"Шестерки Сатаны" - читать интересную книгу автора (Влодавец Леонид)

БЕДЛАМ

Что происходило в те две минуты, что я лежал без памяти, неизвестно. Вообще-то, наверно, я и вовсе мог бы не очухаться, если б сидел в шкафу, не закрыв за собой дверцы. Именно в дверцы пришлась целая туча осколков стекла, выбитых взрывной волной, и один тяжеловесный, скрученный разрывом в форму пропеллера, стальной осколок тяжелого снаряда. Если б дверца была потоньше, а осколок не потерял силу, то он пришелся бы мне в башку, и она разлетелась бы, как арбуз, упавший на асфальт. Не прикрывала бы меня дверца — и вовсе нечего ловить. Ведь эта злая железяка все-таки пробила крепкую деревяшку, но, потратив последние силы, застряла в ней, и ее зазубренные края торчали сквозь расщепленную фанеровку с внутренней стороны. Сантиметрах в тридцати от моего носа. Не закрой я дверцу, меня бы и стекляшки могли спровадить на тот свет, если б угодили в глаза или по шее. Во всяком случае, поуродовали бы капитально.

А так я более-менее отделался. Правда, здорово треснулся затылком, когда тряхнуло, но башку не разбил, только шишку заработал. В период очухивания перед глазами какие-то красноватые круги вертелись, но потом пропали. В шее чего-то поскрипывало некоторое время, но тоже прошло. Обалдение кое-какое имело место. А также временная глухота на оба уха. Но в общем и целом — ни хрена серьезного.

Глухота была даже малость полезна, потому что вспышки снарядных разрывов сквозь щели в дверцах я видел еще не раз и ощущал всем телом, как здание «Горного Шале» вздрагивает от сотрясений почвы и воздуха. Но при этом я ни черта не слышал, а потому вой снарядов и грохот не портили мне нервы. Мозги, конечно, до определенного уровня, могли более-менее верно оценить ситуацию. А ситуация была такая, что кто-то громил «Шале» из орудий, причем хорошего калибра. Память Брауна — своя тут не годилась — после того, как мои глаза рассмотрели осколок, сочла, что его прислала не менее чем 155-миллиметровая самоходная гаубица. Они запросто могли накрыть «Горное Шале», перекинув снаряды через горки, окружавшие этот райский уголок.

Наверно, если б я мог получше соображать, то удивился бы этому обстрелу. На фига это нужно долбить из такого солидного калибра, которым приличные доты раздолбать можно, по беззащитной вилле? Да и вообще, наверно, гораздо спокойнее было не громыхать, а по-тихому послать несколько групп коммандос, чтобы те, бесшумно порезав охранников Эухении и СБ ЦТМО, с разных сторон проникли на виллу и взяли бы ее под контроль.

Но я соображать мог в очень ограниченных пределах. И критиковать действия противника не собирался. У меня была одна, но верная мысль: надо поскорее убраться со второго этажа хотя бы в винный подвал, где заседал Сарториус, а еще лучше — в глубокие подземные горизонты бывшей асиенды «Лопес-28».

Поэтому я, по-быстрому осмотрев и ощупав самого себя на предмет целости и сохранности, стал не спеша выбираться из шкафа. Сделать это оказалось не так-то просто — я не имел обувки, а весь пол около шкафа был засыпан битым стеклом. К тому же мое одеяние из махрового полотенца размоталось, и пришлось его накручивать заново. Не знаю, кого я собирался стесняться в такой ситуации, но мне казалось неудобным бегать под артобстрелом в голом виде.

На мое счастье, в комнате было относительно светло. Нет, солнце еще не встало, просто где-то по соседству что-то вовсю полыхало. Дыма, правда, тоже хватало, но я все-таки хорошо различал стекляшки на полу, а потому сумел вылезти из шкафа и выйти из комнаты, не порезавшись.

В коридоре битого стекла не было, хотя порядочно тянуло дымом, а кроме того, в той стороне, где была лестница, проглядывали языки пламени. С потолка, по которому бежало множество свежих трещин, просыпалось немало побелки, а местами — и штукатурки. При каждом новом взрыве от сотрясения все это продолжало вовсю обваливаться, а пол ходил ходуном, будто был палубой судна, попавшего в качку. Пока я все еще был глухарем и не слышал воя и грохота, эти сотрясения были единственным, что позволяло мне отмечать попадания. Если меня при этом только шатнуло — значит, разрыв произошел где-то далеко, если швырнуло на пол — значит, относительно близко.

Дверь в комнату, где перед началом обстрела разговаривали Чудо-юдо иЭухения, была открыта. Я заглянул туда — пусто. Должно быть, они убежали за то время, пока я был без сознания. Я подумал, что скорее всего они драпанули вниз, на первый этаж.

Но к тому моменту, когда я добежал до лестницы, слух постепенно восстановился, и теперь вся симфония стала восприниматься именно так, как следовало. Каждое завывание очередного снаряда воспринималось мной однозначно: сейчас влепит! И когда грохало не очень сильно, я только удивлялся, что до сих пор жив.

В холле действительно кое-что горело. Снаряд — скорее всего один из тех, что прилетел тогда, когда я был без чувств, — угодил в крышу, пронизал пол второго этажа и разорвался на первом. Прямо посреди холла зиял огромный провал, частично засыпанный обломками, рухнувшими сверху. В потолке просматривалась дырища, через которую можно было увидеть красноватое небо и буро-багровый дым. Похоже, что соседний корпус, который виднелся через выбитые окна, полыхал как костер. Здесь, в холле — если так можно назвать эту жуткую кашу из обломков мебели, деревянной отделки стен, вывернутого и расшвырянного повсюду паркета, битого стекла, кирпичей и кусков бетона, — разгорелось лишь несколько костерчиков, от которых, впрочем, могло заняться и все остальное.

Хотя я и слышал, что снаряды не попадают дважды в одно и то же место, мне захотелось поскорее спуститься в подвал.

Конечно, пятки у меня не больно нежные, но пропороть их битым стеклом или гвоздями было вполне возможно. Поэтому я очень обрадовался, когда увидел поблизости от лестницы, под солидным, килограммов на двести, обломком железобетонной плиты, чьи-то ноги, обутые в крепкие ботинки. И размерчик подходил. Покойнику они уже вряд ли могли понадобиться. Расшнуровав ботинки и сняв их со жмура, я подумал, что не худо бы и штаны с него стянуть. Удар глыбы, расплющившей этого бойца, пришелся на голову и грудную клетку, поэтому расстегнуть на трупе брючный ремень мне удалось без особых проблем. Верхняя часть, конечно, была чуток замарана в крови, ну да, как говорится, дареному коню в зубы не смотрят.

Надев штаны и обувшись, я почувствал себя более уверенно и поспешил туда, где была лестница, ведущая в подвал. Ход оказался не завален, но спускаться пришлось ощупью, почти в полной темноте. Только очаги огня на первом этаже немного подсвечивали подвал через пролом от снаряда.

Пока я спускался, ни одного разрыва не последовало. Похоже, обстрел прекратился. Зато до моих ушей долетело нарастающее тарахтение вертолетов. Это могло означать, что неприятель, проведя артподготовку, начал атаковать. То есть очередная банда, состоящая из «тигров» или остальных «кошачьих» батальонов, собралась разобраться с обитателями «Горного Шале». Встречаться с ними, не имея при себе ничего стреляющего, мне не хотелось, и я осторожно, прикинув направление, двинулся по неосвещенному коридору туда, где вчера находилась баррикада и дежурили Агафон с Налимом. Баррикада была, я ее нащупал, двигаясь вдоль стены, и даже сумел пройти через проход, который позабыли завалить. Однако никого из бойцов за ней, конечно, не нашлось. Все так же, ощупью, я добрался до той двери, третьей слева, за которой находился тот самый отсек подвала, где прежде сидели «сорокинцы».

— Есть кто? — спросил я, на всякий случай постучав в дверь, потому что не хотел нарваться на какой-нибудь сполошный выстрел. В ответ — тишина. Рискнул войти, хотя уже прекрасно понимал, что никого тут нет, а вот растяжку на память оставить могут, поскольку здесь, в этом подвале, имелся какой-то люк, ведущий в подземное метро. Поэтому, прежде чем соваться в помещение, я осторожненько приоткрыл дверь и ощупал на предмет наличия всяких там проволочек-веревочек. Не знаю, насколько тщательно я это сделал, но растяжки просто-напросто не было, и я смог войти спокойно. Никого, естественно, не было — я прошелся вдоль стены, смежной с коридором, до угла, потом повернул и пошел дальше. Именно в том направлении, в самом дальнем от двери углу, по заявлению Сарториуса, находился люк. Правда, как он выглядит, я не знал, а кроме того, вовсе не был уверен, что мне надо тут же лезть в подземелье. Полуголым, безоружным и самое главное — без фонаря. Даже если Сарториус со своей командой ушел туда — а это было покамест только предположение, — то отыскать его там было бы очень непросто. Да и нужно ли мне это — я еще не определил. Гораздо важнее, как мне казалось, отыскать Чудо-юдо. Но куда они с Эухенией убежали — фиг поймешь.

До угла я все-таки дошел. И сразу почувствовал, что одна из каменных плит пола держится неплотно. Потоптавшись на этой плите, я опустился на колени и обшарил ее. На плите не было никаких рукояток или крючков, даже отверстий, за которые можно было уцепиться пальцами. Пощупал края — тоже ни фига похожего. Но плита точно слегка шаталась. Если б у меня был хотя бы штык, а еще лучше — крепкая отвертка, наверно, можно было просунуть этот инструмент в щель между шатающейся плитой и соседними, а потом подрычажить и подхватить за край. Но ни отвертки, ни штыка не было, были только пальцы, которые в щель пролезать не хотели.

Мне пришло в голову, что вообще-то можно выломать из какой-нибудь расколотой железобетонной плиты кусок арматуры, расплющить его конец ударами камня и поддеть-таки эту самую плиту. Поэтому я вышел обратно в коридор и выбрался к лестнице. Отсюда было совсем рукой подать до пробитой взрывом снаряда дыры, обрушившей в подвал кучу обломков, среди которых было полно расколовшихся бетонных плит, из которых торчали хвосты арматурной проволоки. Именно туда я и направился, опасливо поглядывая вверх, где на той же арматурной проволоке висели здоровенные куски бетона. Хотя вроде бы обстрел прекратился, но угроза того, что эти камешки могут сверзиться на голову, все-таки оставалась. К тому же сверху, откуда-то из парка или других корпусов виллы, раздавалась отчетливая автоматно-пулеметная трескотня. Вертолеты гудели меньше, к тому же гул их, по-моему, удалялся. Должно быть, выгрузили первый эшелон десанта и пошли за вторым.

Поэтому мне никак не хотелось дождаться здесь, в подвале, появления коммандос, даже если это будут не «тигры», у которых ко мне может быть масса претензий, а «пантеры», «ягуары» или «леопарды». Могут и пристрелить, и отмутузить за милую душу, даже не опознав, а просто так, из любви к искусству.

Найдя первый попавшийся кусок арматуры, торчавший из обломка, я начал его гнуть взад-вперед, надеясь таким образом переломить. Минуты через две он действительно обломился, и я заполучил в руки штырь длиной около 20 сантиметров. Теперь надо было сплющить только что обломанный конец, пока он оставался в разогретом состоянии. Это требовало найти пару более-менее крепких камней, чтоб сделать один из них молотом, а другой — наковальней. Оказалось, что это не так уж и просто. Бетонные куски крошились при первом же крепком соударении. К тому же каждый удар гулко отдавался по всему подвалу, и мне казалось, что они разносятся на все «Шале». Соответственно, можно было ожидать, что граждане, тарахтящие из автоматов где-то поблизости, могут вот-вот обратить на это внимание. Поэтому после каждого удара я нервно поглядывал вверх, в дыру, ожидая, что там вот-вот появится кто-нибудь в камуфляже и кинет мне на голову ручную гранату. Само собой разумеется, что работа шла черепашьим шагом.

Пальба явно обещала быть долгой. Поначалу казалось, будто десантники постреливают для страховки, бегая от комнаты до комнаты. Потому что очереди были в основном короткие и редкие. Однако через какое-то время трескотня заметно участилась, заработало сразу несколько стволов, и долбили они не из одного места, а сразу из многих точек. Я уже понял, что, похоже, атакующим бойцам кто-то оказывает сопротивление. То ли СБ ЦТМО с охранниками Эухении, то ли «сорокинцы». И создавалось впечатление, что десантников крепко осадили в их, так сказать, наступательном порыве. «Сорокинцы», конечно, которых всего полтора десятка, несмотря на свою малочисленность и разношерстность, — бойцы лихие. Двадцать пять бодигардов Эухении во главе с Раулем, который нюхал порох, конечно, слабовато вооружены, но ребята подготовленные и неробкие, а гвардейцы Чуда-юда — знать бы, сколько он их сюда притащил? — вполне способны устроить хороший бой даже при расчете один к десяти. Если, конечно, получат такое распоряжение.

Я еще несколько раз стукнул куском бетона по прутку, и в тот момент, когда наносил последний удар, словно бы по наитию почуял опасность. То ли был какой-то небольшой шорох, то ли нет — черт его знает. Я его не то чтобы услышал, а скорее почувствовал. Наверно, это было даже лучше, чем по-настоящему услышать. Потому что если б я просто услышал шорох, то попробовал бы сперва выяснить причину, а это могло в той ситуации плохо кончиться. Но я просто почуял опасность, даже ничего не услышав, а потому принял самое простое и быстрое решение: юркнул туда, где было темнее всего, под лестницу.

И очень правильно сделал. Потому что уже через несколько секунд после этого из коридора, перегороженного баррикадой, а точнее, из той комнаты, где располагался лаз, ведущий в глубокие горизонты, донесся явственный шумок. Шуршанул и грюкнул камень по камню — кто-то сдвинул с лаза плиту-крышку. Наверняка сделать это снизу было куда проще. Потом что-то заворочалось, сквозь щели в двери показался свет фонаря. Топ-топ-топ… Кто-то передвинулся к двери. Фонарь приблизился к двери, она плавно открылась, луч нашарил баррикаду, пометался по мешкам, а затем несколько раз мигнул назад. На сей раз затопало уже несколько человек. «Сорокинцы»! Я чуть-чуть не поддался искушению подать голос, но тут несколько новых фонариков высветили в открытых дверях черную фигуру, потом еще несколько. Когда луч одного из фонарей скользнул по спине какого-то товарища, на его черном одеянии ярко мигнули опознавательные буквы «G amp; К»… Привет, мальчики, давно не виделись! Пришлось прикусить язык, да и вообще поменьше дышать. Тем более что два «джикея», посвечивая фонариками вперед и по сторонам, двинулись к лестнице. Их черные одеяния почти сливались с темнотой, и даже в то время, когда у них в руках горели фонари, «джикеи» просматривались плохо. Мне бы сейчас такое!

Я смотрел на «джикеев» через маленькую щелку между ступенями лестницы и с очень большим волнением наблюдал за их приближением. Бойцы Табберта могли сперва заглянуть туда, где я скрывался. Сделать им это было совсем нетрудно. Стоило только чуточку свернуть в сторону и уже оттуда, сбоку, навести на меня фонари. Все, что я мог им противопоставить, — это кусок бетона да по-прежнему тупой обломок арматуры. Вряд ли я успел бы даже взмахнуть камнем, прежде чем меня бы изрешетили.

А вообще-то этим ребятам надо было обязательно немного свернуть в сторону и получше осмотреть пролом в потолке. Но они этого делать не стали, ограничились тем, что посветили туда фонарями и сразу после этого начали мягко подниматься по лестнице в холл. Потом они пошуршали там, немного повертели фонарями, мигнули светом вниз через пролом, и со стороны баррикады на лестницу один за другим пробежали семь человек.

Некоторое время сверху долетали только тихие шорохи (если не считать ставших уже привычными отдаленных автоматных очередей). Потом снова послышался рокот вертолетов, должно быть, подваливала вторая волна десанта. Вертолеты накатывали довольно быстро, явно поторапливаясь ссадить пассажиров и поскорее вернуться. Но тут в их свистяще-трескучее гудение вплелся очень суровый рыкающий звук: бу-бу-бу-бу! И был этот звук знаком не Брауну, а лично мне, потому что именно так, густо и от души, долдонила некогда на одном гэдээровском полигоне солидная и полезная машина с сибирским именем «Шилка». Учитывая, что она была предназначена не для уборки кукурузы или сахарного тростника, а для уничтожения низколетящих воздушных целей, в том числе и вертолетов, то впору было подумать, что подошла доблестная Красная Армия, чтоб в очередной раз исполнить интернациональный долг по защите… Правда, получалось, что в данный момент она защищает частную собственность сеньоры Эухении от вторжения государственных хайдийских войск. На такое дело, увы, не то что Красная, а и нынешняя Российская армия еще не была способна. Поэтому долбежку из «Шилки» следовало объяснять другими причинами.

Само по себе ее наличие тут, на Хайди, меня не удивляло. То, что Сергей

Николаевич помимо Мировой Революции делал тут маленький оружейный бизнес, япомнил еще по 1994 году, когда видел в воздухе пару «Ми-24», а на море — пару погранкатеров на подводных крыльях. «Шилка» на базе танка «Т-55» по сравнению с этим вообще мелочевка. Почти стрелковое оружие…

Конечно, ее вступление в разговор сразу внесло очень существенные коррективы в ход высадки второй волны коммандос. Уже на третьей секунде «шилкиного» тарахтения с небес донесся некий хлопок, потом свист, а после, должно быть, уже с земли, в очередной раз вздрогнувшей, — удар, лязг сминаемого металла и гулкий взрыв. Само собой, что хоть я и не мог ничего разглядеть, прячась в подвале да еще и под лестницей, но вполне догадался, что один вертолет сбит. Двигатели других стали рокотать как-то не так, недружно. Должно быть, все тутошние асы начали разлетаться из-под обстрела кто куда, причем, как видно, очень бестолково. Бум-м! Трах! — послышалось через пролом с воздуха, а потом подряд два раза — бух! бух! — с земли. Самое интересное, что «Шилка» в этот момент переводила дух, а потому можно было предположить, что вертолетчики по собственной инициативе «поцеловались» в воздухе.

Потом, однако, мое внимание снова переключилось на дела земные. Потому что стрельба на сей раз вспыхнула совсем близко, буквально у меня над головой. Должно быть, какие-то вертолеты все же приземлились где-то в парке, и хайдийские коммандос ринулись в эту часть «Горного Шале». Легко можно догадаться, что им было до фени, кто занимает холл. Важно, что эти люди были одеты в другую форму и никаких инструкций насчет них десантники не имели. Соответственно, они тут же стали мочить все что ни попадя, а «джикеи», которые работали по своему плану, стали на какое-то время защитниками «Горного Шале». Что там наверху конкретно происходило, я опять-таки не видел, но стрельба шла очень интенсивно. Коммандос тарахтели из обычных «М-16А2», а им отвечали из бесшумных «AR-18S». Потом добавились хлопки «М-203» и разрывы подствольных гранат, от которых вниз, через провал, посыпалось множество мелкого мусора, а кроме того, залетело несколько осколков.

Самым крупным и самым полезным из того, что свалилось сверху, оказалось тело одного из «джикеев», должно быть, застреленного во время перебежки. Он упал вниз с полной выкладкой и оружием — самое оно, что мне требовалось. Правда, поначалу я этому не шибко обрадовался. Дело в том, что я вовсе не был уверен, что после того, как девять «джикеев» выбрались на первый этаж, подвал опустел. Вполне могло оказаться, что еще несколько сторожили лаз в комнате, а кто-то держал под контролем баррикаду То, что сразу после падения «джикея» те, кто находился у баррикады, должны были подобраться к провалу, чтобы хотя бы посмотреть, жив их коллега или нет, мне казалось очень логичным. И то, что при этом они все-таки, хоть и не надолго, но зажгут фонарь, тоже выглядело вполне естественным. А раз так, то они могут как-нибудь случайно и меня разглядеть.

Я затаился и стал ждать, морально готовясь к самому худшему, которое, впрочем, мне казалось не таким уж и страшным, если принять во внимание то, что должно было состояться в 16.30. Удивительно, но мне было бы очень обидно узнать, что все, сказанное Чудом-юдом Эухении, сущая брехня и ничего такого не будет. Если знаешь, что накроются все и дружно, то смерть от «джикейской» пули выглядела не такой уж и страшной. Изжариться в закипевшей земной коре было бы, наверно, менее приятным делом.

Тем не менее никто к упавшему не подходил, хотя он некоторое время подавал какие-то признаки жизни, хрипел, судорожно дергался и даже стонал. Затих он лишь через пять минут.

Звуки перестрелки наверху начали удаляться. То ли «джикеям» не хотелось отходить в подвал, то ли они не могли этого сделать, но только стрельба переместилась куда-то на второй этаж.

Я еще подождал немного, а потом потихоньку подобрался к упавшему в провал «джикею». Немного трусил при этом, поскольку тот мог оказаться не совсем мертвым и пальнуть напоследок. Но с ним все было проще. Сквозная дыра в башке к тому располагала. Как он еще прокопошился те пять минут — и то удивительно. Эту самую дыру «джикей» заполучил не то от шибко большого понта, не то от расслабухи. У него был отличный шлем с забралом, который, пожалуй, калибром 5,56 даже с десяти метров не прошибешь. К тому же шлем был радиофицирован. В его поролоновую подбивку были вмонтированы наушники, а из-под лобовой части можно было опустить дужку с микрофоном. Сама рация с выдвижной штыревой антенной помещалась в нагрудном кармане комбинезона и соединялась со шлемом проводком. Говорить можно было и при надетом противогазе, и с опущенным на морду крепким забралом. Удобная штука! Только он, должно быть, решил дать башке отдохнуть и снял его, пристегнув к поясу. Вот и отдохнул — от жизни.

Чтоб не возиться поблизости от дыры, через которую меня невзначай могли подстрелить — да и камнем по башке получать не хотелось! — я оттащил «джикея» под лестницу. При нем оказалось много полезных вещей, удобно расположенных на эластичных ремнях, которые не надо было особо подгонять к фигуре. «AR-18S» с подствольником «М-203», глушителем и ночным прицелом, шесть магазинов к нему и патронташ с полным набором гранат, пистолет-пулемет «ингрем» с тремя запасными магазинами по 30 патронов, штурмовой нож, два баллончика с парализантом, три ручные гранаты, противогаз и перевязочный пакет в удобных чехлах. Запасливые «джикейские» начальники вооружили своих бойцов шестиконечными сюрикенами и даже наручниками. Тоже прибрал для счета. Сюрикенами мне несколько раз доводилось вооружаться, но случая применить на деле как-то не было, хотя метал я их неплохо. В карманах комбинезона обнаружились аптечка, запаянный в полиэтилен сухпаек из шоколада и каких-то прессованных кубиков, похожих не то на халву, не то на печенье, а также таблетки для обеззараживания воды. Кубики были очень похожи на те, какими меня когда-то потчевала Мэри на борту подводного аппарата «Аквамарин». Нашелся и маленький, почти толщиной с карандаш, но довольно мощный фонарик. Теперь, пожалуй, можно было и в подземелье забираться.

Я справедливо рассудил, что ежели Рэмбо нравилось светиться с голым торсом, то это его проблемы. В подвале, а тем более в шахте, даже в тропиках может быть холодно. Поэтому я решил снять с мертвеца черный комбез. Конечно, если нарвешься на своих, то случайно могут пристрелить, но на своих еще надо нарваться…

По правде сказать, я еще не знал толком, кто у меня нынче «свои». Наверху по-прежнему урчали вертолеты, откуда-то издалека доносился треск автоматов и пулеметов, грохали взрывы, по-моему, было несколько свистяще-шипящих звуков, вроде тех, что бывают при пусках реактивных снарядов. «Шилка» то умолкала, то вновь начинала тарахтеть — возможно, каталась по парку, меняя позиции. Кто тут дерется? Фиг поймешь…

Под комбезом на «джикее» нашелся броник, надетый поверх майки. Майку я ему оставил, а броник оприходовал. Влез ногами в комбез, не снимая ботинок. Штанины там были сделаны наподобие чулок или бахил, с войлочной подметкой и хлястиком-липучкой на подъеме. В принципе, если не бежать, то шаг получается почти бесшумный даже по каменному полу. Застегнулся, шлем на голову, капюшон с прорезью поверх забрала. Вроде ничего, обзор неплохой, и стекло не запотевает. Надел на руки удобные черные противоножевые перчатки. Пальцы почти не чуяли скованности. Застегнул снаряжение, пошатался из стороны в сторону, попрыгал — все село нормально, не брякает. Проверил оружие, стараясь поменьше щелкать. Включил рацию на прием, но к наушникам не подключал. Нет, Питон Мамбу не вызывал. Эфир на этой волне только хрюкал, да и то слабо. Запомнив нужную риску на шкале, я покрутил настройку, прошелся по двум УКВ-диапазонам. Довольно быстро накатил на основные рабочие частоты хайдийского войска и сразу же убрал громкость приема. Базар стоял еще тот! Похоже, что здешние вояки опять потеряли управление войсками и к тому же передрались между собой. При этом переговоры вертолетчиков и десантников накладывались друг на друга и перемешивались самым кошмарным образом.

— Восьмой, Двадцатый, Семнадцатый! Куда?! Клянусь Христом, я вас разжалую! Садитесь, где приказано !

— Крыло, Крыло, на крышу давайте! Тут трое раненых! Ждем! Я Мантилья-два, как поняли?

— Первый, я Двадцатый, сяду там, где живым останусь!

— Крыло-первый, у меня боезапас кончается! Сажай транспорт на нижнюю веранду! Понял или нет?! Осел!

— Снимай раненых, сука! Подождут эти, с патронами!

— Первый, иди в задницу! Сам садись под пулеметы, я Восьмой.

— Я Мантилья-три, если патронов не будет через пять минут — перехожу к Буэнавентуре!

— Вы саботажники! Я доложу Флоресу!

— Да хоть самому Господу Богу! Восьмой, Двадцатый, я Семнадцатый, горючки на тридцать минут, иду на Гран-Кальмаро, кто со мной? Десант согласен!

— Понял тебя, пристраиваюсь, я Восьмой.

— Нормально, Бенито, сейчас коммандос выкинут за борт сержанта, и я вас догоню! Как понял, я Двадцатый?

— Камарадас! Я Шестой, мне тоже тут надоело!

— Крыло-первый, я Ягуар-альфа, две пары истребителей с севера! Как понял? Смотри, чтоб нас не накрыли!

— Они мне не подчиняются… Кар-рахо! Вниз! Живо! Именно в этот момент с реактивным ревом над дырой в перекрытиях пронеслись тени скоростных самолетов, затем несколько тяжелых взрывов один за другим прогрохотали в разных местах «Горного Шале». Хотя корпус здания, в котором я находился, вроде бы устоял, и никаких лишних обломков в провал не упало, я решил, что подниматься туда, где творится такая неразбериха со стрельбой, лучше не стоит. И направился в сторону помещения с лазом, ведущим в подземелья…