"М. С." - читать интересную книгу автора (Чистяков Владимир Юрьевич)

Часть 3.

Глава 1.

Люди с оружием бродили вокруг городов. Бродили, сбиваясь в стаи. В городах их никто не ждал. Среди руин ещё горели огни. И там хватало своих. Тоже с оружием, и вовсе не намеренных отдавать кому-либо свою последнюю банку тушенки.

И с каждым днем становилось все холоднее. А есть нечего, но руки пока ещё в состоянии держать оружие.

И несколько немаленьких стай, круживших вокруг столицы, сбились в одну. Со все большим вожделением поглядывая на манящие огни. Там тепло. Там пищ-щ-щ-а. Са-а-а-а-мки.

И ещё там они. Белые демоны. Их иногда замечали в вихрях вьюг. Они выходили из города. И убивали членов стай. Чаще — одним точным выстрелом в голову или сердце. Реже — находили только окровавленные куски мяса. И с каждым днем смертей становилось все больше. Как таких. Так и от холода. И идти было некуда.

Но слишком ярко горели огни среди руин. И они, наконец, решились. Они знали, что несколько мелких стай, пытавшихся пробраться в столицу, попросту исчезли. Но тех было просто мало. А их много. И у тех, кто в столице мало техники. А демоны тоже из плоти и крови. Но всё-таки в стае были довольно осторожные хищники. И они выслали разведку. Та вернулась почти без потерь и сказали, что доехали почти до руин правительственных зданий. И видели только несколько пулемётов за мешками с песком. Город можно взять почти голыми руками. И защищала, его похоже, только старая слава. И страх перед ней. Но теперь всё должно быть по-новому.

Грузовики, автобусы, мотоциклы и даже несколько танков покатились на столицу подобно волне. На них было несколько тысяч уже почти потерявших человеческий облик людей. Они неплохо вооружены. И знали, как пахнет кровь, и как выглядит смерть. Они считали себя вполне грозной силой. И пусть столицу защищают какие угодно демоны. Если у них есть кровь, то мы поглядим, какого она цвета.

И морозным днём лавина машин покатилась на столицу. Они без выстрела проскочили линию полуразрушенных дотов. Впереди уже видны руины одного из предместьев столицы.

С машин смотрели в основном вперёд, и поэтому слишком поздно заметили, что творилось сбоку. Из за леса на бреющем полёте появились самолёты. И много. Они с воем пронеслись над лавиной машин. И встают фонтаны разрывов. И несутся к земле огненные хвосты ракет. И ударили крупнокалиберные пулемёты. Сколько машин сразу загорелось, сколько убитых упало с других машин — считать уже некому. Оставшиеся — кто пытаются развернуться, чтобы удрать, кто наоборот, прибавляют газу, стремясь всё-таки проскочить в столицу.

Подключилась и тяжелая артиллерия. Зенитки с башен весьма дальнобойны.

Самолёты пошли на второй заход.

И в этот момент руины предместья ожили. Среди руин замаскированы танки. Разведка стаи их вчера попросту не заметила. А сейчас несколько десятков перекрашенных в грязно-белый цвет машин выдвинулись навстречу весьма поредевшей, но ещё грозной лавине. Из-за танков взревели установки залпового огня. Сотни ракет взрыли землю. И только потом ударили пушки и пулемёты тяжёлых танков. Таял снег под струями огнеметов. А вслед за ними из руин выползали лёгкие танки, броневики и бронетранспортёры с пехотой. Впрочем, вряд ли они понадобятся.

Нашла коса на камень. Огнём и гусеницами стальные гиганты перемалывали остатки лавины. Это уже не бой, это избиение.

Те из стаи, кто ещё оставались в живых, наконец, поняли, кто нёс им смерть. И кто были эти самые белые демоны. Не все сожгла война. Не все потеряли человеческий облик.

На рубке одной из самоходок с какой-то надписью во весь борт нахально развивался ещё не позабытый чёрно-красный стяг со звездой. Саргоновцы! Чёрные Саргоновцы!! Саргоновцы М. С.!!!

Немногие из машин, кто ещё при атаке самолётов развернулись назад, тоже не ушли далеко. Полуразрушенные доты не пусты. И встретили отступавших огнём. Танки, тем временем продолжали утюжить то, что ещё оставалось от лавины.

Наконец, медлительные 'Убийцы драконов' остановились. Лёгкие танки и подобравшие пехоту бронетранспортёры ушли по направлению к лагерю 'этих' .

Теперь 'демоны' бродят по побоищу. Собирают оружие и ценности, сливают в принесённые канистры бензин из разбитых машин, и совершенно между делом, походя, добивают немногочисленных раненых. Иные уже стягивают с мертвецов одежду и обувь получше. В воздухе сладковатый запах горелого мяса.

— Эй, там — резкий неприятный окрик громовым голосом — мне этого вшивого дерьма не надо. Кладите всё в кучу и сжигайте.

Естественно, всё немедленно выполнено. А кричавший офицер легко спрыгивает с рубки своей самоходки. Той самой, с надписью на борту. Надпись гласит 'Малышка' . Своеобразный юмор, ибо это самая тяжёлая из серийно выпускавшихся машин. Истребитель танков, весом в 70 тонн с почти 300-мм лобовой бронёй, 130-мм пушка которого серьёзнейший аргумент в любом споре. Это машина командира подразделения имеет мощную рацию за счёт уменьшенного боекомплекта. И разъезжает на ней никто иная, как М. С. собственной персоной. Вспомнила боевую молодость, так сказать. Точнее, пришлось эту самую молодость вспомнить.

— Хозяйка — окликает кто-то — а с этими отбросами что делать?

Не поворачиваясь, М. С. ответила.

— В кучку сложите, да запалите. Бензинчику тоже можете плеснуть.

— А с их машинами что делать?

— Как обычно, в город только большегрузные и спецтехнику, остальное — разбейте и пусть тут остаётся стоять. Другим неповадно будет.

Остановившись, она гаркнула.

— Эй, рация у кого-нибудь тут работает или как?

Из башенного люка одного из танков высунулся командир. Не слышать голос М. С. может только глухой. А так и почти трёхсотмиллиметровая броня не преграда.

— У меня.

— Давай связь со второй группой. Рация полетела- разъяснила, залезая на танк.

Связь уже была

— Третий. Я первый. Обстановку.

Не дослушав, бросает шлем обратно в люк и с усмешкой говорит.

— Радист третьего схлопочет гауптвахту. Вторую группировку пустили в расход, а сами нажрались как свиньи.

— Кстати, по поводу свиней — раздаётся чей-то весёлый голос — одну уже поймали.

Действительно, из подбитого танка тащат поросёнка. Он пронзительно верещит.

— Один он там, или свиноферма целая? — осведомилась М. С.

— Поросёнок-то один. Да прочего барахла полно. Ни снарядов нет, ни рации, и вообще, в машине почти всё что можно открутить, откручено. Куда они всё это дели?

Из люка высовывается другой танкист.

— А вот куда — он высоко поднял руку с бутылкой — 'Имперский' пять звёздочек. На коньячок снаряды и променяли.

— Значит, трофейные продукты поступают в распоряжение захвативших частей. А спиртное вылить.

— Куда? — спросил танкист с поросёнком.

— На снег. Вот куда.

— Зачем же добро портить? Пять звёздочек!!! -чуть ли не со стоном спрашивает тот же танкист. Он слывёт местным шутником.

Вокруг хохочут, но М. С. вовсе не до смеха.

— Свои сто грамм и так всегда получите. А это вылить. Всё равно на всех не хватит.

— Ну, хоть кто-то порадуется.

— Тогда под расписку всё собранное спиртное сдать на склад. А увижу хоть одного пьяного…

Меня вы тут все хорошо знаете.

В той стороне, куда ушли лёгкие танки послышалась стрельба.

— До лагеря 'этих' добрались — сказал кто-то.

Сзади раздался какой-то вой. М. С. обернулась. Количество лиц, выглядывающих из люков, резко увеличилось.

Вздымая за собой снежный бурун и ловко маневрируя между целыми и разбитыми машинами, к самоходке приближались тяжёлые аэросани, размалёванные языками пламени. Прибыла Бестия.

Ныне командующий вторым боевым отрядом, а вот когда-то…

Он много чего свершила, совершила и натворила, эта самая экстравагантная личность из Чёрных Саргоновцев. И ничем не гордится. И ни в чём не раскаивается. Но, к сожалению, и ни к чему уже не стремиться.

Несмотря на произошедшие события, экстравагантной остается по-прежнему. Один её транспорт много стоит. Аэросани вообще-то отбили солдаты Саргона при разгроме какой-то банды, но что делать с подобным трофеем, не придумали. Броня-то на машине есть, но такая, что, как говориться, плевком пробьёшь.

А вот раскрасочка из разряда за версту видать, нанесена уже по приказу Бестии. И на все, даже подобные сегодняшней, операции Кэрдин ездит именно на них. М. С. не раз говорила ей: 'Смотри, нарвешься. Один придурок с гранатомётом — и хана' . В ответ — памятный многим демонический хохот.

А среди солдат с некоторых пор поползли слухи о заговорённости как Бестии, так и её аэросаней. Эти слухи получили неожиданное подтверждение после уличного боя среди руин предместья, когда почти все танки второго отряда были подбиты или повреждены, а не отстававшие от них аэросани отделались сквозной пробоиной от гранаты, от которой никто не пострадал.

Тем временем, аэросани остановились. Боковая дверь распахнулась, но вместо Бестии из двери появилась чья-то рука, катнувшая по снегу ковровую дорожку.

Наступила тишина. К подобным номерам Бестии уже успели привыкнуть, и с интересом ожидают нового.

Затем грянул гимн (кроме трёх пулемётов, двух раций и штатной собачки из разряда карманных, на санях имеется ещё и громкоговоритель).

Все просто обязаны проникнуться значимостью исторического момента. Явлению Бестии личному составу. А вот и она. Но в каком виде! На ней шикарная соболья шуба, все бы ничего, но шуба явно сшита на здорового мужика, а Бестия высокая только для женщины, и она изящна. Так что шуба висит мешком и волочится по снегу. На голове красуется каска, неизвестно почему золотого цвета. Через плечо у Кэрдин болтается пояс с лимонками, на боку — автомат, да и шуба перетянута явно строительным ремнём, на нем болтается деревянная кобура. Ну и в завершении картины знаменитая трость под мышкой, куда же Кэрдин без неё!

— Всем привет! — глава дома Ягров вскидывает трость в салюте, как шашку.

Танкисты в ответ хором взревели 'Здравия желаем!!! ', а М. С., уперев руки в бока с насмешкой осведомилась.

— Мародёрничаешь Бестия?

— А ля гер ком а ля гер.

Французский Бестии явно оставляет желать лучшего. Но, кроме М. С., никто из присутствовавших его не знает, хотя смысл фразы всем известен.

— Как поживает вторая группа?

— А что, по мне не видно? — вопросом на вопрос ответила Бестия — думала доставить тебе приятную новость. Но… — она многозначительно окинула взглядом побоище.

— Ценное что взяли?

— Только пленных. Человек 150—200.

Тем временем стихла стрельба.

— Ну, с лагерем покончено — заметила Бестия.

— Угу — отозвалась М. С. — и крикнула танкистам.

— Ну, что, тухлятину собрали?

— Так точно.

— Так зажигайте, какого хрена на мертвечину любоваться?

Вскоре поднялось несколько столбов густого черного дыма. М. С. щёлкнула пальцами.

— Тьфу ты, чёрт, чуть не забыла — и уже во весь голос крикнула — Эй, барахольщики, у кого трофейные пистолеты есть, показывайте мне.

— Зачем они тебе? — поинтересовалась Кэрдин

— Да, не мне, а Дине.

— Сдурела?

М. С. хитро и весело прищурилась, и с усмешкой ответила.

— Не а.

Образцы, представленные для ознакомления, как правило, самые обыкновенные. Впрочем,

М. С. явно интересовали не они сами, а тип используемых ими патронов. Про большую часть трофеев она и так всё знает, у некоторых вынимает обойму. Наконец, у одного сержанта оказался какой-то маленький, и можно даже сказать изящный посеребренный пистолетик с золотым узором.

— И обойма всего семь патронов. Тимовские 8-мм гражданские. То, что надо. Ибо патронов для него не найдёшь. Так что, я позволю себе изъять этот трофей.

Естественно, сержант не возражал. Но тут неожиданно вмешалась Бестия.

— А чтобы не обидно было трофея лишаться, на тебе взамен, вещица редкая — Морранский ДТ-120 образца 950 года. — с этими словами она расстегнула пряжку и протянула сержанту.

Тот, взяв ремень с кобурой, неожиданно официально сказал.

— Товарищ командующий, могу я обратиться к генерал- полковнику?

— Обращайтесь.

— Товарищ генерал-полковник вы стреляли из этого пистолета?

— Нет, мне он самой меньше часа назад достался.

— Тогда, могу я вас просить выстрелить из него.

— Только если объяснишь, зачем.

— Понимаете, не знаю, как лучше сказать, но вы ведь того, все знают — он понизил голос до шепота- заговорённая. А я суеверный, и говорят, что любого, кто после вас будет стрелять из вашего оружия, того, в общем, пули не берут. А в нашем деле это не лишнее. Да и удачу вообще ваше оружие приносит.

Бестия улыбнулась, устало вздохнув.

— Теперь понятно, почему у меня из аэросаней уже десятый автомат пропадает. Давай сюда. Пальнём, раз ты думаешь, что это удачу принесёт.

Только удача она того, тётка рыжая. Это я тебе как Бестия говорю. Я то с ней, с удачей этой, по-всякому знакома была. Бывает, ждать не ждёшь, а вот она сидит. Бывает, и наоборот. Капризная, как и все женщины. То тебя любит, то другого, то к третьему уйдёт. Но может, и вернуться. А может, и нет. Переменчива она и ветрена. И драться надо за её благосклонность. Лентяев, нытиков и трусов не любит. Даже, наверное, и ненавидит. И никогда к ним не приходит. А к тем, кто не такой, кто готов к борьбе и борется… Ты встретишь её, эту рыжую и ветреную красавицу. Обязательно встретит. Ибо Надеждой зовут её первую и единственную подругу. А от пули заговора ещё не придумали.

Рванул воздух выстрел. Отлетела в снег горячая гильза. Может, в ней и запрятана чья-то удача.

Что солдат, может, сегодня ты и встретил эту красавицу. И всё-то у тебя будет! И жизнь, и любовь, и слава! И в твоем рюкзаке лежит маршальский жезл. И тебе улыбнется принцесса. Веры, главное не терять! И надежды!

Ещё через некоторое время показались возвращавшиеся машины отряда. И не только они. Один из бездельничающих танкистов поднёс к глазам бинокль, да так и застыл в люке.

— Бензовозы — почти без звука выдохнул.

Но этого слова вполне хватило. Все у кого есть бинокли, полезли на танки, чтобы лучше видеть.

— Гардэ! — крикнул кто-то, первым посчитавший количество бензовозов и рефрижераторов.

— Гардэ! — взревели все остальные, подбрасывая в воздух танкошлемы.

М. С. без труда перекрикнула шум.

— Погодите радоваться, это небось их штатный остроумец Хьюг развлекается.

— А сейчас они подъедут, и поглядим — сказала Бестия.

— Если этот Хьюг, или ещё кто там такой остряк, подобную охрану к пустым бензовозам присобачил, то я его… разжалую.

— И через месяц произведёшь обратно. Такие, как он в рядовых не задерживаются.

— Если мы проживём этот месяц.

В ответ Бестия только хмыкнула.

Во главе возвращавшейся колонны идёт трофейный тяжёлый танк, за собой тащит на буксире другой, повреждённый. За ним лёгкие танки с забравшимися на броню лыжниками и бронетранспортёры. А вот и первый бензовоз. На крыше тягача сидит Хьюг с ручным пулемётом. Ещё двое солдат устроились на подножках. Увидев М. С., Хьюг соскочил на капот и крикнул.

— Привет, хозяйка! С тебя тонна спирта.

— Слезть и доложить как положено- ледяным тоном сказала М. С.

Хьюг спрыгнул на землю, подойдя к генералам, вытянулся по стойке смирно, и поднеся руку к каске, заговорил, чеканя слова.

— Товарищ командующий военным округом докладывает командир сводного механизированного отряда лейтенант Хьюг. Противостоявшая нам группировка противника полностью разгромлена. Захвачено два тяжёлых и один лёгкий танк, бронеавтомобиль, неучтённое количество легкового и грузового гражданского автотранспорта и стрелкового оружия. Пленных- до тысячи человек. Потери — один убитый и шестеро раненых.

Хьюг замолчал.

— Блестящий рапорт- М. С. пнула носком сапога колесо бензовоза — ну, а это что такое?

Хьюг бестолково захлопал глазами, а затем, понизив голос, сказал.

— Э-э видимо, машина.

Вокруг грянул хохот.

— С чем машина?

— Не знаю.

М. С. мгновенно разозлилась.

— Значит так, лейтенант, или вы немедленно прекратите придуриваться, или прощайтесь с погонами.

Хьюг снова вытянулся и доложил.

— Кроме того, захвачено 28 тяжёлых бензовозов и 9 машин- рефрижераторов. Все полные. Это несколько сотен тонн топлива и около ста тонн продуктов. А за подобные трофеи полагается…

— Я сама знаю, что полагается. Можете получить на складе. Но учтите, лейтенант, увижу хоть одну пьяную рожу- расстреляю собственноручно.

— Так точно, хозяйка — снова козырнул Хьюг, запрыгнул на подножку бензовоза и крикнул 'заводи' .

М. С. повернулась к танкистам.

— Хватит воздух обогревать. Разворачивайте машины и в город.

— А вы — окликнули её с самоходки

— А я потом приеду. И ещё оповестите всех командиров секторов. Сегодня в 20. 00 в централи совещание. Бестия, в твоём драндулете ещё одно место найдётся?

— Полезай.

— Ну, отдам я сегодня Дине пистолет, раз обещала. А патронов-то и нет. Где она искать будет?

— Сумасшедшая. Нашла, что дарить ребёнку.

— Не больше, чем ты. Кстати, ты сейчас куда? Не на склад?

— Нет. Пойду часок подрыхну. А то больше двух суток не спала. Башка раскалывается. Часа через два подъезжай. На нефтеперегонный надо будет успеть сгонять до совещания.

— Зашла бы ты лучше к Марине. Она тебя по полмесяца не видит. Ей ведь очень одиноко.

— Сейчас меня больше интересуют проблемы с производством бензина, а равно нехватка продовольствия и тёплых вещей. А уж если на то пошло, то можно подумать, будто ты у неё не бываешь.

— Чем болтать, давно бы к ней сходила.

— Даст мне кто-нибудь выспаться, или как?

В ответ — только вой пропеллера.

Марина проснулась, как обычно, очень рано. Привычка нескольких лет оказалась сильнее всего. Хотя теперь рано вставать совсем не нужно, не нужно пока ходить в школу, часами простаивать у балетного станка, не нужно вообще что-либо делать. Всё то, чем Марина жила до войны попросту исчезло. Сгорело во всех смыслах этого слова. Исчез тот мир. Исчез тот город. Исчезли почти все люди, которых Марина знала. Не стало всех друзей. От прошлого осталась только Мама, Кэрдин, Саргон и маленькая Дина.

А остальные… От многих не осталось даже вмурованных в стену разрушенного бомбоубежища урн с пеплом. Марина уже знает, где Мама и другие офицеры решили устроить центральное кладбище. Она уже побывала там. И ей показали, где лежат те, кто были в единственном из убежищ класса А, где купол не выдержал бомбы. И слишком много на табличках знакомых имён. Большинству — по тринадцать-пятнадцать лет. Как Марине. И почти на всех плитках видно — к могилам никто не приходит. И не придёт уже никогда. Она чувствовала себя словно виноватой перед ними.

Это был где-то пятидесятый день войны. В убежище её было почти не слышно, только всё больше становилось принесённых сверху раненных. И значит, наши держались. Марина даже почти не боялась. На её коротком веку это была уже вторая война. Но именно в этот день, она поняла, что эта война совсем не как та. Она так и не вспомнила потом, кто ей сказал, что за ней приехала мать.

Она не узнала своей матери. Не узнала её в этой почти седой, до смерти измотанной женщине- генерале с чёрным от усталости лицом и красными от недосыпания глазами. Она узнала её только когда она неожиданно окликнула её голосом матери. И Марине сразу стало жутко. Она слишком хорошо знала, насколько сильна её мать. Её железной звали не друзья, её так звали те, кто смертельно ненавидел. Марина была почти уверена в отсутствии у неё каких-либо чувств. И вдруг такое…

Почему-то она сразу вспомнила любимый рельеф Софи. Ту самую умирающую львицу, которой уже почти три тысячи лет. Её оскал. Крепко стоящие на земле передние лапы. Сильные когти на них. И невозможность пустить в дело ещё крепкие клыки. Потому что перебит хребет, пронзили тело стрелы. И она умирает. Это конец, но она не верит, и не поверит никогда, покуда останется хоть капля жизни. Ибо она сильна, очень сильна. Но на силу нашлась большая сила. И нечего ей противопоставить.

А наверху горело всё.

И Марина не узнавала города. Его не было. Вокруг просто сюрреалистическая картина, писавшаяся кровью и свинцом. Время суток отсутствует. Дымы, кругом дымы. Сквозь них то здесь, то там что-то просвечивает. Не солнце, ибо в нескольких местах там где должно быть небо, видны багровые пятна. Засыпанные битым стеклом улицы. До неузнаваемости преображенные силуэты знакомых зданий. Носящиеся по улицам военные, пожарные и санитарные машины. Назло всему возвышающиеся башни ПВО. Даже с низу огромными кажутся задравшие стволы зенитки. Слышен их грохот. Размеренно бьют. Словно часы. Без перерыва который уже день.

И пожары. Горит везде. Горит всё. Но в этом огне, в этой стихии ещё наличествует какой-то, противоречивший ему, порядок. Марина помнила, как ей было тогда страшно. Но она помнила и другое- то ли разбомбленный, то ли взорванный мост. И другой, рядом с ним, которого не видно, он под водой, он колышется, машины идут по оси в воде.

На аэродроме не было врагов. Но застланный дымом, освещенный огнем пожаров, он выглядел словно во время первого путча. И первого боя, первых смертей, увиденных Мариной.

У края поля- несколько покореженных самолетов. То ли старье, валяющееся тут с довоенных времен, то ли что-то тяжело поврежденное в боях. Проехали слишком быстро. Рассмотреть не успела. Но помнит, что опять подумала о Софи. Уже зная, что её больше нет…

Потом они летели куда-то. Летели довольно долго. И Марина видела, как Мама почти всё время говорила с кем-то по рации. Цифры, какие-то непонятные ей фразы — и отборнейшая площадная ругань. Усталая ругань. От безысходности, и невозможности что-либо сделать.

А ведь это было ещё далеко не концом…

Потом она слишком много видела мертвецов. И смертей. И как люди горели заживо. И как их рвало на куски. И как в госпиталь притаскивали такие обрубки, от которых было оторвано слишком мало, что бы умереть на месте, но всё-таки достаточно много, чтобы уже быть не человеком, а комком боли, страданий, крика… и дерьма.

А тот бой был потом. Дошедший до рукопашной. И человек, казавшийся ей очень добрым, перерезал горло. Вбежавший бандит, наверное, не увидел Марину. Она, наверное, успела бы застрелить его. Но тот офицер бросился сзади. И сверкнул нож. И уже фактически мёртвое тело повалилось к ногам Марины. А офицер содрал с мертвеца автомат и сумку с обоймами и убежал.

Он был убит в этом бою. Как и почти все.

И самое жуткое её воспоминание. То самое, от которого она чаще всего просыпалась в холодном поту. Когда убитый бандит встал сначала на четвереньки, а потом во весь рост. И увидел Марину. И зверино ощерившись, пошёл на неё.

У неё как раз кончилась обойма. И время словно замедлило свой бег. Она как зачарованная, смотрела в эти уже не человеческие глаза. В которых была смерть. Её смерть. Она смотрела в глаза. Она ничего больше в этот момент не видела.

Но её руки за эти дни слишком привыкли к оружию. Пустая обойма упала на битый кирпич. Бандит уже возле неё, когда она вскинула автомат. На стволе длинный и тонкий штык. От удара Марины увернулся бы любой. Но она успела вставить обойму. Длинная очередь ударила в упор. Марина успела заметить, как что-то изменилось в зверином взгляде. А очереди у автомата не фиксированы. Пока давишь на курок, оружие стреляет.

И туша напоролась на штык. Автомат рвануло из рук. От ужаса Марина не отпускала курка. В лицо брызнули горячие капли. Падавший мертвец сбил её с ног.

В себя она пришла от того, что кто-то бил её по щекам. Это Мама. Почему-то Марина сразу заметила абсолютно пустое выражение её лица. Впрочем, на её лице, после конца войны такое выражение было постоянно. Он сказала голосом, в котором не было интонации. Вообще.

— Ты не ранена. Это хорошо. Нас осталось двое. Больше — никого. Ни наших, ни их.

Она помогла ей встать. И тут Марина увидела убитого. Он лежит на боку. И увидела свой автомат. Он весь в крови. И воткнут в грудь человека. А штык торчит из спины. М. С. замечает взгляд.

— Круто ты с ним. — и что-то вроде полу усмешки в уголках губ.

Марина взглянула на себя. Её одежда и руки все в засохшей крови. Она как-то странно посмотрела на М. С.. Та совершенно спокойным голосом говорит.

— Ты не ранена. Можешь не волноваться. Это только кровь, не грязь. И она не твоя.

Марина повалилась на колени. Она плакала, и её жутко рвёт. Её выворачивает наизнанку. Пошла даже какая-то зелёная желчь. А М. С. стоит рядом. И дала ей потом кусок какой-то чистой тряпки.

И именно этот вид пронзённого тела постоянно преследует Марину в кошмарах. И кровь на её руках. И пятно крови, залитое рвотой.

Марина мотнула головой, словно стремясь прогнать нахлынувшие воспоминания и страхи, и зная при этом, что от них никуда не денешься. Всё кончилось. В том числе и её прежняя жизнь. А в новом безумном мире места для Марины уже не было.

И с каждым днём она всё больше и больше ощущала собственную ненужность. Она была абсолютно одна. Мамы он почти не видит, Кэрдин то же появляется очень редко. Но с Кэрдин ей хоть становится легче. И Мама, словно совершенно не понимала, как Марине тяжело, и насколько она одинока. Что у неё даже нет того, с кем можно было бы просто поговорить.

Марина, наконец, решила встать. Передвигаться на костылях в 14 лет. Но с этим ничего уже не поделаешь. Ничего… Ей навсегда суждено остаться калекой.

Позавтракав, ела Марина всегда мало, да и еды с каждым днём становилось всё меньше, она отправилась разбирать книги. Это её единственное занятие. Книги в доме появлялись в изобилии. Стоило М. С. как-то раз после разгрома какой-то банды забрать себе пару сотен различных изданий, бывших в одной из разбитых машин, как вскоре её дом превратился в филиал уже не существующей центральной библиотеки. Солдаты, занятые на разборе завалов стали приносить сюда практически всё, что находили.

Всё принесённое совершенно бессистемно складировалось на первом этаже. Да и сама М. С. тоже кое-что приносила. Кроме всего прочего, во время войны она лишилась и своей огромной библиотеки. И видимо, просто скучала по тем своим книгам.

Хотя после войны Марина ни разу не видела её читающей. Это было понятно на книги не оставалось ни времени, ни желания.

Марина как-то раз спросила про книги. 'Забирай, если охота '- сказала Мама тогда.

И теперь она разбирала книги только потому, что хотелось что-либо делать. Ей хотелось ощущать себя полезной. Хоть чем-то заполнять бесконечные серые дни.

Но в этот день надолго себя занять не удалось. Зашёл один из солдат, охранявших дом.

Этого она не знала, что было неудивительно — охрана дома М. С. считалась чем-то вроде санатория для долечивавшихся в госпитале. Так что больше 10—15 дней мало кто на этой лёгкой службе был.

— Вам лучше спуститься в убежище.

Это уже было. Ни раз, и ни два. Значит, опять к городу подошёл враг. И насколько сильный на этот раз?

Марина знает, что в такие дни, кроме всей прочей техники из города уходит и одна огромная самоходка с надписью наискосок во весь борт 'Малышка' . Самоходка М. С… Личная, если можно так выразится. После одной из таких поездок Марина заметила, что, словно чья-то мощная рука, оборвала с машины крылья и сорвала развешенные на рубке траки. Самоходка остановилась возле дома. Распахнулся люк на задней стенки рубки, оттуда вылез танкист, и за руки потащил наружу тело человека без лица. Человека маленького роста! Женщины!

Марине на мгновение стало жутко. Неужели Мама погибла? Но эта жуть продолжалась мгновения, ибо М. С. помогала вытаскивать убитую за ноги, при этом она невероятным матом крыла тупость малолеток, скотство императора, чёртову зиму, сволочей-чужаков, и многое, многое другое.

— Если бы эта… не открывала бы люка, была бы жива. В жизни больше не возьму на дело непроверенных. — снова мат.

— Кто она была — спросила Марина позднее у матери.

М. С. выпустила изо рта струйку дыма и нервно ответила.

— Точно не знаю, возможно, ещё одна моя незаконная сестрёнка, а может племянница, тоже незаконная, а может просто шлюшка Саргона. Ха-ха-ха. Во всяком случае, мне её вчера наш дорогой император полвечера расписывал. А я и поверила. Дура!

М. С. снова затянулась. Некоторое время они молчали.

— Сколько ей было лет? — спросила Марина

— Саргон сказал, что двадцать. Поганейшее занятие хоронить таких молодых — в голосе М. С. была горечь — ей ведь не было двадцати. Ей едва ли было восемнадцать.

— А зачем ты её взяла с собой?

— Саргон меня вчера полвечера пилил. Навязывал её мне. Доказывал, как она здорово стреляет, что знает технику, умеет обращаться с рацией. Ну, я и согласилась. Сдуру. Операция ведь должна была быть нетяжёлой!!!

— По твоему танку заметно.

— А это ерунда- М. С. махнула рукой — Это уже после было. Какой-то смертник бросился с гранатой под гусеницу. Ну, мы стали. А их человек двадцать откуда-то повылазило и давай в нас гранаты кидать. Осколочные. А мы их из пулемётов. Пока наши подъехали, всех, наверное, и успели положить. И откуда такие лопухи взялись? Такими гранатами нашу броню не возьмёшь.

Ну, так снова о ней. Она сидела на месте второго заряжающего. Я на месте наводчика… Она была сзади меня. Я не видела её! Понимаешь, не видела! Зачем она открыла люк? Первый заряжающий почти сразу втащил её обратно. Но. Один из них кинул нам на крышу гранату. Лимонку. Она умерла мгновенно.

Они опять замолчали. С первого этажа доносился стук молотка. Сколачивали гроб.

— А зачем ты привезла её сюда. Ведь кладбище в другом месте.

— Хочу посмотреть: Саргону живой она была очень нужна, посмотрим, вспомнит ли о ней мёртвой.

Не вспомнил.

Вечером того же дня Марина спросила у матери.

— Когда её будут хоронить?

— Завтра, с утра.

Только сейчас Марина заметила, что стоявшая у столе у матери обычно пустая пепельница, доверху наполнена окурками. И это были не окурки сигар, которые она сама называет парадно-выходными, а окурки от самых обыкновенных пайковых папирос. М. С. столько курит только когда, что называется, 'на взводе' . Это Марина знает.

— Можно я пойду туда? У неё ведь, наверное, никого нет, а так…

— А так. А так — передразнила М. С. снова затянувшись — в благородство решила поиграть. Ну, играй. Завтра в шесть утра будет джип. Проспишь — твои проблемы. Всё!

И неожиданно добавляет по-русски.

— Ненавижу людей живущих по принципу 'помер Максим, ну и хрен с ним' .

У закрытого гроба, кроме отделения с карабинами стояло всего семь человек: М. С., Марина и пятеро танкистов — экипаж самоходки.

Никто ни сказал ни слова. Одна только М. С. знала её чуть больше полутора суток. Не о чем говорить. Грянуло три залпа, и гроб ушёл под пол, туда, где печи крематория.

Танкист молча достал из кармана бутылку, накрытую стопкой бумажных стаканов. Вопросительно взглянул на Марину. М. С. кивнула. Марина тоже. Разлили и выпили. Молча. Марина впервые в жизни пила водку.

В этот день М. С. наверное, впервые за несколько месяцев, напилась.

Дина уже сидит в бомбоубежище. Как обычно в таких ситуациях, страшно надутая. Она считает себя ' почти такой же крутой как саргоновский спецназовец' .

М. С. над этим смеется, а Кэрдин с Мариной считают, что семилетней девочке простительно фантазировать, но не в этом направлении.

Проблема была только в том, что кроме М. С. Дина никого не слушается. И по-прежнему таскает с развалин оружие и пристает к М. С. с просьбой научить её драться. К ужасу Марины, М. С. не гонит Дину, а предлагает ей слегка подрасти.

А Марина по этому поводу думала, что так из Дины может вырасти только ещё одна Ана Гредер — так звали ту, о которой не вспомнил император.

Дина сидит, с головой завернувшись в плащ-палатку. Несмотря на то, что в убежище есть электричество, перед Диной на столе стоит горящая коптилка, сделанная из гильзы.

— Выключить свет и буде как в блиндаже — таинственным шепотом сообщила она.

— Можно подумать, ты когда-нибудь сидела в блиндаже. Когда же ты Дина, наконец, поймёшь, что война это не игра. Это очень и очень страшно.

— Врагам и должно быть страшно.

''Ну и логика! '- подумала Марина, а вслух сказала.

— Ты или я и ещё тысячи других детей. Кому мы были врагами? Мы, большинство из которых даже не умело держать в руках оружия. Может, скажешь? Ведь в нас стреляли.

Дина ничего не ответила. Видимо, об этом она ещё просто не задумывалась.

— Собак не видала? — наконец спросила Дина, не переставая глядеть на огонь.

— По-моему, Мама взяла их с собой

Эти две огромные чёрные клыкастые псины. Первый раз Марина увидела их четыре с лишним года назад во время того идиотского суда над М. С., на который притащили и Марину в качестве свидетеля. (Суд был вдвойне идиотским из-за отсутствия главного обвиняемого, более того в то время никто не знал, жива ли вообще М. С.).

Несколько месяцев спустя, когда М. С. и Марина пересиживали болезнь Эрии в доме у того человека, когда-то воевавшим вместе с М. С., Марина рассказала историю с собаками. В ответ М. С. несколько раз хлопнула в ладоши и сказала:

— Браво! Выходка, конечно, дурацкая, но без подобных выходок Софи не Софи.

Сначала Марина думала, что Дракон и Демон (специфический юмор М. С., ибо оба пса суки) погибли во время войны. Но оказалось не так. Как-то раз, когда уже выпал снег, у дома М. С. обнаружились две сильно отощавшие, но всё равно, весьма и весьма внушительные псины. Охрана схватилась за оружие, но к счастью, Марина была на первом этаже, и увидела их. Пока она не вышла, и не увела их, к ним никто не смел приблизиться.

Ещё Марину удивило то, что псы слушают её точно так же как М. С., хотя на команды всех остальных людей (включая Дину) либо никак не реагировали, либо начинали на них рычать.

''Между прочим, их реакция — верный признак намерения человека — сказала на это М. С. — как это не покажется странным, но в людях Дракон и Демон разбираются. Если пёс молчит, то это значит, что ничего плохого с тобой этот человек делать не собирается, если рычит- то дело вкуса- устраивай ему проверку, стреляй или вызывай охрану. Впрочем, так они себя ведут только если человек что-то замышляет, если же он что-либо попытается предпринять… То они придурка слопают так быстро, что он даже заметить ничего не успеет.

— Они что, мысли читают? — спросила Марина.

— Кто знает.

— Ты про них говоришь так, словно веришь им больше, чем людям.

— А так оно и есть. Если рассматривать только моральные принципы, то тут большинство собак гораздо выше, чем большинство людей.

Обычно один пёс находился дома, поблизости от Марины и Дины, второй же частенько ездит вместе с М. С., бывало, и на самоходке. Сегодня же М. С. зачем-то взяла с собой обеих.

В бомбоубежище они просидели несколько часов. Марина читает. Она ещё раньше затащила несколько десятков книг специально для таких случаев. Дина сначала играла, потом заснула, завернувшись во всю ту же плащ-палатку.

Наконец, дверь открылась. Можно идти домой. Опираясь на костыли, Марина с трудом поднимается по лестнице. Она еле ходит, но терпеть не может, когда помогают подниматься.

М. С. это первой заметила. 'А ты очень гордая — сказала она тогда — я не знала. Но гордость тоже надо знать, когда проявлять. В том, что тебе хотят помочь, нет ничего плохого. Ты же всё-таки очень тяжело ранена' . Тогда Марина ничего не успела ей сказать. Писк зуммера.

М. С. резко хватает трубку. Около минуты слушает. Потом, выругавшись, швыряет трубку и убегает. Куда — лучше не спрашивать.

Подходя к дому, Марина услышала вой пропеллера. Во всём городе, на аэросанях разъезжает только Кэрдин. Значит, всё кончено, а Мама в очередной раз домой не стала заезжать, ибо из подземного гаража не торчит дуло её самоходки. И у дома нет джипа.

А Марине не оставалось ничего другого, как снова начать рыться в книгах.

Хьюг, если можно так выразится, жертва времени. Отец и мать погибли на войне, сам рос в приюте. И так уж вышло, что его совершеннолетие выпало на время борьбы властей, когда сторонники старой 'монархии' (в основном на словах), новой 'демократии' и военной 'диктатуры' (на деле) выясняли между собой отношения.

В мешанине, творившейся тогда, таким молодым, как Хьюг, было легко запутаться. Ну, вот он и запутался и связался с обыкновенными уголовниками, и вскоре сам стал таким же. Два года продолжалось это кражи, грабежи, пьянки, бордели, малины. Зловонный омут уже практически засосал Хьюга, да и сам, в принципе был не против подобной жизни.

Дальше было как в блатной песне 'раз мы шли на дело' .

Ночь, засада 'организмов' из чёрных саргоновцев, половину банды попросту перестреляли 'при оказании вооружённого сопротивления' . Из другой половины Хьюгу и ещё одному парню на суде прямо предложили — либо десять лет строгого, либо — в армию. Пахло большой войной, так что альтернатива ещё та. А Хьюга через полгода службы неожиданно направили в военное училище, которое он, сам того не ожидая, кончил одним из лучших.

Потом была та жуткая война. За первые десять дней, во время уличных боёв с десантниками чужаков, Хьюг успел заработать и получить орден. Он слышал, что представлен и ко второму, но по милости чужаков, получить его не успел.

Остатки его части примкнули к более крупной группировке, контролировавшей руины одного из районов города. Хьюга эта компания уже начавшихся разлагаться солдат, явно не прельщала. Те мотоциклисты, с которыми они резались ночами, привлекали Хьюга гораздо больше. Не исключено, что в одну из ночей он бы попросту исчез.

Но…(Которое уже 'но' в его жизни).

Именно на эту группировку набрела (в прямом смысле слова) М. С…

Сначала Хьюг не поверил, что эта казавшаяся до смерти усталой маленькая женщина и есть 'та самая' . Но потом…

Она умела располагать к себе людей. Кипит в маленькой женщине какая-то неестественная энергия. Она говорит, и ей верят уже потерявшие надежду. Она приказывает — и это исполняется. И она умеет ненавидеть, и в состоянии убедить других возненавидеть то, что ненавидит она. И принять то, что принимает она.

И Хьюг принял её. И всё то, о чём она говорила. Он не слишком любил людей. И считал почти всех свиньями. Но тут он, впервые в жизни, увидала Человека с большой буквы. Он видел, что таких не сломишь ничем. И чтобы ни творилось вокруг них, да хоть бы земля разверзнулась, их не сломить. Они всё равно поднимутся. И заставят встать, тех, кто ещё валяется. Они не злы, и не жестоки. Они как пламя, которое может греть, а может и сжечь. Но которое не может потухнуть. Оно горит в них, это пламя. И стремятся к нему те, кто горд и непокорен. Те, кто сильны духом. Но сила чует родственную силу. И принимать эту силу надо такой, какая она есть. Ибо она всё равно не изменится, не уступит даже равному себе.

И Хьюг принял её. И теперь на мир смотрел ещё один Чёрный Саргоновец. Точнее, числится в саргоновской армии Хьюг довольно давно, но Чёрным Саргоновцем по духу он стал недавно. Теперь он больше не искал какого-то своего пути. Его путь вёл туда, куда вела эта маленькая черноволосая женщина с громовым голосом и огнём в душе.

И за пару месяцев она умудрилась сколотить из стремительно терявших человеческий облик людей, небольшую, но весьма боеспособную и преданную ей армию. Армию с железной дисциплиной. Армию, с которой в бывшем Центральном регионе считались уже очень и очень многие. Многие из тех, кто имели оружие. А это уже кое-что значило.

В этой армии Хьюг поначалу остался в своей последней должности ротного. Но десять дней назад комбат был ранен, и Хьюг, по своему собственному выражению 'вридствовал' . А его батальон считался особым, что по послевоенной терминологии означало, что часть имеет большой опыт по части борьбы с бандами. Так что, после секторных, офицеры, подобные Хьюгу, были людьми весьма значительными. Комбаты особых батальонов на совещаниях у

М. С. бывали весьма часто. Хьюг именно в качестве исполняющего обязанности комбата и был вызван на сегодняшнее совещание. Для него это впервые. И более того, сам он это оценивал как знак большого доверия к нему, ибо он не сомневался, что о его прошлой жизни М. С. знает если не всё, то многое.

Сдав все трофеи, Хьюг подрулил к резиденции М. С… Джипы — излюбленный транспорт почти всех офицеров, и многие предпочитали ездить без водителей. В резиденции М. С. он никогда не бывал. И первое впечатление — ничего особенного. Дом как дом, разве что почти не разрушенный. Кто в нём жил до войны — теперь уже не важно. Охрана впустила без разговоров. Времени до совещания ещё много, и Хьюгу хотелось посмотреть, как живёт легендарная М. С… Тем более, что уверен — куда не надо его и не пропустят.

От старой обстановки дома не осталось и следа. Даже обивка со стен отодрана. Тусклые лампы под потолком, к тому же половина из них не горит — экономят электричество, как и везде. Длинный коридор, а в конце — стальная дверь, которая заперта.

Возвращаться назад и спрашивать у охраны, куда ему, собственно, нужно, Хьюг счёл глупым и решил, что открывая все двери подряд, как-нибудь найдёт нужную. В комнатах — тоже ничего интересного. Мебель — самая обычная. Вот только книг груды. Одни уже расставлены по полкам, другие просто так валяются.

Хьюг заглянул уже в пять комнат — никакого толку. Заглянул и в шестую. В кресле прямо напротив двери сидит девочка-подросток лет тринадцати-четырнадцати, не больше. Её лицо сразу же кажется Хьюгу знакомым. В отличие от многих своих сверстниц она выглядит очень серьёзной, если можно даже так выразится, мрачной. Но, как у большинства из них, мордочка вполне симпатичная. Только уж слишком серьёзная. Взгляд изучающий, пристальный, и вовсе не открытый. И почему-то очень знакомый. Она заговорила первой.

— Лейтенант, по моему, вы не ко мне.

Странно, голос тоже вроде где-то слышал. И не раз.

— Не к вам — отозвался Хьюг лихорадочно соображая, кто это такая, и как по отношению к ней себя вести — Не к вам — снова повторил он — глупейшая ситуация. Я лейтенант Хьюг должен был явиться на совещание к генерал-полковнику, но не могу найти, где это совещание должно происходить.

Она усмехнулась довольно мило и одновременно как-то печально.

— Этот дом строил спятивший архитектор, не бывая в нём, что-либо найти весьма и весьма сложно. Ладно, выручу вас, проведу в святая святых нового мира — она явно шутит. Она достала из-за кресла костыли и с трудом встала.

— Ну, лейтенант, пошли.

''Калека, живущая в доме М. С… Знает этот дом прекрасно. Кто же она такая? '- лихорадочно соображал Хьюг, нарочно медленно идя за девочкой. Про семейную жизнь генерала он краем уха что-то слышал, но сейчас всё начисто вылетело из головы. Вторая дверь из комнаты ведет в коридор, внешне такой же, как и первый. Они заходят в одну из комнат.

— Мне неудобно, лейтенант, нажмите вон на ту львиную голову в стене.

В стене распахнулись дверцы лифта.

— Не знал, что в городе ещё остались работающие — сказал Хьюг.

— Смотрите, лейтенант, накаркаете — и этот сломается. Вам на второй этаж, да и мне, пожалуй, тоже. Ну, вот и ваш зал.

Когда двери лифта распахнулись, Хьюг буквально остолбенел, ибо в одном из кресел, стоящих возле длинного стола, полулежит, прикрыв глаза рукой М. С…

— Кто там ещё? — не поднимая руки устало спрашивает она.

— Мама, это я.

М. С. встаёт. Хьюгу становится, мягко говоря, не по себе. В более глупейшей ситуации он в жизни не оказывался! Заблудится в доме М. С., потом болтать с её дочерью, не подозревая, кто она. Идиот!

Взгляд Хьюга метнулся от матери к дочери и обратно. М. С. усмехнулась.

Идиот! Как же он сразу не догадался, едва увидев девочку. Она же очень похожа на мать.

Вот только волосы у неё длинные, и черты лица помягче, а так ведь она даже говорит с тем же странным акцентом, что и М. С…

— Привет Марина. А это ещё кто — ему показалось, что М. С. слегка прищурилась, чтобы рассмотреть его. — А, лейтенант Хьюг. Шёл в комнату, попал в другую. Так что ли?

Девочке шутка смешной не показалась. В отличии от Хьюга.

Не дождавшись ответа, М. С. говорит.

— Ну, повеселились и хватит. Ты Маришка давай к себе, а вы, лейтенант оставайтесь и ждите остальных.

Марина не уходила.

— Ну, что там ещё? — спросила М. С…

— Лифт, похоже, сломался. Накаркали, лейтенант. Нету больше в городе целых.

— Тьфу ты, чёрт — выругалась М. С. — ну и как прикажешь тебя отсюда спускать?

— Очевидно, по лестнице — предположил Хьюг.

— Очевидно, ты прав. — М. С. упёрла руки в бока- так, лейтенант, бери её на руки- и за мной.

— Но мама…

— Без но. На этой чёртовой лестнице и здоровый себе ноги переломает.

Узкая винтовая металлическая лестница. Архитектор, похоже, и вправду был малость того. В таком доме — такая лестница.

— Что здесь обычной лестницы нет? — спросил Хьюг.

— Была — ответила М. С. — но единственная бомба, попавшая в этот дом угодила именно в неё.

Как только они спустились, Марина сказала.

— Всё, дальше я пойду сама.

— Костыли наверху остались. Так что Хьюг доставит тебя прямо на место. Потом, лейтенант, принесёте ей костыли и возвращайтесь в зал.

— Вот — Хьюг протягивает костыли сидящей в кресле Марине — куда их положить?

— Брось их где-нибудь. Как я их ненавижу. Когда-то я хотела стать балериной — а теперь еле хожу. Чёртова война.

— Что у вас с ногами? — спросил Хьюг

Марина злобно ухмыльнулась в ответ.

— Хочешь знать что? — она резко нагнулась и засучила обе штанины. — На, любуйся!

Ног у Марины почти до колен нет. Вместо них хорошо подогнанные протезы.

Марина снова злобно взглянула на Хьюга.

— Правда, здорово?

— Извините.

— Ты не в чём не виноват. Задал вопрос — получил ответ.

— Ещё раз извините. Я даже не подозревал, что у генерал-полковника есть дочь. Мне казалось… — Хьюг замолчал. Придумать путную концовку фразы он не смог.

Марина улыбнулась.

— Если тебя это утешит, то я родилась, когда Мама ещё не успела стать М. С…

А М. С. — то, оказывается, была замужем. Интересно, за кем? За генералом Кэртом что ли? Хьюг знает о бродящих слухах, что не спроста у М. С. и Кэрта столь панибратские отношения. Сам он этому совершенно не придает значения. В конце концов, М. С. ещё и довольно привлекательная молодая женщина. Два генерала стоят друг друга, и ушки тут не помеха. Другого мужчину рядом с М. С. представить просто невозможно. Однако, все же Хьюг решил спросить Марину об отце. А сам тем временем скосил глаза на её ухо. Ничего особенного — маленькое и изящное, ничего от эхолокаторов Кэрта. И уши генерала по меркам чужаков явно не самые выдающиеся. Впрочем, несмотря на экстравагантную внешность, ещё никто не сравнивал чужаков с ослами. Поводов не находилось.

— А ваш отец. Кто он?

Марина помрачнела.

— Он погиб на фронте ещё до моего рождения.

— Извините.

— Ничего. Война слишком многих прибрала. А мы остались, неизвестно зачем… И знаете, лейтенант, хозяйка оч-чень не любит, когда к ней опаздывают.

— О, проклятье! — Хьюг убежал.

За длинным столом сидят все те, кто в настоящее время управляют руинами столицы и окрестностей. Среди них и те, кого до войны знала не то, что вся страна, а весь мир, и те, кто до войны был уголовником. Сейчас же их всех объединяет примитивное желание выжить. Вместе это как-то сподручнее сделать.

Во главе стола сидит М. С… Чтобы про неё не говорили, а она практически не переменилась. Всё такая же собранная и подтянутая. Та же короткая чёрная стрижка, тот же холодный взгляд зелёных глаз. Вот только обстоятельства теперь иные.

Император Саргон — когда-то реальный, а в последние годы номинальный правитель страны- сейчас командир одного из боевых отрядов. Однако, занимаемым им в настоящий момент положением, он весьма недоволен.

Всем и вся известная Кэрдин Ягр, она же Бестия.

Начальник медицинской службы генерал Кэрт. Иронизируют о нём довольно грубо — 'М. С. с яйцами' .

Чистокровный кэртерец, да ещё и голубых кровей, имеющий, по его собственным словам, все недостатки М. С. в удесятерённом количестве, но при этом имея только 52% её военных и административных талантов, 0% литературных и 5000% медицинских.

Когда М. С. требовался специалист в медицинских вопросах (именно специалист, а не врач), она вызывала Кэрта. Специалист требовался чаще всего для получения информации без физического воздействия. И тогда Кэрт был страшен.

В другое время в центральном госпитале столицы он творил чудеса, спасая практически обречённых. Десять лет назад он, недавний военнопленный, спас жизнь практически смертельно раненой М. С… Тогда, впрочем, её так мало кто называл. Тогда она была полковником Саргон. И командовала дивизией. И именно её часть впервые крепко потрепала десантников чужаков. Впервые… Но на место разбитых пришли новые.

И когда остатки дивизии пробились к своим, их осталась едва ли десятая часть от того, что было вначале. А на полковнике не было живого места. Комок крови, боли и бинтов.

Возможно, для неё уже и копали могилу. Но она осталась жива. Благодаря чужаку Кэрту.

Впрочем, дружба между ними завязалась лет через пять после этого.

Сидели за этим столом и матёрые волки, участники всех бурных событий недавних лет, сидели и лейтенанты предвоенного выпуска. Но теперь не слишком-то большую роль играли старые заслуги.

Но никакой идиллии в отношениях между собравшимися не наблюдалось. Война изменила многое, в том числе и амбиции людей. У кого-то их стало меньше, у кого-то нисколько не убыло, а у кого-то наоборот их стало гораздо больше. И именно к таким теперь относился и император.

Во время войны он командовал армией. И командовал неплохо. Про императора могли говорить всё, что угодно, но ещё никто и никогда не отрицал у него наличия больших военных способностей. Его армия воевала довольно далеко от столицы. Но когда всё кончилось, он собрал оставшихся и предложил им либо идти по домам (хотя мало у кого они остались), либо двинуться в столицу и начинать там строить новый мир. Большинство выбрали второе. И достаточно боеспособный отряд численностью в несколько тысяч человек с боями (правда не слишком тяжёлыми) прошёл несколько сот километров. У императора имелись кое-какие собственные взгляды на переустройство мира. И он их намеревался реализовать. Он был уверен, что в столице не найдётся лидера, способного составить конкуренцию ему. Ведь северная ставка замолчала еще, когда была связь с тремя другими…

Ошибочка вышла! И большая! В столице оказалась их высочество из двух букв! И пришла туда месяца за два до него. И за это время вновь заставила всех плясать под свою дудку. Да ещё в нагрузку к ней Бестия и Кэрт тоже здесь оказались. Тоже мне, Октавиан, Антоний и Лепид, второй триумвират, чтоб ему пусто было! Только с Клеопатрой во главе. А как имечко-то Клеопатры переводится? Вот то-то и оно! Даже слишком достойная. И скрипя сердцем, пришлось подчинится ей. Но отряд-то остался при нём. И подчинялся М. С. постольку, поскольку император счёл нужным подчиняться ей. Но это люди, верные императору, а никак ни М. С… И этим можно воспользоваться. В перспективе. Только и у М. С. с причинно-следственными связями проблем не наблюдается.

А так авторитет императора в отряде непререкаем. И по численности это второе в столице вооружённое формирование. Авторитета он сам себе добавил, издав именной указ о переводе всего отряда в гвардию. Никаких материальных поблажек это не принесло, но старая слава шевронов, эмблем и серебряных горнов ещё не до конца растаяла.

А М. С. всегда была сорвиголова…И это может плохо кончится.

В общем, в столице имеет место быть глухое, но всем и вся известное противостояние М. С., Кэрта и Бестии с одной стороны и Императора с другой. И это притом, что практически все видели, что Бестия уже не та, да и М. С. стала как-то пассивнее. А Кэрт в этой троице играет подчинённую роль, и ей вполне доволен. В общем, всё ещё может измениться, и надо внимательно смотреть, куда дует ветер.

Ситуация усугублялась тем что, довольно много людей, которые не прочь считать именно императора лидером столичных саргоновцев. И многие из этих людей имеют оружие, что в сложившейся ситуации гораздо важнее.

У императора зародилась тлеющая, словно огонёк мысль об устранении М. С. от власти. Он никому об этом не говорил. Но дал понять некоторым из своих офицеров, что его вовсе не устраивает сложившееся положение. Он знает, что в случае чего, на этих людей он сможет положиться. И если они его не подведут, то и он им этого впоследствии не забудет. Это он тоже дал понять.

Но и М. С. не сидит, сложа руки. Свои намерения император никогда не озвучивал даже в узком кругу. Есть у него такая черта в действиях, что он стремится не столько выиграть, сколько боится не проиграть. Он осторожен. И почти никогда не рискует. А у М. С. под ружьём народу больше, чем у него. И колеблющиеся этого тоже никак не могут ни учитывать.

Да и сегодняшняя операция сознательно была спланирована так, чтобы основная роль досталась отрядам М. С. и Бестии. А император вроде как на подхвате. А силу-то свою продемонстрировали другие отряды, а вовсе не его. И бензовозы, и продукты тоже захватили люди М. С… В городе это должны заметить.

— Итак, продолжим о приятном. Докладывайте, лейтенант Хьюг.

Тот вскочил.

— За сегодняшний день суммарно захвачены следующие трофеи: 22 танка, из них 15 повреждённых, 30 БТРов из них 22 повреждённых, 15 орудий, 17 грузовиков, 205 неповреждённых автомашин и 103 мотоцикла, около 8 тысяч единиц стрелкового оружия и боеприпасы.

— Главное.

— 900 тонн бензина и около 100 тонн продовольствия.

— Людские потери- М. С. посмотрела в сторону Кэрта.

— За сегодняшний день ко мне поступило 12 убитых и 65 раненных, из них госпитализировано 20.

— Потери техники.

— Восемь танков с боевыми повреждениями, шесть- с техническими — сказал майор, начальник СПАМ — ремонт двенадцати машин будет завершён к утру, ремонт двух невозможен из за отсутствия необходимых запчастей.

Склад запчастей тоже в его ведении, так что, если механики что-нибудь не придумают, то эти два танка придётся превращать в доты или пустить на запчасти.

— Пригодность трофейной техники.

— Все танки некомплектны, в настоящий момент боеспособных среди них нет. До десяти машин удастся привести в норму в течении двух-трёх дней.

— Пленные.

Вскочил капитан, сидевший на дальнем конце стола.

— 1188 человека, из них 96 несовершеннолетних, 647 женщин и 545 мужчин.

— Пригодность.

Снова Кэрт.

— Женщинами и малолетками ещё не занимались, из мужчин годны 310, ограниченно годы 190, временно не годны 45.

Наступила тишина. Потом заговорила М. С.

— Значит так, годных разбирайте по своим секторам, на работах задействуйте после санобработки. На довольствие их. — М. С. на секунду задумалась — по 0,75 от третьей категории.

— По сколько человек брать на сектор?

— Сколько считаете нужным. Если кто не успеет — его проблемы. Далее… Ограниченно годных. Ты, Кэрт, жаловался на нехватку персонала. Вот и набирай из них. Остальным — сроку десять дней. Потом доложить о состоянии их здоровья. Непригодных — в расход. Всё!

— Гуманные саргоновские методы- с мрачной иронией сказал профессор.

Никто не обратил на его высказывание внимания.

— С женщинами-то что делать? — снова Кэрт.

— Женские рабочие руки кому-нибудь нужны? Ко всем относится.

Молчание.

— Значит, завтра зайду к тебе и гляну на них. Там что-нибудь придумаем. Ну, значит так, о приятном поговорили, теперь займёмся делом. Профессор, на сколько хватит запасов при существующих нормах выдачи.

— Ориентировочно на два месяца.

— А если ещё снизить?

Профессор заговорил неожиданно твёрдо.

— Снижать больше нельзя. Мы и так уже стоим на грани голода. Ещё одно снижение норм, и мы все погибли. Уже сейчас в бункерах полным полно людей с явными признаками истощения. А ваши нормы даже для солдат обеспечивают от силы 70% жизненного минимума, у рабочих и иждивенцев ситуация на порядок хуже.

— Что это значит.

— Это значит, что я категорически отказываюсь поддерживать ещё одно снижение норм.

— А через три месяца мы все передохнем. Ладно. У кого-нибудь есть идеи, как нам остаться в живых. Высказывайтесь.

Встал император.

— Конина. По- моему, в восьмом секторе содержится очень большое количество лошадей. Их можно…

Его прервали.

— Это уникальные кони. Цвет породы. Мы и так уже слишком много потеряли.

— А у нас уникально дерьмовая ситуация с продовольствием. Так что не стоит ничем брезговать. — ответил император — тем более, что в ближайшее время вряд ли кому придет в голову формировать кирасирский полк.

Количество кривых усмешек весьма значительно. М. С. же заинтересовала практическая сторона вопроса.

— Сколько конкретно лошадей содержится?

— Около 4 тысяч.

— Четыре тысячи. Немало. В общем, так. Два месяца будем догрызать запасы. Ну а потом схрумкаем и лошадей. Выбора у нас всё равно не будет. Да и этих коней хватит не на долго.

Н. З., так сказать. Какие ещё будут идеи?

Снова тишина. Потом встал один из секторных командиров.

— Я предлагаю убрать деление населения на три категории. Всем выдавать норму третьей категории. Думаю, мы этим выиграем себе ещё не менее месяца.

Встал другой командир.

— Через полмесяца на третьей категории ни один из ваших солдат не поднимет тяжёлого снаряда. Подумайте об этом.

— Все категории останутся. — твёрдо сказала М. С…

— Убрать сегодняшнее быдло. В расход не 45 человек, а всех подряд. Самим жрать нечего, да ещё этих кормить!

— Капитан — сказал Саргон — вы наверное, обратили внимание, что многие из сегодняшнего быдла выглядят куда здоровее нас. Зачем же добру пропадать? Сначала сгоним с них жирок, благо жрать они мало будут. Пока пусть работают, а шлёпнуть их мы всегда успеем.

— Да и сэкономим мы на них немного. Так что ждут следующих версий.

Поднялся ещё один секторной, бывший спецназовец, до войны слывший фанатиком и головорезом, каких поискать. Ну, да людей с подобной славой здесь и без него полным полно.

— Во — первых, у меня вопрос. Какой процент населения мы в состоянии обеспечить всем необходимым за счёт продуктов длительного хранения?

— Примерно пять.

— То есть, менее ста тысяч?

— Именно.

— А что у нас в нижних уровнях убежищ высшего уровня?

''Куда он гнёт? ' — подумала М. С., но ответила.

— Склады бактериологического и химического оружия. Там же хранится несколько атомных зарядов.

— Жить в этих ярусах можно?

— Вполне. Что вы предлагаете?

— Предложение моё очень простое: Надо отобрать 100 тысяч человек. Наиболее крепких физически, здоровых и идеологически верных во всех отношениях. Наша задача — сохранить цивилизацию, а мы, пытаясь спасти это быдло, гробим то немногое, что осталось. И значит, пошли они все куда подальше. Мы займём эти ярусы, а они пусть остаются. Эти гражданские хлюпики, всевозможные калеки, мещане и тому подобные отбросы. Им не должно быть места в новом мире. Мы должны сохранить культуру и лучший генофонд. А стадо пусть режет друг друга за банку тушёнки. А мы будем в безопасности. Сейчас не наше время, сейчас время вот таких стай, вроде разгромленной нами. Но наше время придёт!

М. С. встала.

— Интересное, конечно, рассуждение. Но. Кто будет эти сто тысяч отбирать? Ты что ли? Или я?

А если мы друг друга неполноценными объявим? То что тогда? Кто первый за автомат схватится что ли?

Тот уже было рот открыл для ответа, но М. С. вдруг рявкнула. А голос у неё очень сильный.

— Молчать!!! Мы либо все переживём эту чёртову зиму, либо все передохнем! Ясно! И третьего нам не дано! Ибо мы люди, но люди мы именно потому, что за нашими спинами те, кто просто не могут взять в руки автоматы, те, кто просто не умеют резать глотки, как умеешь ты или я. Они что из-за отсутствия этого умения должны помирать, а мы, наоборот, должны жить только потому, что умеем это? Нет, они будут жить, ибо мы можем постоять за себя. А значит, мы должны драться и за них. Мы не крысы, и прятаться не будем! Я сказала!

— Вы ещё меня вспомните! Только поздно бы не было!

— Ты отстранён от командования, пока временно…

Тот рванул из кобуры пистолет. Хьюг успел схватить его за руку. Подбежали охранники, и навалившись прижали его к столу. Сначала он кричал.

— Вы суки, мать вашу ещё меня вспомните, только поздно уже будет.

Потом вдруг страшно задёргался, да так, что Хьюг и трое охранников с трудом его удерживали. Он уже не кричал, а хрипел.

— Зубы ему разожмите — крикнул Кэрт вскакивая — эпилептик хренов!

Бестия взглянула на свою руку так, словно никогда её не видела, повертела перед глазами, и ледяным тоном произнесла.

— По-моему, Кэрт, это твой клиент, а не мой.

(Полицейские функции выполняли солдаты из её подразделения.)