"Белый Трибунал" - читать интересную книгу автора (Волски Пола)10– Да, но вы могли бы уделить мне хоть полчаса, - настаивала Эстина. – Солнце встало. Мне пора выезжать, - отвечал супруг. – Но перед дорогой следует поесть. Я приказала накрыть на стол. Копченый угорь, плетеный каравай, свежий яблочный сидр, вишневое варенье - ваши любимые кушанья. Я так старалась угодить вам, и, мне кажется, вы можете хотя бы… - голос сорвался, и Эстина замолчала, чтобы успокоить нервы. Крейнц не одобрял крикливых и сварливых женщин. У женщины должен быть мягкий, нежный голос. Разумеется, он прав. Он всегда прав. – Хоть пятнадцать минут, - нежно взмолилась Эстина. – Пятнадцать минут, - снизошел Крейнц. Эстина не собиралась тратить время впустую. Муж должен был унести с собой только приятные воспоминания о последних минутах перед расставанием, чтобы все время разлуки только и мечтать о воссоединении с ней. Рука об руку супруги проследовали в Утренние покои, где на застеленном узорчатой скатертью столе ждал заботливо накрытый завтрак. Слуг не было видно. Нынче утром леди Эстина хотела оставить мужа для себя одной. Они сели, и Эстина наполнила тарелку мужа, потом положила себе. Крейнц отхлебнул яблочный сидр и нахмурился. – Кажется, начинает бродить, - заметил он. – О, нет, - встревоженная леди поспешно сделала глоток. - Нет, нет, он еще сладкий. – Вы уверены в этом? – Абсолютно. Поверьте мне! - усердно уверяла его. Эстина. Ее супруг полагал спиртное отравой для тела и ума. Он никогда не запрещал ей вино или пиво, но Эстина сама отказалась от них, чтобы доставить удовольствие мужу. Она считала эту жертву ничтожной ценой за его одобрительный взгляд. – Что ж, я доверяю вашему мнению, миледи, - объявил Крейнц к ее восторгу. Допив сидр, он принялся за еду. Некоторое время леди молча смотрела, как он ест. Ни одного лишнего движения, в десятитысячный раз отметил она, почти хирургическая точность. Любая ошибка казалась невозможной. За десять лет их брака она не запомнила ни одного случая, когда муж был в чем-либо не прав. Даже его наружность, размышляла жена, отражает совершенство души. Например, его дорожная одежда - безупречного покроя, без единого пятнышка… Недоброжелатели называют его Как бы то ни было, он избрал ее не за красоту, и даже не за богатство, а только ради ее души. В этом Эстина не сомневалась. Минуты улетали. Заполнить их было ее заботой. – Как омлет? - заботливо спросила Эстина. – Правильно приготовлен, - определил Крейнц, немного поразмыслив. – Я рада, - с чувством ответила жена, зная, что его требования высоки, и супруг скорее останется голодным, чем смирится с небрежностью кухарки. Однако сейчас он жевал не без удовольствия, и ей пришло в голову, что супруг не выглядит опечаленным разлукой. Старательно отогнав из голоса малейшие нотки обвинения, она прошептала: – Я буду так скучать! – Меня не будет всего месяц. – Всего? Как вы можете говорить: «всего»? Для меня этот месяц будет тянуться целый век! – Месяц пройдет быстро, - рассудительно уверил ее супруг. – Только не для меня, - снова начала Эстина и тут же осеклась. Приняв вид сдержанной печали, она добавила: - Журслер и малютка Вилци тоже будут скучать. – Моим сыновьям пора научиться понимать, что богатство и положение в обществе накладывают на людей определенные моральные обязательства. Мой долг как господина Арнцольфа - ознакомиться с состоянием поместья и населения до наступления зимы. Журслер в свое время унаследует Арнцольф. Ему следовало бы заранее проникнуться ожидающей его ответственностью. Леди Эстина кивнула. Логика мужа так же несокрушима, как высоки его моральные устои. Порой и то, и другое вызывало в ней раздражение, но этим утром она видела в них некоторую надежду. – Конечно, Журслеру пора учиться управлять поместьем, - согласилась она. - И где он научится этому лучше, чем рядом с отцом? Возьмите его с собой в Арнцольф, - облизнув губы, она наклонилась к мужу. Возьмите с собой нас В ожидании ответа ее сердце забилось чаще. Мгновение супруг изумленно глядел на нее, затем снисходительно улыбнулся: – Это невозможно. – Но почему? – Но не в этом году. Возможно, в будущем. – Почему не в этом? – Потому что это нарушило бы составленные планы. – Так измените планы! – Они были тщательно продуманы, миледи. Мне представляется легкомысленным и даже безответственным говорить об изменении разумных планов на основании всего-навсего случайного каприза. – Как вы можете говорить это мне? Неужели желание быть рядом с мужем - случайный каприз? И неужели каприз - верить, что и муж не захочет разлучаться со мной и с нашими детьми? Неужели вся наша жизнь, наш брак - всего лишь мой мелкий каприз! Разве вам не хочется быть рядом с женой и сыновьями? – Несомненно, - строго заверил ее Крейнц. - В свое время. Приблизительно через месяц от нынешнего дня. Быть может, на день или два раньше, если все сложится удачно. – Удачно! Ох!… - Эстина судорожно сжала бокал. Еще мгновение - и она запустила бы им в стену. Но, поймав на себе взгляд мужа, леди сдержалась. Крейнц счел бы подобную сцену отвратительной. Он ожидает от своей супруги совсем иного. Она не должна кричать, браниться, не должна упрашивать, затевать ссор или пилить мужа. Все это бесполезно - и даже наоборот. Это только оттолкнет его, как оттолкнуло когда-то… Эстина глубоко вздохнула. – Простите. Мне не следовало выходить из себя. Но ведь мне, слабой женщине, так тяжело остаться без поддержки супруга, который мудро направлял бы меня… – Да, - Крейнц кивком выразил понимание и сочувствие. - Конечно, вам будет нелегко. Однако я хотел бы, чтоб вы отвергли страхи и сомнения - те слабости, через которые Злотворные чаще всего находят путь к нашим сердцам. В отсутствие супруга вам следует положиться на благодетельную силу Защитника Автонна. Взывайте к нему, дорогая моя жена. Предайте себя Его воле, отдайте себя в Его руку, и Он пошлет вам силу. – Хорошо, - она почтительно склонила голову, но буря в душе никак не утихала. Слова мужа были, несомненно, справедливы, но почему-то не приносили успокоения. Крейнц аккуратно сложил салфетку треугольником и положил на стол. – Разве вы уже уходите? - всполошилась Эстина. - Но вы даже не попробовали миндального печенья, а я сама наставляла повара… – Четверть часа истекло, миледи. Более того, - Крейнц сверился с карманными часами, - прошло ровно девятнадцать минут. – Не может быть! Должно быть, ваши часы спешат! Не удостоив ответа это невероятное предположение, Крейнц ЛиХофбрунн встал из-за стола и вышел. Эстина заторопилась следом и догнала его в передней. Муж отворил дверь, и в дом ворвался прохладный осенний ветерок. Карета ЛиХофбруннов, под самую крышу загруженная тюками и ящиками, ожидала на улице, но Крейнц не спустился к ней, а нагнулся, подобрав что-то, лежавшее у самого порога. – Что это? – Какие-то листовки, - пояснил супруг. - Два отдельных листа. Напрасная трата чернил и бумаги, на мой взгляд. – Вы, конечно же, правы. Но что там напечатано? – Посмотрим, - он просмотрел на листки и обернулся к жене. - Это объявление, предлагающее услуги некоего доктора Фламбески, именующего себя врачом из Стреля. Берется, как он уверяет нас, исправить внутренний разлад, восстановить душевное равновесие, излечить патологические отклонения, избавить от приступов депрессии, изгнать Невидимые Голоса, очистить кровь, улучшить пищеварение, истолковать сны, вставить на место выпавшие зубы, восстановить увядшую красоту, избавить от сердечной боли, излечить вывихи, ушибы и боль в горле, избавить от глистов… Полный набор пустых и нелепых обещаний, - подытожил Крейнц. – Может быть и так… - Эстина не могла скрыть интереса. - Но я слыхала об этом докторе Фламбеске. Несколько недель назад он поселился на Солидной площади. Молод, но поражает своей ученостью. Появился внезапно, как актер из люка на сцене. Говорят, он прямо-таки творит чудеса. – Говорят? Кто это говорит? – О… подруги… слуги… торговцы… – Понятно. Тон и выражение лица мужа были настолько многозначительны, что кровь прихлынула к щекам Эстины. Она замолчала. – Несомненно, намерения у ваших поставщиков сведений самые наилучшие, - смягчился Крейнц, - потому я и не обвиняю их в преднамеренной лжи. Однако они заблуждаются, полагая, что в силах смертного поправить здоровье человека и вернуть ему силы. Разве люди обладают знаниями, достаточными, чтобы постигнуть эти материи, и тем более распоряжаться ими? Он ожидал ответа. Эстина молча покачала головой. – Вот именно, миледи. Мы ничего не знаем относительно человеческого здоровья. Мы едва ли не бессильны. Лишь воля и страдания Автонна защищают нас от влияния Злотворных - источника всех болезней. Посмотрите на меня. Всю жизнь я полагаюсь на одного только Защитника Автонна. Вы когда-нибудь видели меня больным? – Никогда, - убежденно заявила Эстина. Здоровье у него было великолепное. – Каковы же ваши выводы? – Что мой муж - человек поразительного ума, - Эстина поняла свою ошибку, и ей хотелось сменить тему. - А что во втором объявлении? – Здесь? - Крейнц нахмурился. Он сунул оба листка в карман. - Это - мерзость, которой я не желаю оскорблять взор моей жены. Эстина скрыла острое любопытство. Она знала, что спорить бесполезно. – Но расскажите же мне немного об этом, - попросила она, потупив взор. - Только чтобы предостеречь меня от опасности, угрожающей нашим сыновьям в отсутствие отца. Тщательно обдумав просьбу, супруг смилостивился над Эстиной. – Мы получили еще одно искушающее послание от тех негодяев, что называют себя Мухами. Не стану излагать вам его содержание. Достаточно сказать, что оно подло, злонравно и заслуживает презрения. Вам следует помнить, что легионы Злотворных все еще осаждают истинных слуг Автонна. Она с удовольствием выяснила бы, как именно они ведут осаду, но лорд Крейнц почитал эти сведения неподобающими для ее взора и слуха, и, разумеется, он был прав. Нет смысла переубеждать его, тем более сейчас. Эстина сочла тему закрытой и удивилась, когда он заговорил снова: – Какая невероятная дерзость - оставить свой грязный след здесь, у порога дома Союзницы! - легкая усмешка тронула его губы. Второй раз за несколько мнут Эстина почувствовала, что краснеет, но теперь румянец на лице вызвала похвала строгого супруга. Официальный титул Союзницы Белого Трибунала, полученный ею много лет назад, был источником искренней гордости мужа и сыновей, а также друзей и родственников - то есть всех, кроме нее самой. Ни один человек не усомнился, что она заслужила это почетное звание. Женщина, движимая одной лишь верой в справедливость, предала своего заблудшего мужа и пасынков Белому Трибуналу, доказав тем самым твердость духа и силу убеждений. Она прославилась по всей стране и служила образцом суровой честности для всех жен и матерей Верхней Геции, а ее нескрываемое отвращение к своей славе принимали за скромность, что только подтверждало ее добродетель. – Какая наглость, какое оскорбление для меня, для каждого члена моей семьи - но главное, какое непростительное оскорбление для моей благородной супруги, - негодовал Крейнц. – Они не имели в виду оскорбить именно нас, - неловко пробормотала Эстина. - Эти Мухи просто засыпали город своими бумажонками. – Это нестерпимо. Безобразие. Есть ли предел их наглости? Или они собираются завалить этой мерзостью и саму площадь Сияния? – Вполне возможно. – Остается надеяться, что я еще увижу, как с этих преступников сорвут маски и проведут их в цепях в Сердце Света, - Крейнц говорил с несвойственной ему страстностью. - Верховный Судья ЛиГарвол сумеет разобраться с ними. – Да… – Гнас ЛиГарвол - бескорыстный защитник народа. Он не имеет себе равных. Сколько он всего делает для нас! – В самом деле… – Вы получили приглашение верховного судьи на Зимнее Восхваление? – Да. Эстина отвечала все с большей неловкостью. Зимнее Восхваление, о котором напомнил муж, представляло собой пышный официальный банкет, который ежегодно давался в честь признанных союзников и помощников Белого Трибунала. Раз в году избранные собирались в зале торжеств Сердца Света, чтобы провести невыносимо скучный вечер за несъедобным угощением и столь же неудобоваримыми речами. Имя Эстины ЛиХофбрунн неизменно появлялось в списке приглашенных. При всем ее отвращении к этому сборищу, отказаться было невозможно. Она вздохнула: – Состоится, как обычно, в конце будущего месяца. – А, - Крейнц с благодарностью взглянул на жену. - Я вернусь как раз вовремя, чтобы сопровождать вас, миледи. Как всегда, к моей великой гордости. – Супруг мой, - его слова вызвали на глаза Эстины слезы мучительной радости. - Вот чего стоит ждать - быть там с вами. Но пока… Вы уезжаете и… О, это невыносимо! Не в силах сдержать своих чувств, она сжала мужа в объятиях и прижалась губами к его губам. Он стоял как статуя. Ни малейшего ответного движения, что ничуть не удивило Эстину, знавшую, как неодобрительно относится муж к любым проявлениям любви за пределами супружеской спальни. И даже в спальне утро считалось неподходящим временем. Он несколько секунд терпел ее объятия, потом осторожно высвободился и отстранил от себя жену. – Нет времени на эти глупости, - заметил муж со снисходительной улыбкой и снова взглянул на карманные часы. - Смотрите, уже три минуты. – Так почему же не били башенные часы? – Что? В этот самый миг прозвучал звон колоколов. – Видите, - торжествовала Эстина. - Башенные часы никогда не врут. Я же говорила, что это ваши спешат. – Верно, - Крейнц был поражен до глубины души. - Вы правы. Я считал это невозможным, но вы правы. Мои часы неточны. Ненадежны. Несовершенны. Вот, возьмите их, - он швырнул ей часы. - Заберите их от меня. Не желаю иметь их при себе. Леди Эстина повиновалась. – Но что мне с ними делать? - спросила она. – Отдайте в починку, - распорядился муж. - Если починить не удастся, избавьтесь от них без промедления. – Крейнц, вы, конечно, шутите? – Миледи? – Эти часы принадлежали еще вашему отцу и деду! – И что из этого? – Не можете же вы просто выбросить их? - Необъяснимый ужас закрался в ее сердце. – Единственное назначение часов - указывать время, - сообщил ей Крейнц, несколько удивленный, что приходится объяснять жене столь очевидные истины. - Если часы не исполняют своего назначения, с какой стати я стану хранить их? Проводив мужа, леди Эстина, как умела, убивала время. Часть дня она провела, отдавая распоряжения слугам - занятие не из коротких, потому что поддерживать хозяйство в соответствии с порядком, установленным Крейнцем ЛиХофбрунном, было трудной задачей. Затем она занялась письмами - еще одно дело на несколько часов. Послания к подругам и родственникам почти не занимали мыслей - она просто из раза в раз переписывала устоявшийся каталог побед, свершений и последних приобретений. Еще проще были отписки стряпчим, банкирам, торговцам и ремесленникам, которые все как один искали покровительства ЛиХофбруннов. Куда сложнее, однако, оказалось, ответить на обращения Лиги Союзников, этой почетной ассоциации местных филантропов, купающихся в лучах благосклонности Белого Трибунала. Сама Эстина была о Союзниках не слишком высокого мнения, но для Крейнца членство в Лиге значило очень много. Леди знала, что его, прежде всего, привлекала к ней возможность получить доступ в ряды Союзников. Бросаться такой возможностью не приходилось. Последнее послание Союзников призывало изучить темное прошлое и вероятные колдовские деяния пожилого мажордома, служившего у барона ЛиГрембльдека. Подобная петиция, подписанная большинством членов Лиги и скромно опущенная в Голодный Рот, должна была в самом скором времени привести Солдат Света к дверям баронского дома. Конечно, большого вреда в этом нет. Благородный барон, отчасти ответственный за вину своего слуги, будет вынужден в доказательство своей доброй воли уплатить солидное возмещение пострадавшим и Трибуналу. Кроме того, ему придется похлопотать, подыскивая и обучая нового мажордома взамен прежнего, которого ждет неизбежное Очищение. Эстине было искренне жаль подвергать достойного барона ЛиГрембльдека, с которым она никогда не ссорилась, таким расходам и неудобствам. Она бы предпочла остаться в стороне от этого неприятного дела, однако членство в Лиге Союзников накладывало, как любил говорить лорд Крейнц, определенные обязательства. Никуда не денешься - надо было соответствовать своему положению. Придется почтенному барону смириться с некоторыми неприятностями. Леди Эстина со вздохом поставила под петицией свою подпись. Покончив с этим, она доставила себе удовольствие написать мужу - длинное, очень личное и страстное послание, первое из многих, которые собиралась отправить за время его отсутствия. Ждать ответа, конечно, не приходится - муж будет слишком занят, чтобы тратить время на переписку - но, по крайней мере, он увидит письма и вспомнит о ней. Она пообедала вместе с сыновьями и провела пару часов забавляя их. Как обычно, она старалась по возможности скрыть предпочтение, которое отдавала старшему мальчику. Правда, малютка Вилци был милашкой, но Журслер со своей квадратной челюстью - настоящая копия отца. Как могла она не любить его больше младшего сына? Вечером, когда она одиноко сидела над вышивкой, ее отвлек слуга, принесший пару пакетов, найденных на пороге. Первый оказался повторным объявлением доктора Фламбески. Второй - маленьким свертком в розовой шелковой обертке, перевязанным золотой ленточкой. Леди сорвала обертку и с любопытством заглянула внутрь. Ни карточки, ни надписи - ничто не указывало на содержание посылки, имя отправителя или хотя бы адресата. Вероятно, подарок предназначался либо Крейнцу, либо ей самой. А может быть, подумала она с волнением, это подарок К сожалению, это совершенно невероятно. Ее супруг, хоть и лучший из людей, ничуть не склонен к сентиментальным жестам. Разве только… Отослав любопытного слугу, леди Эстина развернула сверток и нашла в нем маленький фарфоровый пузырек безо всяких украшений, заполненный плотной желтовато-белой массой. Воск для печатей? свечка? конфета или какое-то лакомство? Косметика? Эстина принюхалась, и ее лицо просветлело. Конечно же, духи, притом тончайший, изысканный аромат. Чудесно! Она с улыбкой нанесла мазки за ушами, на шею и запястья. Аромат, одновременно сладостный и терпкий, с какой-то неуловимой примесью, радовал обоняние. Даже голова закружилась! Если бы Крейнц был здесь! Безусловно, это прислал не он. Тогда кто же? Неужели у леди Эстины ЛиХофбрунн появился тайный обожатель? Сладкое чувство усилилось. Конечно, она и в мыслях не держала никакой нескромности… Что вы, ни в коем случае!… И все же… Вот она какая, в тридцать девять лет еще способна привлекать мужчин! Словно глоток вина, которого она не пробовала уже много лет. Она с улыбкой повернулась к ближайшему зеркалу. Вечернее солнце косыми лучами беспощадно подчеркивало каждую морщину. Ее лицо снова омрачилось, леди всмотрелась пристальнее. Неужели это ее лицо, такое сухое, острое, обтянутое кожей? Рука поднялась к морщинкам, проявившимся в уголках глаз. Почти незаметно, решила она, если только не улыбаться. Но вот это, в волосах… Она шагнула ближе к зеркалу. Да, несомненно, белая нить. Прямо на виду. Она сердито выдернула волосинку. Поздно. Разумеется, Крейнц заметил. Да, он промолчал, но о чем подумал? Не покажется ли ему отвратительной стареющая жена? Не пожелает ли он тихо избавиться от нее? Горькие слезы обожгли глаза. Лицо в зеркале некрасиво исказилось, капли потекли по щекам. Потом ее взгляд упал на фарфоровую склянку, незнакомый аромат показался успокоительным, и слезы высохли. Да, тридцать девять лет, седина… Но ведь кто-то еще находит ее привлекательной. Она до вечера не расставалась с подарком. Когда она переставала чувствовать запах, накладывала свежие мазки. Она вся пропиталась странным ароматом и унесла его с собой в широкую, но одинокую постель. Однако благовония не защитили леди от ужасных кошмаров. Эстина не догадывалась о причине сновидений. Она не отличалась особой проницательностью. Если бы ей предложили угадать правильный ответ, она объявила бы причиной дурных снов страдания от разлуки с мужем. Так или иначе, видения были ужасны. Ей снилось, что она лежит в собственной постели, в собственной спальне - это правдоподобность особенно сбивала женщину с толку. Да-да, та самая комнатка, которую она привыкла делить с супругом - но что-то в ней переменилось, и окна, кажется, не на своем месте, и с мебелью что-то не то. То полное подобие их с Крейнцем спальни - то словно видение, вырванное из прошлого, о котором она не позволяла себе вспоминать. Эстина повернулась на другой бок. Не помогло. Женщина никак не могла удобно устроиться. Она вдруг ощутила, что не одна в постели. Крейнц вернулся раньше времени? Передумал, решил все же взять ее с собой? Эстина открыла глаза. Дело шло к полуночи. Туманная осенняя полночь. Около кровати не было ночника - Крейнц ни за что не соглашался на такой бессмысленный и ненужный расход лампового масла. Но она видела все очень явственно. Эстина взглянула и лицо лежащего рядом с ней мужчины - и встретила взгляд ярких голубых глаз, незабываемых глаз, блестевших из-под густых черных бровей, не узнать которые было нельзя. Это был человек, которого мысленно, в тех редких случаях, когда приходилось вспоминать прошлое, она всегда называла «Тот, другой». Вспоминать имя было слишком мучительно, оно приносило с собой слишком много тяжких воспоминаний. Однако сейчас вспомнилось само. Благородный ландграф Равнар ЛиМарчборг. Он мало изменился за тринадцать лет, прошедших с тех пор, как его увели однажды ночью из родного дома, но все же перемены были. Лицо, которое когда-то занимало все ее мысли, было покрыто ссадинами и засохшей кровью. Рассеченные губы вспухли, вокруг глаз - синяки. Невероятно, но изуродованное лицо в полной мере сохраняло прежнюю красоту. Он лежал на боку, опершись на локоть. Обнаженное тело, невольно заметила Эстина, покрыто большими влажными ранами. Простыни уже промокли от сочившейся из них жидкости. Должно быть, он ужасно страдал, но лицо оставалось спокойным, а голос - привычно любезным. – Я обещал вернуться к утру. Кажется, я опоздал. Прошу прощения, миледи. - Голос ничуть не изменился. Она узнала бы его где угодно. Он смотрел так, как будто ожидал ответа. Эстина попыталась сглотнуть, но в горле стоял комок. Попыталась заговорить - тщетно. Попыталась шевельнуться, но не могла даже двинуть пальцем. – Вы, кажется, удивлены, - иронически улыбнулся Равнар. – Немного… - на сей раз ей удалось выговорить слово, хотя голос звучал чуть слышно и заметно дрожал. – Надеюсь, это приятное удивление? – Приятное? Я… я… – Да? – Удивлена, - повторила Эстина. - Очень удивлена. Совершенно неожиданно, и я… э… удивлена. Да. – Чем же? – Но, Равнар, тебя так долго не было! – И ты считала себя покинутой, тревожилась? Глупая куколка. Ведь мы - муж и жена, единая плоть навсегда. – До смерти, - робко заметила она. – И после, миледи. – Не припомню, чтобы это было записано в нашем брачном контракте. – Считай, что он переписан заново. – Прежде ты никогда так не говорил. – Мне кажется, за это время я стал лучше понимать жизнь. – И ты никогда не называл меня куколкой. – Я был скуп на проявления любви. К счастью, эту ошибку еще не поздно исправить. – Не поздно? – Ты думаешь иначе? – Ты… ты очень изменился, Равнар. – Больше, чем ты думаешь. Рассказать, как и почему? – У тебя, наверно, найдутся более важные дела, ты всегда был так занят… – Теперь у меня другие представления о важности дел. – Только не в том, что касается меня. – Разве не внимания ты всегда требовала от меня? – Не помню. – Зато я помню. И очень хорошо притом. – Ну. Теперь ты можешь обо мне не беспокоиться, Равнар. Честное слово. – Твое желание наконец-то исполнилось. И ты недовольна? – Конечно, ты очень добр, но честное слово, я не хочу тебе мешать. – Уверяю тебя, милая жена, я только рад. – Жена? – Навеки. Ты когда-то сомневалась в моей верности. Больше не сомневаешься? – Нет, нет, но… Ты знаешь, произошли некоторые перемены. Тебя ведь так долго не было, Равнар. Много лет. Я хочу сказать: будь благоразумен… – Разве любовь подчиняется благоразумию? Разве она не поглощает все, заставляя забыть о мелочных преградах? Разве не такой всепоглощающей, любви ты требовала от меня когда-то? Радуйтесь, миледи, вы ее получили. Он протянул к ней руку. Ногти на пальцах были вырваны с корнем, сами пальцы страшно распухли. Эстина отшатнулась, но почувствовала, что будто прикована к кровати. – Он привлек женщину к себе, и тогда она разглядела, что его искалеченное тело испускает бледное зеленоватое сияние. Эстина истерически забилась и, к собственному удивлению, сумела вырваться. – – Живой - это некоторое преимущество, но только на первый взгляд. Но может ли его верность сравниться с моей, - спросил Равнар. - Устоит ли она, когда ты донесешь на него Белому Трибуналу? – Я не понимаю, о чем ты говоришь! – Подумай. – Я никогда не стану доносить на Крейнца! Он ни в чем не виновен! – Я тоже. – Неправда, неправда! Ты мучил меня, ты сделал меня несчастной… – И заслужил пытки и смерть? – Я тут ни при чем! Ты не можешь обвинить меня в том, что случилось! Мне жаль тебя, но я тут ни при чем! – Эстина, Эстина, - покачал головой Равнар. - Ты надеешься обмануть меня? Глупая куколка. – Не называй меня так! – Милая жена… – И так не называй! – Миледи, успокойтесь! Все ваши проступки прощены. Я явился к тебе, Эстина, желая загладить свою вину. Отныне тебе никогда не придется жаловаться на недостаток нежности и внимания. С этой минуты я всегда буду с тобой. Он снова сжал ее в ледяных объятиях, и на этот раз ей не удалось вырваться. Эстина уловила исходящий от его светящейся плоти слабый запах, который мучительно напоминал аромат ее духов. Ее затошнило, она забилась в руках Равнара… Ее ужас перерос в слепую панику, когда ледяные пальцы взяли ее за подбородок и повернули лицом к покойному мужу. Холодный поцелуй коснулся ее губ. На миг разум отказался служить ей. Она больше не понимала, где находится и что происходит. Кое-как вывернувшись и глотнув воздуха, Эстина излила свой ужас в крике, в душераздирающем вопле, который и разбудил ее. Она села на постели, дрожа всем телом. В комнате было темно, хоть глаз выколи. Она все еще не понимала, где она, и не была уверена, что в постели рядом с ней не лежит Равнар ЛиМарчборг, но не посмела оглянуться. Она не могла даже шевельнуться, и только крик рвался наружу из ее горла. Дверь распахнулась, и спальню залил свет. Появилась встревоженная горничная Беткин, со свечой и словами утешения. Равнара в комнате не было. Всего лишь сон, хоть и страшно правдоподобный. Вопли Эстины сменились судорожными всхлипами. Служанка утешала женщину, сочувствовала, хлопотала над ней. Понемногу бешено стучавшее сердце затихло, и дрожь прошла. Эстина еще не совсем успокоилась, но ей уже было немного стыдно за свой испуг. Хорошо еще, что Крейнц не видел. Он бы выбранил ее за ребячество и был бы прав. Эстина отослала служанку. В спальне снова стало темно и темнота казалась женщине тяжелым грузом. Она обливалась потом, несмотря на ночную прохладу, и никак не могла уснуть. Наконец она решилась позволить себе маленькую роскошь, на ощупь добралась до камина и опустилась на колени, чтобы раздуть потухшие угли. Оранжевые отсветы прогнали темноту, и леди зажгла масляную лампадку. Наперекор Крейнцу ЛиХофбрунну, светильник горел всю ночь. Рассвет принес с собой спокойствие и способность трезво мыслить. Такой дурной ночи у нее в жизни еще не было, но теперь все прошло. Эстина встала и оделась. Лицо прислуживавшей ей Беткин выражало одну лишь почтительную заботу. Ни презрения, ни подозрений, ни понимания. Да ведь она и не могла проникнуть в разоблачительную суть кошмаров своей госпожи. Разумеется, круглолицая служанка ничего не знает. Горничная, успокаивала себя Эстина, доброе, кроткое, преданное и трудолюбивое создание. Мастерица, умеющая ткать тончайшее кружево, но вовсе не хороша собой. Бледная кожа, тусклые волосы, кривые желтые зубы, самая малость природного ума и еще меньше знаний. Нет в бедняжке Беткин ничего, что могло бы привлечь мужчину. Разве что молодость? Ей не больше семнадцати. Ее тело свежо и гибко. Маленькие глазки умеют ярко блестеть. И, пожалуй, она еще не рассталась с девственностью. Крейнц ценит в женщине невинность. У него очень высокие требования. Эстина задержалась на этой мысли. К полудню она вызвала к себе управляющего домом, которому было приказано вести пристальное наблюдение за горничной. Если девушка начнет болтать или проявит распущенность иного рода, госпоже должно немедленно стать об этом известно. В любом случае недолго отправить провинившуюся служанку в деревню или просто выгнать на улицу. Распорядившись на этот счет, леди Эстина окончательно успокоилась. У нее нашлось время для долгих бесед с портным, галантерейщиком и новым парикмахером. Занявшись собой, она достигла немалых успехов или, по крайней мере, свела на нет разрушительные следы прошлой ночи. Потом она неторопливо пообедала с сыновьями и получила особенное удовольствие от комплимента малютки Вилци: – Мама, как ты хорошо пахнешь! Она вспыхнула, не сразу сообразив, что вчерашние духи, как видно, еще сохранили свой аромат. Для нее, правда, этот чудный запах прочно связался с ужасным кошмаром. Никогда больше она не станет душиться ими. И горшочек выкинет, а лучше подарит кому-нибудь. Да хотя бы той же Беткин! За этот день она написала Крейнцу три длинных письма, но ни разу не упомянула о кошмаре. Крейнц нисколько не верил в сны и видения, правомерно полагая их негодными плодами праздного ума. К тому же содержание Все правда. Если Крейнц потребует объяснений… Эстина содрогнулась. Стоит мужу узнать правду о том, что произошло тринадцать лет назад… узнать о ее ужасном лжесвидетельстве - и ее жизнь кончена. Он порвет с ней, он отвергнет жену. Оставит детей у себя и, дабы предохранить их от скверны, запретит видеться с матерью. Хотя она вовсе не виновата. Хотя у нее совершенно не было выбора. Хотя Равнар ЛиМарчборг, несомненно, заслуживал наказания. Он, наверное, был виновен. Наверняка был. Верховный судья был так в этом уверен. ЛиГарвол уверял ее, что она поступает правильно, совершенно правильно, а он-то должен знать, что правильно, а что нет… Только Крейнц этого не поймет. Крейнц, со своей бескомпромиссной честностью, иногда кажется слишком совершенным для этого мира. Он не простит. С другой стороны, пока он ничего не знает, а значит, и прощать-то нечего. И зачем ему знать? Кто откроет ему неприятную правду, если она сама сохранит благоразумную скромность - а она ее, конечно, сохранит. Тревожиться не о чем. К ночи она успешно изгнала из памяти все воспоминания о беспокойном сновидении. Она позволила только одну уступку растревоженным нервам: приказала слугам приготовить горячую ванну, хотя день был вовсе не банный. Опустившись в большой медный чан, Эстина яростно отскребала лицо, тело и волосы, стараясь смыть с себя малейшее воспоминание о подаренных духах. Она едва не содрала кожу пемзой. Она намыливалась и споласкивалась три раза. Она опрыскалась старыми духами с сильным ароматом. Все следы вчерашних подозрительных благовоний были смыты начисто. Так подсказывал разум. Но запах каким-то чудом пережил горячую ванну. Казалось, тело пропиталось им насквозь, проникнув в кожу и плоть до самых костей. Пустое воображение? Ну конечно! Она совершенно чиста, и отмытая кожа обильно полита духами. Леди Эстина улеглась в постель. Скоро она задремала и почти сразу увидела сон. Ее бесплотный дух проплывал под высоким потолком лишенного окон каменного зала, освещенного красноватым пламенем и наполненного предметами, назначение которых было ясно с первого взгляда. Она почти не замечала всего этого, ее внимание было приковано к обнаженной фигуре первого мужа. Благородный ландграф ЛиМарчборг занимал большое дубовое кресло. Кожаные ремни удерживал и его запястья, лодыжки и перехватывали шею. На груди кровоточили раны. Два безликих палача срывали с тела пленника полосы кожи. Равнар корчился в ремнях, но с его губ не слетало ни звука. Его мужество казалось сверхчеловеческим. Как это похоже на Равнара! Пораженная ужасом, раскаянием и странным отвращением, леди Эстина взирала сверху на эту картину. Она была уверена, что невидима, пока взгляд Равнара не обратился к ней. Отчаянная надежда преобразила его лицо. Ее дух заметался в поисках выхода, но выхода не было. – Скажи им, - умолял Равнар, - что ты солгала. В этой мысли была какая-то безумная привлекательность. Признаться. Спасти Равнара. Она ведь вовсе не желала его гибели, хотела только, чтобы и он немножко помучился. Спасти его - и он навсегда будет у нее в долгу… – Скажи им… Но какой ценой? Она принесла лживую клятву, а лжесвидетельство - преступление. Солгать перед лицом Белого Трибунала - преступление втройне. И еще страшнее, что она оклеветала собственного мужа. Признание может и не спасти Равнара, но точно погубит ее. Она попадет в тюрьму, а то и хуже. Ни за что! – Прости, - прошептала Эстина. – Скажи им, - начал Равнар, но его слова перевались сдавленным криком, когда палач сорвал с обнаженной груди полосу кожи. Она закричала много громче, но крика Эстины, казалось, не слышал никто, кроме самого Равнара, смотревшего на нее голубыми глазами, полными невыносимого страдания. Она не хотела больше видеть этого, но не могла закрыть глаза, как не могла найти выход из камеры пыток. Теперь они сдавливали ему руки в железных тисках, и Равнар кричал, и она тоже кричала… Она проснулась в слезах, дрожа всем телом, и увидела у постели Беткин с лампой в руке. Облегченно всхлипнув, Эстина приподнялась на подушке и вцепилась в надежную руку горничной. – Ну, ну, - утешала Беткин. - Ну, успокойтесь… – Ох, какой сон! – Знаю, миледи, знаю. Я слышала, как вы кричали и бормотали. – Бормотала? - Эстина похолодела. - Я говорила во сне? – Без перерыва, прямо как молельщик какой. – Вот как… - Эстина выпустила руку девушки. - И что же я говорила? – О, не знаю, миледи. – Как это ты не знаешь? – Ну, слов было не разобрать. – Но хоть что-то ты должна была понять? Ну же? – Кажется, кое-что… - Взгляд Беткин ушел в сторону. – И что ты поняла? Смотри на меня, когда я с тобой разговариваю! Смотри в глаза, я сказала! Так-то лучше. Ну, что я говорила? – Просто какую-то бессмыслицу, миледи. – – Я не знаю! - всхлипнула испуганная девушка. - Я ничего не поняла. Честное слово, миледи. – – Не знаю, что за игру ты затеяла, но ты проиграешь! А теперь прочь с моих глаз, пронырливая двуличная тварь. Убирайся, пока цела! Беткин бросилась прочь, а Эстина бессильно откинулась на подушку. Она задыхалась, сердце неистово стучало в груди. Волнами накатывала тошнота. Закрыв глаза, Эстина неподвижно лежала, приходя в себя от страшного сна. Попытаться заснуть снова даже не пришло ей в голову. Откинув одеяло, женщина встала и принялась мерить комнату шагами. Взад-вперед, снова и снова, пока усталость не одолела ее, но даже тогда она боялась возвращаться в постель. Забрезжил серый рассвет, и пламя, горевшее в ней, превратился в тлеющие угли. Ужасная ночь наконец-то закончилась, и она мечтала об одном - забыть ее. При свете дня она даже готова была признать возможную невиновность Беткин. Пожалуй, девица и в самом деле так глупа, как кажется. Весь день Эстина, несмотря на изможденность, занималась привычными делами. Руки и голова должны быть постоянно заняты, тогда на мрачные фантазии не останется времени. Она сумела вполне надежно скрыть все признаки тревоги - так полагала Эстина, пока случайно не увидела свое отражение в одном из зеркал. Усталая, осунувшаяся и бледная женщина. Не удивительно, если вспомнить, как она провела ночь, и единственное лекарство тут - хорошенько выспаться. Но как она ни устала, Эстина все равно боялась засыпать. И все же, несмотря на этот страх, она начала клевать носом над вышиванием. Смеркалось, и она сидела в резном кресле у камина. Уют, тепло и пляшущие отблески огня медленно убаюкали ее. Веки опустились, и пришел сон, и Равнар снова был с ней, в этой самой гостиной; он стоял у камина, и капли крови стекали на ковер. Лицо у мужа было мертвенно-зеленого цвета, но голубые глаза светились пониманием и невыносимо лживой нежностью. Равнар, совершенно настоящий с виду и ужасающе влюбленный. Она проснулась от собственного крика, разогнала сбежавшихся слуг и сидела одна, ожидая, пока к обмякшим членам вернется жизнь. Собравшись с силами, она первым делом упала на колени и прижала ладони к ковру. Ворс был влажным и ощутимо липким. Эстина отпрянула от ковра, словно тот был ядовитой змеей. Ее вышивание, соскользнувшее во сне с колен, лежало тут же. Она сорвала с пяльцев вышитый платочек, насухо вытерла руки и, скомкав материю, швырнула в огонь. Пламя мгновенно охватило вышивку, и Эстина отвернулась. Что-то тускло блеснуло на полу. Внутренне холодея, она протянула руку и вытащила из-под кресла маленький золотой кружок. Пуговица с гербом ЛиМарчборгов. Дорогая игрушка. Глубокая аккуратная чеканка. Эстина узнала вещицу с первого взгляда. Она сама подарила Равнару дюжину таких пуговиц на вторую годовщину их свадьбы. Он велел нашить их на свой лучший камзол, который носил по самым торжественным случаям. Пуговица отправилась в огонь вслед за платком. Эстина попыталась убедить себя, что это все сон. Тщетно. Когда она подняла голову, в самом сердце пламени лежал яркий золотой кружок. Эстииа отвернулась и зарыдала. С этого дня ее жизнь становилась все более жалкой. Загнанная жертва не могла найти объяснения ни тому, почему первый муж возвратился из небытия, ни тому, отчего он выбрал для возвращения именно это время. Ведь столько лет прошло почти безмятежно! Да ей и в голову не приходило просить объяснений, хотя возможность предоставлялась ужасающе часто. Стоило ей заснуть - он появлялся. Хоть на час, хоть на минуту. Только она закроет глаза, забудется - и он тут как тут. Сон стал для нее врагом, царством ужаса, которого следовало избегать, чего бы это ни стоило душе и телу. Проходили дни. Эстина прежде и не подозревала, что способна так долго обходиться без сна. Давно уже должны были кончиться силы - но нет: она по-прежнему распоряжалась слугами, составляла меню на день, вела переписку, общалась с детьми, выдергивала у себя седые волосы и занималась маникюром. Она добросовестно выполняла все эти обязанности и, справедливости ради, должна была получить в награду хотя бы минуту спокойствия. Если бы. Теперь Равнар начал преследовать ее и наяву. Следы его присутствия обнаруживались по всему дому. Золотая пуговица в гостиной. Нож для бумаги с монограммой в спальне. Запах его любимого табака в будуаре - а ведь в доме ЛиХофбруннов никому не позволялось курить. Но самое страшное - прядь черных волос на умывальнике в ванной хозяина дома. Эстина скрытно и боязливо уничтожала эти следы. Через неделю она избавилась и от Беткин. Кто знает, что могла подсмотреть и подслушать эта негодная девчонка. Сомнений не оставалось - мстительный дух Равнара вернулся. Хотя, вдруг пришло ей на ум, быть может, эти ужасные явления, невидимые ни для кого, кроме нее - всего лишь плоды ее жаркого воображения? Иллюзии? Бред нечистой совести? Но разве ее совесть не чиста? Какая чудовищная несправедливость! Она ничем, ничем не заслужила таких мучений! Это нечестно, что она замучена бессонницей, что глаза у нее запали и лицо стало - к черту красивую ложь! - уродливым. Нечестно, что от страха бунтует желудок, каждый вечер с приближением темноты извергая свое содержимое. Нечестно, что у нее дрожат руки, подрагивают веки, сердце бьется неровно и часто. Ужасно нечестно, что она стала такой раздражительной, что слуги дрожат при виде хозяйки и даже сыновья начали ее избегать. И уж просто невыносимо нечестно, что именно сейчас пришла весть от лорда Крейнца. После обеда посыльный принес письмо и еще одно объявление доктора Фламбески. В другое время Эстина была бы счастлива, но сейчас тревога заглушила радость. Она почти нехотя сломала печать и торопливо просмотрела послание. Как она и опасалась, Крейнц извещал о скором возвращении. Дела в Арнцольфе заняли меньше времени, чем он ожидал, и через неделю он будет дома. Эстина взглянула на дату, поставленную в конце письма. Муж должен был вернуться послезавтра. И конечно, он сразу заметит ее болезненную нервозность и, хуже того, заинтересуется причиной. Ей придется вынести один из его спокойных беспощадных допросов. Он неизбежно сломит всякое сопротивление, и, в конце концов, она расскажет все. И что тогда? Бумага выпорхнула из пальцев Эстины. Она стояла, слепо уставившись в туман за стеклами, и испуганные слезы текли по ее лицу. |
||
|