"Красный бубен" - читать интересную книгу автора (Белобров Владимир Сергеевич, Попов Олег...)Глава первая БУБИЙСТВО 1Андрей Яковлевич Колчанов, бывший совхозный бригадир, поехал в Правление получать пенсию. Он вывел из сарая ржавый велосипед «Украина», привязал, на всякий случай, к багажнику сумку, сел и поехал. Педали шатались, и Колчанов ехал, как хромой ходит. Заканчивался август, было еще тепло. Урожай собрали неплохой. Зиму перезимуем. Андрей Яковлевич ехал не очень быстро, но и не медленно. В углу рта дымилась папироска. Он убрал одну руку с руля и приподнял кепку, приветствуя Петьку Углова с удочкой. – Привет, Петька! А где Чапаев? – В Караганде, – Петька тоже приподнял кепку и остался позади. Раньше Петька работал трактористом, а теперь стал свободным пьяницей и жил со своего огорода. Всем такая жизнь не нравилась, а ему нравилась. Вырастил, продал, купил, пропил. Андрей Яковлевич нагнул голову вперед и съехал под горку. Из-под колес, кудахтая, разбежались перепуганные куры бабки Веры. – Эй, старый пердун! – крикнула бабка. Она сидела возле дома на лавке и метила своих кур зеленкой. – Куда намылился?! – На танцы! – крикнул Андрей Яковлевич. – Поехали, старая карга, потанцуем! Садись на раму! – На твою раму уже отсадились, – бабка Вера загоготала. – Это откуда тебе знать, дура?! – Подруги говорять! А-ха-ха! – Откудова у тебя подруги, ведьма?! С тобой, проститутка беззубая, я один только и разговариваю, для собственного развлечения! Андрей Яковлевич нажал на педали и выехал на бугор к картофельному полю. «Вот я для чего сумку взял! – понял он свое неосознанное действие. – На обратном пути украду картошки. Полную сумку». В поле работали солдаты с военного аэродрома. Андрей Яковлевич вздохнул. Глядя на синие погоны, он вспомнил своего сына, который тоже был летчиком и разбился при испытаниях нового самолета несколько лет назад. Андрей Яковлевич всегда гордился сыном, что он такой вырос умный, не спился, не остался в деревне, как раздолбай, а поступил в летное училище, закончил с отличием, женился, завел детей и испытывал первейшие в мире самолеты. А вона как обернулось… Лучше бы спился тогда уж… Хотя бы жив был… Не знаешь, где найдешь, где потеряешь… Колчанов натянул на лоб кепку и объехал яму с грязью… У Правления толпились мужики. Колчанов подъехал, слез с велосипеда, прислонил его к стенке. Мужики молча наблюдали с крыльца. – Здорово, мужики, – Андрей Яковлевич подошел. – Здорово, Колчан! – поздоровались мужики. – Ты куда, на блядки собрался? – А-то куда ж? Двух уже по дороге отгрёб, ядрена палка. – Ага! – сказал дед Семен Абатуров. – Корову и собаку! – У тебя, бля, дед, – ответил Колчанов, – нет фантазии. – Вот я собак и не ебу, – дед Семен поплевал на окурок. – Слыхал новость? Бубийство у нас! – Ну?! Кого ж бубили?! – Андрей Яковлевич вытащил беломорину. – Чё, неуж не слышал? – А откель? Я из дому трентий день не выхожу! – Бляха-муха, какой анахорет! – Сам иди на херет! – Эка ты! Не стану тебе, долбаносу, коли так, ничего рассказывать, пень тебе в сраку! – Не обижайся, старый хрен! – А я на чудаков не обижаюсь. – Сам ты чудак! Скажи спасибо, что ты старый и немощный, а то бы я тебе как двинул сверху по твоей тупой лысине, чтоб ты вошел в крыльцо по самые твои старые яйца!.. Говори, кого бубили-то, а то развел манифест, как на собрании, едри твою мать! Дед Семен почесал бороду и плюнул с крыльца. – Евреев бубили, вот кого! – Ну?! – Колчанов удивился. – По жопе пну!.. Бубили евреев. И еврея, и его еврейку. – Кто ж бубил-то?! – А кто ж скажет?! Летом в деревню приехали дачники. Весной они приезжали присматриваться. Они прознали, что в Красном Бубне есть свободные дома на продажу. Приехали на стареньком «Москвиче» и сразу застряли в грязи при въезде. Слава Богу, мимо из сельпо ехал на велосипеде Колчанов. Колчанов с утра мучался. Накануне он ездил на свадьбу в соседнюю деревню и еле оттуда вернулся восьмеркой. Сгуляли свадьбу сына его старого друга Василия… С утра Андрей Яковлевич проснулся на полу оттого, что его всего колотило, как стахановский отбивной молоток. Он кое-как дополз до стенки, по ней добрался до бочки с водой, опустил туда голову и напился, чисто собака. Высунув голову, он посмотрел в мутное зеркало, и ему стало так обидно за свою судьбу. Сын погиб, жена умерла сразу после сына. И остался Андрей Яковлевич один-одинешенек на белом свете. И некому было ему с похмелья разогреть жирных щей со свининой и поднести сто грамм. Колчанов определенно знал, кто виноват в этом. Евреи. Они пролезли всюду и не дают русскому человеку продыху. Про это знал не один Колчанов, все об этом знали. И Колчанов не мог для себя понять, почему про это ничего не пишут в газетах и не говорят по телевизору. Когда-то Андрей Яковлевич отправил жалобу в Политбюро ЦК КПСС на антисионистов. Ему не ответили. И Колчанов понял тогда, что и в Центральном Комитете уже окопались носастые. А это значит, что дергаться теперь бесполезно. Если они в ЦК, то значит они и в КГБ, а если они в КГБ, то они и в МВД, значит. Понятно, почему менты такие козлы! Андрей Яковлевич вышел, шатаясь, на крыльцо. Лил дождь, и от этого Колчанову стало еще поганей. Он выкатил из сеней велосипед и поехал в сельпо за бутылкой. Денег не было. Но была слабая надежда, что продавщица Тамарка отпустит в долг до пенсии. Магазин оказался закрыт. – Сионисты постарались и здесь, мать их в бок! – выругался Колчанов и поехал назад. Он ехал и думал, где бы поправиться, но вариантов было мало – времена трудные. И тут Андрей Яковлевич увидел городскую машину, застрявшую в грязи. Вокруг машины суетилась еврейская пара. Еврей толкал машину сзади, а его баба держала над евреем зонтик. У мужчины был нос, который называют в деревне рулем, глубоко сидящие темные глаза, бородка, как у Калинина, черные с проседью волосы торчали из-под красной бейсболки с портретом бульдога. Одет он был в американские джинсы и клетчатую фланелевую рубаху. Его баба была помельче. И нос у нее был помельче, и ростом она была пониже. И худая, как шкилетина. А одета была в плащ и беретку с хвостиком. Андрей Яковлевич притормозил и слез с велосипеда. Он сразу почувствовал, что бутылка, которую он искал всё утро, сама едет к нему в горло. – Здрасьте, – сказал он, приподнимая дерматиновую кепку. Мужик перестал толкать машину. – Здравствуйте… Вот, застряли немного… – сказал он. Андрей Яковлевич прислонил велосипед к дереву, обошел машину вокруг и усмехнулся. – Ни хера себе!.. Немного – он говорит!.. Ну, коли немного, то я тогда пошел… – при этом Колчанов стоял на месте и никуда не уходил, – а вы тута колупайтеся до вечера… Мужик понял намек и спросил: – Вы, наверное, здешний? Колчанов кивнул: – Ну! А ты что думал, что я австрийский бориген? – он усмехнулся. – Совершаю кругосветное путешествие на лисо-педе с кунгурой в кармане! Мужик оценил шутку и засмеялся. – Нет, я так не думал. Я думаю, что вы местный и можете нам помочь… – Дык, это, – Колчанов поскреб небритый подбородок, – помочь я, конечно, могу добрым людям… Я тут, почитай, всю жизнь живу… Меня тут кажная собака знает… Знает и уважает… Потому что я тут не последний, тому подобное, человек… – Он постучал по капоту. – Можно помочь… Звать меня Андрей Яковлевич… Кого хошь спроси – кто такой Колчанов, все тебе скажут… – Дегенгард Георгий Адамович… – сказал мужик. «Ага!» – подумал Колчанов. – А это моя супруга Раиса Павловна. – Баба кивнула головой. – Андрей Яковлевич я… Колчанов, – он протянул руку. – Жаль, выпить не взял… за знакомство. – Так у нас есть, – мужик открыл багажник, и Колчанов увидел там пол-ящика белой. Он даже зажмурился. «Одной бутылкой они от меня хрен отделаются!» Мужик вытащил бутылку и два пластмассовых стаканчика: – Только, я за рулем, – сказал он. – Выпейте с Раисой. – Ну и что, – Колчанов усмехнулся, – я тоже за рулем, – он показал на велосипед. Мужик засмеялся: – Очень приятно, что в деревне сохранились носители природного юмора, – он открыл бутылку и налил сначала Колчанову, а потом жене. – Мне чуть-чуть, – остановила его руку Раиса Павловна. – Ну, за знакомство, и чтоб не последняя, – Колчанов выпил, вытащил из кармана яблоко, понюхал и протянул бабе. – Закуси! – Спасибо, – женщина взяла яблоко, но есть не стала, а тихонько засунула его куда-то в рукав. Колчанов это заметил: «Брезгует курва». Водка уже подействовала, и Андрея Яковлевича отпустило. – Какими судьбами в наших местах? – спросил он. – Да вот… Хотим у вас в деревне домик купить… Потянуло с годами, знаете ли, к природе… – Это хорошо… – Колчанов посмотрел на бутылку и подумал: «И чего это тянет жидов к нашей природе?» – Значит, решили у нас, так сказать, обосноваться… – Мы слышали, – высунулась вперед баба, – что у вас тут недорого можно домик купить… – Может, и недорого можно, – неопределенно ответил Колчанов. – Смотря у кого покупать… Ты налил бы, хозяин, еще по стопке, чтоб я подумал… Мужик налил. – Мне больше не надо, – его баба прикрыла стаканчик ладонью. – Хорошая водка, – похвалил Колчанов. – Где брали? – В Москве. – А… В Москве продукты хорошие… А люди – говно… Я вас-то, конечно, не имею в виду… Вы-то, я вижу, люди не такие… А так… сколько я в Москву езжу – говно там люди… Мужик вздохнул: – Почему-то складывается такое мнение у людей в регионах… – Конечно, – Колчанов прищурился и, не вынимая пачки, достал из кармана беломорину. – Какое уж тут мое мнение может складываться, коли люди говно… Зажрались там… всего до хера… вот говно из москвичей и повылазило… Ты не обижайся, Адамыч… Ты, я вижу, из других… – Колчанов еще раз обошел машину. – Как засела-то! – Он присел на корточки. – Без трактора не обойтись… Ну, повезло вам, москвичи, что на меня нарвались! А то б сидели до вечера в грязи… Я, короче, поеду за трактором… К моему другу Мишке Коновалову… Он мне трактор, конечно, даст… Но я ему за это буду должен… – Колчанов помялся, – бутылку… У Мишки такие расценки… высокие… – Нет проблем, – мужик открыл багажник, вытащил бутылку и протянул Колчанову. – Вы-то понимаете, – Андрей Яковлевич сунул бутылку в карман пиджака, – я ж не себе… Я-то с вас ничего б не взял… Я всю жизнь прожил – ни хера ничего не нажил… Одну язву нажил… Потому что такой бескорыстный я есть человек, ни с кого за всю жизнь ничего лишнего не брал… Вот и живу весь в говне… Налей, Адамыч, еще на посошок, чтоб мне побыстрее педали крутить. Мишка Коновалов, слава Богу, был дома. Он, пьяный, спал на крыльце. В этот день Мишка помогал соседям выкапывать картошку, и его отблагодарили. Трактор стоял рядом с домом. Колчанов обрадовался – можно было взять трактор незаметно и не делиться с Мишкой. Он спрятал велосипед в кустах, огляделся и спрятал там же бутылку, зарыл ее в листья. Сел на трактор и погнал вытаскивать евреев. Носатые сидели в машине и пили что-то из термоса. – А вот и я, – крикнул Андрей Яковлевич, выпрыгивая из трактора. – Колчанов не подведет! Сказал – сделал! – Хотите кофе? – предложила баба. – Не-е, – Колчанов замахал руками. – У меня от него сердце это… барахлит… Ничего пить не будем, пока не вытащим! Он зацепил тросом «Москвич» и вытянул из грязи на сухое место. – Спасибо гр-р-ромадное! – Георгий Адамович приложил к груди руки. – Не знаем, что бы мы без вас и делали! – Да фулиш… – Андрей Яковлевич вытер рукавом лоб. – Ну вот… одни работают, а другие награды получают, сидя дома… Мишка, вон, только разрешил трактор взять, и бутылка уже его. За что?! Трактор – общественный, горючее – тоже! А я, бля, туда на лисапеде… там уговаривай его… Кстати, не хотел за бутылку давать, жид! Грит – гони две! Еле уломал… – Андрей Яковлевич вздохнул. – А я – туда на лисапеде… обратно на тракторе… Теперь обратно трактор вези, оттуда опять на лисапеде… а мне не по дороге ни хрена… И по делам я упоздал! Ну что ты будешь делать… – Колчанов сделал паузу. Адамыч намек понял и вытащил из багажника еще одну бутылку. – Это вам. – Это что?.. Да что ты, Адамыч! Я ж не к этому говорил-то! – Андрей Яковлевич взял бутылку и потряс ею. – Я ж не ханыга какой! Я ж за справедливость! Справедливости, говорю, нету! Вот я про что!.. Но, коли ты от души, возьму, чтоб не обидеть хорошего человека, потому что из Москвы, в основном, говно люди приезжают, вам не чета. Он засунул бутылку в карман и уже хотел было отправиться, но баба Раиса вдруг спросила: – Андрей Яковлевич, так вы не знаете, кто у вас в деревне дома продает? Колчанов остановился, и в его голове созрел молниеносный план. После гибели сына остался пустой дом, в котором сын отдыхал летом с семьей. В доме уже несколько лет никто не жил. А присматривать за домом Андрею Яковлевичу было недосуг. Дом потихоньку приходил в негодность. Текла крыша. Труба частично обвалилась. Треснула потолочная балка. Да и деревенские архаровцы постарались – порастырили что могли. Честно говоря, Андрей Яковлевич и сам в точности не знал, в каком состоянии теперь дом, потому что забыл, когда в нем был последний раз. Хорошо бы продать его евреям. А если не купят, то, по крайности, раскрутить их на угощение. Водки у них оставалось еще много. Со всех сторон расклад удачный. А продать евреям развалюху – дело богоугодное… А если продать не получится, он водочки-то их попьет, а потом и скажет им: – Как не знаю? Конечно, знаю! Я и продаю, – сказал Колчанов. – Правда?! – Ну, йоп! Колчанов жизнь прожил – никому не соврал! Продаю я дом, конечно. Первосортный дом… пятистенок. Печка, чулан, веранда, хоздвор огромный. Сад фруктовый не в рот, извините, какой! Только маленько запущенный. Но это поправимо. Сорняков повыдергать и моркови посадить… Погреб глубокий. Зимой картошку будете складать – хер чего замерзает в таком погребе! Сверху люка я шинель всегда кладу для тепла. – Вас нам, – сказала Раиса, – наверное, Бог послал. – А то кто ж еще? – согласился Колчанов. – Он самый… Поехали смотреть дом. Впереди на тракторе ехал Колчанов. За ним – москвичи на своей машине. Колчанов приготовился к поединку. Но супругам, на удивление, дом понравился. Тогда Андрей Яковлевич заломил немыслимую, по его понятиям, цену. Он думал, что они начнут торговаться, и он им уступит в половину. Но и тут евреи неприятно его удивили, согласившись с ценой без базара. За это Колчанов стал их уважать еще меньше и предложил им купить втридорога оставшиеся в сарае дрова, которые все уже сгнили. Евреи, не глядя, согласились. Мало того, они захотели оформить куплю прямо сейчас, чтобы лишний раз не ездить. Поехали в Правление. Там Андрей Яковлевич немного поволновался. Бухгалтера не оказалось на месте, и Колчанов боялся, что сделка сорвется из-за ерунды. Но, к счастью, всё обошлось. Уже через пару часов какие нужно документы подписали. Андрей Яковлевич пересчитал деньги за дом. В тот вечер Колчанов обмывал с новыми хозяевами проданный дом, а утром они укатили в Москву. Колчанов запил и не просыхал, пока не кончились еврейские деньги. А когда протрезвел, очень обиделся. Поэтому, когда евреи приехали жить, Колчанов принял их холодно. Уж очень ему было обидно за себя и за русских вообще. Приехав, Дегенгарды стали обустраиваться основательно. Первым делом выстроили вокруг хоздвора глухой высокий забор. С деревенскими же общались вежливо, но в дом не приглашали. А если кто приходил по какому делу (а дела в деревне известные – денег на бухло занять или бухла попросить), то разговаривали с крыльца. Это деревенским не нравилось. Во-первых, им было любопытно – чем эти городские там занимаются, во-вторых, обидно, что чужаки в их деревне завели свои порядки. Все ждали, когда же дачники, наконец, поедут за чем-нибудь в город, чтобы в их отсутствие можно было залезть и посмотреть внутри. Но, как назло, они вдвоем не уезжали. В деревне поговаривали, что евреи купили дом для того, чтобы пить там кровь христианских младенцев, которых они привозят из Москвы в багажнике. В деревне младенцы пока не пропадали. Лиза Галошина, которая долго прожила в Москве, работая санитаркой, рассказывала, как это сейчас делается. Берут детей-сирот из детдома, оформляют их за границу бездетным иностранцам, а сами детей увозят в глухие места и там пьют их кровь, а внутренние органы продают на Ближний Восток султанам из Махрейна, чтоб черножопые султаны меняли свою старую, засранную коньяком печенку, на новую. Скорее всего, евреи и себе поменяли уже все внутренние органы, потому что для пенсионеров они выглядели подозрительно свежими. Временами из трубы дома шел какой-то уж очень черный дым. Об этом в деревне сложилось мнение, что евреи сжигают трупы младенцев, из которых они высосали кровь. И еще эти дачники как-то больно хорошо выглядели. Когда они только приехали в деревню, выглядели не так, как теперь. Из-за чего же еще им было так хорошо выглядеть, как не из-за невинной крови? Мишка Коновалов рассказывал деревенским про своего родственника, который работал на мясокомбинате, пил свежую бычью кровь и говорил, что от крови чувствуешь себя капитально и хрен стоит, как железный. Петька же Углов предложил залезть на крышу и взять пробы дыма из трубы для экспертизы, чтобы отвезти их куда следует и проверить. Но никто не знал, как это сделать, – во-первых, как незаметно на крышу залезть, во-вторых, куда везти потом пробы? А дед Семен рассказывал у Правления, стуча себя кулаками в грудь, будто ночью, проходя мимо колчановской синагоги, он видел на заборе несколько чертей с большими носами. Дед Семен вывел, что дачники и есть черти из Москвы, которые развалили колхозы и довели всю Россию, а теперь добрались до их мест, чтобы нафуярить и тут. Колчанова шпыняли за то, что он продал дом таким нелюдям, от которых теперь страдает вся деревня. А Андрей Яковлевич только огрызался – он и сам был недоволен. Наконец порешили на стихийном собрании послать к москвичам Мишку Коновалова, как самого здорового в деревне, чтобы он заявил им ультиматум – либо пусть они ведут себя как положено, либо пусть уматывают отсюдова к свиньям собачьим в Израиль. С Коноваловым отправились несколько человек. По дороге Мишка размахивал палкой и кричал, что научит всех уважать русский народ. Подошли к дому. Из трубы шел черный дым. Все спрятались неподалеку в кустах, а Мишка перекрестился, решительно постучал палкой по воротам и крикнул: – Открывай! Ворота открылись. Мишка прошел внутрь. Все притихли. Мишки не было с полчаса. Через полчаса он вышел пьяный в дымину и без палки. На вопросы мужиков Мишка ничего не отвечал, потому что говорить не мог. На следующий день он ничего не помнил. Помнил только, как ему налили, и он выпил. А дальше – как отрезано. Деревенские в очередной раз осудили звериное нутро сионизмов за то, что они спаивают русский народ. За это им на заборе нарисовали череп-кости и написали внизу: И вот евреев убили. Мишка Коновалов, проезжая утром на тракторе мимо нехорошего дома, увидел, что ворота открыты настежь. Он остановился и пошел посмотреть. Мишка заглянул осторожно во двор. Во дворе никого не было. Он прошел внутрь. В доме Мишка нашел трупы застреленных москвичей, кучу каких-то пробирок и мензурок, какие-то подозрительные химикаты и старинную книгу с нерусскими буквами. Коновалов побежал за мужиками. Вызвали милицию из Моршанска. Приехало двое – сержант и капитан. Капитан осмотрел трупы и пришел к такому предварительному выводу: дачники застрелены. Их кто-то застрелил. Трупы погрузили в воронок и увезли. А дом заколотили и опечатали. А на следующий день из Моршанска приехал сын Борьки Сарапаева Ванька, который работал там милиционером, и рассказал, что трупы дачников из морга исчезли вместе с санитаром Сергеем Кузовым. Ведется следствие. Похоже было, что убийцы заметали следы. Мнения на этот счет сложились разные. Одни говорили, что евреи прислали какому-то султану испорченные органы, и за это султан подослал к ним убийцу моджахеда из Афганистана. Другие говорили, что они не поделили деньги с московскими чиновниками, с помощью которых забирали детей из детских домов. А Семен Абатуров сказал, что это чистая метахизика, но не объяснил, что имеет в виду. Звезда Рэдмах засияла на небе в шестой раз, когда из пещеры вышел на воздух обнаженный, костлявый, седой бородатый человек и пошел подревней тропе к вершине горы, опираясь на черную палку. Он шел, чуть сгорбившись, но твердо и уверенно, не оборачиваясь назад. Казалось, что земля постанывает у него под ногами, то ли от боли, то ли от удовольствия. И кролик, и белка, и ветвистый олень, прибежавшие посмотреть, кто тут ходит, в ужасе кинулись прочь, подальше от этого человека. – Гибель и мор! Гибель и мор! – кричали звери, каждый по-своему. И одинокий голодный волк, задравший за свою жизнь немало овец и пастухов, учуял человека и вышел ему навстречу. Но когда горящие волчьи глаза встретились с глазами человека, он заскулил жалобно и, поджав хвост, пополз к нему, а когда дополз, то стал лизать мокрым языком убийцы руки незнакомца. И взошел человек на вершину горы, и сел он на квадратный камень с круглым отверстием в центре. И возвел очи звезде Рэдмах и сказал: – Я ГОТОВ, О ВЕЛИКАЯ МАТЕРЬ ЗВЕЗД И ПРОСТРАНСТВ! Я ГОТОВ ПРИНЯТЬ ТВОЮ СИЛУ И ТВОЕ ПОСЛАНИЕ, КОТОРЫЕ ЗАВЕРШАТ МОЕ ПЕРЕРОЖДЕНИЕ! И грохот потряс землю. И вниз с горы посыпались камни. А волк, сидевший рядом, завыл и оглох. И луч красного света вышел из звезды Рэдмах и достиг человека, и коснулся его груди. И сияние молний окутало человека с ног до головы. А палка, которую он держал в руке, вспыхнула и превратилась в уголь. И когда все кончилось, человек сказал: – БЛАГОДАРЮ ТЕБЯ, О ВЕЛИКАЯ ЗВЕЗДА РЭДМАХ! И спустился он с камня и положил руку волку на голову, и сказал, не разжимая губ: – Долго я жил на Земле и копил силы… Теперь я готов покинуть этот мир, чтобы отправиться в другой, высший Мир! Волк заскулил и задрожал. – Я завершил свой путь на этой Земле, – продолжал человек. – Но то знание, которое я накопил за долгие века, не должно пропасть! Незнакомец снял с плеча сумку и вытащил из нее толстую книгу и маленькую шкатулку. – Ты сохранишь это для будущих времен, волк! Книгу и кусочек моей плоти! И отгрыз он себе мизинец, и положил его в шкатулку, и убрал шкатулку с книгой обратно в сумку, и повесил сумку волку на шею. – Ты будешь хранить это до тех пор, пока не появится тот, кто сможет этим воспользоваться. Ибо, воспользовавшись этим, он будет сильнее всех!.. Прощай же, зверь! Человек поднял руки, оторвался от земли и полетел на звезду. |
||
|