"Попытка возврата (Книга вторая)" - читать интересную книгу автора (Конюшевский Владислав Николаевич)

Глава 25

Ещё три дня, я практически ничего не делал и, занимаясь пузогрейством, только наблюдал, как Третьяков со своими людьми носятся по округе и во всех особых отделах, демонстрируют фотографию покойного Горбуненко с протянутой, как для милостыни рукой. Во всяком случае, после обрезки Жукова, при взгляде на фото, складывалось именно такое впечатление. Хотя сейчас я Сашку, даже подкалывать опасался. По мере того, как в разных подразделениях СМЕРШа, народ отказывался признавать, кому именно Филипп жмёт руку, настроение главного мента ухудшалось всё больше и больше. А вчера, когда мы с ним ездили к очередным контрикам, Третьяков, на мои длинные рассуждения о неправильности выбранного направления расследования, так вызверился, что мы чуть не подрались. Хотя, насчёт, «чуть не подрались», это я загнул, просто поносили друг друга на матах, а потом, надувшись, сидели каждый в своём углу «УльЗиСа».

Поэтому сегодня я с ним не поехал, отправив сопровождающим старшего лейтенанта Шарафутдинова, а сам, с Пучковым засел за изучение новинки вражеской техники — STG-44, которую в виде трофея, притащили нам мужики из разведбата. Эта штурмовая винтовка под промежуточный патрон, сильно внешне напоминала «Калашников» — переросток. Но только внешне. Всё остальное, отличалось от родного «Калаша», как рояль от балалайки. Но, правда, бой у неё был — не сравнить с нашими пистолетами-пулемётами. Единственно — тяжёлая сволочь, все руки отмотает, если с ней долго бегать.

Глядя, как Леха, сосредоточенно сопя, делает неполную разборку оружия, я с умилением вспоминал виденные мною АК-43. В войска они пока не пошли, дожидаясь насыщения на складах боеприпасами под этот автомат, но через два месяца обещали сделать первую поставку. «Калашей» было две модели — обычная пехотная «лопата» и десантный вариант со складывающимся прикладом.

А особенно, конечно, радовал одноимённый пулемёт, который уже начал поступать в армию, благо не требовал никаких промежуточных патронов, а пользовал обычные, винтовочные. Вот чего нашей пехоте, всегда не хватало! А здесь — лёгкий, надёжный, убойный ПК, моментально показал фрицам, что может делать отличное оружие в умелых руках. Теперь с их хвалёным MG-42, на равных может говорить станкач Калашникова. Горюновский, конечно тоже неплох, но вот «Калаш», это совершенно другое дело! И БТР на базе ГаЗ-63, которые постепенно всё больше появляются в войсках, вооружают в основном именно станковыми ПК. Владимировский «крупняк» пока слишком дорог в производстве, поэтому на каждый «бэтр» его ставить накладно и он идёт всё больше зенитчикам, а вот творение Миши — в самый раз!

И самое главное — часть новых АК-43, будет оснащаться подствольниками! Пусть считанные единицы, но и это хлеб. Немцы, да и наши, очень давно пользуются насадками на ствол, из которых можно выстреливать маленькую гранату, но все эти насадки либо гробят оружие, либо малоэффективны из-за невозможности нормального прицеливания. Зато теперь, под стволом АК-43 будет находиться полноценный аналог ГП-25 оснащаемый безгильзовыми гранатами трёх типов. Правда, к сожалению, пехоту этим автоматом пока снабжать не планируется, всё пойдёт в десант и к спецуре. Заводы массово шлёпали ППШ и ППС, поэтому прекращать налаженное производство, сочли нецелесообразным. Просто были выделены отдельные цеха для изготовления нового оружия и из-за этого, «Калашей», было сравнительно мало. Но со временем и рядовой пехотный Ваня, получит подобную игрушку в своё распоряжение, тем более что РПК сразу стали делать полноценно аж три завода, рассчитывая через полгода, полностью заменить в передовых частях, допотопный «Дегтярь». Глядишь, постепенно и остальные заводы перестанут выпускать пистолеты-пулемёты и перейдут на более современное вооружение. Но, честно говоря, такая тормознутость мне несколько непонятна. Промежуточный патрон был принят ещё в прошлом году. Схемы автомата, пулемёта и подствольника, я передал вообще, в конце 42 года. Чего на верху так тянули? Хотя, с другой стороны им виднее. А может просто — всё должно идти своим чередом и каждая идея должна вызреть. Вон, старший сержант Калашников, даже получив мои схемы с чертежами, пусть и очень неполные, девять месяцев рожал свой первый образец АК. Зато потом, дело быстро пошло на лад... пулемёт то, например, уже в войсках, так может, я зря бурчу?

Лешка, с щелчком загнав цевьё на место, покрутил собранную винтовку в руках и с уважением сказал:

— Мощная штука. По убойности, наверное, к ручнику ближе. Только тяжеловата и патронов в магазине мало.

— Это, по сравнению с чем мало?

— С ППШ.

— Ну ты Гек даёшь! Ты когда «Шпагина» в последний раз в руках держал? Ведь везде с «ППС» ходим. А наш новый автомат, кстати, точно такую же ёмкость магазина иметь будет, что и STG-44. Только по надёжности, эта «Штурмгевер» и рядом не стояла. Поверь, АК-43 ещё в историю войдёт, как самое надёжное оружие всех времён и народов.

— Когда же его нам дадут, наконец! И вообще, Илья, расскажи ещё про этот автомат.

Пучкову, о творении конструктора Калашникова, рассказывалось уже раз сто, но Лешка, как трёхлетний ребёнок сказку, был готов слушать снова и снова. Причём каждый раз, как будто впервые. Он, то недоверчиво щурился, то восторженно ахал, когда я говорил про виденные мною полигонные испытания.

— Вот прямо волокли по грязи и пыли за машиной, а потом сразу, без чистки начали стрелять? Обалдеть! Вот это оружие!

— Гек, блин! Ну ты ведь станковый пулемёт уже видел, и даже стрелял. Вся механика автомата почти точно такая же. Во всяком случае, очень похожа, кроме механизма подачи патронов. И главное, никаких настроек и регулировок не надо. Теперь, любой парень, из самой глубокой Тмутаракани, что с пулемётом, что с автоматом за полчаса досконально разберётся.

Вообще, именно простота обслуживания и были, по-моему, главным преимуществом АК-43. Простота и надёжность. А то сколько раз уже было, что оружие просто не стреляло, оттого, что с ним элементарно не могли разобраться. Артмастера, целые курсы проводили, рассказывая тонкости настройки газового регулятора на «СВТ», но народ врубался слабо и шарахался от неё, как чёрт от ладана. То же и с «Максимами», благо хоть в пулемётчики брали более-менее подготовленных людей. Даже считавшийся надёжным ППШ, тоже иногда глючил. Начиная с того, что нельзя было полностью забивать диск, во избежание перекоса патрона и заканчивая его крайне отрицательным отношением к загрязнениям. Зато сейчас, с новым оружием, будет одно удовольствие — бери да стреляй! Только нагар после работы чистить не забывай и всё!

— А этот, «подствольник», им как работают?

Неугомонный Гек, подпрыгивая на стуле, был готов выслушивать мои измышления про новинки будущих вооружений дальше, но эту идиллию прервал стук в дверь, а потом сразу показалась голова посыльного. Скользнув взглядом по столу с лежавшим на нём немецким автоматом, боец доложил:

— Тащ капитан, там вас опять «язык» вас дожидается. Его только сейчас привезли.

Поморщившись, уточнил у него:

— Надеюсь, хоть этот — немец.

— Никак нет!

солдатик чему-то улыбнулся щербатой улыбкой и продолжил

— наш, русский, с номером...

— C каким номером?

— Ну, этот, на руке... C концлагеря видно...

— Ладно. Сейчас иду.

Тяжело вздохнув, я потопал на улицу и выйдя во двор, увидел знакомого старшину из дивизионного СМЕРШа. Метрах в двадцати от него, возле «Виллиса», торчал конвойный, охраняющий длинного мужика, в каком-то полупальто и драных армейских шароварах. Поздоровался с контриком и когда он передал документы на пленного, я поинтересовался:

— Что, в РОА уже из концлагерей стали номерной народ грести?

— Нет, этот парень позавчера сам перешёл линию фронта на участке Свиридова. Говорит, сбежал при перевозке, когда их с работ, обратно, в бараки везли. Там мол, наши «Пешки» с бомбёжки возвращались, вот и прошли над колонной с охраной и пленными. Охрана сразу в кусты рванула, а под это дело он и сдёрнул.

— Врёт?

— Вроде, нет. Во всяком случае, летуны информацию подтвердили. Они ту колонну, пулемётами слегка проредили, так что паника была, дай боже.

— А почему к нам направили?

— Так он сначала, на запад пошёл, следы путая и три дня, недалеко от какого-то замка прятался. Только потом, на восток двинул.

— Думаешь, возле Бальги был? Там же этих замков до чёрта!

Старшина на это ухмыльнулся, пожал плечами и ответил:

— Вот вы и выясняйте, какой он именно замок видел. Я то эту Бальгу, даже на фотографии не наблюдал. А у нас приказ — всех «языков» из того района, к вам направлять. Замок ведь, ещё в глубоком немецком тылу, поэтому мы всех, кто недалеко от залива в последнее время был, сразу к вам доставляем.

— А чего мелочитесь? Тащите сюда сразу всю группировку! Ну а мы вместо «фильтра» работать будем!

Крыленко, на этот наезд ничего не ответил, а я, расписавшись в получении и забрав сопроводиловку на пленного, приказал вести его в комнату для допросов. Зайдя следом, кивком отпустил охранника и предложил доставленному, снять свой лапсердак и присаживаться.

Задержанный, оказавшийся одетым в сильно потрёпанную советскую форму, осторожно уселся на табурет и положив на колени огромные, лопатообразные ладони, простужено сопел, не отрывая глаз от пола. Я же, раскрыв полученные от старшины документы, углубился в чтение. Мда... бросив быстрый взгляд на парня, только покачал головой. Двадцать третьего года рождения, а выглядит лет на тридцать, не меньше. Видно досталось ему хорошо... Ещё несколько секунд помолчав, я вздохнул и достав из папки фотографию замка и спросил:

— Костров Иван Викторович?

— Так точно.

— Посмотрите внимательно, вы, когда от конвоя убежали, это замок видели?

Парень, наконец, поднял глаза и несколько секунд посмотрев на фото, отрицательно покачал головой.

— Нет, гражданин капитан. Тот, возле которого я прятался, только с двумя шпилями был. И вон тех деревьев не было...

— Ты внимательно посмотри, просто этот снимок делали лет десять назад, может деревья подросли?

— Никак нет, гражданин капитан. Там, совсем другой замок стоял. Я ведь, в артиллерийской разведке служил, поэтому такие вещи хорошо замечаю...

Лагерник отвечал спокойным, глуховатым голосом и заметив, каким цепким взглядом он окинул фотку, я понял, что на этот раз СМЕРШевцы, похоже промахнулись. Этот парень, наверное, километрах в тридцати южнее от Бальги был. Там тоже замок есть, но вот в нём фрицы никаких козней вроде не планировали делать, поэтому нас он не интересовал. Блин, жалко! До заброски меньше двух недель, а у нас сведений по объекту — кот наплакал. Сожалеюще вздохнув, я достал папиросу и закурив, протянул пачку бывшему военнопленному:

— Куришь?

Тот помотал головой и ответил:

— Нет, благодарю, гражданин капитан.

— А тот замок, возле которого ты прятался... Что в тех местах интересного видел?

— Там пусто было. И людей почти не было — только два старикана, мужик средних лет, да молодая девка из ворот выходили. То есть выезжали — на велосипедах. И всё — ни машин, ни людей. Хозяева, наверное, уже сбежали и только прислугу оставили за добром присматривать...

— Это всё?

— Так точно, гражданин капитан!

— Ёпрст! Что ты меня постоянно «гражданином» обзываешь? Или ты — тёртый зэчара и до войны на зоне чалился, оттуда привычка пошла?

Костров, наконец, посмотрел мне в глаза и катнув желваки на щеках, выпалил:

— Никак нет товарищ капитан! Просто тот лейтенант из особого отдела, когда я к нему «товарищ» обратился, орать начал, мол, товарищи его с оружием в руках немца бьют, а я, как добровольно сдавшийся врагу, на такое обращение прав не имею.

— Ну, в общем-то, правильно орал. А ты что, действительно — добровольно сдался?

— Угу — сейчас — лагерник опять уткнулся взглядом в пол и зло проговорил:

— Гранат — нет, снарядов — нет, а эти суки, на мотоциклах да двух танкетках, нас как баранов в кучу сгонять начали. Комиссар то, умнее всех оказался — начал из «нагана» по мотоциклистам садить, вот его и переехали сразу. А я глянул, как его кишки на трак наматываются и поплыл... Хотя, если бы знал, что в будущем ожидает, то вперёд комиссара бы сиганул... Тогда от дивизиона нас человек пятнадцать осталось вот и подняли руки. А куда деваться?

Тут Иван надолго закашлялся и потом, успокоившись, поддёрнул рукав ветхой гимнастёрки, вытер выступивший пот. А я, заметив в прорехе острохарактерный полукруглый шрам, спросил:

— Что, приходилось от собачек бегать?

Костров невесело усмехнувшись, ответил:

— Два раза. Это, не считая последнего. Первый раз, через неделю, после того как в плен взяли, в сентябре сорок первого. Нас тогда, возле Томино держали, прямо в чистом поле. Там, даже колючки толком не было. Немцы просто несколькими нитками на столбиках огородили квадрат, и вышки небольшие поставили. Они, в начале, добреньких из себя корчили. Помню, в те времена много баб ходило вокруг лагеря — мужей искали. Так если находили — немцы мужей отпускали. Мне такое не светило, поэтому выбрал ночку потемней и с тремя друзьями, рванул... Только недалеко — даже до леса не дошли, как нас сначала собаки, а потом мотоциклисты догнали... Побили, куда же без этого и обратно вернули. Думал, расстреляют за побег, но обошлось — рёбра поломали и успокоились... Только потом, всё стало гораздо хуже. Фрицы собрали огромную колонну и пешим ходом повели аж за Львов. Много тогда на той дороге ребят осталось, у нас ведь раненных было до чёрта... А в Сутонах, был уже нормальный лагерь — с бараками, с колючкой. К лету сорок второго, на фронте видно немцам стали давать прикурить, потому что к нам в лагерь вербовщики приходили. Какой-то полковник, с царскими крестами, всё речи толкал, призывал Россию новую строить. Без жидов и Советов...

Иван замолк, видно вспоминая, а я, заинтересованно спросил:

— И что, много народу пошло фрицам помогать?

— Куда там! В лагере, шесть тысяч душ было, а к тому полковнику вышло двадцать девять человек. Двоих я лично знал — подлюги ещё те. Всё перед немцами выслуживались за лишнюю пайку. Мы их удавить хотели, да не успели...

— И что потом? Их сразу из лагеря увезли, или они перед вами в новой форме покрасовались?

Бывший пленный на этот вопрос сжал кулаки и глухо сказал:

— Нет, товарищ капитан. Там по-другому было. Их не увезли и даже формы не дали. Видно к приезду того полковника, немчура расстаралась и вычислила семерых командиров и комиссаров, которые себя за рядовых выдавали. Стукачи у них хорошо работали, вот командиров эти, которые в РОА пошли и повесили...

— Не понял? Командиров семеро, этих двадцать девять... как же они их делили?

— Фрицы хитро сделали — поставили наших на лавки, петлю на шею накинули, а к ножкам лавок верёвки привязали. Вот предатели, на раз-два-три и дёрнули...

— Понятно... А в Восточную Пруссию как попал?

Костров вздохнув, ответил:

— Лагерь туда эвакуировали, когда наши обратно, на запад двигаться начали. К тому времени от пленных, хорошо, если полторы тысячи человек оставалось. Так всех, запихнули в теплушки и увезли в Коршен. А там, кого загнали на строительство укрепрайона, а кого отдавали местным жителям.

— Как обычно — на ударный, безвозмездный труд?

— Так точно — днём под охраной работали у бюргеров, а вечером в лагерь. Но позже, в лагерь даже возвращать перестали — загоняли на ночь в сарай и с утра опять на работу. Там мы хоть отъелись... После лагерной баланды и гнилая брюква за деликатес шла. Да и охрана совсем другая стала. До этого, молодые охраняли, вот они зверствовали почём зря. А потом, пожилые мужики появились, те нас не трогали, даже когда видели, что мы картошку с полей, в карманы прячем. Так почти до зимы было, а потом, нашу команду отправили противотанковые рвы, да окопы копать. А неделю назад, сбежать получилось — прямо над дорогой, по которой нас конвоировали, «Пешки» прошли и пока охрана, по кустам пряталась, я в лес ушёл. Мы ведь до этого ИЛ-2 как-то видели, а они далеко вглубь немецкой территории не залетают. Посчитал, что фронт уже близко, вот и рванул.

— Про Ил-2, откуда знаешь? Ну, что он в основном по ближним тылам работает? Да и Пе-2 появились уже после того, как ты в плен угодил.

— Я с бортстрелком, в лагере сдружился. Он к нам в конце сорок второго попал, вот и рассказал много чего.

— А где сейчас твой друг?

— Этой зимой, от горячки умер...

— Ясно... Жрать будешь?

Не дожидаясь кивка пленного, я свистнул конвоира и приказал принести банку тушёнки и хлеба.

Пока бывший лагерник, стараясь не очень торопиться, уничтожал свинину, я курил и глядел в окно. Да уж... досталось пареньку нехило. Три года плена это вам не цацки-пецки... Поэтому, когда он, доев и подчистив банку куском хлеба, осторожно спросил:

— Товарищ капитан, а куда теперь меня? В Сибирь?

Я только ухмыльнулся и ответил:

— Не понял, с чего это тебя в тыл потянуло?

— Так в лагере говорили, что нас, если и освободят, так сразу прямым ходом на Колыму пошлют...

— Это кто такое говорил?

— Ну...

Иван помялся, а потом решившись ответил

— Немцы говорили и капо тоже... Да и некоторые наши. Дескать, товарищ Сталин приказ издал, что всех сдавшихся в плен, в предатели записывают.

Ух ты! Так вот откуда пошла эта байка, про то, что наших пленных эшелонами прямиком в Сталинские лагеря гнали! От немцев, да лагерных надзирателей. А я ещё в те времена думал, интересно, как это происходило? При страшной загруженности железных дорог, ещё и находить места для перевозки сотен тысяч бывших военнопленных. Правда, с прошлого года, когда освобождённые хлынули потоком, понял, что наши «демократы» очередной раз, всех по своему обычаю обманывали. А на самом деле, всё было взвешенно и логично. Бывших лагерников, отправляли на ближайшие фильтры. Там их проверяли, попутно откармливая и оказывая медицинскую помощь. После проверки, сразу отсеивали этих самых капо, стукачей, и вообще тех, кто активно сотрудничал с немецкой лагерной администрацией. Сделать подобное, было достаточно легко, так как на этом же фильтре находилась масса свидетелей из одного с ними концлагеря. Всех предателей, а таких набиралось обычно процентов десять от общего количества, достаточно быстро выявляли и после скорого суда, отправляли по этапу. Остальным же, светила медкомиссия и после проверки здоровья, годные к службе отправлялись в запасные полки, а оттуда на фронт, продолжать службу. Негодных, здоровье которых было подорвано пребыванием в плену, отправляли по домам, как комиссованных из армии по здоровью. То есть, более семидесяти процентов бывших пленных, опять становились в строй. Очередной раз, вспомнив недобрым словом современных мне «общечеловеков», я раздражённо хмыкнул и ответил, вопросительно глядевшему на меня Кострову:

— Приказ такой, действительно был. Но касался он, только добровольно сдавшихся, или перешедших с оружием на сторону врага. И этот приказ был необходим — сам вспомни, тогда были времена, когда двое немецких мотоциклистов в плен советский батальон брали. Это же ни в какие ворота! А ты сдался не добровольно. То есть, обстоятельства вынудили поднять руки. Так что светит тебе парень «фильтр» и через месяц отправка на фронт.

— На фронт?!

Иван обрадовано вытаращил глаза, но я, сделав вид, что не заметил его радости, сурово сказал:

— Конечно, на фронт. А ты что хотел — отпуск и талоны на усиленное питание? Нет уж — отпуск ещё заслужить надо, так что пойдёшь в маршевые роты. Был бы ты офицером, там конечно более строго — если не сможешь доказать, что в плен попал раненным, то определят в штрафбат. С офицеров завсегда спрос больше. Но к рядовому и сержантскому составу этот пункт приказа не относится. Поэтому вспоминай навыки артиллеристского разведчика, они тебе скоро опять понадобятся.

— Спасибо товарищ капитан!

— Это тебе парень спасибо, за то, что не сломался и себя сохранил.

Глядя на подозрительно блеснувшие глаза Кострова, добавил:

— Пойдём со мной. Сейчас твою рванину на нормальную форму сменим, а после обеда, тебя ребята на фильтр отвезут. Я тут записку начальнику особого отдела написал, так что трясти там особенно не будут и в запасной полк, после медкомиссии, отправят первой партией.

Пока таскал Ивана с собой, одевая и добывая ему сухпай в дорогу, всё вспоминал, про тот изврат, что творился в моей башке, перед попаданием в это время. Ведь даже не знал, разницы между штрафным батальоном и штрафной ротой! Думал это одно и тоже. Мда... молодой был — глупый. Ведь штрафбат, это подразделение для провинившихся офицеров и только для них. На нашем фронте, например, он всего один. И штрафных рот, для рядовых — четыре. А у Жукова, аж три штрафбата на фронт приходится. Мда... Как там, в фильме говорилось — «Совсем озверел Чёрный Абдулла»...

Но даже не это главное. Ведь в двадцать первом веке считалось, что горемычные штрафники шли в бой без оружия и ставили перед ними, исключительно самоубийственные и невыполнимые задачи. Хрен нанась! Вооружение стандартное у каждого, а вся «прелесть» задачи, заключается в том, что их суют на самый тяжёлый участок фронта, где риск погибнуть наиболее высок. Вот и всё. Где нет штрафников, такие же участки штурмует самая обычная пехота. Единственно, что пехота может остановиться и отступить, а осуждённые трибуналом, такой возможности не имеют...

Зато по выполнению задачи, если ранен — тут же срок снимают. Можно даже обойтись без ранения — всё зависит от глобальности выполненного задания. Бывает так, что трибунал, освобождает всё подразделение целиком. В прошлом году, например, так и было — за форсирование реки и удержание плацдарма, роту штрафников досрочно освободили всем скопом. Кстати ещё и поэтому, после допроса пропагандиста, я ротному тридцать второй черканул, а то выживет Бляхин ненароком, а мне что, в боге разочаровываться? Но теперь он, за спинами остальных ребят-штрафников, точно не спрячется — ротный за этим лично проследит.

В конце концов, переодев и затарив Ивана под завязку, лично усадил его в «ГаЗон» и, пожелав счастливого пути, отправил на фильтр. Сам же, находясь в приподнятом настроении, пошёл было к Гусеву, но был перехвачен Геком, который, настрелявшись за нашим поместьем из «STG», спешил поделиться впечатлениями о трофейном оружии. Выслушав Пучкова, я тоже не удержался и решил опять порезвиться со штурмовой винтовкой. Ну, а потом, у нас просто кончились патроны, да и прибежавший Мишка Северов, начал скандалить — дескать, устроили стрельбище под его окнами. Дав щелбана упитанному начальнику связи, чтобы не очень выделывался, мы плавно переместились в расположение, попутно обсуждая достоинства и недостатки испытанного оружия. К достоинствам, однозначно относилась высокая убойность и дальность стрельбы. К недостаткам — слишком большой вес, и чересчур высокие прицельные приспособления. Слишком высоко поднимая голову при стрельбе, можно было в эту самую голову и пулю схлопотать... Ещё, мне не понравилось хлипкое крепление приклада. Это ведь оружие пехоты, а в рукопашке, таким прикладом бить страшно — отвалиться и всё. В общем, придя к выводу, что «Штурмгевер» автомат — так себе, опять перешли к обсуждению вожделенного АК-43...

Два дня всё было тихо, спокойно, но на третий, когда я, разложив свою коллекцию пистолетов на столе, насвистывая бодрый мотивчик «Чунга-Чанги», занимался смазкой оружия, в дверь влетел взъерошенный Третьяков. Увидев меня, он с какой-то ошарашенной улыбкой подскочил к столу и одним движением, сдвинув в сторону детали «Браунинга», с размаху шлёпнул на освободившееся место конверт:

— Вот! Смотри!

Осторожно приподняв двумя пальцами эту бумагу, поинтересовался:

— И что я должен здесь увидеть?

— Внутри смотри! Только руки сначала вытри.

Покорно стерев с пальцев смазку, я вытряхнул на ладонь знакомую фотографию Горбуненко. Только на этот раз, протянутую руку Филиппа жал незнакомый мне лейтенант. Глядя на это, только и смог сказать:

— Оп-па!

— Вот и я про то же!

Через пару секунд, придя в себя, начал жадно выпытывать у Александра подробности. Оказывается, эту фотку, они нашли в особом отделе одиннадцатой гвардейской армии. Её владелец, лейтенант, который к этому времени получил ещё одну звёздочку на погон, рассказал, что снимок был сделан осенью прошлого года под Шалашино. Майор Горбуненко приезжал к ним в часть, и когда уже собирался убывать обратно, их и сфотографировали. Причём старшой, отлично помнил, кто делал снимок — это была корреспондентка газеты «Известия», по фамилии Фильдман. Имени и отчества он не помнит, но фамилию назвал уверенно.

Ещё раз, покрутив обновлённую фотографию в руках, я сказал:

— Блин, Сашка, поздравляю! Я ведь совсем не верил, что ты в правильном направлении роешь! А тут такое... То есть получается — Жуков не при чём?

— В том то и дело! Теперь это можно сказать с уверенностью. Кто-то хотел не только уничтожить Черняховского, но при этом бросить тень подозрения на Жукова. Только вот они перестарались — слишком много улик на месте преступления оставили. Да и фотография эта... Ты вот где, дорогие тебе фото хранишь?

— В сейфе, чтобы не потерялись да не помялись.

— Вот видишь! А Горбуненко ведь тоже не окопник и свой сейф имеет! Зачем тогда он фото с маршалом, в планшетке таскал?

— Ага... думаешь, подкинули?

— Да, сейчас в этом уверен полностью. Его машину там, на дороге, остановили и расстреляв майора с водителем, сунули эту фотографию в полевую сумку. Ну, чтобы завершить общую картину.

— И кто думаешь, всё это делал? Кто заказчик?

— Ещё не знаю, но я сейчас пошлю запрос по поводу Фильдман в Москву. Чтобы узнали и про неё и про круг её знакомых.

— Считаешь, корреспондентка как-то с этим связана?

— Точно не скажу, но фотографию делала она и негативы были у неё. Может, она их кому-то передала, вот и надо выяснить — кому?

Действительно, это хороший ход. Просто так, высококачественный монтаж, имея только одну фотографию, сделать невозможно. Тут негатив нужен. Так что, журналистка, вполне может продолжить цепочку дальше. Главное, чтобы сейчас не выяснилось, что и она тоже нежданно померла, тогда мы опять останемся ни с чем. Хотя... У нас есть три трупа и их физиономии. Не с Марса же эти гаврики появились, так что они, тоже хороший след. Подумав об этом, тут же поинтересовался:

— А морды убитых, никто не опознал?

— Здесь их не видели. А с архивов, ответ ещё не приходил...

Понятненько... В принципе, когда получил подтверждение что фотография оказалась подделкой, буксовавшие у меня мозги включились сразу и на полную катушку. До этого, я, не очень верил в такие хитрые комбинации, зато сейчас всё становилось на свои места. И кисет с газетами, и орудие и заложенный фугас. Но как только стала понятна логика событий, мысль пошла ещё дальше. Просто прикинул, кому выгодно устранение двух таких непохожих друг на друга людей? Они ведь у нас, образно выражаясь, не только с разных дворов, а вообще — с разных улиц! Я уже знаю, что наше командования, так же как и политбюро, активно делится на группы по интересам. Так эти военачальники, были из антагонистических групп! А так как, их хотели убрать обоих, то кому это надо было — непонятно. Третьей известной мне силы, не существовало. Во всяком случае, достаточно уверенной в себе, чтобы пойти на подобное. В смысле, не существовало в СССР. Значит, что остаётся? Остаётся иностранная разведка. Уничтожение Жукова с Черняховским, очень выгодно немцам. То есть, немцам в первую очередь. А ещё, как не странно, это выгодно союзникам. Англо-американские войска сейчас судорожно готовятся к открытию второго фронта. По туманным намёкам Колычева, я понял, что в начале лета, он наконец может быть открыт. Вот только, что им достанется от Европы, если Красная Армия будет продвигаться такими же темпами? О чём договорился Верховный с Рузвельтом и Черчиллем в Ялте, в начале года, мне не докладывали, но, похоже, что раздел будет идти несколько по иным границам, чем он происходил в моё время. Вклад союзников в победу оказался настолько мизерным, что я не удивлюсь, если Сталин отдаст им Францию, Италию и какие-нибудь Нидерланды, а остальное хапнет под крыло Союза. А самое главное, что союзнички и слова в ответ сказать не смогут! Им бы хоть эти страны у немцев успеть отбить — уже хорошо. А то, войска Красной Армии уже в Берлине драться будут, а амеры только в Нормандии к высадке готовиться начнут. То-то их правительствам, будет не весело... Ведь пока, из всех достижений союзников в Европе, можно назвать лишь захват Сицилии, в начале этого года. Предполагалось, что после этого они высадятся в Италии, но англо-американские войска так и остались торчать на мафиозном острове, не делая попыток прорваться к материку.

Так что, резкое снижение темпов нашего наступления играет на руку, как немцам, так и англичанам. И они, всё для этого будут делать! Вплоть до прямого убийства самых «быстроходных» советских командиров. Причём, Жуков и Черняховский, возможно не первые. Как говорил Гусев, слишком много несчастных случаев в последнее время, с нашим командованием происходить начало.

Покрутив эту мысль в голове, озвучил её Третьякову, опустив только момент с высадкой во Франции. Сашка, сильно задумался, но потом, тряхнув головой, ответил, что это — большая политика, а он обычный опер и дело будет раскручивать исходя из существующих улик и фактов, стараясь при этом не влезать, в заоблачные сферы. Хотя, мою подсказку он, разумеется, мимо ушей не пропустит и будет иметь её в виду. На том и порешили, после чего Третьяков ускакал делать очередной запрос, а я опять занялся чисткой своей коллекции, попутно обдумывая участие импортных разведок в этом покушении, крутя факты и так и эдак...

А ещё через четыре дня, наступил час икс. Помытые, сытые, экипированные, мы, после напутственного слова Гусева катили в кузове ГаЗ-63 на аэродром. Всё, что можно было учесть — учтено, всё, что можно было сделать — сделано, поэтому мыслями я пребывал уже по ту сторону линии фронта. Летуны тоже не подвели и поэтому к нашему приезду, ЛИ-2 уже начал раскручивать винты. Шустро загрузившись в самолёт, разведгруппа, одев парашюты расселась по лавочкам, а «Толстый», взревев моторами и подскочив несколько раз на кочках, оторвался от земли и взял курс на запад. Высаживаться мы решили в районе Хайгенбайля чтобы не морочится с форсированием здоровенного канала, проходящего в приморской части Восточной Пруссии, с севера на юг. Вплавь его пересекать ещё достаточно холодно, а на любом мосту, советских разведчиков моментально засекут. Поэтому лучше сразу — ближе к побережью и километрах в тридцати от объекта. Поправив немецкую каску, я взглянул на часы. Вроде по времени, должны уже подлетать. Как будто отвечая моим мыслям, дверь, ведущая в кабину пилотов открылась и появившийся человек, показал один палец. Вот и всё — минутная готовность. Мы встали со своих мест и выстроившись по проходу самолёта, стали в последний раз проверять оружие и снаряжение. В голове мелькнула мысль — «Жалко, покурить не успел» и тут выпускающий, который уже открыл дверь, откуда сильно задувал холодный воздух, хлопнув по плечу, проорал мне в ухо:

— Первый — пошёл!

И все мысли сразу исчезли, так как я вывалился с самолёта и понёсся навстречу непроглядно-чёрной земле.

Месторождения природных ископаемых

Осколочно-фугасный