщему удивлению, Маккой залез на стол и поддел ногой пузатую бутылку с янтарной жидкостью. Бутылка, скатившись на пол, не разбилась; из нее тонким булькающим ручейком потекло содержимое, образуя на полу кают-компании янтарную лужу.

– Послушайте, мы же на поминках, а не на похоронах! – резко бросил Маккой, но тут же замолчал, сконфузившись: что-то в его словах было не то... – Мы прославляем их жизни, а не плачемся об их смерти, – уточнил доктор, продолжая топтаться среди бутылок.

Маккой не привык находиться в центре внимания, поэтому все устремленные на него взгляды сильно смущали доктора даже сейчас, когда он был сильно пьян и явно потерял над собой контроль. "Какого черта ты встал, как памятник?" – укорял Маккой сам себя.

– Горе... – медленно выговорил он, – ему не место в нашей жизни.

– Боунз, – ласково произнес Джеймс Кирк, – слезь со стола.

Даже находясь в нетрезвом состоянии, Кирк уловил неприметные для других нотки в голосе Маккоя. Все-таки двадцать лет дружбы что-нибудь да значат.

Подойдя к столу, Кирк крепко схватил доктора за запястье.

– К чему ты говоришь такие вещи, Боунз? – Маккой посмотрел капитану в глаза.

– Не понимаю, о чем ты, Джим. – И доктор с достоинством, будто с трона, сошел со стола.

Дэвид Маркус полностью перенял у матери терпимость к алкоголю. Как и все, он перешел ту грань, за которой рука сама тянется к любой, даже самой непотребной бурде. И все-таки молодой Маркус оставался трезв, не теряя ясности мышления и твердости шага.

Маккою и Скотту почти не пришлось уговаривать молодого коллегу присоединиться к поминкам. Другие же члены команды, никогда раньше не участвовавшие в столь странной церемонии, долго не могли понять, чего от них хотят и почему память погибших обязательно надо чтить с рюмкой в руке. Чужая, а главное, чуждая традиция! Но все-таки офицеры, парами и в одиночку, собрались в большой и довольно уютной кают-компании.

Молодой Маркус остановил свой взгляд на Маккое и адмирале Кирке, которые обменивались колкими репликами, чем очень смущали окружающих. "Ну и набрались же они! – думал Дэвид. – Джеймс Кирк, всегалактический герой, абсолютно пьян! Капитан "Энтерпрайза", мой отец, пьян, как портовый грузчик!" Дэвида еще смущал ореол, сияющий вокруг его новоиспеченного родителя.

– Доктор Маркус...

Дэвид так глубоко погрузился в раздумья, что не заметил приближения Зулу и невольно вздрогнул, услышав его голос.

– Называйте меня просто Дэвидом, – улыбнулся молодой Маркус.

– Хорошо, Дэвид, – согласился рулевой. – Я хочу поблагодарить вас.

Дэвид Маркус недоуменно заморгал. После небольшой паузы Зулу объяснил:

– За то, что вы спасли мне жизнь. – Щеки молодого человека покрылись легким румянцем. Дэвид бросил взгляд на кисти рук Зулу, которые были покрыты искусственной кожей после сильного электрического ожога.

– Вот видите, – произнес рулевой, заметив взгляд Маркуса. – Зажило за пару дней, и от ожогов не осталось и следа.

– Да я же чуть не убил вас, – вздохнул Дэвид.

– То есть?

– После удара я стал вам делать массаж сердца и искусственное дыхание, но так неумело, что... Я же никогда не делал этого раньше, – объяснил Дэвид виноватым тоном. – Я все-таки не медик, а биохимик.

– И все же если бы не ваша помощь, то я уже не числился бы в списках "Энтерпрайза". Ошибались вы или нет, но вы спасли мне жизнь, Дэвид, и за это я бесконечно вам благодарен.

– И все-таки я многое делал не правильно, – покачал головой Дэвид и мысленно добавил: "Как и все, за что бы я ни взялся за последние два года".

– Да разве в этом дело? – Зулу положил руку на плечо молодого коллеги. – Дэвид, я ценю в вас неравнодушие, порыв, стремление прийти на помощь товарищу.

От таких проникновенных слов Дэвид смутился еще больше. Он вдруг понял, как мелки и поверхностны его собственные суждения и поступки, даже благодарности Зулу он не может принять как следует.

– Полковник Зулу...

У Дэвида так и не нашлось нужных слов для ответа. Однако ему не пришлось долго мучиться, так как Зулу, видя растерянность юного друга, перехватил инициативу.

– Дэвид, – мягко, по-дружески произнес рулевой, – когда мы вернемся на Землю, вы с матерью сразу же окажетесь в центре внимания. От кого-то посыпятся упреки, а кто-то будет вам льстить. Я хочу дать один совет: не обращайте внимания на лесть и похвалу, держитесь подальше от льстецов, а критика.., что ж, она полезна. Но и ее не принимайте близко к сердцу, даже если услышите в свой адрес отборную ругань.

Дэвид поднял глаза и встретил добрый и понимающий взгляд Зулу.

– Я запомню ваши слова, полковник, – тихо произнес молодой Маркус. – И я действительно рад, что с вами все в порядке. Но я не хотел бы, чтобы мои слова казались вам пустым звуком. Когда вас отнесли в медицинский отсек, я испугался, что вы не оправитесь после шока.

– Доктор Чэпел сказала, что я держался молодцом, и все благодаря вам, Дэвид.

– Я рад, что смог помочь вам, – ответил Маркус.

Пожав руку своему спасителю, Зулу удалился. Неожиданно Дэвид поймал себя на мысли, что не помнит, прикладывался ли рулевой к рюмке. Зулу был совершенно трезв. Возможно, он единственный трезвый из всех, кто сейчас поминал Спока.

Затем Дэвид обратил внимание на лейтенанта Саавик, которая так же, как и Зулу, казалась абсолютно трезвой. Лейтенант одиноко стояла в стороне и равнодушно взирала на происходящее.

Когда-то, еще на Регуле-Один, Саавик сказала Дэвиду, что Спок оказал на нее очень большое влияние, он забрал ее из затерянной вулканской колонии и этим спас от прозябания и незавидной участи нечистокровной вулканки. Благодаря Споку Саавик получила образование и оказалась в Звездном Флоте: именно вулканец определил ее в Академию и дал необходимые рекомендации. Впрочем, сама Саавик старалась не касаться этой темы.

– Привет, Дэвид, – встретила лейтенант подошедшего молодого человека.

– Привет, – улыбнулся Дэвид, стараясь не выдать своего удивления необычным поведением лейтенанта. – Может, принести выпить?

– Я не пью.

– Почему?

– Алкоголь приносит одни несчастья.

– Ну, это спорное утверждение. Выпейте, сразу же все забудете.

– О чем забуду?

– О горе, о печали. О смерти Спока.

– Я вулканка. А вулканцы не испытывают ни горести, ни печали.

– Но вы не совсем вулканка, – напомнил Дэвид.

– Для того чтобы забыть о смерти Спока, – проигнорировала Саавик замечание, – я должна забыть и о самом Споке. А этого я сделать не могу и не хочу. Память о нем будет жить во мне всегда. Иногда мне кажется, что Спок никуда не... – лейтенант тяжело вздохнула. – Я никогда его не забуду.

– Конечно. Я хотел сказать, что глоток ликера или виски может притупить чувства.

– Я не пью. Алкоголь отражается на мне не самым лучшим образом.

– И что с вами может случиться?

– Вам это будет совершенно неинтересно, – покачала головой Саавик.

– Почему же? Совсем наоборот. Не забывайте, что я ученый, а ученым интересно все.

Лейтенант пристально взглянула Дэвиду в глаза, а затем произнесла:

– Когда я пьяна, во мне просыпаются ромуланские инстинкты.

– О.., понимаю, – молодой Маркус нахмурился. – Вообще-то звучит довольно интригующе.

– Бросьте, ничего интересного.

– И все-таки в чем это выражается? – не унимался Дэвид.

– Вы когда-нибудь сталкивались с ромуланцами?

– Кажется.., нет.

– Значит, – сухо произнесла Саавик, – вы просто счастливчик.

На поминках Спока Кэрол Маркус чувствовала себя совершенно одинокой и покинутой. Она присела на самый краешек длинного дивана, положила руку на высокий подлокотник и с благодарностью подумала о кентуккском ликере, который протянул хоть какие-то ниточки между нею и остальными. Кэрол по-хорошему завидовала изрядно захмелевшим коллегам: они обладали чудесным свойством забываться даже в самом неутешном горе. "Я бы так никогда не смогла, даже если бы упала под стол", – призналась доктор сама себе.

Кэрол медленно обвела взглядом всех присутствующих. Может, мистеру Скотту и доктору Маккою кажется, что алкогольное опьянение – лучшая память о полковнике Споке и молодом племяннике мистера Скотта? Кэрол Маркус покачала головой. Не лучше ли было бы просто помолчать и помолиться за их души? А почему никто не обмолвился о других погибших?

Разве не достоин этого острый на язык, неунывающий Дэл Марч? Или Зинаида Читири-Рапайдж, чей беззаботный смех заражал всех вокруг? А Джед-да Аджин-Далл, тайно сохнувший по красавице Дельтан? Как хотела бы Кэрол сейчас услышать низкий бархатный голос Венса Мэдисона и коснуться его сильной руки... Никого. Никого из них Кэрол Маркус больше никогда не увидит. Ее коллеги, ее друзья ушли навсегда ради нее, ради всех живых.

Джеймс Кирк помог Маккою слезть со стола, а затем увел его подальше от любопытных глаз, боясь, что распоясавшийся доктор выкинет еще что-нибудь.

– Мне кажется, ты хватил лишнего, Боунз, – произнес Кирк.

– Я? – искренне удивился Маккой. – 3-запомни, ск-колько бы я ни пил, м-мне всегда н-не хватает.

Джеймс не обратил внимания на ребячество своего друга.

– Почему бы тебе не отправиться спать? Утром ты мне скажешь спасибо.

– Утром м-мне б-будет уж-жасно, д-дорогой Джим. И з-завтра, и п-послезавтра, и в-всегда.

– Всем нам будет тяжко, Боунз, – вздохнул Кирк, посматривая по сторонам в поисках Кристины Чэпел: он надеялся, что с ее помощью удастся упрямого доктора уложить спать.

Однако Чэпел нигде не было видно. Кирк вспомнил, что она не присутствовала и на поминках. Но он не мог осуждать помощницу Маккоя, так как сам пришел в кают-компанию лишь по настоянию доктора. Возможно, Крис и права.

– Пойдем, Боунз, – Кирк взял друга под руку. – Примешь пилюлю – и в постель.

– Ник-куда не п-пойду, – заявил Маккой и отстранился от Кирка. – П-пойдем туда.

Пьяным, нетвердым шагом доктор направился к креслу и упал в него, давая ясно понять, что собирается так просидеть до утра. Стащить упрямого Маккоя с кресла – значило бы устроить громкую сцену и вновь привлечь внимание. С другой стороны, доктор, кажется, не собирается больше разглагольствовать перед публикой. Решив, что эксцессов достаточно, – Кирк громко вздохнул и оставил своего друга в покое.

Только сейчас капитан заметил Кэрол, в гордом одиночестве коротавшую время, сидя на диване. Со времени встречи они говорили наедине пару раз, и каждый раз разговор уходил в какие-то научные дебри. Да и сам Кирк сторонился Кэрол, по возможности избегая тесных контактов с ней. О чем было говорить, когда прошло двадцать лет? Разве только о Дэвиде, повзрослевшем сыне, мысль о котором не давала Кирку спокойно спать все последнее время.

– Привет, Кэрол.

– А, это ты, Джим, – голос женщины был спокойным и твердым, словно она не приняла ни капли спиртного. – Я думала о лаборатории, об ушедших друзьях, особенно...

– Ты проделала там фантастическую работу. Ты и Дэвид.

– Не только мы, но и вся команда. Я никогда еще не работала в таком талантливом коллективе. Мы понимали друг друга с полуслова, и каждый прислушивался к идеям коллег. Я просто исправно выполняла свою работу, а вот Вене, например, был мотором команды; а взять...

– Да, Спок высоко отзывался о каждом из них, – перебил Кирк и удивился, как легко он произнес имя погибшего друга.

– Вене был лишь одним из тех, кто, не раздумывая, подал бы руку попавшему в беду товарищу. Он был образцом выдержки и какого-то внутреннего спокойствия.

– К тому же они, кажется, увлеклись составлением компьютерных игр. Я слышал об этом от молодых кадетов.

– Да, компьютеры хорошо передразнивали нас. Особенно им удавалась имитация голоса Дэвида и лейтенанта Саавик.

– Кстати, они сейчас о чем-то беседуют. Может, подойдем к ним? – Кэрол покачала головой.

– Не надо им мешать.

– Дэвид, – неожиданно для себя лейтенант обратилась к молодому ученому, – какая цель у всей этой затеи?

Маркус ответил не сразу. Он долго искал нужные, точные слова.

– Это традиция. Как сказал доктор Маккой, это воспевание жизней ушедших людей.

– А не лучше ли воспевать жизнь человека еще при его жизни, а не после смерти?

– Кто может сказать, что лучше? – вопросом на вопрос ответил Дэвид.

– Можно воспевать кого угодно, но при жизни. Представьте, человек приходит на свое чествование, и никто вокруг не грустит. Разве в этом нет смысла?

"Не шутит ли она?" – пронеслось у Дэвида в голове.

– Дело в том, – неуверенно начал он, – что вчерашние похороны и сегодняшние поминки.., это не для погибших людей.

– Не понимаю.

– Они для тех, кто остался жить. Людям, я имею в виду землян, иногда необходимо выплескивать свои чувства, вернее, выражать их во время определенных ритуалов. Иначе отрицательные эмоции переполнят человека изнутри и могут разрушить его душу.

Для Саавик, полжизни учившейся контролировать свои эмоции, утверждения Дэвида показались довольно странными.

– Вы хотите сказать, что такие мероприятия полезны для здоровья?

– Именно так.

– Тогда скажи мне, почему же здесь все так несчастливы?

Дэвид опустил голову и ничего не ответил.

Двери в каюту Кэрол с шипением разъехались в стороны. Женщина продолжала молчать, а Кирк не мог подобрать нужных слов.

– Кэрол...

– Спокойной ночи, Джим.

– Но...

– Оставь меня в покое, – чуть повернув голову в сторону Кирка, спокойно ответила Кэрол.

– Я подумал, что...

– Что? Что ты можешь вот так запросто ворваться в мою жизнь после двадцатилетних скитаний и снова получить права, которые давно потерял?

– Все мои мысли были о тебе и Дэвиде.

– Ах, как мило! Надеешься растрогать меня? Ты считаешь, что после тебя ни один другой мужчина не может заинтересовать женщину? Ты думаешь, что все эти годы я сидела у окна и ждала, когда ты попрощаешься со своими звездами?

– Нет, конечно. Но... – Кирк осекся. Мысль, что у Кэрол мог быть кто-то еще, не приходила ему в голову. – Конечно, я так не думал. Но... Но нам было так хорошо вместе, а теперь мы одиноки...

– Одиноки?! – вырвался у Кэрол сдавленный крик.

Из глаз женщины выкатились две крупные слезинки.

– Кэрол, я не понимаю.

– Венс Мэдисон был моим возлюбленным!

– Я не знал, – тихо вымолвил Кирк.

– Знал бы, если бы хотел меня выслушать. Я пыталась рассказать тебе о нем. Мне хотелось говорить о Венсе с кем угодно, даже с тобой. Я хочу, чтобы люди помнили, что это был за человек. Он заслуживает вечной памяти. Он будет сниться мне каждую ночь. Я никогда не смогу забыть его ужасной смерти.

Кирк отшатнулся. Он ощутил почти физическую боль. Его заклятый враг, Хан Синг, уничтожил практически всех участников экспедиции, работавших над программой по "Генезису". В живых остались только Кэрол и Дэвид. Хан Синг убил пленников только за то, что они отказались выдать ему научные и военные секреты. Вскрыв сонную артерию Венса, Синг оставил умирать несчастного под хохот своих приспешников.

Кэрол переступила порог своей каюты, и Кирк остался наедине со своими невеселыми мыслями.

Смутившись, Дэвид коснулся своего виска и неожиданно улыбнулся. Казавшееся неуместным веселье молодого человека еще больше озадачило Саавик.

Взгляды собеседников встретились. Саавик впервые заметила, что у Дэвида поразительно голубые глаза. Она поднесла руку к лицу молодого человека, но тут же ее отдернула. А через мгновение Саавик ощутила на своей руке прикосновение пальцев Дэвида.

– Не знаю, что со мной, – признался Маркус, не в силах объяснить своего настроения.

– Многие годы я стремилась стать настоящим вулканцем.

– Знаю.

Дэвид был одним из немногих, с кем Саавик делилась своим прошлым. Хотя она и научилась контролировать собственные чувства, их сила и власть нередко все же повелевали ее рассудком.

– Но я вулканкой так и не стала. Наверное, и не стану. По крайней мере, такой, как Спок. Однажды он сказал мне... – Саавик изучающе посмотрела на Дэвида, – он сказал, что я уникальна в своем роде и у меня должен быть свой собственный путь.

– Прекрасный совет, который подходит для любого.

Саавик отдернула руку и выхватила у Дэвида рюмку. Поднеся ее к губам, она коснулась языком ликера. По лицу лейтенанта пробежала тень неудовольствия. Но через мгновение, к несказанному удивлению Дэвида, она запрокинула голову и одним глотком опорожнила рюмку.

– Дэвид, – поморщившись, произнесла Саавик, – ваши чувства ко мне тронули даже такого сухаря, как я. Неужели все это правда?

– Что именно?

– Ваше неравнодушие ко мне.

– Да, правда.

– И вы поможете мне в поисках моего собственного пути?

– Если смогу.

– Пойдемте в мою каюту, – неожиданно предложила Саавик.

– Прямо сейчас?!

Не дожидаясь ответа, Дэвид вновь взял Саавик за руку и повел к выходу из кают-компании.

Печально опустив голову, Кирк бесцельно бродил по коридорам "Энтерпрайза". Наконец он остановился у турболифта и решил возвратиться в кают-компанию.

– Привет! Вы все еще здесь, молодые люди? – отбросив всякую субординацию, обратился Кирк к своему сыну и Саавик.

– Привет... – неуверенно ответил Дэвид. Саавик равнодушно посмотрела на капитана и промолчала.

– Не пора ли вам спать, ребята? Завтра трудный день, – наставительно произнес Кирк и кивнул в сторону выхода. – Если бы я знал, что Скотт и Маккой устроят из поминок пирушку...

Молодые люди долго молчали.

Наконец Саавик согласилась:

– В самом деле. Полковник Спок не одобрил бы этой церемонии. Это пустое времяпрепровождение, нелогичное и нерациональное.

В голосе молодой женщины Кирк услышал нотки Спока. Он был знаком с вулканцем дольше, чем Саавик; но в последнее время она очень тесно работала со Споком, а Кирк погряз большей частью в административной бумажной работе.

– Возможно, вы и правы, – произнес капитан. – Но похороны и поминки не для ушедших людей, скорее, они важны для оставшихся в живых.

– Очень интересно, – заметила Саавик. – Вы почти слово в слово повторили то, что недавно сказал Дэвид. Однако я до сих пор не могу постичь смысла этой фразы.

– Это нелегко объяснить, лейтенант. И я понимаю, почему у вас никак не укладывается в голове, при чем тут память о Споке, когда все стараются лишь напиться. Я собирался подняться на наблюдательную палубу. Вы когда-нибудь бывали там? Дэвид, ты же никогда не видел нашу обсерваторию. Не желаешь пройтись вместе со мной?

– А я уже знакома с обсерваторией, – сообщила Саавик.

– Я не против посмотреть, – признался Дэвид, – но как-нибудь, в другой раз. Лейтенант Саавик хотела посмотреть кое-какую информацию на мостике.

Кирк внимательно взглянул на молодых людей. Саавик хотела что-то сказать, но передумала. На щеках Дэвида выступил румянец. Кирк поймал себя на мысли, что сейчас его присутствие около молодых людей – самая неуместная вещь.

– Понимаю. Важная работа. – повернувшись, он быстро направился к выходу. Саавик проводила капитана взглядом до самых дверей, а затем произнесла:

– На мостике нечего проверять.

– Я же должен был что-то сказать, – оправдывался Дэвид. – Я не собирался обсуждать с адмиралом наши отношения. Это не его дело.

– Но почему капитан не напомнил вам, что компьютер заметит любые изменения на корабле?

– Не знаю, – ответил Дэвид, хотя прекрасно знал ответ.

– Он давно уже не командует кораблем, – вздохнула Саавик. – Наверное, забыл.

– Возможно.

В каюте Саавик Дэвид долго привыкал к полумраку после ярко освещенного коридора. Комната лейтенанта была очень скромно обставлена: ничего, кроме стандартной мебели, предписанной инструкциями Звездного Флота. В каюте было достаточно тепло: старались бесшумные кондиционеры. Пахло еловой смолой.

Саавик молча стояла посередине комнаты, повернувшись к молодому человеку спиной.

– Саавик, – наконец освоившись, произнес Дэвид, – я хочу, чтобы вы знали... Наверное, я должен сказать вам об этом. Я успешно прошел все биологические тесты.

– Я тоже, – чуть слышно произнесла Саавик. – Раньше я относилась ко всему, что связано с репродуктивными возможностями человека, как к чему-то занятному. До этой минуты...

Голос Саавик дрожал. Дэвид физически ощутил волнение женщины. Сделав шаг, он обнял ее за плечи.

– Я многое повидала, была в различных уголках Галактики. И все время училась. Но теория и практика – разные вещи.

– Я знаю. Все хорошо, все будет хорошо. – Быстрым и легким движением Саавик распустила волосы, длинные, густые и темные, пахнущие молодостью и жизнью.

Джим Кирк добрался до палубы, где была расположена обсерватория. Открыв массивные экраны, он залюбовался неисчислимыми разноцветными звездами.

Кем бы ты ни был, хоть трижды адмиралом, а вид бесконечной Вселенной вдохновляет и завораживает. Есть только две вещи, на которые человек может смотреть часами, не отрывая взгляда: костер и звездное небо.

Внезапно притупилась боль от потери друга, забылись обидные слова Кэрол, показалась забавным курьезом беседа с молодыми людьми... Сейчас была лишь звездная бесконечность, необъятная Вселенная.

Белое горячее солнце Регула-Один пожелтело из-за огромной скорости удаляющегося "Энтерпрайза". В общем-то, это обычная рядовая звезда, окруженная едва заметным туманным пятнышком, бывшим некогда планетарной Туманностью Мутара. Совсем недавно странное поле вокруг Регула разорвало туманность в клочья, расщепив ее даже не до атомов, а до совершенно неизученных субэлементарных частиц, которые Венс Мэдисон и его коллега Дэл Марч назвали "микробами".

Хан Синг, используя волновое поле планеты, чуть было не угробил всю миссию Джима Кирка. Враг приложил усилия, и что-то пришло в движение. Но что? Даже Кэрол ничего не может объяснить. Уплотнения и сгустки энергии в поле планеты проникли сквозь все материи. Но что вызывает их? Совершенно очевидно, что генератор волн находится на самой планете, и без ее посещения сейчас невозможно понять их природу.

Кирк знал, что не успокоится, пока не приоткроет завесу над этой тайной, хотя бы в память о своих погибших товарищах. Первым делом надо вернуться на Землю и решить все организационные вопросы. А пока.., пока вся команда должна утром собраться с мыслями и забыть о похмелье.

Пробыв в обсерватории больше часа, Кирк решил вернуться в кают-компанию и прикрыть пирушку.

Жар, исходящий от горячего тела Саавик, клонил Дэвида ко сну. Вулканцы, а возможно, и ромуланцы имели температуру тела, превышающую человеческую на несколько градусов.

– Какой же ты холодный, Дэвид, – шутя проворчала Саавик.

– Должно быть, ты медиум, – зевнул молодой Маркус.

– Чуть-чуть, – вполне серьезно ответила Саавик. – Все вулканцы и ромуланцы в какой-то степени экстрасенсы. Но почему ты это сказал?

– Ты очень горячая, и от тебя постоянно исходят какие-то волны.

Неожиданно Саавик крепко обняла Дэвида. Ее распущенные волосы упали на лицо и плечи молодого человека, и его нежные объятия не заставили себя долго ждать.

Жизнь Саавик началась среди ромуланцев, а затем ее воспитателями стали вулканцы, чьи традиции не одобряют проявлений нежности и страсти. Поэтому сначала Саавик держалась довольно сдержанно и холодно, но объятия Дэвида заставили ее забыть все условности, и она повергла молодого человека в изумление своими горячими ласками и поцелуями.

Неожиданно Саавик отстранилась от Дэвида, словно устыдившись своего порыва. Такой поворот событий несколько смутил молодого человека. Придвинувшись к Саавик, Дэвид нежно провел пальцем по ее плечу. Ни с кем ему еще не было так хорошо, как с этой странной и своенравной женщиной.

Вдруг Дэвид ощутил под пальцами странные шрамы, которые образовывали на теле Саавик некий рисунок.

– Откуда это у тебя? – спросил он. Саавик долго не отвечала, и Дэвид стал корить себя за неуместный и нетактичный вопрос.

– Извини, – прошептал он. – Идиотское любопытство. Конечно же, это не мое дело.

Заметив терзания Дэвида, Саавик ласково коснулась его щеки и спокойно произнесла:

– Это фамильный ромуланский знак. Фамильный знак!

Саавик рассказала, что никогда не знала, кто именно из ее родителей ромуланец, а кто вулканец.

– Значит, ты еще можешь разыскать свою семью?

– Дэвид, – в голосе Саавик появились иронические нотки, – с какой стати я должна искать своих ромуланских предков?

"Быть может, какой-нибудь ромуланец породил ее, чтобы продемонстрировать превосходство своей расы над супругой-вулканкой, которая, вполне возможно, была его наложницей", – подумал Дэвид и признался:

– Я никогда не слышал о фамильных знаках.

– Это неудивительно. Вся информация о предках передается только устно. В Ромуланской империи любые записи, портреты или голограммы, которые рассказывают о предках, караются законом.

– Почему же ты не стерла знаки, если это так опасно? В качестве напоминания?

– Я не хочу забывать о том времени, как не хочу забыть о мистере Споке. Я живу этими воспоминаниями, даже если они очень горьки. Кроме того, знак еще может пригодиться.

– Для чего? – окончательно проснулся Дэвид.

– Случись мне встретить своего ромуланского родителя, знак будет абсолютным доказательством нашего родства.

– Но ты же не хочешь знать ни о ком из своих родителей.

– Фамильный знак позволит потребовать определенные права, – объяснила Саавик. – Я бы не упустила случая вызвать кого-нибудь из своей семьи по ромуланской линии на смертельную дуэль.

– Дуэль?!

– Да. Как еще я могу отомстить за свое исковерканное детство, за родителя-вулканца, несомненно, погибшего при моем рождении?

Дэвид лежал, боясь шевельнуться, поражаясь глубине ненависти своей подруги.

– Никогда не думал, что вулканцы так мстительны. Значит, око за око?

– Но я не чистокровная вулканка.

– А не легче и не безопаснее.., не знаю.., например, потребовать от ромуланцев компенсацию за моральный ущерб? – спросил Дэвид и сам удивился своей наивности.

– Не говори ерунды. Кто, где и когда будет этим заниматься? Какой суд примет это дело? Истец есть, но где искать ответчика? Кто он? Некий ромуланец без адреса и имени? – Саавик громко рассмеялась. – Цивилизованный ты мой! Прав был мистер Спок: я должна идти своим путем.

Дэвид почувствовал себя уязвленным и убрал ладонь с горячего тела Саавик.

– Не принимай все так близко к сердцу, – женщина нежно погладила Дэвида по гладкой щеке. – Вряд ли я нарушу покой Ромуланской империи в поисках своего родителя. К тому же вероятность такой встречи слишком ничтожна.

– Догадываюсь, – воспрянул духом Дэвид. – Федерация находится с Ромуланской империей в отношениях "ни войны, ни мира". Какие уж тут судебные иски!

Саавик положила руку Дэвида на шрамы, покрывающие ее плечо.

– Приятно, когда ты дотрагиваешься холодной рукой.

– Скажи, Саавик, а ты уже родилась с этим знаком, или это татуировка?

– Это выжженное клеймо.

– Клеймо?!

– Его выжигают сразу же после рождения.

– Боже, какая ужасная пытка для младенца! Хорошо, что ты не помнишь об этом.

– Почему ты думаешь, что я не помню?

– Ты хочешь сказать, что помнишь первые часы своей жизни? – не поверил Дэвид.

– Конечно. Белый отблеск раскаленного металла и пронзительная боль... Я никогда не забуду этих минут, – Саавик посмотрела Дэвиду в глаза. – А ты.., ты разве не помнишь своего рождения?

– О чем ты говоришь... Я не помню себя даже в трехлетнем возрасте. Да и никто не помнит.

– Совсем наоборот, Дэвид., – убеждала Саавик. – Многие помнят момент своего рождения. Может, это у вас, у людей...

– Да, извини... Я все забываю, что ты...

– Ничего страшного. Я всегда радуюсь, когда узнаю что-нибудь новое о психологии различных разумных существ. Как раз в последние часы я наблюдала за поведением членов команды, в том числе и за тобой.

Из груди изумленного Дэвида вырвался нечленораздельный звук.

– Да, не удивляйся, – продолжала Саавик. – Мои наблюдения кажутся мне поучительными.

– Значит, я для тебя просто объект для эксперимента? – разочарованно произнес Дэвид, понимая, что его собственное влечение к молодой женщине не только физическое. Его чувства были глубже и сильнее.

– Да, ты мне интересен и с этой стороны, – ровным и жестким тоном заявила Саавик. – Но гораздо в меньшей степени, чем с других. Я благодарна тебе, что ты помог мне понять саму себя, что у меня есть способности и чувства, в существовании которых я сомневалась.

– Способности?! Например, способность любить?

– Я... Мне.., я бы не набралась смелости сделать такое заявление. Я даже не понимаю, о чем ты говоришь, – голос Саавик стал сердитым и колючим. – Этому чувству еще никто не дал вразумительного объяснения.

– И никогда не дадут, – тихо рассмеялся Дэвид.

– В самом деле? Я пока не встречала достойного определения любви, но это совсем не значит, что его вообще нет. Может, я буду первой, кому поддастся этот орешек.

– Любовь нельзя подогнать под математическую формулу, – поддразнил Дэвид.

– Прежде всего нужны наблюдения и эксперименты.

– Эксперименты!.. – расхохотался Дэвид. Его вдруг охватил приступ безудержного веселья.

– Конечно. И мы, без сомнения, смогли бы их произвести на бумаге.

– Саавик... – сквозь смех выдавил из себя Дэвид.

– Я уже слышала некоторые рассуждения. Не знаю только, много ли в них истины.

– Ладно, – смирился Дэвид. – Что это за рассуждения?

– Например, что ромуланцы ненасытны в любви. Не хочешь ли проверить эту гипотезу на себе? Ты уже должен был понять, что все это правда с точностью наоборот, – Саавик приподнялась на локте и заглянула Дэвиду в глаза.

Молодого человека вновь обуял смех. С такой странной и своеобразной женщиной он еще никогда не встречался. Приняв вызов, Дэвид коснулся лица Саавик, ласково провел по ее щеке и нежно очертил пальцем контуры ее губ. Глаза женщины светились даже в темноте. "Способности и чувства..." Дэвиду хотелось смеяться. Не переставая удивляться, он решил, что такого чувства юмора, как у этой леди, не сыскать во всей Галактике.

– Ты меня убедила. Я не против проверить мифы всех народов Вселенной на практике, прямо здесь и сейчас, – Дэвиду тоже было не чуждо чувство юмора.

Джеймс Кирк вновь оказался в кают-компании. Поминки продолжались. Кадеты стояли по одному и группами, ведя себя довольно тихо. В воздухе царила подавленность. И лишь старшие офицеры чувствовали себя немного раскованнее.

Скотт, где-то оставивший свою рюмку, держал сейчас в руках целую бутылку и что-то горячо объяснял молодому стажеру. Маккой возлежал в кресле, издавая свистящие рулады.

Кирк подошел к маленькой группе кадетов.

– Думаю, джентльмены, пора расходиться по каютам.

– Есть, сэр, – отозвался один из кадетов, он виновато улыбнулся, но тут же спрятал свою улыбку.

Это была первая улыбка, которую Кирк увидел за целый день.

Вскоре все кадеты без препирательств выполнили приказ адмирала. Более трезвые под руки увели своих пьяных товарищей. Остался лишь тот стажер, который внимательно выслушивал наставления Скотта. Завидев приближение адмирала, кадет побледнел и испуганно заморгал.

– Скотти... – осуждающе произнес Кирк, обращаясь к бортинженеру.

– Да, капитан, жизнь иногда не имеет никакого смысла. Я только что говорил кадету Гренни, что все в жизни относительно...

– Мистер Скотт...

– И не надо отрицать этого. Парень, кажется, настоящий мужчина. Из него выйдет толк.

Стажер переминался с ноги на ногу, не зная, как себя вести в данной ситуации.

– Полковник Скотт!.. – Кирк повысил голой.

– Да, сэр! Что-нибудь не так, адмирал? Почему вы так взволнованы?

– Взволнован? С чего вы взяли, что я взволнован? Вы свободны, кадет.

– Есть, сэр.

Через пару секунд стажера уже не было в кают-компании.

– Мистер Скотт, завтра мне нужна трезвая и выспавшаяся команда. Ступайте в свою каюту.

– Какой у меня был племянник, мистер Кирк... Давайте споем песню в его память. Вы знаете "Дэнни Бой"?

– Это приказ, мистер Скотт.

– Да, сэр, – главный инженер стал напевать нехитрую песенку:

– О Дэнни Бой, ты слышишь трубы? Те трубы, что зовут в дорогу?..

– Мистер Скотт! – рявкнул Кирк. Инженер замолчал и посмотрел на капитана полными слез глазами, в которых застыла боль. Кирк смягчился:

– Скотти, идите, пожалуйста, спать. Завтра очень трудный день.

– Прошу прощения, сэр. Конечно, сэр. – Скотт оглянулся, словно что-то искал. Кирку показалось, что инженер вдруг постарел лет на десять. Опустив голову, Скотт нетвердой походкой направился к выходу.

В кают-компании остался один лишь Маккой. Присев перед креслом, Кирк толкнул своего друга в плечо.

– Боунз, проснись, Боунз...

Издав чавкающий звук, Маккой сменил позу и вновь захрапел.

– Давай-ка, старина.

Кирк поднял доктора на ноги и крепко обхватил рукой, намереваясь довести его до каюты. Но Маккой, едва стоя на ногах, навалился на капитана всем телом и грязно выругался.

– Что?!

Обидевшись, Кирк стал трясти доктора. Неожиданно Маккой вытянулся в струнку, на мгновение вытаращил на капитана глаза и вновь повалился в кресло.

– Доведешь ты меня когда-нибудь, Боунз, – качая головой, проворчал Кирк.