"Призраки солнечного юга" - читать интересную книгу автора (Володарская Ольга)Глава 2ЧЕЛОВЕК стоял у окна и наблюдал за переполохом. Он видел, как набежали зеваки, стоило только телу удариться о землю, видел, как пришел комендант, видел, как приехала милиция и как начала свои изыскания. Но все происходящее его не трогало. Подумаешь, погибла какая-то баба, которую он, по сути, и не знал. Обычная смерть обычного человека! Вот смерть ВРАГА совсем другое дело. ЧЕЛОВЕК до сих пор смаковал все подробности того убийства… Да и убийства ли? Подлец получил по заслугам, по деяниям своим… Это не убийство, это кара! ЧЕЛОВЕК и не думал, что это будет так легко. А оказалось, что очень. Убил, закопал, вот и вся недолга… А самое смешное, что подлеца так никто и не хватился. Решили, что он ухал, никого не предупредив… Тем более, что до конца путевки оставался всего день. Все долги оплачены, вещи собраны, только мокрые плавки на балконе остались, но плавки ЧЕЛОВЕК с балкона снял и кинул туда же, куда швырнул хозяина — в яму. Хватилась подлеца только его баба. Глупая блондинистая курица. Она бегала в администрацию спрашивать, куда делся ее ненаглядный, рыдала у себя в номере, узнав, что он все же куда-то делся, жаловалась подругам на сволочей-мужиков, а в глубине души все же не верила, что он с ней не попрощался перед отъездом… ЧЕЛОВЕК отошел от окна. Приблизился к зеркалу. Присмотрелся к себе. Он стал другим… Хотя все черты лица остались прежними: те же серые глаза, тот же тонкогубый рот, тот же нос с горбинкой и тот же едва различимый шрам на переносице… Все то… Но ОН не тот. Всего за сутки ЧЕЛОВЕК стал другим. Свободным, красивым, веселым и бесконечно счастливым! Как я не упрашивала администратора, на первый этаж нас не поселили, там, видите ли, номера трехместные, а у нас двух. К тому же они стараются пониже устраивать пенсионеров, так как лифты очень часто ломаются, а им трудно подниматься. Не стоит и говорить, что по закону подлости достался нам предпоследний, двенадцатый этаж. Радовало одно — Левку с Юркой вселили на восьмой, а это значило, что видеть мы их будем гораздо реже, чем им бы хотелось. К счастью, лифт работал. Иначе убила бы я эту Эмму с ее кучей котомок. Мало того мне Сонькина сумка досталась, так еще и новоявленной соседке приходилось помогать. Номер наш оказался чудесным. Состоял он из прихожей, совмещенного санузла и двух изолированных комнат. Комнатенки, конечно, были очень небольшими, я бы даже сказала маленькими, но кровать, стол, стул и шкаф в каждой из них умещались. Еще в одной был холодильник и радио, а в другой телефон и телевизор. И из обеих был выход на общую лоджию. О! Какой с нее открывался вид… Представьте: дымчатые, подернутые туманом горы (казалось, что они нарисованные пастелью), искрящееся на солнце море (зеленовато-бурое у берега, потом переходящее в голубое, затем в синее, а у горизонта превращающееся в чернильное), макушки пальм, акаций, голубых елей, целое поле чайных роз — они росли прямо под балконом… — Лепота! — восхищенно выдохнула я, насладившись пейзажем. — Это точно, — согласилась со мной Эмма. Тут за нашими спинами раздался возмущенный голос. — Я, значит, там сижу, как дура, жду, потею… А они тут красотами любуются! Я развернулась и примирительно пробубнила: — Я только что собиралась тебе звонить. Но Сонька меня не слушала, она с увлеченным вниманием рассматривала наши апартаменты. — Надеюсь, ты выбрала номер с телевизором, — после детально осмотра помещения, выдала она. — Нет, дорогуша, телевизор мы смотреть не будем. Не за тем приехали. — Как это, не смотреть телевизор? Совсем что ли? — Ну… восьмичасовой выпуск новостей, пожалуй, можешь… — А сериалы? — Никаких сериалов, — отчеканила я. — И про реалити-шоу тоже забудь. Мы приехали сюда отдыхать, загорать, знакомиться с мужчинами, а не в телек пялиться… Когда я сказала про мужчин, Сонька сразу сменила недовольное выражение лица на радостно-взволнованное. — Кстати, когда пойдем знакомиться? — нетерпеливо спросила она. — Я готова. — Сначала купальник надень. — Да! И губки надо подкрасить, — засуетилась Сонька. Тут Эмма, до сего момента, недоуменно взирающая на нахальную мою подружку, наконец, поняла, что что-то не поняла… — Девочки, — протянула она. — Я не совсем поняла… Соня, она где жить собирается? Я прокашлялась и, собравшись с духом, коротко ответила: — Здесь. — Как это? — ахнула Эмма. — Вы не волнуйтесь, — бодро молвила Сонька. — Я вас не стесню. Я с Лелей буду на одной кровати спать. — Но как же так… Это же не положено… — Так мы никому и не скажем! — успокоила она взволнованную Эмму. — Но если узнают… Сонька больше не стала слушать Эмминых воплей, она просто напялила на себя свой супер-модный купальник, водрузила на нос солнцезащитные очки и скомандовала мне: — Чего стоишь? Пошли загорать. Я быстренько облачилась в купальник и, пряча глаза от Эммы, покинула комнату. … Я лежали на теплой гальке, жмурилась на солнце, подставляла ему свои бледные бока и чувствовала себя просто прекрасно. Мне вообще очень комфортно рядом с морем, даже довольно крупные камни, впивающиеся в живот, даже противные медузы, тающие на берегу, даже валяющиеся под носом косточки от персиков не могут мне помешать наслаждаться им, его волнами, его запахом, его плеском. Сонька, судя по ее глупо-счастливой физиономии, разделяла мой восторг. Но она, в отличие от меня, не лежала спокойно, созерцая красоту мира, а то и дело вскакивала, бросалась в пенные волны, с визгом выбегала, собирала пену ладонями, ковырялась в мокрых камешках, ловила горстями медуз, короче, спешила получить от моря все удовольствия сразу. За ее маневрами с большим интересом следили два мужичка, что плавились на солнце рядом с нами на деревянных лежаках. Уж не знаю, чем был вызван этот интерес, желанием ли присмотреться к новой девушке или банальным любопытством — слетит ее тонюсенький бюстгальтер с груди или нет. Вообще, на Соньку смотреть было приятно. Она у нас хорошенькая — страсть! Особенно мордашка. Но и фигура у нее тоже ничего. Хотя ножки и ручки у нее коротенькие, плечики узкие, но зато попка круглая, талия тонкая, а пальчики на ступнях аккуратные, как у младенца. Короче говоря, Сонька принадлежала к тому типу женщин, про которых говорят «маленькая собачка до старости щенок». Таких мужчинам всегда хочется баловать, оберегать и носить на руках. Да и что ее не носить, с ее-то полутораметровым ростом и весом в сорок семь кг… Не то что меня! Хоть я и не очень большая, но довольно крупная: вымахала на сто семьдесят сантиметров и отъелась на шестьдесят три килограмма. Геркулесов меня, конечно носит, но только на короткие расстояния и желательно не на руках, а на закорках. Помню, шли мы с ним весной по улице. Кругом грязь, слякоть, лужи. Собрались перейти дорогу, а на пути почти озеро. Я в своих дорогущих замшевых сапогах ни за какие пряники бы через нее не поперлась. Тут Геркулесов, видя мои затруднения, как истинный джентльмен подхватил меня на руки и зашагал… Сначала нес легко, без усилий, даже шуточки шутил, потом замолчал, затем запыхтел, а лужа все не кончается… Короче, когда мы добрели до противоположного берега, Колькин румянец распространился на все лицо и даже уши, а дыхание стало хриплым и прерывистым. Я, правда, была жутко довольна (еще бы не довольна — ведь это так романтично!), поэтому, когда мы возвращались обратно, я уже без всяких предложений попыталась запрыгнуть ему на руки, но не тут-то было. Вместо того, чтобы подхватить меня, прижать к груди, противный Коленька взвалил меня, как мешок с цементом, себе на хребет и отволок на другой берег «озера». А потом еще выговаривал, что я слишком тяжелая. Вспомнив о муже, я загрустила. А все-таки он у меня хороший… Нежный, романтичный, любящий, на руках носит… иногда… Тут же я скомандовала себе «Тпру!». О муже думать я не буду, тем более, что он со мной разводиться собрался. Самодур! Подумаю-ка я о чем-нибудь другом, например о… Ну не знаю… Надо о чем-то приятном… — Леля! — донесся до меня Сонькин голос. — Пошли поныряем! Я отрицательно помотала головой. Хоть я и любила нырять, но давно (ровно два года, с той поры, как из шатенки превратилась в блондинку) не ныряла, так как мои пережженные волосы после соленой морской воды становились похожими на паклю. Они и без соли были на нее похожи, но благодаря дорогостоящим маскам и бальзамам, благодаря каждодневной укладке и регулярным походам в парикмахерскую выглядели более-менее. Тут же мне вспомнились волосы погибшей Лены, такие же белокурые, как у меня, такие же крашенные, только более длинные, более прямые, мои-то не смотря на ежемесячное осветление упорно продолжали виться… Лена… Интересно, она сама упала или ей кто помог? В принципе, я не верю в то, что человек, даже если он боится высоты (я, например, тоже ее боюсь), может свалиться с балкона из-за того, что у него голова закружилась. Тем более, что бортики лоджии довольно высокие, где-то по пояс, перекувыркнуться через них можно только в том случае, если ты делаешь это специально… Может, она покончила жизнь самоубийством? Взяла и сиганула с балкона? А что, и такое возможно… Только зачем для того, чтобы умертвить себя, ехать за тридевять земель? Можно и в родном Сургуте с многоэтажки сигануть… Или ее столкнули? Стоп-стоп-стоп! Про убийства мы думать не будем, хватит с нас расследований. Ввязалась я как-то в одно — до сих пор кошмары сняться. Лучше остановимся на версии — страшная случайность. Вешала на балконе полотенце, уронила прищепку, потянулась за ней, голова закружилась, упала, разбилась. Страшно, трагично, грустно, но все лучше, чем убийство или самоубийство. — Леля! — опять заголосила подруга, выныривая из-под воды в метре от меня. — Я ныряю! Смотри! — И она неуклюже, как гиппопотам, начала уходить под воду. Я посмотрела на часы. Уже половина шестого. Пора собирать манатки и чапать переодеваться к ужину. А Сонька пусть еще поныряет. Эмма Петровна уже ждала меня в прихожей. Надушенная, причесанная, в красивом шелковом платье, очень модном годах в восьмидесятых, и в босоножках на тонком каблуке. — Ты где ходишь? — накинулась она на меня, стоило только мне показаться на пороге. — У нас ужин в шесть. А сейчас семнадцать сорок. — Нам еще оформляться! Мы же столик должны получить. — Да? — рассеянно спросила я, занятая поисками в ворохе маек и шорт достойный вечера наряд. — А я думала, что в столовой, где захочешь, там и сядешь… — Да ты что! — возмутилась она. — Тут тебе не наша институтская столовка! Тут все культурно! Ножи, салфетки, официантки… — Эмма Петровна, — перебила ее я. — Вот в этом, как вы думаете, идти в это культурное заведение можно? — И показала свой откровенный (лоскут и два шнурка на спине) сарафанчик. Эмма охнула: — С ума сошла! В таком только на панель! — Да ладно! Хорошенький сарафанчик… Сто пятьдесят баксов, между прочим, стоит… — Как тебе только Коля разрешает такое носить! — воскликнула она. — А он и не разрешает… — Тут же вспомнилось, как я облачилась в это платье на Новый год, который мы отмечали в ресторане. Так мне весь вечер пришлось проходить в Колькином пиджаке, накинутом на плечи, потому что без него Геркулесов меня даже в туалет не выпускал. — Надень вот эту футболочку, — предложила Эммы, подавая мне одну из вещей. — Она хотя бы длинная… — Это не футболка, а короткое платье! — Какой кошмар! — Ничего не кошмар! — обиделась я. — Это «Фенди». Последняя летняя коллекция. Купила перед отъездом. — У этого Феди что-то с головой… — О! — обрадовалась я, вытрясая из пакета свой старый сарафан. Он был не очень красивым, совсем не модным, но довольно элегантным (взяла на всякий случай). Прямой, не очень короткий, а на плечах тоненькие, расшитые стразами, бретельки. — Отлично! — похвалила позапрошлогодний «модный писк» Эмма Петровна. Я быстренько в него облачилась, собрала волосы в хвост (прическу делать было некогда), подкрасила губы блеском, после чего готова была к выходу. Сборы не заняли больше пяти минут. В столовую мы пришли раньше всех, но оказалось, что оформляться надо не там, а у врача-диетолога. На вопрос, зачем такие сложности, администраторша строго ответила, что прежде чем рассадить людей, надо сначала рассортировать их по группам здоровья: то есть тех, у кого желудочные проблемы, в одну кучу, потому что у них своя диета, у кого больная печень в другую, диабетиков в третью. Мы оказались в группе «эндокринников», то есть тех, у кого проблемы с щитовидкой, хотя у меня таких проблем сроду не было, но врачу почему-то не понравились мои глаза, очень они, говорит, у вас большие, это ненормально. Я с ним спорить не стала — тем более, что диета у «эндокринников» была самая щадящая, только нам и «нервным» дозволялось есть копченое-жареное, остальным ни-ни! Когда мы вернулись в столовую, она уже была забита жующим и болтающим народом. Мы прошли к своему столику. За ним уже сидели две женщины и что-то с увлечением обсуждали. Одной было лет сорок, второй чуть побольше. Увидев нас, они приветливо улыбнулись и представились. — Катя, — сказала та, что помоложе, худощавая блондинка с короткой стрижкой и немного мужиковатым лицом. — Гуля, — отрекомендовалась вторая, длинноволосая конопатая довольно симпатичная, но какая-то деревенская. Мы назвали свои имена. Сели. И только тут заметили, что весь народ как-то удивленно нас рассматривает. — Что они так на нас уставились? — прошептала мне на ухо Эмма. Я пожала плечами — сама не понимала, но, приглядевшись к себе (вдруг где дырка или птичка на плечо какнула), потом к другим, поняла причину столь пристального внимания. Почти все отдыхающие были одеты в шорты, майки и сланцы. Кое-кто в джинсы и футболки. Единицы в летние брюки. И только мы, как две павлинихи, вырядились в вечерние наряды и модельные туфли. — Эмма Петровна, — прорычала я. — Я вас убью! — Не переживайте, девушки, — подбодрила нас Катя. — Все совершали ту же ошибку. Я тоже первый раз в боа приперлась… — А мы и не переживаем, — надменно молвила Эмма. — Да. Это у нас стиль такой, — подпела я. — Эмма Петровна даже на пляж так ходить собирается. Она у нас дама аристократичная… Тут нам принесли жаркое по-домашнему, и мы на время замолчали. Расправившись со своей порцией, Гуля отодвинула горшочек и заговорщицки зашептала: — Вы про несчастный случай слышали? — Не только слышали, но и видели, — ответила я. — Как летела? — ахнула Катя. — Нет, как лежала. — А мы не видели, — пожаловалась Гуля. — Мы в это время жемчужные ванны принимали. — Эта Лена из Сургута мне всегда казалась странной, — задумчиво сказала Катя. — Держалась особняком. На дискотеки не ходила. От мужчин шарахалась. Даже на лечебной гимнастике свой коврик стелила в стороне. Дикарка какая-то! — Вот я и говорю, что она сбросилась с балкона, а не упала. У нее психоз был. — А вы откуда знаете? — поинтересовалась Эмма. — Она тут нервы лечила. Как и мы с Катей. — У вас тоже психоз? — опасливо спросила я. — Только у меня, — ласково улыбнулась нам Гуля. — А Катя просто нервная. — И какой у вас психоз? — Маниакально-депрессивный, — обыденно произнесла она. Мы ахнули. — Да вы не пугайтесь, — успокоила нас Гуля. — Я только весной опасной становлюсь, да и то для себя… Я вены себе режу, вот смотрите. — И она вытянула руку, запястье которой было покрыто белыми шрамами. Один был еще свежим. — Почти каждый март… — А зачем? — Откуда ж я знаю? Просто жить не хочется и все. И всегда в середине марта. — Ее именно в начале весны муж бросил… — встряла Катя. — Потом в межсезонье всегда обострения, я знаю, я медсестрой работаю. — А я уборщицей в школе, — сказала Гуля. — Я детишек люблю… Моих-то у меня муж отнял при разводе… — А эта Лена, — чтобы сменить тему, брякнула я первое, что пришло в голову. — Она ни с кем тут не закрутила? — Нет, что ты! — Катя даже засмеялась. — Говорю, она от мужиков шарахалась. Наверное, муж-бандит надоел до смерти, так что на других и смотреть не хотела… — А мне кажется, что у нее кто-то был, — неуверенно протянула Гуля. — Я вроде видела, как она ночью по коридору шла с каким-то мужиком… Я пошла в фойе, телевизор посмотреть, у нас-то в номере его нет… А у вас? — У нас есть. — Везет. А у нас номер дешевый, ни телевизора, ни телефона и балкон выходит на задний двор… — Ну и что там с Ленкой? — нетерпеливо перебила ее Катя. — Ах да… Ну вот пошла я в холл. Села в кресло. Слышу голоса, мужской и женский. Потом вижу — идут в обнимку два голубка. Только лиц я не видела, одни спины. Мужик высокий седовласый, а баба маленькая беленькая, очень на Ленку похожая. Я тогда еще подумала — ничего себе тихоня, сама первого красавца отхватила… — А что за мужик? — с еле сдерживаемым любопытством поинтересовалась Катя. — А ты его знаешь. Он на нашем этаже жил. Он еще у нас штопор спрашивал, помнишь? Его Васей зовут. Высокий такой, здоровый, с сединой. Подполковник, кажется. — Конечно помню! Красивый мужчина! И как она такого отхватила, Ленка-то? Вроде ничего в ней особенного не было… А, может, это не она была? — Может, и не она. Но похожа. — А где этот Вася сейчас? Он вроде недалеко от нас сидел. — Катя обернулась и окинула взглядом столовую. — Что-то не видно. — Уехал, наверное. Мы ведь когда въехали, он уже жил… — Он уехал, а она, значит, с балкона… — Гуля задумалась. — Очень вероятно… От несчастной любви решила покончить жизнь самоубийством… Может, он на ней жениться обещал, а сам свалил… Тут за моей спиной раздался тихий голос — Девушки, я тут случайно услышала, о чем вы говорили… Я обернулась, оказалось, что голос принадлежит официантке, которая бесшумно подошла и склонилась над нашим столом. — Вы про Лену разговаривали, да? — Вы ее знали? — Нет, просто я ее столик обслуживала… Я не о том… — Женщина как-то опасливо оглянулась. — Она не кончала жизнь самоубийством! — Случайно свалилась? Официантка еще больше понизила голос и почти беззвучно произнесла: — Ее убили! ЧЕЛОВЕК в оцепенении сидел за своим обеденным столом и тупо смотрел в тарелку. Он боялся! Как же он боялся! Вдруг он понял, что его могут вычислить, поймать и осудить. Конечно, он был очень осторожен, но все же… Страх этот появился только сегодня — до этого ЧЕЛОВЕК даже не думал ни о чем плохом. Просто наслаждался жизнью: пил, ел, купался, даже впервые за семь лет флиртовал… Но сегодня ему приснился ВРАГ. Он был, как живой, такой же самонадеянный, гордый и красивый, только на волосах алело кровяное пятно, но оно его не портило… ЧЕЛОВЕК не помнил деталей этого кошмара, но, проснувшись, ощутил себя таким незащищенным, одиноким, жалким и несчастным, будто не было ни КАЗНИ, ни ИЗБАВЛЕНИЯ… ЧЕЛОВЕК стряхнул с себя оцепенение, зачерпнул ложкой десерт — хоть аппетит и пропал, но привычка доедать все до капли осталась у него с детства. Не надо бояться — сказал он себе, отправляя в рот порцию творожной запеканки. Подлеца если и хватятся, то, скорее всего, не скоро, к тому времени ЧЕЛОВЕК уже уедет, ведь ему осталось отдыхать всего пять дней. Но даже если и раньше — что с того? Пропал человек, исчез, сгинул… Сплошь и рядом люди пропадают. Может, загулял, может, сбежал от семьи, а, может, и в горы ушел, а там сорвался со скалы и умер, да мало ли… ЧЕЛОВЕК повеселел, так что оставшуюся запеканку доел с удовольствием. Он не будет больше тревожится и грустить, ведь ему осталось отдыхать всего лишь пять дней. Я поперхнулась творожной запеканкой. — Что вы сказали? — кашляя, просипела я. — Убили? — Вот именно! — закивала головой официантка. И опять начала озираться по сторонам, словно она была не обслугой санатория, а Джеймсом Бондом на задании. — Кто? — Как кто? — она истово перекрестилась. — Призраки! — Кто? — хором переспросили мы. — А вы разве не слышали? — зашептала она. — О проклятье… — Нет, — переглянувшись, ответили Катя с Гелей, мы же с Эммой просто промолчали. — Знаете, в какой комнате эта Лена жила? Нет? В 666! Да еще на 13 этаже! Представляете? — женщина впилась глазами в наши лица, дабы проследить должный ли эффектом произвели ее слова. — Представляете? — повторила она. — Подумаешь! — фыркнула я. — У меня приятельница живет в квартире 666 и ничего — не только не умерла, а даже вышла замуж за нового русского! — Вы не понимаете! — воскликнула женщина, всплеснув своими мозолистыми руками. — На этом номере проклятье! И уже не первый человек погибает загадочной смертью… После этих слов даже я заинтересованно глянула на словоохотливую официантку. Не говоря уже о Гуле, которая буквально смотрела той в рот с самого первого момента. — А началось все тридцать лет назад, когда создатель нашего «Солнечного» выбросился с того самого балконы, откуда упала Лена… Вдруг женщина (судя по табличке на переднике, звали ее Эльвира) резко замолкла и начала суетливо убирать с нашего стола тарелки. — А что дальше? — нетерпеливо спросила Катя. — Дальше кофе с булочками, — громко произнесла официантка и глазами показала нам на стоящую чуть в стороне пожилую администраторшу. Когда та отвернулась, Эльвира чуть слышно прошептала. — Пасет нас старая карга, сил нет… Особенно после этого случая с Ленкой… — Ну а дальше-то расскажите, — так же тихо попросила Гуля. — Если вам интересно, приходите в восьми в фойе, я все подробно расскажу. А пока мне надо другие столики обслужить. После этих слов Эльвира быстренько укатилась вместе со своей тележкой, на которой остывал кофе, и заветривались булочки. Как только она скрылась за колонной, завибрировал мой мобильник. — Алло, — буркнула я в трубку, прекрасно зная даже без определителя, кто звонит. — Леля, — раздался громкий Сонькин голос. — Я с голоду помираю. — А я причем? — Как причем? Ты должна мне что-нибудь принести. Я бы предпочла бифштекс с картошкой-фри и пирожное с кремом. — И где я тебе все это возьму? — хмыкнула я. — А у вас разве не шведский стол? — Нет. Русский. — Молочный поросенок, кулебяки и борщ? — Нет. Творожная закаканка, картошка и булка. — Ну-у-у, — расстроилась подруга. — Я закаканку не хочу. — Слава богу! Потому что я уже съела. — А булочку? — елейным голоском поинтересовалась она. — Еще нет, — ответила я, откладывая сдобу в сторону, хотя до этого намеревалась ее съесть. — Вот и славно. Мне оставишь. — Слушай, подруга, ты так и собираешься меня все две недели объедать? — хмуро пробурчала я. — Тебя не грех и объесть, у тебя четыре лишних килограмма, — хихикнула она в трубку. Я зло засопела, мало того, что увязалась со мной, мало того, спать хочет на моей «полуторке», мало того, объедать меня решила, так еще и издевается! Это у меня-то четыре килограмма лишних! Врунья! Да у меня больше трех сроду не бывало! — Короче, так, — процедила я, запихивая себе в рот остывшую булку. — Ничего ты не получишь! Я тебе даже хлеба теперь носить не буду! Черствого ржаного хлеба! — Да ладно, Лель, я пошутила, все знают, что у тебя идеальная фигура, — начала юлить Сонька. — Вот и хорошо, значит, лишняя булка мне не повредит. Кстати, очень вкусная была витушка. С изюмом. — Ты ее сожрала? — возопила она. — И что я теперь буду есть? — На набережной полно кафешек, иди шашлычок скушай или хот-дог. — Но у меня нет денег! — Займи у кого-нибудь, — пропела я и отключилась. Впредь будет знать, как считать мои лишние килограммы. Пока я трепалась с подругой, мои соседки уже обмусолили все детали разговора с официанткой и пришли к единому мнению — все это брехня, но в восемь надо в холле быть, чтобы в этом до конца убедиться. Засим мы расстались. Катя с Гулей пошли совершать вечерний моцион. Эмма удалилась в библиотеку — записываться. Я же пошла переодеваться. Оказавшись в номере, я быстро скинула с себя платье, напялили купальник и шорты, залезла в Сонькин конспиративный карман на лифчике, выудила из него сотку, после чего бегом вылетела из комнаты — надо накормит ребенка, а то и правда помрет. Как не издевались мы с Сонькой друг над другом, как не подтрунивали, но не пребывали в ссоре больше пяти минут. Я прочесала весь пляж на предмет обнаружения подруги. Но ни на старом, ни на новых местах, Соньку не нашла. Уж не потопла ли без моего присмотра? Плавает она отвратительно, глубины боится, к морю не привыкла… Тут я услышала знакомое хихиканье. Я оглянулась по сторонам. Так, если на пляже ее нет, значит, она зависла где-то на набережной. Быстро вскарабкавшись по лесенке на бетонный парапет, я обнаружила Соньку сидящей под матерчатым грибком ресторанчика «Прибой». Перед ней дымилось блюдо с шашлыком, рядом стоял запотевший стакан с пивом, а по бокам сидели те два господина с соседних лежаков, которых я уже успела заприметить. — Привет! — радостно прокричала Сонька, завидев меня. — Садись! Угощайся. — Спасибо, я только что поужинала, — буркнула я, но все же села. Мужики оказались калининградскими торгашами. Отдыхали они дикарями, а на наш пляж ходили потому, что тут чище, чем на городском. Лет им было далеко за сорок, и животы она за эти годы напили приличные. Сонька очень оживленно с ними болтала, напропалую кокетничала, острила, хихикала (не забывая уплетать халявный шашлык), мужики млели, а я скучала. Я в отличие от подруги не знаю о чем говорить с мало интересными мне людьми. Ей же только бы свободные уши найти. К моменту ополовинивания подноса, она уже рассказала им и о месте своей работы, и об образовании, и о дочери, и том, что ее морю голодом. Мужики от Соньки были без ума, причем, оба. И каждый из кожи вон лез, чтобы ее очаровать. Они же не знали, что так искрит она не столько по симпатии, сколько по инерции. Сонькино обаяние я бы сравнила с дверьми на фотоэлементе, то есть оно у нее включается автоматически, стоит только какому-нибудь человеку приблизиться к ней ближе, чем на метр, и не важно; мужчина это или женщина — Сонька очаровывает всех. В отличие, например, от меня. Я свое обаяние включаю только в экстренных случаях (если надо: выпросить надбавку у начальника, умаслить Геркулесова, уговорить подружек заплатить вместо меня за квартиру), а в остальное время я бываю приятно-вежливой, иногда сжержанно-надменной, реже стервозно-циничной или как сейчас отстраненно-насмешливой. Поэтому наши нынешние кавалеры так бились за Сонькино внимание, никому не хотелось кадрить пусть и красивую, но стервозную бабенку. Когда мне наскучило выслушивать их хвастливые байки, я решила откланяться. Строго настрого наказав Соньке, не пить водки (после ерша мы обе становимся дурными) и быть в комнате не позже девяти, я побежала на свидание с Эльвирой. Когда я влетела в холл, все уже были в сборе. Даже скептически настроенная Эмма притащилась. — Как вы думаете, она придет? — в волнении вопрошала Гуля, беспрестанно теребя свою косу. — Раз сказала, значит, придет, — успокаивала ее Катя. — Лучше бы побыстрее, — недовольно молвила Эмма. — А то мы уже привлекаем внимание. Оказалось, что она права — внимание мы привлекли — так как к нам после недолгого совещания направились две дамы. Я их заметила еще в столовой, очень уж они были колоритными. Одна, статная брюнетка, красивая, моложавая в ярко-красном сарафане была похожа на Клеопатру, единственное, что приземляло ее облик, так это совсем не аристократичная привычка постоянно шевелить носом, будто она сгоняет невидимую муху. Вторая привлекла мое внимание не красотой, а отсутствием комплексов. Эта ста килограммовая красотка была облачена в лимонную майку на тонким бретелях и голубенькие бриджи в облипочку. И из-под этого фривольного облачения со всех сторон выпирали жировые складки, складочки и бугорки, причем, далеко не молодого тела. Но ее это нисколько не смущало. — Девочки, — заговорщицки подмигнула нам брюнетка. — Я случайно подслушала ваш разговор с официанткой. — Да, — поддакнула пожилая «плюшечка». — Мы сидим за соседним столиком. Меня Валя зовут. А ее Марианна. — Можно, мы тоже про проклятье послушаем, — почти взмолилась Марианна и дернула своим подвижным носом. — Нам-то что, — не очень радостно проговорила Катя. — Оставайтесь. Тут дверь столовой отварилась, и из нее вышла Эля. Без фартука и шапочки она была неузнаваема. Оказалось, что она гораздо старше, чем на первый взгляд, и волосы у нее совсем редкие. — Ну что, девчонки, почирикаем, — весело молвила она, плюхаясь на кресло. — Только вы никому ни слова… особенно из врачей и администрации, у нас это, как военная тайна… Мы побожились. Эля с серьезно миной кивнула и начала свой рассказ. — Построили санаторий в 1974. Архитектор, который это уродство сварганил, был из блатных. Сынок местного рыночного воротилы Артурик Беджанян. Парень только закончил московский вуз, вернулся домой в Сочи и очень хотел блеснуть полученными знаниями. Папа подсуетился — и госзаказ на проект получил молодой неопытный, но честолюбивый архитектор Беджанян. Как это чудо-юдо строили, не знаю, говорят, строители за головы хватались, потому что все было безграмотно спроектировано, перепутано, ну не об этом речь… Когда санаторий был готов и сдан приемной комиссии, его открытие Беджаняны решили устроить торжественное, с помпой. Армяне, они вообще все любят с помпой делать… Назвали важных персон, от местных мафиков до министров и артистов. Приехала куча народа, столы накрыли под открытым небом, все пальмы шарами увешали. Артурик весь светился от счастья и разувался от гордости. Ходил меж гостей, как индюк, и вдруг увидел девушку неземной красоты. Не знаю уж, какой она была: беленькой или черненькой, худой или толстой, но говорят, очень эффектной… — А кто говорит? — встряла Катя. — У нас до сих пор тут несколько старушек работает, ну из тех, что присутствовали при открытии. Тогда девчонками были официантками, а теперь горничными трудятся… — Эля хмыкнула. — Только они запутались в мастях и комплекциях. Одна говорит, блондинкой была, другая брюнеткой, а самая старая, баба Паша, она у нас сторожиха, утверждает, что мулаткой… — И что? — опять проявила нетерпение Катя. — Он в эту красотку втрескался? — С первого взгляда, — кивнула Эля. — Она тоже на него глаз положила, что не удивительно, он был очень хорош — черный, смуглый, зеленоглазый и белозубый, к тому же стройный и молодой. Короче, стоило им познакомиться, как искры полетели. Весь вечер они не отходили друг от друга, танцевали, на лавке сидели, потом к морю пошли… И договорились они, стоя у моря, встретиться в полночь у него в номере. — Том самом «666»? — смекнула Гуля. — Артурик любил гневить бога и искушать дьявола. Он специально рассчитал, чтобы самая последняя комната в здании имела номер 666. И закрепил ее за собой. Ну и накликал… — Красотка не пришла? — Пришла, как миленькая. Только у нее муж был. Какой-то важняк гебешный. Да не из местных, а московский. — Так она от живого мужа загулять решила? — охнула Гуля. — Мало того от живого — от присутствующего на празднике! Она ведь с ним пришла, но он весь вечер что-то с кем-то обсуждал, на молодую жену ноль внимания, вот она и воспользовалась. Только все он заметил, гебист как-никак. А она-то дурочка молодая, думала, что обманет старого волка, подошла к нему и говорит, так и так, муж мой, голова разболелась — сил нет, пойду к себе в номер спать. Да и время позднее — полночь. Он ее отпустил. — А она к Артуру в койку? — все еще не веря в такое бесстыдство, ужаснулась морально устойчивая Гуля. — Ага. Кувыркались всю ночь. Уж и гости все разошлись, а они все прелюбодействуют. — А как же муж? О нем она подумала? — начала горячится Гуля. — Ведь он вернулся в номер, а жены нет… — Об этом точных сведений нет, но думается мне, к утру Артурик с этой красоткой уже порешили вместе быть. То есть пожениться. Только не знали они, с кем связались… Артурик по себе судил и по собратьям своим. Армяне же люди горячие, узнай тот же Беджанян, что его жена к другому в номер пошла, так ворвался бы туда, сопернику морду набил, жену за косы оттаскал, и все с криками, руганью, битьем стекол. На утру бы успокоился, да отпустил прелюбодеев… Это я вам, как эксперт по армянам говорю, у меня все три мужа были этой национальности… — Эльвира как-то мечтательно вздохнула, видно припомнила всех своих горячих армянских мужей. — Ну вот… О чем я? А! Артурик, значит, и красоткой лежат в кровати, спят, тут тихонько открывается дверь, и входят в комнату трое. Муж и два неприметных мужичка. Мужички стаскивают Артурика с кровати, как есть — голого, заклеивают ему рот и бьют на глазах у красотки. Бьют умеючи и с охотой. Красотка пытается орать и брыкаться, только и ей рот заклеили, а руки и голову ей муж держит, чтобы смотрела. Потом бросают Артура чуть живого на пол, а девушку отволакивают на балкон. — Эля выдержала театральную паузу. — И там муж собственноручно сталкивает девушку с тринадцатого этажа! Мы ахнули. — Как это сталкивает? — воскликнула Эмма. — Разве можно так… — Конечно, нельзя, но уж такой он был этот гебист — предательства не прощал… — И откуда все это известно? — недоверчиво спросила я. — Уж не призраки ли рассказали? — А вы дослушайте до конца, тогда узнаете. Я притихла, а Эля продолжила: — Когда девушка ударилась о землю, рогатый муж отправил своих шестерок проверить — умерла ли она. Когда они ушли, он запер дверь. Подошел к Беджаняну, облил водой, чтобы тот в себя пришел, а когда Артурик очнулся, сказал ему — иди посмотри, где любовь твоя, и головой на лоджию кивает. Парень выполз или вышел, уж не знаю, в каком он был состоянии, и посмотрел… А потом сам с лоджии сиганул! — Стойте! — крикнула я. — Он покончил жизнь самоубийством или его гебист столкнул? А, может, его просто качнуло, и он выпал? — Я и говорю, не известно, в каком он был состоянии. Если вышел, то мог и случайно упасть — голова закружилась или ноги подкосились. А если выполз, то… — Если он выполз — то, вряд ли, у него хватило сил, чтобы перекинуть свое тело через борта лоджии, — перебила я. — Тогда его муж столкнул. — Муж его не сталкивал! — Откуда вы знаете? — Муж, когда его соперник сиганул с лоджии, сел в кресло, достал ручку и блокнот, быстренько написал чистосердечное признание — так и так, убил жену, в чем не раскаиваюсь — вынул пистолет и застрелился. А об Артурике в письме не было ни строчки, значит, он его не трогал… — Он застрелился? — переспросила Гуля. — Выстрел в голову! Мозги, говорят, всю стену заляпали! Комнату даже пришлось заново оклеивать. — И что было дальше? — тихо спросила Марианна. — Понаехали столичные кэгэбэшники — скандал замяли. А санаторий открыли только на следующий год. Но с тех пор странные вещи отворяться в «Солнечном»! — Какие, например? — В 1981 году в холле тринадцатого этажа была найдена задушенная женщина. Убийцу так и не нашли. Через три года в шестьсот шестьдесят пятом номере повесился мужчина, узнав по телефону от приятеля, что его жена ему изменяет с соседом по лестничной клетке. В 1990 погибла девушка, свалившись с лестницы и сломав себе шею. Или вот семь лет назад… Кто-нибудь из вас уже отдыхал в нашем санатории? — Я отдыхала, — после недолгих раздумий сказала Катя. — Только давно… — Как давно? — Ну… Лет шесть, семь назад, может, и восемь, уж и не помню точно… — Тогда вы, наверное, слышали о странном случае, произошедшем в 1996! В том году вообще чаще, чем всегда, отдыхающие жаловались на какие-то потусторонние звуки, стоны, раздающиеся в комнате 666. Кого не селили в этот люкс, все через пару ночей просили новый номер, пусть даже худший. Говорили, что постоянно срывалась со стены картина, гасли лампочки, открывались двери шкафов, не говоря уже об ужасных звуках: шепоте, стонах, плаче… По этому почти все лето номер 666 стоял запертый. И вот однажды утром горничная решила стереть в нем пыль, — хоть никто в нем и не жил, но влажную уборочку все равно раз в месяц делали. Открывает дверь… и чуть не падает в обморок! Вся комната вверх дном, вещи разбросаны, шкафы открыты, а на полу и стенах кровь! Огромные кровавые пятна! Потом оказалось, что мужчина из соседнего номера через стенку слышал, как в 666 всю ночь что-то падало, кто-то заунывно плакал. Он даже до утра не дотерпел, вещи собрал и к дежурному администратору, выписывайте, говорит, меня — домой поеду! Так и сбежал, а администраторша ночью побоялась идти смотреть, дождалась утра и горничную туда послала. — Эля тяжко вздохнула. — Вот так! Мы молчали, переваривая услышанное. Я, честно говоря, не очень верю во всякую мистическую галиматью, но на сей раз почему-то поверила. Во-первых, рассказ уж очень правдоподобный, а во-вторых, Лена все-таки умерла, и не ясно при каких обстоятельствах… — Но и это еще не все, — возбужденно продолжила Эля. — После этого случая началась просто череда несчастий. В тот же год умер мужик прямо у себя в номере. И знаете, из-за чего? Его током убило! Потом еще кто-то со скалы сорвался, не помню мужик или баба. Разбился очень сильно, правда, не на смерть, но зато как! Все память отшибло! Хотя скала-то маленькая, да и не скала это по большому счету, а так декоративная гора из каменных глыб, она прямо здесь на территории. Как с нее можно свалиться и зачем на нее вообще забираться, не ясно… — Она нахмурилась, что-то вспоминая. Наконец вспомнила и добавила. — Потом парень молодой утонул, это уже в августе… Да много еще чего было, только не помню я всего… — Какой ужас! — выдохнула Гуля, смахнув дрожащей рукой пот со лба. — Я говорю вам — проклятье! — пасмурно кивнула Эля. — А вы бы батюшку пригласили, чтобы осветил, — бойко предложила Валя. — Приглашали! — Эля махнула рукой. — В 1997 и освещал! В конце сезона. И все эти годы, тьфу-тьфу-тьфу, — она сплюнула через левое плечо, — ничего такого не было… И вот, пожалуйста, Лена эта умерла! — Может, совпадение, — робко произнесла Марианна. — Может, и так, — задумчиво протянула Эля. — Только я что-то в такие совпадения перестала верить… — Она помолчала, потом резко встала и бодро проговорила. — Ну… пора мне… До дома долго добираться, я в Верхнем Веселом живу, так что… Мы сердечно с ней попрощались, после чего вышли на улицу. — Пойдемте, девочки, гулять, — предложила новоявленная подружка Валя. — Прошвырнемся по городу. До центральной набережной дойдем, а то у нас здесь скука! — Или в кафе можно посидеть, — обрадовалась приглашению Катя. — Обсудить все… Эмма горячо поддержала предложение, я же вежливо отказалась, не то чтобы мне было не интересно гулять с женщинами, годящимися мне в матери, просто надо было идти в номер и поджидать Соньку — сама же велела ей быть не позже девяти. Когда лифт примчал (это я для красного словца, на самом деле, он со скрипом, буханьем и скрежетом дотащил) меня на двенадцатый этаж, Сонька уже сидела в холле. Сидела в гордом одиночестве, если не считать бутылки шампанского, на которую она с тоской смотрела. — Ты чего такая грустная? — спросила я, подойдя к подруге. — Все мужики сволочи, — с грустью молвила она, и встала. — Пошли что ли. — Почему сволочи? — Эти два пузана ко мне приставали, — наябедничала она. — Ясно, что приставали, а ты что хотела? — Я хотела культурно пообщаться. — Милочка, ты в каком веке родилась? Теперь общаться никто не хочет… — Лель, ты за кого меня принимаешь? — возмутилась Сонька. — Я что на помойке себя нашла, чтобы с первым встречным… — Я знаю, что ты не нашла, и знаю, что ты с первым встречным не будешь, но они-то думают, что раз ты согласилась с ними выпить пива и поболтать, то готова к роману… — Даже если я готова к роману, то это не значит, что я сразу после пива пойду с ними в постель! — А они сразу в постель звали? — удивилась я. Обычно мужики для приличия зовут на рюмку чая. — Ага. Выбирай, говорят, кто тебе больше нравится и пошли. Типа, вы привлекательны, мы, чертовски привлекательны, чего время зря терять… — Сонь, привыкай, на юге все время бояться потерять. Ведь в распоряжении только две недели. — Вот фиг им! — Сонька экспрессивно показала мне кукиш. — А «шампунь» они тебе купили? — Как же, — она недовольно сморщилась. — После того скандала, который я им закатила, они убежали, поджав хвосты! Это я сама, на ту сотню, которую ты мне принесла. Решила, что раз сэкономила на обеде, могу смело пропить! Мы вошли в номер. Переоделись в халаты. Взяв шампанское, стаканы и шоколадку, вышли на балкон. Темнело. Море из трехцветного стало однородно-серым, только от горизонта до берега тянулась белая полоса лунной дорожки. Зажглись разноцветные огни рекламы, светомузыки, а на востоке ярко-красной точкой мигал взлетающий самолет. Красота была такая, что дух захватывало. Мы сели на плетеные стульчики, задрали ноги на поручни, откупорили бутылку и, разлив по стаканам кислую шипучку, приготовились наслаждаться ночью. Глава 3. ЧЕЛОВЕК с криком вскочил с кровати. Ему опять приснился ВРАГ! Только на этот раз он был совсем не таким, как при жизни… Полутруп с ввалившимися глазами, следами гниения на теле и кровавыми обрубками вместо пальцев. ВРАГ стоял в дверях, тяжело хрипло дышал и тянул к ЧЕЛОВЕКУ окровавленные руки. Еще он что-то говорил…Сиплым замогильным голосом. Но что? ЧЕЛОВЕК сжал виски, вспоминая слова ВРАГА… … Ты кое-что упустил! — вот, что говорил ВРАГ, приблизив к нему свое омерзительное лицо. — Ты совершил непоправимую ошибку! Упустил! Но что мог опустить ЧЕЛОВЕК? Что? И какую ошибку мог допустить? И тут ЧЕЛОВЕКА будто прострелило… Записка! Ведь он заманил ВРАГА в тот укромный уголок именно запиской. А где она? Резонно предположить, что, прочитав послание, тот сунул его в карман. Тогда нечего бояться, тогда записка там же, где и ВРАГ — в земле! ЧЕЛОВЕК улыбнулся в темноту — бояться нечего! Сгниет бумага вместе с трупом… Сгниет, если успеет… ЧЕЛОВЕК застонал. А если ВРАГА хватятся раньше, а если его начнут искать, а если найдут! ЧЕЛОВЕК не знал, как ведутся расследования, но был уверен, что милиция может найти пропавшего человека и по следам, и по отпечаткам, и по запаху… да-да именно по запаху — собаки возьмут след и найдут могильник. А там записка! «… Вы меня, наверное, не помните, зато я помню вас! Семь лет назад мы познакомились в этом санатории! Вы называли меня Заяц, сделали мою фамилию прозвищем…» И так далее…И все подробности того преступления, и даты, и фамилия…Конечно, ЧЕЛОВЕК давно сменил фамилию, потому что даже она напоминала ему о той страшной ночи, но ведь это можно легко выяснить… ЧЕЛОВЕК зажмурился. Он уже видел себя на нарах и в кандалах…Неужели нет выхода? Неужели… Мы с Сонькой бодро вышагивали по аллейке к морю. Я уже успела позавтракать, накормить остатками трапезы подругу, слетать на прием к терапевту и отказаться от всех процедур. Эмму я оставила в лечебном корпусе — ей назначили кучу всяких анализов, а ей все было мало. Утро было на удивление погожим. На небе ни облачка. Море, судя по спокойному плеску, не штормовое. Ветер ласковый. Солнце не палящее. Вдруг Сонька больно схватила меня за руку и со словами «Прячемся» уволокла в кусты — От кого? — спросила я, отмахиваясь от щекочущей нос ветки. — Левка с Юркой где-то близко. — Что-то я их не видела… — Я тоже, но ты прислушайся! Я прислушалась. Где-то вдали кто-то распевал «Раскинулось море широко…». Голос у певца был сильный, а слух плохой. Из чего можно было сделать вывод, что солирует Юра Зорин. — И что нам теперь тут сидеть, пока они не пройдут? — буркнула я. — Лучше пять минут потерпеть, чем потом весь день мучиться, — философски изрекла подруга. На наше счастье Зорин с Блохиным не заставили нас долго сидеть в кустах — проплыли мимо нашего убежища, не прошло и трех минут. Когда пение затихло, мы вылезли из зарослей и припустили к морю. Не успели добежать до набережной, как нас окликнули. — Девушки! — кричал кто-то женским голосом. — Подождите! Я обернулась. К нам на крейсерной скорости приближалась Катя. Она была к купальнике, парэо и соломенной шляпе. — Вы на пляж? — запыхавшись, спросила она, подлетая к нам. Мы подтвердили. — Можно я с вами. А то Гуля на процедурах, а мне одной скучно. — Присоединяйтесь, — вежливо улыбнулась Сонька. Она присоединилась, и мы втроем спустились к морю. Сонька попыталась завести с новой подружкой светский разговор, но Катя отвечала односложно и невпопад. Она вообще была какой-то задумчивой и нервной, совсем не такой, какой я видела ее вчера. — Что случилось? — участливо спросила я, когда мы расстелили полотенца. — Вы знаете, с Гулей что-то не то, — сказала она после долгой паузы. — Я с ней уже неделю живу в одной комнате, я ее неплохо узнала, она спокойная, тихая, уравновешенная. Спит очень крепко. Но сегодня ночью… Она кричала! Слышали бы вы, как она страшно кричала! И бродила по комнате, как лунатик! А на утро не могла ничего вспомнить… — У нее внеочередной приступ? — забеспокоилась я. Как-то не улыбается сидеть за столом с психической — вдруг вилкой пырнет, а потом забудет. — Не знаю, — Катя поежилась. — Но определенно с ней что-то происходит! Она не в себе! Я думаю, может, она страхов Элькиных наслушалась, вот ее перемкнуло. Психика-то неустойчивая! — Скорее всего, — поддакнула я. — У меня хоть и нормальная психика, но и мне приведения мерещились. — Тем более что живем мы на двенадцатом этаже, как раз под той самой комнатой… — проблеяла оробевшая Сонька. — Ой, девочки, я лучше под той комнатой буду спать… Или в самой комнате, честное слово, чем с Гулей Я ее боюсь! То, что призраки существуют, надо еще доказать, а вот то, что у Гули что-то с головой — ясно и без доказательств. — Она же говорит, что неопасна, — попыталась успокоить ее я. — Да и не стали бы ненормальной путевку в санаторий давать… — Знаешь, откуда она приехала? Из Деревни Каменки Кировской области. Думаешь, там есть хоть один компетентный психиатр? — Тогда вам надо в администрацию пойти, — решительно сказала Сонька. — Попроситься в другой номер. Расскажите все. Они войдут в ваше положение. — Боюсь, — прошептала Катя. — Вдруг Гуле это не понравиться. — Конечно, не понравиться, но что же делать? — Уеду я, наверное… Плевать на деньги, пусть пропадают… — Перестаньте! — прикрикнула на нее Сонька. — Что за глупости! Надо что-то придумать… — Ой! — непривычным басом ойкнула Катя. — Ой, мама! — Что с вами? — испугалась я. — Гуля идет! Мы с Сонькой обернулись и увидели, как по лесенке спускается Гуля, собственной персоной. Видок у нее на самом деле был не очень: волосы растрепаны, под глазами синяки, а на щеках лихорадочный румянец. — Доброе утро, — поздоровалась она со всеми. — Доброе, — протянули мы, хотя это утро перестало быть добрым, как только Гуля появилась на пляже. — Катя, можно с тобой поговорить, — хрипло (мне показалась зловеще) сказала она. — Отойдем. — Нет! — в панике заорала Катя. — Никуда не пойду! Говори здесь. Гуля недоуменно посмотрела на подругу, но все же наставать не стала и начала разговор прямо при нас. — У меня внеочередной приступ, — грустно и совсем не зловеще сказала она. — Такого со мной еще не было. Чтобы летом и так резко, по этому я забеспокоилась и все рассказала врачу. Он хочет меня понаблюдать… — И что? — опасливо спросила Катя. — Меня положат в лазарет. Тут есть такой на десять коек. Катя облегченно выдохнула. — Это хорошо! Полежишь, полечишься. Тут специалисты компетентные… — Это да, это конечно… — Гуля тревожно на подругу глянула и пробормотала. — Только меня кое-что тревожит… — Что? — опять перепугалась Катя. — Тебя, наверное, в другой номер переведут, потому что народу полно — мест не хватает. Или к тебе кого подселят. — Ну и ладно! — Как это ладно? — взволнованно воскликнула Гуля. — А вдруг какая-нибудь идиотка попадется! Склочная старуха или неряшливая проститутка… — Она всплеснула руками. — Как я тебя с этим приступом подвела! Мы же с тобой так прекрасно ладили, а теперь из-за меня… Она что-то еще лепетала, но Катя ее уже не слушала, она собирала манатки, чтобы незамедлительно отправиться в администрацию. По ее лицу было видно, что она согласно жить даже со склочной неряшливой старой проституткой, даже с Чертовой бабушкой, все равно с кем, только не с Гулей. Когда они удалились, мы с Сонькой отправились купаться, а, выкупавшись, уселись на бережочке — попы на гальке, ноги в волнах — и начали наблюдать за народом. Надо сказать, что смотреть особо было не на кого. То есть в основном на пляже кучковались семейные пары со своими отпрысками да пары одиноких тетенек, познакомившихся тут же, в санатории. Ни одного мужчины, заслуживающего внимания, я не обнаружила. — Лель, — зашептала Сонька мне на ухо. — А как я отличу генерала от обычного мужика? Он же на пляже без погон… — А зачем тебе именно генерал? — Ну я не настаиваю на этом чине, мне и полковник сойдет, только я и полковника от, скажем, инженера не отличу… — Полковника от инженера отличишь запросто! — успокоила подругу я. — Ты на выправку смотри. Если сутулый, то инженер, а если грудь колесом, то военный. Сонька тут же начала оглядывать близстоящих мужиков. Сначала она гипнотизировала высокого блондина в звездно-полосатых плавках, затем пузатого шатена с усами, потом коротконогого брюнета с гоголевским носом, что вышагивал по пляжу, сцепив руки за спиной… — Лель, по-моему, из этих троих на военного тянет только этот…. — Она показала мне глазами на блондина. — Он и высок, и строен, и выправка у него генеральская. — По-моему из них никто на военного не тянет. — А этот звездно-полосатый? — А этот тем более. — Почему? — Он рецидивист, вот почему. — Ты чего на человека наговариваешь? — накинулась на меня Сонька. — Такой интеллигентный мужчина, а ты рецидивист… — У него татуировка… — У тебя тоже, но ты даже не мелкая мошенница! — Татуировка в виде тарантула, такие на зоне делают и не всем, а только самым авторитетным. У моего Кольки клиент был — мафик по кличке Бетон, так у того такая же. — Во блин! — протянула Сонька разочаровано. — А на вид «ну, на-а-астоящий полковник!». — Ты лучше вон на того лысого посмотри, — я указала подруге на очень приятного господина с бритым черепом. — Он на военного похож больше, чем остальные. Или вон мужик в панаме, — я дернула подбородком в сторону еще одного представителя сильного пола. — Он, конечно, не генерал, но зато очень неплохо выглядит. И лет ему не больше сорока… Тут Сонька ни с того, ни с сего захихикала. — Ты чего? — спросила я, не понимая причину ее веселья. — Лучше на того носатого глянь, — прошептала она, скосив глаза на того самого маленького брюнета, который прохаживался по берегу недалеко от нас. — Ну глянула. И чего? — Он на тебя пялится, — еще больше развеселилась она. Я не поверила, но, проследив за его физиономией, с Сонькой согласилась — пялится. Я бы даже сказала, пожирает глазами. Увидев, что я обратила на него внимание, он тут же подскочил к нам и с разлету плюхнулся рядом. — Гоша, — представился мужичек, протягивая руку. — А вас? Мы руку пожали, после чего назвали свои имена. — Девочки, как я рад с вами познакомиться, мне тут так скучно… — Почему скучно? Разве здесь мало развлечений? — занервничала Сонька. — Баров, ресторанов? — Не знаю, я не люблю баров и ресторанов. Я люблю общаться с интересными людьми, — пафосно выдал он, и попытался заглянуть мне под купальник. — Вот вы мне интересны, с вами я бы пообщался… — Вот и славно, — Сонька мне подмигнула. — Сводите нас в ресторан, там и пообщаемся. — А просто по набережной походить нельзя? — с надеждой спросил он. — А то в ресторанах музыка орет, там не поговоришь… — Нет нельзя, — строго ответила Сонька. — На ходу разговаривать глупо. — Ну тогда можно просто на лавочке посидеть или у моря на гальке, полюбуемся закатом… — Нам на холодной гальке сидеть нельзя, заболеем еще, так что, может, отложим разговоры на неопределенное время, — попыталась отбрехаться я. Мне совсем не хотелось с этим Гошей ни гулять, ни говорить, а тем более отбиваться от его приставаний после прогулки. — Ну ладно, — без энтузиазма согласился Гоша. — Пошлите в «Прибой», только я раньше десяти не могу. У меня дети. — Какие дети? — не поняла подруга. — Обычные. Мальчик и девочка. Ленечка и Леночка. Я с ними отдыхаю. — А жена где? — А жены у меня нет, — грустно добавил он. — Мы развелись семь лет назад. С тех пор я вижу детей только летом — мы живем в разных городах, — он жалостно вздохнул. — А я так их люблю… — Тогда встречаемся в десять у «Прибоя», — предложила я. После его слов о детях, я воспаряла духом, решив, что приставать ко мне он вряд ли будет, так как, отдыхая с сыном и дочкой, он просто не может с кем-то тут кадрить по причине занятости и отсутствия свободной площади для встреч. Гоша улыбнулся нам на прощанье, после чего унесся вытаскивать детей из моря. Как только его коротконогая фигура скрылась из виду, Сонька весело мне подмигнула и задорно спросила: — Ну молодец я? — Что в тебе молодецкого? — Как я его на бар раскрутила, а? Покушаем, пивка дернем, музыку послушаем. Там музыка зашибись! Опять же, деньги на ужине сэкономим. — Все равно надо что-то из съестного купить — до десяти ты с голоду помрешь. — Правильно, пошли шампанского купим! — Может, лучше чебуреков? Или самсы? — Какой еще самсы? — Сонька резво вскочила на ноги. — Только шампанского! — Тогда уж с шоколадом. — И с виноградом. Пошли быстрее, я тут кафешку приглядела… — Она схватила в охапку свои сланцы. — Ну чего сидишь? Я поднялась с гальки, обулась, вопросительно на нее глянула. — Ну чего еще? — нетерпеливо спросила она. — А деньги? — Бери, и пойдем. — Я? — Конечно ты. Я тебя вчера поила, ты меня сегодня, это справедливо. Я возмущенно засопела, но кошелек взяла, в конце концов, она права — угощать друг друга надо по очереди. Мы поднялись на набережную. Отыскали то самое кафе, о котором говорила подруга, сели, заказали шампанское. Не успели выпить по глотку, как увидели, что к нам, все так же стремительно (как я поняла, медленно ходить она просто не может), несется Катя. — Девочки! — почти закричала она, плюхаясь на свободный стул. — Вы не поверите! — Что случилось? — испугались мы. — Меня переселили! — Ну и прекрасно… — А, знаете, куда? — воскликнула она, залпом вылопав мое шампанское. — На 13 этаж! В номер 666! — Как? — ахнула Сонька. — Сначала они хотели кого-нибудь подселить ко мне, но оказалось, что сегодня прибыли три семейные пары, их, естественно, разбивать нельзя, а свободных двухместных только два. По этому, они предложили переехать мне! — тарахтела она, опустошая и Сонькин стакан. — Но сегодня освободились кровати только в четырех местных комнатах, они в полтора раза дешевле, там даже туалета нет, я, естественно, отказалась. Им ничего не оставалось, как предложить мне пустующий люкс. — И ты согласилась? — не поверила Сонька. — Конечно. Там две комнаты, джакузи, спутниковое телевидение, кондиционер… — Но там же приведения! — с дрожью в голосе прошептала Сонька. — Да нет там никого! — Катя упрямо мотнула головой. — Конечно, страшновато немного… Даже не столько из-за приведений прошлых лет, сколько из-за этой Лены, ее же еще не похоронили, но… — Она как-то умоляюще на нас посмотрела. — Девочки, у меня, может, больше ни разу в жизни не будет возможности пожить в люксе, а тут… Тем более, выхода все равно нет. Либо люкс, либо четырехместный гадюшник без сортира… — Ну если так… — протянула Сонька, но по глазам было видно, что она скорее согласилась бы на гадюшник, чем на дворец с приведениями. — Короче, девчонки, — Катя поднялась со стула, — приходите в гости! — Нет, уж лучше вы к нам, — проблеяла я. Катя кивнула и на той же скорости унеслась в сторону корпуса. А мы, допив оставшееся шампанское, вернулись на пляж. Когда я вбежала в столовую, Эмма уже сидела за столом. В том же нарядно-старомодном платье, с той же аккуратной прической и с той же постной физиономией. — Почему опаздываешь? — хмуро спросила она, когда я подошла к столу. — Да мы с Сонькой от сестры хозяйки прятались, она что-то заподозрила. — Ну и? — Пронесло. А вы чего такая грустная? — выпалила я, бухаясь на стул. — Мне никак не хотят делать гидромассаж, — пожаловалась она. — Эмма Петровна, у вас так весь день расписан, вы и на ванны, и на лечебный сон, и на душ Шарко, и на грязи, куда вам еще гидромассаж? — Он очень хорошо повышает жизненный тонус, — назидательно проговорила она. — Жизненный тонус хорошо повышает курортный роман, или как говорит наш институтский плейбой Антон Симаков — «кустотерапия», — сострила я. Но тут же пожалела об этом, потому что Эмма, как истинная старая дева, не переносит разговоров о сексе, а услышав хотя бы намек на это слово, заливается краской смещения. На мое счастье, в тот момент, когда румянец на щеках Эммы грозил переползти на шею, к нашему столику подошла дамочка с короткой стрижкой и воинственным острым носиком. Она была одета в ярко-лимонную юбку (моя бабушка называет такой цвет «вырви глаз») и агрессивно-алую блузку. Ее тонкая шея была увешана массивными золотыми украшениями, на запястье красовались большие круглые часы из желтого металла, а ни щиколотке поблескивал псевдо-брильянтовый дельфинчик. Короче, дамочка была очень колоритной, броской, яркой, но яркость ее оказалось настолько сногсшибательной, что мне захотелось прикрыть глаза темными очками, чтобы не ослепнуть. Завидев эту пестрокрылую птицу, Эмма расплылась в улыбке и чуть ли не кинулась с ней обниматься. — Светочка! — закудахтала она, когда дамочка подгребла к нашему столу. — Очень приятно вас видеть. Я только диву давалась, когда это нелюдимая Эмма успела сблизиться с этой «вырви глаз» Светочкой. На пляже она практически не бывает, в рестораны не ходит, даже погулять по набережной ее не вытащишь… — Леля, — обернулась ко мне Эмма. — Позволь представить тебе Свету. Мы познакомились у главврача. Ей тоже не хотят делать гидромассаж… — Ничего, Эммочка, — проговорила Света, еще выше задрав свой воинственный нос. — Мы еще повоюем! И тут я ее узнала. Ведь именно эта остроносая мамзель крутилась у трупа Лены, рассказывая всем подробности ее биографии. Она еще нас за администрацией посылала… — А я вас помню, — довольно приветливо проговорила я. — Мы встречались пару дней назад… — Да? — неприязненно проговорила она. — А что-то вас не припомню… Вот врушка! Не поманит она, как же! Просто бабенкам, которые лезут из кожи вон, чтобы произвести впечатление на мужика, такие девушки, как я или Сонька, никогда не нравилась. Вот она, банальная бабская зависть к более ярким соплеменницам! — Как твои дела, Светочка? — продолжала лучиться доброжелательностью Эмма. — Собираюсь сходить поскандалить к начальнику санатория. Если не поможет, жалобу напашу в Минздрав России. — И хочется вам тратить отдых на склоки? — удивилась я. — Вы, девушка, ничего не понимаете, — процедила Света. — Я работаю в организации по защите прав потребителя, я знаю… — договорить правоведка не успела, так как была отвлечена одной из официанток. Та, видите ли, уронила на пол ложку и не соизволила ее ополоснуть кипятком. Переполняемая праведным гневом, Света унеслась качать права. — Чудесная женщина, — пропела Эмма ей вслед. — Монстр, а не женщина. Как пить дать, не замужем. — Это почему? — вспыхнула Эмма, она очень болезненно воспринимала все разговоры о замужестве, а точнее незамужестве. — Во-первых, больно желчная… — Это еще ни о чем не говорит! Я вот тоже не замужем, но у меня ангельский характер… — О вашем характере умолчим, и перейдем ко второму пункту. — Только без пошлостей, — предупредила она. — Хорошо, — смиренно кивнула я. — Без пошлостей это будет звучать так: у нее очень яркое оперенье, в животном мире, вспомним пернатых, все особи в брачный период обзаводятся ярким опереньем. — Какие глупости! — скривилась Эмма. Она еще что-то хотела сказать, но замолчала, так как к нашему столику подошли вчерашние знакомцы — Валя с Марианной. На Вале был очередной топ из прозрачной ткани и шортики, а на Марианне бирюзовое платье, удивительно шедшее к ее черным волосам. — Здравствуйте, девчонки, — поприветствовала нас Валя. — А Катя где? — Еще не пришла, — пожала плечами Эмма. — А с ней ничего не случилось? — тревожным шепотом спросила Марианна. — А что с ней может случиться? — удивилась Эмма. — Как это? Она же теперь в 666 живет, мало ли… Договорить она не успела, так как живая и здоровая Катя уже подходила к столику в компании с малознакомой (я ее уже видела на пляже, но и только) женщиной. — Леля, Эммочка, — весело начала Катя. — Это Таня, она будет сидеть с нами. — А как же Гуля? — нахмурилась Эмма. — Гуля пока госпитализирована, так что обедать ей придется в лазарете. Вот я решила позвать за наш стол Таню, она не возражает, администраторша тоже. — Катя кивнула новой своей подружке и скомандовала. — Садись. Таня послушно села. Она была скромно одета, скромно причесана, скромно подкрашена, короче, выглядела эдакой «серой мышкой». Лет ей было около сорока и она мне чем-то напомнила Гулю. Та же приятная, но неброская внешность, тот же блеклый гардероб, та же прическа — хвост и челка. Только у этой волосы били не рыжеватыми, а русыми, и лицо без канапушек. — Таня, вы давно здесь отдыхаете? — спросила Валя, эти кумушки все никак не хотели отходить от стола. — Да. Скоро домой, — тихо ответила она. — Она все это время сидела за столом с какими-то жлобами, — хмуро буркнула Катя. — Они ее объедали, представляете, опоздал человек к обеду на пять минут, а соседи по столу уже все плюшки сожрали. — Она возмущенно дернула головой. — Мы с Таней вместе на лечебную гимнастику ходим, она мне рассказывала… — Мне еще и с соседкой не повезло, — чуть слышно произнесла страдалица. — Она мужчин водит, я под их охи спать не могу. Катя покровительственно похлопала Таню по руке, типа, не переживай, со мной не пропадешь, что навело меня на мысль о том, что Катерина просто обожает опекать сирых и убогих. Марианна с Валей, наконец, ушли, и мы принялись за ужин. Только я расправилась с салатом, как завибрировал мой мобильный. Оказалось, что это опять Сонька. — Тебе денег что ли девать некуда? — пробурчала я вместо приветствия. — Леля, на помощь! — заголосила Сонька в трубку. — Что еще с тобой случилось, горе ты мое? — Меня сейчас из комнаты выкуривать начнут, — так же истерично, но более тихо проговорила она. — За дверью стоят три бабы: сестра хозяйка, горничная и дежурная по этажу. Они хотят ворваться в твой номер, так как имеют подозрения, что здесь живет нелегал, то есть я. — Откуда у тебя такие сведения? — Из первоисточника, — опять сорвалась на крик Сонька. — Я подслушала под дверью. Что делать? — А почему они до сих пор не ворвались? — Потому что им дежурная не позволяет, говорит, что это противозаконно, что надо дождаться хотя бы одного из проживающих… — Та-ак, — я задумчиво побарабанила пальцами по столу. — Блин, что же делать? Если они тебя там найдут, то даже не знаю, что будет. — Как что? Выселят меня, к чертовой матери… — Это в лучшем случае, в худшем выселят всех троих, а с тебя стребуют плату за проживание. — Не дам ни копейки! — взвизгнула она. — Значит так, я сейчас иду в корпус, а ты пока вещички свои прибери, а потом вместе с ними куда-нибудь спрячься. — Куда? — В шкаф или под кровать, не знаю, придумай что-нибудь. Только, когда мы войдем в комнату, сиди тихо, — после этих слов я дала отбой. Забросив в рот котлету, быстро запив ее компотом, я вылетела из-за стола. Под недоуменные взгляды соседок покинула столовую. Пока шла к корпусу, панически соображала, что же придумать, чтобы не допустить трех гарпий в комнату. Но ничего толкового не придумала. Оставалась надежда только на то, что Соньке удалось хорошо спрятаться. Когда я поднялась на свой двенадцатый этаж и подошла к двери в номер, одна из теток уже ковырялась в замочной скважине. — Что здесь происходит? — грозно рыкнула я, метнув испепеляющий взгляд на троицу. — Здрасти, — смущенно пробормотала сестра хозяйка, а именно она пыталась просочиться в мою комнату. — Кто вам дал право врываться в номер в мое отсутствие? — надменно вопрошала я, тесня гарпий от двери. — Я буду жаловаться директору! У меня там ценные вещи, деньги, драгоценности… — Нам ваших денег не надо, — взвизгнула горничная. — Мы хотим убедиться, что в номер, кроме вас и еще одной женщины, больше никто не проживает… — Что еще за глупости? — опять зарычала я. — Кто там может проживать? Уж не призрак ли с тринадцатого этажа? — Откройте, пожалуйста, — тихо, но твердо сказала дежурная. — Если там никого нет, мы принесем вам свои извинения. Мне ничего не оставалось, как открыть. Как только дверь распахнулась, горничная, как собака бультерьер, оголтело ворвалась в номер, пронеслась по комнатам, засунула свой нос и под кровать, и в шкаф, и в ванну. Даже на балкон выбежала. Всякий раз, как она заглядывала во что-то или подо что-то, мое сердце бухалось вниз. Но… Сонька будто испарилась! — Убедились? — нагло процедила я, хотя сама умирала от страха. — Приносим вам свои извинения, — пролепетала дежурная. — Но я видела, как в этот номер заходила какая-то… — начала возмущаться горничная. — Галина! — прикрикнула на нее дежурная. — Но, Елена Геннадьевна, говорю вам…. — Елена Геннадьевна, — тоном английской королевы проговорила я, — попрошу вас больше эту женщину ко мне в номер не пускать. — Как не пускать? — ахнула Галина. — Я же тут убираюсь! — Будите убираться в другом месте, — вякнула я. — Требую другую горничную! — Да, да, конечно, я понимаю, — закивала головой дежурная. — Мы что-нибудь придумаем… И они, пятясь, вышли из комнаты. Я перевела дух. Пронесло! Но, чует мое сердце, история с поимкой нелегала только начинается. — Сонька, выходи, — громко произнесла я. Но никто не вышел. — Сонь! — уже прокричала я. И вновь никого. Тут я забеспокоилась. Куда она могла деться? Я по примеру горничной обшарила все закутки, заглянула под кровать, залезла в шкаф и даже на антресоли, но ни следа Сонька не обнаружила. Я нехорошо выругалась и вышла на балкон, чтобы проветрить голову. — Леля, — донесся до меня слабый писк. — Помоги… Я резко повернулась на голос… На соседней лоджии, сжавшись в комочек, обняв руками баул с вещами, сидела Сонька. — Ты как там оказалась? — ахнула я. — Перелезла, — жалобно пропищала она. — Как перелезла? — Просто. С нашего балкона на ихний… — Сонька вытерла нос ладонью. — Села на перила, руками в перестенок вцепилась, сначала одну ногу перекинула, потом другую ну и махнула… — Так ведь двенадцатый этаж! — ужаснулась я. — А я вниз не смотрела, — всхлипнула она. — Тогда чего ревешь? Давай обратно перелезай — опасность миновала! — Назад не могу, — еще пуще расстроилась Сонька. — Боюсь! — Как не могу? Ты что теперь там жить будешь? — Я просто посижу немного, с духом соберусь… — Какой дух, Соня? Сейчас соседи с ужина придут, а тут ты! — Я даже зажмурилась, представив, как «обрадуются» жильцы, увидев на своем балконе неизвестную бабешку с полным баулом в лапах. — А ну сигай обратно! — И не проси! — замотала головой подружка и еще крепче вцепилась в баул. Я хотела еще что-то сказать, но не успела, так как балконная дверь за Сонькиной спиной распахнулась, и в образовавшуюся щель просунулась устрашающая черноусая физиономия. Увидев незваную гостью на своей лоджии, человек нахмурился (от чего и без того разбойничья рожа стала просто маньячной), потом крякнул и вывалился на балкон целиком. — Это еще что такое… — зарычал «бармалей», упирая свои огромные, покрытые курчавой шерстью ручищи в мясистые бока. — Какого хрена… Тут из-за его спины вынырнула другая фигура, к счастью не такая устрашающая, а худощавая и узкоплечая, увенчанная лохматой (просто Эйнштейновской) головой. — Ты, Паш, чего шумишь? — миролюбиво обратился к «бармалею» лохматый. — Вот воровок поймал, — пророкотал Паша и, окинув Соньку пристальным взором, добавил. — С поличным. — Это не воровки, — тихо засмеялся лохматый. — Это соседки наши. — Почему тогда они, то есть она, — он ткнул в притихшую Соньку мозолистым пальцем, — сидит на нашем балконе? — У нее и спроси. — Девушка! — рыкнул Паша. — Вы какого фига на моем балконе делаете? — Я вам сейчас все объясню, — оптимистично воскликнула Сонька. — Дело в том… — Она тут от преследований спасается, — перебил ее лохматый, но не зло, а как-то ласково. — Я давно их заметил. И давно понял, что мудрят они. Зайцем что ли проживаете? — хохотнув, спросил он. — Зайцем, — согласилась Сонька. — Зачем? — опять рявкнул Паша, но на сей раз мы не очень испугались, поняв, что орет он не со зла, а в силу привычки. — Дали бы дежурной пару тысяч, она бы вам раскладушку поставила, тут такое практикуется. — Скажите — пару тысяч! — возмутилась уже совсем осмелевшая подруга. — Думаете, я располагаю такими деньжищами? — Я не о долларах, а о рублях… — Это я поняла. Только у меня всего пара тысяч в кошельке… — Это она врала, у нее там, как минимум, четыре, но Сонька любила на людях прибедняться. — Я учитель, — лаконично объяснила свое бедственное материальное положение она. — Я тоже! — радостно выкрикнул лохматый. — Я преподаю литературу и русский в школе. А вы? — Вообще-то я преподаватель начальных классов, но сейчас работаю в музыкалке… — А я рыбак, — ни с того, ни с сего доложил Паша. — Из Астрахани. Паша Аляскин зовут… — А меня Женя, — представился второй. — Я из Ростова. — Он поэт, — уважительно пробасил Паша. — Ну не совсем, — зарделся Женя. — Так балуюсь… — А Леля у нас тоже балуются, — ткнула меня в плечо Сонька. — Только она прозой. Второй год роман пишет, да все никак закончить не может. — Вот здорово! — восхитился Паша. — Сразу два писателя, и оба мои соседи… — Мальчики, — робко проговорила Сонька. — Может, потом поговорим, а то я есть хочу… — А давай мы тебя покормим, — предложил Паша, который при ближайшем рассмотрении оказался совсем не страшным. — У меня балык есть, у Женьки булка. — Да, девочки, давайте к нам, — обрадовался стихоплет Женя. — Посидим, в карты поиграем… — Спасибо, конечно, — сердечно поблагодарила Сонька. — Только у нее, — кивок в мою сторону, — свидание через час, а я должна сопровождать. — Жаль, — искренне огорчился Паша. — Но мы еще посидим, да? — Обязательно, — заверила его я, причем, слово собиралась сдержать, так как очень люблю балык. — Я вам стихи почитаю, — крикнул в след уходящей Соньке Женя. Когда мы подошли к «Прибою», Гоша уже был на месте. Стоял в своей любимой позе — ноги на ширине плеч, руки сцеплены за спиной — раскачивался на каблуках и хмурился. — Опаздываете, — буркнул он вместо приветствия. — Мы тоже рады тебя видеть, — пропела Сонька, она была в отменном настроении. — Ладно, пошлите скорее, а то с двадцати двух тридцати у них вход платный, — так же недовольно пробурчал кавалер, но подставил нам свои локти, чтобы мы взяли его под руки. Я критически осмотрела Гошу и тайком улыбнулась. А женишок-то мелковат. Аккурат мне по подбородок. К тому же сухляв, так что на моем фоне выглядит эдаким червячком, поэтому от предложенного локтя я отказалась и независимо прошествовала к свободному столику. Сонька попрыгала следом, Гоша за нами. Мы расселись. Гоша выжидательно на нас уставился. Мы так же на него. — Ну? — спросила Сонька нетерпеливо. — Что — ну? — растерянно заморгал Гоша. — Что будем заказывать? — Может, кофе? — осторожно спросил он. — Какой, на фиг, кофе? — Тогда чай? — Ты издеваешься что ли? — разозлилась Сонька. — Кто идет в ресторан, чтобы выпить чая? — Леля, вам чего бы хотелось? — уставился на меня Гоша. — Шампанского! — ответила за меня подруга. Гоша сразу сник, он, видимо, наметил потратить не больше полтинника. — Я эту шипучку не люблю, — нашелся он. — Может, лучше пивка. Мудрое решение — пиво самый дешевый из имеющихся в ассортименте спиртных напитков. Дешевле только мензурка с синтетическим джин-тоником. — Ну давай, — снизошла я. — Только мы любим пиво с креветками. — Это я врала, пиво мы любим и с орехами, и с чипсами, и с «таком», просто меня покоробила его жадность — я, как и всякая россиянка, недолюбливаю скупердяев. — Ладно, — грустно согласился он и потащился к стойке, решив, наверное, сэкономить хотя бы на чаевых официанткам. Вернулся Гоша довольно скоро, осторожно неся на вытянутых руках поднос. На подносе имелись три кружки и тарелочка с сушеными кальмарами. — Креветки я решил не брать, — сообщил он нам, ставя свою ношу на стол. — Какие-то они страшные… Сонька фыркнула и отвернулась. Поняв, что пира на халяву не получиться, она потеряла к Гоше всякий интерес. Мне же, бедной, пришлось вести с ним светскую беседу. — А сколько вашим деткам лет? — спросила я первое, что пришло в голову. — Леночке двенадцать, Ленечке девять. — А почему вы с женой разошлись? Пили горькую? — Я не пью… У меня был трудный период… — Семь лет назад? — Да… — он тяжко вздохнул. — А она меня не поддержала… Ушла… Уехала к родителям. И деток забрала… — вздох еще горше. — С тех пор я одинок. Сонька опять многозначительно хмыкнула, типа, кто ж с тобой таким занудой и скупердяем жить будет. Потом как-то удивленно хрюкнула и ткнула меня в бок. — Ты чего? — пискнула я. — Смотри, кто пришел, — прокричала она мне в ухо, дабы переорать голосистого певца, исполняющего со сцены известную песню Михаила Круга «Владимирский централ». Я посмотрела, оказалось, что явились Зорин с Блохиным. Но не одни! Рядом с ними, да что там рядом, под руки с ними шли Марианна и Валя. Первая висела на Юрке, вторая на Левке. — Опупеть можно! — восхитилась Сонька. — Как Зорин умудрился такую красотку отхватить? — Знай наших! — воскликнула я, потом радостно заголосила. — Мальчики, идите к нам! Зорин среагировал на мой крик — обернулся. Мигом оценил обстановку — Сонька одна, а он при даме — вздернул подбородок, потом второй и важно поплыл к нашему столику. Лева с Валей покатились следом. — Привет, давно не виделись, — самодовольно улыбнувшись, проговорил Зорин. — Здорово, — буркнул Лева, он в отличие от друга не очень гордился своей дамой, так как она была гораздо его старше, вдвое ниже и в полтора раза шире, ко всему прочему ее было очень тяжело тащить на локте, как никак центнер весу. — Присоединяйтесь, — предложила Сонька, совсем не расстроенная из-за измены коварного сердцееда Зорина. — А удобно? — хмуро спросил Лева и попытался стряхнуть прибалдевшую Валю со своей руки. — Конечно, — заверила его я. — Стол большой, всем места хватит. Гоша заерзал — наверное, испугался, что я начну угощать гостей его кальмарами. — Что будете пить, девочки? — промурлыкал Зорин. Пока девочки решали, что они будут пить, в очередной раз заиграла лирическая музыка, (опять «…централ») и Гоша пригласил меня на танец. Я с неохотой (он мне в пупок дышит, это раз, лапать за бока будет, это два), но согласилась. Мы вышли на танцплощадку. Он мигом охватил меня за талию, я с тяжким вздохом положила ему руки на костлявые плечики, и мы начали топтаться под музыку. — Леля, — жарко зашептал он мне на ухо. — Вы мне нравитесь. — Очень приятно, — буркнула я. А что мне еще было говорить, он-то мне не нравится? — Вы замужем? Я задумалась. Замужем я или нет? Вроде муж у меня есть, есть и кольцо обручальное, и свидетельство о браке, но Колька со мной разводиться собрался, значит, не совсем замужем… — Да, — решительно ответила я. — Замужем. — И как вы обходитесь без мужа? — осторожно спросил он. — В смысле? — не поняла я. — В смысле физических потребностей… Я чуть не упала. Только познакомились, а он уже о сексе. Ну и наглец! — Ну… потребности у меня довольно умеренные, так что две недели без мужа я как-нибудь… — Не скажите, — горячо возразил он. — Весь смысл отдыха в санатории сводится к этому. — К этому? — переспросила я. — Ну да… — он кивнул, потом важно провозгласил. — Секс — главный источник душевного и физического здоровья! — Я не пойму, к чему вы это? — скосила под дурочку я. Мне совсем не нравился этот разговор, и все больше не нравился Гоша. — Давайте потихоньку встречаться, чтобы удовлетворить физические потребности, — выпалил он. — Почему потихоньку? — невпопад спросила я. — Я по-другому не могу — у меня дети, — с достоинством ответил Гоша. Тут мое терпение лопнула. — А катитесь-ка вы, Гоша, подальше! — рыкнула я, стряхивая его потные руки со своих бедер (когда только успел их туда переместить?). — Почему? — удивился он. — Я вам не нравлюсь? Вы не смотрите, что у меня нос сломан, а так я красивый… Я не стала его слушать, просто развернулась и пошла за столик. — Но я же вас пивом угощал… — блеял он, семеня за мной. — Так не честно… Я вынула из кармана сотню и засунула ему за пазуху. — Все? — гаркнула я. — А теперь катитесь! — Хамка! — выкрикнул он и убежал, а сотню так не вернул. Я подошла к столику. Вся шатия-братия с большим вниманием следила за нашей с Гошей перепалкой, так что когда я села на свой стул, они забомбили меня вопросами. Я односложно отвечала, а сама осматривала стол. На нем появилась бутылка вина, шоколадка и порезанные апельсины. Просто аттракцион неслыханной щедрости! Обычно от Зорина даже черствого пряника не дождешься. Пока мы болтали, к нашему столу подгребли два нарядных молодых армянина и по-свойски поздоровались. — Привет, дэвчушки! — Здрасьте, — скромно откликнулась Сонька, она с так называемыми «лицами кавказской национальности» общалась только на рынке, когда у них мандарины покупала, по этому немного робела и не знала, как себя с ними вести — вдруг ее вежливость будет истолкована, как приглашение к сексуальному домогательству. — Нэ узнаете? Это жэ я Вано! — Ваня, — воскликнула Сонька радостно. — Конечно, узнаем! — Можно сэсть? — Пожалуйста, садитесь! — гостеприимно пригласила я. Они сели, Вано кивнул официантке, потом представил друга: приятного молодого мужчину в льняных брюках, белоснежной рубашке и элегантных затемненных очках. — Это Эдик. Он из Сочи… Эдик, расскажи дэвушкам что-нибудь… — Девушки, — Эдик улыбнулся, сверкнув своими белоснежными зубами. — Вы знаете, почему камбала такая сплющенная, а у рака такие выпученные глаза? — Естественно, — ответила Сонька. — Из-за давления воды… Они же на глубине обитают… — Нэт! — засмеялся Вано. — Нет? — переспросила она. — Нет, — подтвердил Эдик, он в отличие от Вано говорил совсем без акцента. — Камбала занималась любовью с китом, а рак за ними подглядывал! Все засмеялись, особенно веселилась Валя, эта стокилограммовая кокетка узрев перед собой более привлекательного мужика (а Эдик безусловно был привлекательным, а в сравнении с Левой, то и просто красавцем) переключилась на него. Тут к столику подбежала официантка. В ее руках был уставленный тарелками поднос, в центре которого красовалась бутылка с коньяком. — Мы это не заказывали! — испугался Юрка. — Это мы заказывали, — успокоил его Эдик. — Угощайтесь. Мы немного поломались (ну что вы что вы, зачем, мы не голодные), но когда Эдик разлил коньяк по стопкам, ни один от него не отказался. Выпив, закусили шашлыком из корейки и иноземным жульеном. — Вы уже куда-ныбудь ездили? — спросил Вано, приобнимая нас с Сонькой за плечи. — А куда? — удивилась подружка. — Как куда? Тут знаешь сколко всего красывого! Водопады, гора Ахун, форелевое хозяйство, прям при тэбе рыбу поймают и зажарят… — На рафтингах можно сплавиться по горным рекам, — присоединился Эдик. — На ночной Сочи посмотреть. Парк Ривьера, Поющие фонтаны, набережная… — На Красную поляну обязательно! Вы были там? Нэт? Да вы что? Быть в Адлере и нэ видеть Красной поляны… — Он осуждающе зацокал языком. Мне стало стыдно, я уже который год приезжаю именно в Адлер, а Красной поляны правда не видела. Вот все остальное — и водопады, и фонтаны, и форелей — видела, а ее нет. — Мы как раз собирались! — горячо заверила ребят я. — Только не знаем, к кому лучше обратиться… — Ко мнэ, — Вано ткнул себя в грудь. — Довэзу до поляны за полцены, всо покажу, расскажу бэсплатно, меда купите, скажу где, малины покушаете. На канатной дороге покатаетесь. Завтра поедэм? — Завтра? — мы с Сонькой переглянулись. Я задумчиво почесала нос и выдала. — Давайте лучше послезавтра. — Харащо, как скажешь. — Мы тоже поедем, — вдруг подал голос Лева. — Я давно мечтал на канатке покататься. А Юра мед любит. — И Блохин под столом пнул друга в голень. Юра сначала не понял за что его так, но потом сообразил, что это условный знак, и энергично закивал головой. — Да, мед я люблю и малину тоже! Возьмите нас на поляну… — Конэщно, дорогой, только вас за полцены я нэ повезу, — хохотнул Вано. — Я за полцены толко красывих дэвушек вожу. На лице Зорина отразилась борьба. С одной стороны денег было жалко, но с другой — разве можно отпускать даму своего сердца (а Сонька владела его сердцем безраздельно) с этими шальными джигитами без сопровождения? — Ладно, — наконец решился он. — Сколько скажешь, столько и заплатим. — Тогда и мы с вами, — промурлыкала Валя, неотрывно глядя на Эдика. — Нам, как красивым женщинам, я надеюсь, будет скидка… — Извините, дэвушки, — Вано горько вздохнул. — Но у меня легковой автомобиль — беру толко четверых. — А Эдик разве не едет? — не унималась Валя. — Нэт, он нэ по этой части. — Ну и ладно, — умиротворенно вздохнула она. Мы с Сонькой многозначительно переглянулись, после чего отправились на танцплощадку выделывать коленца под любимца всех ресторанных певцов побережья — Таркана. Возвращались в корпус далеко за полночь, а если точнее, то в начале первого. Нас было четверо — я, Соня, Лева и Юрка. Валя с Марианной, променяв своих старых кавалеров (Блохина и Зорина) на новых, более стройных, молодых и щедрых (Эдика и Вано), остались с ними в ресторане, но, похоже, наших увальней это даже порадовало. Мы медленно шли по аллейке, наслаждаясь дивной ночью. Было безветренно, тихо — ветки пальм словно застыли, трава замерла, розы притихли. Единственное, что нарушало тишину, так это далекая музыка и близкий стрекот цикад. Было темно: ни луны (я еще в ресторане заметила, что по морю не бежала лунная дорожка), ни звезд, ни проблеска на абсолютно темном небе — только на юге бывают такие непроглядно черные ночи. Подходя к корпусу, мы приостановились у крыльца. Не сговариваясь, принюхались. Головокружительно пахло розами, откуда-то издалека доносился запах жасмина, чуть тянуло абрикосами и чем-то еще… — Чем воняет? — сморщил нос Зорин. — Персиками, — мечтательно молвил Лева. — Абрикосами, Лева, абрикосами. Почему ты вечно путаешь? Персики большие и волосатые, а здесь пахнет абрикосами, они маленькие, гладкие… — А еще лавандой, — как не слышал Блохин. — По-моему, акацией, а не лавандой, — перебила его Сонька. — А по-моему, — Зорин повысил голос, — китайской лапшой. Этот запах я ни с чем не спутаю — я эту дрянь каждый день ем. — А я никакой дряни не чувствую, — наставил Блохин. — Пахнет божественно. А как стрекочет эта саранча — заслушаешься… — Цикады, Лева! Саранча не стрекочет, она жрет… Слушать их вечный спор мне не хотелось, наслаждаться ночью тоже — тем более они своей болтовней нарушили все ее колдовство, так что я взяла Соньку под руку и дунула к двери. Не успела взяться за ручку, как прямо над моим ухом раздался тихий голос: — А там на входе у всех санаторные книжки проверяют. И пускают только по ним. Я от неожиданности подпрыгнула, Сонька басовито ойкнула и вцепилась ногтями мне в руку. — Кто это говорит? — прошептала я, вжав голову в плечи. — Твой ангел хранитель, — все так же тихо проговорил голос. Ну конечно, кто же еще? В этом паранормальном санатории совета дождаться можно только от ангела. — И по совместительству призрак Артурика Беджаняна, — добавил другой голос, не такой тихий, но более музыкальный. Что-то тут не то, подумала я. В то, что покойный Беджанян в одночасье стал моим ангелом-хранителем — я еще как-то поверю, но что он, словно Максим Галкин, ежеминутно меняет голоса — это уж, извинимте, фантастика… Я сглотнула и резко вскинула голову. Как и следовало ожидать, размытого силуэта с крыльями я не увидела, зато наткнулась взглядом на две ухмыляющиеся физиономии. Одна принадлежала Кате, а другая моему соседу Жене, оба они сидели на лоджии первого этажа, оба ели китайскую лапшу в стаканчиках (отсюда и запах) и оба были очень довольны своей шуткой. — Вы откуда? — радостно спросил нас Женя, шумно втягивая в рот макаронину. — Из ресторана, — вежливо ответила я, хотя могла бы и нагрубить, все же они первые начали издеваться, — а вы что тут делаете? — Лапшу едим, — раздался громкий бас, принадлежащий Астраханскому рыбаку Паше, оказалось, что он сидит на том же балконе. — И разговариваем, — пропищал еще кто-то, при ближайшем рассмотрении оказавшийся нашей новой соседкой по столу по имени Таня. — И ты здесь? — Я здесь живу, — робко улыбнувшись, ответила она. — А ребята ко мне в гости пришли. — А как же твоя любвеобильная соседка? — Ушла в загул, — хмыкнула Катя. — Укатила в Сочи с какими-то осетинцем. Так что мы тут заседаем… — А про книжки вы не соврали? — спросила Сонька, воровато заглядывая через мое плечо в фойе, отделенное от нее лишь стеклом. — Сказали истинную правду, — заверил ее Женя. — Так что беспрепятственно пройти не удастся. — И что же делать? — в панике заголосила подруга. — Под пальмой ночевать? — Зачем же? — всплеснула руками Таня. — Залезай на мой балкон — мужчины помогут! — Я не смогу, — просипела Сонька, попытавшись закинуть свою коротенькую ножку на лоджию, — высоко! — Да ладно! Моя соседка всегда так в комнату заползает, чтобы не беспокоить дежурного, а она с тебя ростом. Сонька опять попробовала забраться, и вновь безрезультатно. Наконец, ее вечный рыцарь Юра Зорин догадался подставить свое плечо. И она, вскарабкавшись по нему, уцепилась за бортик балкона. Тут уж ей на помощь пришел Паша — сцапал своей огромной лапищей за талию и одним резким рывком втащил на балкон. Когда Сонька отдышалась, а народ отсмеялся, я тут же спросила у Кати: — Ну и как тебе люкс? — Отлично! — горячо заверила она. — Все по высшему разряду! — А как призраки? Не беспокоят? — Нет, — хохотнула она, но как-то не весело. — Точно? — Ну… — она закусила губу. — Скажем, если что и беспокоит, то не призраки. — В смысле? — В смысле, что сосед за стенкой очень громко храпит. Даже не храпит, а будто задыхается, он, наверное, астматик… — Она даже спать не могла, — доложила нам Таня. — Ко мне пришла. Говорит, так слышно, словно стены из бумаги. — Он еще и стонет. Жалобно так, протяжно, наверное, от удушья кошмары мучают… — Катя передернулась. — Даже жутко… — А что за сосед? — заинтересованно спросил Женя. — Я вроде знаю всех, кто в люксах живет. — Я его не видела, только слышала, но стоны доносятся из шестьсот шестьдесят пятого, это точно. — В шестьсот шестьдесят пятом живет молодая женщина, кажется, Ольга… — задумчиво проговорил Женя. — Ну и голосок у этой Ольги! — возмутилась Катя. — Как у мужика! — И ее сейчас в номере нет! — закончил он. — Я видел, как два часа назад она садилась в машину оного прохвоста и говорила ему, что у них вся ночь впереди… — Но в шестьсот шестьдесят пятом кто-то хрипит и стонет! — вскрикнула Катя. — Я слышала! — Может, не в шестьсот шестьдесят пятом, — предположил Паша, — а в другом? — У меня стена спальни смежная только с шестьсот шестьдесят пятым! — Катя пришла в неописуемое волнение. — Я спала и вдруг резко проснулась. Сначала не въехала, что именно меня разбудило, но, прислушавшись, поняла — стон! Было такое ощущение, что стонут прямо над моим ухом. Я вскочила, включила ночник. В комнате никого — а стон и хрип, не смолкают. Я глядь на часы — 00-07. Мне стало жутко, но я попыталась взять себя в руки. Огляделась, прислушалась. На стене, рядом с кроватью розетка, я посчитала, что стоны слышны через нее… — Катя сипло вздохнула и прикрыла глаза рукой. — Но если эта Оля не в номере, то кто ж тогда стонал? — Призраки! — охнула я. — Кто? — не понял Паша. — Ребята, я же вам рассказывала, — недовольно буркнула Катя. — Только что… Про Артура Беджаняна, про его смерть, про проклятье… — А! — Женя прыснул в ладонь. — Вы про эти глупости… — Ничего не глупости, — обиделась она. — Тогда почему ты согласилась поселиться в этом проклятом люксе? — резонно спросил Женя. — Раз веришь в призраков? — Тогда не верила, — насупилась Катерина. — А теперь и не знаю… Что-то в этом номере точно не чисто, не зря же я там спать не могу. И стоны эти… Они такие жуткие… Да и картина упала, точно как Эля говорила. — Картина? — переспросила Таня. — Первый раз слышу. — Я не хотела говорить, это же глупости, — она все больше бледнела. — Сначала я вообще не предала значения, ну упала и упала, а теперь… Там в номере картина висит на стене, пейзаж, наш санаторий на фоне гор, мне горничная сказала, что это работа Артура Беджаняна… И эта акварель… Она очень крепко висит, но сегодня… Я перед сном пошла умываться, вдруг слышу грохот. Прибегаю в комнату, а она лежит на кровати, причем, лицом вверх! Должна вниз, а лежит вверх! Представляете? — Глупости! — припечатал Женя. — Бабские страшилки! Упала случайно — мало ли предметов падает… — А стоны и вздохи? — Примерещилось спросонья. — Ну уж нет! — разозлилась Катя. — Я слуховыми галлюцинациями не страдаю. — А это мы сейчас проверим, — азартно проговорил Женя, выкидывая стаканчик из-под лапши на улицу. — Пошли… — Куда? — не поняла Катя. — К тебе в номер! Будем вместе стоны слушать. Катя раздумывала только секунду, спустя которую она уже мчалась в сторону коридора. Мужики и Сонька с Таней резво потрусили за ней. Мы с коллегами (Зорин энд Блохин) взмыли на крыльцо, быстренько предъявив документы двум грымзам, ворвались в фойе и нагнали компанию у лифта. Молча поднялись на двенадцатый этаж — дальше лифт не шел, на тринадцатый вела только винтовая лестница. Взмыли по ступенькам. Ворвались в круглой холл. От него, как от нарисованного детской рукой солнца, шли четыре луча-коридора, в каждом из которых было по номеру: наш находился в крайнем левом (в этом дурном санатории даже нумерация была неправильной — с права на лево). Мы нырнули в коридорчик, кинулись к двери с номером 666. Катя открыла. Мы с опаской вошли. Номер был великолепным. Просторные комнаты с высокими потолками и светлыми стенами, на полу мягкие ковры, на окнах белоснежные жалюзи, мебель добротная, техника современная, ни чета нашему престарелому «Фунаю» без пульта. Даже покрывало на кровати было очень уютным и стильным, даже накидки на кресла, даже сами кресла, с миленькими думками у подлокотников. Я, конечно, не исключаю, что в четырех звездочных турецких отелях обстановка гораздо роскошнее, но мне, привыкшей арендовать на время отпуска фанерные времянки со скрипучими койками, такие хоромы показались просто верхом роскоши. — Где картина? — почему-то шепотом спросила я. Катя молча ткнула в стену, на которой не очень ровно висела блеклая акварель. Я уставилась на картину. Н-да. Художником Артурик был таким же, как и архитектором, то есть паршивым. Я, конечно, не большой знаток живописи (Ван Денгана от Матиса не отличу ни за что), но как-никак три года в художке проваландалась, так что бездарную мазню от мазни талантливой отличу. Так вот Беджанянова акварель была просто из рук вон. Кривое здание санатория с черными квадратами окон на фоне предгрозового неба и горных пиков (пики почему-то больше похожи на равнобедренные треугольники). — Кошмарная картина! Особенно вороны не удались… — пробурчал Зорин. — Где ты увидел ворон? — удивился Лева. — По небу летают. Жирные такие… — Это не вороны, а самолеты… — Он прищурился и посмотрел на картину еще пристальнее. — Или бомбы… Ребята, а разве Адлер когда бомбили? — Это тучи, — прервал спорщиков Женя. — Картина же называется «Гроза над городом», вон на табличке написано, — и он ткнул пальцем в картонную пластину, прикрепленную к раме. — Автор А. Беджанян. — Кошмарная картина! — настоял на своем Зорин. — Не зря призраки ее постоянно со стены сбрасывают… — Кстати, о призраках, — взволнованно проговорила Сонька, — давайте выключим свет и подождем, когда они стонать начнут. — Давайте, — согласилась Катя, робко постукивая зубами. Мы выключили свет, и расселись по креслам и стульям. Секунд сорок не могли успокоиться, все хихикали и возились, стараясь скрыть свое волнение, но по прошествии минуты затихли. Я навострила уши, замерла. Вообще-то слух у меня отменный, как у большинства близоруких людей, но на сей раз я не уловила ни единого звука, разве что мерное дыхание Соньки — она сидела на ручке моего кресла. — Кто-нибудь что-нибудь слышит? — шепотом спросила я. — Я слышу, как капает вода в туалете, — подал голос Блохин. — И как у Юрки в животе урчит. — Как у него урчит, и мы слышим, — хохотнул Паша, после чего вскочил с дивана и резко включил свет. — Короче, ребята, либо никаких призраков нет, либо у них сейчас тихий час. — Но я не утверждала, что это призраки стонали, — начала оправдываться Катя. — Просто предположила… — Теперь тебе не страшно будет спать? — спросила сердобольная Сонька. — Не знаю… — Катя покосилась на строптивую картину. — Вроде с вами мне не страшно… — Может, мне остаться? — расплылся в улыбке Паша. — Поохранять тебя? — Или мне? — Танюша преданно заглянула Кате в глаза. — Я могу… — Да ладно вам! — бодро воскликнула та. — Идите себе! Я не боюсь! — Точно? — не терял надежды рыбак. — Точно. Я так устала, что мигом усну. — Ну тогда спокойной ночи, — смиренно молвил отвергнутый Павел. — До завтра, — попрощалась с нами Катерина. Мы вышли из люкса, потоптались немного на лестнице, пожелали друг другу приятных снов и распрощались у лифта. |
|
|