"Мародеры" - читать интересную книгу автора (Влодавец Леонид)

ПОСЛЕ ОБЕДА

Всю дорогу бабка строила свои версии насчет того, почему на трупе оказалась верхняя одежда старика Ермолаева.

— В баню он пошел, наверно, — прикидывала Егоровна. — Он по молодости-то любил париться. Да и сейчас хаживал. Хоть и нельзя ему долго в жаре сидеть, но кости попарить полезно. Ну, а в банях-то нынче воруют — вот и упер кто-то верхнее. Нижнее-то побрезговал, а верхнее спер. А Бог узнал, да и наказал за грех — под машину пихнул пьяного.

Никита слушал да помалкивал. У него была своя версия, которая ему казалась наиболее достоверной.

Согласно этой версии на Ермолаева напали грабители, возможно, какие-нибудь бомжи, решившиеся запастись одежонкой в преддверии зимнего сезона. Возможно, напал всего один бомж, поскольку на нем одном была вся верхняя одежда Василия Михайловича. Мог просто приставить нож к горлу неспособного к самообороне больного старика — тут и трусы снимешь, если жить захочешь. Раздетый до исподнего — это еще не убитый. Могло у деда и сердце схватить от расстройства, и простудиться, конечно, мог — не май месяц! Но в этом варианте у него были шансы попасть в больничную палату, а не в морг. Другой вариант был похуже: тот же бомж, поскольку Ермолаев мог и воспротивиться грабежу, вполне мог его избить. И до полусмерти, и вовсе до смерти — много ли 80-летнему надо?! Правда, милиция написала возраст 75-80 лет, то есть получалось, что бомж был ровесником Василия Михайловича. То есть был в том возрасте, когда надо не нападать на стариков, а самому беречься. Но Никита в своем мысленном разбирательстве порешил, что возраст человека при внешнем осмотре вообще определить трудно, тем более что у жертвы ДТП голова была раздавлена в лепешку. Да и вообще, бомжи выглядят намного старше своих лет. Тридцатилетнего запросто можно принять за пятидесятилетнего, а пятидесятилетнего — за восьмидесятилетнего.

Версия с бомжем очень убедительно увязывалась с тем, что погибший в ДТП тип был сильно пьян, и в том, что при нем не было документов. Ежели, допустим, в пальто или в пиджаке Ермолаева лежал бумажник, а в бумажнике, кроме паспорта и ветеранского удостоверения, лежало тысяч двадцать, то бомж, выкинув куда-нибудь документы, на грабленые деньги купил бутылку, высосал ее без закуси и поплыл навстречу гибели.

В общем, Никита долго придерживал эту версию про себя, но потом рассказал Егоровне, старуха с удовольствием за нее ухватилась и принялась пересуживать.

Так, помаленьку, и доехали. Честно говоря, и Никита, и Егоровна лелеяли надежду, что вот, мол, придут, а на дверях ермолаевского дома уже нет замка, а сам дед, переодевшись во что-нибудь, греет ноги в тазу с горячей водой. Но увы, замок висел все там же.

— Ладно, — вздохнула Егоровна, — не пришел — это еще не помер. Давай-ка, сынок, пообедаем, а там еще подумаем, как искать.

Конечно, и за обедом тема исчезновения Ермолаева не ушла на второй план.

Никита вынес на обсуждение новую идею:

— А может, он все-таки у кого-то из знакомых остался?

— Мог, конечно. Только вот тяжело ему ходить было. Никак это мне не верится, чтоб он куда-то далеко при своих ногах отправился.

— Ну… На машине подъехали… — произнес Никита неуверенно. И тут он отчетливо вспомнил, что рано утром, когда он вез Андрея с семейством, около дома 56 стояла машина.

Как только Никита об этом вспомнил, то из памяти всплыла недавняя сцена в 12-м отделении милиции: «В общем, так. ДТП у них там было. „Уазка“ старика сбила».

— Понимаете, — пояснил Никита, — я когда сюда ехал, около шести утра видел тут автомобиль. Грузовичок такой маленький, «УАЗ» называется. Где-то в шесть с небольшим он отсюда уехал.

— И где ж он стоял? — спросила бабка.

— Да прямо рядом с калиткой Ермолаева.

— Маленький, говоришь? — задумчиво спросила Егоровна. — С крытым кузовом или нет?

— С крытым кузовом. Фанерный или брезентовый — не разглядел, но крытый — точно.

— Сережка, что ли? — с легким удивлением прикинула бабка.

— Какой Сережка?

— Да шофер один. Раньше в такси работал, а потом в коммерцию ушел. «Уазка» у него собственная, его и наняли вместе с машиной товар развозить по палаткам.

Хороший парнишка.

— А откуда его Михалыч знает?

— Через отца его, Сережкиного, Володьку Корнеева. Тот в молодости у Ермолаева в ПТУ учился. Но не задержался в рабочих, в институт поступил, учителем стал, а сейчас подымай выше — директор школы. Сын тоже институт уж закончил, но зарплата больно мала — шофером работать пошел.

— Интересно, чего он сюда в такую рань прикатил?

— А шут его знает… Погоди-ка! А может, они тебя встречать собирались?

— Да я ему точной телеграммы не посылал, — возразил Никита.

— Хм… Ну, тогда Бог его ведает.

— Степанида Егоровна, — спросил Никита, — а не мог с ним Ермолаев куда-нибудь уехать?

— Мог, наверно, только вот куда — ума не приложу.

— А живет он где?

— Корнеев-то? На Белинского где-то. Это за речкой уже. На двух автобусах ехать надо. А дом-квартиру запамятовала… Сама-то я там не бывала.

Когда отобедали, Егоровна решила вздремнуть, а Никита взялся мыть посуду.

Заодно он решил прослушать то, что записалось на диктофон, когда старуха ему рассказывала про Михаила Ермолаева и своего отца, Егора Демина.

Рассказывала бабка, естественно, не очень связно, а самое главное, перемежала свое повествование разными отступлениями с изложением всяких семейных подробностей в духе латиноамериканских сериалов. Поэтому пришлось заняться выкапыванием полезной информации, такой необходимой для его научной работы. И не только для нее…