"Московский бенефис" - читать интересную книгу автора (Влодавец Леонид)

ВОЗВРАЩЕНИЕ МАЙКЛА О'БРАЙЕНА

Спала я без сновидений почти всю ночь, но под самое утро мне приснилось нечто нелепое: вроде бы я долго и упорно пытаюсь вкатить огромную бочку на крышу нашего сухопутного дома. Бочка как-то уж очень упорно не хочет вкатываться, то проскальзывает, то сваливается вбок, то подается назад. Мануэль стоял рядом, не помогал мне, а только бормотал: «Бом-брам-стеньга! Грот-бом-бом-брам-стеньга! Архтерлюк!» — и еще что-то эдакое. Под конец сна я увидела грозное лицо капитана О'Брайена. Он широко улыбнулся и сказал:

— Ну вот и я! — После этого я в ужасе пробудилась. Однако О'Брайен, похоже, не знал, что я проснулась, и никуда не исчезал. Он так и остался стоять около моей кровати. Я дрыгнула ногой, но Майкл не исчезал. Он нахально стоял перед моей кроватью, где, кроме меня, лежали в разных углах Росита и Мануэль.

— Это ты? — спросила я, пощипывая запястье.

— Разумеется, — отвечал он на своем прекрасном испанском, — я пришел, чтобы забрать тебя отсюда. Рад, что ты жива и здорова.

— Послушай, — сказала я, — если я сплю, то разбуди меня. А если нет, то объясни, как ты сюда попал…

— Очень просто, я поставил свой корабль в бухту рядом с тем французом, который здесь торчит не далее, чем со вчерашнего утра…

— Откуда ты знаешь?

— Хорошему моряку достаточно посмотреть на якорные цепи, и он определит, сколько времени судно стоит в том или ином месте. Я еще не был на французе, но знаю, что на нем не все ладно. Там что, чума?

— Там просто нет ни одного живого человека. И трупов тоже нет, — сонно отвечала я, хлопая глазами и ожидая, когда О'Брайен наконец исчезнет. Но он все еще не исчезал, а продолжал задавать вопросы:

— Ладно, оставим француза в покое! — произнес он. — А вот как ты сюда попала, ума не приложу!

— Очень просто, — почти также, как О'Брайен, сказала я. — Когда твой корабль затонул, мы уплыли в лодке и приплыли сюда. А здесь мы нашли все это.

И я обвела руками комнату.

— Ты спишь еще, дорогая… — сказал Майкл, — приклонись к моему плечу…

— Подушка лучше, — проворчала я, откидываясь на спину и все еще не веря, что это действительно Майкл О'Брайен, а не сновидение.

— Ты сердишься? — спросил он холодно. — А зря! Когда ядром разнесло всю кормовую каюту, я уже начисто не верил, что ты уцелела. Я на несколько секунд онемел от ужаса, я растерялся… Вот и все. Я ушел со шканцев на бак, мне сказали, что там не могут обойтись без меня… А потом я уже не мог пробиться к тебе, все шканцы были в огне, а нижние палубы задымлены. Люди бежали с корабля, но я оставался и, ей-Богу, готов поклясться, что был уверен… На сто процентов был уверен, что ухожу самый последний.

— Значит, ты никак не считаешь себя виноватым? — сказала я с легким презрением.

— Нет! — сказал он правду, и поэтому я не ударила его.

— Кстати, — спросила я, — а откуда у тебя корабль и матросы, ведь еще и недели не прошло, как ты попал в плен к голландцам?

— Дело в том, что война с голландцами уже кончилась. В Вестминстере подписан мир. Голландцы раскошеливаются за резню на Амбоине и согласны с Навигационным актом. Эскадра, утопившая мое судно, встретила отряд кораблей, которые и сообщили им это известие. Так что в плену я пробыл только сутки. Впрочем, я должен был побыть дольше, но поторопился освободиться. Голландцы потеряли бдительность, изрядно выпив, поскольку эскадра должна была идти в Кюрасао, на отдых и ремонт. А мы, напротив, времени даром не теряли. Восемьдесят англичан, которые со мной вместе были загнаны в трюм «Санкт-Николаса», быстро разобрались в чем дело. Большинство из голландцев даже протрезветь не успели, как попали на ужин акулам… Славная была ночка! Мы никого не потеряли. Сейчас у меня есть корабль, и я поквитался с голландцами. Мы сделали все так чисто, что голландцы на других кораблях даже не заметили, что мы исчезли. Представляю себе рожу шаутбенахта, когда он обнаружит, что «Санкт-Николас» испарился…

— Это достойный тебя подвиг! — сказала я с презрением. — Ты подлец и бесчестный убийца!

— Не думай, что меня так легко оскорбить! — с наглым сознанием превосходства, пожевывая губами, говорил О'Брайен. — Я давно забыл о том, что есть понятие «плохо» и «хорошо». Если я выиграл, это хорошо, если проиграл — плохо. Я ранил — хорошо, меня ранили — плохо. Я убил — хорошо, меня убьют — плохо. Я был католиком, пока мог получать от этого нечто полезное, но вслед за тем пришлось стать протестантом, опять-таки чтобы было хорошо… Все люди думают и делают примерно так, только некоторые оправдываются, а другие — нет. Я не оправдываюсь. Я знаю, что в этом мире надо не стесняться, а рвать кусочки пожирнее, пусть кем-то и надкусанные и пусть даже прямо из чужой глотки. Мне хочется, чтобы у меня были деньги. Сейчас время больших возможностей, милашка! Наша добрая Англия, якорь ей в печенку, уже скушала, как пудинг, нашу Ирландию. Сэр Оливер — крепкий парень, за таких надо держаться.

— Ваш сэр Оливер — узурпатор и цареубийца! — воскликнула я. — Я прекрасно понимаю, что творится в стране, где орудуют такие головорезы, как он, ты и иже с вами! Ты же предатель, вероотступник! Продал веру, продал отечество, предал, трон тоже предал и продал… Что ты еще продашь, меня?

— Безусловно, — сказал О'Брайен, — тебя я продавал уже неоднократно. Точнее, я кое-что брал за пользование тобой… Ты удобная вещь, как неразменный фартинг, сколько его не отдавай, а он все равно возвращается к хозяину. Вот так, Мерседес, запомни это…

— Значит, все пойдет так, как было раньше? — дрожа от гнева, произнесла я.

— Кое-что, может быть, изменится… — сказал Он, но без издевательской нотки.

— Послушай, — сказала я почти в отчаянии, — оставь меня в покое! Забирай все из этого дома, забирай все золото, фрегат — хоть весь остров! Только меня отпусти!

— Послушай, милая! — Обросшее щетиной медно-красного цвета, обветренное лицо О'Брайена расплылось в жестокой улыбке. — Зачем же брать только частично то, что можно взять целиком?!

Кстати, я хотел сказать, что у меня теперь собрана коллекция из четырех перстней. Вот, полюбуйся!

Он подтянул к себе свой широкий ремень, к которому был пристегнут небольшой кошелек. Открыв его, капитан вытащил один за другим четыре перстня. Все они были одинаковы и по размерам, и по форме, различаясь только тем, что было на печатке. Я узнала и тот, что нашел Мануэль — с вогнутой черточкой, и тот, что нашла сама в шкатулке — с выпуклой черточкой, и тот, что Мануэль снял с мертвого Рамона — с вогнутым крестом. Четвертый, с выпуклым крестом, я увидела впервые.

— А откуда у тебя этот? — спросила я, указав на последний перстень.

— Этот? — Майкл криво усмехнулся. — Он мне достался уже давно…

Ну-ка, надень-ка вот этот, с вогнутым крестом! Не бойся, ты ведь уже надевала эти, с черточкой… А я возьму с выпуклым крестом, и мы попробуем соединить кресты…

Что вспыхнуло у меня перед глазами? Молния? Воистину пути господни неисповедимы! Кто я? Мерседес-Консуэла или негритенок Мануэль? Куда меня несет, что это за ледяной ветер и тьма? Ад? Нет, не хочу туда! Не пойду! Я — честная женщина, я грешила лишь от тоски! Почему ж чувствую себя так плохо? Ах да, я, кажется, беременна! Да Бог с тобой, как может быть такое? Ведь я мужчина! Да, мужчина! И не какой-нибудь раб-негритенок! Я — капитан О'Брайен, верный слуга лорда-протектора! Пусть даже этот негодяй и втоптал в грязь мою добрую католическую Ирландию, а меня заставил отречься от Апостольской церкви. Он — личность, он — сила, он — гений! Он — победитель, который решился судить и казнить короля! А силу — уважают все. Даже я, которому приходится чаще действовать хитростью. Я, Майкл О'Брайен, ирландский дворянин, верно служащий Республике Англии, Шотландии и Ирландии…