"''Альта'' против ''Барбароссы''" - читать интересную книгу автора (Лота Владимир)
Глава девятая «Я не совершала предательства»
После очередного допроса, длившегося без перерыва более десяти часов, двое гестаповцев приволокли почти бесчувственную «Альту» в камеру и бросили на пол. От смертельного холода, который исходил от грязного бетонного пола, она постепенно пришла в себя. Попыталась приподняться и перебраться на свою койку, однако сил у нее не было. Вдруг «Альта» почувствовала, что кто-то пытается ей помочь. Это была вторая узница камеры немка Тухола. Она помогла «Альте» подняться и лечь на прикованную к стене железную кровать.
«Альта», не открывая глаз, прошептала слова благодарности. Тухола, понимая ее состояние, молча отошла на свое место, присела на койку. На глазах ее показались слезы. Она знала, что задавать вопросы бессмысленно, но пожалеть эту женщину было необходимо. Сочувствие – великое лекарство, которое способно возвращать силы. Тухола подошла к «Альте» и ласково погладила дрожащей рукой высокий лоб этой мужественной женщины, коснулась ее вьющихся волос. «Альта» открыла глаза. В них, затуманенных болью, мелькнула благодарность. Тухола отошла и больше не беспокоила ее.
«Альта» лежала молча, стараясь восстановить силы, и пыталась собраться с мыслями, восстановить в памяти события минувшего дня. Несмотря на все усилия следователя Хабеккера, криминального комиссара государственной безопасности, она ничего не сказала ему о своих связях с Шелия, Велкишами и Гернштадтом.
Она еще раз выдержала истязания. Она молчала. Это было главное. Она вычеркнула из своего сознания имена своих друзей... Ее беспокоил только один вопрос: почему гестаповцы ее арестовали? Пока что следователь не мог предъявить ей ни одного доказательства, подтверждающего ее связь с русской разведкой. «Почему меня арестовали?» Этот вопрос не давал ей покоя. Если она найдет ответ на этот вопрос раньше, чем Хабеккер скажет ей об этом, она сможет победить его, опровергнуть все его обвинения и доказательства.
Где же произошел провал в работе, и что еще можно спасти от гестаповцев? Если бы ей удалось хотя бы несколько минут поговорить об этом с Рудольфом Гернштадтом, она нашла бы ответы на все вопросы. Но «Арбин» был далеко. «Он даже не знает о том, что я оказалась в беде», – думала «Альта» и старалась убедить себя в том, что все-таки сможет победить Хабеккера.
«Почему они меня схватили?» – размышляла «Альта». Ее мысли, словно живые, цеплялись одна за другую, выстраивая события в жесткой логической последовательности, которая позволяла «Альте» просматривать, оценивать и переоценивать минувшие события. Она торопилась понять, что же случилось. Важно было до очередного допроса, который может начаться в любую минуту, попытаться найти ответ на этот вопрос.
Первое, о чем она подумала, что ошибку допустил кто-нибудь из ее знакомых. Таких было немного.
Гестаповцы могли выйти на нее через Рудольфа Шелия. С ним она встречалась накануне ареста. Он чувствовал себя достаточно уверенно и спокойно. Если бы гестапо в чем-то заподозрило «Арийца», то его бы арестовали в первую очередь, так как он занимает достаточно высокую должность в министерстве иностранных дел и имеет доступ к секретам рейха. Но Шелия был на свободе. Значит, он вне подозрений и не он виноват в ее аресте.
Может быть, какую-нибудь неосторожность допустил Карл Хельфрих? «Альта» сразу же исключила этот вариант. Карл был арестован вместе с ней. Доступа к секретной информации в министерстве иностранных дел он не имел, законов не нарушал. Все последнее время перед свадьбой они были вместе. Она знала, что в молодости Карл сочувствовал германской коммунистической партии, но членом ее не был. Более того, чтобы укрепить свое положение, он по рекомендации «Арбина» вступил в нацистскую партию. Его приняли без проволочек – доктор философии Карл Хельфрих был нужен нацистам.
В последнее время Карл работал в министерстве иностранных дел, куда его устроила «Альта», чтобы он получал документы от «Арийца», с которым она сама не могла часто встречаться. Его работа с «Арийцем» постоянно находилась под ее контролем. Ошибок в работе этой линии связи не было, значит, Карл не мог быть причиной ее ареста.
Тогда что же произошло?
«Альта» попыталась представить себе положение своих друзей Курта и Маргариты Велкиш, которые работали в Бухаресте. В мае Курт приезжал в командировку в Берлин вместе с германским послом. Сообщил ценные сведения, сказал, что его положение прочное, однако сетовал на отсутствие связи с Центром. Просил сообщить ему, если ей удастся установить контакты с Рудольфом Гернштадтом.
«Альта» разделяла обеспокоенность Курта Велкиша отсутствием связи с Центром. Она сама пыталась, пользуясь своим служебным положением в фирме, выехать в Швецию и установить связь через советское посольство в Стокгольме. Но этот вариант не прошел. Она пыталась получить от газеты «Берлинер тагеблатт» назначение на фронт в качестве военного корреспондента. Но министерство иностранных дел ее кандидатуру не утвердило. Отсутствие связи при наличии важных сведений не давало «Альте» покоя, но она ничего не могла сделать. Все варианты, которые она придумывала, чтобы восстановить связь с Центром, успеха не принесли.
Не мог ли быть причиной ее ареста Герхард Кегель? Видимо, нет. Герхард приехал из России в июле 1941 года, получил двухнедельный отпуск, затем устроился на работу в министерство иностранных дел. Секретных материалов из МИДа он не приносил, да она перед ним такой задачи и не ставила: до восстановления связи с Центром накапливать информацию бесполезно, так как она все равно устареет, а при обыске может стать компроматом.
«Альта» была недовольна Герхардом Кегелем. Она винила только его в отсутствии связи с Центром. Когда Герхард Кегель и все немецкие дипломаты после 22 июня покидали советскую столицу, на одной из железнодорожных станций к нему подошел представитель советской разведки. Их встреча длилась всего несколько секунд, и за это время он сообщил Кегелю пароль и отзыв, которые должны были обеспечить контакт «Альты» с радистом в Берлине. Этот человек должен был работать под ее руководством. Должен был. Но не работает. Кегель запомнил имя и фамилию этого радиста – Курт Шульце, запомнил и его берлинский адрес. Но забыл самое главное – пароль, без которого рассчитывать на установление контакта с Куртом Шульце было бесполезно: любая попытка будет воспринята радистом как гестаповская провокация. В разведке есть законы, которые никто и никогда не имеет права нарушать. Один из них – «правило пароля». Оно священно. Без точного пароля ни один разведчик не сможет установить связь с другим сотрудником или агентом разведки.
Герхард Кегель понимал, что совершил серьезную ошибку, и был удручен своей неудачей. Впервые за много лет сотрудничества с советской разведкой он допустил такой промах. В самых трудных условиях он всегда находил выход из положения, добывал необходимые сведения и своевременно передавал их «Арбину» в Варшаве, Петрову в Москве и «Альте» в Берлине. Начиная с марта 1941 года Герхард Кегель систематически добывал сведения о подготовке Германии к войне против СССР. 27 марта он передал Петрову (К. Б. Леонтьеву) сведения, что война Германии против СССР намечена на весну 1941 года. В донесении говорилось: «Если Германия в ближайшее время не достигнет решительной победы над Англией, то выступит против СССР для захвата Украины». «ХВЦ» был одним из первых источников советской военной разведки, который указал, что нападение Германии на СССР произойдет в июне 1941 года.
В апреле Г. Кегель смог узнать от посла Шуленбурга, что «война Германии против СССР намечена на период между 1 мая и 15 июня 1941 года». Тогда он докладывал Петрову, что «в связи с событиями на Балканах срок выступления перенесен на 15 июня 1941 года». В дальнейшем Кегель сообщал, что в берлинских кругах считают, что «Красную Армию легко разбить, так как она сконцентрировала основные силы в центральной части фронта. Немцы собираются вбить несколько клиньев на юге и на севере...»
Прибыв в Берлин в июле 1942 года, Герхард Кегель на первой же встрече с «Альтой» рассказал ей, что все имевшиеся у него сведения передавал в Москве Рудольфу Гернштадту и советскому разведчику, имя которого он ей не назвал.
Теперь «Альта» вспомнила этот разговор с Кегелем и пришла к окончательному выводу, что Герхард не мог стать причиной ее ареста – слишком опытен и осторожен он был, чтобы попасть в поле зрения немецкой контрразведки. «Альта» простила Герхарду то, что он забыл пароль к радисту Курту Шульце. Условия, в которых разведчик Петров, профессиональный работник военной разведки, сообщил его Кегелю, были экстремальными. «Альта» не имела профессиональной разведывательной подготовки, но понимала, что Центр должен был передать Кегелю условия связи с радистом значительно раньше, а не в последний момент, догоняя уходящий в Германию поезд. Такая возможность у Центра была, когда Кегель свободно выходил из германского посольства в Москве и встречался с К. Леонтьевым.
Придя к заключению, что гестапо не могло через Кегеля узнать о ее связях с советской разведкой, «Альта» вычеркнула из своей памяти имя Герхарда, чтобы во время допросов случайно не проговориться.
Оставался только один путь, который мог привести агентов гестапо в ее дом 12 сентября 1942 года. Гестаповцы могли узнать о ее связях с советской разведкой только в том случае, если в их руки попал представитель Центра, советский разведчик, который прибыл из Москвы для установления связи с ее группой. «Москва должна была направить в Берлин своего курьера», – пришла она к окончательному выводу. «Может быть, в Берлин приехал Рудольф Гернштадт? – думала она. – Рудольф всегда был готов на отважный поступок...»
Был ли «Арбин» в качестве курьера направлен в столицу Германии, или в Берлин прибыл другой человек, сейчас это не имело особого значения. В гестапо все узники одинаковы. Но если бы «Арбин» попал в руки гестаповцев, он бы никогда не выдал ее, в этом Ильзе была уверена. Значит, думала она, из Москвы в Берлин прибыл другой человек. Но почему именно из Москвы? Курьер мог прибыть из любого другого города, из любой страны, не только из России. Одним словом, только этот человек из Центра, если он попал в руки гестаповцев, мог быть источником сведений о том, что Ильзе Штёбе тайно участвовала в борьбе против фашистского режима в Германии. Об этом ей на каждом допросе твердил криминальный комиссар Хабеккер. Он постоянно говорил о том, что она является агентом НКВД, что она совершила большую ошибку, не заявив в гестапо о том, что НКВД завербовал ее.
– Если бы ты сообщила в гестапо о своих связях с НКВД, – твердил Хабеккер на допросах, – ты бы стала великой немкой...
Ильзе никогда не мечтала о том, чтобы стать великой немкой. Она просто хотела, чтобы германский народ избавился от гестаповцев, которые схватили ее, как и тысячи других антифашистов...
Восемь дней продолжались бесконечные допросы, в ходе которых Ильзе Штёбе подвергалась избиениям. Но она держалась. И не признавала себя виновной.
Сейчас, лежа в холодной камере, она вспоминала, что Хабеккер каждый раз пытался добиться от нее сведений о ее связях в Бельгии. Вопрос о том, с кем и как она поддерживала связь в Брюсселе, повторялся каждый день.
Знакомых в Бельгии у Ильзе Штёбе не было. Она даже никогда не бывала в этой стране. Постоянное упоминание следователями о Брюсселе натолкнуло ее на мысль, что беда, которая с ней стряслась, пришла не из Москвы, а, видимо, из Брюсселя.
Ильзе Штёбе была близка к правильному ответу...
В конце августа 1941 года Центр не дождался выхода в эфир радиста Курта Шульце, который должен был начать работать только в чрезвычайных условиях. Курт Шульце, бывший матрос германского торгового флота, антифашист, проверенный специалист по радиоделу, давно работал на советскую разведку.
Организуя в 1939 году работу «Альты» в Берлине, Центр на первом этапе планировал использование связников, в роли которых успешно выступали «Бине» и «Таль». Перед «Талем» ставилась задача обучить «Альту» работе с шифром, но он этого сделать не успел. Затем специальную подготовку в Москве прошел Герхард Кегель, который, как уже говорилось выше, получил условия связи с радистом Шульце, но за время поездки из СССР в Берлин через Турцию и Болгарию забыл.
Накануне нападения фашистской Германии на Советский Союз Центр создал радиофицированные резидентуры: «Дора» в Швейцарии, которой руководил Ш. Радо; «Рамзай» в Токио, которой руководил Р. Зорге; «Отто» в Париже, которой руководил Л. Треппер, и группу «Паскаль» в Брюсселе, которая подчинялась разведчику-нелегалу А. Гуревичу, действовавшему под псевдонимом «Кент».
По замыслу Центра, разведгруппа «Альта» тоже должна была иметь самостоятельную радиосвязь. Если бы не забывчивость Герхарда Кегеля, такая линия радиосвязи должна была бы выйти в эфир в конце августа 1941 года.
Но позывные «Альты» в эфире не прозвучали. Необходимо было принимать срочные меры, чтобы восстановить связь с разведгруппой в Берлине, которая обладала исключительными возможностями по добыванию важной военной и военно-политической информации.
По предложению полковника Большакова для восстановления связи с «Альтой» был привлечен резидент А. Гуревич («Кент»), профессиональный разведчик, который действовал в оккупированной немцами Бельгии и имел устойчивую радиосвязь с Центром. Он был участником испанской войны, прошел специальную подготовку в разведшколе, успешно легализовался в Бельгии и добывал важную информацию. В 1940 году «Кент» по указанию Центра посетил Швейцарию и обучил шифровальному делу Шандора Радо. «Кент», работавший под видом богатого уругвайца Винсента Сьерра, вместе с другим разведчиком-нелегалом Разведуправления Л. Треппером создал крупный концерн «Симэкско», который использовался для прикрытия деятельности советской военной разведки.
24 августа 1941 года Центр по радио дал указание «Кенту» выехать в Берлин и установить связь с «Альтой», обучить ее своему шифру, передать ей этот шифр и договориться о регулярной связи с Центром через Брюссель.
В указаниях «Кенту» говорилось:
Задание было сложным. «Кент» должен был найти возможность посетить Берлин, встретиться с «Альтой» и обучить ее шифровальному делу.
Центр понимал, что вторую поездку «Кента» в Берлин вряд ли удастся организовать. Поэтому в случае отсутствия «Альты» в германской столице, что вполне могло быть, разведчику предлагалось узнать у матери ее адрес в Дрездене и посетить ее там. «Кент» должен был оставить у матери Ильзе Штёбе письмо для «Альты», в котором сообщить, что он прибыл от Рудольфа Гернштадта и хотел бы с ней встретиться. Назначить «Альте» место встречи в Лейпциге, указать, что если она не может встретиться с другом Гернштадта в Германии, то пусть приедет сама или пошлет кого-либо в Брюссель.
...В начале августа 1941 года начальник Разведуправления Красной Армии получил письмо от начальника Первого управления НКВД П. Фитина, в котором сообщалось, что разведке Красной Армии передаются агентурные группы, руководимые Арвидом (доктор Харнак) и Харро (старший лейтенант Шульце-Бойзен). Эти разведгруппы внешней разведки НКВД действовали в Берлине и имели возможность добывать ценные сведения в министерстве авиации и министерстве экономики. До начала войны они были связаны с берлинской резидентурой ИНО НКВД[57] в германской столице. Связь осуществлялась через немца Эрдберга, который был сотрудником советского торгпредства в Берлине.
В июне 1941 года Эрдберг передал радисту группы «Харро» Гансу Коппи две радиостанции. Одна из них предназначалась для работы с моторной лодки при помощи ее аккумуляторной батареи, вторая работала на переменном токе и была предназначена для использования в городских условиях. У Коппи была радиоквартира для проведения сеансов радиосвязи с Центром.
После нападения фашистской Германии на СССР радист Коппи на связь с Центром не вышел. Прошло еще два месяца. Позывные Коппи в эфире так и не прозвучали.
После этого, учитывая возможности военной разведки, П. Фитин написал письмо начальнику Разведуправления Красной Армии и попросил его отыскать в Берлине разведгруппы ИНО НКВД и восстановить с ними радиосвязь. Еще до начала Великой Отечественной войны эти источники передали в Москву большое количество ценной информации, которая касалась подготовки фашистской Германии к войне против Советского Союза.
Для начальника военной разведки люди из групп Харро, Арвида и Кукгофа были незнакомы, как они работали ранее на ИНО НКВД, в Разведуправлении Красной Армии не знали. Тем не менее, несмотря на большой риск, 25 августа 1941 года начальник Разведуправления направил строгие указания своему сотруднику «Кенту»:
После подробных пояснений, как найти квартиру Кукгофа, «Кенту» давались указания: он должен сказать новому знакомому, что послан другом Арвида и Харро, которого Арвид знает как Александра Эрдберга; напомнить Кукгофу, что он незадолго до начала войны подарил Эрдбергу свою книгу и читал ему свою пьесу «Улленшпигель»; попросить Кукгофа помочь ему найти «Арвида» и «Харро».
В случае, если встретиться с указанными лицами невозможно, «Кент» должен был выяснить через Кукгофа, который, видимо, был очень осведомленным человеком и доверенным лицом в НКВД, следующее:
Непосредственно перед посещением этих квартир Центр рекомендовал «Кенту» проверить по телефону «наличие этих лиц дома, а также принять все меры предосторожности...»
Эти указания подписал генерал-майор А. Панфилов, его комиссар генерал-майор И. Ильчев и завизировал П. Фитин.
Несмотря на просьбу П. Фитина установить контакт с «потерявшимися» агентами ИНО НКВД, начальник военной разведки еще раз напомнил «Кенту», что
10 сентября Центр дал еще одно указание «Кенту»:
Дополнительное указание Центра, если объединить его с первой радиограммой, расширяли полномочия «Кента», создавали реальные условия для того, чтобы его сложная командировка в Берлин имела положительный результат.
«Кент» должен был найти радиста, пароль к которому забыл Герхард Кегель, и восстановить с ним связь. Центр считал, что контакт с «Альтой» состоится при любых условиях – в Германии или в Бельгии. Во время встречи с «Альтой» «Кент» должен был обучить ее шифру и таким образом создать линию радиосвязи между Центром и «Альтой».
Центр, учитывая краткосрочный период пребывания «Кента» в Берлине, стремился создать все условия, которые помогли бы ему реализовать план восстановления связи с «Альтой». Поэтому варианты восстановления этой связи разрабатывались очень тщательно, и один из них должен был сработать.
На всякий случай «Кенту» предлагалось организовать контакт с «Альтой» в Бельгии, куда она могла прибыть сама или ее представитель.
Винсенте Сьерра («Кент») добился разрешения у германских властей посетить с деловым визитом Чехословакию и Германию. Это ходатайство было подготовлено на бланке немецкой интендантуры, что давало разведчику возможность получить в немецком посольстве в Брюсселе визу на поездку в Германию. После проведения необходимых дипломатических и контрразведывательных мероприятий Берлин дал согласие на поездку уругвайского бизнесмена в Германию и Чехословакию.
«Кент» уведомил Центр, что отправляется в командировку.
26 октября 1941 года «Кент» оказался в столице Третьего рейха. Поезд прибыл на берлинский вокзал – Ангальте банхоф. Берлин удивил «уругвайского бизнесмена» чистотой и порядком. В это время отборные германские дивизии рвались к Москве с единственной задачей – уничтожить русскую столицу и покорить Россию, Москва была прифронтовым городом.
В столице Германии Винсенте Сьерра посетил Дойче банк, предъявив заместителю управляющего рекомендательное письмо от фирмы Людвига Махера, договорился о более тесном сотрудничестве, основные детали которого предложил обсудить через несколько дней.
Деловая часть визита в Берлин началась по плану «Кента» и создавала благоприятные возможности для реализации задания Центра по восстановлению связи с «Альтой», «Арвидом» и «Харро».
Настало время найти «Альту». После тщательной проверки в городе, «Кент» позвонил по телефону, указанному ему из Центра. К телефонному аппарату подошла женщина. Она оказалась матерью Ильзе Штёбе и сообщила, что ее дочь находится в Дрездене.
«Кент» поинтересовался, когда Ильзе Штёбе может приехать в Берлин. Фрида Штёбе ответила, что не знает деловых планов дочери, но полагает, что в ближайшие дни она в Берлин не приедет.
В соответствии с указаниями Центра «Кенту» следовало узнать адрес «Альты» в Дрездене, посетить ее мать и оставить письмо для «Альты». «Кент» мог по своему усмотрению или в зависимости от обстоятельств назначить «Альте» место встречи в Германии или в Бельгии.
«Кент» поступил иначе. К матери «Альты» он не поехал, а направился в Петерсхаген, пригород Берлина, где на улице Андреас Хоферштрассе в доме № 58 проживал радист Карл Шульце.
 |
Курт Шульце был уже немолодым человеком. Он родился в 1894 году, работал матросом на немецких торговых судах, в 1928 году был завербован советской военной разведкой, работал радистом. Жена Курта, Марта, знала о связях мужа с советской разведкой и помогала ему в его секретной работе.
Курт Шульце оказался дома. После обмена паролем и отзывом представитель Центра и радист крепко пожали друг другу руки: во время войны Германии против СССР встретить в Берлине человека из Москвы было для антифашиста Курта Шульце большой радостью и не менее большой неожиданностью. Жена Курта к появлению незнакомца из Москвы отнеслась спокойно, понимая, что это непременно должно было состояться, после того как Германия напала на Советский Союз.
Пока Марта готовила обед, разведчик и радист занимались делами. «Кент» передал Курту деньги на оперативные расходы, обучил работе с шифром, проверил его знания и навыки самостоятельной работы, передал ему программу радиосвязи и присвоил псевдоним «Берг».
Время летело быстро, а «Кенту» предстояло еще решить несколько вопросов, связанных с работой фирмы, и самое главное – выполнить вторую часть задания Центра: восстановить связь с Арвидом и Харро.
Установив с ними связь, «Кент» выяснил, что группы не имеют прямой связи с Центром из-за неполадок с радиостанциями: та из них, что предназначалась для работы с моторной лодки от аккумулятора, оказалась малой мощности, и с ее помощью было невозможно установить связь с Москвой; вторую, предназначенную для работы на переменном токе, радист случайно вывел из строя, включив ее в сеть постоянного тока.
Арвид и Харро передали «Кенту» несколько ценных документов. После предварительного изучения этих материалов «Кент» понял, что они могут представлять большой интерес для московского Центра, и согласился взять их с собой, чтобы по своим каналам связи отправить в Москву.
Выполнив, как он считал, задание Центра, «Кент» возвратился в Бельгию, подготовил краткий отчет о работе в Германии и, зашифровав его, отправил по каналам радиосвязи в Центр. В отчете говорилось:
С отчетом «Кента» разбирались тщательно. Получалось, что его поездка в Берлин не дала практически никаких результатов. Радиосвязь с «Альтой» восстановлена не была, хотя именно эта задача считалась главной в его задании.
«Кент», возвратившись в Брюссель, привез важные материалы, которые ему передали источники ИНО НКВД в Берлине, и поручил «Хемницу» передать по радио эти материалы в Москву. Радиограмм получилось несколько. В одной из них говорилось о том, что Германия начинает испытывать трудности с обеспечением действующей армии горючим. По данным источника из Берлина, который работал в министерстве экономики, «горючего, составляющего запасы немцев, достаточно до февраля – марта будущего года». «По мнению специалистов, в случае успешных военных действий, позволяющих захватить нефтяные районы Союза, они не могут быть использованы ранее 6 – 9 месяцев восстановительных работ, так как их разрушение, безусловно, подготовлено. Даже после 6 – 9 месяцев работ эти районы не дадут больше половины их мощности...»
Далее «Кент» сообщал, что «ответственные за снабжение горючим лица озабочены в связи с изложенным выше состоянием их служб после февраля – марта будущего года. В связи с этим следует ожидать развертывания наступления в первую очередь на Майкоп». Данные, переданные «Кентом» из Брюсселя, подтверждали сведения, полученные Центром от Шандора Радо.
Во время встречи с обер-лейтенантом X. Шульце-Бойзеном, «Кент» узнал о том, что, по данным министерства авиации, массовое производство самолетов в оккупированных странах еще не налажено, на имеющихся заводах в основном производятся только ремонтные работы.
Все сведения, передававшиеся «Хемницем» в Москву по указанию «Кента», были важны. Но «Хемниц» находился в эфире слишком долго, что было нарушением правил конспирации при проведении сеансов радиосвязи, и этим воспользовалась немецкая контрразведка. Как раз в октябре 1941 года Гитлер приказал Главному управлению имперской безопасности очистить эфир от радиосигналов русских радистов, которые действовали на территории Германии и оккупированных стран.
К решению этой задачи были подключены все специальные службы Германии: политическая разведка во главе с Шеленбергом, государственная тайная полиция, которой командовал Мюллер, и военная контрразведка из управления адмирала Канариса. Гиммлеру было приказано контролировать работу этих спецслужб.
Посты германской радиоконтрразведки работали день и ночь без перерывов. Они следили за эфиром, фиксировали выходы в эфир всех неизвестных радистов, их позывные, записывали кодированные радиограммы, которые сотни германских криптографов безуспешно пытались расшифровать, чтобы узнать тайны резидентов советской разведки, действовавших в Европе.
Впрочем, даже нерасшифрованные радиограммы были ахиллесовой пятой неизвестных резидентур советской военной разведки. По ним немецкие специалисты узнавали, из каких городов неизвестные радисты выходили в эфир, сколько времени работали радиостанции и другие технические и оперативные сведения. Эти сведения позволяли немецким специалистам создавать банки данных на советских радистов, включающие методы их работы, районы расположения радиостанций, часы выхода в эфир и продолжительность радиосеансов связи. При наличии хорошей пеленгаторной техники эти данные могли быть использованы для проведения операций по задержанию радистов.
Начальник дешифровальной службы генерал Тилле, шеф гестапо Г. Мюллер и бригадефюрер СС В. Шеленберг требовали от своих подчиненных конкретных результатов. По германским, французским, бельгийским городам, в которых была зафиксирована работа неизвестных радистов, по ночам разъезжали пеленгаторы. Их экипажи следили за эфиром и неуклонно приближались к районам работы радиостанций советской разведки.
...В ночь на 13 декабря 1941 года в Брюсселе во время работы на радиостанции был арестован радист «Кента» «Хемниц». Под этим псевдонимом в Разведуправлении Красной Армии работал Михаил Варфоломеевич Макаров. Он родился в 1915 году в городе Тетюши Татарской АССР, окончил Московский институт иностранных языков, свободно владел французским и испанским, работал одно время переводчиком в Интуристе, в 1936 году воевал в Испании, затем оказался в специальной командировке в Бельгии, где обосновался как уругваец.
Захватив «Хемница», германская служба радиопеленгации одержала первую победу. Она станет роковой и для «Альты», у которой не было своей радиостанции. До этого момента о существовании «Альты» в Берлине никто не знал.
Считается, что «Хемниц» не выдержал пыток в гестапо и выдал шифр, с помощью которого гестаповцы постепенно расшифровали перехваченные ранее радиограммы Центра. Были расшифрованы и радиограммы с указаниями «Кенту» по восстановлению связи с «Альтой» и двумя разведгруппами ИНО НКВД.
Специалисты генерала Тилле, давно пытавшиеся дешифровать содержание ранее перехваченных радиограмм, в конце концов добились своего. В гестапо стали известны адреса Ильзе Штёбе, Курта Шульце, обер-лейтенанта Шульце-Бойзена, Арвида Харнака и Адама Кукгофа. Все они были арестованы гестапо.
12 сентября 1942 года Ильзе Штёбе была схвачена вместе с Карлом Хельфрихом во время скромного вечера, посвященного их бракосочетанию. У гестапо не было прямых доказательств причастности Ильзе к разведывательной деятельности, это нужно было еще доказать. И следователи из гестапо принялись за свою работу.
После войны Герхард Кегель побывал в Москве и оставил в Главном разведывательном управлении свои заметки, в которых так описывал эти трагические дни 1942 года:
«С доктором Хельфрихом я познакомился через Ильзе Штёбе во второй половине августа 1941 года. Хельфрих – журналист, работал в министерстве иностранных дел в референтуре советника Шелия. Ильзе Штёбе сказала мне, что Хельфрих ее хороший друг, но не имеет ничего общего с нашей работой и ничего о ней не знает. Ильзе Штёбе всегда была спокойной и прекрасно владела собой.
12 сентября 1942 года я хотел позвонить по телефону Ильзе Штёбе и договориться с ней о встрече. Последняя наша встреча была 3 – 4 недели тому назад, потому что она вместе с Хельфрихом выезжала в Карлсбад».
Кегель несколько раз звонил по домашнему телефону Ильзе, но трубку никто не брал. Это встревожило Кегеля, и он решил заехать в министерство иностранных дел к асессору Шаффарчику, с которым одно время вместе работал и которого хорошо знал. Через него Кегель рассчитывал узнать что-нибудь о Карле Хельфрихе, который работал в том же отделе. «Если Шаффарчик что-либо знает о Карле, – рассуждал Кегель, – то может знать, где находится Ильзе Штёбе...» Герхард не ошибся, но то, что он узнал, повергло его в смятение.
Шаффарчик рассказал, что в понедельник Карл Хельфрих и Ильзе Штёбе, которая тоже начала работать в МИДе, на работу не вышли. Шаффарчик знал, что Хельфрих и Штёбе живут вместе, и решил позвонить по их домашнему телефону.
Трубку поднял незнакомый мужчина, который объяснил, что сейчас господин Хельфрих говорить не может, и спросил, кто звонит. Шаффарчик назвал свою фамилию и сказал, что хотел узнать, почему Карл Хельфрих не вышел на работу. Неизвестный, находившийся в квартире Штёбе, ответил, что все в порядке, и положил трубку.
На следующий день в информационном отделе министерства иностранных дел было объявлено, что Хельфрих и Штёбе арестованы гестапо.
– За что их арестовали? – спросил Кегель.
– Никто ничего не знает, – ответил Шаффарчик и добавил: – Они недавно возвратились из Карлсбада. Может быть, во время поездки что-то произошло...
Герхард Кегель распрощался с Шаффарчиком и вышел из министерства иностранных дел. Он понял, что с Ильзе Штёбе и ее другом стряслась большая беда, – если они попали в гестапо, – значит, у гестапо появился повод для их ареста...
Кегель направился домой, решив, прежде всего, переговорить обо всем со своей женой Шарлоттой. «Не исключено, – думал Кегель, – что гестаповцы могут добраться и до моей семьи»...
Возвратившись домой, он сообщил Шарлотте неприятное известие. Они быстро пересмотрели все находящиеся дома записи, пытаясь найти то, что каким-то образом могло заинтересовать гестапо или дать повод для вопросов об их знакомстве с Ильзе Штёбе. Затем Кегель обсудил с женой, как и что ей говорить в случае его ареста. Шарлотта предложила Герхарду на некоторое время уехать в Швейцарию, но он отказался, побоявшись неосторожными действиями привлечь к себе внимание агентов государственной тайной полиции.
17 сентября в Бреслау умер отец Кегеля, и он уехал на похороны. Когда же в конце сентября Герхард возвратился в Берлин и вышел на работу, то понял, что сведения об аресте Ильзе Штёбе и Карла Хельфриха гестапо продолжает держать в секрете. В министерстве иностранных дел об арестованных никто не вспоминал. Сообщить в Москву об аресте «Альты» Кегель не мог: у него не было связи с Центром...
В конце сентября Кегелю позвонил советник Ламла. В 1941 году они вместе работали в германском посольстве в Москве, и Кегель еще тогда понял, что Ламла не просто сотрудник посольства.
Звонок Ламлы насторожил Кегеля. Он понимал, что этот человек, который уже год после их возвращения из Москвы ни разу не беспокоил его, просто так звонить не стал бы. Что-то серьезное заставило Ламлу вспомнить о нем, Герхарде Кегеле.
Ламла, предвидя тревожные размышления, постарался успокоить Кегеля.
– Меня попросил один важный чиновник, фамилию которого я вам назвать не могу, уточнить некоторые данные...
Стараясь быть предельно любезным, Кегель спросил:
– Но смогу ли я чем-либо вам помочь?
Бывший заведующий канцелярией посольства Германии в Москве ответил:
– Думаю, что сможете, Герхард. Вспомните, перед тем как начать работу в русской столице, вы, насколько я знаю, трудились в Варшаве. Не были ли вы там знакомы с господином Гернштадтом? – Ламла секунду помолчал и добавил: – Его звали Рудольф, он работал корреспондентом газеты «Берлинер тагеблатт»...
– Да, конечно, – спокойно ответил Кегель. – В немецкой колонии в Польше все знали Рудольфа Гернштадта. До назначения на должность сотрудника внешнеторгового отдела посольства я тоже работал там иностранным корреспондентом. Мне приходилось сталкиваться с Гернштадтом. Но близко мы знакомы не были. Хотите, я вам дам совет? – спросил он затем.
– Не откажусь, – ответил советник.
– О Гернштадте мог бы вам подробнее рассказать бывший пресс-атташе и представитель НСДАП в Москве господин Штайн. В настоящее время он работает правительственным советником в министерстве пропаганды. Штайн был в свое время пресс-атташе в немецком посольстве в Варшаве и должен хорошо знать Гернштадта. Именно Штайн познакомил меня с Гернштадтом в Польше. Я был новичком в журналистике, а Гернштадт, как сказал Штайн, являлся лучшим немецким корреспондентом. Господин Мольтке, бывший посол в Варшаве, тоже дружил с Гернштадтом и мог бы вам многое рассказать о нем, – закончил Кегель.
– Штайна я смогу найти, а утруждать такими пустяками Мольтке мне не хочется. Меня попросили выяснить одну деталь, которую вы, возможно, случайно знаете. Необходимо уточнить, был ли Гернштадт немецким журналистом в Москве и был ли он выдворен из СССР в 1933 году.
Кегель рассказал, что, находясь в Варшаве, слышал от Штайна, что Гернштадт работал в Москве и то ли в 1933, то ли в начале 1934 года был выдворен из СССР с группой других немецких журналистов. Но как и почему это произошло, сказать не может.
– А вы не знаете, где сейчас работает Гернштадт? – поинтересовался Ламла.
– После возвращения из Варшавы я с ним ни разу не встречался, – ответил Кегель.
Ламла поблагодарил Кегеля, сказал, что этих сведений ему вполне достаточно, и на этом их разговор завершился.
На первый взгляд в вопросах Ламлы не было ничего подозрительного. Кегель еще раз тщательно проанализировал все вопросы советника, их последовательность и наконец понял, что Ламла, прикрываясь интересами какого-то третьего лица, хотел проверить, будет ли Кегель скрывать факт своего знакомства с евреем Гернштадтом, который давно исчез из Германии, и даже в гестапо не было данных о том, где он находится. Может быть, Ламла ждал, что Кегель скажет неправду? Скорее всего, именно для этого он и звонил. Видимо, гестаповцы всякими путями проверяют всех знакомых Ильзе Штёбе.
В своих записках Герхард Кегель рассказывал: «...Кое-что для меня оставалось все же неясным. В любом случае мне следовало быть предельно осторожным. Я считал, что серьезная опасность нависла также и над Шелия. Ведь бывшим сотрудникам посольства в Варшаве было известно, что он как раз в последние предвоенные годы часто встречался с Гернштадтом. Мне следовало как-то предупредить Шелия об опасности. Если в руках гестапо окажется и он, то судьба Ильзе Штёбе будет решена...»
Герхард Кегель должен был предупредить Шелия, не подвергая опасности самого себя. Он решил еще раз поговорить с Шаффарчиком и под благовидным предлогом поинтересоваться, находится ли Шелия в Берлине. В беседе с Шаффарчиком выяснилось, что Шелия выехал в Швейцарию в служебную командировку. Герхард Кегель почувствовал облегчение, надеясь, что командировка Шелия в нейтральную страну будет продолжаться бесконечно. Но он ошибся. Шелия возвратился в Берлин и в октябре 1942 года был арестован. Видимо, до этого времени у гестаповцев не было оснований подозревать Рудольфа фон Шелия. Основания появились в октябре, когда гестапо удалось схватить советского агента «Франца», который был направлен для восстановления – в который раз! – связи с «Альтой» и имел при себе фотокопии расписок Шелия за полученное вознаграждение за переданные «Альте» материалы...
Центр не знал, что Ильзе Штёбе арестована, и, неудовлетворенный результатами поездки «Кента» в Берлин, решил искать другие пути восстановления контактов с «Альтой». На территорию Германии были заброшены несколько специально подготовленных радистов, которые должны были установить связь с «Альтой». Несколько человек, заброшенные в первой половине 1942 года, пропали без вести. В июле 1942 года капитан Мария Полякова подготовила к отправке в спецкомандировку радистку Эльзу Рудольфовну Ноффке, которой был присвоен псевдоним «Ирма».
Э. Ноффке жила в Москве, муж ее работал в Совинформбюро, оба они были проверенными людьми.
После серии неудач операцию по заброске «Ирмы» на территорию Германии было решено проводить с помощью военной разведки Великобритании. Это была одна из первых совместных операций советской и британской военных разведок.
Забросить радистку на территорию Германии предполагалось со стороны Британских островов. Этот воздушный маршрут был в то время относительно безопасным. На советско-германском фронте шли ожесточенные воздушные бои, воздушное пространство находилось под усиленным контролем германских сил противовоздушной обороны.
8 августа Мария Полякова проводила Ноффке на Ярославский вокзал, посадила на поезд до Архангельска, помогла погрузить в купе ее багаж, в котором находилась агентурная радиостанция. Вместе с Ноффке в эту спецкомандировку ехал некто Горелов (имя неизвестно), который тоже был радистом и направлялся в Англию для заброски в другой район Германии.
Прощаясь с Ноффке и Гореловым, Мария Полякова пожелала им возвращения на Родину...
Через два дня «Ирма» и Горелов прибыли в Архангельск. 11 сентября Горелов и Эльза Ноффке, выдававшая себя за сотрудника советского торгового представительства, оказались на английском торговом судне. На руках у Ноффке был паспорт на имя Елены Михайловны Никитиной. Видимо, и фамилия «Горелов» тоже была вымышленной.
Путь из Архангельска в Лондон оказался не безопасным. На одном из участков маршрута британское торговое судно было торпедировано немецкой подводной лодкой.
14 октября в Центр пришло сообщение из Лондона:
«Горелов и Никитина 30 сентября прибыли в Лондон. Пароход, на котором они плыли, затонул от попадания торпеды. Горелов потерял все документы, рацию, шифр, рекомендательное письмо, книгу для шифрования и все личные вещи. Никитина тоже потеряла все документы, рацию, книгу для шифрования, фотоаппарат и все личные вещи. У нее осталось 800 американских долларов и 90 английских фунтов. С торпедированного парохода Горелов и Никитина вместе с некоторыми другими пассажирами были подобраны англичанами в море и доставлены в Шотландию, где получили кое-какую одежду».
В последней строчке донесения резидент из Лондона сообщал, что у «Горелова и Никитиной настроение хорошее».
У Марии Поляковой, Константина Леонтьева и других офицеров Разведуправления, которые готовили эту операцию, настроение вряд ли было хорошим. Очередная попытка установить связь с «Альтой» была под угрозой срыва. Ни Полякова, ни Леонтьев, который передавал Герхарду Кегелю условия связи с радистом Куртом Шульце, еще не знали, что Ильзе Штёбе арестована и находится в гестапо, что их усилия напрасны и ведут только к бесполезным жертвам.
Точная и своевременная информация является главной предпосылкой для принятия правильных решений. У М. Поляковой и К. Леонтьева таких сведений о положении «Альты» в 1942 году не было. Они считали, что у «Альты» все в порядке, и искали различные пути восстановления с ней связи. 17 июля 1942 года началась Сталинградская битва. Советскому Генеральному штабу необходимы были сведения о планах противника. «Альта» могла добыть через «Арийца» эти сведения. Именно поэтому к «Альте» на связь готовились и забрасывались на территорию Германии радисты-связники, которые по разным причинам не могли дойти до цели. Министерство имперской безопасности Германии держало в строгом секрете факты арестов советских разведчиков и групп антифашистов, вело с Центром активную радиоигру, пытаясь получить установочные данные на разведчиков, которые еще действовали на территориях оккупированных стран, и вынуждая Центр забрасывать в Германию новых разведчиков, которые попадали в руки агентов фашистской государственной тайной полиции...
В Центре было принято решение продолжить операцию «Ирма». С помощью английской военной разведки Э. Ноффке была заброшена на территорию Германии, но связь с «Альтой» ей установить не удалось. Она пропала, как и другие разведчики, которых Центр забрасывал на территорию Германии в 1942 году. Среди них были Генрих Германович Феллендорф («Вельмут»), немец, 1903 года рождения, боец Интернациональной бригады в Испании. 16 мая 1942 года вместе с разведчицей Гердой Зоммер («Розита») был заброшен в Германию. При подготовке к работе в Германии получил адрес хозяйки конспиративной квартиры в Берлине Клары Шабель, которая была женой резидента советской военной разведки Гарри Робинсона, работавшего во Франции. Сын Клары, Лео Шабель, тоже принимал активное участие в оказании помощи советской военной разведке в Германии.
Прибыв благополучно в Берлин, «Вельмут» и «Розита» несколько дней проживали на квартире Клары Шабель, а затем выехали в Гамбург к матери «Вельмута», где планировали пожить некоторое время, чтобы изучить обстановку и приобрести необходимые документы. После этого они должны были выйти на связь с «Альтой». Но не вышли...
Последнюю попытку установить связь с группой Ильзе Штёбе Центр предпринял 22 октября 1942 года. В Германию был заброшен агент «Франц». В Москве он проживал вместе с матерью, женой и дочерью, работал инженером в одном из московских научно-исследовательских институтов. Выходец из Германии, он хорошо знал Берлин и готов был выполнить трудную миссию.
Оказавшись в Берлине, «Франц», ничего не подозревая, нашел дом, в котором жила «Альта», вошел в квартиру. Его встретила женщина, которая выдавала себя за «Альту».
Произошла еще одна трагедия: «Франц» оказался в руках гестапо, его подвергли пыткам, и он не выдержал...
Под контролем офицера гестапо «Франц» несколько раз связывался по радио с Центром. Когда Центр потребовал от него активизации работы с «Альтой» и «Хиром», «Франц» ответил: «Вы неправильно представляете мое положение и не вправе так говорить с вашим сотрудником...» После этого связь с «Францем» прекратилась навсегда.
«Альта» не знала о том, какие сложные операции проводил Центр, чтобы восстановить с нею связь. Находясь в тюрьме, она также не знала, сколько отважных людей шли на связь с нею, но были схвачены гестаповцами.
Не выдержал допросов и пыток Рудольф фон Шелия и признался, что передавал некоторые сведения Ильзе Штёбе...
«Альта» же на допросах отрицала все, пока была такая возможность. Когда же это стало невозможным, она всю вину взяла на себя. Сделав «частичные признания», заявила следователям, что передавала некоторые сведения одному русскому журналисту, который давно уже покинул Берлин.
1 октября 1942 года следователи устроили встречу Ильзе Штёбе с Карлом Хельфрихом. В это время Ильзе еще надеялась выкрутиться и держалась уверенно. Она напомнила Карлу, что он должен держаться обусловленной с ней ранее версии: он давал ей газетные материалы из иностранных изданий.
Свидание в камере длилось несколько минут, и было, видимо, рассчитано следователями на то, что после встречи с мужем Ильзе даст полные показания, надеясь, что ей сохранят жизнь.
В октябре Ильзе Штёбе узнала об аресте Рудольфа фон Шелия. Ее еще несколько раз допрашивали. Хабеккер устроил ей еще одно свидание с Хельфрихом. На этот раз Ильзе выглядела изможденной, было видно, что она сильно устала и физически, и морально. Она сказала Хельфриху, что была на очной ставке с Шелия, который «полностью пал» и во всем признался.
Ильзе сказала мужу:
– Создалось критическое положение. Не забывай наш разговор. Ты выживешь...
12 декабря на последней встрече с Ильзе Штёбе присутствовали Карл Хельфрих и ее сводный брат Курт Мюллер. Ильзе сообщила, что 14 декабря состоится суд, от которого она уже ничего хорошего для себя не ждет. Она сказала Карлу:
– Для тебя нет никакой опасности. Мои показания касаются лишь меня...
Обращаясь к Курту, попросила его оставаться таким же, как есть, и продолжать борьбу...
14 декабря 1942 года в Берлине состоялось заседание имперского суда. Выступая с последним словом перед судьями, «Альта» сказала:
– Я не совершила ничего несправедливого. Подвергая меня казни, вы совершаете убийство...
После слушания дела в суде, в ходе которого Ильзе Штёбе и Рудольф фон Шелия были приговорены к смертной казни, «Альта» написала Карлу Хельфриху короткое письмо. В конверт была вложена ее золотая цепочка. Она носила ее много лет и просила Хельфриха взять эту цепочку себе.
После суда Ильзе Штёбе было предоставлено формальное право написать завещание. Она сделала это.
Вот этот документ.
Завещание Ильзе Штёбе не было выполнено фашистскими властями. Все ее вещи и имущество рассматривались как «состояние врага» и были конфискованы и распроданы. Ни мать Ильзе, ни родственники ничего не получили из ее личных вещей.
В квартире Ильзе Штёбе и Карла Хельфриха висела картина художника Татра «Голубые горы». Она тоже была продана за бесценок одному из тюремщиков.
Ильзе любила эту картину. За голубыми горами она видела горизонт, к которому шла всю свою короткую жизнь. За теми голубыми горами скрывалась мирная счастливая жизнь...
Ильзе Штёбе любила жизнь и защищала ее как умела и как могла.
В ночь перед казнью «Альта» сказала немке Тухола, которая с августа по декабрь 1942 года сидела с ней в одной тюремной камере:
– Я умираю совершенно спокойно. Я никого не выдала, а наоборот, спасла жизнь трем мужчинам и одной женщине...
Эти предсмертные слова «Альты» соответствуют действительности. Несмотря на пытки в фашистских застенках, Ильзе Штёбе не выдала гестаповцам Герхарда Кегеля, Карла Хельфриха, Курта и Маргариту Велкиш. «Альта» спасла от смерти своих товарищей, с которыми много лет боролась против гитлеровского режима в Германии.
В ночь на 24 декабря 1942 года Ильзе Штёбе была казнена на гильотине в каторжной берлинской тюрьме Плётцензее. В этой же тюрьме в то же время был повешен «Ариец» – Рудольф фон Шелия...
 |
 |
В последней записке своей матери Ильзе написала:
Фрида Штёбе не носила «черное платье». Она была арестована и отправлена в концлагерь Равенсбрюк.
Звезда Ильзе Штёбе погасла давно, но до сих пор она согревает своим теплом Россию и Германию, великие народы которых в начале XXI века начали лучше понимать друг друга.
| © 2024 Библиотека RealLib.org (support [a t] reallib.org) |