"Талисман «Паучья лапка»" - читать интересную книгу автора (Перемолотов Владимир)

Глава 8

Гаврила, как и было условленно, сидел в дверях. На шум шагов он высунул голову в коридор, узнал Избора, но дверь открывать не поспешил.

— Поднимай княжну. Уходим.

Избор взмахнул перед ним окровавленным лезвием.

— Где она?

— Лежит — неопределенно ответил Гаврила. Что-то не понравилось Избору в его ответе. Он распахнул дверь и еле устоял на ногах под напором волны гадливого ужаса. Окно было разбито, а вся горница была забрызгана кровью. Красный цвет был везде — на полу, на стенах, на кровати и на самой княжне. Она лежала такая же неподвижная, как в тот раз, когда он впервые ее увидел в шатре Чичак. Только тогда она была серая. А теперь — кроваво красная. По всей комнате — на кровати и даже на самой княжне лежали окровавленные ошметки, еще истекающие сукровицей. Сверху на Избора упала теплая еще капля. Он с уважением посмотрел на Гаврилу. Вот это воин! Пока они там вдвоем дрались против четверых тут произошло настоящее побоище. Уж он-то знал толк в этих делах. Причем, похоже, Масленников не только резал им глотки, но потом еще и прыгал у них на груди — иначе как кровь могла очутиться на потолке… Он огляделся, отыскивая трупы. Их не было.

— Ты куда тела дел?

Гаврила смотрел не понимающе. Избор, удивляясь скромности товарища, пояснил.

— Где трупы? Тут крови человек на шесть.

— Это как резать — со знанием дела ответил Гаврила — иного зарежешь, а крови будет, как у девки после свадьбы.

Избор покосился на княжну и понизив голос сказал.

— Тут-то крови на тысячу девственниц будет. Так где трупы-то?

— Все тут — откликнулся Гаврила. — Он один и был. Размазало его так.

Избор укоризненно покачал головой. Говорить было нечего. Гаврила чувствовал себя очень не уютно, и смущенно баюкал правую руку. Только сейчас Избор понял, какой страшный человек Гаврила Масленников. Он запоздало подумал, что надо бы быть с ним повежливее.

— Ладно. Хорошо, что не промахнулся и не развалил этот курятник. Поднимай хозяина. Мы уходим.

— Куда?

— Уходим из города. Они дважды находили ее, значит найдут и в третий раз.

Гаврила с сомнением посмотрел на бездыханную княжну.

— Ей своими ногами не дойти.

— Жить захочет — дойдет.

Он вспомнил Ханукку.

— Добром не пойдет — плетью погоню. Главное придумать, как из города выйти…

Избор стиснул рукоять меча. Оставаться на месте значило погибнуть. Остроголовые теперь знали где они, знали сколько их. Прятаться в городе было немыслимо. Нужно было уходить из него.

За окном начинался день, скрипели телеги. Городской шум прогонял безмолвное торжество ночи. Откуда-то издали донеслась песня. Лицо Избора осветилось счастливой мыслью. Он водил рукой по щетине, щурил глаза, но молчал.

— Ты что задумал?

— Есть добрая мысль. Уйдем из города как калики перехожие. А впереди пустим настоящего дурака. Такого, которого в городе знают. Может, повезет? Дуракам, говорят, счастье. Так что хотя бы один на этот случай нам всегда пригодится.

Гаврила не понял, шутит Избор или нет. Он переступил ноги на ногу. Пол под ним поскрипывал, словно тоже был в недоумении.

— Ты знаешь, я посмеяться люблю, только вот не всегда понимаю когда это нужно делать.

— Я серьезно. Нет у нас другого выхода. Купим сейчас у хозяина тряпья поплоше, мешки…

Все еще не решаясь поверить в такое безрассудство он переспросил.

— И это ты называешь доброй мыслью? Это же бред. Стражники в два счета разберутся кто настоящий калика, а кто так…

Избор не стал спорить. Он просто спросил.

— Ты что, предлагаешь остаться?

Гаврила открыл рот, потом закрыл его и побежал на улицу. Небо у него над головой светлело, растворяя в себе звезды. Над домом кругами летала большая четная птица. Тех, кого она привела за собой уже не было в живых и поэтому было бы только справедливо… Он оглянулся. Улица была пуста. Люди уже проснулись, но жизнь шла за высокими заборами — там мычали коровы, блеяли овцы. Тогда он сложил пальцы в трубочку и несильно стукнул по ним ладонью… В небе вспухло облачко из перьев. Ветер подхватил их и разнес вдоль улицы.

Гаврила прошел улицу до конца и в раздумье присел около забора. Если б они были в Киеве! Как просто было бы осуществить задуманное. Он представил себе церковь святого Николая угодника, построенную еще бабкой нынешнего князя. Именно в этом месте на него снизошла благодать, ниспосланная новым Богом…

Деревянная колокольня понималась не только над улицей, но и над всем городом. Место тут было высокое, веселое. Такое должно было понравиться любому Богу. Выбеленный дождями шатровый верх колокольни освещал еще темное предутреннее небо. Оттуда к земле летели звонкие удары. Маленький человек, одетый в черное, дергал в поднебесье веревку, превращая силу своих рук в звонкую славу новому Богу. Самому справедливому, самому доброму, самому, самому… Гаврила задохнулся от любви, всхлипнул и открыл глаза…

Около церкви постоянно бродили нищие и собрать из них ватагу не составило бы труда, но тут? Где их взять тут?

Он просидел так несколько минут. Потом вскочил и пошел вперед. Он сам так недавно был язычником, что не успел забыть что церковь для язычника — кружало.

Из открытых дверей ближней корчмы воздух выносил запахи браги и пережаренного мяса. Около крыльца толпились разные дорожные люди. Они обстоятельно Их было около двадцати. Гаврила остановился поодаль, присматриваясь к ним выбирая попутчиков. Он не успел приглядеться, когда несколько человек поднялись и положив друг другу руки на плечи пошли прочь. Слепцы! Они проходили мимо него обдавая запахом пота, лежалого тряпья, пыльной дороги. Лохмотья хлестали по земле, поднимая облака пыли. Это было то, что нужно. Гаврила обогнал их и через минуту был около корчмы. Княжна и товарищи ждали его внизу. Гаврила сунул голову за дверь и крикнул.

— Быстро. Он сейчас будут тут.

Избор бросил мешок и выхватил меч. Гаврила увидел, что и его не так поняли и замахал руками.

— Слепцы идут! Пристроимся к ним.

Избор снова засунул меч в мешок и превратился в поселянина. Он оглядел Исина и княжну. Хазарин был похож на нищего. Грязи на нем, конечно, было поменьше, чем на странниках, но до ворот тот вполне мог успеть поваляться в пыли. Потом он посмотрел на Ирину. Ту тоже все было вроде…

— Светлые Боги! — ужаснувшись подумал Избор — Вот так так!

Княжна, хоть и была в грязных мужских лохмотьях, но никому не пришло в голову снять с нее украшения. Все это еще было на ней — и подвески, и странного вида ожерелье, и кольца.

— Ну что, княжна, жить хочешь? Жениха хочешь увидеть?

Она кивнула.

— Тогда снимай с себя все золото…

Княжна коснулась пальцами ожерелья.

— Это что, плата?

— Нет, княжна, это предосторожность. Тебе сейчас с нищими идти. А в своем наряде ты для них слишком хороша…

Ни слова не говоря он начал срывать с нее украшения время от времени поглядывая на Гаврилу. Тот выглядывал на улицу приплясывая от нетерпения. Княжна не сопротивлялась. Ее слегка трясло то ли от страха, то ли она отходила от пережитого ужаса.

— Не дрожи. Не одна пойдешь. Исин с тобой будет.

Избор не глядя срывая с нее кольца, повернул голову к Исину.

— Дойдете с ними до первой развилки и отцепитесь. Понял?

Исин закивал.

— Ну как, Гаврила?

— Давай. Они рядом.

Слепцы и увечные тянулись вереницей, положив руку на плечо впереди идущего. В несколько шагов Избор нагнал последнего и пошел рядом. Каждый второй из них хромал, опираясь на клюку, почти у каждого была повязка — то ли на голове, то ли на руке. Вокруг пахнуло застарелой грязью, потом. Мужик, к которому пристроился Избор, закрутил головой прислушиваясь к шагу и спросил.

— Что ж ты, мил человек рядом-то идешь? Или своего пути нет, что к слепцам примазался?

Избор молчал, выбирая в какое место в этой веренице лучше поставить княжну и хазарина.

— Али украсть чего хочешь? — переспросил мужик — Так у меня украсть нечего, да и грех это, красть у убогого…

Так и не ответив, Избор прошел вперед.

Первым шел могучего сложения старик. В стати его и походке были остатки силы, которая еще не совсем покинула это тело. Глаза его были завязаны черной тряпкой, но он шел уверенно, словно огромный посох в руке и впрямь заменял потерянные когда-то глаза. Следом за ним пускал слюни самый настоящий дурак. Одной рукой он держал репку, а другой ковырял в носу. Дурень был единственным зрячим среди юродивых.

Избор отстал и кивком показал Исину на предпоследнего нищего в цепочке. Тот шел не как все — положив руку на плече впередиидущему, а уцепившись за полу его армяка. Отличить женскую руку на своем плече от мужской сумел бы каждый слепец, и это было кстати. Исин кивнул в ответ и ловко подставил тому ногу.

Стройное пение раскололось как кувшин, и его осколки утонули в облаке пыли. Передние еще продолжали идти, а задние со стонами и оханьем повалились на землю.

— Стой — закричал старший — Стой! Нас меньше стало!

Юродивые встали, поджидая товарищей. Такое у них случалось не в первый раз, и каждый знал, что нужно делать. Страший, прислонившись к забору водил вокруг палкой, сбитые на землю копошились в пыли, пытаясь найти друг друга, а дурак продолжал ковырять в носу.

— Вот грешники — укорял он их — с утра вином пробавляетесь… Ждет вас за это Чернобогово царство!

— От голода это. — оправдывались юродивые с земли — От голода! Ноги не держат! Хлебца бы…

— В узде брюхо-то держи, борись с соблазном. А то жрешь-то хлеб, а сжираешь…

Под проповедь вожака юродивые стали сползаться на голос. Теперь все зависело от ловкости Исина. Хазарин не подвел. Проделал все так, словно всю жизнь этим занимался. Он, дождавшись, когда юродивый рядом с ним встанет на ноги, подставил ему свое плечо, княжна ухватилась за одежду рыжебородого и цепочка вновь связалась.

— Все тут? — зычно спросил старик.

— Все! — ответил последний.

— Ну, давай, Опря! Запевай.

Мужик заголосил, и вся цепочка двинулась вперед. Посохи, разом ударяя в пыльную землю, задали трескучий ритм, наложившийся на голоса. Избор и Гаврила пошли следом, вроде бы по своим делам.

Ввязываться вчетвером в нищенскую цепочку было опасно. Те всполошились бы. Слепые они ведь только слепые — не глухие. Да и самым сложным было вывести из города хазарина да княжну — искали-то именно их. С мешком на плечах Избор дошел до ворот. Гаврила, шедший по другой стороне улицы, остановился. Цепочка нищих под медленное заунывное пение подошла к воротами. Перед ними земля была устлана половинками бревен. Вожак почувствовал, что земля под ногами сменилась деревом и весело крикнул:

— Эй, дружиннички, дайте дорогу Божьим людьми… Ворота пошире открывай, а то на княжьих харчах такие морды себе отъели, что боюсь в ворота не пролезем….

Дружинники загоготали и отвалили другую створку. Среди них Избор увидел двух остроголовых. Они дернулись, было, но ветер поднял пыль и погнал ее к ним. Старший из дружинников положив руку на плечо сказал одному из них.

— Плюнь на них. Не видишь, что ли, что одни мужики идут?

Остроголовый все же сделал шаг и дружинник сказал с плохо скрытой насмешкой.

— Ну иди, иди. Ищи. Тебе своих вшей мало?

Он вдохнул, поморщился.

— Ишь как воняет… Словно через одного в выгребной яме ночевали.

Тень городской стены накрыла убогих. Избор перевел взгляд и увидел как Гаврила закусил губу. Рука Масленникова сжалась в кулак и дернулась вверх. Избор покачал головой и кулак разжался. Пока они смотрели друг на друга пропустили самое интересное — калики миновали ворота. Из-под их ног теперь летела пыль вольной дороги. Голос Опри не сдерживаемый стенами взлетел в небо и вернулся к ним птичьей теню.

Избор вскинулся, но это оказалась тень от птичьей стаи. Вороны тоже начинали новый день.