"Попытка возврата (Книга вторая)" - читать интересную книгу автора (Конюшевский Владислав Николаевич)

Глава 13

Пока трясся в машине, я продумал линию поведения вместе с легендой. Лучше всего было выдать себя за пленного, бежавшего из концентрационного лагеря. Но даже толком не жрамши два дня, тушка Лисова никак не тянула на дистрофичного лагерника. Да и лагерного номера у меня нет... Поэтому ударился в экзотику. Дескать, попал во Францию из Италии. А в Италию из Югославии, но только не по своей воле. Будучи Советским инструктором в одном из отрядов Тито — угодил в плен. По какой-то причине меня вывезли к макаронникам. А так как Италия, страна непуганых идиотов, то удалось сбежать. Возвращаться в Югославию было слишком далеко, в Швейцарии меня никто не ждал, да и через горы топать как-то не с руки, поэтому двинул во Францию, рассчитывая в Марселе или Тулоне найти судно, которое идёт в Задар. Документы тоже думал раздобыть по пути. Нет, эти повреждения получил не во время бегства. Просто позавчера на меня напали четверо придурков, дали по голове, ограбили и бросили в канаве. Собеседники (а помимо хозяина в комнате был и его друг и муж сестры) засыпали вопросами, спрашивая и переспрашивая но, похоже верили. Слишком уж фантастически для вранья всё выглядело. Зато в процессе беседы узнал, где я нахожусь. В долине реки Луары, а ближайшее селенье за виноградниками, называется Сент-Антуан. До Марселя чуть меньше трёхсот километров, но меня, пока не полечусь, никуда не отпустят.

Мда... Где-то так и думал, что два дня назад, километров на триста отвезли, не дальше. Автобанов здесь ещё нет, а тот «Фиат» максимум километров под пятьдесят мог идти и то, если в нём водила хороший был. Везли всю ночь. Вот и выходит — двести пятьдесят — триста километров. Было б весело, если бы англичане меня в сторону Ла-Рошеля везли. Вот бы хозяева удивились, что я такие круги по Франции наматываю. А у ребят, пока ехали, спросить где нахожусь не додумался, больше озабоченный вопросом выяснения личности их папаши.

...— Очень интересно, господин капитан. Или вам больше привычней — товарищ?

Да хоть горшком называй, мне по барабану. Сейчас главное отсидеться несколько дней, пока в себя не приду, а как при этом будут называть — дело десятое. Но Кравцову судя по всему, было не всё равно. Генерал хоть и доброжелательно, но с ехидцей смотрел в мою сторону, ожидая ответа. Поэтому я тоже поставил свой бокал на стол, взглядом попросив разрешения взял из коробки сигару, обкусил щипчиками кончик и закурив ответил:

— Господин генерал, разумеется, мне привычней быть товарищем. Но вы можете называть как вам удобнее.

Аристарх Викторович откинувшись на спинку кресла, с деланным удивлением сказал своим друзьям:

— Удивительное дело господа, или за эти двадцать лет коммунисты стали гораздо более терпимы, или нам повезло встретить несколько необычный экземпляр совдеповского командира.

— Офицера.

— Что?

— Офицера Красной Армии. Вы господин генерал можете дальше продолжать развлекаться в остроумии, но хочу заметить — когда вы во Францию лыжи вострили, я ещё под стол пешком ходил. Соответственно к разборкам гражданской войны, отношения никак не мог иметь, поэтому ваш сарказм непонятен. А сейчас я являюсь капитаном той армии, которая единственная из всех мировых держав бьёт германцев по всему фронту. И горжусь этой принадлежностью... Да, ещё небольшое замечание — неприлично говорить о человеке в третьем лице, когда он сидит перед вами.

Хе! Уел генерала! Он видно хотел вспомнить молодость и слегка тонко покуражиться над лапотником, а тут такой облом! Собеседник покраснел, закашлялся, и мельком глянув на своих прячущих улыбки друзей, извинился. А потом, немного оправившись, решил поинтересоваться родителями, рассчитывая видно, что моё возможное высокое происхождение, несколько сгладит неловкость от его промаха. Но и тут оказался в пролёте. Я ответил, что происхождение у советского капитана самое что ни наесть рабоче-крестьянское. А образование очень даже среднее — школа восьмилетка и пехотное училище. Аристарх Викторович несколько усомнился в моих словах. Мол, слишком правильно предложения строю и беседу веду.

— Товарищ, извините, господин генерал, а что вы думаете, если дворяне в основном удрали из страны, то там всё развитие затормозилось? И люди исключительно надысь да чавось до сих пор говорят? За эти двадцать лет очень многое поменялось. Мне даже как-то не верится, что вы не в курсе тех перемен...

Хозяин пожевал губами, и уже без всякой издёвки ответил:

— Видите ли, Илья Иванович, я, разумеется, следил за всеми переменами, происходившими в России, но одно дело слушать радио и совсем другое встретиться с человеком оттуда. Мы ведь двадцать три года видели только тех русских, которые сумели уйти из красной России после проигрыша в гражданской войне. А в наших газетах, про СССР, перед войной, писали только в негативном ключе. Может вы нам расскажите как обстоят дела на самом деле?

и смеясь добавил

— Только, пожалуйста, без коммунистической пропаганды. Мы на неё давно иммунитет имеем. Если можно, только факты.

— Хм... пропагандировать идеи бородатых классиков я точно не собираюсь, тем более что не очень в них разбираюсь. Но чтобы было проще, сами спрашивайте, что именно вас интересует.

А интересовало старичков практически всё. Начиная о том как обстоят дела в колхозах (правда я и сам об этом имел весьма смутное представление) и заканчивая строительством новых заводов. Ну и разумеется жизнь простых людей их тоже не оставила равнодушными. Я даже языком трепать устал, хотя старался говорить правду. И о перегибах с кулаками и о новых заводах и о том, как старую гвардию Верховный на ноль чистками помножил. И то, что их бывшие имения после гражданской, те что целыми остались, в дома отдыха да в пионерлагеря превращены. Как обстоят дела в Красной Армии, тоже поведал. О взаимоотношениях внутри армии рассказал. Про то, что там уже нет комиссаров они и сами знали, но вот о том, что офицером сейчас можно стать только после училища, были не в курсе. Думали что у нас как в сорок первом, в результате естественной убыли взводных командиров, их места заполнялись сержантами да старшинами. В конце концов, боевой друг генерала, с экзотическим именем Игнат Киреевич задумчиво протянул:

— Мда... Изменений произошло в стране очень много. И я бы не сказал, что они плохие. Скорее наоборот... Вы говорите — техника на фронтах практически вся отечественная?

— Конечно. Ленд-лиза очень мало, и в основном это продукты и сырьё. Да и зачем нам плохое импортное вооружение? Танки американские никуда не годятся. Пулемёты у нас тоже лучше. Самолёты, особенно последних марок, не уступают, а то и превосходят штатовские. Более менее нормальными считались американские бронетранспортёры и грузовики. А с выпуском ГаЗ-63 и грузовики стали хуже нашего вездехода.

Собеседники переглянулись, и Аристарх Викторович задумчиво протянул:

— Кто бы мог подумать господа, что отсталую и аграрную страну, можно так взнуздать, превратив её чуть ли не в промышленного гиганта. И это за какие-то двадцать лет. А я ведь грешным делом, слушая радио думал всё это пропаганда...

Тут подал голос его родственник. Наклонившись к столу и наполняя бокал, он насмешливо напомнил:

— Аристарх, кто бы говорил. Не ты ли в тридцать девятом, нас всех с договором о ненападении просто замучил? Ведь все статьи по косточкам разобрал. Напомнить твои слова? Кто говорил, что впервые за двести лет, Россия начала вести независимую внешнюю политику и что ты отныне и навсегда только за это коммунистов уважать готов?

Генерал на эти слова только хмыкнул, а я заинтересовался:

— А что за договор? Пакт Молотова-Риббентропа? И чем же он так хорош, если его немцы всё равно нарушили?

Ой бли-и-н... Судя по тому, как у старичков загорелись глаза, я крупно попал и теперь предстоит выяснить, с чего бы они этим замшелым договором так восторгались. Предчувствия меня не обманули... Но зато, действительно узнал сногсшибательную вещь. Я ведь как-то до этого политикой не очень интересовался. Про договор, угробленный фрицами знал и не более того. Ну, ещё знал, что в моём времени, он считался чем-то очень неприличным. А выяснилось...

В общем — это был действительно прорыв русской политики. Англия до нутряных колик мечтала, что Гитлер пойдёт войной на СССР. Франция кстати бредила этим не меньше, чего я от лягушатников совсем не ожидал. После Мюнхенского пакта, где бывшие союзники в наглую слили фрицам Чехословакию, они всячески науськивали на Германию кого бы вы подумали? Польшу! Гордым пшекам была обещана помощь во всём, начиная с техники и заканчивая ударом в тыл вермахта, если тот только дёрнется. Поляки охерев от таких обещаний, моментально начали демонстрировать фрицам неприличные части тела, хотя до этого просто мечтали о союзе с тевтонцами. Причём Германия обхаживала Польшу, как престарелый дедок молодую невесту — со всем тщанием и деликатностью. Только главный поляк, маршал Рыдз-Смиглы (во имечко а?) показал им фак и пригрозил, что доблестные польские войска согнут недоделанных немцев в бараний рог, если те сунуться к вольному городу Данцигу. А Англия, готовясь слить и Польшу, думала только об одном — открыть путь фашистским войскам на восток. Я так прикинул, что если бы наши оставались на старых границах и война началась оттуда, то Гитлер, вполне мог взять Москву, ещё до начала осенней распутицы. Тогда считай писец всему... Но Сталин, вовремя подсуетился. Видя, что островитяне с французами творят совершеннейший беспредел, при этом всячески отказываясь заключать военный договор с СССР, взял и сыграл так, как это было выгодно России. Ух, как все взвыли! И как я помню, через семьдесят лет продолжают выть. Ещё бы — мы не только посмели забить болт на всех европейских козлов, которые мечтали о разгроме моей страны, но ещё и отодвинув свои границы на запад, обеспечили себя людьми, территориями, да и войну, отсрочили на год, как минимум.

Старички продолжали перебивая друг друга просвещать советского командира, попутно удивляясь, как он может этого не знать, а я решил — если получится вернуться, то обязательно узнать всю подоплёку начала этой войны. Обалдеть... В школе этого точно не проходили, да и позже я не знал, что Польша чуть не стала союзником Германии и только её понты поставили пшеков в такое незавидное положение. То, что Варшава урвала себе кусок Чехословакии, когда туда вошли немцы, тоже не знал. Причём не просто урвала, а её войска, в союзе с немчурой вторглись в эту страну. То, что Франция посылала своих добровольцев в Финляндию, для войны с Союзом — даже не догадывался. Всегда считал, что лягушатники пусть и слабые, но искренние союзники СССР. Ну там Нормандия-Неман, де Голь и прочие...

Хрен нанась! Когда Франция уже объявила Германии войну, то одного французского комполка отдали под трибунал, за то, что он посмел стрельнуть в сторону немцев. Блин, бред просто какой-то... понимаю, когда наших погранцов за ответную стрельбу мурыжили, но тогда никакой войны не было, и был приказ не поддаваться на провокации. А у французов ведь ВОЙНА была в полный рост! Зараза... не зря её «странной войной» назвали...

Я слушал старичков открыв рот и херея с каждым сказанным словом. А когда узнал, что после того, как немцы вторглись в Советский Союз тысячи французов ломанулись воевать добровольцами, то очень удивился, сказав, что никаких добровольцев у нас не видел. Игнат Киреевич зло хохотнув уточнил, что добровольцами они пошли в немецкую армию. Причём Гитлер их долго брать не хотел, а потом разрешил сформировать из лягушатников отдельное подразделение, так называемый «Legion Tricolore». И пёрли в него подданные великой Франции, со всех концов страны и даже из африканских колоний. Только бывших военных французской армии туда не взяли, на что последние дико оскорбились.

Вот те бабушка и Юрьев день... Правильно я думал — с такими союзниками никаких врагов не надо. Только думал это про америкосов с англичанами. Получается, галльские виногрызы не лучше...

А последней каплей стало то, что оказывается Молотов, своим договором рассорил Германию и Японию! Вот почему джапаны в самый ответственный момент Гитлера не поддержали и не ударили по Дальнему Востоку отмазываясь наличием там крупных советских сил. Они просто фрицам такого предательства не простили и после смены своего правительства, которое произошёл из-за Молотовского пакта, переориентировались на войну с Америкой, предоставив немцам самим разбираться с русскими. Однако... Только сейчас стали понятны все брызги и слюни наших и импортных современных мне демократов, изгаляющихся над этим договором. Он ведь все планы им сломал! А я всегда нутром чуял, всё, что хают эти мудаки — хорошо для России. Выходит — интуиция не подвела.

Бывшие белогвардейцы, грузили меня сенсационными знаниями до самого вечера и только увидев, что слушатель начал клевать носом, наконец, угомонились и после ужина, советский капитан был препровождён в мягкую люлю.

Утром меня разбудил шёпот, доносящийся из-за приоткрытой двери:

— Ну что, он проснулся?

— Вроде спит... Ой, нет — смотрит!

В комнату просунулась Петькина голова, и не заходя внутрь он поздоровался:

— Доброе утро товарищ Илья Иванович!

Рядом с Петрухиной башкой нарисовалась ещё одна, на этот раз пацана постарше. Тот близоруко прищурил глаза и тоже поприветствовал меня ломающимся баском:

— Здравствуйте товарищ красноармеец.

— Дурак, это не красноармеец, а офицер! Он капитан!

Обладатель баска смутился и попробовал исправиться:

— Доброе утро товарищ красный капитан.

Мне стало смешно. Демонстративно оглядев руки, спросил:

— Ребята, я что-то не понял, неужели советский капитан похож на краснокожего индейца? А может у меня лицо сильно красное? И хватит там в дверях топтаться. Заходите уж целиком, если всё равно разбудили.

Петькин дружок на вид был года на три его постарше и оказался двоюродным братом, носящим имя Леонид. Они со старшим сыном Кравцова вчера вернулись из Лиона, когда я уже спать ушёл. Узнав от Петра, что у них в доме находится настоящий советский командир, мальчишки часов с шести утра тёрлись под дверью ожидая его пробуждения и мечтая узнать, сколько на моём счету убитых бошей, подбитых танков и сбитых самолётов. Мда... у нас такие вопросы военным задают детишки лет до десяти, а те кто постарше уже начинают хорошо разбираться в особенностях и различиях воинских профессий, чтобы понимать разницу между противотанкистами, истребителями и пехотинцами. Но у этих импортных щеглов так горели глаза в ожидании рассказа, что я рассмеявшись выдал тут же выдуманную историю про героические подвиги, где присутствовали и танки и самолёты и даже корабли. Пацаны восторженно ахали, но минут через пятнадцать появился Аристарх Викторович и выгнав всех, пригласил выходить к завтраку.

За утренним жором познакомился с его старшим сыном Михаилом. Мишка — высокий кряжистый парень лет двадцати семи, крепко пожал руку и сразу предложил задействовать свои связи, для доставки меня до Марселя. Разумеется после полного выздоровления советского капитана. Воспользовавшись тем, что все немного отвлеклись, шепнул на ухо:

— Документами обеспечу и с кораблём я думаю проблем не будет. Только отцу про это не говори, а то он волноваться начнёт.

Ух ты, какой шустрый малый! Везде у него завязки есть. Я удивлённо поглядел на Мишку, но он в ответ только ухмыльнулся и подмигнув, начал активно работать ложкой. После завтрака, генерал хотел было опять уволочь меня в свой кабинет, но его старший сын, пресёк эти поползновения:

— Папа, вы наговориться ещё успеете, но ведь Илье надо одежду подобрать. А то он в моём пиджаке, как в пальто смотрится. Мы съездим к мадам Ланжо и там его приоденем.

Аристарх Викторович выслушав это предложение, возмущённо вскинулся:

— Михаил, ты думай, о чём говоришь! Какая мадам Ланжо?! Мы что, нищие, нашего гостя одевать чуть ли не у старьёвщицы? Поедете к Пьеру. Он шьёт быстро и дня через три у Ильи Ивановича будет нормальный гардероб.

— Хорошо папа, ты только не волнуйся. Хочешь, чтобы мы шли к Пьеру, значит пойдём к нему.

Пока грузились в машину, спросил у Мишки:

— Слушай, я ведь по-французски не бум-бум. И аусвайса тоже нет. Если немцы тормознут, что делать будем?

— Это не проблема. Немцев в нашем захолустье просто нет, а местных полицейских я хорошо знаю, поэтому вопросов никаких не будет. Но на всякий случай — ты мой приятель из Дъеппа. Вы там живёте замкнутой русской общиной и поэтому с языком ты не в ладах. А кстати, ты кроме русского, ещё какой-нибудь знаешь?

— Немецкий, английский и польский.

— Тогда не из Дъеппа а с Корли. Это маленький городок на границе с Германией. Поэтому по-немецки и шпрехаешь. Но вопросов я думаю, всё равно никаких не возникнет. И ещё... Мне кажется, что новенькая с иголки одежда в твоём положении будет несколько демаскирующим фактором...

Опаньки... А я ведь только-только рот открыл, чтобы это же ему сказать. Какой предусмотрительный молодой человек. Терзают меня смутные сомнения, что он не только младший партнёр в фирме своего папаши, но ещё и личные дела вовсю крутит, о которых Кравцов старший, понятия не имеет. Поэтому, согласившись отставить Пьера и ехать сразу к мадам Ланжо, спросил у своего спутника, откуда у него такие познания в конспирации. Мишка долго выделываться не стал. Коротко глянув в мою сторону, он просто ответил:

— Я ненавижу бошей. И пусть меня ещё младенцем вывезли из России, но я патриот своей страны.

— Франции?

— Нет, России.

И неотрывно глядя на дорогу, словно говоря сам с собой, продолжил

— Отец сейчас живёт в своём мирке и слава богу. Благодаря тому, что у нашей семьи были неплохие накопления, мы в эмиграции смогли нормально устроиться. Но я видел, как эти лягушатники относились к другим русским. Хуже чем к выходцам из колоний. Ты не представляешь, сколько раз в детстве мне драться приходилось, чтобы выбить из дворовых мальчишек чванство и пренебрежение по отношению ко мне. Мы ведь раньше в Орлеане жили, и только десять лет назад перебрались сюда. Да и переехали лишь из-за того, что у отца сердечный приступ случился, когда он увидел, что его бывшего командира полка, который таксистом работать устроился, хлещет по щекам какая-то французская мразь. А тот боясь потерять работу, даже не защищался... У Игната Киреевича дочь тогда тяжело болела и деньги нужны были как воздух.

— А что, Аристарх Викторович его до этого не встречал?

— В том то и дело, случайно увидел... Они при эвакуации из Крыма друг друга потеряли, а тут вдруг в Орлеане такая встреча... Отец тогда этому лягушатнику по морде дал, так полиция набежала. С трудом откупились. А вечером приступ...

— Ну а с дочкой что?

Михаил улыбнулся:

— Жива здорова. Сейчас замужем за моим другом. Они в Лионе живут. А отец тогда решил уехать, куда-нибудь в деревню. Купил шато, виноградники и забрал с собой семью. Ну и друга старого с дочерью тоже. Сильно переживал, что остальным помочь не может, хотя постоянно вносил деньги в фонд русских ветеранов.

Мда... Как-то всё у них тут безрадостно. Вот уж совсем не ожидал от французов такого отношения к эмигрантам. Я то в прошлой жизни, глядя телевизор, думал, что все эти князья да графы очень неплохо тут устроились. Оказывается — фиг там. Только очень малая их часть быстро офранцузилась и стала себе жить поживать, добро вывезенное проживать. Причём в основном именно та часть, которая и довела страну до революции. Зато остальные хлебнули лиха сполна... а Мишка, тем временем, говорил уже о другом:

— Ты знаешь, когда я почувствовал искреннюю гордость за свою страну? Даже не тогда, когда по радио о победах СССР говорить начали. Это всё происходило очень далеко и казалось чем-то нереальным. Просто год назад, в Лионе, на вокзале, увидел немецкий эшелон. То, что этих битых бошей вывели с Восточного фронта, я позже понял. А тогда глядя, как они улыбаясь пытаются болтать с мальчишками, которые, как и все ребята бегали смотреть технику на платформах, просто подумал, что германцы какие-то неестественно радостные. И тут один из мальчишек закричал по-русски, подзывая своего друга. Эти пацаны были из русской общины Лиона. Ты бы видел, как испугались немцы! Как они при звуке русской речи шарахнулись в сторону, хватаясь за оружие! Вот тогда и почувствовал настоящую гордость оттого, что я русский. Если толпа здоровых мужиков, хватается за автоматы, пугаясь маленьких детей, то это очень много значит...

— А вернуться обратно вы не думали?

— Раньше не думали — отец тогда совсем не доверял красным, а сейчас даже он сильно колеблется и в разговорах всё чаще говорит, что мечтает быть похороненным в родной земле.

— Ну а сам?

— Хм... Ты думаешь в СССР нужен инженер, специалист по выращиванию винограда? Да и отца я не оставлю...

— Вот и приезжайте после войны всей семьёй. Без работы точно не останешься, или ты думаешь, у нас виноград не растёт? А насчёт того, что Арсений Викторович красных опасается, так Сталин, ещё месяц назад издал указ о реабилитации всех белоэмигрантов, не запятнавших себя сотрудничеством с немцами и борьбой против СССР после двадцать третьего года..

— Слышал я это выступление... И ты Илья, считаешь что это правда?

— Сталин слов на ветер не бросает, а мы стольких в этой войне потеряли, что образованные люди сейчас как воздух нужны. Он же говорил, что их руки и их знания как никогда могут понадобиться стране. Про патриотизм, помнишь как загнул? Так что после войны приезжай на разведку, а потом и своих перетянешь. Во всяком случае, твоим детям, из-за того что они не французы, драться не придётся.

Пока Мишка в раздумьях качал головой, я думал, что на мой первый вопрос — про навыки в конспирации он так и не ответил. А ещё минут через пять, мы доехали до секонд-хенда мадам Ланжо. Там прибарахлились почти новой кожаной курткой, крепкими штанами по размеру, свитером и ботинками-говнодавами. А то в моих штиблетах, бегать по зимним дорогам было несерьёзно. Упаковав шмотки, мы вышли к машине. Пока пропускали пустую телегу, с высоченными бортами, которую тянул крепкий битюг, вдруг почувствовал чей-то взгляд. Глянув направо, увидел парня, который пялился на меня как на тень отца Гамлета. Француз вытаращив глаза вхолостую открывал рот, но заметив что я смотрю на него, быстро повернулся и оглядываясь через плечо рванул вдаль по улочке.

Блин, что-то морда у этого лягушатника, очень знакомая. Особенно вот этот нос — баклажаном. Пихнув Мишку в бок, спросил не знает ли он этого типа. Тот, глядя в спину быстро удаляющемуся парню пожал плечами и предположил, что вроде видел его работающим на новой мельнице, а потом поинтересовался, в чём дело. Я ответил, что просто видно почудилось, но сев в машину неожиданно вспомнил. Ядрён батон! Эта морда показалась знакомой, потому что он был один из тех макизаров, которые ехали в задней машине, когда я от англичан ушёл. Во блин, попал! До того моста отсюда километров тридцать. Надо же было так получиться, что нос к носу с этим хмырём именно здесь столкнулись! И ведь он меня точно узнал, поэтому так и пялился. Одна надежда, что англичане судя по их разговорам, должны были улететь позавчера ночью. Выходит, пока это мурло стуканет кому надо, да пока они начнут шевелиться, есть возможность тихо уйти. Вот только бы семью Аристарха Викторовича под молотки не подвести. Ухари из МИ-6 отдельно стоящее шато, возьмут не поперхнувшись. Это не в городе действовать, им для этого даже дополнительные силы не понадобятся... Поэтому когда выехали из городка, попросил Мишку остановиться и собираясь с мыслями начал:

— Значит так, Михаил. Я твоему отцу слегка соврал, про Югославию. То есть я действительно являюсь капитаном Красной Армии, но здесь оказался вовсе не сбежав из плена в Италии. У нас в Оранже была важная миссия. Поверь, ОЧЕНЬ важная. Только где-то произошла утечка информации и англичане сумели выйти на мою группу, с целью помешать выполнению задания. Ребята смогли уйти, а я, прикрывая отход попал в плен. Случайно всё получилось, живым сдаваться не собирался, но «стэн» заклинил в самый неподходящий момент и в бессознательном состоянии англичане сумели меня повязать. Но потом получилось сбежать. А сегодня, столкнулся с одним из тех французов, которые помогали лимонникам. И они постараются повторить захват, как только узнают, где я нахожусь. Так что извини, сейчас семья твоя в большой опасности.

Мишка слушал внимательно и не перебивал. Зато когда я замолк, начал задавать вопросы. И про то, куда меня привезли после пленения. И как удалось уйти. Этот мост он, оказывается, знал, поэтому удивлённо присвистнул, когда понял, что советский капитан, с него со связанными руками сиганул. Даже предположил, обо что я под водой треснулся. Там оказывается ещё перед войной авария была и на дне два грузовика покоятся. Потом неожиданно заинтересовался заклинившим «стэном»:

— Ты помнишь, как его держал, когда стрелял?

Я показал. Мишка, глядя на мои руки, только хмыкнул:

— Распространённая ошибка. Вообще, эта машинка достаточно надёжная, но когда держишь его левой рукой не под стволом, а за магазин, то идёт перекос патрона. Видно до этого не приходилось с подобным оружием работать?

— Я его только в руках крутил и разбирал, а вот пострелять, до того случая не удавалось ...

— Тогда всё понятно...

Михаил тяжело вздохнул и завёл двигатель.

Часть дороги проехали в молчании. Я про себя думал, что самое гадское состоит в том, что даже если прямо сейчас свалю, то налёт на шато это не отменит. Кравцовы могут хоть огромный информационный плакат вывесить — «Русский ушёл», но их всё равно зачистят — для проверки этих сведений. И англичане во время зачистки никого жалеть не будут. А всё из-за моей глупости и тормознутости. Надо было того носастого, сразу хватать.

Хотя с другой стороны как себе это представляю? С громкими воплями гонять француза по городу, а поймав, прибить в тёмном уголке? В принципе можно было гоняться и без воплей, но я его вспомнил поздно... А он, сволочь, с такой мордой от меня уходил, что становилось понятно — ЭТА новость в нём ни на лишнюю минуту не задержится. Так что сведения о воскрешении их бывшего языка, уже разошлись по местной ячейке сопротивления. Мда... И тут, появилась одна мысль. Очень ненадёжная для меня, но сулящая безопасность семье Кравцовых. С ней и обратился к Мише:

— Слушай, есть одна...

— У меня тут идея...

Начав говорить одновременно, мы одновременно же и замолкли. Потом я фыркнул, а младший партнёр фирмы сказал:

— Давай ты первый говори, что надумал.

Ну я и рассказал... Для моей идеи требовалась машина, и оружие. Просто прикинул, как можно оттянуть налётчиков от дома? Выход был один — засечь их разведчиков, потом демонстративно загрузиться в машину и ехать до тех пор, пока меня не попытаются перехватить. На этот раз буду умнее и живым взять меня, не смогут по любому. Тут или прорвусь, или положат в бою — третьего не дано. Единственная трудность, засечь этого самого наблюдателя, а там уже — как повезёт... Михаил, выслушав всё это, задал встречный вопрос:

— То есть, просто взять и уйти не хочешь?

— Если я сейчас уйду, то вас всё равно трясти начнут, подумают, я в доме прячусь. А потом, просто уберут свидетелей, тем более вы — не французы. Единственная просьба к тебе — оружие нормальное достать сможешь? Не охотничье ружьё, а автомат. Если гранаты будут — вообще хорошо...

Кравцов, побарабанив пальцами по рулю, хмыкнул:

— Оружие — не проблема. А ты, выходит, о нас решил позаботиться... Понимаешь, что своя шкура дымится, но не уходишь... По какой причине, можешь озвучить?

— Ты её и сам прекрасно знаешь. Во-первых, обязанным себя чувствую, а во-вторых — русские своих не бросают. По-другому я объяснить просто не могу. Слишком много слов получится...

— А по другому и не надо. Теперь я точно верю, что ты настоящий офицер. Поэтому, мы твой план немного подкорректируем...

И Мишка рассказал такое, от чего я завис окончательно. Оказывается, он входил в Сопротивление. Но подчиняющееся не англичанам, а организованное русскими эмигрантами. С французами они конечно пересекались и даже некоторые дела вместе вершили, но старались держаться особняком. А главное во всём этом, что Кравцов собирается сегодня же рвануть в известное ему место и к вечеру вокруг шато, в засаде будет находиться восемь человек. На мой вопрос, а знают ли они с какой стороны за винтовку держаться, Михаил ответил:

— Там двое наших парней из Лиона и ещё шестеро бывших советских военнопленных. Причём все ребята отчаянные. И командир у них очень хороший. Тоже советский офицер, только попавший в плен в начале войны. Они такие дела проворачивали, что французским макизарам и не снилось. Так что, за их владение оружием не беспокойся.

Шарман, мля! При таких раскладах, мы ещё повоюем! Даже если англичан опять французы поддерживать будут. Какие из лягушатников бойцы, я уже видел, а с «джимми», при помощи наших бывших военнопленных, думаю на равных поговорить удастся. Только, как на эти боевые действия Аристарх Викторович отреагирует? Не хватит ли удар бывшего генерала, когда он узнает, что его почтительный сын активно в войне участвует? Но и на этот вопрос у младшего Кравцова был ответ:

— Отец у меня далеко не наивный человек. И мне так кажется, он давно обо всём догадывается. Не показывает вид, считая, что у каждого человека могут быть свои тайны, но по некоторым намёкам я понял, что он знает о моей подпольной деятельности. Поэтому особой неожиданностью для него это не будет.

— А может быть их на эти несколько дней куда-нибудь отправить? У тебя есть такие знакомые?

На это предложение Мишка отрезал:

— Никуда их отправлять не будем! Для отца это станет прямым оскорблением. Если дела совсем плохо пойдут, то женщин и детей спрячем в винном подвале, а остальные примут бой. Хотя я планирую, что этот бой будет не в доме, а недалеко от заброшенной мельницы. Там наиболее удобное место сосредоточения. Вокруг поля голые, а там лог, речка... Лимонники наверняка именно там накапливаться для броска будут. До дома оттуда метров семьсот. А на полпути, стоят наши теплицы. Вот возле них мы англичан и встретим.

— Слушай, а что, немцев тут вообще нет? Неужели никто на звуки стрельбы не среагирует? Те же жандармы из города, наверняка панику поднимут.

— До Сент-Антуана почти десять километров. И он за холмами находится. Там, точно ничего не услышат. А ночью здесь никого кроме нас не будет, так что с этой стороны всё нормально должно быть.

— Хм... Как-то ты не похож на мирного виноградаря... откуда такие знания в планировании операций?

Кравцов хохотнул:

— Просто я в детстве слишком много времени среди бывших офицеров проводил. А им только и оставалось, что вспоминать былые дела. Вот и наслушался умных людей.

Что-то темнит этот потомок генерала. Я ведь тоже не в балетной школе вырос, но таких знаний, просто слушая чей-то трёп, не приобретёшь. Так что надо этот вопрос прояснить, потому что мне не нравятся подобные непонятки. Ну и прояснил... Оказывается Михаил, почти два года в иностранном легионе прослужил. Мозгов у него тогда не было и только стукнуло восемнадцать, решил опробовать, что значит быть настоящим мужчиной. Вот и попробовал. Отвоевал в Алжире и получив пулю в плечо от аборигенов, вернулся назад. А университет закончил уже после возвращения. Отец ему тогда крепкой транды дал, более возмущённый не тем, что сын на войну ушёл, а тем, что он пошёл не просто в ублюдочную французскую армию, а в самое её говно — иностранный легион. Мда... Бурная юность была у нашего потомка эмигрантов. Но, как говорится, что не делается всё к лучшему. Сейчас эти знания ему очень пригодятся.