"Талисман «Паучья лапка»" - читать интересную книгу автора (Перемолотов Владимир)

Глава 2

Сзади донесся лязг железа. Исин оглянулся. Успел заметить красный свет факела на стене, но ее заслонил силуэт сотника. Тот присел, почуяв за спиной огонь и Исин мельком подумал, что сотник зря осторожничает — нет тут никакой засады, да и откуда они тут, засада то в этой забытой Богами пещере, но отогнал эту мысль. Сотник был опытен и лучше него, Исина, знал, что нужно делать. Чтоб найти эту пещеру пришлось перепороть мужчин в трех селениях и раздать два кошелька золота… Так что кто его знает. Мужики могли оказаться обидчивыми.

За силуэтом сотника в слабом свете факела стало видно Коротконогого Шуя. Тот вытянул перед собой обнаженную саблю, тыкал в стены, словно искал потайной ход. Факел держал над головой, за ним настороженно двигались еще трое.

— Не войны, а бабы! — Исин ощутил гордость, что идет на десяток шагов впереди всех.

Впереди что-то случилось. В лицо ему пахнуло сухим ветрам. Он остановился. Волосы на голове зашевелились, словно все вши, накопившиеся за две недели блужданий по горам, тронулись с места в поисках лучшей доли. Сотник оттолкнул, прошел мимо.

Это в чистом поле, где враг вот он — рядом, грудь в грудь, глаза в глаза ничего не страшно, а тут в темноте, оскалившейся каменными зубами, где из-за каждого угла может выскочить злой колдун, ухватить кривыми хищными пальцами…

Исин задрожал и кинулся вперед. Сильная рука из темноты остановила, ухватив за горло, а лютый голос прошептал прямо в ухо:

— Что встал? Штаны к земле прилипли?

Под ногами сотника что-то зловеще захрустело.

— Что там? — шепотом спросил Исин, боясь опустить глаза. Он хотел отступить назад, но рука на плече удержала.

— Кости! — рявкнуло в ухо — Черепа младенцев и дураков, вроде вас всех…

Исин почувствовал в голосе насмешку. Судорога внутри отпустила. Сам ведь знал, что разыскивают тут не людоеда, а простого мирного лекаря пещерника.

Ну, может быть и не совсем простого, может быть самого лучшего в окрестностях, но все-таки лекаря, не злодея. Взяв себя в руки, провел рукой полу. Под ладонью зашелестело.

— Листья — сообщил Исин сотнику — Сухие. Видно логово где-то рядам.

— Всем носы в землю. Искать. — голос сотника гулко отдался от стен пещеры. Пещерник был где-то рядом, и таиться было уже не нужно. Сотник приложил ладони к губам. Слова гулко ударили в стены.

— Эй, пещерник, выходи.

Пещерник не внял благому совету, и тогда сотник приказал.

— Перетряхнуть тут все. Он где-то здесь.

Так оно и оказалось. Сотник, как и всегда, оказался прав. На его крик сбежались все шестеро воинов, бродивших в каменном лабиринте. Сотник стоял в небольшой пещере, почти касаясь головой низкого потолка. Исин подошел на цыпочках, удивляясь, что его руки висят бессильно, голова опущена. Тот стоял перед высоким каменным ложем, вырубленном прямо в скале, а там лежал, вытянувшись во весь рост, человек.

Исин невольно шагнул ближе, судорожно вздохнул. Бешеная радость вспыхнула в нем и тут же угасла. Похоже, что все было зря.

Этот человек когда-то был необычайно силен, об этом говорили мощные, мосластые руки. Когда-то он, наверное, был очень красив. Не так давно он был и очень стар. Но теперь он или уже был мертв или умирал на их глазах тихо, как догорает лучина. Его глаза были закрыты, лицо искажено странным страданием, более сильным, как показалось Исину чем просто боль. Он был таким, как его списывали люди. Длинная борода закрывала грудь и живот, на впалой груди он скрестил восковые длинные пальцы. Лоб высок, вообще человек выглядел так, как должен был, по мнению Исина, выглядеть герой или Бог. Глаза старца были зарыты.

— Он?

Никто не решался подтвердить это. Все молчали, пока Коротконогий Шуй не нарушил тишину.

— Другого-то все равно нет.

— Только, похоже, он понадобился Богам немножко раньше, чем княжне…

Сотник сбросил шлем. Свет отразился на бритой на голо голове, когда он наклонился к груди пещерника. Каждый из тех, кто был рядом, затаил дыхание. Было ясно, что поиски закончились. Они нашли то, что искали, но что же лежало перед ними? Человек или труп человека?

Сотник поднялся. Лицо его пряталось во тьме.

— Падаль — выругался сотник — Не дышит…

Сердце Исина сбилось с установленного Богами ритма, но в голосе он не уловил отчаяния. Сотник поднял руку. В воздухе звякнул металл, вплетенный в кончик плетки. Рассеченный свинцом воздух охнул на груди отшельника. Рубаха лопнула, обнажив худую грудь с резко выступающими ребрами. Исин ожидал увидеть кровавый рубец, клочья кожи, но ничего этого не было. Плеть свистнула еще раз. Рубаха лопнула в другом месте. Сотник часто задышал. Плеть замелькала в воздухе и на камни посыпались ветхие как труха лохмотья рубахи и клочья седых волос. Через мгновение борода пещерника укоротилась на половину, а от рубахи ничего не осталось — она висела грязными клочьями, как пыльная паутина на засохшем за зиму пауке, но на груди не осталось и следа от неистовства сотника.

— Святой человек — благоговейно сказал кто-то из простых воинов.

— Святой…. — фыркнул сотник — Перед Богом всю жизнь на брюхе ползать — любую шкуру выдубишь…

Но это были только слова. Сам он пораженный не меньше других смотрел на грудь лекаря. О! Сотник был мудр. Его не могли свалить ни чужие богатыри, ни отчаяние.

— Факел ниже!

Факелы опустились, окружив пещерника светом. Привычным взмахом руки сотник вынул саблю. Вид обнаженного металла в руке сотника заставил всех подобраться. Примериваясь, он дважды взмахнул рукой и только после этого с силой опустил оружие на грудь старца. Сабля жутко свистнула. По рукам сотника пробежал свет, обрисовывая выпуклые мускулы силача. Кожа лопнула с таким треском, словно раскололся переспелый арбуз. Исин прищурился, ожидая кровавого фонтана, но уже не удивился, когда ничего этого не произошло. Сотник встал перед ложем на колени. Если лекарь жив, то кровь должна подтвердить это. Исин тоже склонился над телом. Рана на груди старца на их глазах темнела, наливаясь кровью.

— Жив! Не мог он сдохнуть, если в его помощи нуждается княжна. — пробормотал Шуй. Голоса повеселели. Все хорошо знали, какой крутой нрав у Чичак и каждый представлял как их встретили бы в случае неудачи.

— Выносите его — скомандовал сотник. Тело лекаря аккуратно положили на сложенный вдвое плащ. Подчиняясь команде, четверо воинов подхватили его за углы и быстро пошли к выходу. Сотник шел впереди. Его факел освещал дорогу идущим. Исин плелся сзади, стараясь не терять из виду факел. Заблудиться в этом каменном лабиринте, где ходы расходились, сходились и снова расходились, чтоб уже больше никогда не сойтись ничего не стоило. Как и все тут он не любил гор. Камень, обступавший со всех сторон, скрывал опасности, да и сам был опасен, и люди ждали, когда над головами откроется небо. Уже у выхода сильный порыв ветра сбили пламя с факелов. Темнота заставила прибавить ходу.

Сразу же у выхода пещерника положили на землю. Исин наклонился, надеясь, что тряска и ветер верили его к жизни, но ошибся. О том, что лекарь был еще жив, говорил только кровоточащий порез на груди.

Исин коснулся капли пальцем. Замерзший палец не ощутил тепла.

— Кровью ему не истечь — сказал сотник — но что заботливый — это хорошо.

Он кивнул на кучу хвороста.

— Разведи костер.

Исин выкресал огонь, раздул искорку среди сухого мха. Красноватые язычки начали лизать желтые как мох сучья. Осмелели, вгрызлись, сучки затрещали как сахарные косточки на крепких зубах пса, взвились первая искорка. Войны суетились рядом, пытаясь подкладывать ветки, сотник осторожно, стараясь не обжечься, положил старца в огонь….

Это было страшно, но перечить никто не посмел. Сотник был не только старшим, но и самым опытным. Ужас святотатства пробежал по их спинам. Коротконогий Шуй, грамотный и кое-что повидавший в этой жизни, переступил с ноги на ногу и скрывая страх озабоченностью, сказал:

— Если он мертв, то душа его назад не вернется.

— Он жив — сказал Исин сквозь зубы.

— Но если он жив и его душа сейчас разговаривает с Богами, то будет ли он нам благодарен, если мы отвлечем его от этой беседы?

Ответить на вопрос никто не решился.

— Вы все слышали — он был великий волшебник.

Он произнес это как предостережение. Огонь поперхнулся телом отшельника, стало темнее, но спустя несколько мгновений язычки пламени, словно оранжевая трава выпростались из-под тела, потянулись вверх. Свет идущей от углей, казалось, поддерживало тело в воздухе.

Поднятые горячим током волосы старца вспорхнули вверх, затрещали, и тут же вспыхнули, превратив голову и грудь в облако огня. Исина передернуло, но рука сотника не дала страху овладеть телом. На их глазах огонь разноцветными перьями охватил пещерника, сделав его похожим на яркую птицу, что живут в дальних странах и, говорят, в раю. В воздухе прозвучал отчетливый треск, словно пальцы огня рвали тело старца на части.

— Сгорит — ахнул кто-то.

— Если живой, то нет. — Убежденно сказал Исин — Ну а если мертвый,… то туда ему и дорога.

Дым выедал глаза, мешая видеть.

— Живой — сказал вдруг сотник.

Тело в костре дрогнуло. Возвращенная в тело душа вонзилась в него как копье. Тело старца изогнулось, Худые ладони с тонкими пальцами сжав угли, разбросали их вокруг огня. Рядом, почти у самого уха Исина обиженно взревел Шуй.

— Тащите же его, а то, не ровен час, сами сгорим!

Он начал осознавать свое существование частями.

Плоть, о которой он еще не знал, обозначала себя болью. Каждая клеточка в нем вопила, требовала внимания и жалости. Он не понимал что он и где он, не понимал даже когда он. У него не было ни зрения, ни осязания, не было вообще никаких чувств, кроме боли. Он не знал своих границ, он был бесконечен и от того в нем волнами перекатывалась бесконечная боль, сотрясая разум, словно прибрежную скалу. Он поймал эту мысль, наслаждаясь самой возможностью мыслить.

— Скала? — подумал он. — Я скала?

Что-то внутри воспротивилось этому, но заставило его ощутить себя чем-то более плотным, чем бестленная мысль. Боль нахлынула новым валом, перекатилась через него. Он взмахнул руками, защищая голову…

— Голова? Руки?

Едва он мысленно произнес эти слова, как все стало на свои места. Он вспомнил, какой он.

Боль не стала меньше, но перестала быть безграничной. Она осталась в границах отведенных ей Родом. В его руках, ногах, теле… Человек знал для чего эти части тела даны ему, но попытался шевельнуться, как боль прыжком настигла его. Словно огненный хлыст она начала виток за витком накручиваться на него, подбираясь к сердцу. Человек закричал.

Теперь он знал, что у него есть рот. Крик уходил вверх, в бесконечность, туда, откуда нет возврата…Угловатая тьма вокруг шевелилась. Ее плиты сдвигались с грохотом, крушившим все, что было рядом.

Тьма над ним раскололась извилистой трещиной. Оттуда яркими радужными струями потек свет. Он рванулся туда всем своим существом, инстинктивно понимая, что там спасение и определенность. Было чувство, что он словно выплывает с большой глубины. Мир вокруг светлел, делаясь осмысленным.

Чем ближе был свет, тем легче ему было. Боль отпускала, оставаясь позади. Он сделал еще одно усилие. Мутная пленка, закрывавшая мир лопнула и он, наконец, понял, кто он такой и назвал себя.

— Я — Избор!

Глаза открылись.

Над головой его висел полог. По голубому полю вились стебли цветов. Яркие пятна привлекали внимание, и он попытался сосредоточиться на них.

Последнее, что он помнил — это камень над головой. Пещеру. То, что он сейчас наблюдал, пещерой быть никак не могло. В нем пробудилось чувство опасности и уже не покидало его. Что случилось. Что-то…

Он не чувствовал силы ни что бы подняться, ни что бы сообразить. Глаза ворочались, выхватывая куски обстановки. Яркие пятна складывались в картину. Ноги дернулись в попытке встать, но…

Сил не было даже на то, что бы пошевелиться. Зато стало понятно главное. Он был жив.

Он понял это и заплакал. Он был готов закричать как новорожденный, но язык не повиновался ему. Слезы прочертили дорожки с уголков глаз к скулам.

Быть живым было больно, но вообще-то не плохо.

Он попытался шевельнуть губами, но губы не слушались. Пока в нем шевелилось очень и очень немногое — глаза и мысли. Он поочередно, словно двери в большой мир, закрыл оба глаза.

Избор отчаялся разобраться, где же он и тогда стал думать, почему он тут.

Скрип снега под ногами…Звяканье металла, задевающего камни… Мороз подкалывает тело под шубой, холодит кожу… Ледяные крупинки секут лицо…

Потом в памяти всплыли камни, нависшие со всех сторон… Нет. Последним был не камень над головой, а глаза пещерника. Усталые, тусклые, полные боли и участия. Избор не помнил времени, помнил только, что однажды пошел на поиски отшельничающего в Рипейских горах волхва. Говорили, что он очень хороший лекарь. Избор знал, что больше всего на этом свете люди ценили свою жизнь и чужую смерть, и поэтому у такого должно было быть не мало полезного добра, вроде серебряных монет и золотых украшений. Растрясти такого жирного гуся было бы большой удачей.

Всю осень он искал его и вот наконец-то… Новые слезы прочертили соленые дорожки по щекам, и исчезли. Он вспомнил, что было дальше.

— За что же он меня так, Светлые Боги? — спросил человек внутри него. Человек заплакал, но слезы выкатились из глаз Избора.

— И чем? — это был уже вопрос война.

Пещерник, не смотря на холод, пронизывавший пещеру, был полугол и бос. Грязная, до колен, рубаха оставляла на виду босые ноги. Рядом с ним, не давая тепла, сиял маленький, чуть больше земляничины, шарик. Он вспомнил, как удивившись, потянулся к нему рукой, и пещерник отвел ее…

От этой мысли рука, как и тогда, дрогнула, двинулась вперед. Избор понял, что может двигать и ей. Несколько мгновений он двигал мизинцем, наслаждаясь самой возможностью делать это, а потом подумал.

— Что ж, значит одну руку он мне, все-таки оставил. Это хорошо.

Он был воином и знал, чего стоят его руки.

Избор перерыл там все что мог. Перетряс оба мешка, что нашел под ложем пещерника (трава, трава и только трава!). Не найдя ничего более он начал грозить. Рыжеволосый пещерник приобщенный мыслью к Богам сидел перед ним безучастный к словам. Они отскакивали от него словно плохо заточенные стрелы от хорошего щита. Избор… Конечно, он грозил и даже обнажил меч. Меч! Это было слово-ключ. Он все вспомнил.

Хоть войну и не пристало отчаиваться, но у каждого были минуты слабости, когда опускаются руки. Когда он понял, что ни одно из сказанных слов не тронуло пещерника и добром тот ничего не отдаст, его рука опустилась на рукоять меча.

Он должен был догадаться, что это не простой лекарь. Должен был, но не догадался. Злоба душила его, искала выход, и он уже не соображая что делает, обрушил стальной удар на светоч пещерника.

Больше в памяти не осталось ничего. Ни вспышки, ни света, ни звука. Мир пропал, словно этот удар отрезал его от мира живых. Настала ночь. Он попытался вспомнить еще хоть что-нибудь, но это усилие забрало последние силы…

Он, кажется, уснул. Во всяком случае, мир вокруг него пропал, а потом изменился. Цветы над его головой отцвели, и теперь над головой змеились драконы. Кольца их тел взблескивали чистым золотом. Он не успел оглядеться. Рядом раздался голос.

— Ты пещерник?

Сон вернул силы. Он шевельнул губами. На них еще ощущался вкус меда. Избор вспомнил, что значит слово «голод». Тело казалось пустым и легким. Где-то рядом прожужжала муха и он проводил ее голодным взглядом.

— Ты пещерник? — повторил голос.

Муху было видно, а вот говорящего — нет.

— Покажись — прошептал Избор.

— Лекарь?

Откуда-то сбоку появился бритоголовый человек. Рассматривая его, Избор задержался с ответом. Бритоголовый выжидательно смотрел на него, поигрывая плетью. Сам-то он ни волхвом, ни лекарем он конечно не был.

— С такой то рожей только в волхвы — подумал Избор. Он и сам в волхвы не записывался и поэтому легко мог догадаться, что перед ним воин и воин не из слабых. Бритоголовый был им от сверкающей макушки до кончиков сапог, на которых блестели полоски кожи, вытертые стременами. Грудь бугрилась мускулами, пышными, словно девичьи груди, плечи, покатые как гранитные валуны, выпирали из кожаной безрукавки. И еще было видно, что у него совсем не было терпенья. Пальцы комкали мягкую кожу плетки, сгибая ее пополам.

— Ну?

— Скажешь «нет» — ведь убьет. — Подумал Избор. Случайно воскреснув, он уже не хотел вновь погрузиться в небытие. Лысый был прост, как лавка, на которой сидел. Избор уже чувствовал, какого ответа он ждет, но молчал, хватая воздух пересохшим ртом. Это давало возможность подумать.

— Коли он тут самый умный, то если назовусь волхвом, — соображал он — проверять некому будет. Своего волхва, похоже, тут нет…

— Так ты волхв, или христианский святой?

— Я святой? — неприятно удивившись подумал Избор. Так его еще не обижали. Видывал он христианских святых, живших в монастырях под Царьградом, под сильной рукой базилевса, но никогда и подумать не мог, что будет похож на одного из них. Даже если смотреть издали.

— А разве похож? — прошептал он.

Но от него ждали не вопроса, а ответа.

— Значит ты волхв — утвердительно сказал лысый. Он повернулся к дородной женщине стоявшей чуть поодаль и сказал.

— Он самый. То, что нужно. Зови Чичак.