Волознев ИгорьПоследняя ночь Клеопатры

Игорь Волознев

Последняя ночь Клеопатры

историческая повесть

В основу нашей повести легли два фрагмента из несохранившейся "Хроники" Аполлодора Сицилийского, которые в качестве цитаты приводит Анкирский Аноним в 9-й главе "Истории царствования Константина Великого". Свидетельство Аполлодора тем более ценно, что он был личным секретарем и советником Клеопатры и, по-видимому, являлся очевидцем ее трагической гибели. Хотя фрагменты известны уже давно, современные исследователи предпочитают о них умалчивать - настолько расходится сообщение Аполлодора с рассказами авторитетных античных историков. А между тем эти скудные отрывки проливают новый, неожиданный свет на события вАлександрии в ночь на 1-е августа 30 г. до н.э. К сожалению, в них не упоминается имя главного героя, сказано лишь, что он был уроженцем Британии. Имя ему пришлось дать нам самим. Все остальные имена в нашей повести подлинные, а изложение соответствует фактам, сообщаемым биографом знаменитой царицы.

Глава 1

Легионы Октавиана подступили к Канопскому устью Нила и осадили Алексавдрию в середине лета, когда в городе установилась обычная для этой поры жара. Даже эфесский ветер, дувший с севера, не приносил желанной прохлады. В городе начались пожары. Третий день горели кварталы кожевников, и дым от множества тлеющих шкур стлался по белым улицам. На площадях солдаты Антония почти ежедневно казнили смутьянов, пытаясь восстановить порядок, но народ, роптал, недовольный поборами и тяготами затянувшейся войны. Уже не сидели, как прежде, зеваки у винных лавок, попивая вино, не танцевали под звуки флейт быстроногие танцовщицы. Город жил в напряженном ожидании расправ, грабежей и насилия, которые по законам войны учинят победители. В бедствиях, обрушившихся на Египет, простолюдины винили главным образом Клеопатру - молодую царицу, свергнувшую собственного брата и при поддержке все тех же проклятых римлян утвердившуюся на престоле Птодемаидов. Власть Клеопатры держалась на римских штыках. Она сделала собственную страну фактически одной из римских провинций. И теперь, когда в Риме разразилась гражданская война, царица, выбирая меяздуОктавианомиАнтонием, поставила на Антония - и проиграда! А вместе с ней гибель ожидала и древнюю страну Кеми... Ее злосчастный любовник разорил страну налогами и принудительной вербовкой в армию. Поля Египта - обезлюдели, уважение к законам упало. Вдобавок ко всему с верховьев Нила поползла черная зараза, удося тысячи жизней, повергая в панику алексавдрийцев и деморализуя жалкие остатки легиодов, которые еще оставались верны Антонию. В городе толковали о зловещих знамениях. Толпы беглых рабов рыскали по улицам, громя лавки и дома знати, не страшась даже вступать в стычки с римлянами. Вечером восьмого дня осады, когда заходящее солнце позолотило белые стены домов и беломраморную вышку Александрийского маяка, множество народу с криками и улюлюканьем стало стекаться на длинную и прямую улицу, подымавшуюся от Храма Сераписа на холм Лохиа, где располагался царский дворец. Клеопатра, совершив жертвоприношение Серапису, возвращалась в свои покои. Восемь мускулистых полуобнаженных эфиопов несли крытые носилки, в которых за тяжелыми парчовыми занавесями возлежала царица. Носилки окружало с полсотни воинов в кольчугах - это все, что. Антоний, нуждавшийся в каждом солдате, смог выделить ей в качестве эскорта. Сидя в душной полутьме даланкина, царица обмахивалась драгоцраным страусовым пером и вспоминала свои великолепные выезды в прежние времена... Еще, кажется, совсем ведавно о ее выходе из дворца звуками горнов - и труб извещался весь город. Вдереди ее носилок гордо вышагивали в сверкающих золоченых доспехах тысяча киликийцев, за ними шли тысяча фракийцев, тысяча македонян и тысяча греков.. Все они были вооружены по обычаям своих стран. За ними тысяча всадников на роскошно убранных лошадях с золочеными сбруями, далее, приплясывая, юноши и.девушки несли золотые короны, тирсы и изображения богов, курили фимиам и усгилаяи дорогу прекраснейшими цветами. Следом за молодыми людьми шагали нумидийцы - укротители, ведя на золотьи цепях леопардов и львов, оглашающих свирепым рыком александрийские улицы; и, наконец, ргодавался громкий крик герольда, возглашавшего: "Клеопатра! Клеопатра!" и требовавшего соблюдать тишину. Куда все они девались - эти македоняне, фракийцы, всадники, укротители?.. Полегли в пустыне, тщетно пытаясь остановить наступление войск Октавиана, или разбежались, как это сделало большинство ее приближенных и слуг?" Полные, чувственные губы царицы дрогнули в горестной усмешке. А услышав злобные крики и проклятия толпы, она негодующе передернула обнаженными плечами и отвела or проема в занавесях свое прекрасное лицо. - Подумать только, еще совсем недавно эти люди славили меня... проговорила она, рассеянно перебирая пальцами нефритовые бусы. - Наверное, не следовало предпринимать сегодня поход в Храм, - сказала Хрисида - молоденькая служанка с опахалом. - На улицах опасно. Шпионы Октавиана баламутят народ... Вчера подожгли целый квартал вблизи Мареотиса... - Октавиан... - прошептала царица, задумавшись. - А ведь он был у моих ног... У меня до сих пор хранится его письмо, которое он послал мне из Брундисия... Он умолял о встрече, сулил все сокровища мира и власть над Римом... Мне он показался самонадеянным юнцом. Я предпочла ему АНТОНИЯ, которому при дележе римских владений отошли богатейшие восточные провинции, вся Африка, Македония и Египет... - Кто бы мог тогда подумать, моя царица, что Октавиан окажется сильнее! воскликнула служанка. - Может быть, еще не поздно прейти на его сторону? Если он тебя так страстно любил, то есть надежда, что прежнее чувство еще не остыло в его сердце и ов смилуется над тобой и над всем Египтом." - Я вовсе не уверена, что Октавиан меня любил, - произнесла царица и невесно рассмеялась. - Просто он хотел переспать со мной, как с уличной девкой... Но это ему не удалось! - Зато Антоний влюбился в тебя без памяти! Он боготворит тебя! Как жаль, что удача на войне отвернулась от него, ведь с ним бы стать царицей всего мира... - Ax, только не говори мне об Антонии, - досадливо поморщилась Клеопатра. - Ты прекрасно знаешь, что я лишь терпела его все эти годы - притворялась и терпела из - за Египта, из - за трона моих предков, из - за этой царской роскоши, без которой я уже не мыслю свое существование... Оттого тебе тайну, Хрисида. Я знаю, что ты не выдашь меня... - Я твоя верная слуга, о царица! - Недавно с надежным человеком я отправила несколько писем Октавиану. Я прямо писала в них, что Антоний мне противен, что я его ненавижу и презираю и что готова стать Октавиану покорной рабой, если он сохранит за мной хотя бы номинальное владычество над Египтом... - Это весьма разумный шаг с твоей стороны, - одобрила служанка. - И что же ответил Октавиан? - Он ответил холодно и высокомерно, всего несколькими строчками. Египетского престола он мне не сулит, зато обещал сохранить жизнь - но ценой жизни Антония... - Как - жизни Антония?.. - глаза Хрисиды изумленно раскрылись. - Неужели ты... решишься на это?.. - Разумеется, нет! Октавиан советует его отравить - , он даже прислал яд... Я лучше умру, чем обесчещу злодейским поступком свое имя, гордое имя Клеопатры Птолемаиды! - Мое сердце сжимается ог недобрых предчувствий... - Хрисида заплакала. Вспомни, царица, еще пять лет назад, когда Антоний был на вершине славы, жрец Сераписа предсказал нам несчастье... Чувствую я, что мы все погибнем... В это время на улице возникло движение. Банда беглых рабов с гнусными криками, поносящими Клеопатру, вклинилась в толпу зеваки подступила к носилкам. Охранявшие их легионеры бросились на смутьянов; началась свалка, зазвенело оружие, послышались крики сражающихся и вопли раненых. - Там царица! - кричал огромный нубиец с клеймом на лбу и рваными ноздрями, свидетельствовавшими о его неоднократных побегах с царских рудников. - Там она, эта гремучая змея в облике обольстительной красавицы! Убьем ее, и Октавиан нас наградит!.. - Убьем! - подхватили его сообщники. - Прикончим шлюху! Протащим по улицам эту развратную девку! Вытаскивай ее из носилок, Кубал... Пусть покажет нам свое нарумяненное личико!.. Нубиец Кубал, вооруженный чугунной секирой, разметал легионеров и пробился к самым носилкам. Охранники яростно отбиваясь от наседавшей толпы, отступали; перепуганные носильщики опустили свою ношу. Сокрушив секирой бросившегося на него центуриона, Кубал схватился за занавеси и сдернул, их. На мгновение и нападавшие и защищающиеся остановились, завороженные зрелищем прекрасной царицы. Клеопатра со спокойным презрением, даже не повернув головы в сторону беснующейся черни, лежала на шелковых подушках. Ее прекрасные черные волосы рассыпались до ног, вокруг белоснежной шеи переливалось несколько десятков драгоценных ожерелий, на пальцах и запястьях сверкали перстни и браслеты. В руке она держала сложенный веер из страусовых перьев. Грудь царицы была обнажена, золотая одежда сказочно сверкала в последних лучах заходящего солнца... Нубиец не смог сдержать восторженного рева при виде такого великолепия. Его товарищи, атаковавшие носилки, дружно подхватили вопль. Хрисида вскрикнула от страха и выронила опахало, когда кубал подскочил и схватил своей громадной ручищей с выдранными ногтями прелестную руку царицы. Но Клеопатра выдернула руку, размахнулась и с силой врезала беглому рабу пощечину. Тот завопил от ярости, дернул царицу на себя... И в эту минуту перед ним возник светловолосый юноша в короткой тунике, вооруженный одним лишь римским мечом. Его серые глаза гневно сверкнули, меч, стремительно взметнувшись, обрушился на голову злодея. Нубийцу пришлось оставить Клеопатру в покое и обернуться к этому неожиданно появившемуся противнику. Из раны на голове Кубала хлестала кровь, но он был еще полон сил - выкинутый кулак его размозжил бы лицо незнакомцу, если б тот вовремя не увернулся. Следующим ударом неведомый спаситель выбил секиру из рук Кубала, но при этом и сам не смог удержать в руках своего оружия - его меч отлетел далеко в сторону. Тут легионеры, которых ожидала неминуемая казнь, если они не доставят царицу во дворец, с утроенной яростью кинупись на бунтовщиков и оттеснили их от носилок. Таким образом Кубалу, оказавшемуся один на один с незнакомцем, никто из его напарников не мог оказать помощи. Вокруг носилок кипела яростная схватка. Гигант, - побледнев от ярости, кинулся на светловолосого, намереваясь задушить его голыми руками. Тот с силой ударил его кулаком между глаз. Нубиец зашатался, как раненый бык, заревел, на его оскалившихся зубах выступила кровавая пена. Собрав всю силу, он с ругательствами и проклятиями бросился на нежданного защитника Клеопатры и с такой мощью рассек воздух своей могучей рукой, что незнакомец был бы убит наповал, если б не успел вовремя отскочить в сторону. В следующий миг он прыгнуя и вцепился в шею гиганта, - но нубиец был так велик, что, кажется, повалить его было невозможно; светловолосый повис на нем, сжимая пальцами горло, не замечая ударов гигантских кулаков нубийца. Сражающиеся некоторое время вертелись кругом, пока нубиец, надеясь задавить противника гигантской массой своего тепа, не бросился на землю. Соперники, хрипя, покатились, расталкивая сражающихся. Нубиец начал слабеть и задыхаться. Наконец он откинулся навзничь, и незнакомец, очутившись наверху, прижал его к земле и упер колено ему в грудь. При этом он обернулся к царице, с пристальным интересом наблюдавшей за схваткой. Клеопатра одарила своего защитника пленительной улыбкой и подняла белоснежную руку. Большой палец ее был опущен вниз, как делает публика на гладиаторских сражениях, требуя смерти побежденного. Тогда незнакомец надавил коленом, и из горла нубийца потоком хлынула кровь, могучее тело изогнулось в агонии, глаза выкатились из орбит и остекленели... В эту минуту в конце улицы показался конный отряд дворцовой стражи. Толпа нападавших, оставив раненых и убитых, бросилась врассыпную. Царица сделала юноше знак приблизиться. Тот выпрямился и, тяжело дыша и вытирая с лица пот, шатнул к носилкам. Светлые, широко раскрытые глаза его с нескрываемым восхищением рассматривали красавицу, залитую блеском многочисленных бриллиантов. Пресыщенная всеобщим поклонением, Клеопатра при этом взгляде все же ве могла сдержать довольной улыбки. - Ты спас мою честь, незнакомец, - произнеспа она, - а для меня это больше, чем жизнь. Скажи мне, кто ты? - Я Пертинакс, - ответил юноша, - родом из Британии. - Британии? - переспросила царица. - Кажется, твою страну покорил покойный Цезарь?.. - Ему не удалось лишить нас свободы, - гордо ответил победитель нубийца. - После того, как Цезарь покинул Британию, наши вожди подняли восстание и покончили с римским владычеством! - Но как же ты сам очутился здесь, в такой дали от родины? - Я сын Рогебора, самого могущественного из британских королей. Ребенком Цезарь взял меня в заложники и увел в Рим. Там я получил образование, выучился вашему языку и вашим обычаям. Все эти годы я мечтал вернуться на родину, где меня ожидает престол моего отца... Мне пришлось много странствовать; я посетил немало морских портов в надежде встретить судно, прибывшее из Британии или направляющееся туда. В Милете мнеуЖавнулось счастье; через тамошних купцов я послал весть о себе на родину, и теперь здесь, в Александрии, ожидаю корабль, который должен прибыть за мной. - Ты храбро сражался, Пергинакс, - молвила Клеопатра, - и вправе требовать от меня все, что захочешь. Проси же... Юноша заколебался. Легкая краска залила его бледное, гладко выбритое по римскому обычаю лицо с грубыми и вместе с тем благородными четами. - Смелее, Пертияакс! - подбодрила его царица, развернув веер. - Если твое желание кажется тебе безумным, все равно - проси! Я не люблю оставаться в долгу! - Не смею, о царица... - пробормотал смутившийся британец. - Твой благосклонный взгляд - самая большая награда для меня... Тогда Клеопатра вынула из своей роскошной прически бриллиантовую брошь и протянула юноше. - Возьми это от меня, - сказала она, - и скажи, где тебя можно найти. Вокруг меня слишком мало преданных людей, чтобы я могла пренебрегать ими... - Я живу в доме Клеодема у фаросской дамбы, - ответил Пергинакс и добавил, посмотрев прямо в глаза Клеопатре: - В случае цужды ты всегда можешь рассчитывать на меня. - Еще раз благодарю тебя, мой друг. До встречи! - и Клеопатра, улыбнувшись, откинулась на подушки. Служанка задернула занавесь, скрыв царицу от глаз Персинакса. К этому времени подоспевшие легионеры плетками и мечами разоняли толпу. Они хлестали всех подряд, досталось и Пертинаксу, который вынужден был поспешно удалиться. Снова зазвенели трубы, эфиопы подняли носилки и продолжали неторопливый путь к Лохиа.

Глава II

Солнце уже зашло, когда Клеопатра приступила к своему ежедневному вечернему туалету в алебастровом зале дворца. Сквозь широкие окна в зал вливался багряный свет, еще реявший на бледном безоблачном небе. От моря повеяло, наконец, освежающей прохладой. В полу посреди зала был выложен неглубокий бассейн из белого кафеля, и царица, раздевшись, с наслаждением погрузилась в его прозрачную воду. Служанки между тем приготовляли для нее вечерний наряд. Царица вышла из воды и девушки обтерли ее пушистыми полотенцами и умастили ее стройное тело душистым мирром. Клеопатра была задумчива, рассеянный взор ее был устремлен на закатную даль за окном. - У меня - не выходит из головы тот юноша, который так храбро вступился за меня сегодня". - призналась она Хрисиде, когда остальные служанки удалились. - Не правда ли, он мужественен и очень мил? - По - моему, он влюбился в тебя... - откликнулась Хрисида. Клеопатра с ее помощью начала одеваться. - Что говорят во дворце? - спросила она. - Когда Октавиан начнет штурм? Может быть, у Антония все - таки достанет солдат, чтобы отразить его? Хрисида вздохнула в ответ. - Никто ничего толком не говорит, о моя царица, - произнесла она с печалью в голосе. - Но по поведению охраны и дворцовых слуг можно судить о том, что дела наши плохи... Стражники разбегаются; за последние три дня их число уменьшилось больше, чем наполовину. Рабы выказывают непокорство и дерзят. Сам Антоний, устрашенный угрозами Октавиана подослать к нему тайных убийц, почти не показывается во дворце, разве только в сопровождений вооруженных телохранителей... - Сегодня в храме Сераниса мне было дано странное предсказание... помолчав, молвила Клеоватра. - Жрец предрек, что в эту ночь Изида, богиня любви, прикоснется ко мне своим магическим жезлом; восторг и горе, жизнь и смерть - все смешается в этом прикосновения... - А я думаю совсем о другом, царица! - прошептала Хрисида, испуганно оглядываясь, - Сегодня с утра легионеры, которые охраняли твои покои, куда - то пропали.. У дверей остался только Тирс, но на этого коварного евнуха надежды мало... Если во дворце взбунтуются слуги и, в угоду Октавиану, попытаются захватить тебя... - То мне не останется ничего другого, как предать себя в руки судьбы, закончила за нее Клеопатра. - Сегодня боги уже избавили меня от позора, послав мне этого юного варвара. Может быть, они и в дальнейшем будут милостивы ко мне... - Всюду измена, царица, нам не на кого положиться, - продолжала Хрисида, - кроме разве что Антония, но он далеко, у Канопских ворот, пытается организовать оборону города". - Ты единственвая, Хрисида, на кого я могу положиться в эту трудную минуту... - Нет! - горячо воскликнула девушка. - Есть еще Пертинакс! Он любит тебя, он готов отдать за тебя жизнь... Разве ты не прочла это в его глазах? Позволь я пошлю за ним. Нам будет намного спокойнее этой ночью, если он будет нести охрану у дверей твоей опочивальни! Хрисида вслух высказала то, о чем Клеопатра думала с самого момента встречи с юным британцем на алексавдрийской улице. Ее глаза загорелись, она порывисто стиснула плечо служанки. - Ты права... - прошептала она. - Пошли за ним Аретею... Но сначала подай мне каласирис: Антоний обещал явиться к этому часу, а я еще не одета... В эти минуты у дверей алебастрового зала стояли двое: широкозадый евнух Тирс, приставленный Антовием прислуживать царице, а заодно и шпионить за ней, и громадный дворцовый раб, негр Гиг. Полуголый, лоснящийся от пота африканец с кольцом в носу жадно прильнул глазом к щели в дверях и неотрываясь разглядывал купающуюся обнаженную Клеопатру. По временам он восторженно причмокивал толстыми губами и испускал сладострастные стоны. - Вот это женщина! - приговаривал он, в то время как старый евнух пробовал на зуб золотой денарий - плату, выданную ему Гигом за возможность украдкой любоваться на голую царицу. - Кажется, полжизни отдал бы за то, чтоб сжать это тело в объятиях... - Бабенка не про твою честь. - в угрюмой насмешке осклабился евнух. - Иди обнимай грязных потаскух в портовых тавернах. Гиг ничего не ответил, он бурно дышал, не отрывался от щели и чесал пятерней пониже своего толстого волосатого живота. - Ну все, хватит! - сказал наконец евнух. - Сейчас царица направится в апартаменты Антония, и если тебя увидят здесь, то не избежать тебе кандалов и карцера. Ну, пошел отсюда, черномазый! - Еще минуту.Тирс, еще одну минуту!.. - Ни минуты больше. Пошел, говорят тебе, иначе я кликну стражу! Гиг, не поворачивая головы, вынул из - за пояса еще один золотой. Евнух ловко его схватил и тотчас попробовал на зуб. - И все же поторапливайся, - сказал он беспокойно. - Солдаты, посланные Антонием для сопровождения царицы, могут появиться здесь в любую минуту... Да я уже, кажется, слышу шаги... - Кончаю... - застонал Гиг. - А - а - а... Что за женщина! Если бы хоть одна из моих шлюх была хоть отдаленно похожа на нее!.. - Прочь отсюда, раб! - взвизгнул Тирс, тревожно сверкнув глазами. - Сюда идет стража! Он дал пинок отскочившему Гиту и, схватив - копье, вытянулся у дверей алебастрового зала. Едва сластолюбец скрылся за портьерой, как из конца коридора послышался топот нескольких десятков тяжелых шагов и в прихожей появился.отряд дворцовых гвардейцев. Это были римляне, ветераны Антония. На их круглых щитах было выбито имя Клеопатры, а их бронзовые доспехи украшал рельефный профиль царицы. - Антоний ожидает повелительницу в зале Юпитера, - торжественно возгласил центурион - старый галл по имени Бренн. - Coблaгoвoлит ли oнa выйти? - Думаю, что да, - с льстивым поклолом отвечал евнух. - Я доложу государыне... И, приоткрыв дверь, он проскользнул в алебастровый зал. Клеопатра закончила одеваться. В последние месяцы, когда стража в тревоге ожидала развязки войны между Антонием и Октавианом, царица, к всеобщему удивлению, ударилась в почитание старых египетских святынь. Она начала во всем подражать женам древних фараонов, даже в одежде. Греческая туника и стола были оставлены ею, парадной одеждой Клеопатры сделался каласирис тесно облегающий вязаный "футляр", обрисовывающий фигуру и настолько узкий, что ходить в нем можно было только мелкими шагами. Поверх белоснежного каласириса она надела такой же белоснежный жилет, оставлявший открытой грудь. Жилет был усыпан драгоценностями, а на грудр широким воротником сверкали два десятка изумрудных и берилловых бус, добытых Клеопатрой в гробницах древних фараонов. Убранство довершал пышный черный парик, геометрически обрамлявший прекрасное лицо с правильными греческими чертами. Дугообразные брови и длинные загнутые ресницы глаз были подкрашены тушью, рот алел мягким кармином. Когда Клеопатра вышла из зала, легионеры склонились перед ней - не столько из почтительности, сколько пораженные ее необычайной красотой. За царицей шла Хрисида, обмахивая ее страусовым опахалом. Далее следовали другие девушки. Маленькая процессия, окруженная воинами, направилась по гулким переходам полупустого темнеющего дворца. Выходя из алебастрового зала, Клеопатра успела заметить под тяжелой парчовой портьерой у стены чьи - то босые черные ноги... Она тотчас поняла, что это снова Гиг. Она рещила при первом удобном случае сказать Антонию об этом назойливом рабе; его слишком откровенные и жадные взгляды раздражали царицу. Антоний дожидался Клеопатру в небольшом, овделанном мрамором зале, стены и потолки которого украшали барельефные сцены из жизни главного римского бога. В боевой кольчуге, одетой поверх льняной туники, Антоний выглядел еще довольно моложаво для своих пятидесяти пяти лет, хотя военные поражения и измены последних месяцев сильно состарили его. Он был высок, статен и красив, блестели его глубокие синие глаза, завивались прядями черные волосы, обильно посеребренные сединой. На открытом суровом лице читались тревога и скорбь. При появлении Клеопатры морщины на его лбу разгладились, а затуманенный взгляд прояснился. Когда они остались одни" он с криасом: "О! моя царица!" - бросился перед ней на Кошении принялся осыпать страстными поцелуями ее руки, унизанные перстнями. - Есть ли сообщения от Октавиана? - спросила царица. - Что с нами будет, когда он войдет в город? - Я направил ему около дюжины писем, но ответа не получил ни на одно! воскликнул в отчаянии Антоний. - Умолять его бесполезно, он ненавидит меня! - Я уверена, что он пощадит вас, - продолжала царица, - мы ему нужны живыми для того, чтобы в триумфе провести нас по улицам Рима перед ликующей толпой... - Нет, этого не будет! - Антовий с силой сжал те руки. - Я лучше убью себя.. Умрем вместе, Клеопатра, покажем хотя бы смертью своей нашим клеветникам пример самопожертвования и благородства! - Умереть? - Клеопатра в испуге отшатнулась, вырвала руки из его рук. Какое страшное слово ты произнес... - Но это лучше, тем те унижения, которые готовят нам Октавиан! - Нет, нет - . Мне страшно слышать такие речи... - застонав, Клеопатра прошлась по залу. Подойдя к окну, она с минуту невидящим взором смотрела на последние догорающие отблески, заката. - Неужели все пути для бегства отрезаны? - обернулась, наконец, она к Антонию. - Бежать недостойно римлянина, - глухо ответил тот. - Лучше умереть в бою или броситься на. меч, чем покрыть свое имя позором на все времена. - Но я те хочу умирать! - Я для тебя пожертвовал всем, Клеопатра, - Антоний заговорил быстро и страстно, не свода с лица Клеопатры горящих глаз. - Ради тебя я отказался от власти в Риме и уступил Италию Октавиану; посвящая тебе все свое время, я перестал заниматься государственными девами, управление восточными провинциями ускользкуло из моих рук, мои наместники один за другим стали изменять мне и переходить ва сторону Октавиана... - Но при чем здесь я? Ты сам назначал их! - Всюду предатгельство, обман, измена... - продолжал Антоний и глаза его затуманились слезами. - Прошлой ночью пришли дурные вести из Кирены. Наместник Ливии Луций Скарп, мой старый друг, обязанный мне своей карьерой, которому я приказал стянуть войска к Александрии, подчинил свои легионы Октвиану... При этом известии Клеоптра вскрикнула в ужасе. - Значит, надежды нет? - Надеятъся нам осталось только на милость богов,- мрачно заключил Антоний.. - Может бытъ, там, в неведомых долинах Страны Мертвых, они соединят нас так, как мы были соединены на земле... - Лишиться престола, жизни... - прошептала Клеопатра. И добавила мысленно, устремив взгляд на Антония: "Из - за этого старого, грубого вояки, которого я никогда не любила.." Тот вздрогнул, словно прочитав ее мысли. - Клеопатра! - он бросался к ней. - Почему ты так холодна ко мне все эти последние дни? Ведь я люблю тебя даже больше, чем прежде! Скажи, скажи же мне, что и ты меня любишь... Клеопатра не ответила. Замешкавшись, она опустила глаза. - Горе мне... - простонал Антоний. - В эти минуты я должен быть у Канопских ворот, где мои верные воины из последних сил сдерживают натиск легионеров Октавиана... А вместо этого я здесь, у твоих ног.. Я все принес тебе в жертву, Клеопатра, все - карьеру, славу, владычество над Римом, а ты за это платишь мне черной неблагодарностью! Я отрекся от собственных предков, чтобы соединиться с тобой узами брака и положить начало новой царской династии в Египте. Ты знаешь сама, что - именно это дало повод Октавиану развязать против меня войну! - Да, Антоний, я знаю, - слабо, как эхо в дворцовых переходах, откликнулась Клеопатра. - Приди же ко мне, - вскричал Антоний, - обними меня, как обнимала прежде... Но Клеопатра не шевельнулась. Она молча смотрела в окно. В ее взгляде сквозила тоска, губы дрожали. Тогда Антоний, ревя, как дикий зверь, подскочил к ней, сжал ее в страстных объятиях и впился губами в ее рот. Клеопатра пыталась отстраниться, но ее холодность только распаляла его страсть. Тяжело дыша, он бросил ее ва ковер и сам довалился вместе с ней, но в эту минуту за дверью послышались громкие голосу стражников и в дверь просунулось озабоченное лицо Бренна. - Ну, что там такое? - громовым голосом проревел недовольный Антоний. - Срочное довесевие из Канопы, господин, - ответил Бренн. - Солдаты без тебя отказываются воевать. Среди них ходят разговоры, что, ты прохлаждаешься в объятиях гречанки, в то время как они проливают кровь на защитных укреплениях.. Они хотят видеть тебя, господин! - Пошли гонца с известием,.что я прибуду в войска тотчас, - с этими словами Антоний, тяжело засопев и даже не оглянувшись на простертую на ковре Клеопатру, поднялся и быстро вышел из мраморного зала. Спустя минуту в углу открылась дверца и оттуда выскользнула верная Хрисида. - Что он с тобой сделал, о добрая госпожа? - прошептала онц, наклоняясь над Клеопатрой. - Ты так бледна... - Мужлан... - в гневе проговорила царица. - Сиволапый мужлан... И как только я терпела его все эти годы?.. Она достала тонкий шелковый платочек и тщательно протерла им искусанный Антонием рот. - Хрисида, - словно вспомнив о чем - то, она порывисто обернулась к служанке. - Ты не забыла, где живет тот юноша?.. - Нет, нет, царица! У фаросской дамбы, в доме Клеодема. Аретея уже пошла за ним... - Ты правильно сделала, Хрисида, что послала за ним. Мне страшно будет нынешней ночью оставаться одной... А утро, я чувствую, будет еще ужаснее... - Не надо так отчаиваться, царица. Может быть, еще успеют подойти войска из Ливии и Антоний одержит победу... - Эти войска никогда не подойдут, Хрисида. И мне осталось только два исхода: умереть или испытать позор рабства... - Не говори так! Молись матери Изиде, и она поможет тебе. - Антоний не уйдет в царство Аида, предварительно не отправив туда и меня... - задумчиво прошептала Клеопатра. - Погибнуть от руки человека, которого я никогда не любила, которого я ненавижу!.. - Клеопатра закрыла лицо руками и некоторое время пребывала в горестном молчании. - Так ты говоришь, Аретея уже пошла? - встрепенулась вдруг она. - Ступай же и ты, встреть его у входа во дворец и проведи незамеченным к моим покоям! Служанка кивнула и выскользнула из зала, не заметив, как в полутемной прихожей за дверью метнулась в тень приземистая фигура старого евнуха. Как только стихли удаляющиеся шаги Хрисиды, Тирс, который все это время подслушивал под дверью, вышел из темного угла. - Клеопатра послала служанок за каким - то юношей... - в задумчивости пробормотал он и вдруг засмеялся, потирая свои маленькие сухие ладони. Они хотят провести его сюда незамеченным... Хе - хе - хе... Незамеченным!.. Антония наверняка заинтересует эта новость, а мне принесет несколько лишних золотых... Хе - хе - хе - хе...

Глава III

Островерхий шпиль Алексавдрийского маяка, считавшегося одним из чудес света, отчетливо выделялся на фоне усыпанного звездами неба. На верхушке шпиля горел огонь, многократно усиленный сложной системой зеркал, отчего казалось, будто ослепительно - белый фонарь сверкает над просторной морской гаванью. В последние дни, особенно после того, как флот Антония перешел на сторону Октавиана, корабли нечасто показывались в гавани. Всего около двух десятков парусников и галер покачивалось на приколе, да еще два корабля маячило на горизонте, как бы в сомнении - направиться к городу или нет. Островок Фарос, на котором высился знаменитый маяк, был соединен с городом узкой и длинной дамбой. Там, где эта дамба выгибается дугой обращенной в сторону моря, стояли две фигуры в темных, спадающих до земли плащах. - И как только тебе не надоедает стоять здесь целыми днями, вглядываясь в горизонт! - сказал один из мужчин - приземистый бронзовокожий человек с густой бородой. - Пойдем - ка лучше в таверну и выпьем по стаканчику доброго киликийского вива. - Уж сегодня - то ждать корабля. и вовсе не имеет смысла! - Почему ты так думаешь, Клеодем? - светловолосый юноша живо обернулся к нему. - Ведь уже который день погода благоприятная для морских путешествий, дует попутный ветер для тех, кто плывет сюда из Греции и Кипра... - Гавань блокирована кораблями Октавиава, - ответил старый Клеодем. Взгляни, Пертинакс, на те парусные галеры, которые застыли в отдалении. Думаешь, они пропустят сюда хотя бы одно судно? - Проклятье! - в досаде и нетерпении воскликнул молодой британец. Скорей бы кончилась эта никому не нужная война и в Александрийской гавани установилось нормальное судоходство! Корабль с моей родины, по моим подсчетам, должен прибыть.со дня на день.. Судьба - сыграет со мной злую шутку, если он попадет в руки Октавиана! . - Поэтому для тебя же будет лучше, если он задержится на несколько дней. Война к тому времени кончится, Антоний обпожен в Александрии и обречен, он будет разбит, и порядок, надо надеяться, восстановится... - Смотри, показался парус! - воскликнул Пертинакс, показывая рукой на увеличивающуюся точку на горизонте. - Это наверняка одно из сторожевых судов Октавиана, - сказал Клеодем, беря своего молодого друга под локоть. - Идем, нам ведь еще надобно подумать о том, как переждать грабеж и резню, которые неминуемо устроят в городе победители... . - Стой, Кпеодем. Я вижу на парусах корабля знаки моего родного племени... Это корабль из Британии! Ура! Корабль из Британии! - Пертинакс сорвал с себя плащ и радостно замахал им. - Я ждал этого часа двадцать лет, с того самого момента, когда легионеры Цезаря увезли меня ребенком из дома моего отца... Нет для меня счастья большего, чем видеть эти паруса! Это самая счастливая минута в моей жизни, Клеодем! - Не вовремя она наступила, ох, не вовремя. - пробормотал моряк. Словно в подтверждение его слов к британскому кораблю направились две римские галеры. Парусник двигался к гавани полным ходом, пользуясь попутным ветром, но более медлительные, шедшие на веслах суда Октавиана были ближе к городу. Они шли ему наперерез, намереваясь подойти с обеих сторон. Пертинакс и Клеодем, затаив дыхание, следили за этой гонкой. Парусник и две галеры столкнулись у самого входа в гавань, в каком - нибудь километре от Фаросского маяка. Его ослепительный белый свет заливая темную лазурь безмятежных вод и три сражающихся корабля. Британские воины в круглых шлемах, с выпуклыми щитами и длинными мечами в руках высыпали на палубу, отбивая атаки римлян, которые перекидывали через борт канаты с крючьями на концах. Британцы пытались избежать абордажного сближения, они отталкивали свой корабль от галер, но это было не так - то просто сделать. Отряд римских матросов перебрался через борт на палубу парусника, где тотчас закипел бой. Звон железа и крики сражающихся долетели до дамбы, волнуя обоих друзей. Пертинакс, вгляделся в сумерки, поминутно хватался за меч, его глаза блестели, на разгоревшемся лице выступили капли пота. - Неужели они не отобьются, Клеодем?.. - вскрикивал он. - Клянусь богами, тогда умру от отчаяния!.. - Похоже, твоим сородичам удается отбить натиск, - отвечал Клеодем, зоркими глазами моряка наблюдая за схваткой. - Они мужественные воины, не чета новобранцам, которые служат на римских галерах... - Ты прав! Римлян сбрасывают за борт! Наша берет!. Ура!.. - Погоди радоваться... От этих галер не так легко отделаться... - Смотри, на носу галеры вспыхнул пожар! - закричат юноша. - Да, Пертинакс, британцы пустили в ход горящие стрелы! Ловко, ничего не скажешь... - Клеодем, римляне в панике! Бой окончен! - Боюсь, что он только начался. Теперь воины Октавиана будут драться с отчаянием обреченных, и твоим соплеменникам придется трудно. - Римляне, удирая от огня, прыгают за борт! - Это не римляне, а рабы, сидевшие на веслах. Ты плохо знаешь римлян, Пертинакс. Смотри, они предприняли новую атаку на парусник!.. Друзья настолько увлеклись зрелищем морской битвы, что не заметили девушку, торопившуюся к ним по дамбе со стороны города.0на была закутана в широкий пеплос, развевавшийся на ветру, голову накрывала темная накидка. - Кто из вас Пертинакс? - спросила она, подойдя к мужчинам. - В доме Клеодема меня послали на дамбу, сказав, что Пертинакс должен находиться здесь. - Значит, выищите меня, - ответил молодой человек. выступая вперед. - Но кто вы и какое дело у вас ко мне? - Меня зовут Аретея, а послала меня за вами Хрисида, служанка нашей доброй царицы... - Что - нибудь случилось с Клеопатрой? - вздрогнув, спросил юноша. - Она нуждается в защите этой ночью, - ответила посланница, - а верных людей у нее очень мало... Вот, взгляните... - и в доказательство своих слов девушка протянула Пертинаксу брошь, выточенную в виде жука - скарабея, точную копию того, которого юноша несколько часов назад получил из рук Клеопатры. Он порывисто схватил украшение и благоговейно поднес его к губам. И тут же, словно устыдившись такого откровенного проявления своих чувств, он густо покраснел и обратил на девушку заблестевшие глаза. - Клеопатре грозит опасность? - спросил он. - В таком случае она может расчитывать на меня и мой меч! - Ты уходишь, Пертинакс? - встревожился старый моряк. - А как же корабль, пришедший за тобой? - Если моим землякам удастся отбиться от римлян, - а я буду молить богов за то, - то пусть они дождутся меня в твоем доме. К утру я вернусь и мы навсегда покинем Александрию и пределы римских владений... - Знаешь ли ты, куда ты идешь? - вскричал пораженный Клеодем. - Дворец Лохиа - это мрачнейшее место в мире, гнездо заговоров и убийств! Сколько людей, отправившихся туда, сгинуло в безвестности, а сколько трупов со следами пыток каждую ночь выбрасывают из потайных дворцовых люков в желтый Нил! Лучше останься! Воины на паруснике одерживают победу, через час они будут здесь и ты отплывешь на родину!.. - Клеонатре угрожает опасность, - не слушал его юноша. Грудь его вздымалась, глаза выражали отчаянную решимость, рука стискивала рукоятку меча. - В эту ночь я должен быть в Лохиа! Я дал слово божественной Клеопатре защитить ее в минуту опасности, и скорее умру, чем нарушу свое обещание. Прощай, Клеодем. Молись - за меня. - Прощай, - отозвался старый моряк, смахивая выступившую на глазах слезу. - Я буду ждать тебя. Пертинакс повернулся и зашагал вслед за девушкой, которая почти бежала по дамбе. Вскоре они уже шли по притихшим улицам Александрии. Все лавки были наглухо заколочены, двери домов заперты, огней почти нигде не горело. Большинство жителей покинуло город или пряталось за мощными стенами своих жилищ, ожидая разграбления города легионерами Октавиана. На темных улицах царила гнетущая тишина, нарушаемая по временам пьяными выкриками беглых рабов и всякого шатающегося сброда, для которого эта ночь безвластия сулила возможность безнаказанного грабежа и убийств. Пертинакс быстро шагал за своей молчаливой провожатой по узким и безлюдным улицам по направлению к царскому дворцу. Громада Лохиа с нависшими башнями и зубчатыми стенами, темнеющая на фоне звездного неба, приближалась. Внезапно из боковой улицы раздались голоса и на Пертинакса и девушку выбежала толпа подвыпивших громил. - А - а - а, тут римляне, эти гнусные кровопийцы! - закричал один из шайки, по - видимому ее главарь, увидев безбородое лицо и светлые волосы молодого британца. - Убьем их и тем самым приблизим час полного изгнания ненавистных захватчиков из Египта! - Бей их! - подхватили его сообщники. Пертинакса и испуганную девушку окружили. Пертинакс выхватил меч. Первый удар ему нанес главарь - двухметровый верзила со шрамом через все лицо. Юноша хладнокровно парировал удар длинного ливийского меча и сам в свою очередь сделал молниеносный^ выпад. Его удар достиг цели. Клинок по самую рукоять погрузился в голый живот негодяя, и пронзительный крик умирающего разорвал тишину ночной улицы. Бандиты грозно зашумели и надвинулись. Пертинакс шепнул девушке: - Беги, я задержу их... Если мне удастся уйти, то мы встретимся через квартал отсюда, у ворот Некрополя... " После чего, стремительно вращая мечом, он вихрем кинулся на громил. Не ожидавшие отчаянной атаки, они расступились; их мгновенное замешательство позволило посланнице Клеопатры скрыться в темноте ближайшей улицы. Бандиты были пьяны, удары их мечей были неверны и легко отбивались британцем. Через минуту уже два корчившихся в агонии тела лекало у его ног, еще несколько бандитов были ранены. Однако они не желали отступать. Окружив Пертинакса, они наносили ему удары слева и справа, так что юноша едва успевал отбиваться. Продвигаясь вдоль какойто стены, он постепенно приближался к площади. Там он надеялся улучить момент и затеять с бандитами состязание в беге, которое он легко должен был выиграть. Но тут со стороны удицы, ведущей от Лохиа, послышался приближающийся топот копыт конного разъезда римлян. Всадники оказались на озаренной звездами площади гораздо быстрее, чем большинство бандитов успело удрать, а Пертинакс - юркнуть в темноту переулка. В первую же минуту несколько бандитов было затоптано вставшими на дыбы конями, ца головы других обрушились удары мечей; от Пертинакса, которого легионеры приняли за римлянина, потребовали пароль на эту ночь. - Мой пароль - "Клеопатра"! - выкрикнул юноша. - Взять его, - приказал командир конников. - Он сказал только половину пароля. "Клеопатра светозарная" - вот условные слова на сегодняшнюю ночь! Не успел Пертинакс опомниться, как его шею захлестнул веревочный аркан. Сопротивлявшегося британца связали и посадили за спину одного из всадников. Небольшой отряд конного разъезда тронулся по направлению к Канопским воротам, где находились основные силы защитников Александрии. Покачиваясь за седлом легионера, Пертинакс не оставляя попыток высвободиться. Довольно скоро ему удалось одной рукой дотянуться до маленького острого кинжала, засунутого глубоко за пояс и не обнаруженного римлянами при обыске. Его рука была не так плотно привязана к телу, чтобы Пертинакс не мог ею передвигать; он нащупал рукоятку; затем действуя почти одними кончиками пальцев, повернул кинжал так, чтобы острие коснулось связывавшей его веревки. Следующие несколько минут, раскачиваясь всем телом, он водил веревкой по лезвию, пока она наконец не лопнула. Пленник начал постепенно освобождаться от пут... Всадник, за спиной которого он сидел,, в это время несколько отстал от своих товарищей, и это было на руку Пертинаксу. Окончательно избавившись от веревки, он вдруг нанес римляну удар кинжалом в самое сердце - так, что тот; не издал ни звука. Выхватив его меч и сбросив обмякшее тело на землю, Пертинакс пересел в седло и развернул коня. Этот маневр не остался незамеченным товарищами убитого, вслед британцу полетели проклятия, со свистом прочертило воздух брошенное в него копье. Бросавший промахнулся; Пертинакс, пришпорив коня, помчался, прочь по прямой и ровной, как стрела, александрийской улице. Развернув коней, римляне бросились в погоню. Пертинакс несколько раз сворачивал из одной улицы в другую; он скакал, не разбирая дороги, и наконец из преследовавших его всадников осталось только двое, остальные затерялись в пути. Однако вскоре британец оказался в малознакомой ему части города и попал в глухой тупик, образованный каменным домом и высокими заборами; его конь, не в состоянии перемахнуть через очередную преграду, заржал и поднялся на дыбы. Показались оба преследователя, и в тишине ночи снова зазвенели яростные удары клинков. Через нескольк минут один из легионеров соскользнул из седла, схватившись руками за рассеченное в кровь лицо. Другой оказал более упорное сопротивление, бой с ним длился минут десять. Сначала противники бились верхом на лошадях, а потом, вцепившись друг в друга, рухнули на землю и покатились в пыли. Римлянин пытался дотянуться до горла Пертинакса; британец же норовил перебросить его через себя и прижать к земле. Наконец, собравшись с силами, он заломил римлянину руку и рывком перекинул его на живот; один мощный удар по затылку - и все было кончено: из горла легионера хлынула кровь. Пертинакс выпрямился, отдышался; прислушался к тишине. Его никто не преследовал. Все было тихо кругом. Он вскочил на коня и во весь опор помчался к воротам Некрополя, где его дожидалась посланница Клеопатры. Найдя ее в условленном месте, он посадил ее перед собой и они вдвоем поскакали к дворцу. На улицах, прилегающих к Лохиа, их трижды останавливали римские патрули. - "Клеопатра светозарная"! - кричал Пертинакс, взмахивая мечом, и их немедленно пропускали. В глухом и темном месте у дворцовой стены, возле рва, наполненного водой, девушка велела ему остановиться. Они спешились. Пертинакс по ее просьбе отвел коня подальше от этого места, чтоб возможные преследователи не смогли догадаться, что они воспользовались начинающимся здесь подземным ходом. Девушка отперла тяжулую дверь в невзрачном домике напротив стены, и они с Пертинаксом спустились в сырую и затхлую галерею, которая вела во дворец. Пройдя почти наощупь Несколько сот шагов, они поднялись по какой - то лестнице, миновали чугунную проржавевшую дверь, и, пройдя пустынным коридором, попали в просторное сводчатое помещение с колоннами, где их дожидалась Хрисида. Пертинакс ее тотчас узнал и приветствовал дружеским возгласом. - Благодарю тебя, Аретея, - обратилась она к провожатой Пертинакса. - У царицы немного осталось верных людей, на которых она может положиться в эти трудные минуты. Ты одна из них. - Я готова отдать жизнь за свою госпожу, - с поклоном отвечала Аретея. - Ступай верхней галереей и предупреди государыню, что мы идем, продолжала Хрисида. - А мы с вами, благородный воин, - обратилась она к Пертинаксу, - пройдем нижними этажами, где нас никто не увидит... Аретея скрылась, и британец двинулся за хрупкой темноволосой девушкой по запутанному лабиринту дворцовых переходов. - В городе ожидают штурма, - говорила Хрисида. - Возможно, войска Октавиана ворвутся в него нынче утром... - Почему, в таком случае, царица до сих пор находится во дворце? недоуменно воскликнул Пертинакс. Но тут Хрисида сказала: "Тс-с!" и приложила палец к губам. - Только не так громко, - прошептала она. - Нас могут услышать... Антоний считает бегство унизительным, он скорее броситься на меч, чем даст повод Октавиану - своему заклятому врагу - обвинить себя в трусости... Он вбил себе в голову, что Клеопатра, которую он считает своей женой, должна разделить его участь. Он даже дал приказ одному из своих приближенных заколоть царицу, если она попытается бежать... - Я расправлюсь с этим человеком и царица беспрепятственно покинет дворец! - сказал Пертинакс, обнажая меч. - К сожалению, мы не знаем, кто он, знаем только, что Антоний отдал такой приказ... В узкой сводчатой галерее Хрисида зажгла свечу. Они двинулись дальше, и по кирпичной стене поплыли их громадные тени. Неожиданно Хрисида остановилась и знаком велела Пертинаксу затаиться. Рукой она прикрыла огонек свечи. Пертинакс, выглянув из - за ее плеча, увидел справа крутые ступени и узкий ход, спускавшийся в просторное помещение, где горели факелы и суетились воины. С громкой руганью и проклятиями они тащили какие - то массивные, обитые бронзой сундуки. - Дай мне еще раз полюбоваться на золото, Крисп! - захохотав, воскликнул один из них. - Неужели это все наше? - Наше, Тересий, наше, - отвечал ему другой легионер. - Но только если узнают, что из - за него мы убили двух своих центурионов и еще пяток начальников, отправленных Антонием за этими сокровищами, то болтаться нам с тобой на кресте! - Это сокровище Птолемаидов... - в волнении прошептала Хрисида. - Солдаты выносят их из тайника... - Они не солдаты, а мародеры, - тоже шепотом отозвался Пертинакс. - Ты слышала, они убили своих командиров... - Я знаю местечко, где эти сундуки можно надежно спрятать, - продолжал Крисп. - Скоро начнется штурм, и в суматохе подумают, что центурионы были убиты в бою... А мы выйдем сухими из воды! Нам придется подождать, пока все уляжется, а уж тогда мы проникнем во дворец и возьмем наше золотишко. - Ты голова, Крисп! - воскликнуло сразу несколько злоумышленников. Октавиан очень удивится, когда не найдет клеопатриного золота на своем месте!.. Британец следил за ними, затаив дыхание. Солдаты тащили восемь больших и, видимо, тяжелых сундуков сначала по галерее, потом свернули в боковой проход, где Крисп велел им остановиться. Он дотронулся до выступающего из стен кирпича, и с надсадным скрежетом начала раскрываться потайная дверь. - Затаскивайте сундуки сюда! - сказал Крисп своим напарникам. - Здесь они будут в полной сохранности!.. Добычу внесли в небольшое квадратное помещение без окон; Крисп, дождавшись, когда втащут последний сундук и в двери скроется его последний товарищ, неожиданно снова нажал на кирпич и дверь с треском захлопнулась. - Ха - ха - ха! - захохотал негодяй и показал кукиш захлопнувшейся двери. - Оставайтесь там все! А вместо питья и еды вам будет золото! Ха - ха ха!.. Ешьте его! Пейте! Дышите им!.. Через час вы все передохнете в этом каменном мешке и сокровища египетских царей достанутся мне одному! Ха - ха - ха!.. Ха - ха - ха!.. Тут Пертинакс, обнажив меч, рванулся вперед. - Куда ты? - испуганно вскрикнула Хрисида, пытаясь удержать его, но Пертинакс уже бежал вниз по лестнице, перескакивая через две ступеньки. Спустя минуту он, как вихрь, налетел на римлянина. Тот, не ожидавший нападения, выхватил меч слишком поздно. Стремительное лезвие пропороло насквозь его шею и он упал, обагряя кровью ступени. Британец протянул было руку к секретному механизму, но подбежавшая Хрисида остановила его. - Зачем? - воскликнула она. - Боги смилостивились над царицей, сохранив ей золото ее отцов! Крисп был прав: здесь сокровища не найдут ни Антоний, ни Октавиан!.. Идем же. Клеопатра ждет тебя. Теперь ты сам видишь, какова обстановка "во дворце. Солдаты вышли из повиновения, каждый думает только о собственном спасении, всюду воровство, измена, убийства... А царица одна, без охраны, в этом гнезде ядовитых змей!.. - Веди меня, - твердо сказал Пертинакс. - За Клеопатру я готов умереть. И они двинулись дальше по сумеречному коридору. Временами до них доносились голоса и шаги проходивших гдето в боковых галереях стражников, и Пертинакс со своей провожатой замирали в тени, дожидаясь, пока шаги стихнут. В мрачных переходах дворца слышались крики, стоны умирающих, звон цепей. В темницах, которыми изобиловали подвалы Лохиа, палачи спешили добить своих союзников, чтобы те не достались в руки победителям. Из винных погребов доносились нестройные песни пьяной солдатни. Недалеко от покоев царицы путники услышали гройкий хохот большой компании рабов, сидевших за чашами вина в низкой сводчатой комнате. - Вы набрасывайтесь на служанок, а Клеопатрой займусь я... - услышал Пертинакс чей - то голос, выделившийся из общего нестройного хора. Имя Клеопатры заставило его насторожиться, и он, оставив Хрисидуна углу коридора, свернул к помещению, откуда доносились голоса. Он встал у полуоткрытой двери и украдкой оглядел отвратительное сборище. Помимо дворцовых рабов, здесь собрался всякий разношерстный сброд, подобный тому, который повстречался Перттишаксу пару часов назад на городской улице. Из обрывков фраз, восклицаний и криков юноша понял, что эти люди составили заговор против ненавистной им Клеопатры. Захмелевшие негодяи изображали из себя патриотов и клялись отомстить царице за все несчастья, которые обрушились на страну, однако из их реплик не составляло труда понять, что каждый думал лишь о поживе, которая ожидала его в богатых покоях Клеопатры. - Через верных людей я связался с самим Октавианом! - горделиво говорил чернокожий гигант с серебряным кольцом в носу. - Если мы при его триумфальном входе в город поднесем ему на блюде голову Клеопатры, то мы все получим свободу и по пятьдесят денариев на брата! - Ура! - дружно завыли заговорщики и застучали по столу кружками, тотчас забыв о своем патриотизме. - Слава Октавиану! Слава нашему благодателю! - Готовьте мечи, - продолжал между тем Гиг, - и не слишком напивайтесь: скоро сюда должен "явиться Тирс - царский евнух, и дать нам сигнал... Мы подберемся незамеченными к покоям царицы и вырежем всех ее слуг и служанок... - Но прежде позабавимся с ними! - взвизгнуло сразу несколько голосов. - Это уж как водится! - согласился Гиг. - А Клеопатра кому достанется? - вскинулся какой - то толстяк с оплывшим глазом. - Прежде чем прирезать ее, мы пропустим ее по кругу! - крикнул смуглолицый сухощавый мужчина в солдатской тунике, выцветшей и пропыленной, превратившейся в лохмотья. - Или кинем жребий! - Вот тебе жребий, Гипатий! - и Гиг занес над его головой свой страшный кулак. Солдат, однако, увернулся от удара и выхватил нож. - Я говорю - кинем жребий! - угрожающе повторил он. - Нет, Клеопатра моя! - взвыл Гиг сквозь сжатые зубы. Лицо его задрожало от гнева, глаза, вперившиеся в Гипатия, злобно сверкнули. - Берите золото и драгоценности, какие вы найдете в ее покоях, но царица достанется одному мне! Я досыта упьюсь прелестями ее тела и сам же, своею рукой лишу ее жизни! О слиянии с ней я мечтал много лет, и не тебе, Гипатий, отнимать у меня это удовольствие... - Жребий! - упрямо повторил воин и выставил нож, потому что Гиг, страшно заревев, не помня себя от ярости, безоружный набросился на него. Гнев негра был настолько велик, что он, ревя, как бешеный бык, налетел на солдата, и тот, не успев взмахнуть ножом, оказался придавленным к полу исполинской тушей. Они покатились по полу, круша скамейки и расталкивая своих пьяных товарищей; Гипатий несколько раз полоснул Гига ножом, но эти неверные удары, наносимые из неудобного положения, только распаляли ярость чернокожего. Наконец Гиг с хрустом заломил противнику руку и, как зверь, своими острыми выступающими зубами вонзился ему в. горло. Гипатий захрипел, изогнулся всем телом, глаза выкатились из орбит. Гиг сомкнул на его горле челюсти, и между зубов чернокожего обильно засочилась кровь... Гиг лежал на поверженном противнике еще несколько минут, хотя тот был уже мертв, и не разжимал зубов. Пертинакса передернуло от этого омерзительного зрелища. Гиг пил кровь убитого Гипатия, как это водилось в его родном африканском племени, суеверно полагая, что доблесть побежденного, его сила и мужество вместе с его кровью перейдут к победителю. Пертинакс отшатнулся от двери и смертельно бледный вернулся к ожидавшей его Хрисиде. Та слышала пьяные крики и шум драки, но не знала, в чем дело. Пертинакс решил пока не говорить ей о заговоре рабов, а сначала поставить об этом в известность Клеопатру. Возможно, у царицы еще остались верные люди из числа дворцовой стражи, которые защитят ее, а если их нет, то Пертинакс поможет ей бежать из дворца. Безумный план зародился в его голове, когда он приближался с Хрисидой к мраморным дверям со створками из бронзы, за которыми находились покои египетской царицы. Вдруг Клеопатра согласится принять его помощь и покинуть с ним дворец? От дальнейшего у Пертинакса и вовсе захватило дух: они спасаются из осажденного города на британском корабле, прорвавшемся в гавань, и плывут на его родину, в страну туманного Альбиона, где он сделает прекрасную гречанку своей женой... Он до того умчался мыслями в эти сладкие грезы, что даже не расслышал шепота Хрисиды. Ей пришлось взять его за руку и повторить: - Мы пришли. За теми дверями тебя ожидает Клеопатра. Но у дверей караулит евнух, тебе не следует попадаться ему на глаза... Поэтому я пройду вперед и постараюсь отвлечь его; ты же пойдешь тогда, когда у дверей никого не будет. Быстро стукни три раза. Это условный сигнал. Царица откроет тебе... А пока стой здесь и выжидай момент, когда я отвлеку этого цербера... Оставив Пертинакса в тени мраморной колоннады, она направилась к сидевшему у дверей евнуху. Тот, похоже, дремал; он уже издали заслышав шаги приближающейся девушки, он тотчас раскрыл свои поросячьи глазки. - Не знаешь ли ты, достопочтенный Тирс, - произнесла Хрисида, сделав испуганный вид, - чье это мертвое тело лежит вон там, в том коридоре? - Какое тело? Что ты болтаешь, глупая девчонка? - проворчал евнух. - Там лежит мертвец, - плачущим голосом твердила Хрисида, показывая пальцем куда - то в сторону. - По - моему, это торговец, который каждый день приносит во дворец свежую дичь... Беднягу, наверное, ограбили - у него отрублены пальцы, на которых были перстни... Это Так страшно, так страшно... - Так это же иудей Сосия, торговец с Галикарнасской улицы! - воскликнул Тирс, поднимаясь. Глаза евнуха так и вперились в девушку, на губах дрожала затаенная усмешка. - Неудивительно, что его прикончили, - добавил он, - в слишком дорогих перстнях любил он щеголять... А золото он держит зашитым в полу своей туники, я сам видел, как он прятал туда монеты. Грабители наверняка не догадались обыскать его как следует... Так где, говоришь, он лежит? - Вон там, - показала Хрисида. - По этому коридору за вторым поворотом... - Пойду взгляну, - сказал Тирс, а сам не спускал глаз с Хрисиды. - Если ты так хочешь, то что ж, пойду... Евнух неспешно заковылял в ту сторону, куда показывала девушка. Едва он скрылся за углом, как из - за колонны выскочил Пертинакс. Но добежать до заветных дверей он не успел: Тирс вдруг повернул обратно и спешил ему навстречу с перекошенной от ярости физиономией. - Тебе, плутовка, не удастся провести меня! - завизжал он. - Эй! Стража! Верные солдаты Антония! Сюда!.. Словно дожидаясь его зова, из маленькой дверцы в углу выбежало несколько вооруженных легионеров, и впереди них - Бренн. - Видите, досточтимый Бренн, я был прав, говоря, что на сегодняшнюю ночь царица назначила свидание со своим любовником! - заливался старый негодяй. - Хватайте его! Наш повелитель наградит нас всех за верцую службу!.. Солдаты набросились на Пертинакса и, несмотря на отчаянное сопротивление, схватили и связали его. - Почему ты думаешь, что это любовник? - обернулся Бренн к евнуху. Может, это обычный вор? Кто ты? - спросил он у Пертинакса, - и что тебе нужно возле покоев царицы? Пертинакс предпочел горделивое молчание лживым отговоркам. - Конечно, любовник! - вопил Тирс. - А Хрисида - сводница! Это ясно, как день! Солдаты, обыскав юношу, нашли двух драгоценных скарабеев - подарки Клеопатры. Тирс и Бренн тотчас узнали царские броши. Издав дружный возглас изумления, они взглянули друг на друга; Бренн выхватил броши у солдата, который обыскивал Пертинакса, и засунул их себе за пазуху. - Не забудьте донести повелителю, что изловлен злодей с помощью вашего недостойного слуги... - забормотал евнух, изогнувшись в льстивом поклоне. Центурион швырнул ему монету. - Антоний не забывает оказываемых ему услуг, - сказал он и добавил, повернувшись к солдатам: - Ведите его в подземный каземат... - Постойте! - выкрикнул вдруг юноша. - Не торопитесь! Выслушайте меня! Во дворце зреет бунт!.. Рабы злоумышляют расправиться с Клеопатрой!.. - Он лжет! - завопил Тирс, смертельно побледнев. - Лжет, чтобы отвести от себя подозрения! Проткните ему язык, доблестные воины!.. - Нет, - возразил Бренн, - наказание ему пускай назначит Антоний. Здесь затронута его честь, и пусть он сам решает, как поступить с пленником. Связанного Пертинакса повели по коридору; Хрисида, почти на грани обморока, отперла маленьким ключиком мраморную дверь и без чувств упала на руки ожидавшей ее Клеопатры. Тирс, глядя вслед пленнику и его конвоирам, попробовал на зуб брошенную ему монету. 3лобно сплюнул: "Тьфу, фальшивая! и добавил шепотом: - Ничего, Октавиан заплатит мне за службу настоящим золотом..."

Глава IV

Гай Октавий, после смерти Цезаря принявший имя Гай Юлий Цезарь Октавиан, в эту ночь не спал. Большой дом богатого откупщика в пригороде Александрии, который он избрал местом своей ставки, был ярко озарен огнями .множества факелов. В дверях поминутно показывались курьеры, доставлявшие Октавиану донесения от командиров легионов. Шли последние приготовления к утреннему штурму. Войска, расположенные напротив канопских укреплений Антония, передвигаясь на назначенные им позиции. Только что у Октавиана состоялось совещание с легатами и начальниками конных отрядов; военные разошлись; Октавиан вышел из дома на широкую полукруглую террасу, откуда мраморные ступени спускались в ночной сад, и сел на скамью, устланную шкурами леопардов. Тотчас зазвучали мягкие звуки флейт и тамбуринов: внизу, где кончались ступени, на окруженном миртами и пиниями открытом участке сада, замелькали полуобнаженные фигуры танцовщиц. Цочь, полная звезд, раскинулась над умолкнувшим Миром. В отдалении горели костры четвертого легиона. За ними начинались земляные валы, наспех возведенные Антонием; сейчас там происходили стычки. Шум сражения не долетал до Октавиаиа, слышался лишь треск ночных цикад и затейливые рулады музыкантов. Октавиану было едва за тридцать, однако это был уже прожженый политикан, не брезговавший никакими, даже самыми грязными средствами, прошедший огонь и воду междоусобных распрей, вспыхнувших в Риме сразу после убийства Цезаря. В своем завещании Цезарь объявил Октавиана своим приемным сыном и наследником, однако за наследство, оставленное покойным диктатором, пришлось бороться не только с его убийцами, но и с его верным другом и соратником Марком Антонием. Первое время Октавиан, набираясь опыта политической борьбы, маневрировал между обеими враждующими партиями, то мирясь с оптиматами, то примыкая к Антонию. После разгрома Брута и Кассия, возглавивших основные военные силы антицезэрианцев, Октавиан и Антоний поделили между собой огромные территории, захваченные Римом. Но этот дележ сулил только продолжение Гражданской войны, ибо Октавиан жаждал единоличной власти. И лишь теперь, после длительной борьбы, он наконец вплотную подошел к осуществлению своей заветной мечты. Завтра остатки армии его заклятого врага будут разгромлены, и он под звуки победных труб въедет на золотой колеснице в великий город, основанный Александром Македонским! Октавиан закрыл глаза, представив себе эту упоительную картину. Неплохо было бы, чтобы его колесницу встречали ликующие толпы горожан... Народная радость очень украсила бы хронику его военных побед. Надо будет распорядиться о выделении денег на организацию такой "радости"... Неожиданно из задумчивости его вывели треск и шипение, раздавшиеся в небе. В звездной черноте сверкал и рассыпал искры белый огненный шар, который не спеша относило ветром на юго - запад, в сторону сражающихся. Это греческий мудрец, которого прислал Октавиану спартанский тиран Еврикл, выполнил свое обещание зажечь белый огонь и пустить его по воздуху над осажденным городом. С плоскогорья, расположенного неподалеку, один за другим взмыли в небо громадные мешки, наполненные горячим воздухом; к ним были привязаны корзины с горючей смесью, которая с треском вспыхивала, сверкала и шипела, разбрасывая искры и огненные струи. Уже около десятка шаров плыло в ночном небе. Зрелище было удивительное и жутковатое, мерцающий свет этих новых лун озарял окрестности, и видно было, как воины, лежавшие у костров, вскакивали и запрокидывали головы, провожая их глазами. На садовой дорожке, ведущей к террасе, возникла фигура легата гвардии Цестия. Он остановился у ступеней. Октавиан сделал ему знак приблизиться. - Мы уже было собрались распять грека как мошенника и шарлатана, - сказал Цестий, рукой показывая на озаренное небо, - а он - смотри, Цезарь, - сумел - таки зажечь свои колдовские огни! - Пусть мятежники трепещут, - отозвался Октавиан, довольный, что его назвали родовым именем его приемного отца. Он любил, когда его называли Цезарем, и его приближенные знали об этом. - Как идет подготовка к штурму? - продолжал он. - В готовности ли флот? - Войска разведены по боевым позициям и в настоящее время отдыхают. Через три часа боевые горны поднимут их и поведут в атаку. Флот, согласно твоему приказу, продолжает держат блокаду гавани. За весь минувший день только одно судно сумело прорваться к осажденным... - Все - таки сумело! - раздраженно воскликнул Октавиан. - Но это были не люди, а львы, Цезарь! Их корабль появился вскоре после захода солнца и отбил атаку наших галер. Он поджег их горящими стрелами... - Что это за судно? Пираты? - Вряд ли. На его парусах начертаны странные варварские знаки... Скорее всего, оно явилось из неведомых стран за Геркулесовыми Столбами. - Морское патрулирование у входа в гавань необходимо усилить, - сказал Октавиан. - Не то что корабль - лодка не должна проскочить ни из города, ни в город. А завтра, когда Александрия будет в наших руках, мы выясним, что это был за корабль... - И еще одно, Цезарь... - добавил легат, сделав было движение удалиться. - В чем дело? - В лагере появился человек по имени Тирс... - А, Тирс, царский евнух! - воскликнул Октавиан. - Он состоит у меня на тайной службе и уже оказал мне некоторые услуги... Но как он оказался в лагере в эту ночь? - Он утверждает, что покинул Лохиа через подземный ход, который тянется почти на два километра от дворца до Храма Тога у Канопских ворот. Мы проверили его слова и действительно обнаружили в стене заброшенного Храма к северу отсюда вход в древнее подземелье... - Приведи его сюда, - приказал Октавиан. - Слушаюсь, Цезарь, - с этими словами легат растворился в потемках. В небе вспыхнуло еще два мерцающих шара. Громадными лунами поплыли они по ночному своду, озаряя сад неверными, резкими и трепетными тенями. Среди них не сразу можно было различить маленькую согбенную фигурку евнуха, спешащую к террасе вдоль полосы миртовых деревьев. Поднявшись по ступенькам, Тирс преклонил колени перед неподвижно сидевшим римлянином. - В Лохиа отсюда ведет подземный ход? - спросил Октавиан. - Почему ты раньше не поставил меня в известность об этом? Мы бы уже давно захватили Антония и его царственную любовницу! - Я сам случайно узнал о его существовании, Цезарь, подслушав разговор одной из служанок Клеопатры с ее дедом, дворцовым привратником Евдамидом... Старик долго не хотел раскрывать мне тайну этого хода, пришлось приставить к его горлу нож, чтобы он показал потайную дверь... - Началось ли восстание слуг во дворце? - спросил Октавиан. - Я сделал все, как ты мне велел, - ответил евнух. - Некоторых из дворцовых рабов пришлось подкупить, другие поддались обещаниям получить свободу, но лучше всяких уговоров подействовала на смутьянов возможность поживиться драгоценностями в покоях царицы... В эти самые минуты, Цезарь, когда я говорю с тобой, восстание в Лохиа началось! Дворцовая гвардия уведена Антонием на городские укрепления, так что рабы возьмут Клеопатру голыми руками... И ее голова на золотом подносе будет торжественно поднесена тебе, когда ты завтра войдешь в город! - Проклятье! - Октавиан сжал кулаки. - Я же не велел трогать царицу! Бунтовщики должны были убить Антония. Это за его отрубленную голову я обещал пять тысяч денариев!.. Римлянин в раздражении вскочил и приблизился к Тирсу, не встававшему с колен. - Клеопатра мне нужна живой! Толькой живой, ты это понял, евнух? У Тирса зуб на зуб не попадал от страха. Смертельно побледнев, он смотрел слезящимися глазами на Октавиана и силился что - то сказать, но вместо слов из его рта вырывался только невнятный хрип. - Эй, Цестий! - крикнул Октавиан. Тотчас из тьмы зарослей выступила фигура легата. - Я здесь, Цезарь! - Возьми двести, нет - пятьсот человек и следуй за ним, - Октавиан показал на Тирса. - Он проведет тебя по подземному ходу в царский дворец. Ваша задача - захватить царицу живой, вырвать ее из лап бунтовщиков! Скорее! Дорога каждая минута!.. Если во дворце вам попадется Антоний расправьтесь с ним немедля! - Слушаюсь, Цезарь, - ответил легат. Он достал из - за пояса походный рожок и протрубил сигнал, сзывая своих гвардейцев. - Торопись, Тирс, - Октавиан за подбородок поднял евнуха с колен. - Если Клеопатра попадет в мои руки живой, то тебя ожидает щедрая награда... Но если рабы расправятся с ней до прихода моих воинов, то я распну тебя вместе с мятежниками! Тирс, пролепетав обещание сделать все, что в его силах, удалился вслед за Цестием. Пройдясь в нетерпении по мраморному полу террасы, Октавиан снова опустился на леопардовые шкуры. Его душила ненависть к Антонию, и сознание близости победы над ним только усиливало это жгучее чувство. Октавиан вспоминал, сколько унижений он натерпелся от этого своенравного и гордого соратника Цезаря в первые месяцы после убийства диктатора. Антоний подбивал сенат не признавать акта об усыновлении Октавиана Цезарем; он же распускал по Риму слухи, будто Октавиан добился этого усыновления ценой противоестественной связи с Цезарем, и многие верили, потому что от такого развратника, как Цезарь, всего можно было ожидать. Антоний несколько раз подсылал к Октавиану наемных убийц; впрочем, тот отвечал ему тем же. Покуда был жив Антоний, Октавиану приходилось постоянно опасаться за свою жизнь. Его месть Антонию должна быть цолной, абсолютной. Ему мало было уничтожить врага, ему хотелось вполне насладишься своим торжеством над ним. А это произойдет тогда, когда женщина, от которой Антоний был без ума, будет ползать перед ним на коленях, униженно молить о пощаде и, как площадная девка, предлагать ему свою любовь. Конечно, он насладится ее страстными ласками, и это будет кульминацией его мести. А мертвая голова Антония, поставленная у изголовья их ложа, будет всю ночь таращить свои безжизненные бельмы на их соединение!.. Октавиан, вообразив себе эту картину, рассмеялся от удовольствия. По возвращении в Рим он в триумфальном шествии погонит Клеопатру перед собой, а после прикажет ее тайно прикончить. Египет с завтрашнего дня станет провинцией Рима, и живая царица этой страны ему не нужна.

Глава V

Связанного Пертинакса стражники швырнули на каменный пол узкой темной камеры, где слышалось журчанье воды, дверь закрылась за ним и снаружи лязгнул засов. Застонав от отчаяния, британец попробовал приподняться, но тут же почувствовал, как веревки впиваются ему в запястья... Он все же перевернулся на спину и сел, привалившись к замшелой стене. Глаза его постепенно осваивались с темнотой. Он различил низкий сйод, кирпичные стены, отверстие в потолке, через которое могла выбраться отсюда разве что крыса. Из этого отверстия в каменный мешок поступал воздух. На уровне пола было еще одно отверстие, из которого непрерывно струилась вода; она текла по выложенного в полу желобу и исчезала между прутьями решетки у противоположной стены. Пертинакс, изогнувшись, приник к влаге пересохшими губами и несколько минут жадно п1ш. Затем он подполз к камню, выступавшему из стены, и принялся упорно водить по его острому краю ремень, стягивавший ему запястья. Ремень перетирался медленно, и вся эта работа отнимала много сил, потому что водить связанными за спиной руками было неудобно, то и дело приходилось останавливаться для передышки. К исходу первого часа своего заточения Пертинакс совершенно выбился из сил, перетирая ремень, а между тем до егофазрыва было еще далеко... Неожиданно за дверью послышался шум; какие - то люди, громко и возбужденно крича, бежали по гулкому коридору. Донесся звон мечей, кто - то истошно вскрикнул, получив внезапный удар, и вслед за этим несколько глоток исторгли рев торжества. Недоумевая, Пертинакс приподнялся. Он услышал, как сорвали засов с двери соседней камеры, затем дошла очередь и до его замка... Щеколда была выбита, дверь распахнулась и в проеме показалось несколько смуглых голов и полуголых тел. - Свободен! - крикнули Пертинаксу. - Во дворце восстание! Все узники выпускаются на свободу, таков приказ Гига - нашего предводителя! Бери меч и присоединяйтесь к нам, товарищ! Отомсти своим истязателям!.. - С радостью! - ответил Пертинакс. - только развяжите мне скорее руки! Толпа мятежников побежала дальше, срывая замки с других дверей, лишь один задержался возле Пертинакса, чтобы мечом разрубить его путы. - Скажи мне, добрый человек, где покои царицы? - спросил Пертинакс, разминая затекшие руки. - Ступай вверх по той лестнице, - ответил освободитель, - а там пойдешь галереями, держа все время направо. Туда направились наши главные силы, Гиг тоже там. Они будут рады, если ты присоединишься к ним. - Что с царицей? - от волнения голос Пертинакса сорвался. - Ее .схватили? - Не знаю. Хотя думаю, что она уже в руках нашего вождя. Гиг заранее расставил своих людей вокруг ее комнат, чтобы она не смогла удрать... Не дослушав его, Пертинакс со всех ног помчался вверх по лестнице. Во дворце царила суета, метались толпы горланящих людей с факелами, вилами и копьями, гулкое эхо разносило крики и голоса, звоны скрещивающихся мечей; то тут, то там завязывались стычки между взбунтовавшимися слугами и легионерами Антония. Пертинакс выбежал в знакомую галерею с колоннами, где он час назад проходил с Хрисидой. Промчавшаяся мимо толпа рабов с кольцами кандалов на ногах не обратила на Пертинакса внимание, по разодранной оджежде приняв его за одного из восставших. Сердце, казалось, готово было выпрыгнуть из груди Пертинакса, когда он бежал гулкой галереей к покоям царицы. Он бежал, удивляясь собственному волнению, не понимая, отчего так близко к сердцу он принял судьбу этой несчастной женщины, отчего замирает его душа при одной только мысли о ней?.. Действительно, Клеопатра очень красива, но разве мало красивых девушек он встречал в Риме, Греции, да и здесь, в Александрии? Но это головокружительное чувство охватывает его впервые, чувство, когда хочется петь, совершать сумасбродства, броситься ради этой женщины в яростную битву и доказать всему миру, что только он может быть .^ее защитником! Юноше трудно было разобраться в этих новых и таких странных переживаниях, нахлынувших на него с той минуты, когда черные глаза взглянули на него из душной полутьмы царского паланкина... В коридоре, пересекавшем, галерею, кипел бой: несколько римлян сдерживали натиск двух десятков черных рабов, вооруженных дубинками и кольями. Пертинакс с первого взгляда на этих недостойных слуг, осмелившихся поднять руку на свою прекрасную госпожу, проникся к ним ненавистью. Он выхватил из рук раба, корчившегося на полу в смертельной агонии, какой - то металлический брус и, размахивая им, как дубинкой, врезался в толпу мятежников. Его атака была яростной, молчаливой и сокрушительной, как ураган. Уже через минуту несколько бунтовщиков с раскроенными черепами лежали у его ног, а остальные, услышав их предсмертные вопли, решили сгоряча, что им в тыл ударил целый отряд стражников. Храбрые только при ощутительном численном перевесе над врагом, они, при первых же признаках превосходства противника, показали свою трусость и бросились наутек. Из римлян, с которыми они сражались, уцелело только двое, да и те были страшно ранены и сжимали мечи из последних сил. Оба они изумленно уставились на Пертинакса, видимо не понимая, как этот молодой, вооруженный дубинкой человек смог обратить в бегство озверевшую толпу смутьянов. - Они трусы, - тяжело, переводя дыхание, сказал Пертинакс в ответ на слова благодарности. - Выступить против своей повелительницы в самую трудную для нее минуту, когда ее жизнь и судьба страны висит на волоске это, помоему, предел подлости! - Вы правы, - утирая кровь, сказал один из воинов. - Не знаю, чем мы сможем отблагодарить вас. Вы спасли нам жизнь... Я ни разу не видел вас во дворце, но думаю, что вы римлянин, ибо только для уроженца Вечного города священны такие понятия, как Честь и Верность. - Эти понятия святы для любого, рожденного в пределах Ойкумены, - ответил Пертинакс. - Я не римлянин и не житель Александрии. А пришел я сюда, чтобы выполнить свое обещание защитить царицу в минуту опасности. И я скорее умру, чем нарушу свой обет! - Храни тебя всемогущий Юпитер, - пораженные его словами, пробормотали римляне. Пертинакс выхватил из рук одного из убитых окровавленный меч, который был длиннее и больше остальных. Он как раз пришелся к руке молодого британца. Пертинакс, приноравливаясь к нему. несколько раз взмахнул им, со свистом разрубив воздух. - Именно это мне и нужно! - крикнул юноша и, кивнув на прощание стражникам, бросился по галерее к покоям царицы. В знакомом ему зале перед массивными мраморными дверьми, где еще полтора часа назад сидел коварный евнух, бесновалась теперь большая толпа бунтовщиков, и впереди всех - Гиг с кольцом в носу. - Бейте в дверь! Бейте! - вопил, предвкушая обладание царицей, похотливый раб. - Она уже трещит! Еще немного - и мы сорвем ее с петель!.. А за дверью - молодые служанки в золотых браслетах и бриллиантовых ожерельях, и подлая потаскуха Клеопатра с ними! Это за ее голову Октавиан обещал нам свободу!.. Ну же! Ударим еще раз!.. - Стойте! - закричал Пертинакс, вклиниваясь в толпу. - пока вы тут возитесь с дверьми, солдаты Антония выносят из потайной комнаты сундуки с несметными сокровищами, накопленными египетскими царями за сотни лет! - Кто ты такой? - прорычал Гиг, чрезвычайно недовольный тем, что большинство его сотоварищей, бросило взламывать двери и обернулось к незнакомцу. - Что - то я тебя раньше не видел во дворце! Уж не переодетый ли это римлянин, старающийся оттянуть время, пока к Клеопатре не подоспеет помощь? - А что, может, и так! - закричали его напарники. Пертинакса взяли в тесное кольцо; несколько мечей уперлось ему в грудь. - Сундуки в нескольких шагах отсюда, при них всего несколько стражников, мы их можем взять голыми руками! - надрывался Пертинакс, и вид у него был такой возбужденный, глаза горели такой искренностью, что большинство мятежников поверило ему. - Веди нас туда! - закричали со всех сторон. - Но если ты солгал - от тебя живого места не останется!.. - Не ходите, вас заманивают в ловушку! - ревел Гиг, в бессильной злобе потрясая мечом. - Вернитесь, олухи, дверь уже почти разбита, цель близка! - Груды золотых монет и бриллиантовых ожерелий! - перекрикивая его голос, кричал Пертинакс. - Такого случая больше не представится! Возьмем золото и унесем ноги из дворца! Пускай Антоний с Октавианомсами разбираются друг с другом, а для нас важнее - деньги! - Он прав! Веди нас, парень! Где сундуки? И почти вся орава, штурмовавшая двери царских покоев, ринулась за Пертинаксом, которого двое могучих детин крепко держали под руки. Несколько человек шло впереди британца, и один из них прижимал к его груди меч, чтобы немедленно заколоть юношу, если на них из засады набросятся стражники. Горланя и вопя, толпа прошла галереей, затем низким сводчатым коридором. С десяток дворцовых рабов, знавших путь к царской сокровищнице, бежали впереди, показывая дорогу, так что Пертинаксу не понадобилось особенно напрягать память, вспоминая коридоры, по которым он недавно проходил со своей иной провожатой. Толпа спустилась по каменной лестнице, и разочарованные крики проводников возвестили, что дверь сокровищницы распахнута и сундуков в ней нет. Мятежники в гневе и досаде обернулись к Пертинаксу. - Теперь вы видите, что я бал прав, когда говорил вам, что римляне вытаскивают сундуки! - закричал юноша и показал рукой в боковой коридор. Сокровища понесли туда! Клянусь вам, они там!.. Самые жадные и нетерпеливые, схватив факелы, устремились в указанном Пертинаксом направлении. Толпа, подхватив юношу, повалила следом. На перекрестке двух коридоров бегущие в растерянности остановились. - Направо! - крикнул Пертинакс. Через минуту показалась знакомая лестница, и на ее ступенях - труп Криспа. - Это здесь! - заявил юноша. - Вот эта дверь! Кое - кто из бунтовщиков немедленно принялся выламывать ее, но это оказалось заведомо бесполезным делом - дверь была из могучего цельного дуба, окованная тяжелым железом. - Ясно, это римский лазутчик! - закричал один из смутьянов, показывая на Пертинакса. - Гиг был прав! Он нарочно заманил нас сюда, чтобы дать царице бежать! Нам не взломать эту дверь, хоть мы будем долбить ее до утра! - Прикончить его! - Смерть лжецу! - Я знаю, как открыть ее! - выкрикнул Пертинакс, в отчаянном рывке уворачиваясь от взметнувшегося меча. - В стене спрятан потайной механизм, который приводит ее в действие! Подведите меня к ней! - Если ты не откроешь ее через минуту и за ней не будет сокровищ, то мы выпустим из тебя кишки... - прогнусавил кто - то в самое его ухо. Пертинакса подтащили к двери. С немалым трудом он выпростал руку и надавил на камень, служивший замаскированным рычагом для привидения в действие потайного механизма. Дверь распахнулась, люди с факелами ворвались в находившуюся за ней комнату, и глазам их представилось поистине чудесное зрелище: посредине стояли сундуки с откинутыми крышками, в сундуках сверкали россыйи бриллиантов и золотых монет, а на полулежали трупы римлян, сообщников Криспа. Их страшные, посинелые лица свидетельствовали о том, что они задохнулись в этом каменном мешке. Но на них никто не обратил внимание. Заревев, обезумевшие от жадности люди, толкая и давя друг друга в дверях, ринулась на сокровища. О Пертинаксе тотчас забыли. Ему стоило немалого труда выбраться из давки, он взлетел по лестнице и, выхватив по дороге из рук какого - то мятежника горящий факел, как вихрь помчался по темной галерее. У мраморных дверей никого не было, сами двери были взломаны Гигом и несколькими его самыми ближайшими приспешниками, не поверившему Пертинаксу. Юноша ворвался в алебастровый зал. Здесь все было перерыто и разгромлено, на полу в луже крови лежало несколько трупов стражников и бунтовщиков, но ни Гига, ни Клеопатры, ни служанок среди них не было. Остановившись в замешательстве посреди зала, Пертинакс прислушался. Ему показалось, что какие - то отдаленные звуки доносятся со стороны широкой мраморной лестницы. Он бросился по ней, пробежал вдоль коллонады, не встретив ни души, и, уже не зная, что делать, куда бежать, решил было вернуться в алебастровый зал, как вдруг из - за колонны, неслышно как тень, выскользнула Аретея в развевающейся белой столе. - Где Клеопатра? Она жива? - Пертинакс бросился к ней и непроизвольно с такой силой стиснул ее плечи своими крепкими руками, что девушка вскрикнула от боли. Пертинакс, опомнившись, опустил руки и произнес несколько слов в извинение. Служанка, не дослушав его сбивчивое бормотание, взяла его за руку и повела куда - то в соседнюю комнату, где тоже не было ни души. Отсюда они вышли на балкон, окружавший со всех сторон небольшой внутренний дворик, где бил фонтан и на мраморном полу были расстелены пушистые шкуры. Посмотрев с балкона вниз, Пертинакс увидел сидевшую у фонтана Клеопатру; рядом с ней находилась служанка; под колоннами, там, где находился вход во дворик, стояли четыре легионера, двое из которых были ранены, и прислушивались к звукам, доносившимся снаружи. Пертинаксу не пришлось долго гадать о значении этих звуков. Дверь, ведущую во дворик, взламывал Гиг и его сообщники. Легионеры подняли мечи, ожидая момента, когда дверь рухнет под натиском штурмующих. Дверь трещала и рвалась с петель. Пертинакс схватился за поручни балкона и замер, как зачарованный, наблюдая разыгрывающуюся вслед за тем ужасную сцену. Дверь рухнула и во дворик ворвалось пятеро полуголых, свирепо скалящих зубы негодяев. Впереди был громадный, лоснящийся от пота Гиг. Глаза мятежников алчно заблестели при виде царицы, они издали дикий, торжествующий вопль и, размахивая мечами, бросились на стражников. Те достойно встретили их яростный натиск. Пертинакс мог поздравить себя с тем, что на Клеопатру напало всего пятеро заговорщиков, между тем как еще полчаса назад у мраморных дверей их было не менее двух сотен. Но особенно радоваться не приходилось: в этот кульминационный момент восстания царица, растеряв немногих своих верных защитников, осталось наедине со звероподобными двуногими созданиями, одно из которых, самое крупное, самое мускулистое и свирепое, даже не обратило внимание на стражников, прямо бросилось к ней. Клеопатра с холодным презрением встретила взгляд его горящих бешеным восторгом глаз; Хрисида с криком отшатнулась и закрыла лицо руками. Подскочив к царице, чернокожий злобно и похотливо расхохотался и схватил ее за руку. И в этот момент раздался негодующий возглас сверху, с того места, где как раз над фонтаном, возле которого сидела Клеопатра, находился балкон. Это молодой британец, решив, что обходной путь слишком долог и каждый миг его промедления чересчур дорого будет стоить прекрасной гречанке, вскочил на парапет балкона и с криком прыгнул с восьмиметровой высоты прямо на голую, лоснящуюся черную спину насильника. Клеопатра, пряча под широкой накидкой руку с остро отточенным кинжалом, приготовилась было вонзить его себе в сердце, предпочитая смерть позору, как вдруг неожиданный крик сверху и падение чьего - то тела прямо на спину самозванцу заставили ее вздрогнуть от изумления. Незнакомец, лица которого она не успела рассмотреть, свалившись на Гига, оттолкнул его от царицы, но и сам не удержался и отлетел в противоположную сторону. Упал он удачно, прямо на пушистый ковер, видимо не получив ощутимых ушибов; он тотчас вскочил на ноги и, выхватив меч, бросился на опомнившегося Гига. Их мечи скрестились. - А, это тот мальчишка, который увел от меня моих людей! - в ярости заревел злодей, узнав Пертинакса. - Я так и знал, что он римский выкормыш... Ну, держись теперь. Любопытно мне будет посмотреть, что ты ел сегодня за ужином... - Еще неизвестно, кто из нас первый выпустит другому кишки! - отвечал Пертинакс, хладнокровно парируя удары. Между тем схватка сообщников Гига с легионерами быстро подошла к концу. Римляне пали после короткого отчаянного боя, но и нападавшие понесли потери. Из всех, кто ворвался сюда с Гигом, только один смог прийти на помощь своему главарю. Два других раба были убиты; а еще двое получили тяжелые раны и лежали, стеная, на мраморном полу. Видя, что теперь он сражается один против двоих, Пертинакс начал отступать. Но его отход был тактической уловкой; его противники осмелели и, чувствуя, что победа близка, потеряли осторожность. Воспользовавшись этим, Пертинакс нанес неожиданный удар в грудь сообщнику Гига. Тот с криком упал, обливаясь кровью. Тогда разъяренный Гиг, тяжело дыша и изрыгая проклятия, отбросил щит и схватился за рукоятку меча обеими руками. Пертинакс хладнокровно отбил несколько его мощнейших ударов, каждый из которых, достигни он цели, мог бы разрубить его пополам. При последнем ударе противники, скрестив клинки, напряглись, силясь вырвать оружие один у другого, вздулись их мышцы, сблизились лица; и неожиданно мечи вырвались из рук обоих и отлетели в сторону. Ни один из соперников не дал другому добежать до них; лишившись оружия, они мгновенно схватили друг друга за руки и сошлись в смертельной рукопашной схватке. Клеопатра, затаив дыхание, не сводила глаз с незнакомца, вставшего на ее защиту в критическую минуту. Когда он после своего головокружительного прыжка поднялся с ковра и обнажил меч, она тотчас узнала его и изумление ее возросло еще больше. - Хрисида, взгляни! - она потянула к себе дрожавшую девушку, все еще закрывавшую лицо руками. Хрисида отвела руки от глаз и, посмотрев на сражающихся, не смогла сдержать изумленного возгласа. - Это Пертинакс! - воскликнула она, я щеки ее покрылись румянцем. Она выпрямилась, глаза ее радостно заблестели. - Пертинакс, о моя царица! - Но как он очутился здесь? - удивленная не меньше ее, спросила Клеопатра. - Ты же сама мне рассказывала, что его схватила стража у моих дверей! - Не знаю, госпожа, - ответила Хрисида, - но это он! Он спасет нас, я уверена!.. - Молись за него, Хрисида, - прошептала Клеопатра, с возрастающей радостью рассматривая стройную, сильную фигуру молодого британца, его могучие плечи с напрягшимися мускулами, которых не могла скрыть тонкая полотняная туника. При каждом броске Гига царица замирала и безотчетно сжимала руку служанки. Зато какой улыбкой расцветало ее лицо всякий раз, когда Пертинакс отражал страшные удары чернокожего исполина! Клеопатра, жившая в атмосфере постоянных интриг, лицемерия, лести и клеветы придворных, научившаяся глубоко скрывать свои чувства, в первый раз за многие годы искренне отдалась своим переживаниям, то заливаясь слезами, то вскрикивая от ужаса, то смеясь и восторженно, по - детски хлопая в ладоши. Буйный всплеск радости овладел ею, когда Пертинакс, после напряженной схватки на полу, оказался на спине гиганта. Британец, видимо используя известный ему борцовский прием, заломил руку Гига и с силой сдавил ему Лею. Постепенно все отчетливее стал слышен хруст ломаемых позвонков. Гигант испустил вопль, полный предсмертной боли, и вдруг поник. Из горла его хлынула кровь. И только тогда Пертинакс разжал хватку и, тяжело дыша, поднялся на ноги. Царица постаралась овладеть собой и скрыть охвативший ее ребяческий восторг, спрятать его под маской величественной приветливости, подобающей правительнице Египта. Пертинакс, протерев лезвие своего меча о полу туники побежденного, с поклоном приблизился к Клеопатре. - Это похоже на чудо, но ты снова удивительно вовремя появился, чтобы спасти меня от несчастья неизмеримо худшего, чем смерть, - произнесла она, не сводя с него больших темных глаз. - Я просто держу обещание защищать тебя, о моя царица, - промолвил он, и лицо его озарилось той открытой, сияющей улыбкой, которая несколько часов назад, на памятной им обоим александрийской улице, завоевала доверие гордой Клеопатры. Когда он подошел, глаза ее заблестели, как не блестели никогда прежде, когда они устремлялись на мужчину, а ведь ее сердца домогалось их немало! - Дворцовые слуги подняли мятеж, - продолжал Пертинакс, - стража повсюду отступает перед их натиском. Здесь тебе оставаться небезопасно... Если ты захочешь покинуть дворец, то я готов сопровождать тебя. Мой меч и моя жизнь всецело к твоим услугам. - Мне некуда бежать, милый юноша, - печально ответила Клеопатра. - Время окончательно упущено... Вряд ли кто из моих. вельмож захочет укрыть меня в своем доме, опасаясь навлечь на себя гнев Октавиана. А ведь еще месяц назад посольство Парфии предлагало мне отправиться с ним в Вавилон, а две недели назад была возможность беспрепятственно отплыть в Индию... Но время упущено, упущено... Я понадеялась на Антония, на то, что он выиграет решающее сражение, и вот - посольство парфян покинуло пределы Египта, а мой флот ла Красном море сожжен кочевниками - арабами по наущению Квинта Дидия, недостойного наместника Сирии, переметнувшегося от Антония к Октавиану... Впрочем, не только Дидий - все они, как крысы, бегут к победителю; даже преданные ветераны и те покидают Антония... Видишь сам, как мало стражи осталось во дворце, а из блистательной свиты, еще совсем недавно окружавшей меня, уже нет никого. Мне некуда и не к кому бежать, Пертинакс. Египтяне меня ненавидят, ведь я гречанка, из династии Птолемея Лага, завоевателя Египта... А греки, боясь гнева Октавиана, избегают меня, как прокаженной... Я одинока и беззащитна в этих стенах, всюду меня подстерегает смерть... - Нет, царица! - вскричал Пертинакс. - По крайней мере - один защитник у тебя есть! - Но что он может сделать против могущественных сил, ополчившихся на меня?.. - Умереть, защищая тебя, царица! Хрисида, молчавшая до сих пор, встрепенулась. - Я слышу гул множества шагов... - проговорила она в испуге. - Сюда могут войти в любую минуту, и неизвестно, кто это будет - оставшиеся верными нам воины Антония, или мятежные слуги... - Во дворце слишком опасно, - поддержал ее Пертинакс, - в любом случае нам надо покинуть его! Идемте, и постараемся выйти, не привлекая к себе внимание, а уж в городе мы укроемся у моих верных друзей, которые не донесут на нас Октавиану! Клеопатра встала и, опираясь на руку верной служанки, направилась вслед за Пертинаксом. Проходя мимо окровавленного, с вытаращенными глазами Гига, она побледнела и слабо вскрикнула. Пертинакс едва успел подхватить ее, иначе бы царица упала без чувств. - Ты прав, милый юноша, скорее покинем это ужасное место... - прошептали ее побледневшие губы. - Мне ничего другого не остается, как положиться на тебя и на свою судьбу... Хрисида и Пертинакс, поддерживающий Клеопатру, вышли из внутреннего дворика и укромным коридором направились к восточному крылу дворца, чтобы оттуда незамеченными выбраться в город.

Гпава VI

Но покинуть Лохиа в эту жуткую ночь оказалось делом почти безнадежным. По всем коридорам и залам сновали жадные толпы мятежников, грабя все, что только возможно. Потеряв своего предводителя - Гига, они рассыпались на отдельные маленькие отряды, никому не подчинявшиеся, и мародерствовали во дворце на свой страх и риск, грабя убитых, нападая на такие же отряды слуг и отбирая у них добычу. В окнах метались факелы, кое - где уже занимался пожар. Проникнуть в восточный корпус дворца беглецы не смогли: дальнейший путь по коридору им преградила стена дыма, шедшая от пожарища в нижних покоях, в которых некогда жил отец Клеопатры, покойный царь Птолемей Авлет. Путники вынуждены были свернуть в соседнюю галерею и направиться к северному крылу, но громкие голоса, топот множества ног и бряцание оружия вынудили их снова свернуть. За поворотом коридора они наткнулись на двух полупьяных рабов, тащивших ворох награбленных драгоценных тканей. Увидев царицу, оба они на мгновение оцепенели от изумления, а потом, бросив добычу, пустились наутек. Юноша хотел было броситься за мятежниками, но окрик царицы удержал его. - Низкие, бесчестные люди! - крикнул Пертинакс, взмахивая мечом. - И на поддержку этих ублюдков надеется Октавиан! Уже самой связью своей с взбунтовавшимися рабами он навеки покрыл позором свое имя! - Но покуда опасность грозит нам, а не ему, - перебила его Хрисида. Подумаем лучше, куда нам идти... - Тут я всецело полагаюсь на вас, - сказал Пертинакс. - Этот громадный дворец похож на лабиринт! Я, во всяком случае, не имею ни малейшего понятия, в какую сторону нам двигаться дальше... - Пути к выходу нам отрезали толпы мятежников и пожар, - печально произнесла Кл^щатра. - Отсюда мы можем только пройти в мои разоренные покои, в тронный зал да еще разве что подняться на крышу... А почему бы и нет? - Клеопатра, "осененная внезапной мыслью, взглянула на Хрисиду. - Ты знаешь путь отсюда в укромный сад на крыше восточного корпуса? - О да, царица! - воскликнула служанка. - Туда можно добраться только через потайную дверь... Это пожалуй, единственное место во дворце, где мы будем в безопасности! - Безопасных мест для нас уже нет нигде, - со вздохом возразила Клеопатра, - но, по крайней мере, ночь мы сможем там переждать, а утром... Утром пусть будет то, что назначит нам судьба. И они двинулись по галерее вдоль черных гранитных колонн, и далее - по изгибающимся лестницам, уводившим все выше и выше. На их счастье, ни одного бунтовщика не попалось им по дороге, и вскоре они оказались в том месте, где в толще каменной стены имелась дверь, незаметная для постороннего глаза; секретный механизм растворил ее, и за ней обнаружилась еще одна лестница, всего в несколько ступеней, которая вывела путников на крышу. Здесь находилось любимое место уединения царицы, о котором знали лишь Антоний и несколько близких друзей и слуг. Почти все пространство этой части крыши занимал сад со специально принесенной сюда землей; тут росли широколистные абиссинские пальмы и лесбосские агавы, вдоль дорожек тянулись кусты роз. Была пора их буйного цветения; крупными розовыми и желтыми бутонами было буквально усыпано все в этом укромном цветнике. Растения издавали пряный аромат, который мешался с освежающими дуновениями эфесского ветра, налетавшего с моря. Пертинакс и Клеопатра подошли к парапету и встали над сорокаметровой пропастью, в глубине которой мелькали далекие огоньки факелов. Отсюда, с террасы, открывался прекрасный вид на сады в гавани, фаросский маяк и сверкающее под звездами безмятежное море. Даль тянулась в мглистой дымке. Ночь была удивительно светлая, теплая, полная звезд. Из - за маяка выплывал двурогий серп луны. Золотились в его свете городские крыши, дальние острова в дельте Нила, изгибающаяся дамба и совсем далеко, на самом горизонте - парусники Октавиана, стерегущие вход в гавань. Вглядевшись в даль, Пертинакс не смог сдержать возгласа удивления: британский корабль, несколько часов назад ^храбро сражавшийся с двумя римскими галерами, стоял теперь, убрав паруса, у городского причала, и между ним и берегом сновала лодка. - Смотри, - показал он Клеопатре на корабль, - этого парусника я ждал три года, не покидая Александрию ни на один день! - Странный корабль, - молвила царица. - Он не похож на наши суда... - Он пришел из Британии - далекой островной страны, находящейся в тысячах стадиях отсюда, за Геркулесовыми столбами... - Однако, как не вовремя явились посланцы с твоей родины, Пертинакс! Александрия вот - вот падет, в городе начнутся грабежи и корабль будет захвачен... - О, Клеопатра, ты не знаешь британцев. Это смелые и мужественные люди, они сражаются, как львы! Захват нашего корабля будет стоить Октавиану немалой крови... Ах, если бы нам удалось выбраться из дворца!.. - Пертинакс в сердцах ударил кулаками по парапету и вдруг повернулся к Клеопатре: Будь мы сейчас в городе, я бы знал, где нам найти убежище! Царица промолчала, лишь легкий румянец выступил на ее смуглых щеках. - Нет, Пертинакс, - сказала она грустно, - мы отрезаны здесь, в этом уединенном саду. Дворец захвачен мятежниками, попытки покинуть его грозят нам гибелью... Сама судьба подарила нам ночь в этом пленительном уголке, где я любила когда - то просиживать в одиночестве до самого утра не смыкая глаз... - Но, Клеопатра, бездеятельное ожидание неминуемо погубит нас! Надо искать выхода отсюда. Главное сейчас - покинуть дворец! Может быть, через какое - то время мятежники угомонятся и разбегутся - ведь им тоже оставаться здесь небезопасно, - и у нас появится возможность бежать?.. - Нет, останемся здесь и покоримся судьбе, Пертинакс... У меня были десятки возможностей бегства из Александрии и из Египта, но ни одна из них не осуществилась. Значит, богам угодно, чтобы я умерла здесь, в доме своих отцов... - Если тебя захватит Октавиан, то он пошлет тебя в Рим, на посмешище черни! - в отчаянии воскликнул Пертинакс. - Нет, - с горестной отрешенностью продолжала царица, - этого не допустит Матерь Изида... Она отошла от парапета и села на широкое ложе под сенью ветвистой агавы, среди буйного кипения огромных роз; развернула свой страусовый веер. Пертинакс взглянул вниз, оценивая высоту и разглядывая каменные барельефы, украшавшие дворцовый фасад. - Была бы веревка... - пробормотал он, - и мы смогли бы спуститься... - Кажется, я знаю, что делать! - вдруг сказала молчавшая до сих пор Хрисида. - Я слышала от дедушки Евдамида, что из дворца ведет длинный подземный ход, который кончается где - то за гороми, за Канопскими воротами. Этим ходом давно никто не пользовался и знают о нем всего несколько человек... - И я слышала о нем! - встрепенулась Клеопатра. - Неужели он действительно существует? - Я уверена, о моя царица! Позволь мне пойти разыскать Евдомида, он наверняка сейчас прячется в своей каморке возле кухни... Я разыщу его и приведу сюда, а потом мы все вместе попытаемся бежать отсюда. - Если ход кончается за Канопскими воротами, то это значит, что он выведет нас в лагерь Октавиана, в самую пасть врагу! - возразила Клеопатра. - Может б.ыть, это даже и к лучшему, - заметил Пертинакс. - Там - то уж никто не станет искать царицу Египта! Мы выждем момент, когда начнется штурм города, и воспользуемся суматохой, чтобы проскочить мимо римских патрулей... Хотя есть еще другой способ, - добавил он после недолгого молчания, - это спуститься отсюда по веревке. - О нет, только не это! - в ужасе всплеснула руками Клеопатра. - Так я пойду за дедушкой Евдамидом? - спросила Хрисида. ^ - Ты хочешь идти одна? - встревожился Пертинакс. - Но это опасно, во дворце погром, многие помещения охвачены пожаром... Я пойду с тобой! Клеопатра побледнела, услышав это, она встала и порывисто взяла Пертинакса за руку. - Нет, прошу тебя останься! - воскликнула она, - Неужели ты оставишь меня одну? - Да, тебе лучше остаться охранять царицу, - поддержала ее Хрисида, - я одна сумею найти Евдамида! - Ступай, Хрисида, - приказала Клеопатра, не сводя глаз с лица Пертинакса, - и знай, что ты наша единственная надежда!.. Служанка скрылась за потайной дверью. Пертинакс и Клеопатра остались одни. Их сразу окутала глубокая тишина ночи. В удивительном саду чуть слышно шевелилась листва от легких дуновений ветра, и ни единого звука не долетало сюда из окон разграбляемого дворца. Казалось, ни Октавиана, ни мятежников, ни пожара нет и в помине, а есть только звездная ночь с ее безмятежным покоем и ароматом роз. - Подойди сюда, Пертинакс, - проговорила Клеопатра своим нежным голосом, снова усаживаясь на ложе, устланное пушистым мехом. - Иди, сядь возле меня и побеседуем, - она указала на место рядом с собой. Бледнея от смущения, со сладким замиранием в груди молодой человек приблизился и сел на самый краешек ложа, не отрывая восхищенных глаз от сверкающих очей Клеопатры. - Какая дивная ночь! - продолжала царица, откидываясь на подушки. - Как нежен ее воздух, напоенный ароматом роз! Прислушайся к отдаленному рокоту моря, бьющемуся о городские причалы... Как будто мы в прежнем добром старом Египте, где нет ни Антония с его римлянами, ни армий Октавиана, ни мятежных рабов... Воистину, это ночь любви... Слушай, Пертинакс. Еще тогда, в уличной толпе, я с первого взгляда угадала, что ты происходишь от царственной крови. Твой взгляд и осанка обличают твое происхождение от горделивых и могущественных вождей... Я вижу, тебя заинтересовал знак в виде драгоценной ящерицы на моей груди? Это талисман, который носил сам Александр Македонский. Он снят моим предком, Птолемеем Лагом, с остывающего трупа великого полководца и с тех пор служит хранителем нашего рода. Но и на твоей груди я вижу какойто знак... - Я был трехлетним ребенком, когда мой Ътец могущественный король Британии Рогебор, потерпел Поражение от Юлия Цезаря и вынужден был отдать ему меня в заложники, - заговорил Пертинакс. - Расставаясь со мной, он повесил мне на шею эту цепочку с амулетом в виде черного креста, обрамленного дубовыми листьями. Это эмблема моего рода, на ней я поклялся отцу хранить верность родине... - Что с тобой было потом? - спросила Клеопатра видя, что Пертинакс умолк. - Цезарь отнесся ко мне милостиво, - продолжал юноша. - В Риме я участвовал в его триумфе по случаю покорения Галлии и Британии, а затем был отправлен в Афины, где, как и другие отпрыски царственных родов, изучал искусство государственного правления, риторику, историю и философию. Я много путешествовал, обучаясь у разных учителей разным наукам и в течение всего этого времени, десятки долгих лет, руки мои были незапятнаны человеческой кровью и сердце чисто. Но настал срок, я вступил в кавалерию наместника Каппадокии Луция Варра и принял участие в походе против касситов. С тех пор воинское искусство сделалось главным для меня. Я служил у разных начальников, совершенствуясь в ратном деле, и при этом ни на минуту не расставался с мыслью о моей далекой родине. Я, кажется, уже говорил тебе, что в милетском порту я встретил судно, вернувшееся из длительного путешествия в отдаленные страны, лежащие за Геркулесовыми столбами. Вообрази мое волнение, когда впервые за многие годы я услышал новости из моей родной страны! Они меня обрадовали и опечалили. Обрадовали тем, что я узнал о победе британцев над римлянами и изгнании их с нашего острова после того, как Цезарь его покинул. И опечалили - мне сообщили о смерти моего отца... На корабле находился мой соотечественник, и мы условились с ним, что если суждено будет вернуться на родину, то он даст знать обо мне моей матери - королеве Доригене и моим сестрам. Корабль должен был прийти за мной в Александрию Египетскую; я ждал его здесь три года, и вот он пришел - Не правда ли, - молвила задумчиво Клеопатра, - странно и удивительно, что в Одну и ту же ночь судьба свела тебя со мной и привела корабль с твоей далекой отчизны?.. - Это знак богов, - в волнении проговорил Пертинакс, - и я думаю, это счастливый знак! - Почему? - Конечно, счастливый! Ведь не может быть, чтобы все это произошло случайно, чтобы мы случайно оказались здесь, в этом благоуханном саду... Эта ночь подарена нам богами, Клеопатра! Пертинакс вдруг опустился перед Клеопатрой на колени, заглядывая в ее бездонные, затуманившиеся глаза. Какая - то печальная, светлая улыбка озарила лицо царицы. В эти минуты Клеопатра сама не могла уразуметь своих чувств. Казалось, она должна быть измучена страхом, впасть в уныние от мрачных предчувствий, а вместо этого она пребывала в полном покое и умиротворении, улыбалась совсем незнакомому ей человеку и мало того - позволяла ему держать в руках свои руки!.. - Помнишь ли ты родину? - спросила она. - Краше ли Британия древней страны Кеми? - Египет прекрасен, спору нет - ответил Пертинакс, - но родина есть родина, какой бы туманной и холодной она ни была. Память моего раннего детства хранит удивитель - . ные картины дремучих лесов и просторных лугов, голубых озер и каменных замков, возвышающихся на их крутых берегах... И Пертинакс увлеченно заговорил о веселых охотах со звуками рогов и лаем собак, о молодецких забавах воинов, пирах и праздниках, во время которых совершались причудливые магические обряды. Клеопатра слушала и смотрела на него как зачарованная, забыв обо всем на свете и не видя ничего кроме его загоревшегося, воодушевленного лица. Глаза Пертинакса сделались мечтательными и прекрасными, царица не могла отвести от них взгляда. - Почему мы не встретились раньше, Пертинакс? - прошептала она, когда он замолчал. - Как странно сошлись наши пути... - На все воля богов, Клеопатра. Пусть нашей встрече сумодены лишь краткие минуты, но ведь даже и они - это чудо!.. - Но продолжал, мой милый друг, рассказывай мне о своей далекой родине, унеси меня хотя бы в мечтах из этого проклятого дворца, где меня ожидают унижения и позор... - Полно думать об этом, моя несравненная царица! Пока я с тобой, тебе ничто не угрожает. Мы вырвемся отсюда, мы доберемся до гавани, где нас ожидает корабль... - Нет, я знаю, Пертинакс, боги судили мне другое... - Напротив - небеса сулят нам счастье! - с этими словами юноша покрыл ее руки жаркими поцелуями, и Клеопатра в каком - то бессознательном упоении позволила ему сделать это. - Клеопатра, скажи, если судьба улыбнется нам и мы выберемся из дворца, согласишься ли ты подняться со мной на борт британского корабля? Знаю, что не смею спрашивать об этом, но все же решаюсь спросить: отправишься ли ты со мной в мою далекую страну?.. Там, на корабле, у священного свитка с магическими письменами я дам клятву оставаться верным тебе до самой своей смерти... Клеопатра, я люблю тебя больше жизни... Скажи мне, согласна ли ты стать моей женой? И тут слезы выступили на глазах гордой царицы. Нежность и любовь вдруг с небывалой доселе силой нахлынули на нее, сердце забилось, и не успела она подумать о чем - либо, как губы ее уже шептали: "Да, мой нежный, да, мой любимый..." И, наклонившись, она коснулась губами его горячих трепещущих губ. Он порывисто обнял ее и их уста слились в поцелуе. Он был головокружительно долгим, этот поцелуй, но показался влюбленным таким же кратким, как освежающий порыв ветра... С трудом оторвавшись от милых губ, Клеопатра подняла глаза и вскрикнула в невыразимом ужасе, словно увидела приведение: в конце тенистой дорожке, которая вела к потайной двери, темнела неподвижная фигура Антония! Римлянин, тяжело дыша после боя с мятежными рабами, сжимая в руке окровавленный меч, сузившимися от гнева глазами смотрел на свою неверную возлюбленную.

Глава VII

- Возьми в руки меч, несчастный! - опомнившись, вскрикнул Антоний и выступил из темноты пальм в полосу звездного света. Еще час назад он находился на передовой линии городских укреплений, когда гонец из дворца принес тревожную весть о бунте царских рабов. Взяв сотню верных соратников, Антоний помчался в Лохиа и прямо на лошадях ворвался в мраморный вестибюль дворца, давя копытами и полосуя мечом ошалевших от страха мятежников. Те, впрочем, и не пытались оказывать сопро тивление. Они бежали, в панике бросая награбленное; по их трупам Антоний пробился в покои царицы и некоторое время метался по разгромленным комнатам, крича в тоске и тревоге: "Клеопатра!.. Где Клеопатра?.. Кто видел ее?.." То, что среди трупов, лежавших в покоях царицы, не оказалось тела его возлюбленной, воодушевило Антония продолжать поиски. Разослав солдат по залам дворца с приказом найти Клеопатру живой или мертвой, Антоний какое то время пребывал в раздумье, соображая, где бы она могла укрыться. И неожиданно ему на ум пришла укромная терраса на крыше, где когда - то по прихоти царицы был разбит сад. О нем никто не Инал, кроме их двоих и самых приближенных слуг; сад служил местом уединения Антония и Клеопатры, и одной Афродите известно было, сколько пленительных ночей провел там влюбленный римлянин, нежась в объятиях своей царственной подруги! И он немедля, оставив воинов внизу, поспешил по коридорам и лестницам к потайной двери на террасу, и, сгорая от волнения, прошел в сад. То, что он увидел, поразило его. На несколько мгновений . он оцепенел. В эти - то секунды и увидела его Клеопатра, которую словно какое - то предчувствие заставило - оторваться от манящих губ Пертинакса! - Возьми в руки меч, несчастный, - закричал Антоний, уязвленный в самое сердце. - Ты тоже, изменница, готовься к смерти! Я уже давно подозревал, что ты мне неверна. Хоть я и не имел прямых доказательств твоей измены, но я предчувствовал это... Я гнал от себя подозрения, потому что безумно любил тебя!.. Я хотел оставаться слепым, ничего не видеть и незнать, я страстно мечтал умереть у тебя на руках, испуская дух при последнем поцелуе; касания твоих рук облегчили бы мои страдания и горечь крушения всех моих надежд. Я надеялся, потерпев поражение на поле брани, изведав яд клеветы и измену друзей, уйти из жизни победителем на самом сладостном жизненном поприще поприще любви... Любить и быть любимйм прекраснейшей женщиной - что другое может сделать смерть сладкой и желанной? Но даже этого, Клеопатра, ты меня лишила!.. Клеопатра стремительно встала, выпрямилась, отбросила веер. Глаза ее, устремленные на Антония, горели испепеляющим огнем. - Я никогда не любила тебя, римлянин, - медленно произнесла она, и странно, зловеще прозвучал ее негромкий голос в тишине сада. - С твоей помощью я надеялась сохранить трон моих царственных предков. Но ты проиграл, и я ненавижу тебя. - Я бросил жизнь свою к твоим ногам, Клеопатра! - в бешенстве закричал Антоний. - Если бы ты не встретилась на моем жизненном пути, то я был бы сейчас владыкой Рима! Ради твоих ласк я пренебрег государственными делами, забыл о политической борьбе, о войске, об управлении провинциями! Признайся, что единственно ты виной тому, что Октавиан стоит сейчас у Канопских ворот, а мы с тобой гибнем... - Я могу винить себя лишь в том, что слишком обильно расточала тебе свои ласки, - ледяным тоном возразила Клеопатра. - Пожалуй, мое рвение в изображении отчетной возлюбленной было чрезмерным и я действительно отвлекла тебя от государственных дел. Это был мой просчет. Но я никак не могла ожидать, что ты окажешься такой тряпкой и ради женских объятий забудешь о том, для чего рожден: о битвах, походах и борьбе за власть! Я была слишком хорошей любовницей, Антоний, и это нас погубило, ты прав! - Я убью тебя, подлая шлюха! - голос Антония задрожал от сдерживаемых рыданий. Взмахнув мечом, он бросился на Клеопатру, но тут путь ему преградил Пертинакс. Молодой человек с мечом в руке выскочил на дорожку, по которой двигался Антоний. Прк этом британец успел вовремя оттолкнуть женщину, чтобы уберечь ее от удара разгневанного римлянина. Клеопатра оказалась за спиной Пертинакса в тот момент, когда яростно скрестились клинки. - Я пощажу тебя, щенок, если ты уберешься с моей дороги! - проревел Антоний. - Ну же! Прочь отсюда! Убирайся! - Без Клеопатры я никуда не уйду, - овтетил Пертинакс. - Без нее мне жизни нет. И чтобы ее убрать, тебе придется перешагнуть через мой труп! - Ну, держись тогда, молокосос! - и Антоний с удвоенной яростью заработал мечом. Пертинакс едва успевал отражать посыпавшиеся на него удары. - Клеопатра, отойди за деревья! - закричал он, отступая под бешеным натиском мощного римлянина. Расчет Пертинакса оправдался: Антоний довольно скоро выдохся. Мясистое лицо рим лянина раскраснелось, но нему струился пот, заливая глаза. Он тяжело дышал, меч, который он держал обеими руками, взлетал уже без прежней легкости и мощи. Пертинакс начал теснить своего противника. Антоний отступал к двери. В один из моментов схватки британец выбил меч из рук и Антоний оказался на земле. Меч Пертинакса уперся ему в грудь. Римлянин побагровел, взор его затуманился. - Убей меня, незнакомец, - прохрипел он чуть слышно. - Умереть в честном бою с достойным противником, защищая честь - о такой смерти я не смел и мечтать. - Нет, Антоний, - сказал Пертинакс, опуская меч. - В начале нашего поединка ты великодушно предвожил мне уйти. Я буду презирать себя, если не отплачу тебе той же монетой. Но я не могу отпустить тебя просто так. Ты пока еще хозяин во дворце, ты можешь кликнуть стражу и нас с Клеопатрой схватят. Я и царица сейчас покинем террасу, а ты останешься здесь... - С этой стороны дверь отпирается ключом, Пертинакс, - падала голос Клеопатра. - Возьми у него ключ, и он не сможет покинуть террасу. - Ключ, Антоний! - потребовал Пертинакс. Римлянин взглянул на него затравленными глазами быка, смертельно раненого на ритуальном ристалище, и не пошевелился. - Мне очень бы хотелось пощадить тебя, - продолжал Пертинакс, снова наставляя на него острие меча, - но жизнь царицы для меня во сто крат дороже твоей. Поэтому, если ты не отдашь ключ, я все - таки буду вынужден тебя заколоть. Антоний нехотя достал из кармана ключ на шелковой ленте и отшвырнул в сторону от себя. Клеопатра его живо подобрала. - Это он! - воскликнула она. - Идем, Пертинакс! - Прощай, Антоний, - сказал британец, обернувшись в дверях. - Твоя игра все равно проиграна, что бы ты сейчас ни предпринят. Поэтому тебе лучше оставаться здесь, в уединении этого райского уголка, чем бессмысленно проливать людскую кровь, сдерживая войска Октавиана... Мне искренне жаль тебя. Молодые люди покинули террасу, дверь за ними захлопнулась и в замке лязгнул ключ. Тут Антоний, опомнившись, взревел, бросился на дверь и с силой замолотил по ней кулаками. Но дверь была сделана из прочного дуба и не поддавалась его попыткам выбить ее. Тогда Антоний бросился к парапету и, заметив внизу пробегающих воинов с факелами, принялся кричать и швырять в них комьями земли. Скоро его попытки обратить на себя внимание достигли своей цели. Но воины, столпившиеся во дворе здания, сколько ни вглядывались в маленькую темную фигурку на крыше, никакие могли узнать в ней своего полководца. - Это, должно быть, один из мятежных рабов издевается над нами, - решили они. - Идемте туда, проучим его хорошенько! Среди них нашелся солдат, знавший дворец и выразивший готовность привести их на крышу. Все дружной гурьбой повалили за ним. Поднявшись на третий этах, кто - то из них догадался выглянуть из окна и снова взглянуть на странного человека. Каково же было его изумление, когда в звездном свете, заливавшем эту часть дворцового фасаДа, он узнал Антония, в бешенстве стучавшего кулаками по мраморным перилам! Антоний в свою очередь, тоже заметил воина и крикнул ему, чтоб немедленно разыскал и подвел к окну начальника дворцовой стражи. К счастью, центурион Бренн оказался неподалеку. Он был одним из немногих, кто знал секрет уединенного сада, и Антонию не пришлось долго объяснять ёМу свое положение. Взяв отряд самых надежных воинов Бренн устремился к потайной двери. Через четверть часа она была открыта и Антоний, исступленно вращая глазами, ринулся догонять Пертинакса и Клеопатру. Бренна и воины поспешили за ним. Оставив Антония, молодые люди направились вниз по лестнице, останавливаясь всякий раз, когда до них доносились звуки голосов и шум схватки. Кое - где во дворце мятежники еще оказывали сопротивление воинам Антония; несколько раз навстречу Пертинаксу и Клеопатре попадались римляне, но, увидев царицу, они почтительно останавливались и салютовали ей мечами. Партинакса они принимали за ее пажа или телохранителя. Беглецы беспрепятственно миновали несколько лестниц и дворцовых переходов, а когда они проходили алебастровым залом, их неожиданно окликнула Аретея. Пертинакс оглянулся и увидел, что из - за спины девушки в зал входят бородачи в кольчугах и шлемах, с копьями и длинными стальными мечами в руках. - Пертинакс? - переспосил один из них, услышав оклик девушки. - Кто здесь Пертинакс? Молодой человек, глядя на них с возрастающим изумлением, выступил вперед. Но не успел он вымолвить и слово, как в зале раздался дружный крик бородачей: - Вот он, Пертинакс, наш король! Как он похож на своего отца, могучего Рогебора! Юноша, наконец, понял, кто перед ним. Это британцы, прибывшие в Александрию нынче вечером, это за битвой их корабля с галерами Октавиана он наблюдал, стоя на фаросской дамбе! - Кто эти люди! - в тревоге обратилась Клеопатра к своей служанке. - Это чужестранцы, - принялась торопливо объяснять Аретея, - они явились водворен час назад, чтобы найти человека, за которым ты сегодня посылала меня, о царица. Они уверяют, что не питают недобрых намерений к нему, и я вызвалась помочь им в поисках... Мы искали Пертинакса среди живых и среди мертвых, которых немало во дворце, и как я рада, что он оказался жив!.. Между тем крепкий низкорослый бородач выступил вперед и торжественно обратился к юноше. - Пертинакс! - сказал он. - Мы британцы,, твои сородичи, посланы за тобой твоей матерью, вдовствующей королевой Доригеной. Когда до нашей страны дошла весть о том, что ты жив, стихли усобицы, разгоревшиеся было после смерти твоего славного отца, и вожди британских племен собрались на Большой Совет. Его решение - было единодушным: послать за тобой, чтобы по возвращении на родину провозгласить тебя королем. Пертинакс не ответил ни слова, пораженный; он лишь крепче стиснул ладонь Клеопатры. Царица чувствовала, как дрожит его рука, хотя внешне Пертинакс сохранял поистине царственное спокойствие. Ни один мускул не дрогнул на его зардевшемся лице, глаза гордо и открыто разглядывали пришельцев. Их около двух десятков вошло в алебастровый зал и расположилось полукругом вдоль стены. Как объяснил их предводитель, которого звали Джебальд, здесь были посланцы всех племен, населяющих Британию триновантов, кельтов, бриттов, валлийцев, скоттов и пиктов. Он представлял Пертинаксу одного за другим представителей этих племен, и те склонялись перед молодым - человеком, опускаясь на одно колено. Их племена, произносимые Джебальдом, звучали для Пертинакса как божественная музыка. Завершив церемонию представления, Джебальд сделал Пертинаксу знак приблизиться и обнажить левое плечо. Юноша, недоумевая, исполнил требуемое, и тут к нему приблизился долговязый кривой, старик, все это время не сводивший с него своего единственного глаза. Зайдя Пертинаксу со спины, он восклмикнул: - Да, это он! Я узнаю родимые пятна, знакомые мне с его, младенчества, когда я качал его в колыбели! Вот эти четыре темных пятнышка и одно посредине - красное, указывают нам, что мы нашли сына Рогебора! Ура! Слава Пертинаксу! - Слава Пертинаксу, королю Британии! - дружно подхватили воины, подняв мечи. - Пертинакс, владыка мой, наклони свою царственную голову, - сказал Джебальд, вынимая из внутреннего кармана плаща золотой обруч, усыпанный бриллиантами. Под дружные возгласы воинов он надел этот обруч на голову Пертинаксу так, что громадный - изумруд - камень верховного вождя Британии - засверкал на лбу юноши. - Надень на палец этот перстень, посылаемый тебе твоей матерью, - сказал второй посланец. Затем выступил третий посланец и накинул на плечи Пертинаксу голубой королевский плащ. Четвертый посланец протянул ему длинный меч, с золотой рукоятью, который он торжественно держал обеими руками. - Это меч твоего отца, Пертинакс, - сказал он, передавая его юноше. - Его клинок выкован много лет назад славными ассирийскими кузнецами и своим хозяевам всегда служил верой и правдой. В руках твоего отца он упился кровью не одного римлянина! Пусть же он с честью служит и тебе. Вслед за этим воины снова опустились на одно колено. Джебальд знаком велел сделать то же Пертинаксу. В наступившей тишине одноглазый старик, который был кельтским жрецом, положил ладони на голову Пертинаксу и прочел древнюю молитву, призывавшую благословение земных и небесных сил на нового короля. По завершению священнодействия все поднялись и, исполненные сознания торжественности момента, окружили своего молодого короля. - Кто эта женщина? - спросил Джебальд, показывая на Клеопатру. - Она слишком прекрасна и величественна, чтобы быть простой служанкой во дворце. - Это Клеопатра, царица Египта, - сказал Пертинакс. - Пока еще царица Египта... - добавил он, оборачиваясь к своей возлюбленной. - Войска Октавиана вот - вот займут Александрию и с ее царством будет покончено. Но взамен Египта она получит Британию! Посланники переглянулись в изумлении, а Партинакс, улыбнувшись, спросил Клеопатру: - Согласна ли ты сделаться королевой в моей стране, о прекрасная царица? Клеопатра зарделась, потупила глаза, однако положила свою ладонь в его протянутую руку. - Поистине благословенна страна, которой боги посылают такую дивную владычийу! - пораженный красотой Клеопатры, в восторге закричали воины. Клеопатра ни слова не ответила на предложение Пертинакса, но ее взгляд, устремленный на него, был красноречивее всяких слов. Здесь, в Лохиа, тиран Антоний держит ее в затворничестве, как прекрасную птицу в золотой клетке. Какой смысл ей цепляться за опостылевший трон, создающий лишь видимость царской власти? Не лучше ли уплыть в далекую страну вольных охотников и мореходов, где оца будет любима и счастлива со своим молодым королем? Порыв ее был искренен, она всей душой устремилась к Пертинаксу и, наверное, крепко прижалась бы к нему, если "бы не застыдилась так откровенно выказать свои чувства перед незнакомыми, гордыми людьми, окружившими своего повелителя. Пертинакс обнял ее одной рукой; другой рукой, сжимающей меч, показал на двери. - Вперед, друзья! - крикнул он. - Нам осталась самая малость: вернуться на корабль и поднять паруса! Его последние слова потонули в гуле множества голосов и криков, донесшихся со стороны смежных покоев. Крики и шум шагов стремительно приближались, и через несколько мгновений в алебастровый зал ворвался Антоний в сопровождении Бренна и верных легионеров. - Клеопатра! Клеопатра!.. - звал он в тоске и гневе, а увидев царицу, которую обнимал прекрасный молодой воин в голубом плаще и с бриллиантовой диадемой в волосах, замер, словно пораженный громом. Остановились и следовавшие за ним римляне. - Смерть изменнице, - прошептали побелевшие губы Антония. - Смерть им обоим!.. Вперед! И, взмахнув мечом, первым ринулся на Пертинакса. Британец хладнокровно отразил страшный удар его меча. Антоний при этом не удержал равновесия, грузно, как медведь, рухнул на пол и покатился, испуская стоны отчаяния и досады. Посланцы Доригены обнажили мечи и сомкнулись вокруг своего короля, стойко выдержав сумасшедшую атаку римлян. А те, видя, что их полководец упал, дрогнули и остановились в замешательстве. Один лишь Бренн - воин, закаленный в многочисленных битвах, ходивший еще с Цезарем в Галлию и Британию, - не растерялся и, собрав вокруг себя группу таких же, как он, ветеранов, ринулся на помощь своему повелителю. Отряд римлян прорвал оборонительный круг британцев, и это спасло Антонию жизнь: и последний момент, когда над ним занесся неумолимый клинок Джебальда, Бренн опередил британца и вонзил ему в грудь свой короткий острый меч. Почти мгновенно вслед за этим тяжелый меч Пертинакса размозжил череп центуриону, но этих кратких мгновений хватило Антонию, чтобы стремительно вскочить на ноги и возглавить новую атаку своих воинов. Отряд, приведенный Антонием, по численности почти вчетверо превосходил группу британцев, и те, хотя были испытанными и опытными воинами, вынуждены били отступать. Аретея и Клеопатра показывали им дорогу. Сдерживая натиск преследователей, британцы отходили с достоинством, а когда достигли какой - то узкой двери, пятеро молодых воинов вызвались остаться здесь и погибнуть, чтобы задержать римлян возможно дольше и дать своим товарищам время уйти. Пертинакс тотчас захотел остаться вместе с героями, но несколько старых воинов почти насильно отвратили его от этого гибельного, хотя и самоотверженного, поступка. Храбрецы остались у двери сдерживая воинов Антония, а Пертинакс, Клеопатра, Аретея и с десяток британцев направились по сумеречной галерее к лестнице, ведущей на первый этаж и к выходу из дворца. Однако вскоре они вынуждены были остановиться, увидев в конце галереи клубящиеся струи дыма. По совету Аретеи беглецы свернули в соседние залы, но и там все горело: языки пламени пожирали деревянные перекрытия потолков и тяжелые льняные занавеси; в смятении маленький отряд отступил в какой - то подвернувшийся коридор, надеясь пробраться в восточное крыло дворца, но, пройдя его и еще несколько комнат, беглецы неожиданно напоролись на Антония и его легионеров, рыскавших по переходам и залам Лохиа в поисках Клеопатры и ее возлюбленного. Зал, где они встретились, был весь в дыму, пробивавшемся сюда из галереи, в которой бушевал пожар. В темных клубах, при коптящем свете нескольких факелов, вновь разгорелась отчаянная схватка: британцы сражались как львы, защищая своего короля и Клеопатру, Сознавая, что выход из дворца им отрезан пожаром, они бились с неистовством обреченных, намереваясь как можно дороже продать свою жизнь. Клеопатра задыхалась в дыму; она упала бы, если бы ее не подхватила верная Аретея. Пертинакс в это время бился в метре от нее с двумя легионерами, за спинами которых стоял Антоний и выжидал удобного момента, чтобы поразить юношу насмерть. - Мы погибли, Аретея, - прошептала царица, тяжело дыша в наполнивших зал удушливых клубах. - Нет, - ответила служанка, и слезы выступили у нее на глазах. - Боги должны нам помочь! И в эту минуту, словно в подтверждение ее надежд на помощь высших сил, из дыма возникла девушка, державшая небольшой факел, и с ней - старик. Вглядевшись в нее, Аретея узнала Хрисиду... - Царица, взгляни! - зашептала она Клеопатре. - Хрисида! - воскликнула та. - Откуда ты? Как ты здесь оказалась? - Покинув сад, я, как мы и договорились, отправилась к дедушке Евдамиду, - торопливо заговорила Хрисида, - но его каморка была пуста... Я бросилась его искать, и тут встречный поваренок рассказал мне, что несколько часов назад Евдомида куда - то увел евнух Тирс... - Он начал избивать меня и грозился зарезать, требуя, чтобы я показал ему подземный ход, который выходит из дворца, - сказал Евдамид, сопровождая надрывным кашлем почти каждое свое слово. - И ты открыл ему эту тайну? - спросила Клеопатра. - Что ж мне оставалось делать, моя царица?.. - с плачем ответил старик. - Скорее всего. Тирс, узнав о заговоре рабов, решил поскорее покинуть дворец, чтобы не погибнуть от мечей мятежников, - высказала предположение Хрисида. - Я думаю, нам нужно последовать его примеру. - Да, царица! - оживилась Аретея, - Евдамиду известно, где начинается подземный выход из дворца! Идемте за ним!.. - Ты можешь нас вывести отсюда? - обратилась к старику Клеопатра. - Да, царица. Вход в подземную галерею недалеко... Вон ту стену всю заволокло дымом, а между тем в ней есть маленькая дверца, которая выведет нас в соседнее помещение, где дыму меньше... Через эту дворцу мы с Хрисидой попали - сюда, услышав голоса и звон мечей... - Сердце мне подсказало, что ты здесь, моя царица, и с тобой - тот юноша, которого послали нам боги. - - шептала Хрисида, припадая губами к руке Клеопатры. - Как он храбро бьется! - в .восхищевии пробормотал Евдамид, всматриваясь в факельные сумерки слезящимися от дыма глазами. Пертинакс в это время сразил еще одного римлянина и, пользуясь представившейся передышкой, обернулся к Кла патре. Его глаза были полны отчаяния, но при взгляде на Клеопатру в них засветилась любовь. - Совершается моя заветная мечта - умереть у твоих ног, сражаясь за тебя, о прекрасная царица! - воскликнул он. - Я счастливейший из смертных! - Не спеши умирать, - сказала она. - Посмотри: это Хрисида и Евдамид; боги привели их к нам, чтобы указать выход отсюда! - Что? - изумился Пертинакс. - Подземный ход все-таки существует? Да, и Евдамид знает к нему дорогу... - сказала Хрисида. - Это недалеко отсюда... Пертинакс обернулся к своим воинам. В живых осталось лишь пятеро. Они едва сдерживали яростный напор римлян. - Вперед, мои храбрые солдаты! - среди криков и звона мечей раздавался время от времени зычный голос Антония. - Уничтожим варваров! Не посрамим славу римскогооружия! - Да здравствует Британия и ее король! - отвечали разрозненные голоса обороняющихся. И все - таки силы были слишком неравны. Пергинакс ясно видел что еще четверть часа - и все его храбрые воины полягут в жестокой схватке. - Отступаем! - приказал он, показывая на дальний конец зала, охваченный дымом. Британцы сгрудились вокруг своего короля и отошли в угол, где все тонуло в сплошном дыму. Огни факелов метались в нем, почти не рассеивая дымных сумерек. Римляне, бросившись преследовать противников, сослепу наносили раны друг другу. Между тем беглецы обнаружили в углу дверцу, в которую проскользнули Клеопатра, ее служанка и Евдамид. В безлюдном помещении за дверью дыма было меньше; на стене чадил факел освещая низкие своды. Пертинакс и еще трое оставшихся в живых британца задержались у двери. - Беги, Клеопатра! - крикнул Пертинакс. - Пусть Евдамид выведет тебя из этого проклятого дворца, а мы будем удерживать римлян здесь, сколько сможем. Дым и темнота будут нам подмогой! - Я не уйду без тебя, Пертинакс... - и с этими словами Клеопатра бросилась на грудь любимому. - Мне не будет жизни без тебя! Умирать - так вместе!.. - Нет, король, ты должен жить! - вскричал один из воинов. - Тебя ждет народ Британии, страдающий от междоусобиц. Лишь ты один, имея родовое право на власть, сможешь объединить страну и дать отпор новому походу римлян на нас! - Мы и втроем задержим Антония и его воинов, - подхватил его товарищ. Здесь слишком узкий проход, чтобы они смогли нас быстро одолеть, а за это время вы достигнете подземного хода и уйдете их дворца!.. - Поторопись король! - закричал третий воин, скрещивая меч сразу с двумя римскими мечами. - Поторопись! - Бежим, Пертинакс... - Клеопатра потянула его за руку. - Евдамид говорит, что вход в подземную галерею близко... - Я не могу оставить своих товарищей... - в тревоге ответил Пертинакс, но следующий довод Клеопатры заставил его сдаться: - Но тогда я останусь совсем одна! - воскликнула царица. - А ты обещал защищать меня! - И я сдержу свое слово, - решился Пертинакс. - Идем, Клеопатра. Веди нас, Евдамид! Они быстро миновали Сумеречное помещение и, пройдя еще ряд разгромленных, безлюдных комнат, оказались в огромном сводчатом зале, в дальнем конце которого стоял золотой трон египетских царей. Зал был отделан с необычайной пышностью. Даже недолгое хозяйничанье в нем мятежных рабов, поотбивавших бриллианты со спинки трона, не умаляло внушительного впечатления, которое он производил. В нишах между высокими окнами стояли мраморные статуи богов и богинь - потомки Птолемея Лага не стыдились украшать ими свои дворцы. Полушария потолка поддерживали легкие колонны из черного мрамора, завершавшиеся золочеными капителиями. Пол был искусно выложен цветной мозаикой, изображавшей историю страсти Психеи - к греческому богу любви. Лагиды устраивали в этом зале торжественные приемы послов и блестящие празднества для местной знати. А в последнее время на тигриных шкурах, устилавших трон, рядом с Клеопатрой, вопреки строгому дворцовому этикету, любил восседать Антоний... Теперь зал был пуст и сумеречен, лишь эхо прошелестело под его сводами, когда в нем появились беглецы. - Где же вход в подземную галерею? - спросила Клеопатра, недоуменно оглядываясь. - Я была в этом зале много раз, но ничего подобного в нем не замечала... - И не могла заметить, моя царица - с поклоном отвечал Евдамид, - потому что вход этот хранится в глубокой тайне, и предназначен для того, чтобы владыка Египта избежал мечей заговорщиков, если бы они вздумали неожиданно напасть на него... С этими словами Евдамид обошел трон и позади него, в. глухой стене, у которой обычно стояли телохранители Клеопатры, нащупал потайную кнопку. Старик нажал на нее, и сразу пришел в действие секретный механизм. Дверь, замаскированная под богатый декор, украшавщий стену, раскрылась, и за ней обнаружился затхлый и темный коридор, уходивший куда - то вниз, - О боги, мы спасены! - воскликнула Хрисида. Пертинакс взял у нее факел и, подойдя к двери, обернулся к своим спутникам. - Это единственный путь, который выведет нас отсюда! - сказал он. - Все остальные пути для нас отрезаны. Идемте! Но едва он сделал несколько шагов вглубь подземелья, как до его слуха донеслись мерные шаги множества ног и тяжелое бряцанье оружия. Изумленный, он вернулся в тронный зал. Его спутники застыли в ужасе: из подземной галереи вышел ухмыляющийся Торс, а следом за ним, с копьями напепевес шли легионеры Октавиана!

Гпава VIII

Как раз в эту минуту с торжественным криком в зал ворвался Антоний. Он и его воины наконец пробились сквозь непрочный заслон, который образовали три храбрых британца, и, преследуя Пертинакса и Клеопатру, угодили прямо в руки солдатам Цестия, отправленных Октавианом для пленения царицы. Завидев Антония, которого в войсках Октавиана хорошо знали, пришельцы испустили победный клич и, обнажив мечи, бросились на бывшего триумвира и его людей. Те после недолгого боя обратились в бегство. Когда в зале остался лишь Антоний и три его самых верных воина, Цестий поднял руку и громко крикнул, приказывая своим людям остановиться. Солдаты повиновались ему. Между тем из потайной двери за троном выходили все новые и новые воины; вскоре они заполнили все пространство вдоль стен и у колонн, оставив свободным лишь участок посредине, где стоял, затравленно озираясь, Антоний со своими воинами. Он понимал, что от людей Октавиана ему ничего ждать пощады и готовился как можно дороже продать свою жизнь. Но прежде он жаждал упиться кровью Клеопатры и Пертинакса, безмолвно стоявших невдалеке от него. Цестий хотел было приблизиться к царице, чтобы увести ее, но Пертинакс угрожающе взмахнул мечом, а Клеопатра прижалась к юноше, и легату пришлось отступить. Молодой британский король подвел обессилевшую от ужаса царицу к трону и усадил на тигриные шкуры. Сознание, что она, какникак, - владычицы Египта, заставило ее взять себя в руки, выпрямиться на троне и окинуть надменным взором умолкнувшие ряды римлян. - Марк Антоний! - возгласил между тем Цестий. - Народом римским и сенатом ты объявлен врагом отечества и должен быть казнен. Казнь должна свершиться немедленно. Хочешь ли ты сказать что-нибудь перед смертью, что мы могли бы передать потом твоим родственникам? - Да, доблестный Цестий! - ответил Антоний. - Но не для родственников, изменивших мне, предназначаются мои предсмертные слова, а для тебя! Вот этот молодчик, - концом меча он показал на Пертинакса, - нанес мне оскорбление, которое можно смыть только кровью. Он посягнул на женщину, которую я люблю больше жизни. Позволь мне и моим воинам расправиться с ним. - Четверо против одного? - усмехнулся Цестий. - Не слишком ли большим будет твой перевес? - Это варвар, - проревел Антоний, - нанесший оскорбление римлянину! Моя душа не успокоится и после моей смерти, если он останется жив!.. Солдаты, толпившиеся вокруг, начали просить легата, чтобы тот уступил просьбе Антония и дад ему сразиться с варваром. Многие из них еще помнили Цезаря, с которым Антоний был дружен, и сами ходили под началом Антония против Помпея и Брута. Слишком многие его воины сочувствовали опальному полководцу, чтобы Цестий не уступил его просьбе. - Будь по - твоему, Антоний, - сказал он, - хотя тебе лучше было бы сразу покончить с собой, попросив одного из твоих воинов заколоть тебя мечом. Но если ты хочешь вначале расправиться с этим варваром, то так и быть - я уступаю его тебе. Но ты должен помнить, что и сам переживешь его ненадолго! - Благодарю тебя, Цестий, - сказал Антоний, не сводя с Клеопатры горящих ненавистью глаз. - Боги воздадут тебе за твою доброту. Римские воины одобрительно зароптали и расступились, образовав посреди зала довольно большое свободное пространство, на котором могли бы развернуться сражающиеся. Пертинакс, сжимавший свой ассирийский меч обеими руками, знал, что ярость Антония направлена прежде всего против изменившей ему любовницы, это ее смерти он желал, выпрашивая у Цестия отсрочку приговора. Молодой король в эти минуты не думал о смерти; все его мысли были направлены на то, чтобы не дать Антонию коварно прорваться к трону и неожиданно для всех заколоть Клеопатру. Поэтому он встал спиной к ней, с намерением в предстоящем поединке не подпустить Антония к трону. Меч Пертинакса скрестился с короткими мечами римлян в зловещей тишине, воцарившейся в зале. Антоний в первые минуты схватки предпочитал держаться за спинами своих солдат, экономя силы, а скорее всего, как догадался Пертинакс, выжидая удобного момента, чтобы внезапно броситься с мечом на Клеопатру. Но такая тактика Антония вызвала неодобрение у следивших за поединком римлян. Они начали осыпать Антония насмешками и вскоре симпатия подавляющего большинства зрителей оказались на стороне Пертинакса. Каждый удачный удар британца сопровождался восторженными возгласами и подбадриваньем, а когда Пертинакс проткнул насквозь одного из воинов Антония, весь зал зааплодировал. Клеопатра, которая в первые минуты поединка была на грани обморока, приободрилась, на ее бледном лице выступил румянец. - Я верю, Пертинакс победит! - шептала Христина, устроившаяся у подлокотника трона. - С нами богиня - мать, она не даст нам погибуть... - вторила ей Аретея. Клеопатра оставалась безмолвной и неподвижной, ее глубокие глаза не отрывались от молодого британского короля. Вместе со всем залом она испустила испуганный стон, когда Пертинакс оказался на полу, и туг же радость вспыхнула в ее глазах, когда Пертинакс из неудобного положения, лежа, поразил насмерть еще одного противника. Теперь против Пертинакса осталось двое - Антоний и один из его воинов, который был ранен и не представлял для Пертинакса особой опасности. Вскоре этот воин получил еще одну рану и, обливаясь кровью, опустился на мозаичный пол. Перед Пертинаксом остался один Антоний. Страсти в зале накалились; зрители, выглядывая из - за голов друг друга, старались не упустить ни одной подробности этой схватки, из - за чего круг, в котором происходило сражение, значительно сузился. Противники оказались достойны друг друга. Поединок затянулся. Большие прямоугольные окна озарились лучами рассвета, когда, наконец, Антоний, извергнув на Пертинакса проклятие, с воплем ринулся на него, сжав меч обеими руками. Но Пертинакс хладнокровно увернулся, и римлянин, проскочив мимо, под дружный гогот зрителей растянулся на полу. Британец подскочив к нему и, уперев колено ему в грудь, приставил к его горлу конец своего меча. - Клеопатра! - воскликнул Антоний в смертельной тоске. - Знай, что я всегда любил тебя, любил так, как еще не любил ни одни из смертных! Душа моя и после смерти будет принадлежать тебе одной!.. О, Клеопатра... На глазах побежденного римлянина выступили слезы, а в глазах было столько муки, что Пертинакл замешкался с нанесением последнего удара. - Убей его, варвар, и ты получишь свободу! - крикнул Цестий и, как это делают римляне на гладиаторских ристалищах, вытянул вперед руку с опущенным большим пальцем. - Смерть побежденному! - подхватила крик легата толпа солдат, и поднялись десятки рук с оттянутым книзу большим пальцем. - Убей его, и Октавиан щедро наградит тебя, - громче всех кричал Цестий, в кровожадном азарте приближаясь к Пертинаксу и Антонию. - Он приговорен к смерти и все равно умрет, зато, убив его, ты спасешь себя! Ну же! Вонзи меч ему в глотку! - Рази! - шумели вокруг. - Продырявь его! Проткни!.. - Убей меня, варвар... - прошептали запекшиеся губы Антония. - Я проиграл и жизнь, и любовь. Женищина, которую я боготворил, не любит меня... Лучше умереть, чем терпеть мучительную пытку ревности. Отныне каждая минута жизни будет доставлять мне одни лишь страдания... Сжалься надо мной, варвар, прикончи меня... Но Пертинакс вдруг поднялся на ноги и, обернувшись к Клеопатре, вопрошающе протянул к ней руку. - Твое слово, царица, - крикнул он, - жить ему или умереть? Клеопатра закрыла лицо руками и плечи ее вздрогнули от беззвучных рыданий. - Антоний... - в воцарившейся тишине чуть слышно проговорила она. Клянусь Изидой, я никогда не любила его... Никогда... - Прикончи же меня!.. - услышав ее слова, в ярости проревел Антоний и руками схватился за лезвие пертинаксова меча. Но британец выдернул его. - Я преклоняюсь перед силой твоих чувств, римлянин, - сказал он. - Хотя мы и любим одну и ту же женщину, я не желаю обагрять свой меч твоей кровью. Клеопатра отныне не достанется ни тебе, ни мне, а значит, мне незачем убивать тебя, своего товарища по несчастью. Антоний побагровел. Отказ Пертинакса убить его был для горделивого римлянина страшным оскорблением. Этот варвар осмеливается равняться в благородстве и силе своих чувств с ним, Марком Антонием!.. Но то, что произошло в следующую минуту, заставило его взвыть от гнева. Пертинакс, на глазах сотен опешивших от изумления римлян, бросился к ногам Клеопатры и нежно обнял ее. Она улыбнулась сквозь слезы и, не тая своей любви, приникла губами к его губам. Зал затаил дыхание... И тут раздался громоподобный рев. Это вскочил на ноги красный от бешенства Антоний. Подбежав к Пертинаку, он в бессильном гневе сжал кулаки и заозирался в поисках оружия. В этот момент из - за спинки трона вынырнул Тирс, ненавидевший Клеопатру. Желтые глазки евнуха плотоядно сверкнули, рот осклабился в мстительной ухмылке. - Держи, Антоний! - крикнул они кинул римлянину кинжал. Антоний подхватил его налету и, не успели Цестий и его солдаты опомниться, как он несколько раз вонзил его в спину молодому королю Британии. Лицо Пертинакса исказилось от боли, Клеопатра в ужасе закричала. - Прощай, Клеопатра!.. - прошелестели умирающие губы. - Я... люблю... тебя... Голова Пертинакса бессильно опустилась на колени парицы, тело его поникло. Крик заглох в горле прекрасной гречанки. Она оцепенела. Ей вдруг представилась далекая северная страна, где она никогда не бывала, но зеленые холмы и тенистые дубравы которой видела сейчас перед собой с поразительной отчетливостью. Ей вспомнились рассказы любимого, и она представила себя скачущей по цветущему лугу на горячем коне, а рядом мчится ее молодой король, улыбается ей и протягивает ей руку. Солнце заливает его сияющее открытое лицо, на ветру развеваются его светлые волосы... И вдруг, страшно взвыв, Клеопатра подняла руками мертвую голову и в каком-то жадном исступлении приникла губами к посинелым губам. На Антония это произвело ошеломляющее впечатление. - Так погибни же и ты, несчастная! - вскрикнул он и с окровавленным ножом бросился на Клеопатру. Но тут опомнились Цестий и римляне, которым был дан категорический приказ сохранить Клеопатру живой. Они опрометью кинулись на ревнивца. В один миг между Антонией и Клеопатрой, целующей мертвого Пертинакса, образовалась стена, ощетинившаяся выставленными копьями и мечами. Но Антоний был вне себя, он искал смерти. Как громадный затравленный медведь, он навалился всем своим массивным телом на копья легионеров и, прежде чем был проткнут и разрублен в куски, успел вырвать у кого - то из воинов меч и в короткой отчаянной схватке погрузить его не в одну грудь. Изрубленный труп поверженного Антония рухнул на мозаичный пол недалеко от трона Клеопатры. Цестий приблизился к своему бывшему полководцу и в тишине, внезапно установившейся в зале, мечом отсек его голову от туловища. Воины в смятении смотрели на мертвого триумвира, словно до них только сейчас дошло, кто перед ними. Многие из них совершили не один поход под началом Антония, бились вместе с ним рука об руку не в одной битве, и теперь, оказавшись во враждебном ему лагере, вдруг опомнились и прониклись к нему искренним сочувствием. Головы их поникли, некоторые из них мечами, по древнему римскому обычаю, салютовали убитому полководцу. Клеопатра ничего этого не замечала. Держа обеими руками голову Пертинакса и подавляя рыдания, вырывавшиеся из груди, она неотрывно смотрела на мертвое лицо своего любимого, словно желая вобрать в память все его черты до самой мельчайшей морщины. Хрисида и Аретея замерли в ужасе и скорби. Между тем в громадный сумеречный зал проникли первые лучи рассвета и заставили померкуть дымный свет факелов. Занимался новый день. Неожиданно с площади перед дворцом донеслись звуки фанфар. Римляне гурьбой бросились к окнам. - Октавиан! - закричали они. - Октавиан вступил в город! Ура! Александрия пала! Война окончена! Хвала богам, скоро мы вернемся на родину! Слава Октавиану! Цестий обернулся к Клеопатре: - Приготовься, царица, к встрече принцепса. - Что я должна делать? - безучастным голосом спросила Клеопатра. - Приветствовать своего повелителя со всеми знаками почтения, которые приняты между слугами, приветствующими своих господ, - надменно ответил легат. - Вот как! - сказала Клеопатра и глаза ее гневно вспыхнули. Она выпрямилась на золотом троне своих предков. - Конечно, и тебе будет оказано приличествующее твоему сану уважение, спохватился легат. - Надейся на милость Октавиана. Клеопатра кивком подозвала к себе Хрисиду и, когда та наклонилась к ней, шепнула ей несколько слов. Служанка смертельно побледнела, губы ее задрожали. - Иди же, - прикрикнула на нее Клеопатра, - и исполни мою волю! Рев фанфар за окнами приближался. - Октавиан! Вот он, Октавиан! - кричали воины, завидев вступающую на площадь торжественную процессию победителей, во главе которой ехал римский полководец на белом коне. - Ура! Ура! - кричали сбегавшиеся ему навстречу простолюдины, которые еще вчера с таким же пылом проклинали его. Октавиан в белоснежной тунике, поверх которой был надет золотой панцырь, в золотом шлеме с пышными белоснежными страусовыми перьями, театральным жестом приветствовал толпу. У ступеней перед главным входом в Лохиа он спешился и направился во дворец. Тем временем Хрисида, ушедшая в заднюю комнату, предназначенную для служанок, вскоре вернулась с корзинкой наполненной финиками. Хрисида была бледна как полотно, она шла пошатываясь, из глаз ее катились слезы. Корзинка, а особенно вид девушки, показались Цестию подозрительными. Уж не кинжал ли для своей госпожи припрятала служанка под грудой фиников, или флакон с ядом? - Угощение для царицы? - ухмыльнулся он и протянул к корзинке руку. - Дай сюда! Он шанул к Клеопатре и, даже не считая нужным выдергивать корзинку из ее рук, бесцеремонно запустил пальцы в груду фиников. - А - а! - вдруг вскрикнул он, его рот судорожно приоткрылся, глаза выпучились, мертвенная бледность залила его лицо. Он захрипел и упал навзничь. Солдаты, которые были свидетелями этой сцены, застыли в ужасе и изумлении. А Клеопатра совершенно хладнокровно, даже как будто не обратив внимание на смерть Цестия, еще раз наклонилась над мертвым Пертикаксом, прошептала последнее "Прощай", поцеловала его в губы, и затем, осторожно сдвинула в корзинке несколько плодов, взяла двумя пальцами маленькую черную змейку. Присутствующие ахнули, когда она положила ее на свою открытую грудь. В этот момент в тронный зал вступили ликторы в парадных одеяниях и вслед за ними - Октавиан. Блеклые глаза его широко раскрылись, когда он увидел, как царица вздрогнула и изогнулась на своем троне. Без звука она откинулась на сапфировый подлокотник и рука ее в последнем, каком-то мучительном жесте дотянулась до головы Пертинакса; пальцы ее погрузились в шевелюру его светлых волос. - Что здесь происходит? - отрывисто молвил принцепс. - Что с Клеопатрой? - Она умерла от укуса аспиды, ядовитой змеи... - в растерянности проговорил военный доктор, приближаясь к трупу царицы. Змея тем временем соскользнула с груди Клеопатры и поползла извиваясь, по полу. Один из воинов шагнул к ней и разрубил ее мечом. Октавиан несколько минут мрачно взирал на мёртвое тело египетской царицы и окровавленую голову Антония, которую почтительно держал перед ним Центурион. Смерть Клеопатры разрушила сладостные плавы мщения, и настроение Октавиана упало; даже военная победа над Антонием, открывавшая ему путь к единоличной власти над огромной державой не радовала его. Торопясь в Лохиа он жаждал насладиться униженными мольбами, слезами и заискиваниями Клеопатры, лелеял в мечтах предстоящую ночь с ней, предвкушая ее огненные ласки, о которых ходили легенды, ночь, когда он окончательно и всласть упьется торжеством над своим заклятым врагом... И вдруг все пошло прахом. Тщетно Октавиан задавался вопросом: что заставило ее умереть? - он, сколько ни ломал себе голову, не находил ответа. Ведь еще несколько дней назад она посылала ему подобострастные письма, в которых умоляла сохранить ей жизнь и трон, отрекаясь от Антония и соглашаясь признать владычество над собой Октавиана! Странная женщина. Римлянин никак не мог постичь логику ее самоубийства. Ведь не из-за Антония же она покончила с собой, в самом деле!.. В зале начали собираться приближенные сенаторы, префекты провинций и командиры легионов; появились и два ученых грека, составляющих летопись военной кампании Октавиана. Честолюбивый римлянин повсюду возил их с собой. Понимая, что с этой минуты о каждом его слове, жесте, взгляде скоро узнает весь Рим, где у Антония было немало сочувствующих, Октавиан вышел на середину зала, простер к отрубленной голове руки и повел велеречивую речь: - О, горе нам, римляне, горе! Нас покинул доблестный воин, храбрейший муж, гордость и краса славного народа Ромула. Подпав под обольстительные чары властолюбивой владычицы Египта, задумавшей захватить власть над Римом, он обратил свой меч против собственной страны, он, соратник Цезаря, патриций и триумвир, сделавший больше, чем кто - либо из нас, для укрепления могущества и расширения римской державы!.. Всем известно, сколь тягостна была для нас эта война и сколь нежеланна, сколько усилий мы приложили, чтобы вырвать несчастного Антония из колдовской паутины, в которой он очутился помимо своей воли... Он еще довольно долго распинался, выражая свою скорбь по поводу безвременной кончины "друга" и "соратника", и даже выдавил из себя несколько слез, косясь на историков, которые присели на походные стулйчики и быстро записывали его заготовленные заранее стенания. Кончив речь, Октавиан в знак траура накрыл свою голову накидкой и, отойдя в сторону, подозвал к себе центуриона, свидетеля гибели Клеопатры. - А это кто? - он пальцем показал на Пертинакса. Тот шепотом, внемкогих словах, описал ему обстоятельства смерти Антония, царицы и молодого незнакомца, сражавшегося как лев. При упоминании о том, что Клеопатра после смерти варвара целовала его в мертвые губы, Октавиан нахмурился. - В Риме не поймут такого поворота событий, - негромко сказал он. Гречанка изменила римскому полководцу? Это позор для всего Лациума! Немедленно выкинуть отсюда труп варвара, а мертвое тело Антония положить рядом с Клеопатрой. В Рим, - он возвысил голос, чтобы его слышали историки, - отправить донесение, что царица покончила с собой, не вынеся героической гибели своего возлюбленного Антония! Такой исход событий польстит римлянам и в историю нашего славного города будет вписана страница, достойная пера выдающегося трагика. Написать в донесении, что Клеопатра, умирая, целовала мертвые губы Антония, и что все присутствующие рыдали от скорби, изумленные силой ее любви. Историки привстали, отвесили принцепсу угодливый поклон и снова застрочили. Слуги крючьями отволокли тел Пертинакса в подвал, где его, предварительно обобрав, швырнули на груду трупов мятежных рабов, собранную по всему дворцу. А в это время в тронном зале на богато украшенное траурное ложе укладывали Антония и Клеопатру. Факелы померкли; взошедшее солнце пыльными столбами ударило в дымную глубину зала, где над египетской царицей и знаменитым полководцем разливался фимиам и звучала песнь погребального хора. Октавиан стоял у окна, наклонив голову и всем своим видом изображая скорбь. Ему доложили, что взрослый сын Антония от его римской жены, участвовавший со своим отцом в войне против Октавиана, молит о пощаде на заднем дворе Лохиа, прижавшись к подножию статуи Цезаря. Цезарь был возведен в ранг богов, а значит, по старинному римскому обычаю, любой преступник, какое бы злодеяние он ни совершал, мог искать спасение у подножия его статуи, где его никто не смел тронуть. Октавиан, услышав это, усмехнулся и выразил желание воочию лицезреть гибель сына своего врага. - Пусть его выманят вот на эту площадь под окном, - негромко сказал он. Законы предков для нас дороже всего, и глаза Цезаря, пусть даже и мраморные, не должны видеть его смерть... Солнце грело все жарче. Октавиан скучал, выслушивая длиннейшую поминальную песнь. Лишь на несколько минут его развлекло зрелище убийства под окном. Молодой человек, очень похожий на своего знаменитого отца, метался, как затравленный зверь, по площади, и всюду его встречали направленные на него клинки. Наконец он упал, обливаясь кровью... Октавиан сделал жрецам знак заканчивать литургию.