"Попытка возврата (Книга вторая)" - читать интересную книгу автора (Конюшевский Владислав Николаевич)Глава 10Может морду кому-нибудь набить? Или опять наших пугливых аналитиков на понт взять? Нет, морды бить не интересно, да и некому. Тут все или «ботаники» или нормальные мужики, но не моего класса. Я уже предложил создать группу силовой поддержки с собою во главе, но этот вопрос ещё находится в стадии рассмотрения. Так что, со спарринг-партнёрами пока туго. А на понт брать опасно... Я с этими полугражданскими очкариками уже пошутил один раз. На той неделе объявил им, что в целях повышения боевой выучки, завтра мы едем на полигон. А так, как разделившись на две команды, играть будем всерьёз, то каждый седьмой патрон в рожке будет боевым. Поэтому дружески посоветовал получить у завхоза бронежилеты. Причём лучше прямо сейчас, а то на всех может не хватить. Кто же знал, что они идиоты и воспримут меня всерьёз? Ломанулись так, что Захарыча чуть в землю не втоптали. И напрасно он твердил, что бронежилетов у нас нет... Аналитики они на то и аналитики, что, сразу просчитав общую вероятность получения пули, впав в панику, хилыми ручками начали хватать крепкого завхоза за горло. Я сначала веселился, глядя, как «ботаники» наседают на Захарыча, словно бандерлоги на Балу, но потом, убоявшись последствий, полез с разъяснениями. Только было уже поздно... Дело дошло до Комиссара второго ранга и, уже через полчаса возмутитель спокойствия стоял у него в кабинете. Колычев, минут пять вертелся передо мной на пупе, а потом перешёл от слов к делу. В общем, когда вышел от него, чувствовал себя как та ресторанная профурсетка. Так что, ну их на фиг, этих умников высоколобых... Тоскливо вспоминая невинные фронтовые забавы, которые мы проворачивали с мужиками из спецгруппы, с ненавистью покосился на несколько папок, лежащих на столе. Зачем их мне всучили — непонятно... Точно знаю, что именно этим делом, аж пятеро мастистых то ли профессоров, то ли доцентов занимается. И это не считая шушеры поменьше. Так нет же — командир, персонально озадачил. На следующий день после грандиозного втыка вызвал и вручил эти папки. Наверное, в виде наказания... Я то думал, там будет что-нибудь типа общих рекомендаций по ведению боевых действий малыми группами в тылу противника. Рассчитывал, что все методички существующие на эту тему надо будет обработать и свести в одну. Ну, типа, работа по профилю. Щаз! Прочтя титульный лист, я вначале ни слова не понял, но, поняв, офигел и сразу побежал разбираться. Только вот гэбэшный комиссар, помимо звания с шикарным кабинетом, обзавёлся ещё и секретарём. Новоиспечённый секретарь, который в миру звался Василий Кружилин, кроме чувства юмора и майорского звания, обладал ещё и двумя орденами Красной звезды. А две золотые и одна красная полоски за ранения моментально заставили учуять в нём близкого по духу человека. Проще говоря, с Кружилиным ещё не скентовались, но принюхивались друг к другу вполне доброжелательно. Поэтому я, заскочив в приёмную, на ходу приветливо кивнув майору, уже намылился было к двери. Только до неё не дошёл — Вася встал насмерть и, поймав меня за пуговицу кителя, популярно объяснил, что Иван Петрович, дескать, ожидал моего прихода, но пускать запретил, поэтому топайте, товарищ подполковник, обратно на своё рабочее место. Другого бы, покрыл матом и всё равно прорвался к Колычеву, но с боевым секретарём спорить постеснялся и, бурча под нос, ушёл вникать в эти долбаные документы. Правда, ругался я не просто так. Титульный лист гласил: « Предполагаемые сложности и проблемы при создании на территории контролируемой Британским мандатом Палестины просоветского еврейского государства». Ну, где я и, где евреи?! Евреев, в основном, видел только в виде комиссаров, прорабов, да деятелей искусства. Это здесь. А в своём времени, только в виде олигархов по телевизору. Других подвидов, в нашем городе просто не водилось. Причём, что комиссары, что олигархи добрых чувств во мне категорически не вызывали. Хоть и евреи они какие-то липовые были. Об стенку лбами при чтении молитв не бились, круглых чёрных шапочек не носили и кровь христианских младенцев, во всяком случае на людях, не пили. Хотя, про комиссаров я не уверен... Им, по-моему, без разницы, чью кровь пить. Настоящего, цельного и неподдельного еврея я, первый раз в жизни, увидел в прошлый приезд в Москву. Мне тогда Селиванов город показывал и тут навстречу чапает некто в чёрном. Чёрные ботинки, чёрные брюки, чёрное пальто и, в довершении всего — чёрная широкополая шляпа. Я только и смог, что пихнуть в бок Игоря и потрясённо сказать: — Смотри — Зорро! Но потом, разглядев висящие по бокам длинной физиономии Зорро, витые косички, понял, что данный кадр к легендарному мексиканскому герою никакого отношения не имеет... Да ещё на фронте сдружился с командиром разведроты из бригады морской пехоты, Димкой Киновичем. Пацан — классный! Оторви да выбрось. И смелости отчаянной и, в то же время, мозги на месте. А о дополнительных качествах говорит тот факт, что он лично грозил пистолетом замполиту 117 полка, когда тот, угробив один батальон, решил пустить по его стопам и второй. Кстати, именно тогда мы и познакомились. СМЕРШевцы взяли замполита за жабры, а разъярённый Кинович кричал ему вслед, что таким прендегастам ещё в детстве обрезание надо делать по самые уши. Я тогда у ротного поинтересовался, как замполиту, носящему гордую фамилию Ястребов, могли делать обрезание, или это просто пожелание обозлённого Киновича? Димка популярно объяснил, что Ястребов в натуре совсем не Ястребов, а вовсе даже Шмуельсон. — Мало того, что этот шлимазл фамилию сменил, отца родного стесняясь, так ещё и последней сукой себя перед людьми выставляет! У, морда жидовская! Я только хихикнул на этот крик души, заметив, что у самого Киновича профиль далеко не греческий. Ротный нахмурился и ответил: — Ты, капитан, жидов с евреями не путай! Из-за таких сволочей, как этот Шмуельсон, нормальные люди к нам херово и относятся! Я за Родину уже две дырки в шкуре имею, да три ордена, а этот выкрест на нашей крови себе карьеру делал... Потом, в разных ситуациях, мы ещё несколько раз сталкивались с Димкой и, только общаясь с ним, я понял, почему в моё время горстка евреев, как хочет, имеет толпу арабов. Если таких, как Кинович, у них хоть пара дивизий есть, то Арафату точно ничего не светит... Были ещё, правда, у евреев какие-то таинственные, зловредные сионисты. Которые помимо всего мира, захватили газеты, радио и телеграф, а теперь активно влияют на гоев. Кстати, если встречу сиониста, точно морду начищу до неузнаваемости, хотя бы за то, что слово гой вызывает во мне неприятные ассоциации с геем. Про сионистов, меня в своё время просветил крымский «язык» фон Браун. Таких страшилок понарассказывал, что я охренел. Но после, прикинул, что мнение у этого фрица несколько однобокое, вот только даже если половина тех кошмаров, что он рассказывал, правда, то весь мир давно является филиалом ещё не созданного Израиля. Хотя это всё, конечно, лирика. Какие сложности могут возникнуть при создании Израиля я не представлял, зато достаточно хорошо помнил, какие проблемы у нас пошли ПОСЛЕ его создания. Хитропопые дети израилевы, получив себе историческую родину, моментально показали благодетелям ту самую, обрезанную часть своего организма, и скачками понеслись в сторону Америки. То есть, вместо надёжного форпоста на Ближнем востоке, СССР заимел себе потенциального противника. Почему именно так произошло, я не знал, слышал только, что там вовсю себя проявили те самые сионисты, которые всегда были себе на уме и человеколюбием вовсе не страдали. Кстати, если слова Брауна хоть на четверть правда, то эсэсовцы из карательных отрядов, по сравнению с еврейскими националистами, просто дети малые и могут только нервно курить в сторонке... Вопрос меня неожиданно заинтересовал. В смысле не проблемы создания, а методы удержания еврейского государства под крылом Союза. Взяв карандаш и чистый лист бумаги, начал по пунктам составлять план. Так... Для этого, во-первых, надо, чтобы выходцев из СССР там сразу было гораздо больше. Потом их надо защищать от обозлённых вторжением арабов и говнистых англичан, которые этих самых арабов и науськивали. В-третьих, надо жёстко пресекать все попытки национализма. Причём максимально жёстко, так, чтобы у сионистов была чёткая взаимосвязь между терактом и развешиванием их лидеров на фонарных столбах. Параллельно с этим, помимо еврейской армии, создать несколько крупных баз войск союзника, для помощи этой армии. Со сроком договора на 99 лет. Роль союзника я однозначно отводил СССР. Причём, любое нарушение договора так оговорить финансово, чтобы и речи о его досрочном прекращении не возникало. И самое главное, никаких его отмен «в знак доброй воли», что так любили делать советские правители. И с территорией тоже не скупиться. Раз пошла такая пьянка, и всё равно воевать в тех местах придётся, так почему бы не отхватить под шумок какой-нибудь небольшой нефтеносный район? Там ведь, куда не ткни — везде нефть. Конечно, кроме современного Израиля. Моисей, наверное, в гробу извертелся и все локти себе обкусал. Надо же было сорок лет таскать за собой толпу евреев и в самом нефтеносном районе мира выбрать именно то место, где ею и не пахнет. Поэтому, однозначно, территорию страны обетованной, надо слегка расширить... Глянув на листок, где я набрасывал эти пункты, сразу задумался над первым. Мда... ну, и как, спрашивается сделать, чтобы евреи из Союза массово рванули на необустроенную новую родину? Какой дурак кинет квартиру в Москве или Казани и попрётся в чисто поле начинать новую жизнь? Из сожжённого Минска или Львова, те кто остались в живых может и поедут, только это тоже вопрос. Причём, надо ни в коем случае не депортировать, а чтобы сами ехали и желательно с песнями. Хм... ладно, сначала туда едет армия. Тысяч десять, таких как Кинович поедут легко. В смысле, если Родина сказала надо, то солдат ответит — есть! Это и будет костяком армии. С ними, само собой, поедут семьи. Причём добровольно. Кто же сына, отца, брата, нужное подчеркнуть, одного оставит? Ещё какое-то количество обычных людей тоже поедет. Многие хотят иметь такое место на земле, которое можно назвать домом и, где по умолчанию не будет погромов. Прикинул, сколько может получиться, и вздохнул. Тысяч восемьдесят, сто... Чёрт... маловато будет. Как можно «мягко» убедить остальных? Я погрыз карандаш, потом покурил и опять уставился на листок. Мыслей не было никаких. Ещё и трофейный «Телефункен», отвлекая, что-то бубнил в углу про очередные достижения Советской культуры. Я обычно джаз слушаю, но тут перестроил, чтобы сводку услышать, да забыл обратно колёсико перекрутить. Присев перед бандурой приёмника, уже взялся за ручку, как вдруг неожиданно озарило. Пропаганда! Я то в своё время привык, что люди к любой пропаганде, начиная от рекламы и заканчивая планами правительства, относятся крайне скептически. Но сейчас ведь народ ей верит! Так, так, так... Плюхнувшись за стол, начал писать дальше. Значит, во всех газетах и выпусках радионовостей должны постоянно говорить о героическом еврейском народе и помогающем им небольшом контингенте Советских войск, изнывающих под ударами разных ваххабитов, науськиваемых английским империализмом. Стоп... ваххабиты не из этой оперы. Ну да ладно, после разберёмся, под чьими ударами они изнывают. Так вот, главный упор на героическое сопротивление. C драматическими примерами и душераздирающими фактами. Чтобы мальчишки начали бредить Израилем, а общественное мнение складывалось так, что к не желающему уезжать, могли подойти и спросить — как ты так можешь? Я, русский, еду туда добровольцем, а ты, еврей, не хочешь защищать свою страну? Ты что — трус? Так что при нормально поставленной пропаганде, советское большинство в тех местах обеспечить можно. Кстати, если так всё пойдёт, то и дела врачей и послевоенной волны антисемитизма можно будет избежать. Хотя бы потому, что практически не останется тех, против кого эту волну гнать можно. Угу... Теперь про сионистов. Давить их надо жёстко. Объявить вне закона, так же как нацистов и преследовать, где только возможно. Достав очередной лист, задумался над планом изведения еврейских националистов в ноль... Всю неделю просидел над своими листочками, чёркая и перечёркивая. Несколько раз бегал за консультацией к «высоколобым». Те, к визитам поначалу отнеслись очень насторожённо, но потом, поняв, что шутки с моей стороны на время отменяются, стали давать толковые советы. Кстати от них с огромным удивлением узнал, что сионизм не совсем то, что я думал. Это не только и не столько еврейский национализм, сколько движение за возвращение на историческую родину. Вот те, кто любыми способами, вплоть до уничтожения несогласных, призывают евреев всего мира рвануть на ПМЖ поближе к горе Сион, и есть сионисты. Обалдеть... Это как же получается — я теперь тоже сионист? Ведь на пару с отделом «Ближний Восток» железным пинком и недрогнувшей рукой планирую запихнуть всех иудеев, на историческую родину. Во бли-и-н. Кстати, получается в этом отделе тоже сплошные сионисты сидят. А по виду и не скажешь... От такой мысли, почувствовал полный душевный раздрай и, глядя в стеклянную дверцу шкафа на своё отражение, по примеру героя «Ширли-Мырли», мысленно примерил на себя чёрную еврейскую шапочку. Воображение у меня хорошее, поэтому от представленного, передёрнулся всем телом и быстренько сбежал в маленький спортзал, который располагался возле автомобильных боксов. Попинав часа два грушу, сумел отвлечься от отожествления себя с еврейскими нацистами и смог вернуться к рабочим выкладкам. А в понедельник, прихватив раздутую папку, торжественно попёрся к Колычеву. Вася при виде меня вытаращил глаза и уставился на трубку телефона, которую держал в руке. — Ты что — мысли на расстоянии читаешь? Я только сейчас тебе звонить хотел. Тебя товарищ комиссар госбезопасности второго ранга вызывает. Ага! Соскучился Иван Петрович! А может, просто испугался. Лисов ведь, целую неделю себя никак не проявлял. Вот он и насторожился, очередного фортеля ожидаючи. Стукнув пару раз в массивную дубовую дверь и, не дожидаясь ответа, вошёл в кабинет. — Здравия желаю, товарищ полковник! Ой! Извините, товарищ генерал-полковник! Это я так фрондерствовал с обращением, стараясь наедине называть командира армейским, а не гэбэшным званием. Хотя он и не возражал особо, тем более что с нового года все эти ранги будут упраздняться и приводится в соответствие обычным воинским званиям. Колычев, который стоял возле огромной, во всю стену карты мира, обернулся и, увидев меня, заулыбался: — О, Илья, что-то я давно о тебе не слышал. Признавайся, чего затихарился? Опять что-нибудь беззаконное готовишь? Я на эти слова, даже слегка обиделся. Пашешь тут, как конь, а тебя в каверзах подозревают... Поэтому, улыбаться в ответ не стал, а положив папку на стол, хмуро сказал: — Никак нет! Работал по вашему заданию. Вот, можете ознакомиться с результатами. Командир, подойдя ближе, развязал тесёмочки и, начав читать, только удивлённо хмыкнул. Пробежав несколько страниц, глянул на меня, сказав: — Молодец, товарищ подполковник! Очень хорошо! Но я с этим позже ознакомлюсь, а сейчас вызвал тебя по другому поводу. Ты помнишь, в сорок втором, в Крыму, немецкого танкиста пытался завербовать? Я тогда ещё сказал, что более худшей попытки и представить себе трудно... Ха! Ещё бы не помнить. Я этого наивного «африканца» в расход не пустил чисто из жалости. Уж очень он не от мира сего был, несмотря на Железный крест на пузе. Немчик, в Африке, воюя с англичанами, вовсю из себя рыцаря изображал и, приехав в отпуск к брату на Восточный фронт, полностью охренел от увиденного. Да и по-русски этот потомок Гогенштауфенов болтал достаточно свободно. Вот мы с ним сначала пообщались, а потом у меня рука не поднялась его резать. Я сделал вид, что его вербанул, он сделал вид, что согласился с вербовкой, и мы разбежались. Поэтому, пожав плечами, ответил: — Конечно, помню. А что, неужели эта царская морда, на связь вышла? — Гельмут фон Браун, или как ты выразился «царская морда», на связь вышел почти два месяца назад — ещё в середине октября. — Во как! А мне почему не сказали? Колычев на глупый вопрос даже отвечать не стал и продолжил: — За это время очень многое изменилось. Если в начале он выступал от небольшой группы своих друзей и родственников, то теперь, через него на нас вышли очень серьёзные люди. Несколько ведущих промышленников и часть генералитета Германии. На прошлой неделе, как ты знаешь, наши войска перешли границу СССР уже на всём её протяжении. Блокирование Румынии и вывод её из войны дело даже не месяцев, а недель. Финляндия, так же собирается подписать с нами договор. Видно, всё это немцев сильно подстегнуло к форсированию переговоров. Но фон Браун настаивает на присутствии в переговорном процессе некого «Колдуна», с которого у него всё и началось. Браун, к сегодняшнему дню, обладает уже достаточным весом, так что проигнорировать его просьбу мы не можем. Иван Петрович прошёлся по кабинету и, наконец, выложив пачку папирос на стол, предложил садиться. Закурив, он некоторое время молча смотрел на меня, а потом раздражённо спросил: — Что ты ему тогда такого наплёл, от чего этот аристократ к тебе, как к пророку относится? И остальные с его лёгкой руки тоже... Мы бы конечно могли проигнорировать и эту просьбу, да и вообще переговоры, но, в случае их удачного завершения, речь пойдёт о сохранении жизней сотен тысяч, если не миллионов наших солдат. Фигассе! Вот это номер! Слегка обалдев от этих цифр, поинтересовался: — А о чём переговоры? — Они готовы, в случае их удачного завершения, самостоятельно убрать Гитлера и его верхушку. А также, вести предварительный разговор об условиях капитуляции Германии. Вот так вот... Так, что ты тогда сказал этому танкисту? — Ничего особенного. Чуть-чуть предсказал будущее его страны и ещё немного приврал при этом. Да я уже не помню точно! Сколько времени прошло! Колычев катнул желваками и очень убедительно сказал: — Придётся всё вспомнить. И желательно дословно. От этого слишком многое зависит. И я, почесав начавший обрастать затылок, стал вспоминать, что же тогда буровил слегка помятому «языку». — Прощайте скалистые горы, на подвиг отчизна зовёт! Мы вышли в открытое море, мать его! В суровый и дальний поход... — Бе-е-е! Крепко держась за поручни «Звезды Дамаска», я, опасно свешиваясь за борт, активно стравливал в серо-свинцовые волны остатки обеда. А ведь в начале себя, как огурчик чувствовал. Что вчера вечером, что сегодня утром... Наверное, обеденная баранина была несвежая. Точно! При воспоминании о жирном, пахучем мясе, нырнул за поручни так, что стоявший рядом и страхующий занемогшего переговорщика, Олег Михеев, из группы сопровождения, попытался ухватить меня за шиворот и спасти от падения в Средиземное море. Я только ногой дрыгнул, показывая что выпадать не намерен, но и помехи в таком важном деле, как «травля», не потерплю. Мда... Всего через час после обеда, многоопытный Санин, видя мою зелёную физиономию, посоветовал выйти на палубу и подышать воздухом. — Лучше, конечно, песни петь во всё горло, это очень помогает при морской болезни. Только сам понимаешь, по-русски петь тут не рекомендуется. Да и по-немецки тоже... Поэтому, просто глубоко дыши. Сам Артём Сергеевич, крепкий мужчина лет пятидесяти, с внешностью английского лорда, на качку никак не реагировал. Свежепобритый и пахнущий одеколоном, глава Советской тайной делегации вообще производил впечатление человека, который и в открытом космосе без скафандра будет чувствовать себя комфортно. Я с дипломатами такого ранга ещё не сталкивался, но уже через час общения с Саниным готов был ходить за ним хвостиком и ловить каждое слово. Во, где умнейший мужик! По-моему, нет таких вещей, которых он не знает и не может квалифицированно о них рассказать. В общем, восхищение Советским дипломатическим корпусом в лице Санина, у меня просто зашкаливало. Чувствовалось, что этот человек фрицами на переговорах будет вертеть, как захочет. Особенно, когда каждое его слово подкреплено танковыми армиями, неудержимой волной накатывающими к границам третьего рейха. Поэтому, безропотно последовав совету старшего товарища, я выперся на палубу и начал там дышать. Да что там дышать! Я даже беззвучно пел, широко раскрывая рот. Сначала вроде даже помогло, вот только неожиданное воспоминание о варёной баранине, свело все усилия на нет. Хорошо, успел себя до поручней донести, не расплескав. А ведь как романтично всё начиналось... Высшее командование, взвесив все за и против, всё-таки решилось выпустить меня во Францию для переговоров. Разумеется, не на первых ролях. И даже не на вторых... Все беседы должен был вести Санин с помощником. Моя же миссия была, как у Кисы Воробьянинова во время создания «союза меча и орала» — вовремя шевелить бровями и надувать щёки. Нет, и меня, конечно, накачали по самое «не могу» возможными вариантами вопросов и ответов, только активное участие Лисова в переговорном процессе всё равно не планировалось. По словам Колычева, Сталин, узнав, что именно я говорил фон Брауну и на что немцы теперь рассчитывают, долго ругался по-грузински. Но потом успокоился и стал соображать, что можно сделать в такой ситуации. В конце концов, даже повеселел и к тому времени, когда меня вызвали к Главкому, уже составил план действий. От Лисова, в данном случае, требовалось многозначительно молчать в тряпочку, и только подтверждать свои ранее сказанные слова о зверствах англичан и французов. А так же о том, что Германия, несмотря на всё, что натворила на территории Союза, может восприниматься в дальнейшем как партнёр. Разумеется, после соблюдения всех условий договора, который им озвучит глава миссии. Несколько дней с Берией и Иваном Петровичем, разбирали, что и как я буду говорить, если спросят. А потом, уже в Кремле меня представили главе советской делегации Санину. Высокий, худощавый в отлично сидящем костюме, он производил сильное впечатление. Во всяком случае, таких франтов в этом времени, я ещё не видел. Глядя на него, сразу представлялись графы, сэры, званные балы, светские рауты и высочайшие приёмы. Но Верховный, к этому «графосэру», относился весьма уважительно и, через полчаса разговора, я понял, почему. Артём Сергеевич уверенно оперировал цифрами, фактами, событиями и прогнозами. Причём, без всяких шпаргалок. Было видно, что человек действительно знает, о чём говорит. В общем, Санин — мне понравился. А после разговора в Кремле, я был отвезён в спецчасть ХозУ при НКИДе. Там, сухопарая строгая дама, глядя на которую можно было с уверенностью сказать — «из бывших», подобрав мне штатскую одежду, в темпе начала обучать основам приличного поведения и политеса. Потерпев минут двадцать, я в конце концов не выдержал: — Мадам, не надо думать, что я буду ковыряться в носу и отрыгивать за столом. Да и званых обедов там тоже не намечается. А в какой руке держать нож или вилку, знаю с детства. Поверьте — не от сохи к вам попал. Так что, эту часть можно пропустить. Дама, приняв слова к сведению, посмотрела на меня уже другими глазами. Я, в ответ на этот взгляд, встав по стойке смирно, в стиле белогвардейских офицеров щёлкнул каблуками и коротко наклонил голову. Она усмехнулась, чему-то вздохнула и перешла к шмоткам. Вот тут мы с ней и поспорили. — Какой ужас, товарищ Лисов, как вы завязали галстук? Это что за неимоверная длина?! Дайте я перевяжу. Посмотрев, что получилось после перевязки, только скривился. Возможно, это конечно и модно, но носить галстук шириной с хорошую портянку и заканчивающийся на ладонь выше пупа, мне было в падлу. Поэтому, сдёрнув этот кошмар, я, как можно мягче, но убедительней сказал: — Таисия Львовна, дайте мне самый узкий и длинный из всех ваших галстуков. И костюм, если можно, поменяйте. Я и так не берёзка, а в этом двубортном вообще смотрюсь, как тяжёлый танк. Дама начала вякать, но когда я, перемерив кучу шмотья, уже устал и был готов согласиться с её доводами, неожиданно прекратила издевательства. Отойдя от меня шага на четыре, прищурилась и с удивлением произнесла: — Очень необычную вы подборку сделали. Непонятно как, но всё сочетается друг с другом. Чувствуется даже какой-то стиль... А я просто попробовал одеться, максимально приближено к тому, как это было принято в моём времени. Только галстуком, Таисия Львовна, опять осталась недовольна. Смирившись с длиной, она была неудовлетворённа способом ношения: — Илья Иванович, с ослабленным узлом и расстёгнутой верхней пуговицей, вы, извините, смотритесь — как шаромыжник. Так что, пожалуйста, исправьте это... Потом, склонив голову на бок, улыбнулась: — Ну, вот видите — очень приятный молодой человек. Теперь давайте займёмся верхней одеждой. От этих слов я обессилено плюхнулся на стул, но деваться было некуда и пришлось продолжать мучения дальше... До нового года оставалось меньше двух недель, когда вся наша команда загрузилась в самолёт и двинула в сторону Ирана. В Тегеране была ещё одна пересадка и почти через сутки пути, в Бейруте, мы сели на пароход, идущий до Марселя. По пути несколько раз меняли документы, и теперь представляли собой группу коммерсантов из Парагвая. На каком языке там народ изъясняется, я даже боюсь предположить, поэтому на людях старались молчать или говорить по-английски. Английский я знал достаточно хорошо, хотя, как сейчас выяснилось, уже хуже, чем немецкий. На языке противника, который выучил за эти два с половиной года войны, лопотал достаточно бодро и даже, как говорил Гусев, прослеживался лёгкий силезский акцент. Откуда он у меня взялся, ума не приложу, но попади я сейчас в немецкий госпиталь, совсем уж контуженного из себя мог не корчить. Хотя с другой стороны, тот же Серёга, после упоминания об акценте уточнил, что некоторые фразы, я строю очень хорошо и правильно, а в некоторых случаях, меня почти невозможно понять. То есть сам считаю, что шпарю высоким слогом, но собеседник, знающий язык, внутренне ухохатывается слушая мои изыски. Правда, я от этого не сильно расстроился — стихов на языке Гёте мне не писать, а непонимающему противнику всегда могу вбить свою точку зрения, рукояткой пистолета по башке. ...Всё. От обеда, похоже, избавился окончательно. Мутило ещё достаточно сильно, но, смачно сплюнув последний раз в мировой океан, решил вернуться в каюту, так как устал от этой рыгачки основательно. Подняв воротник пальто, пошёл вдоль длинного бокового прохода на палубе, по пути старательно обходя таких же, как и я бедолаг, перегнувшихся за леера и тщетно взывающих к Ихтиандру. Когда пришёл в каюту, неожиданно отпустило и, немного повошкавшись на узенькой койке, получилось уснуть. А наутро, наша замызганная лайба, гордо претендующая на звание парохода, уже входила в порт Марселя. Волнение на море успокоилось и теперь, по мере приближения к берегу, всё сильнее чувствовался запах мазута и рыбы. Чайки, мерзко орали, проносясь над самой головой, и Санин, бросив взгляд на небо, посоветовал встать под навес. Там уже кучковались какие-то арабы, в европейских одеждах и европейцы уголовного вида, в намотанных на шею куфиях. Тоже видать опытные — не в первый раз тут появляются, вот и расположились в укрытии. А человек десять французов, показали себя полными лохами и не спрятавшись в укрытие, подверглись прицельной бомбардировке со стороны чаек. Лягушатники и так галдели, как макаки, но тут вообще начали вопить что-то матерное в полный голос и моментально разбежались по каютам — чиститься. Некоторые фразы, возносимые гордыми галлами, морским птичкам, мне и так были понятны, без перевода. Дьябло это чёрт. Мерд — дерьмо. Кес ке теве — какого хера. А вот, что может обозначать таинственное — аэ кучон? Чтобы долго не ломать голову, поинтересовался у командира: — Господин Салье, а что это такое — аэ кучон? Франциск Салье, которым после всех превращений стал Санин, ухмыльнулся и ответил: — Эйр кошён, это — летающая свинья. Угу... Понятно. Подивившись бедности матерных выражений французского языка, на всякий случай встал поглубже под натянутую парусину, и продолжал наблюдать за приближающимся берегом... Мы сошли с парохода в числе последних. Немецкий таможенник с каменным выражением лица, сверил фотографию на паспорте с моей физиономией, поинтересовался причиной приезда и шлёпнул штамп, сказал: — Господин Кольем, добро пожаловать во Францию. Кивнув чиновнику, подхватил свой чемодан и двинул к нашим, которые собирались возле выхода. Пока шёл, пытался вспомнить, сколько раз за последнее время менял фамилии. Но запутался и плюнул, решив, что быть Себастьяном Кольемом тоже неплохо. Хуже если бы я стал каким-нибудь Хулио Пердильо... С другой стороны, тогда имя можно было бы показывать жестами. Ухмыльнувшись этой мысли, дошёл до ребят и мы, дождавшись Санина, который проходил таможню последним, пошли ловить мотор. Таксисты, шустро развозили приехавших, и парагвайские бизнесмены, загрузившись в две машины, поехали к гостинице «Пасифик», которая, зараза, как выяснилось, была у чёрта на рогах. Правда, расплатившись с водилами, Санин, в гостиницу нас не повёл, а уверенно двинулся к автобусу, возле которого тусовался немецкий гауптман. Артём Сергеевич, что-то вполголоса сказал фрицу и тот, резко оживившись, пригласил всех загружаться. Водитель тоже был не гражданский и, дождавшись, когда все рассядутся, плавно двинул «Мерседес» с места. На выезде из города, к нам пристроились два мотоциклиста, и я почувствовал смутное беспокойство. Но гауптман утешил, сказав, что это просто мера предосторожности. Извиняющимся голосом добавив: — В последнее время, бандиты всё чаше начали нападать на наши одиночные машины. Поэтому, конвой будет не лишним. Я очень этому удивился. Сначала представил себе экзотично одетых людей, вооружённых мушкетами и шпагами, выскакивающих из-за деревьев с требованием — «жизнь или кошелёк»!? Но потом понял, что с фрицем, мы просто разошлись в терминологии. Уточнил: — Бандиты — это макизары? Гауптман покраснел, кашлянул и подтвердил: — Да, они себя и так называют. Маки, или бойцы сопротивления... Потом невнятно извинился и сбежал поближе к водителю. Надо же — засмущался офицерик. Понял, что ляпнул не то, вот и свалил от греха подальше. Ещё немного поглядев в окно на кукольные пейзажи, я подсел к Санину и поинтересовался, куда мы катим. — Сейчас едем в Авиньон, это город на юге Франции, недалеко отсюда. А потом в Оранж. Они рядышком находятся, оба в провинции Прованс. Ититская сила! Как там Боярский пел — «Бургундия, Нормандия, Шампань или Прованс, и в ваших жилах тоже есть огонь»... Мда... Кто бы знал... Я и в прошлой жизни во Францию так и не съездил, всё больше на югах отдыхая. А уж в этом времени, пройтись по следам всех четырёх мушкетёров даже не рассчитывал... Конечная цель путешествия была известна только Артёму Сергеевичу, и теперь я фигел от экзотики одних только названий. Другой вопрос, а этот Оранж — далеко? Поёрзав, опять полез с вопросами к старшему. Оказалось, что он расположен километрах в десяти от Авиньона. Там находится штаб корпуса генерала Гальдериха, который и являлся, так сказать, обеспечивающей стороной. Я почему-то вообразил, что всё в его штабе и будет происходить. Ну, если заговор генералов, то где же ещё? Не в кабак ведь, в самом деле, переться для переговоров. Это же не Российских генералов заговор... Но оказалось, всё проще. В штаб, нас конечно же не повезли. Пропетляв по узким Оранжским улочкам, остановились возле симпатичного двухэтажного домика, который оказался гостиницей. Хозяйка — пожилая пухлая француженка, распространяя вокруг себя запах ванили, корицы и прочих вкусностей была предупреждена о нашем приезде. Она, пытаясь говорить по-английски, приглашала господ из Южной Америки располагаться в номерах и выходить через час к ужину, который к появлению гостей, сварганила собственноручно. Английский у неё правда был такой, что мы больше догадывались о том, что она говорила. Но про «пожрать», я понял сразу и безошибочно. И, похоже, не только я. Все моментально заулыбались и начали нюхать воздух, а потом, резво похватав барахло, двинули за хозяйкой-кормилицей на второй этаж — расселяться. Мда... Европа блин, а горячей воды нет. Причём, что характерно, её и не предусматривалось. Кран был только с одним барашком. Растерянно посмотрев на так называемую ванную комнату, с тоской вспомнил наши бани, которые даже на фронте присутствовали регулярно. Поминая нехорошим словом всех европейцев скопом и французов в частности, разделся, и нырнул под струю воды. Ё-ё-ё-п! Я вылетел из ванны с такой скоростью, что даже намокнуть, толком не успел. Маму вашу через шпиндель! Холодно! Покрывшись гусиной кожей, топтался, оставляя мокрые следы и соображая, что же делать дальше. Но мыться всё равно надо, поэтому, переведя дух, с ненавистью посмотрел на кран, готовясь ко второй попытке. Тут в дверь постучали. Завернувшись в полотенце, разрешил войти. Думал кто-то из наших припёрся, а оказывается это худой и мелкий старикашка-француз, с давешним гауптманом ко мне ломятся. Старикан, удивлённо глядя на задрапированную тушку говорил, а фриц переводил, что они сейчас, для того чтобы господа бизнесмены могли помыться с дороги, дадут горячую воду и чтобы я наполнял ванну. От этих слов, меня чуть кондрашка не хватила. Ну, паразиты и где спрашивается раньше, с этими новостями были?! Хотя тут я сам виноват... Правда, даже не двинув бровью, невозмутимо кивнул, как будто давно знал про все сантехнические заморочки и гордо задрав нос, пояснил, что для поднятия общего тонуса организма привык перед обычной помывкой, принимать ледяной душ. Немец на это только уважительно покрутил головой и напомнив про ужин, пошёл дальше. А я рванул в эту долбаную ванну — греться. На ужин было много разных вкусняшек, но все микроскопическими порциями. Вспомнив инструктаж, не стал требовать побольше хлеба. Оказывается, только наши много хлеба за столом едят, а всем остальным, чтобы покушать достаточно крохотного полупрозрачного кусочка. Э-э-эх! Немочь тараканья! Даже в этом у них, всё не как у людей. А после вечернего перекуса, за нами пришла машина. Длинный как лимузин «Хорьх», чёрного цвета. Санин, его компаньон и я, загрузились в пахнущий кожей салон и покатили на первую встречу с фрицами. Ребята из охраны, остались в гостинице балдеть и отдыхать. Я им тут же начал завидовать, так как изображать из себя Воробьянинова мне было не комильфо. C другой стороны, находиться на таких переговорах достаточно интересно, даже в виде статиста. Было часов десять, когда доехали до небольшого особнячка и, пройдя через грамотно организованную охрану, оказались в конференц-зале. Ну, это я его так обозвал, а в натуре это была просто здоровенная комната с камином, огромным столом и большим чучелом земли — глобусом, стоящим в углу. Нас уже ждали. Высокий сухощавый немец в генеральском мундире поприветствовал вошедших и предложив садиться, представил присутствующих. Длинный, оказался тем самым Гальдерихом, который и являлся хозяином. Ещё один генерал — фон Либиц, был из генштаба. Двое гражданских, являлись делегатами капитала. А в частности — Крупа, Тиссена, «ИГ Фарбениндустри» и Боша. Как они вдвоём могли представлять всех германских промышленных монстров, я не понял но, вспомнив знаменитого Труффальдино, перестал заморачиваться на эту тему, тем более что пятым, был представлен мой старый знакомец — Гельмут фон Браун. Эта царская морда, щеголял уже в погонах оберст-лейтенанта и за время прошедшее от нашей последней встречи, наел себе неплохую шайбу. Увидев меня, Браун расплылся в улыбке, и руку пожал как другу старинному, правда, всё время косился на одного из гражданских, по фамилии Гаусс. Я это себе на заметку взял. Уж очень физиономия у Гельмута была многозначительная, когда мы с ним здоровались. Что-то он этому Гауссу явно рассказал и теперь обращал его внимание на меня. С чего бы вдруг? Видно не совсем это обычный гражданский... Когда уселись за стол, шепнул о своих наблюдениях Санину. Тот, улыбнувшись, тихо ответил: — Не суетись, я знаю. Что именно он знает, так и осталось не выясненным, так как начались сами переговоры. Сначала Гальдерих толкнул речугу, в которой выражал радость оттого, что эти переговоры вообще состоялись и выразил надежду на то, что делегаты сумеют прийти к соглашениям, устаивающим обе стороны. Потом высказался Артём Сергеевич. Он почти повторил слова генерала, но по-моему более красиво. Дальше стороны начали потихоньку прощупывать позиции друг друга. Фрицы осторожно интересовались суммами репараций и по каким критериям мы будем составлять списки военных преступников. Грозит ли Германии полная Советизация или может всё обойдётся малой кровью. Что будет с частной собственностью? И насколько широко в бывшем третьем рейхе, будет актуальна идея «экспроприации экспроприаторов»? Санин, отвечал уверенно, вежливо улыбаясь, но все возражения немчуры давил с мощью асфальтового катка. Фрицы только пищали, как лягушки под бегемотом, но против логики и реалий, сильно возражать не могли. Они были людьми трезвомыслящими и словам Геббельса о том, что не нога вражеского солдата не ступит на территорию Германии, уже не верили. Хотя бы потому, что эти ноги обутые в хорошие сапоги (Сталин, постарался приодеть армию, чтобы не ударить в грязь лицом перед Европой) уже вовсю топали по землям, находящимся за границей СССР. А террор-группы Прибалтийских и Белорусских фронтов, даже начали шалить на территории Восточной Пруссии. Гитлера, говорят, после их первых диверсий в тех местах, чуть удар не хватил и показывая генералитету своё недовольство, он сожрал половину ковра в Рейхсканцелярии. Так что хоть капитуляция и планировалась на определённых условиях, но вот рамки этих условий были очень узкими. Совершенно ни у кого не оставалось сомнений, что Германию мы дожмем, причём до осени следующего года. Вопрос в основном стоял, только в сохранении жизней тех людей, которым ещё предстоит погибнуть. Я не знаю, сколько наших ребят полегло в последний год войны в моём времени — один, два миллиона, но сегодняшними переговорами, необходимо было свести цифру потерь до минимума. Особенно обидно, что уже всё было ясно, но вот фрицы сопротивлялись с яростью загнанной в угол крысы. Под Кенигсбергом, это я из мемуаров знаю, отстреливались уже стоя по пояс в воде, но не сдавались. И дрались уже вовсе не за Гитлера, а за свои семьи. После того, что они натворили у нас, немцы были твёрдо уверены, что русские всю Германию в блин раскатают и превратят в безжизненную пустыню. Только вот менталитет славянский при этом не учитывали... Ну, не воюем мы с побеждённым противником, нет у нас этого в крови. Даже у человека потерявшего всю семью из-за войны, рука не поднимется зарезать безоружную немку или пристрелить ребёнка. Это он сейчас, себя яростью накачивая, может представлять, что сделает со всеми гитлеровскими выкормышами. Но когда до дела дойдёт, когда перед ним будет стоять какая-нибудь тётка с ребятишками, то он максимум плюнет и уйдёт. А ещё вернее, поделится с ней продуктами из тощего солдатского сидора. Поэтому, когда прозвучал вопрос о возможных массовых репрессиях населения Германии, Санин спокойно ответил, что никакого геноцида немцев, со стороны СССР не будет. А когда немцы захотели гарантий, ответил: — Наши танки возле Рейхстага могут являться самой надёжной гарантией. Но когда они там встанут, капитуляция будет только безоговорочной! А в том, что Советские войска войдут в Берлин ни у кого уже сомнений нет. Вы прекрасно осведомлены как складывается ситуация на фронтах. Но сейчас, у нас ещё есть шанс, спасти миллионы жизней с обеих сторон. Именно поэтому, наше правительство приняло решение к ведению переговоров. И ещё хочу напомнить, что СССР заключив договор, всегда соблюдало его дух и букву. В отличие от некоторых мировых держав, моя страна никогда не отступала от принятых на себя обязательств. Как он фрицев мордой ткнул! Это Артём Сергеевич, им про договор Молотова-Риббентропа напомнил, который фюрер похерил в одностороннем порядке. Немцы только закряхтели, но возразить было совершенно нечего. Чтобы несколько сгладить возникшую паузу, Гальдерих предложил сделать перерыв и слегка закусить. С нашей стороны возражений не последовало и в зал занесли подносы с напитками и бутербродами. Но я к бутерам не пошёл, а поймав фон Брауна под локоток, отвёл его к камину. Глядя на вежливо улыбающуюся физиономию Гельмута, не менее вежливо спросил: — Ответь-ка мне любезный друг на один вопрос... Подполковник кивнул, и я резко сменив тон продолжил: — Какого чёрта ты меня вытащил на эти переговоры? Или ты думаешь, мне очень интересно, как именно бывший третий Рейх собирается лечь под победителя? Так я знал, что это случится, ещё задолго до начала войны. И тебе, кстати, про это сказал. Но так как детали капитуляции сейчас обсуждают компетентные люди, то возникает тот самый вопрос — для чего Я тебе понадобился? Учти, в политику «Колдун» старается не лезть, и не надо его на это толкать. Я ведь могу рассердиться и, тогда события выйдут из-под контроля, а от Германии не останется ничего, кроме нескольких строк в учебниках истории... Ну, зачем хотел встречи? Набычившись, я смотрел в светло-синие, растерянные глаза Гельмута. Похоже, понт удался. Во всяком случае, сыграть раздражение у меня хорошо получилось. Эх, и задаст мне Санин, если задумка не выгорит! Хотя этот вариант и предусматривался при подготовке, но должен был пройти несколько по-другому — согласно всем протоколам. Но разводить долгие антимонии я не умею, и поэтому решил довериться интуиции. Так что теперь, Артём Сергеевич, который был совершенно не в курсе моего демарша, издалека удивлённо поглядывает на беседующую парочку. Да и не только он. Гаусс тоже внимательно следил за нашими перемещениями. Кстати именно из-за этого человека в цивильном прикиде, я и затеял разборку с Брауном. У меня всё нутро вопило что, во-первых, он не тот за кого себя выдаёт, а во-вторых, именно он и является среди немцев главным, хоть и сидел всю дорогу скромно в уголке. Браун растерянно оглянулся, видно затрудняясь с ответом, но я раздражённо хмыкнув, посоветовал: — Ты не крутись, а отвечай. Немец кашлянув осторожно ответил: — Видите ли, господин Иванов — (когда шло знакомство, меня представили фрицам этой самой распространённой русской фамилией) — я вовсе не хочу втягивать вас в политику. Просто при первой встрече вы мне показались настоящим солдатом и человеком чести. Вот я и хотел именно для себя уяснить, что же может ожидать мою Родину в ближайшем будущем. Конечно, договариваться это дело дипломатов, но я думаю, что разговор с вами, поможет мне определиться с окончательным выбором позиции... — Та-а-к... То есть ты для себя ещё ничего не решил? И если мои слова тебе не понравятся, то за любимого фюрера умереть готов? Гельмут отрицательно мотнул головой сказав: — Для себя я всё решил, поэтому и связался с Советским командованием. Но сейчас решается судьба моего народа и я, как потомок древнего рода Гогенштауфенов, не могу сделать ошибку. Подполковник помялся и продолжил: — Я и мои люди не сомневаются в вашем даре предвидеть будущее. И когда в начале сорок второго вы рассказывали о массовых бомбардировках наших городов, о создании фольксштурма, о тотальной мобилизации, я почему-то поверил сразу. В рассказ об английских концлагерях, тоже поверил, зная, что они их ещё с Англо-Бурской войны практикуют. Но вот когда вы говорили про зверства англо-американских войск относительно мирного населения, у вас глаза стали другими. Извините... ТОГДА я в это не поверил. И до последнего времени думал, что скорее всего, мою страну ожидают неслыханные репарации, фюрер и его окружение будут подвергнуты суду, а от Германии, в пользу стран победителей, как и после Версальского договора, отойдёт ещё часть территорий... Я только носом на это покрутил. Ну надо же, какие фрицы прозорливые пошли. Даже потерю части страны предусмотрели. А так как Браун после своих слов, пялился на меня в ожидании ответа, сказал: — Вообще-то вы, со своими товарищами, мыслили в правильном направлении. Только упустили несколько нюансов. У Германии не просто заберут часть земель, а разделят её по числу союзников на четыре части. Причём это будет не наша инициатива — Черчилль решит навсегда обезопасить свой остров от претензий с востока и продавит эту идею. Так что больше половины территории Германии, отойдёт к СССР. Английская и американские зоны оккупации со временем сольются в одну. А вот французская... Как ты думаешь, простят они вам Эльзас и Лотарингию? Так что французской Германии просто не будет, а будут новые земли Франции, с которых изгнали, или ассимилировали всех бошей. Но даже не это главное. Главное, что на своей части Германии, союзники приведут в действие план Моргентау. А, так ты про него уже слышал? Ну и как тебе? Немец только желваки катнул, а я вспомнил, как сам озвезденел, когда при подготовке к переговорам мне дали прочесть этот документ, состряпанный министром финансов США. Причём озвезденел, это очень мягко сказано. Единственно, что тогда смог, ошарашено посмотреть на Колычева и на всякий случай отмазаться: — Я тут не при чём! Тогда это всё придумал просто так, фрица попугать! И американцем точно эту идею не подкидывал. Да я вообще ни с кем из союзников и не сталкивался, вы же знаете! Иван Петрович видя, что я не на шутку заволновался, успокоил, сказав, что иногда самые мрачные пророчества имеют свойство сбываться. В моём времени этот план, судя по всему не прошёл, поэтому я про Моргентау и не знаю, но сейчас он разрабатывается союзниками как основной. Мда... Не позавидуешь фрицам. То-то они так резко на переговоры решились. Видно, как только немецкая разведка подсуетилась и копию этой людоедского замысла донесла до своих, тут то их и заколбасило... А задумка была наподобие той, что америкосы хотели сделать с моей Родиной в будущем. То есть полное раздробление страны, превращение её в абсолютно аграрную и отсталую банановую республику. Ну и конечно же геноцид населения, куда ж без него. Только у немцев вроде даже планировалась принудительная кастрация. Этот момент был описан несколько смутно, поэтому я его не совсем понял, но искусственное сокращение рождаемости, предусматривалось точно. А планировалось всё преподнести, как наказание Германии за нацизм. Ну, чтобы обычные люди не начали проводить параллели между гитлеровским режимом и действиями американцев. Так сказать для успокоения общественного мнения... Поэтому сейчас я и уточнил у оберст-лейтенанта: — Так какой тебе план больше нравится? Наш, или союзников? А может ты просто боишься, что мы пообещав одно, будем делать другое? Но СССР, как уже говорили, всегда соблюдает принятые на себя обязательства. Браун слушал меня внимательно и когда я замолк, напряжённо сказал: — Вот именно это я и хотел бы с вами обговорить. — С нами, это с нашей делегацией? — Нет, именно с вами господин Иванов. — Так о чём разговор? Заходи завтра в гостиницу, прогуляемся, поговорим! «Царская морда» от такого предложения настолько опешил, что несколько секунд, мог только молча хлопать глазами, но достаточно быстро взял себя в руки. Очередной раз оглянувшись, немец предложил: — А если к нам присоединиться ещё один человек, вы не будете возражать? Знаем мы, что за хмыря ты хочешь привести на беседу. Не зря же всё время на него оглядываешься. Ох и не простой человек этот Гаусс. И с глазу на глаз, с ним разговор совершенно не хочется вести. Пусть этим Санин занимается, а я уж как-нибудь с оберст-лейтенантом сам поговорю. Так и ответил: — Буду. От вашего Гаусса просто воняет деньгами и интригами. А я человек прямой, вы же не забыли — я подмигнул Гельмуту — и как солдат с солдатом готов разговаривать только с вами. Фриц удивлённо пожевал губами и поинтересовался: — А как вы догадались что это будет Гаусс? Я только презрительно хмыкнул, а собеседник понятливо закивал, типа ну конечно, как же до него сразу не дошло, он ведь с провидцем разговаривает... Подойдя к нашим, напоролся на твёрдый взгляд Санина. Он вопросительно шевельнул бровью, но я только слегка поморщился и махнул рукой — мол ничего особенного. Артём Сергеевич нахмурился, но все уже рассаживались и беседа с дипломатом, автоматически отложилась на потом. Вторая часть переговоров мало отличалась от первой и часа в два ночи, мы решили взять тайм аут и продолжить переговоры завтра. Пока ехали в гостиницу, Санин молчал как партизан, только иногда поглядывая в мою сторону. Зато когда приехали, он пропустив всех внутрь, остановил меня возле порога и подхватив под руку, потащил к маленькой скамейке стоящей через дорогу. Усевшись, поставил трость между колен и спросил: — Ну, Илья Иванович, а теперь рассказывайте, что за внезапный разговор у вас произошёл с фон Брауном? Я сел рядом и закурив довольно неплохую французскую сигарету стал рассказывать... Когда закончил, Артём Сергеевич пару минут помолчав уточнил: — Значит вы собираетесь встретиться с ним сегодня днём? — Но ведь именно для этого он и настаивал на моём присутствии... — Тогда дальше продолжайте действовать в том же ключе. Выстраивайте разговор по принципу беседы старшего с младшим. Он вам жизнью обязан, да плюс верит, что вы не совсем обычный человек. Причём настолько необычный, что Браун, должен к вам относиться с нескрываемым пиететом. Пусть это и случайность, но вы в своё время смогли очень точно спрогнозировать будущие события. Ставя себя на место оберст-лейтенанта, даже я не знал бы, как себя вести с таким пророком. А немцы все склонны верить в сверхъестественное, так что немного мистики не повредит в переговорах с тевтонцем. Только постарайтесь не отклонятся от заранее разработанных вариантов. — Постараюсь... Кстати, вы не знаете, кто этот Гаусс? Мне кажется за ним стоят не только промышленники. Санин хмыкнул, одобрительно посмотрев на меня и, ответил: — У вас очень хорошо развита интуиция. Как вы его сразу вычислили... Видите ли, в чём дело — в Германии всегда было два мощных течения — одно проанглийское, одно пророссийское. С приходом Гитлера к власти, помимо националистов, верх одержало именно проанглийское лобби. Не зря же гитлеровские мистики объявили англичан арийской расой. Ну да вы это и сами знаете... А сейчас, когда наши войска вошли за территорию Советского Союза, начали поднимать голову сторонники мира с СССР. Раньше, когда вермахт был под Москвой всех, в общем, всё устраивало, но теперь, они вспомнили свои старые предпочтения и готовы к диалогу. Вот Гаусс и является их представителем. Кстати, по нашим сведениям, большинство влиятельных немцев, по сей день склоняется в сторону Англии и если на фронте мы хоть немного сбавим напор, то они успеют договориться с лимонниками. Германскую элиту, даже план Моргентау не останавливает. Правда, сами англичане ещё не готовы к высадке на материк, а американцы тоже достаточно сильно завязли на Тихоокеанском ТВД. Так что сейчас в основном от нас требуется не сбавлять темп наступления. Чем большую территорию Европы мы освободим, тем больший вес наша страна приобретёт на международной арене. А так как сильных уважают и прислушиваются, то количество англофилов в той же Германии станет гораздо меньше. И ваш завтрашний разговор с фон Брауном тоже может сыграть свою роль. Вы возможно будете удивлены, но вот такие личные встречи могут оказать большое влияние на конечный результат переговоров... Единственно, что меня ещё несколько волнует, так это ваше знание языка. Вы Илья Иванович извините, но иногда очень тяжело понять, что вы говорите. О, ещё один критик! А мне самому кажется, что чешу по-немецки очень даже ничего. Не Кант конечно, но всё-таки... Только вот почему-то каждый носом ткнуть норовит, то в неправильное произношение, то в смешное построение фраз. А я до всех этих артиклей и сложноподчинённых местоимений сам доходил, при помощи Марата, Серёги и старенького учебника немецкого языка, для восьмого класса гимназии. В этом долбаном учебнике, даже по-русски все слова с ятями писались, из-за чего приходилось особенно тяжко. Но, язык, считаю, выучил — во всяком случае пленные, меня понимали. Поэтому, на слова Санина, брюзгливо ответил: — Браун, по-русски хорошо шпрехает. Где не поймёт, всегда переспросить сможет... Артём Сергеевич, примирительно подняв руки, сказал, что тогда по этому поводу, все свои тревоги он убирает. Посидев ещё несколько минут на лавочке, мы наконец решили пойти баиньки, так как спать хотелось до одури. |
|
|