"Агей" - читать интересную книгу автора (Бахревский Владислав Анатольевич)Пионерский сборВ учительской было шумно, как в классе. – С моими ребятами не соскучишься! – смеялся Вячеслав Николаевич. – Пройдут всю программу за полгода – вот вам и ускорение! – Что вы радуетесь, как школьник! – строго сказала Вера Ивановна. – А если действительно пройдут, что тогда? – Тогда мы покупаем билеты до Хорога и наш милый Снежный Человек знакомит нас с Памиром. – Это было бы чудесно! – сияла Алла Харитоновна. – Класс работает, удесятерив силы, а выигранное время – на знакомство со страной. С предприятиями. С жизнью колхозов. Вот тогда ребята действительно могли бы избирать свой путь не наугад, не по желанию родителей, а зная, чего они хотят. – Фантасты! – совсем рассердилась Вера Ивановна. – Фантасты! И тут в учительскую вошла пионервожатая Зина вместе с ветераном войны. – Дядя Костя! – удивилась Алла Харитоновна. – Здравствуй, Алла! Вот, рассказать позвали. А я думаю, чего ж не рассказать. – Ах, дядя Костя, вы же у нас и герой, и мастер замечательный. – Не отрицаю. – Лицо у дяди Кости стало серьезным, даже строгим. Таким он и предстал перед седьмым «В». Усыхающий старичок с голубенькими мальчишескими глазами и по-мальчишески же задранным подбородком. – Встреча! – объявила пионервожатая Зина. – На нашем пионерском сборе один из героев Великой Отечественной войны Константин Иванович Стригун. – Вот именно – стригун, – утвердительно закивал головой дядя Костя и вынул из кармана потертый кисет. – Времен войны? – спросил Вова. – Вот именно, – согласился дядя Костя и принялся доставать из кисета ордена. – Три Боевого Красного Знамени, – подсчитывал Вова, – три Красной Звезды, орден Отечественной войны первой степени и еще один, тоже первой степени. – Этот я получил недавно. – Дядя Костя отложил орден в сторонку. – Как видите, на фронте я от дела не бегал. Поднялась рука. У Зины в глазах мелькнула тревога: вопрос задавал Курочка. – Дядя Костя, – спросил он, – а вы на войне тоже были парикмахером? – Как ты смеешь? Немедленно садись! – У Зины даже слезы на глаза навернулись. А дядя Костя просиял. – Был я на войне парикмахером! Один, правда, день всего, но был! Вызывает меня спозаранок генерал, командир дивизии, и говорит: «Был слух, что вы, товарищ лейтенант, в Москве в «Метрополе» работали до войны». – «Так точно, – отвечаю, – стажировался». – «Дела своего не забыли?» – «Никак нет! Я в своей роте отличившихся бойцов сам и брею и стригу!» – «Всякое, – говорит, – на войне бывает». И дает мне задание: срочно явиться в штаб фронта. Таким вот образом довелось мне, ребята, поработать над головой известнейшего нашего маршала. Его парикмахер заболел, а тут из Москвы весть: едут союзники. – А какой маршал-то? – не утерпел Вова. – Секрет! – улыбнулся дядя Костя. – Военная тайна, что ли? – Какая тут может быть тайна? Это мой секрет! Вы вот теперь поглядите на маршалов Великой Отечественной и будете думать, не этого ли стриг и брил наш дядя Костя? Ребята засмеялись, а старый парикмахер собрал ордена в кисет. – А теперь я расскажу вам о своей работе. Кто-то с «Камчатки» присвистнул. – Ребята! – вскочила пионервожатая. – Не волнуйся, Зина, – успокоил ее дядя Костя. – Дети хотят знать, за что ордена дают. Желание понятное. Но вот какое дело! О войне я никогда и никому не рассказывал. Зарок у меня такой. Я ее похоронил в себе. И дай бог, если она со мною в землю сойдет навеки… Скажете – чудак! А я и сам знаю, что чудак, но слово держу… Ну, а про мое ремесло я прошу вас послушать меня. Просто очень вас прошу. Дядя Костя почему-то поклонился, и класс затих. – Вот вы думаете: ну что такое – парикмахер! Так, приложение жизни… Может, и правильно думаете. Но есть тут этакий коленкор. Вот Пушкин. Брит, с бакенбардами. А ведь отрасти он усы, бороду, прическу смени – другой был бы человек. Или Гоголь. Есть рисунки, где он стрижен и с модным коком. Такого Гоголя мы не знаем. Мы знаем нашего Гоголя и нашего Пушкина. И других нам не надо. Не согласимся на других. А ведь образы этих великих людей, конечно, в первую очередь сотворены их талантом, но еще и парикмахерами. Так что я на свою работу смотрю как на очень достойную. Взять современных людей. Нас, сегодняшних, ни с кем не спутаешь. А через чьи руки все эти головы-то прошли? То-то и оно! Дядя Костя улыбнулся и вдруг скинул пиджак, а под пиджаком на нем оказался тонкий белый халат. – Если желаете, сотворю на ваших глазах чудо! – Он очень остро побежал глазами по ребячьим головам. – Вот вы – желаете? – Я? – Ульяна встала, вспыхнула, села и опять встала. – Желаю! И чудо совершилось. – Ульяна! – ахнула Крамарь. – Да ты как… парижанка! Все захлопали, а сияющий дядя Костя сначала раскланялся, а потом решительно замахал руками. – Обижаете! При чем тут Париж? Это наша работа, местная. Вот здесь она, собака, зарыта. Дядя Костя нахмурился, убрал инструменты, надел пиджак. Ребята ждали рассказа про собаку. – Мы приучены, что лучшая жизнь – в столицах. Оттого и стрижем плохо, тротуары подметаем кое-как, сошьем костюм – куры и те смеются. Я с такой жизнью всю свою жизнь – несогласный! Пусть хоть и из Парижа приезжают, поглядят на головы женщин в нашем городе – загляденье! Загляденье ведь? – Загляденье! – согласились девочки. – Вот! А что москвичи берут с собой, покидая наш город? Конечно, фрукты и обязательно хлеб. То заслуга Матвея Матвеевича. Нашего булочника. – В каждом бы деле так! – сказал Годунов. – Золотые слова! Потому и пришел к вам. Помните, ребята, какие мы, такая и жизнь у нас. Ну а если кому-то по душе парикмахерское дело, прошу ко мне в ученики. – И беспомощно поглядел на Зину. – Веничек бы надо, насорили мы тут чуток. Сор убрали, сбор продолжался. – Вторым вопросом, – объявила Зина, – прием в пионеры Агея Богатова. Учебой, успехами в спорте, общественной работой – хорошо собирал металлолом – Богатов доказал свое право носить красный галстук. Дайте клятву пионера, Богатов! Агей почувствовал себя деревянным, голос, произносящий слова клятвы, был слишком высоким, чужим. – Константин Иванович, повяжите галстук нашему новому товарищу! – обратилась Зина к дяде Косте. Тот тоже заволновался. – Коли так, ребята, одну минуточку. – Достал ордена, прикрепил на пиджак и только тогда, при всем параде, повязал Агею галстук. – Расти, сынок, человеком государственным! |
||
|