"Великий Эллипс" - читать интересную книгу автора (Волски Пола)

IV

«Карвайз» прибывал в порт назначения около полудня, и Лизелл стояла на палубе вместе с остальными «эллипсоидами», как участники гонок себя окрестили. Все с нетерпением стремились взглянуть на легендарную Ланти Уму.

И она показалась прямо по курсу парохода, поднимаясь из морских вод, как роскошная королева куртизанок из своей ванны — уже не молодая, но все еще прекрасная. В глаза бросились фантастические до бесстыдства башни и жемчужно-белые купола, сверкающие мосты и арки, шпили, возвышающиеся над сказочной красоты дворцами, бессчетное число лодок и барж. Общая картина великолепия и радужное многообразие красок путали мысли и ослепляли глаза.

Лизелл наслаждалась зрелищем, подставляя лицо мягкому, чуть влажному ветерку, вольно играющему на просторах гавани. Ее дух парил далеко в поднебесье, именно за эти воспарения она полюбила путешествия, несмотря на все неудобства и трудности, которые приходилось переживать и преодолевать на пути.

Упавшая на нее тень заставила Лизелл обернуться — подошел и встал рядом Гирайз. Он внимательно посмотрел на приближающийся город, в его темных глазах засветилось явное удовольствие. Он снова стал молодым, вопреки седым вискам, и в этот момент боль кольнула ее, возвращая в прошлое, и она вспомнила, почему ей тогда безумно хотелось навсегда связать свою жизнь с ним. Ей захотелось прикоснуться к нему, но она подавила импульс.

Будто прочитав ее мысли, он повернул голову и посмотрел на нее, она тут же опустила взгляд, испугавшись, что он может прочитать ее тайну по глазам. Ну уж этому не бывать. Она заставила себя твердо выдержать его взор и спросила с деланым равнодушием:

— Ну, что скажешь обо всем этом?

— Великолепное зрелище, — ответил он, улыбаясь. — Причудливый сон, застывший в форме кристалла.

Да, дела совсем плохи. Она-то ждала фразу в его духе — воодушевление в рамках формального приличия с долей сарказма, но его слова выражали искреннюю теплоту, от которой у нее внутри все растаяло и возродило в ней девятнадцатилетнюю девчонку, и даже сейчас, шесть лет спустя, это тепло заставило трепетать ее сердце.

Вспомни обо всех стычках и ссорах, приказала она себе. Вспомни все гадости, что он тебе сказал!

— Все это кажется еще прекраснее, потому что рядом ты, — Гирайз произнес это так легко, что можно было подумать, что он шутит.

Мы могли бы быть рядом всегда, тогда весь миром казался бы великолепным, подумала она, и мысль отозвалась болью в душе, но она тут же разозлилась на себя. Он ведь мог просто разыгрывать ее, чтобы оставить в дураках. Нет, это у него не пройдет. Едкая реплика готова была сорваться с ее губ, но застряла, как только она взглянула ему в глаза.

— Зрелище прекрасно само по себе, и мое присутствие на него не влияет, — ответила Лизелл, найдя спасение в спокойном достоинстве. — Боюсь, что я должна лишить тебя своего присутствия, поскольку мне нужно еще уложить вещи. Пароход вот-вот причалит.

«Карвайз» причалил, и пассажиры вышли на берег. С чемоданчиком в руке Лизелл поспешила к отделению таможенного контроля. По дороге она заметила, что достаточно большая часть причала была оцеплена стоявшими как глыбы грейслендскими солдатами. За их спинами виднелась яма, огромные размеры которой просто ошарашили ее. Яма была свежая, с острыми обгоревшими краями.

Ей хотелось остановиться и расспросить подробно, что здесь произошло и происходит, но она заставила себя пройти мимо. На это нет времени.

Здание таможни пестрело радужными красками в сугубо лантийском стиле: выкрашенное снаружи в три разных цвета и с блестящей зеленой черепицей на крыше. Она вошла внутрь и заняла очередь, в которой уже стояло несколько «эллипсоидов». Но она не заметила ни Гирайза, ни Каслера. Бросилось в глаза шумное присутствие близнецов Фестинетти. Очередь медленно ползла к низкой стойке в конце комнаты. Наконец-то Лизелл приблизилась к ней и предъявила сидевшему за стойкой с постной физиономией таможеннику свой паспорт и багаж. Он, едва взглянув на содержимое ее сумки, поставил штамп в паспорт и большим пальцем руки сделал знак, чтобы она проходила.

Готово. Еще один штамп в ее паспорте, знак еще одной страны, охваченной Вечным Огнем империи, но все же существующей, вопреки этим «огненным» тискам. Как бы то ни было, далее маршрут Великого Эллипса вел в Аэннорве, куда еще нога грейслендских солдат не ступала. Пока не ступала.

Первое, что надо сделать сейчас — купить билет в Эшно, большой портовый город, самую конечную юго-западную точку Аэннорве. Министерство иностранных дел забронировало ей место на лантийском пассажирском лайнере «Девять островов», но он ушел вчера во второй половине дня. Ничего страшного, ей нужно только отыскать на пристани агента этого лайнера, и он, конечно же, обменяет ей билет. Или, может, лучше поспрашивать в других агентствах билет на любой ближайший пароход в восточном направлении?!

Мозг работал четко, она покинула таможню и снова оказалась на пристани, залитой солнечным светом. Остановилась и огляделась. Пристань успела измениться. Плотная кучка людей, суетившаяся вокруг ямы, которую она заметила ранее, теперь со всех сторон обросла многочисленной толпой, состоявшей из молодых и старых, мужчин и женщин, богатых и бедных. Несмотря на такую внешнюю неоднородность толпы, ее объединяло нервное напряжение и ропот возмущения. Причина недовольства лежала на поверхности: территория запружена грейслендскими солдатами, пройти невозможно, а причина происходящего по-прежнему остается неизвестной.

Лизелл вытянулась на цыпочках, стараясь хоть что-нибудь увидеть поверх сотни голов. Бесполезно. Сосредоточенная суета вокруг ямы, недовольное жужжание взволнованной толпы, усмиряющая сила грейслендских солдат — вот все, что ей удалось рассмотреть.

— Что там случилось? — спросила она у стоявшей рядом женщины неопределенного возраста, возможно, жены какого-нибудь капитана. Забывшись, она заговорила на родном языке, за что была удостоена крайне удивленного взгляда. В первую секунду она подумала, что ее слова прозвучали непонятно для окружающих, но ей ответили на приличном вонарском, хотя и с очень сильным лантийским акцентом:

— Они топят Сезини.

— А что такое сезини?

— Его превосходительство Периф Нин Сезини, Мастер Выбора. Грейслендцы сейчас его топят.

— Что? Вы хотите сказать, что тут казнь? Публичная? И прямо сейчас ?

Еще один из стоявших рядом кивнул.

— А какое преступление он совершил?

— Преступление? — лантийка поджала губы, давая понять тем самым, что она не намерена быть такой неосмотрительной. Одержав свою маленькую победу, она, соблюдая осторожность, ответила: — Грейслендцы обвиняют сопротивление во взрыве, который произошел здесь вчера утром. Они не знают, кто привел в действие бомбу, но они знают, что просвещенные Выбора поддерживают сопротивление. Так что грейслендцы делают то, что они в растерянности могут сделать — топят его превосходительство Сезини здесь же, на месте, преступления. Такова их месть всем в назидание.

— Та большая яма появилась в результате взрыва бомбы лантийского сопротивления?

— Так говорят грейслендцы. Но… — лантийка поймала на себе чей-то пронзительный взгляд и, понизив голос, продолжала, — я скажу вам, каждому скажу, что это не дело рук сопротивления. Эти лантийские патриоты — вы понимаете меня, я хотела сказать, эти преступники — не ведут войну со своими. Взрыв повредил пристань, уничтожил зарку, которая участвовала в гонках, вместе с ее автомобилем, этот же взрыв убил несколько добропорядочных лантийцев. Люди из сопротивления не опускаются до такого.

— Шетт Уразоул? Она погибла? Вы говорите, что Шетт Уразоул была убита вчера, а ее коляска уничтожена?

— Да. И не только она, погибло много лантийцев. Я не думаю, что это сделало сопротивление. Но грейслендцы должны раскрыть преступление и наказать виновного, потому что они правители, они все знают, они всесильные. Вы понимаете меня? Вот поэтому сейчас они топят его превосходительство Сезини, и, конечно же, всем нам этот урок пойдет на пользу.

— Если ее убили не члены сопротивления, то кто же тогда?

— Какое это имеет значение? Лантийцы этого не делали. Может быть, за этим стоят соперники этой Уразоул. Эта северянка сама во всем виновата, вообразила себя великой, вот и накликала беду на свою голову, а мы, лантийцы, должны платить за ее глупость. Я думаю, ей надо было сидеть дома, праведная жизнь спасла бы ее, а где сейчас эта великая женщина?

— Вы точно уверены, что Шетт Уразоул мертва? — Вопрос казался явно риторическим, и Лизелл продолжила: — А что его превосходительство Нин Сезини? У грейслендцев есть веские доказательства его вины?

— Вы меня не понимаете, — ответила лантийка с ноткой нетерпения в голосе. — Им не нужны доказательства. Их совершенно не волнует, причастен к этому взрыву его превосходительство Сезини или нет. Это все — как вы это называете — забавы. Шуточки. Грейслендцам нужно довести до сведения каждого, что за любое преступление против Империи наказание должно пасть на головы лантийцев. Вот это они нам сейчас и демонстрируют.

— Но Мастер Выбора — довольно значительная персона, человек, облеченный определенной властью. Грейслендцы не боятся силы Познания этого Просвещенного?

— Да вы смотрите, — посоветовал Лизелл другой человек, — и увидите, сильно ли они боятся.

Легче сказать, чем сделать. Люди в толпе стояли плотно, и ей ничего не было видно. В любом случае зрелище публичной казни вряд ли доставило бы ей удовольствие. Из всех отвратительных, варварских анахронизмов, присущих грейслендцам…

Какая-нибудь пара недель — и сцены, подобные этой, могут произойти в Вонаре.

Лизелл начала пробираться к билетным агентствам, сгрудившимся в дальнем конце пристани, но плотная стена людей свела результат ее усилий к минимуму. Несколько отчаянно грубых попыток проложить себе дорогу ни к чему не привели, пара локтей ответила ей взаимно любезными толчками и совсем сбили ее с направления. Очень скоро ее, запыхавшуюся и растрепанную, втиснули в нишу, образованную штабелями деревянными ящиками. Пути дальше не было, пока не…

Она подняла глаза. Огромная пирамида из ящиков напоминала рукотворную открытую трибуну, на которой расположилось несколько наблюдающих. Казалось, забраться наверх не составляет труда. С сумкой в руке она начала восхождение, проворно карабкаясь с ящика на ящик, не заботясь о том, что ее нижнее белье и верхняя кромка чулок стали доступны глазам любопытных. С четвертого яруса ящиков, куда она взобралась, открылась полная картина. Она не собиралась здесь задерживаться, просто остановилась ненадолго без всякой задней мысли, совсем не желая быть прикованной к сцене, разыгрываемой на пристани вокруг свежей ямы с острыми обгоревшими краями.

Грейслендцы очистили периметр, оттеснив толпу подальше от ямы, и теперь там остались только одетые в серую форму фигуры и осужденный, по всей вероятности, обреченный его превосходительство Сезини. Она не поняла, откуда и когда он появился, но ее переполнило острое сострадание при виде пожилого седовласого мужчины, обмотанного тяжелыми цепями, и праздным мыслям больше не осталось места. Несмотря на кандалы, его превосходительство Сезини производил незабываемое впечатление: высокий, с гордой осанкой, одетый в традиционное черное платье лантийских Просвещенных. Руки его были связаны за спиной, во рту большой кляп. Лицо было опухшим, с кровоподтеками.

Толпа глухо зарокотала, и грейслендские солдаты заметно напряглись.

Они били пожилого человека, эти грейслендские свиньи. И зачем этот кляп? Что он может сказать? Она неожиданно вспомнила, что прочитала в одном из старых текстов: магическое Познание Просвещенных Ланти Умы имеет вербальную природу и зависит от слов, в которые его облекают. Кляп подавлял сверхъестественную силу его превосходительства Сезини.

Грубый грейслендский офицер в серой форме с нашивками подкомандира второго класса, плохо выговаривая лантийские слова, громко начал читал приказ о казни. Толпа слушала со сверхъестественным вниманием. Лизелл, которая пообещала себе не задерживаться здесь, застыла как парализованная, не в силах отвести глаз от лица приговоренного Просвещенного. Расстояние и кляп не позволяли ей рассмотреть выражение его лица, но она видела, что престарелый Сезини держался с высоко поднятой головой.

Подкомандир закончил чтение приказа. Без промедления пара его подчиненных сделала шаг вперед, схватила приговоренного и без лишних церемоний швырнула его в яму. Толпа в испуге затаила дыхание, и в наступившей тишине раздался плеск воды от падения его превосходительства Перифа Нина Сезини, тяжелые цепи которого тут же утянули его на дно.

Если он и сопротивлялся, то эти попытки остались невидимыми. Лучи яркого солнечного света играли на спокойной глади воды. Казалось, что ничего и не произошло здесь.

Профессионализм, с которым совершили казнь, казалось, оскорбил гордость присутствующих на пристани лантийцев и вызвал гул горького негодования. Гул перерос в беспорядочные враждебные выкрики, всколыхнувшие толпу, отчетливо послышалось дерзкое оскорбление:

Грейслендские недоноски!

Гудящая толпа подхватила слова. Пущенная кем-то ракета едва не задела голову подкомандира второго класса. Мгновенно грейслендцы стали плотной стеной и вскинули винтовки. Крики и неистовство толпы нарастали. Уже полетели камни, пустые бутылки и какой-то мусор, подобранный прямо с пристани. Подкомандир отдал приказ, и солдаты открыли огонь по толпе, целясь в самую гущу.

Лизелл услышала, как в воздухе засвистели пули. Ее ближайший сосед — бедно одетый розовощекий подросток, которому на вид было не более тринадцати-четырнадцати, вскрикнул, схватился за грудь, слетев со всего места, кубарем покатился через все ярусы сложенных штабелями ящиков вниз и глухо ударился о землю. Еще четыре или пять человек, стоявших в непосредственной близости от нее, также попадали, зажимая руками раны, кто с пронзительными криками, кто хрипя.

Она посмотрела, нет ли на ее платье пятен крови. Нет. Ее не задело. Но как долго она будет неуязвимой? Грейслендские солдаты, известные своей ненавистью к иноземцам, уже перезаряжали свои ружья. Толпа вокруг клокотала: раненые кричали, остальные пытались спастись бегством. Она принадлежала ко второй категории.

Но куда бежать? Голова соображал туго.

Билет. Ей нужно купить билет до Аэннорве. Это первое, что пришло ей в голову.

Но как пробраться к билетным кассам?

Пристань кишит воющими людьми, вряд ли ей хватит сил пробиться сквозь эту толчею. Как оказалось, лантийцы — по крайней мере, часть из них — совсем потеряли рассудок. Вместо того чтобы благоразумно и осторожно исчезнуть, пока есть возможность, они продолжали умышленно провоцировать грейслендских солдат, забрасывая их мусором и грязью, поливая бранью и в бессилии потрясая в воздухе кулаками.

Грейслендский подкомандир отдавал приказы, и солдаты открывали огонь; снова послышались крики раненых. Лизелл сползла со своего насеста и исчезла в толпе, как исчез в водах гавани его превосходительство Нин Сезини. Она перестала быть мишенью, мозолящей глаза, но, покинув свой наблюдательный пункт, оказалась зажатой многочисленными телами, которые не могли двигаться, видеть, а некоторые и дышать. Незнакомые люди сжимали ее со всех сторон, чей-то локоть ударил ее под ребро, а крики обезумевшей толпы оглушали.

Она услышала треск ружейного залпа и последовавший за ним не то свист, не то вой сирены. В течение нескольких бесконечно тянущихся секунд все казалось сплошным безумием, состоящим из давки и воплей. И в тот момент, когда она почувствовала, что вот-вот задохнется, волна пробежала по сдавливающей ее толпе. Давление чуть ослабло, она ощутила движение вокруг себя, которое увлекало в свой круговорот и ее. Человеческий поток нес ее, и она не могла сопротивляться ему, если бы даже хотела и пыталась. Она понятия не имела, куда ее несет, в каком направлении, и воющий рев толпы ничуть не ослабевал.

Поток набирал скорость, толпа немного поредела, и она могла нормально дышать и даже видеть. Наконец-то. Пристань была устлана телами лантийцев, ей трудно было определить, ранены они или мертвы и сколько их, поскольку толпа продолжала куда-то неумолимо нести ее. Новый залп — и новый всплеск паники. От сильного толчка сзади Лизелл налетела на своего ближайшего соседа, который с такой же силой отшвырнул ее назад. Она зашаталась, но удержалась на ногах. Упади она под ноги бегущей в панике толпы, ей бы уже не подняться.

Люди неслись все с большей скоростью. Она оглянулась через плечо назад и увидела, что солдаты выстроились в шеренгу поперек пристани, оттесняя толпу от места экзекуции. Те люди, которые неблагоразумно пытались сопротивляться, расстреливались или закалывались штыками десятками. Тех, кто не мог устоять на ногах, просто затаптывали.

Убийцы. Варвары. Даже в таком плотном хаосе человеческих тел она не отважилась громко ругать грейслендцев. Как быстро с человеком сживается страх, но какими профессионалами должны быть при этом учителя.

Толпа, как стадо, неслась по пристани, подстегиваемая пулями, свистящими прямо над головой, и стаккато команд грейслендских пастухов. Справа приглашающе замаячил узкий проход между двумя складами, и толпа устремилась в расщелину.

Лизелл выплеснуло с пристани, и она рванула вперед по каким-то безымянным маленьким улочкам. Она бежала; дорога под ногами начала расширятся и, разветвившись, превратившись в небольшую рыночную площадь, затем раскололась перекрестком, зазеленела общественным парком и вновь сузилась, змейкой заструившись вдоль одного из бесчисленных каналов. Там, где дорога разветвлялась, бегущая толпа ручейками растекалась по новым руслам, редея, и наконец исчезла. Вместе с ней исчезли ужас и ярость, потоком раскаленной лавы окатывающие улицы. Лизелл шла одна вдоль канала, наслаждаясь чудесным покоем и тишиной.

Она на секунду остановилась. Неподалеку цветущее дерево бросало тень на городскую скамейку, к счастью, никем не занятую. Она подошла и села и впервые осознала, что только сейчас ослабила смертельную хватку, с которой держала свою сумку, где были ее паспорт, одежда и деньги. Вопреки той сумятице, что царила в ее голове, где-то осталась маленькая клеточка мозга, сохранившая здравый смысл? Она поставила сумку рядом с собой на скамейку и заметила, что у нее дрожат руки. Сердце колотилось, сотни иголок впились в легкие, и она никак не могла вдохнуть, ей мешал корсет, безжалостно стискивающий ее, как стальной кожух. Как нелепо, что женщины обрекают себя на такие пытки, нелепо и физически невыносимо. Случись ей стоять у истоков, она бы, естественно, взбунтовалась, но сейчас не время идти войной на портных, сейчас, когда голова плывет, а перед глазами туман и она готова вот-вот упасть в обморок. Какой абсурд, она никогда не падала в обморок, у нее был не тот склад характера, и все же мир вокруг странным образом расплывался и казался каким-то далеким. Может быть, это не так уж плохо — закрыть глаза на секунду-другую…

Она склонила голову на упирающуюся в подлокотник скамейки руку, позволила себе прикрыть глаза и глубоко вдохнула весенний воздух. Головокружение скоро улеглось, но закрывать глаза было ошибкой, так как только что пережитое страшными картинками вспыхивало в сознании. Снова она отчетливо увидела, как пожилой человек исчез в водах гавани, увидела серые фигуры солдат, палящих в толпу, услышала залпы грейслендских ружей, услышала крики боли и ужаса, увидела раненых и мертвые тела, почувствовала запах крови и животного страха. Лицо стало влажным от холодного пота и горячих слез. Плечи затряслись. Сейчас она разрыдается. Нет, еще одной слабости она себе позволить не может. Спасение она нашла в злости.

Эти грейслендцы — самые мерзкие твари в мире, на фоне этих зверей наивные дикари Бомирских островов кажутся нежными младенцами. Жестокие убийцы, не знающие ни сожаления, ни пощады — самые отвратительные представители рода человеческого. Сегодня она научилась ненавидеть их по-настоящему.

— Мисс Дивер, вам плохо?

К ней обратились на вонарском. Голос принадлежал иностранцу, но в нем было сострадание и что-то до боли знакомое. Она подняла голову и зажмурилась — солнце, отразившись в ее слезинке, ослепило. За краткую долю секунды до ослепления она смогла рассмотреть только расплывающуюся высокую фигуру, увенчанную золотым ореолом. Вытерев глаза тыльной стороной руки, она неуверенно побормотала:

— Каслер?

Он чуть изменился в лице, и она недоумевала — то, что она назвала его по имени, удивило или обидело его. Конечно же, Судья выразил бы сожаление по поводу такого пренебрежения правилами этикета, но имя вырвалось непроизвольно, и извиняться за это — значит вконец все испортить.

Наверное, она не права, подумав, что вызвала у него досаду, так как в его взгляде появилось еще больше сострадания, и он повторил вопрос, но уже в утвердительно форме;

— Вам плохо. Позвольте помочь вам.

— Нет, спасибо, — ответила Лизелл, разрываясь между благодарностью за его доброту и ненавистью к его серой военной форме. — Со мной все в порядке, правда.

— Думаю, что нет, — он пристально смотрел на нее. — Вы быстро придете в себя, но сейчас вам не надо оставаться одной.

Ей нечего было ответить на это. Ей действительно не хотелось оставаться одной в полуобморочном состоянии на скамейке, в незнакомом ей городе. С другой стороны, ей едва ли доставит удовольствие находиться в обществе грейслендского офицера, хотя ей так хотелось сделать для него исключение. Но к чему эти ее теоретизирования, он явно не собирается оставлять ее.

— У вас есть с собой нюхательная соль?

— Нет. Мне и в голову не могло прийти, что она мне понадобится. Я не склонна к нервным расстройствам.

— Нервным расстройствам? Я недостаточно хорошо владею вонарским, но думаю, что я вас понял правильно. Но сегодня у вас нервное расстройство, и на то есть причины. — Его взгляд сделался настолько проницательным, что казалось — он хочет прочитать ее мысли. — Как раз в тот момент, когда мы с грандлендлордом покидали причал, там возник бунт. Вы попали в эту сумятицу? Наверное, была применена грубая сила, и все испугались?

— Да, — подняв голову, она посмотрела ему прямо в глаза, — там были ваши соотечественники, они утопили пожилого гражданского человека.

— Я слышал, это был осужденный диверсант. Подобного рода террористы убивают ни в чем не повинных людей, и их ликвидация — как может показаться, жестокая — в конечном счете, спасает жизнь многим мирным гражданам.

— Возможно. Но те, кто там был, видели в нем невинную жертву. И когда они попробовали возразить, солдаты начали стрелять в людей.

— Насколько я понял, мои соотечественники были атакованы вооруженной толпой. Если это так, то их долг был защищаться. Я не хочу уменьшать важность происшедшего события и трагедию, которую оно повлекло за собой. Но совершенно очевидно, что у солдат не было выбора.

— Лантийцы были вооружены булыжниками и мусором, что валялся под ногами, и больше ничем.

— Сообщалось, что у многих было оружие.

— Сообщалось?

— Да, новость распространилась по городу в считанные минуты.

— Но ведь вас там не было, чтобы видеть все своими глазами?

— Не было.

— Как вам удалось всего этого избежать, главнокомандующий?

— Минуту назад вы еще помнили, как меня зовут.

Она не могла не улыбнуться его ответу. Интересно, у какой женщины хватит сил на улыбку в таких ситуациях? Судья непременно поставил бы ей на вид. Притворившись, что она не услышала его последней фразы, Лизелл продолжала:

— Я не понимаю, как вам удалось так быстро покинуть пристань. Я знаю, что была в числе первых, кто сошел с трапа «Карвайза» и попал на таможенный контроль, но вас я там не видела, вы прошли раньше меня, но…

— Нет, — ответил он спокойно, но тень напряжения сделала его глаза еще более голубыми, — мне не нужно проходить через таможенный контроль. Наша национальность, титул грандлендлорда и мой чин дают нам на это право.

— А, понимаю, — она отвела взгляд в сторону. — Нечестно.

— Нечестно, — кивнул он. — Да, довольно нечестно, но я думаю, что все эти политические преимущества и несправедливости, из них проистекающие, в ходе гонок сбалансируются.

— Вы всегда читаете мысли?

— Нет, я не читаю мысли. Я просто иногда строю неплохие догадки…

— Более чем неплохие. Как вы это делаете?

— Раз вы меня спросили, всегда ли я читаю мысли, я думаю, что могу спросить вас, всегда ли вы так любопытны.

— Боюсь, что да.

— Рад слышать это. Вы оправдываете мои надежды и ожидания.

Расскажи мне, что у тебя за надежды и ожидания. Но она подавила естественно напрашивающийся ответ. Все-таки он на службе у Грейслендской Империи.

— Боюсь, что я не все из них смогу оправдать, — ответила она примирительно.

— Не все?..

— Ожидания. Не могли же мы совершенно случайно встретиться в этом великом городе. Это невероятно.

— Вы рассердились?

— Только лишь удивилась.

— Но кажется, удивление пошло вам на пользу. Бледность прошла, и ваши глаза снова сверкают, как ночные маяки. Вы совершенно вернулись к жизни.

— Правда? — спросила она, нелепо обрадовавшись, но тут же взяла себя в руки. — Почему вы вообще здесь оказались, главнокомандующий… Каслер? Я должна считать эту встречу только случайностью?

— Нет, — к ее удивлению ответил он. — Меня влекло к этому месту, и на этот раз я не могу определить, по какой причине. Иногда так случается, какая-то тяга, какой-то внутренний голос подсказывает, когда и куда идти. Цель таких приказов не всегда ясна, но когда этот голос звучит, невозможно ему не повиноваться.

— Как это странно, — уклончиво заметила она и какое-то время сидела молча, пытаясь понять, верит она ему или нет. Его откровения казались вымыслом, хотя причин лгать у него не было. Если не считать желания произвести впечатление на доверчивую женщину…

— Да, я согласен, это звучит неправдоподобно, — продол жил вслух ее мысли Каслер.

Лизелл удалось подавить волну обвинений, нахлынувшую на нее в начале разговора, но сейчас она чувствовала, как краска предательски выступает на ее щеках. Ему не нужно быть экстрасенсом — из своего печального жизненного опыта она знала: по ее лицу можно прочесть все. Она заставила себя посмотреть ему в глаза и увидела, что он улыбается веселой улыбкой без тени насмешки или превосходства, совсем не похожей на презрительную усмешку, которая имела обыкновение кривить губы бывшего Благородного господина Гирайза в'Ализанте.

— Но я не решилась бы оспаривать это, — ответила она и осознала, что говорит именно то, что думает. — Неважно, по каким причинам вы оказались здесь, я рада, что это случилось. Но я больше не могу злоупотреблять вашим терпением и благосклонностью, я окончательно пришла в себя.

— Кажется, да, или почти да. Надеюсь, я не покажусь вам бестактным, если спрошу, что вы собираетесь делать дальше?

— Делать? — она нахмурилась, откинувшись на спинку скамейки. — Я еще не успела подумать. Наверное, вернусь назад. Мне нужно купить билет до Эшно, а потом…

— Назад возвращаться небезопасно. Весьма вероятно, что гражданских туда не пускают. В любом случае, все коммерческие предприятия, включая билетные агентства, будут закрыты в лучшем случае на несколько часов.

— Ну, тогда я попытаюсь купить билет где-нибудь в городе. Может быть, в одном из респектабельных гостиниц…

— Не думаю. Я уже обращался в гостиницу «Прандиве» — безуспешно. Можно предложение?

— Конечно.

— Я оставил грандлендлорда в ресторане «Прандиве». Давайте отправимся туда и пообедаем. Думаю, хороший ланч вам не повредит. К тому времени, может быть, заработают кассы в порту. Если нет, то вы сможете спокойно в приятной обстановке обдумать свой следующий шаг. Вы ничего от этого не потеряете, все участники Великого Эллипса, находящиеся в Ланти Уме, испытывают равные неудобства.

Совершенно верно. Все в одной лодке. В этом есть определенный положительный момент, и обед в Ланти Уме с Каслером Сторнзофом — не такая уж печальная перспектива, несмотря на его принадлежность к грейслендцам. Он совершенно на них не похож, твердо сказала она себе. Каслер отличается от них радикально.

— А далеко отсюда гостиница «Прандиве»? — спросила Лизелл.

— Нет. Можно нанять лодку, и она доставит нас туда в течение десяти минут. А может быть, вы хотите прогуляться?

— Да, давайте пройдемся. Это самый верный способ изучить незнакомый город. Вы как будто впитываете его подошвами.

— Я запомню ваши слова. Должен признаться, мне не доводилось много путешествовать в собственное удовольствие.

— Вы находите это пустой тратой времени?

— Я нахожу это изумительной тратой времени.

— Вы говорите как пришелец из другого мира.

— Это совсем не плохое сравнение.

— Что вы хотите этим сказать?

— О, это серьезная тема, лучше оставить ее на другой день. А сейчас давайте любоваться городом и его достопримечательностями, давайте впитывать его ступнями наших ног.

В первую секунду ей хотелось, чтобы он подал ей руку, но затем она решила, что лучше все оставить на отстраненно-светском уровне.

Они пошли рядом. Город, вопреки бросающемуся в глаза присутствию иностранных военных сил, поражал своим великолепием, купаясь в ярких лучах солнца. Они вели легкий разговор, внутренне условились избегать опасных тем — только о приятном и необременительном, что для Лизелл было внове. В ее поездках ей приходилось встречать массу знаменитостей, но никогда и никто из них не был так неподдельно равнодушен к силе влияния своей известности и внешности, как Каслер Сторнзоф. Казалось, что он не считает себя ни героем, ни знаменитостью, просто рядовой офицер, слуга Грейслендской Империи. Она не хотела ему верить, но никак не могла найти и тени ложной скромности в его манере держаться. Также казалось, что он совершенно не замечает на себе сотни восторженных женских взглядов.

А впечатление, которое он производил на Лизелл Дивер?

Ему не легко вскружить голову, убеждала себя она. К тому же я должна выиграть гонки.

Они подошли к перекрестку, и он повернул налево, на узкую улочку, по обеим сторонам которой тянулись маленькие старомодные магазинчики и лавочки. Перед одним из магазинчиков ее ноги сами остановились, и она не сразу поняла, почему.

Это был обычный невзрачный на вид ломбард, ничем не отличающийся от сотни ему подобных, каких полным-полно в любом большом городе. В витрине была выставлена ничем не примечательная, печальная и пыльная коллекция сокровищ, потерявших своих владельцев: солидное количество женских украшений, серебро, фарфор, хрусталь, музыкальные инструменты, церковная утварь, причудливые шпоры и хлыстики, богато украшенные церемониальные мечи и кинжалы, пара больших действующих револьверов…

Она поняла: это револьверы заставили ее остановиться. Она мгновенно ощутила себя на станции в Глоше. Вновь два грейслендских солдата тащат ее по платформе. Она слышит их голоса и чувствует на себе их стискивающие руки… Ею овладел тот же безграничный страх, и она вспомнила, как обещала себе не путешествовать больше без заряженных пистолетов. Вот и пришло время выполнить обещание.

— Вы хотите войти? — спросил Каслер.

— Да. — Она повернулась, посмотрела на него и заставила себя добавить: — Я хочу купить оружие для самозащиты.

Вот сейчас ей придется выслушивать его возражения, или, что еще хуже, он предложит свое покровительство. Вне всякого сомнения, он начнет убеждать ее, что обладание оружием только усилит опасность. Конечно, он спросит, умеет ли она пользоваться револьвером, или когда ей удалось научиться этому, затем напомнит, что в критической ситуации — в силу истерики, в которую впадают женщины — все знания и умения мгновенно вылетят из головы. Или, не приведи господи, она нечаянно выстрелит в себя или в стоящего рядом случайного человека. Или же расскажет, как сильный агрессор мужского пола, более быстрый и решительный, просто-напросто отнимет у нее оружие прежде, чем она успеет нажать на курок. Ну и что с ней станет после этого? Ей уже не один раз снисходительным тоном читали подобные лекции, и она не намерена слушать это снова.

Каслер ее удивил.

— Правильная мысль, — заметил он, почему-то с грустью, — в этом мире нужно быть готовым защитит себя. А вы знакомы с оружием?

— Не очень, — призналась она, — но я думаю, что эти, в витрине, вполне подойдут.

— Да, револьверы действительно хороши. Возможно, слишком велики и тяжелы для ваших нужд… А не хотите ли вы купить что-нибудь маленькое, что легко нести в кармане или в сумочке?

— Я о таком мечтаю.

— Давайте тогда посмотрим, что нам может предложить этот магазин.

Они вошли внутрь и оказались в пыльном полумраке, где обитала иссохшая и морщинистая хозяйка. Никаких других покупателей не наблюдалось, и казалось, их нога не ступала сюда ни разу за последнее десятилетие.

Лизелл обрисовала предмет желаемой покупки. Бросив на нее удивленный взгляд, хозяйка принесла и поставила перед ней целый поднос разного оружия. Лизелл изучала коллекцию с деловым видом знатока, пряча этой маской свое абсолютное невежество. Что же выбрать из этого? Ясно одно — они все стреляют пулями.

— Этот кажется… удобным, — решила она, указывая на самый маленький и изящный. Он был крошечный и мог уместиться у нее на ладони, очень легкий, с перламутровой канавкой, окаймленной позолоченными рисунком. Без сомнения — женский пистолет.

— Да, его легко носить с собой, — согласился Каслер, — но он эффективен только на близком расстоянии и при условии, что попадешь в жизненно важный орган. В противном случае пистолет не более опасен, чем укус комара.

— Ясно, — Лизелл положила миниатюрный пистолет на поднос и взяла другой — шестиствольный и с дырочкой на рукоятке — Внушительно выглядит.

— В каком-то смысле. Но его конструкция неудобна, у него очень тяжелое дуло, трудно будет целиться.

— А-а. Тяжелое дуло. Да, — она положила пистолет на место.

— Если вы позволите дать вам рекомендации…

— Пожалуйста, помогите!

— «Креннисов ФК6», — поймав ее непонимающий взгляд, он показал, — вот этот. Прекрасный пистолет для самозащиты на близком расстоянии. Он компактен, его легко носить в кармане, стреляет точно и с большой силой. «Креннисов» отлично подойдет для ваших целей.

— Вы думаете? — она для пробы взвесила пистолет на ладони. Он не занимал много места и хорошо ложился в руку. Лизелл сразу же почувствовала себя храброй и решила, что пистолет ей нравится. — Хорошо, этот я возьму.

— Вы не пожалеете.

Не торгуясь, она заплатила названную хозяйкой цену, за что та добавила к покупке маленькую коробочку патронов, вероятно, принадлежавшую бывшему владельцу «Кренннсова».

— Я начну учиться стрелять, как только найду подходящее место, где никому не будут мешать свистящие пули, — пообещала Лизелл.

— Вы привыкнете к этому раньше, чем вы думаете, — заметил Каслер.

И снова ей показалось, что она услышала что-то вроде грусти или сожаления в его голосе, но это не было неодобрением и она подумала: Как он не похож на Гирайза! За покупку пистолета Гирайз замучил бы ее до смерти и притворялся бы что делает это исключительно ради ее блага. Как приятно, когда тебя считают здравым взрослым человеком.

Они вышли на солнечный свет, где ощущение склепа, вынесенное из магазина, мгновенно улетучилось. О нем не напоминал и плотный маленький бумажный сверток, который она позволила нести своему спутнику. Они пошли дальше по узкой улочке, пока пространство перед ними не расширилось и она не оказалась лицом к лицу с поражающими воображение дворцами — высокими, сверкающими, горделивыми, каждый из которых был удивительно самобытным.

Никогда в своей жизни она не видела ничего подобного. Темно-лиловые башни здания, стоящего прямо перед ней, увенчивались сложной переливающейся спиралью. Другое, еще более впечатляющее, щеголяло четырьмя стройными голубыми шпилями, увенчанными плеядой вращающихся серебряных звезд. Еще одно, невероятно огромное, от основания до макушки было покрыто сверкающей мраморной мозаикой. Здесь было также величественное сооружение, состоящее из замысловато сочетающихся вертикальных цилиндров, обшитых листами кованой меди, которые с возрастом приобрели благородный цвет нефрита. А купола, увенчанные башенками, перед которыми падает ниц самое честолюбивое воображение — в каждом куполе проделаны хитроумные отверстия, открывающие взгляду многоцветье внутренних уровней! А позолоченный бегемот, опирающийся ни больше ни меньше как на четыре набережные сразу! А великанша, одетая в кружево из белого мрамора, воздушное, как запечатленный в камне иней! А… но нет, она не могла охватить одним взглядом все эти дворцы, их было слишком много, они слишком потрясали, а игра солнечного света на серебристой глади величайшего из каналов слишком сбивала с толку.

Она почти задохнулась от открывшегося великолепия. Каслер Сторнзоф повернулся к ней и улыбнулся:

— Это Люрайский канал.

Центр города, самое сердце Ланти Умы, известное на весь мир. Она видела много цветных изображений этого канала, но ни один из них не соответствовал живой красоте, открывшейся ее глазам. Первые секунды они в изумлении стояли молча, затем двинулись вперед по пешеходной зоне, тянущейся вдоль канала и известной в мире как Прандиве Сонте. И тут же она заметила, как неприятно много здесь разгуливает людей в серой форме. Но не позволила подавляющему присутствию грейслендцев отравить ее радужное настроение. Решительно подавила всплывающие в сознании ужасные картины сегодняшнего утра.

Очень скоро они добрались до гостиницы «Прандиве» — большой и комфортабельной, но построенной в стилистической гармонии с располагавшимися по соседству дворцами. На ее месте некогда стоял дворец Валлаг Хаус, считавшийся одним из чудес города. Давным-давно Валлаг Хаус не то снесли, не то сожгли, в общем, уничтожили. Но осталась легенда, что великолепное древнее строение, венчающее самую кромку Мыса Утешения земли Стрель, также называется Валлаг Хаус и является точной копией лантийского оригинала.

Каслер и Лизелл вошли в гостиницу и, миновав холл, через высокий арочный дверной проем вошли в зал ресторана, где услужливый официант тут же их усадил. Лизелл бросила беспокойный взгляд вокруг. Интерьер ресторана был довольно привлекателен, зал хорошо освещен, чувствовался высокий класс обслуживания, но все вокруг было тревожно серо от огромного количества грейслендских офицеров. Ей никогда не приходилось видеть так много врагов высокого ранга, собравшихся в одном месте, и хотелось, чтобы видела она их в первый и последний раз. Ну, а пока она сидела здесь и собиралась обедать с одним из вражеских главнокомандующих.

Она изучила меню. Нашла там наряду с утонченными, изысканными лантийскими яствами из морепродуктов излюбленные кроваво-красные грейслендские блюда — рулет из требухи, хорошо обжаренные бараньи отбивные и дрожжевой пирог с олениной.

— Этот ресторан популярен среди ваших соотечественников, — заметила она без особого энтузиазма.

— Это естественно, — ответил Каслер, — гостиница «Прандиве» находится как раз по соседству с дворцом Бефиль Хаус, в котором мои соотечественники расположили свой генштаб. Это самый ближний и потому удобный для ланча ресторан.

— Ближний и удобный, — как эхо, сухо повторила Лизелл, но опустила глаза прежде, чем он внимательно посмотрел на нее. Этот взгляд заставил бы ее почувствовать неуверенность не только в уместности, но и в справедливости ее критики.

Вернулся официант, и она заказала себе суп из мидий, а Каслер — омлет. Неожиданно ей пришло в голову, что она уже ела в компании Каслера пару раз на борту «Карвайза», но никогда не видела, чтобы он ел мясо. Она не стала далее раздумывать на эту тему, поскольку ее внимание сосредоточилось на соседнем столике, за которым восседала знакомая элегантная фигура в окружении самых высоких чинов грейслендской армии.

— Послушайте, это что — генерал, вон там, напротив вашего дяди?

Каслер проследил за ее жестом и утвердительно кивнул:

— Это генерал Урнас. Рядом с ним — главнокомандующий обер-генерал Браглойст. Остальных я не знаю в лицо.

— Браглойст командует всей грейслендской армией в этой стране, не так ли?

— Да, Юго-восточными экспедиционными войсками.

— Похоже, они с вашим дядей в очень хороших отношениях.

— Кажется, они жили в одной комнате пару семестров, когда учились в Листлоре. — Каслер назвал старейший грейслендский университет, отличавшийся своей исключительной консервативностью.

— У них явно важный разговор. На какую, интересно, тему?

Но любопытство ее не успело расцвести пышным цветом и принести свои плоды.

Принесли заказанные блюда, и разговор ушел в другое русло. Очень скоро, к своему удивлению, она уже рассказывала о Судье, об отвратительных скандалах, последний из которых завершился окончательным разрывом с семьей. Она умолчала о расстроившейся помолвке с одним из «эллипсоидов», о своем затруднительном финансовом положении, о своих отношения с министерством, но продолжала рассказывать о себе, вытаскивая из памяти такие эпизоды, которые бы ей никогда не пришло в голову доверить первому встречному, тем более грейслендцу. Вряд ли она так разоткровенничалась в силу своей болтливости. Скорее всего, естественная заинтересованность Каслера, написанная на его интеллигентном лице, располагала к доверительному разговору. С ним было удивительно легко общаться, хотя на откровенность он не отвечал тем же. Напротив, она заметила, что он почти ничего не рассказывал о себе и о своем прошлом. Она предоставляла ему несколько возможностей, оставляя некоторые темы открытыми. Любой другой мужчина с радостью ухватился бы за эти крючочки, но он оставался любезно-сдержанным. В конце концов, она начала усердно обдумывать различные средства, с помощью которых могла бы деликатно и безболезненно вынудить его хоть чуть-чуть раскрыться.

Но ей не удалось применить ни одно из известных и доступных ей средств, потому что грандлендлорд Торвид Сторнзоф поднялся со своего места, подошел к их столику и остановился, скрестив руки и блестя моноклем.

Каслер, послушный долгу, поднялся и заговорил по-вонарски:

— Почту зачесть, грандлендлорд, если вы присоединитесь к нам.

Ну вот еще, принесло ледяную статую, — подумала с тревогой Лизелл. — Уходи.

— Есть новости, племянник, — ответил Торвид по-грейслендски, в равной степени игнорируя как приглашение, так и присутствие Лизелл. — Я обедал с главнокомандующим Браглойстом. Его решительный ответ на дерзкую выходку местного населения, который он дал сегодня утром, достоин похвалы. Он сообщил мне, что порт Ланти Умы будет закрыт до особого распоряжения. На данный момент прибытие и отправка судов запрещены. Такая твердость лучше любого красноречия.

— Вся торговля остановится? — осведомился Каслер по-вонарски. — Но ведь это ударит по лантийской экономике, не так ли?

— Я недостаточно осведомлен о внутренних делах подчиненных нам стран.

— Город сильно зависит от импорта продуктов питания.

— Неужели?

— Закрытие порта равносильно для Ланти Умы блокаде с предсказуемыми последствиями.

— Лантийское сопротивление должно было заранее просчитать последствия, а только после этого устраивать свой жалкий эксперимент.

— Большая часть горожан, не принимавших никакого участия в инциденте, очень скоро начнет голодать.

— Им сразу станет ясно, что их благополучие напрямую зависит от того, будут ли они и впредь поддерживать сопротивление. Урок пойдет всем на пользу.

— Полагаете, им надо выразить вам благодарность за этот урок? — пробурчала Лизелл. Казалось, ее слова не достигли ушей грандлендлорда, зато Каслер их услышал. Она видела, как они отразились в его глазах.

— А если они будут и дальше поддерживать сопротивление? Что тогда?

— Не могу знать, — пожал плечами Торвид. — Нас к тому времени здесь уже не будет.

— Ты хочешь сказать, что гонки не позволят нам здесь задержаться? Разумеется, мы можем по суше добраться до другого порта и покинуть Далион, но на это уйдет достаточно много времени, и мы должны будем согласиться на такого рода задержку…

— Не будет никакой задержки, — оборвал Торвид. — Во всяком случае, для нас двоих. Мы — грейслендцы, и мы можем рассчитывать на лояльность и поддержку наших соотечественников.

— Лояльность — это не проблема, которую мы обсуждаем здесь и сейчас.

— Не стоит тебе рассматривать все в таком контексте, но твое непонимание едва ли изменит реальность. Я четко излагаю, что мы в действительности имеем. Порт закрыт. В ближайшее время не будет никаких разрешений на вход и выход. Тем не менее, лантийское торговое судно «Вдохновение» получило личный приказ главнокомандующего и отплывает в Аэннорве примерно через час… Мы двое отправляемся в путь на нем, только два пассажира получили разрешение подняться на борт.

Нечестно! Несмотря на сложности с языком, Лизелл поняла речь Торвида достаточно хорошо, чтобы уяснить наихудшее.

— Это вы устроили, грандлендлорд? — поинтересовался Каслер.

— Разрешение на отплытие «Вдохновения» с двумя пассажирами на борту — да. Я не могу смириться с тем, что порт закрыт. Не я создал ситуацию, но я сумел выжать из нее все возможное.

— Да, конечно, — Каслер пристально посмотрел на дядю. — Мне интересно только, спортивно ли это — использовать такое огромное незаслуженное преимущество.

— Ваф, ты что, собираешься оплакивать свою счастливую фортуну? Если твой противник бежит во время сражения с поля битвы, ты разве не воспользуешься этим преимуществом? И не испытывай моего терпения, искусственно разделяя гонки и сражение. Сейчас нет времени для таких глупостей. Расплачивайся и в порт. Нет, постой, я сам расплачусь. — С этими словами грандлендлорд достал портмоне, вынул оттуда пару купюр и небрежно бросил их на стол. В этот момент его глаза и глаза Лизелл встретились. Он сделал вид, что только сейчас узнал ее. И заговорил по-вонарски: — А, наша маленькая путешественница, черт в юбке. Мисс Дюлер, не так ли? Динер? Наоборот? Извините, вы должны понять, у меня все вонарские имена удивительным образом вылетают из головы.

— Какая незадача, грандлендлорд, — с видимым состраданием пробурчала Лизелл. — Да, некоторым людям бывает очень трудно преодолеть последствия врожденной слабости или дефективной памяти.

Лицо Торвида застыло.

Она могла поручиться, что губы Каслера дрогнули, но он не позволил себе улыбнуться. С серьезным выражением лица он повернулся к ней и с неизменной любезностью произнес:

— Жаль, что наш обед приходится прервать, но я надеюсь, вы простите неучтивость моего поспешного ухода.

— В этом нет никакой неучтивости, если учесть обстоятельства. Я благодарю вас за помощь и доброту, а также за приятную компанию.

— Надеюсь, нам еще случится как-нибудь на досуге пообедать вместе, не забывайте упражняться с «Креннисовым».

Грандлендлорд пронзил своего племянника острым взглядом.

— Я буду упражняться, обещаю, — заверила Лизелл. — Когда мы в следующий раз встретимся, я буду дырявить монетки с двадцати шагов.

— Может быть, только в Тольце, когда закончатся гонки, — вмешался Торвид Сторнзоф. — Боюсь, раньше возможности встретиться не представится.

— О, не могу поверить в это, грандлендлорд, — ответила Лизелл. — Некоторые, чье мнение я уважаю, верят, что несправедливости, обусловленные политическим преимуществом, сбалансируются до конца гонок.

На этот раз Каслер уже не скрывал улыбки, а свет его голубых глаз заставил ее сердце радостно забиться. Она вдохновенно хотела продолжить, сказать еще что-нибудь, задержать его хотя бы еще на минуту. Но порыв угас.

— Счастливого пути, — пожелала она улыбаясь.

— Спасибо. До встречи, мисс Дивер.

— Лизелл.

— Счастливого пути, Лизелл.

Главнокомандующий низко склонил голову, в то время как грандлендлорд едва кивнул. Они повернулись и покинули ресторан.

Лизелл смотрела им вслед, пока фигура Каслера не скрылась в высоком проеме дверей. Ушел. У нее сразу упало настроение, и она почувствовала невыносимое одиночество, что показалось ей странным, так как она привыкла путешествовать одна и никогда не страдала от одиночества. Но сейчас она страдала, чувствуя себя покинутой, и непонятно почему ей сделалось невыносимо печально.

Что тут непонятного?! Разве она забыла, что только что узнала самую плохую из возможных новостей? Грейслендцы, именно они, грейслендцы собирались захватить лидерство в Великом Эллипсе. События сегодняшнего утра для кого-то обернулись трагедией, а для кого-то — счастливой случайностью, последними были Каслер Сторнзоф и его ненавистный родственник, именно их этот случай забросил далеко вперед, настолько далеко, что догнать их будет невозможно. Она сама, как и остальные «эллипсоиды» — ее собратья по несчастью, — в поисках отрытого порта будут двигаться вдоль побережья Далиона на север, к Хурбе, или на юг, к Гард Ламису, и лишь оттуда отправляться в Аэннорве. Потеря во времени будет катастрофической!

Ей остается признать поражение, тем самым сэкономить время, деньги и энергию. Она может вернуться в Ширин. Назад, в дом Судьи.

Нет. Нет. И нет.

…Несправедливости, обусловленные политическим преимуществом, могут сбалансироваться…

Лучше будет, если она сама их сбалансирует, и как можно быстрее…

Но как?