"Стена" - читать интересную книгу автора (Робертс Адам)

Глава 2

Однако это была его ма. Вся в неустойчивом, хрупком равновесии, как качели. Какое-то время она могла быть просто чудесной женщиной и вела себя так, что не нарадуешься, но затем вдруг что-то в ней ломалось, и ма начинала орать и размахивать руками. Могла ударить палкой, и хорошо еще, если палкой. Все зависело от того, что ей попадало под руку. Иногда Тигхи посещала мысль, что его па живет где-то в глубине дома, прочный, как крыша с крестовыми сводами и земляной пол холодного погреба, покрытый циновками, а ма вечно обитает на самом краешке выступа и каждую минуту может свалиться с него.

Правда, у ма были видения. Тигхи знал, что этим объяснялось многое, если не все, хотя об этом говорили крайне редко. Очевидно, видения и являлись причиной резких перемен в ее настроении. Ма могла проснуться среди ночи и разбудить всех диким визгом. Подобное случалось раз в месяц с такой же регулярностью, как восход и закат солнца, все двадцать месяцев в году. Каждый раз вопли из комнаты родителей будили Тигхи, и он моментально вскакивал и садился на постели так прямо, что у него начинал болеть позвоночник, и в ушах шум – «ах! ах!» – крики или рыдания, приглушенные и скомканные стенами, отделявшими его от них. И его па, принц, нежно воркующий и успокаивающий.

После дня рождения Тигхи, когда ему исполнилось восемь лет, жизнь продолжалась в своем ритме, несмотря на потерю козы. Ведь оставшихся животных все равно нужно пасти, даже если Каре эту работу больше не доверят. Козы вечно хотели есть. В их глазах, дико вращавшихся в своих орбитах, нельзя было увидеть ни малейшего признака осознания того, что их сородич сорвался в бездну и погиб. Им все равно. Их разум такой же простой, как трава, которую они жевали; еда, еда, а затем (в сезон) спаривание. В этом тоже была своего рода прочность, полагал Тигхи.

– Мы не можем оставить Кару, – сказал ему па на следующий день после дня рождения, когда они стояли на выступе снаружи. – Лучше даже не упоминать ее имя в присутствии твоей ма, ты и сам понимаешь.

Оба посмотрели на ма, которая невдалеке (в сорока руках от них) выводила пять коз из деревенского загона, куда всех животных загоняли на ночь. На ее лице была все та же печальная улыбка. Ма по-прежнему радовалась тому, что нынешнее утро застало ее в живых, что ей удалось пережить еще одну ночь.

– Как бы то ни было, – сказал па, крепко сжав плечо Тигхи, – ты теперь уже отрок, тебе восемь лет – почти мужчина. Ты и сам можешь пасти коз, но первое время твой па тебе, конечно, поможет.

Тигхи гордо выпятил грудь, его распирало от радости.

– Я присмотрю за ними, – сказал он.

Однако в конце концов вышло так, что Тигхи не пришлось пасти коз. Его ма, чье настроение к тому моменту слегка изменилось, сказала «нет».

Было очевидно, что она не хочет больше рисковать животными, и точно так же очевидно, хотя об этом прямо не сказали ни слова, что ма не доверяла Тигхи заботу о козьем стаде. Вслух же ма сказала совсем другое. Она сказала, что это ниже достоинства сына принца и внука священника, однако Тигхи понимал, что настоящая причина кроется в другом. Мальчик понимал, что не имеет почти никакого опыта ухода за козами, однако легче ему от этого не стало. Сомнение в его способностях больно ударили по самолюбию. Разумеется, спорить бессмысленно. Ма подождала у входа в загон, пока за ее животными не пришла другая хозяйка. Они затеяли довольно оживленный разговор, закончившийся тем, что ма договорилась с этой женщиной об условиях, на которых их козы могли попастись в другом, более крупном стаде день-два, пока не удастся нанять нового пастуха.

После родители отправились в деревню, чтобы уладить проблемы, возникшие в связи с потерей козы, и Тигхи остался совершенно без дела. Он был сыном принца, у него никогда не было никаких дел. Тигхи мог бы пойти поискать своих друзей, но был не в настроении. Вместо этого он стал околачиваться у загона, наблюдая за людьми, которые приходили и уходили. Затем предложил свою помощь лоточникам, натягивающим тент для своего продовольственного киоска. Он надеялся, что за это они бесплатно дадут ему что-нибудь из своих товаров, однако лоточники отмахнулись от него. Тогда Тигхи пришла в голову мысль сходить в деревню и найти Кару. Тигхи хотел объяснить, что лично он не в обиде на нее за пропавшую козу. Однако, подумав как следует, он отверг эту идею по причине ее глупости и решил просто пройтись, погреться на солнышке.

Тигхи пробирался по главной улице, представляющей собой торговый ряд лотков под тентами. Здесь собиралось большинство розничных торговцев. Покупателей становилось все больше и больше, и вскоре Тигхи пришлось протискиваться через довольно-таки плотную толпу. Затем он нырнул в церковь и вышел через задний ход, проскочил через узкие проходы с буфетами и оказался в тенистой аллее. Пройдя немного по ней, Тигхи вскарабкался по бамбуковой лесенке, вделанной в стену (лестница общественная, разумеется – у него не было денег заплатить за пользование частным проходом), и опять оказался на солнечной стороне. Выступы здесь, наверху, были короче и не такие широкие, как внизу, и казалось, что они нависают над самой головой. Соответственно и дома на них стояли более примитивные. Два поросших травой выступа поднимались зигзагами вверх, переходя один в другой, за ними располагалась новая часть деревни, где жили люди, переселившиеся сюда из Мясников, деревни, находящейся несколькими тысячами рук выше и правее.

Тигхи никогда не был в Мясниках, но по рассказам других знал, что это большая деревня, основанная на огромной широкой платформе, которая выступает из мировой стены. Он знал, что это место славится изобилием всех сортов мяса. Часть тамошних жителей победнее перебралась ниже по стене в Уютный Уступ в надежде на лучшую жизнь, однако когда Тигхи шагал по грязным тропинкам мимо их жилищ, его взяло сильное сомнение, что жизнь этих людей стала лучше после переселения. Уступ казался таким жалким. Переход, и затем несколько поросших травой утесов и расщелин. За ними еще один ряд новых домов, вырытых в стене не более года назад. Во многих из них в прихожих до сих пор были голые глиняные стены, а в некоторых, похоже, отсутствовали даже рассветные двери, что немало удивило Тигхи. Как же жители обходятся без них по утрам, когда крепчают рассветные ветры?

Затем Тигхи миновал последние дома и поднялся еще выше. Тут никто не жил, и даже козопасы обычно не приводили в такую даль свои стада. Утесы здесь слишком маленькие, и трава на них скудная и чахлая, ради которой не стоит сюда гнать скотину. Поэтому Тигхи спокойно сел, привалившись спиной к стене, в надежде побыть в одиночестве. Стена простиралась на тысячу лиг над ним и на тысячу лиг под ним. Сейчас он находился в нескольких дюймах от края мира. Вот и все, что ему было известно.

Тигхи уставился в небо. В воздухе крутились птицы. Они то поднимались вверх, то вдруг резко, камнем падали вниз. Несколько птиц сели на выступ и приблизились – нет ли у него еды. Однако, увидев, что человек не собирается их кормить, птицы потеряли к нему интерес и, важно ковыляя на своих кривых ножках, отошли к краю выступа и упали в пространство, взмыв затем вверх на своих волшебных крыльях.

На щеку Тигхи сел какой-то инсект. Ему стало щекотно, и он прихлопнул инсекта ладонью.

Набрав полный кулак травы, начал ее жевать. Трава не давала ощущения сытости, но это лучше, чем ничего. Людей, питавшихся одной травой, легко отличить от остальных, они худели особенным образом. Их лица становились изможденными, неся на себе печать голодания. На одной траве можно протянуть довольно долго, однако результат всегда получался один и тот же: люди чахли и умирали. Однако для Тигхи оставалось загадкой, почему козы, кормившиеся одной травой, не только не умирали, но, наоборот, жирели. И следом за этой мыслью с логической неизбежностью к нему явился образ погибшей козы. Она резвилась у края, и потом вдруг ее не стало. Тигхи прополз на четвереньках четыре-пять рук, отделявших его от края утеса, причем последнюю руку преодолел и вовсе на животе. Наконец, двигаясь предельно осторожно, со скоростью улитки, Тигхи высунул голову над краем мира.

Живот по-прежнему ужасно сводило, а в голове покалывали тысячи иголочек. Однако одновременно с этим рождалось и ощущение чего-то прекрасного. Тигхи лежал на животе и смотрел вниз, туда, откуда пришел. Утесы и скалы расположились узкой цепью, тесно прижавшись друг к другу, и поэтому Тигхи были хорошо видны тропинки в новой части деревни, которая находилась прямо под ним. Края выступов, на которых стояли дома, в перспективе казались сжатыми, что создавало впечатляющее ощущение глубины. Под ним, внизу, кто-то вышел из дома. Очень скоро Тигхи понял, что это женщина. Она постояла немного, раскуривая терновую трубку. Огонь никак не хотел приниматься, и женщина сгорбилась, защищая пламя от ветра, затем выпрямилась. Сверху Тигхи ее голова казалась круглой, как камень-голыш, который, однако, ощетинился коротко стриженными волосами. Женщина сделала несколько шагов, и Тигхи потерял ее из виду.

Струйки дыма от костров, на которых готовили еду, и коптильных камер уходили спиралями вверх и растворялись в высоте. Задержав дыхание и стараясь не обращать внимания на сердце, готовое выскочить из груди, Тигхи еще больше высунул голову из-за выступа. Перспектива немного сдвинулась, и теперь ему стал виден внешний край уступа, по которому проходила главная улица. Ниже ее на протяжении ста рук не было ничего, просто плоская стена, слишком крутая, чтобы на ней что-нибудь строить. План деревни был настолько хорошо знаком Тигхи, что он мог нарисовать его с закрытыми глазами. От уступа, на котором располагался рынок, вправо и вниз отходили другие уступы. Выступов размером поменьше было так много, что они образовывали настоящий лабиринт в форме дуги. Земляные ходы ввинчивались в стену. Солнце поднималось ввысь, и когда Тигхи изогнул шею, чтобы лучше видеть, оно ослепило мальчика, и Тигхи приставил ко лбу ладонь. Откуда каждое утро является солнце? Как оно карабкается наверх от основания стены до ее верхушки?

День становился все теплее, и утренняя облачность начала рассеиваться. Тигхи отполз от края и лег на спину. Стена простиралась над ним, невообразимо высокая, чудовищно высокая, исчезавшая – нет, растворявшаяся в голубом мареве. Какова же ее высота? Должно быть, она не имеет предела.

Вверху небольшие утесы и скалы постепенно переходили в ничто, в гладкую поверхность стены, на которой ничего не росло, за исключением нескольких полосок жесткой травы. Ей все было нипочем, даже морозы. Сразу же над Уютным Утесом располагался очередной участок почти абсолютно ровной стены. Мясо было где-то там, наверху, в нескольких тысячах ярдов, чуть левее. Понятное дело, две деревни сообщались между собой: извивающиеся утесы кое-где связывались лестницами, прокопанными в самой стене. А внизу, правее находился Сердцевидный Уступ. Вообще-то это был не уступ, а россыпь мелких выступов, которые не годились даже для выпаса коз. Жители Сердцевидного Уступа существовали главным образом за счет того, что их деревня выполняла роль связующего звена между Плавильней и Уютным Уступом, Мясниками и остальными деревнями. Через Сердцевидный Уступ пролегал единственный путь, связывавший эти деревни. В Плавильне добывали руду из стены и выплавляли из нее металл. В Уютном Уступе тоже имелись плавильщики, однако руды здесь было мало, и добывали ее труднее. Поэтому торговля металлом процветала, и весь товар проходил через Сердцевидный Уступ, который взимал за этот транзит определенный процент.

Вверху за Мясниками были и другие деревни. Говорили, что стена в том направлении становилась более изрезанной, изобилуя утесами и выступами, на которых условия жизни лучше. Однако, по мнению Тигхи, самым лучшим участком стены был тот, что простирался прямо над ним. Такой ровный, такой чистый. Стена, синея, уходила вдаль, где приобретала расплывчатые очертания, а затем и вовсе растворялась в дымке, сливаясь с небом.

Если бы только зрение у меня было поострее, а день безоблачным, подумал Тигхи, наверное, я увидел бы всю стену до самого верха.

Всю до самого верха. От этих слов у него мурашки пробежали по спине. Однако утро уже переходило в день, и в воздухе стояла дымка, снижая видимость до нескольких тысяч ярдов. Левее большие кучевые облака ласкались к стене, словно какие-то гигантские животные сосали чью-то огромную грудь. Возможно, именно это и случилось с далекой, невидимой верхушкой стены, подумал про себя Тигхи. Возможно, она превратилась в облака. Облака. Превратилась. Эти слова несли в себе глубокий смысл и огромный заряд энергии. Они были такими же высокими, как и сама стена.

У ног Тигхи послышался какой-то шорох. Опустив взгляд, Тигхи увидел обезьяну. Попытался дать ей пинка, но та, взвизгнув, увернулась. Вскочив на ноги, Тигхи погнался за тварью, но она проворно взобралась вверх по стене на пару десятков ярдов, цепляясь за пучки травы, торчавшие здесь и там.

Засмеявшись, Тигхи опять уселся спиной к стене. Сжевал еще несколько стебельков травы и опять принялся смотреть в небо, цвет которого менялся в зависимости от высоты. От розового цвета языка, около солнца, до более насыщенных и плотных голубых оттенков верхней части. Однако Тигхи никак не мог определить место, где одни цвета сменялись другими. Что придавало небу цвет? Только ли солнце? Но ведь воздух невидим (он помахал рукой перед лицом, чтобы еще раз убедиться в этом), значит, никакого цвета не может быть.

Должно быть, солнце отражается от чего-то, что придает воздуху цвет.

Внезапно эта мысль рассыпалась у него в мозгу тысячью искр, словно обладала сильнейшим электрическим зарядом. А что, если есть другая стена – стена настолько далекая, что он не видит на ней никаких деталей, и все же такая огромная, что заполняет все небо от горизонта до горизонта? Эта мысль поразила Тигхи как молния.

Другая стена?

В голове у Тигхи возникло странное ощущение, будто там что-то сместилось. Все кругом поплыло. Казалось, его мозги молниеносно сжались в бесконечно маленький комок, который тут же резко увеличился в размерах. Что-то вдруг хлынуло неудержимым потоком из точки в центре его черепа. Другая стена. Эта идея полностью овладела его умом.

А вдруг на ней живут люди? Люди, похожие на него, или, может быть, совсем не похожие. Тигхи закрыл глаза и попытался представить, как могла бы выглядеть его стена. Какой у нее цвет? Светлый и зеленый от трав; коричневый и черный от обнаженных пород. Возможно, пятна серого цвета от скал и бетона. Тигхи изо всех сил напрягал мозги, пытаясь взлететь на крыльях своей мечты и приблизиться к этой мировой стене. Какова же будет окончательная смесь цветов? Однако в его воображении неизбежно возникал грязный фон с беспорядочно разбросанными на нем пятнами различной формы и размера и все того же цвета грязи, но иных оттенков. Нет, небо выглядит совсем не так. Тигхи снова открыл глаза и попытался мысленно изобразить главные черты того, на что смотрел.

Возможно, это стена совершенно иного типа, возможно, она сделана не из скал, земли и растительности, как стена, на которой он жил. Вместо этого Бог мог создать ее целиком из серого пластика (а почему бы и нет? Бог мог сотворить все, что угодно). Или даже металла. А ведь это мысль! Стена, такая же огромная, как и сама мировая стена, однако гладкая, чистая и безупречная. Вся ее поверхность – блестящий металл, отражающий солнечный свет и придающий ему голубой оттенок. Металл, на котором живут люди; такие же блестящие и гладкие, как хром, они тают и сливаются вместе, когда занимаются любовью. Гладкая, глянцевая кожа, соприкасающаяся с такой же кожей; одно сплошное, глянцевое пятно из секса. Вик мальчика зашевелился, но Тигхи уже клонило в сон, и он не стал с ним забавляться. Вместо этого он задремал.

Тигхи проснулся внезапно потому, что ему стало страшно. Он почувствовал своим нутром, что начинает падать. Тигхи ненавидел это ощущение. В последнее время такое случалось с ним все чаще и чаще. Мир опрокидывался, и конвульсии в животе служили безошибочным признаком того, что он скатился с мира и падает. При этом мальчик всегда просыпался и обнаруживал, что судорожно цепляется за землю. Требовалось немало времени, чтобы прийти в себя.

Тигхи сел и прижался спиной к стене. Ощущение ее незыблемой прочности всегда успокаивало. Когда он опять посмотрел на небо, оказалось, что в сочетании оттенков произошли изменения. Если другая стена существует, то почему не предположить, что за ней существует еще одна? А за ней следующая? Стена за стеной, как страницы в книге, и пространство между ними, достаточное лишь для того, чтобы в него могло проникнуть солнце, освещая сначала одну сторону, а затем другую.

Картина получилась довольно нескладная, но было в ней нечто привлекательное.

Как страницы в книге. У его па есть две книги. У некоторых людей в деревне их более дюжины. Люди считают книги богатством, однако ма Тигхи всегда презирала их. Она обычно говорила:

– Книги есть не будешь.

Тигхи потер затылок, в котором опять начало покалывать. Теперь все носило на себе отпечаток его сна, этого кошмарного ощущения падения в ничто. Мысль о том, что он прожил восемь полных лет, что его детство уже заканчивается и начинается переход к взрослой жизни и все это время, каждую минуту он находился в нескольких ярдах от края мира, пугала мальчика.

Все так зыбко и ненадежно. Жизнь таит в себе постоянный риск. Да, в том-то и дело. Вечная опасность – горькая правда об основе существования на стене. Наверное, даже козе, даже такому тупому существу, как коза, в тот момент, когда она перекувырнулась через край бытия, было дано озарение, проблеск понимания хрупкого равновесия вещей. Жизнь – вечное балансирование, а смерть – нечто вроде падения.

Тигхи думал о козе, ушедшей в небытие, думал о своей ма, которая жила на краешке вещей, на грани эмоционального срыва. Он думал о древней иерархии их княжества, о деревнях, его составляющих. Принц, священник и дож обеспечивали равновесие этой системы, следя, чтобы исправно работали все ее элементы – закон, религия и торговля, и чтобы все люди подчинялись установленному порядку. Так объяснял па. В жизни многие вещи связаны друг с другом: стоит убрать одну, и вся структура начнет рушиться.

Интересно, подумал Тигхи, а вдруг где-нибудь в самом основании стены есть такой кирпич, всего-навсего один маленький кирпичик, на котором она держится? Убрать его – и вся мировая стена рухнет? Обрушится вся структура в тысячу лиг? При этой мысли Тигхи чуть было не запаниковал и попытался выбросить ее из головы. Нужно сосредоточиться на чем-либо еще, приказал он себе.

Смотри на птиц, описывающих круги в воздухе.

Смотри на сияние облаков, бороздящих прохладную синь неба.

Смотри на безжалостно палящее солнце, гнетущее в своей ослепительности, горячее и желтое.