"Агей" - читать интересную книгу автора (Бахревский Владислав Анатольевич)

Сочинение

Тетрадь новехонькая. Агею всегда было жалко начинать новую тетрадь. У листка бумаги, как и у человека, есть судьба. На одном листке будет «Война и мир», а на другом – школьное сочинение, плохо пересказанный учебник с ошибками всех родов: грамматическими, синтаксическими, стилистическими, фактическими…

Все уже писали. Агей покосился на соседа и взял ручку.

Искусство слова. Метафоры, сравнения, чего там еще – гиперболы… Он не помнил точно формулировок всех этих художественных средств. Гипербола – преувеличение. Шаровары шириной с Черное море. Проще всего сравнение. Тупой, как… колун. Острый, как бритва.

Ему вдруг вспомнился старик Муса. Дедушкина лошадь сломала ногу, и снизу, из аула, приехал костоправ. Он, оглаживая, ощупал больное место, сложил сломанные кости, прибинтовал к ноге лубяные дощечки, дал лошади в питье мумиё, прочитал заклинание, и через две недели лошадь была здорова.

– Муса, – спросил костоправа дедушка, – я видел, как ты ловко, умеючи нащупываешь и складываешь сломанные кости, как ты туго, но не повреждая кровотока, бинтуешь. О том, что мумиё помогает быстрейшему сращиванию переломов, я тоже знаю. Ну, а какую роль во всем этом лечении имеет заговор? Лошадь слов не понимает.

– Хе! – засмеялся Муса. – Хе! Так лечил мой отец, мой дед, дед деда. Без слова нельзя. Без слова, может, будет скакать, а может, и не будет, а со словом всегда будет.

Вот и думал теперь Агей: это сколько надо было слов перебрать, чтоб найти единственные, исцеляющие. Древние люди были терпеливы, они умели из многого отбирать полезное, из полезного необходимое, то, что имеет силу. В древности «солнце останавливали словом, словом – разрушали города». Правда, только разрушали… Наверное, надо было еще искать да искать, чтоб слово научилось строить города. Искать не стали… Людей на земле прибывало, полагаться на человеческие руки было надежнее.

– Богатов, все работают, – сказала Валентина Валентиновна. Агей послушно вывел на чистом листе: «Сочинение», потом ниже: «Искусство слова».

И уже по инерции: «Искусство слова есть высшее искусство человеческой деятельности. Это неверно, что человека создал труд. Бобры трудятся, слоны трудятся, кроты прокапывают тоннели, а муравьи и пчелы объемом труда превосходят человека. Человека создало слово. В древности потому и развилось знахарство, что люди верили в могущество слова. Люди искали такие слова, которые могли лечить болезни и раны, могли защитить от врага, остановить зверя. Я уверен: эпоха высшего развития слова у человечества осталась в далеком прошлом. Мы же верим только в технику».

Он написал это за две минуты и понял, что сказал все. Отложил ручку. Потом и тетрадь закрыл.

– Уже готово? – Валентина Валентиновна вскинула на Агея насмешливые свои глаза.

Агей пожал плечами.

– Коли вы так спешите на воздух, идите дышите.

Он положил тетрадь на край стола, взял сумку и вышел из кабинета.

Видел – им недовольны, но не понимал – почему. В коридоре было пусто. Подошел к окну.

На стадионе мальчишки играли в футбол. Мяч метался в ногах, словно искал выхода из коварно сплетенного лабиринта. Агей следил за мячом одними глазами, он думал об искусстве слова.

Все-таки надо было сказать и о стихах, процитировать любимые строки Виталия Михайловича.

В светлую минуту дедушка, молодея лицом и глазами, читает одно и то же коротенькое стихотворение Бунина.

Вся в снегу, кудрявом, благовонном,Вся-то ты гудишь блаженным звономПчел и ос, завистливых и злых…Старишься, подруга дорогая?Не беда. Вот будет ли такаяМолодая старость у других!

Дедушка читает стихи ласково, словно поглаживает слова, а голос у него звенит: бунтует былая молодость, былое счастье. У Агея всякий раз навертывались на глаза слезы от этих стихов и от этого чтения.

– Благовонном, блаженным звоном, – сказал тихонько Агей.

Слова были тяжелы, как золотые слитки. У них было нутро, гудящее звоном. Ладно! Здесь чудо звучания. А какое чудо в последних строках?

Старишься, подруга дорогая?Не беда…

Что тут невероятного? Самые обычные слова. И рифма – проще не бывает: дорогая – такая, злых – других.

А чудо все-таки происходит.

Совершилось однажды, и теперь – обитает в мире.

Прозвенел звонок. Ребята вываливались из кабинета, шли гурьбой в другой кабинет. И Агей пошел за ними и занял свое место в третьем ряду, у стены. Вот только успокоиться никак не мог. Не так надо было писать сочинение! Заговоры это заговоры. Они предназначены для дела и для тела. Они же вместо лекарств. А стихи? Стихи как цветы. Они просто есть на белом свете, и все. Их множество. Но очень жаль, если ты пройдешь мимо.

Четвероногие, как вымя,Торчком,С глазами кровяными,По-псиному разинув рты –В горячечном, в горчичном дымеСтояли поздние цветы.

Эти стихи показал Агею дедушка, и Агей с одного чтения запомнил их на всю жизнь.

– Богатов!

Вздрогнул. Учительница и класс смотрели на него. Вспомнил – надо встать. Встал.

– Вы слышали мой вопрос?

– Нет.

– Вы спать пришли на урок? На уроках учатся, молодой человек.

– Я не спал, я думал.

– О чем же?

– Я думал об искусстве слова. Класс взорвался дружным хохотом.

– Вы еще и клоун? Садитесь. Два

Кровь прилила к лицу. Противно вспотели ладони. Агей, озираясь на смеющихся ребят, сел. Он не понимал. Почему смеются? Почему – два?

На перемене к нему подошли Рябов и Курочка.

– Мы не близнецы, – сказали они. – Мы – Курочка Ряба. А тебя как зовут?

– Агей.

– А-а-гей? – удивилась Курочка Ряба. – Да ведь ты воистину наш. У нас в седьмом «В» все маленько того! Кто Чудик, кто Крамарь…

– Заткнитесь, надоело! – Златокудрая девочка, пробегая мимо, сверкнула в их сторону очень и очень сердитыми, прямо-таки кошачьими глазищами.

– Наша красавица! – дружно, громко вздохнула Курочка Ряба.

– Пошли раздеваться, – сказал Курочка.

– Почему?

– Потому что – физкультура. Да, мы к тебе, собственно, вот по какому делу. Ты человек новый – рассудишь как следует. У нас с Рябовым спор. Он говорит, что в общей арифметической тетради клеток не больше трех сотен тысяч, а я говорю – миллион. Рябов ставит рубль, а у меня только полтинник. Добавляй полтинник, и его рубль наш.

Агей нахмурился, потом улыбнулся. Взял из рук Рябова тетрадь, открыл. Прищурился, глянул вдоль листа, потом сверху вниз.

– Мы не выиграем у него рубль.

– Да ты что? Толстенная тетрадь. Голову на отсечение – дело верное. Рябов и сам понимает, что проиграл, да только он у нас упрямый, как бык.

– Тридцать три строки на сорок две – 1386. Листов 96. Значит, умножаем на 192. В этой тетради 266112 клеток, – сказал Агей. – А если вам деньги нужны, возьмите, у меня вот сорок копеек есть.

– Ну ты даешь! – сказал Курочка. – С Памира, а соображает. Ты, брат, первый, кто не попался на нашу удочку. Поздравляем.

И они сделали перед ним реверанс.