"''Альта'' против ''Барбароссы''" - читать интересную книгу автора (Лота Владимир)Глава первая Берлинские тайныКогда Николай Зайцев передал привезенное им из Москвы золото представителям советского посольства, он вновь стал сотрудником торгового представительства. Вторую командировку он начал в новой должности – помощника заместителя торгового представителя СССР по материальному обеспечению. Работы под «крышей» прибавилось, но она способствовала выполнению разведывательных задач. После подписания пакта о ненападении между СССР и Германией обстановка вокруг советских представительств в Берлине изменилась в лучшую сторону. Берлинцы всячески демонстрировали свое дружеское отношение к представителям СССР. Немцы, видимо, не думали о войне против России и приветствовали любые шаги по улучшению советско-германских отношений. Такие же настроения были у представителей мелкого и среднего бизнеса. В торгпредство началось «паломничество представителей торговых фирм, заводчиков и фабрикантов». Деловые люди Германии стремились заключить с советскими организациями выгодные торговые соглашения. В Берлин зачастили и представители советских министерств – большим событием стало прибытие в Германию в конце 1939 года советской торговой делегации во главе с наркомом судостроительной промышленности Тевосяном. Делегация имела большие полномочия. В ее состав входили представители науки и техники, химики, конструкторы и другие специалисты. Среди них были и сотрудники Наркомата обороны. После подписания советско-германского торгово-кредитного соглашения немцы должны были предоставить доступ советским специалистам к наиболее интересной промышленной продукции, которую они могли бы отобрать для закупок и вывоза в СССР. Естественно, немцы пытались показывать устаревшие образцы и сохранять в тайне то, что могло в первую очередь заинтересовать советских специалистов. Бизнес, как и политика, дело тонкое и имеет свои законы. Немцам надо было продать старую продукцию своих машиностроительных заводов и получить за это золото, которое привез в Берлин Николай Зайцев, а также стратегическое сырье из России. В ходе первых же контактов возникла любопытная ситуация: немцы предложили советской торговой делегации посетить предприятия, выпускающие устаревшее промышленное оборудование. Однако Тевосян предоставил собственный перечень предприятий, которые хотела бы в обязательном порядке посетить советская делегация. Этот список составили сотрудники советского торгпредства, которые хорошо знали, что и где производится в Германии; в него включили даже заводы, на которых изготавливалась секретная военная техника. Немцы были ошеломлены. Советский торгпред поручил Николаю Зайцеву сопровождать руководителя делегации наркома судостроительной промышленности Тевосяна и быть его переводчиком. Часть делегации выехала в город Шенау на крупнейший в Германии завод по производству синтетического каучука. Зайцев оказался среди членов этой группы. Качество германского искусственного каучука было выше того, который вырабатывался на советских химических предприятиях, а чтобы выяснить секрет его изготовления, в состав делегации включили химиков. Необходимо было установить название одного из компонентов, входивших в состав смеси, из которой изготавливался этот материал. Для этого решили при посещении завода в Шенау выяснить точное название компонента, который немцы держали в тайне. К операции был подключен и Николай Зайцев, хорошо владевший немецким языком. Отстав от делегации, он оказался в одном из цехов. В беседе с рабочим советский разведчик выяснил название химических компонентов, использовавшихся при составлении каучуковой смеси. После этого он присоединился к делегации и продолжал вместе со вторым переводчиком помогать деловой беседе советских и немецких специалистов. Бывший хлебопек Николай Зайцев мог безошибочно в любое время дня и ночи назвать состав различных образцов хлебобулочных изделий, которые он выпекал в Саратове. Находясь на химическом комбинате в Шенау, он пытался не забыть название компонентов каучуковой смеси. Однако то, чего больше всего опасался Н. Зайцев, все-таки произошло. Когда советская делегация возвратилась в гостиницу, Зайцев не смог вспомнить название компонентов, которые ему сообщил в Шенау немецкий рабочий. Неудача Зайцева не вызвала, к его удивлению, гнева со стороны руководителя делегации, наоборот, ему предложили отдохнуть и собраться с мыслями. Через несколько часов Н. Зайцев вспомнил название необходимого компонента, использование которого повышало качество искусственного каучука... Говорят, что язык до Киева доведет. В Шенау хорошее знание немецкого языка и умение общаться с иностранцами позволило советскому разведчику Николаю Зайцеву решить задачу, которую длительное время не могли решить советские химики. Искусственную канифоль в Германии научились производить раньше, чем в СССР. Поэтому за это вещество, которое требовалось советским химикам в большом количестве, тоже приходилось платить золотом или пшеницей. Обмен не адекватный, но положение было безвыходным. Для того чтобы наладить в Советском Союзе собственное производство канифоли, нужна была точная химическая формула этого вещества. Добыл эту формулу все тот же Николай Зайцев. А действовал он так же, как в случае с искусственным каучуком. При посещении завода, где производились жаростойкие лаки, советские специалисты интересовались образцами продукции завода. Они хотели подобрать лак, который можно было бы использовать для специального покрытия внешней части корпусов самолетов. Немцы с готовностью показали один из образцов лаков, производившихся на этом заводе. Чтобы убедить советских специалистов в качестве своей продукции, немцы на метровый квадрат специального полотна, покрытого предлагаемым лаком, налили бензин и подожгли его. Когда весь бензин выгорел, лаковое покрытие оказалось неповрежденным. Можно было заключать сделку, однако, как выяснилось, этот тип лака не подходил для покрытия самолетов. Он тяжел и германской авиапромышленностью не приобретается. Зайцев, узнав, что на этом же заводе производится более совершенный образец лака, сообщил об этом руководителю советской торговой делегации. Наши химики попросили показать новые образцы лаков и обещали закупить у фирмы большое количество ее продукции. Сделка была заключена на новых условиях. После отъезда Тевосяна и членов его торговой делегации руководитель советского торгового представительства, видимо по рекомендации гостей из Москвы, назначил Николая Зайцева на должность начальника АХО – административно-хозяйственного отдела торгпредства. Обычно сотрудника, который занимал эту должность, называли заместителем торгпреда по всем хозяйственным вопросам. Для Николая Зайцева, который прибыл в Берлин для решения разведывательных задач, новое назначение стало дополнительной нагрузкой. Но отказаться он не мог, так как торгпред был для него начальником «крыши». Кто же был резидентом, который мог бы избавить его от излишней нагрузки, Николай Зайцев в ноябре 1939 года еще не знал. Знакомство произошло в зале отдыха сотрудников советского посольства. Николай посещал этот зал раза два в месяц, когда вечером жена отправлялась в клуб на очередную демонстрацию советского кинофильма. Часто показывали одни и те же фильмы, поэтому Зайцев предпочитал сыграть с кем-нибудь партию в бильярд. В тот субботний вечер в зале почти что не было посетителей, только играли в бильярд два сотрудника информационного отдела посольства. Николай уже намеревался покинуть зал, так как играть было не с кем. В этот момент к нему подошел плотный мужчина лет тридцати девяти. – Меня зовут Максим Алексеевич, – представился он. И добавил: – Фамилия – Пуркаев. Я военный атташе. Зайцев понял, встреча не случайна. Решили сыграть партию. Николай проиграл. Он не знал, что Пуркаев начал играть в бильярд, когда еще служил в чине прапорщика в русской императорской армии. Зайцев также не знал, что комкор Пуркаев прибыл в Берлин в начале сентября, а до этого был начальником штаба Белорусского военного округа. Приказ о его назначении на должность военного дипломата подписан тогда же, когда германские армии перешли польскую границу и началась Вторая мировая война. Это было случайное совпадение. Тем не менее в условиях начавшейся войны между Германией и Польшей комкор Пуркаев не хотел бы покидать свой военный округ. Однако вынужден был это сделать – приказ пришел из Москвы. Перед отъездом в Берлин новый советский военный атташе побывал в Москве, беседовал с начальником Разведуправления Красной Армии И. Проскуровым, Героем Советского Союза, отважным летчиком, депутатом Верховного Совета СССР. Разговор начальника военной разведки И. Проскурова с новым военным атташе в Берлине проходил в те дни, когда фашистская авиация уже бомбила Варшаву и другие польские города. Проскуров, обращаясь к Пуркаеву, сказал, что задача военного атташе в Берлине состоит в том, чтобы не допустить обострения советско-германских отношений. Вторая задача – восстановление связи с «Альтой». Центр возлагал на работу с этой отважной женщиной большие надежды. Перед отъездом в Берлин комкор Пуркаев изучил оперативные дела «Альты» и ее возможных помощников. В Разведуправлении Пуркаеву также сообщили, что связь с «Альтой» будет восстанавливать военный разведчик «Бине» – старший лейтенант Николай Зайцев. В Разведуправлении Пуркаеву был присвоен оперативный псевдоним «Мрамор», он стал резидентом военной разведки в Берлине. Максим Алексеевич Пуркаев выходец из семьи рабочих. Отец его был плотником на Ленских золотых приисках. Когда отец был еще жив, Максим окончил приисковую начальную школу, затем занимался в 4-классном городском училище, успел закончить один класс реального училища. Затем обучение на несколько лет прервалось – в семье не хватало средств и ему пришлось, как и многим другим его сверстникам, идти работать на прииск. После смерти отца Максиму, умевшему читать и писать, предложили должность старшего рабочего. На самом деле это была самая низкая ступень среди приисковых служащих. В 1910 году Максим переехал в город Алатырь Симбирской губернии. Там проживали родственники матери, и она решила возвратиться в родные края. Осенью 1915 года Максим, как ратник ополчения 2-го разряда, был призван в армию, стал рядовым запасного батальона, затем окончил школу прапорщиков и был назначен младшим офицером 164-го запасного полка, который дислоцировался в городе Сарапуле. В 1918 году Максим добровольно вступил в ряды Красной Армии, был командиром роты, батальона, полка, начальником штаба дивизии, воевал на восточном и западном фронтах против войск атаманов Дутова и Краснова, против чехословаков и белополяков. Молодой, бесстрашный и преданный революции Максим Пуркаев, награжденный орденом Красного Знамени, прошел обучение на курсах «Выстрел», а в 1929 году на курсах высшего начальствующего состава. В 1936 году закончил Академию имени М. В. Фрунзе, где получил первоначальные знания по иностранным языкам. В своей автобиографии М. Пуркаев так оценивал свои знания: Мордвин Максим Пуркаев стал в 1937 году заместителем начальника штаба Московского военного округа. С 1938 года он – начальник штаба Белорусского Особого военного округа. С сентября 1939 года комкор М. Пуркаев – военный атташе СССР в Германии. Жена Пуркаева, Антонина Ивановна, всегда была рядом с мужем в Сибири, в Казани, в Москве, в Минске. Во второй половине 1939 года они оказались в Берлине. Офицеры, которые более двадцати лет носили только военную форму, к гражданской одежде относились недоверчиво. Они, как правило, ее не имели. Пуркаев был одним из таких офицеров. В Москве в 1939 году Пуркаеву в специальном ателье пошили великолепный костюм из дорогого материала. Когда комкор примерил новую для него форму одежды, он не узнал себя – был похож на интеллигента, а особый шарм придавало пенсне, подобранное им в одном из московских комиссионных магазинов. Немцы встретили нового советского военного атташе приветливо. Вместе с послом А. А. Шкварцевым 3 сентября он удостоился десятиминутной аудиенции у Гитлера. Беседа была короткой, любезной и произвела на Пуркаева сильное впечатление. Не ведал комкор Максим Пуркаев, что, глядя на советского военного атташе, Гитлер уже думал о покорении России и смотрел на советского офицера как на командира, который будет вести в бой своих бойцов против его, Гитлера, солдат, уже приступивших к покорению Европы. Глядя на советского офицера, сероглазого, русоволосого крепыша Максима Пуркаева, Гитлер решил его испытать. Пуркаев через некоторое время станет первым советским офицером, который столкнется с изысканным коварством Гитлера... Беседа Пуркаева с Зайцевым в зале отдыха советского посольства внешне походила на разговор двух любителей бильярда. Однако это было не так. Резидент поинтересовался работой Зайцева в торгпредстве, здоровьем членов его семьи, сообщил, как и когда они будут встречаться в советском посольстве, и приказал приступить к восстановлению связи с «Альтой». Найти Ильзе Штёбе в Берлине «Бине» должен был через агента «ЛЦЛ», то есть через Маргариту Велкиш. Пуркаев сообщил Зайцеву ее домашний адрес и телефон и сказал, что, встречаясь с «ЛЦЛ», Николай должен будет представиться как Пауль Фишер. Через несколько дней «ЛЦЛ» познакомила «Бине» с «Альтой». 14 ноября 1939 года «Бине» докладывал в Центр: 27 ноября в 19 часов «Бине» встретился с «ЛЦЛ» около кинотеатра «Capitol». На улице было около 20 градусов мороза. Пауль пригласил «ЛЦЛ» зайти в ресторан. Она согласилась, но выбрала ресторан сама. Пауль не возражал. «Бине» убедился – слежки нет. Они вошли в зал, посетителей в ресторане в тот вечер практически не было. Пауль предложил Маргарите выпить по чашечке кофе. Она отказалась и попросила угостить ее виноградным соком. Они поговорили несколько минут. В 19.30 к столику подошла незнакомая женщина. Пауль понял – перед ним «Альта», ее фотографию он видел в Разведуправлении. Он быстро встал, улыбнулся и предложил Ильзе присоединиться к ним. Разговаривая с Ильзе Штёбе и Маргаритой Велкиш, Николай Зайцев подумал о том, как эти две женщины умело организовали встречу. У них можно поучиться конспирации и проведению оперативных мероприятий. Докладывая резиденту «Мрамору» о встрече с «Альтой», «Бине» писал: «Бине». На следующий день «Мрамор» направил в Центр радиограмму следующего содержания: «Мрамор». 30 ноября «Бине» провел вторую встречу с «Альтой», получил от нее первые разведывательные материалы. «Мрамор» незамедлительно доложил в Центр: «Мрамор». После третьей встречи с И. Штёбе разведчик доложил в Центр, что «Альта» может устроиться на работу в имперском министерстве авиации, но для этого ей придется выехать в Будапешт и работать в венгерской столице. Далее «Бине» писал Директору, что для создания безопасных условий работы «Альты» ей В отчете Директору старший лейтенант Николай Зайцев также сообщил, что «Альте» необходимо оказать материальную помощь, так как почти что все ее личные вещи остались в Варшаве. После нападения Германии на Польшу посетить Варшаву «Альта» уже не могла. Поэтому, докладывал Зайцев, 8 декабря 1939 года «Бине» еще раз встретился с «Альтой», которая сообщила ему, что, по данным «Арийца», немцы планируют весной 1940 года Связь с «Альтой» была восстановлена. В столице Германии создана разведгруппа советской военной разведки, которая начала передавать важную информацию. Центр одобрил действия «Бине». Директор. Это письмо И. И. Проскуров подписал 10 декабря 1939 года. «Бине», выполняя указания И. Проскурова, встретился с «Альтой» и передал ей письмо от Рудольфа Гернштадта. Второе письмо, адресованное «Арийцу», она тоже получила, но, к большому удивлению «Бине», на очередной встрече вернула его, сказав, что это письмо она не намерена передавать «Арийцу». По ее мнению, «Арбин» не знает реального положения «Арийца» и дает ему неправильные «рекомендации». «Альта» повторила слово – «рекомендации» и объяснила свою точку зрения. Она встречалась с «Арийцем», который уже более двух месяцев находится в вынужденном отпуске, потому что все его попытки устроиться в министерство иностранных дел не увенчались успехом. Его неодобрительная оценка действий Германии против Польши стала известна в ведомстве И. Риббентропа. Поэтому его не берут на работу, еженедельно обещая подыскать подходящую должность. – «Арбин» требует от «Арийца» выполнения обязательств перед «английской разведкой», которые «Ариец» по объективным причинам выполнять не может, – сказала «Альта» и предложила некоторое время подождать и не беспокоить «Арийца». – Он не получает от нас, как прежде, гонорар за свою работу. Для него это самый сильный стимул для решения своих проблем. И я уверена, что он их решит в ближайшее время... «Альта» была точна в своей оценке, не сомневалась в правильности своих выводов. «Бине» еще раз получил возможность оценить ум и способности «Альты» к разведывательной работе. Она была не только умелым конспиратором, но и достаточно тонким и наблюдательным психологом. Она знала, что ей необходимо было сделать, чтобы восстановить разведгруппу, она знала, как это сделать, и понимала, что подвергает себя и своих товарищей большому риску. Начальник военной разведки И. Проскуров держал под личным контролем формирование разведывательной группы в Берлине, он определял задачи, которые должны были решать члены группы, и целенаправленно руководил работой капитана Николая Зайцева с «Альтой». Иногда из Москвы в Берлин для «Бине» от Директора поступало не одно, а два или даже три письма. 14 декабря И. Проскуров, обеспокоенный ходом формирования разведгруппы, направил «Бине» два письма – одно утром, другое вечером. Первое письмо, подписанное начальником военной разведки в 10 часов утра 14 декабря. Директор. Центр торопил «Бине» с решением всех вопросов, связанных с организацией работы разведгруппы. В этом письме примечательны, по крайней мере, два важных требования Разведуправления. Первое, Центр был очень заинтересован иметь надежных агентов в столицах государств, которые входили в германскую коалицию – в Венгрии и Румынии. В Токио в это время уже прочно легализовался и начал активно работать Рихард Зорге, от которого поступала в Центр информация о внешнеполитическом курсе Германии на Дальнем Востоке. Совершенно очевидно то, что удача с устройством Р. Зорге в Японии побуждала Разведуправление Красной Армии внедрить своих разведчиков в германские посольства в Бухаресте и Будапеште. Вначале И. Проскуров был против устройства «ХВЦ» в германском посольстве в Москве. Однако через некоторое время, видимо, оценив все преимущества наличия собственного высокопоставленного источника в германском посольстве в Москве, он согласился с этим. Второе обстоятельство, которое тоже очень важно для понимания последующих успехов и неуспехов в работе разведгруппы «Альта», содержится в этом же письме начальника военной разведки. И. Проскуров требовал от «Бине» обсудить с «Альтой» возможности обеспечения ее прямой радиосвязью с Центром. В условиях нарастающей агрессивности Германии важно было обеспечить «Альту» такой независимой связью с Москвой. Ничто не вечно. Советско-германский пакт о ненападении, видимо, не очень высоко ценился в Разведуправлении Красной Армии, которое старалось в 1940 году оснастить все свои резидентуры, особенно в Японии, Китае, Болгарии, Германии, Румынии, Венгрии, новейшими надежными передатчиками. Это полностью оправдало себя в последующие годы... Второе письмо, которое И. Проскуров направил Н. Зайцеву вечером 14 декабря 1939 года, тоже представляет интерес. Поэтому есть смысл привести его полностью. Директор. Еще два важных вопроса беспокоили германский отдел Разведуправления Красной Армии накануне 1940 года. В Центре приняли окончательное решение об устройстве «ABC» в столице Румынии. Находясь в Бухаресте, этот агент должен был наладить получение сведений о политическом курсе Германии в отношении Болгарии. В начавшемся в Европе переделе сфер влияния и зон ответственности И. Сталин, видимо, рассчитывал, что Болгария не примкнет к Германии и не станет ее союзницей. Но желание – одно, а реальные перспективы – другое. Политические процессы и действия союзников лучше умело контролировать, чем наблюдать за их развитием со стороны. Советский Союз надеялся на то, что Болгария в 1940 году, если и станет союзником Германии, то, по крайней мере, не будет противником СССР. Связи «ABC» в германском министерстве иностранных дел давали ему возможность получить назначение на работу в Бухарест. Это было то, что создавало бы для Разведуправления Красной Армии благоприятные возможности по добыванию достоверных сведений о политике Германии в отношении Балканских стран. Поэтому 24 декабря 1939 года И. Проскуров в очередном письме «Мрамору для Бине» напоминал: Второй вопрос, беспокоивший Центр, был связан с подготовкой советско-германских торговых переговоров, которые должны были состояться в 1940 году. И. Проскуров требовал от «Бине»: Директор. В конце декабря «Бине» провел встречу с «ЛЦЛ» – Маргаритой Велкиш, которая выполняла обязанности связника между Паулем и ее мужем Куртом Велкишем. Собираясь выехать на работу в Бухарест, «ABC» продолжал передавать ценную информацию советской военной разведке. 26 декабря 1939 года «Бине» докладывал Директору: Приближался новый 1940 год. В советском посольстве в Берлине еще никто не знал, что принесет он Германии, России, Европе. Когда весь Берлин отмечал Рождество, Николай Зайцев продолжал работать и в торгпредстве, и в резидентуре. 30 декабря Зайцев встретился с Пуркаевым, который передал ему письмо от начальника Разведуправления. И. Проскуров писал молодому разведчику следующее: Директор. Добрые слова начальника Разведуправления немного ободрили разведчика, но не успокоили его. Наступавший 1940 год стал решающим в распределении сил разведгруппы «Альта»... Отношения между государствами – это не отношения между отдельными представителями народов этих государств. Чем дальше человек находится от власти, тем быстрее и легче он может установить дружеские отношения с такими же, как он, гражданами другого государства. У политиков все не так. Их возможности устанавливать и поддерживать дружеские отношения с представителями иностранных государств ограничены и носят, как правило, конъюнктурный характер. Политики и дипломаты, работая за пределами своей страны, вынуждены подчинять свою жизнь задачам, которые они должны решать в столицах далеких от родины стран. Военный атташе СССР в Берлине комкор Максим Пуркаев тонкостей дипломатической работы не знал. Он был человеком честным и откровенным. На командирской работе научился высказывать свои мысли вслух, выполнять указания старших по званию и командовать подчиненными. Выполнять же представительские обязанности за рубежом, не имея опыта военно-дипломатической работы, М. Пуркаеву оказалось не просто. Ему было уже тридцать пять лет. Это – возраст расцвета творческих сил. Русские поэты А. С. Пушкин и М. Ю. Лермонтов создали свои бессмертные произведения, не дожив до такого возраста. Талантливый поэт и дипломат Ф. Тютчев отправился в свою первую дипломатическую миссию на должность сверхштатного чиновника русского посольства в Баварии, когда ему еще не было и 20 лет. Военный дипломат полковник Александр Чернышев стал специальным представителем императора Александра I при Наполеоне, когда ему едва исполнилось 25 лет! Таких примеров много. Судьбы поэтов, дипломатов и военных не похожи друг на друга, но они тесно переплетаются, когда политики приказывают зарядить пушки. За несколько месяцев пребывания в Берлине комкор М. Пуркаев на себе испытал все трудности военно-дипломатической службы, к которой он не был готов. Более того, советскому военному атташе в Берлине Максиму Пуркаеву в 1940 году пришлось первому сдержать один из коварных ударов будущего германского нападения на Россию. Советско-германское сотрудничество с 1922 по 1932 год позволило немцам кое-что понять и в системе военной разведки СССР. Общий объем этих познаний был не слишком большой, но германское руководство хорошо знало, что военный атташе всегда связан с военной разведкой. Принимая М. Пуркаева 3 августа 1939 года, Гитлер не без основания считал, что он беседовал с резидентом советской военной разведки в Германии. Он уже точно знал, что резидентом внешней разведки НКВД в Берлине является советник полпредства СССР А. З. Кобулов. Для Гитлера не было секретом, что у Сталина могли быть в Германии и другие резиденты. Выявить и уничтожить их – было делом министерства имперской безопасности, которым командовал Рейнхард Гейдрих. В управлении Гейдриха сосредоточились все силы по делам шпионажа, разведки, допросов, пыток и казней. На ведомстве Гейдриха держалась власть Гитлера. Фюрер полностью доверял Р. Гейдриху в его борьбе против коммунистов, евреев, шпионов и саботажников. Но на этот раз он решил сам испытать советского военного атташе, сделать его агентом Германии в окружении Сталина. Гитлер приказал завербовать этого красного командира, для того чтобы еще раз доказать окружающим его генералам свою исключительность и особый дар управлять людьми. Пуркаев с первых же дней его пребывания на германской земле стал объектом для тщательного изучения агентов гестапо, которые всеми силами пытались выяснить сильные и слабые черты характера советского комкора. После Гитлера советского военного атташе принял начальник Генерального штаба сухопутных войск Германии Гальдер. Далекий от дипломатических хитростей, Максим Пуркаев был осторожен в беседах с германскими военными руководителями, но всех тонкостей и намеков он понять не мог. Дипломатия – наука тонкая, она отличается от военной стратегии, в которой был силен комкор М. Пуркаев, тем, что в дипломатической борьбе нет прямого и открытого противника. Улыбка дипломата – маска, с ней он не расстается даже во сне. Верить заверениям дипломата так же неразумно, как и принимать за правду заведомую ложь. Даже будучи уличенным во лжи, дипломат обязан с улыбкой продолжать свои утверждения, ибо это самое главное, что он обязан делать в чужой стране, выполняя волю своего правительства. Искусство дипломатии значительно сложнее, чем искусство военной стратегии. В дипломатии побеждает не сила, а умение представить силу. Дипломаты должны уметь предотвращать войны и вооруженные конфликты, а в случае их начала они первыми оказываются в заложниках противоборствующих сторон. На поле боя все обстоит иначе: противник конкретен, условия объективные, силы противодействующих сторон изучены – тот, кто смог сосредоточить больше сил и успел первым нанести удар, тот может добиться желанной победы. Это Максим Пуркаев усвоил еще в Первую мировую войну. В Берлине ему пришлось столкнуться с контрразведкой противника, беззвучные операции которой были так же опасны, как и действия сильного противника на поле боя. Но опыта борьбы против германской контрразведки у Максима Пуркаева не было. Центр понимал, что отсутствие у нового советского военного атташе опыта военно-дипломатической и особенно разведывательной работы является его ахиллесовой пятой, и старался своевременными и точными советами оказывать Пуркаеву помощь в его трудной миссии. Прибыв в Берлин, М. Пуркаев получил разрешение Центра арендовать в центре германской столицы особняк, который можно было использовать для представительских целей. 6 ноября «Мрамор» докладывал начальнику военной разведки о том, что он подобрал подходящий для работы и проживания особняк Семейная жизнь Максима Алексеевича тоже налаживалась. Его жена Антонина Ивановна, которая впервые оказалась в чужой стране, старалась во всем помогать мужу в его внешне красивой, трудной и не понятной для нее работе. Совместное пребывание Пуркаевых в Берлине неожиданно оборвалось. Антонина была в положении, она могла бы родить первенца и в Берлине, но Пуркаеву предложили отправить жену в Москву. 6 октября М. Пуркаев вынужден был отправить Антонину в СССР. Вскоре у Пуркаевых родился первый ребенок. 20 октября 1939 года Центр в очередной раз предупреждал «Мрамора»: Директор. Вопрос безопасности в деятельности комкора М. Пуркаева в Берлине, который не имел опыта разведывательной работы, постоянно беспокоил начальника советской военной разведки. Через несколько дней И. И. Проскуров направил «Мрамору» еще одно указание, в котором говорилось: Директор. ...После восстановления связи с «Альтой», Центр регулярно направлял «Мрамору» рекомендации по организации работы с новой разведывательной группой. 28 ноября Директор писал «Мрамору»: Легализация «Альты» в Берлине, устройство на работу других членов группы, организация связи «Бине» с «Альтой», вопросы конспиративной передачи добытых материалов и безопасности при проведении встреч Николая Зайцева с Ильзе Штёбе, материальная обеспеченность «Альты» и состояние ее здоровья – вот далеко не полный перечень вопросов, которые постоянно находились в центре внимания начальника военной разведки И. И. Проскурова. 2 декабря 1939 года Директор писал «Мрамору» для «Бине»: Обстановка в Берлине в первые дни нового 1940 года была не праздничной. В Берлине не хватало угля для отопления жилых домов. На столичных улицах три дня не убирали снег, пассажирские поезда приходили с опозданием, в продуктовых магазинах отмечались перебои с хлебом и капустой, в пивных барах в одни руки продавали только одну порцию пива. Появились очереди в кондитерских магазинах. Заводы, не связанные с военным производством, постепенно закрывались. Берлинцы стали сдавать в ломбарды серебряные и золотые вещи. В конце января в Москву должна была вылететь германская торговая делегация. Руководитель, Риттер, получил от Гитлера указание, во что бы то ни стало добиться от советского правительства отказа от выравнивания полугодового сальдо в торговле. «ХВЦ», работавший в отделе Шнурре, сообщал «Альте», что поставки немецкой стороной техники и оборудования будут, как и прежде, поступать в СССР с большим опозданием, что неизбежно приведет к замораживанию больших банковских вкладов с советской стороны. Но немецкая сторона будет делать все возможное, чтобы не допустить расторжения торгово-кредитного договора и будет по-прежнему «добиваться увеличения поставок из СССР зерна, металлов и другого сырья, необходимого для работы германской военной промышленности...» 10 января 1940 года «Альта» вызвала «Бине» на встречу и сообщила, что, по данным «ХВЦ», итальянский посол сообщил немцам, что различные итальянские зарубежные миссии информируют о якобы растущем беспокойстве Англии перед большевистской опасностью. Венгерский посол в Лондоне утверждал, что Англия не прочь с Германией выступить против СССР, считая Германию меньшей опасностью. Это же сообщали из Японии, где Англия всячески пыталась воспрепятствовать русско-японскому сближению. Сообщения итальянцев распространяются только лишь в узком кругу немцев. Очевидно, что речь идет о пробном шаге Англии – окончить войну за счет СССР. 19 января «Альта» передала «Бине» полный отчет о работе комиссии четырех стран: Германии, Японии, Румынии и Италии, который получила от «ХВЦ». Главный смысл работы комиссии – формирование внешнеполитического курса на ближайшую перспективу. Германские представители всячески демонстрировали дружеское отношение Германии к России. На совещании выступил Гитлер. Он заявил, что Советский Союз нужен Германии, чтобы разделаться с противниками на Западе. Он решительно пресекал все антисоветские высказывания, заявляя, что они станут известны в Москве. «Если мы на весь свет будем говорить, что СССР опозорился в Финляндии и что мы его разобьем одним движением руки, – сказал Гитлер, – то СССР будет создавать для нас трудности». Завершая встречу с «Бине», «Альта» повторила мнение опытного дипломата «ХВЦ» о результатах закрытого совещания в Берлине: «Мрамор» увлеченно и ответственно руководил работой «Бине» и других подчиненных ему военных разведчиков. Анализировал добытые разведчиками материалы о состоянии и перспективах развития германских вооруженных сил. Он не мог не заметить начавшуюся переброску некоторых германских воинских частей с запада на восток и докладывал об этом начальнику Разведуправления. В феврале 1940 года германская военная разведка, считавшая, что она уже достаточно глубоко изучила комкора Пуркаева, решила нанести первый удар по советскому военному атташе. Существует две версии того, как Гитлер испытывал Пуркаева-«Мрамора» на прочность. Одна имеет художественно-документальный характер. Она была детально разработана замечательным писателем Валентином Пикулем в романе «Барбаросса». Вторая – строго документальная. Версия В. Пикуля проста. Автор «Барбароссы» исходил из того, что Гитлер решил завербовать советского генерала и сделать из него высокопоставленного германского шпиона. В этом отношении В. Пикуль прав. Он ошибся в другом: в методе, который немецкая военная разведка избрала для вербовки комкора М. Пуркаева. По версии В. Пикуля, советскому военному атташе, который арендовал в центре Берлина квартиру для представительских целей, германская контрразведка внедрила экономку, немку по имени Марта. Марта была красивой женщиной... Германская военная разведка, как утверждается в книге «Барбаросса», сфотографировала некоторые сцены сексуальных развлечений Пуркаева и Марты. Однажды, как писал В. Пикуль, к Пуркаеву прибыл на квартиру офицер немецкой военной разведки и предложил советскому генералу работать на Германию. В качестве «гонорара» за сотрудничество с абвером разведчик предложил «создать для атташе сладкую жизнь... включая в меню и Марту». «В случае отказа, – сказал немец, – мы всегда сумеем подобрать досье, порочащее вас, и тогда расправа Сталина будет короткой. Не забывайте, что ваша семья осталась в Москве...» Антонина Ивановна действительно уже находилась в Москве. Далее в беседе Пуркаева с сотрудником немецкой военной разведки появилось то, чего не могло быть на самом деле. В. Пикуль писал: «Пуркаев встал, чтобы вышвырнуть гостя из квартиры, но тот веером раскрыл на столе серию фотографий: – Это вы, а это... Марта! Станете рыпаться, и через два дня эти фотографии окажутся у вашего генерала Филиппа Голикова, что возглавляет всю вашу разведку Генштаба...» Здесь тоже есть несколько фактических ошибок. Во-первых, беседа немецкого разведчика с советским военным атташе, видимо, имела место в феврале 1940 года, потому что в середине февраля Пуркаев действительно неожиданно вылетел из Берлина в Москву. Во-вторых, в феврале 1940 года начальником 5-го управления РККА (то есть Разведывательного управления) был И. И. Проскуров. Ф. И. Голиков возглавил советскую военную разведку в июле 1940 года. В это же время он был назначен заместителем начальника Генерального штаба РККА. Факт о том, что Максим Пуркаев спал с немкой Мартой, тоже придуман В. Пикулем. В особняке, где проживал М. Пуркаев, часть жилых комнат занимали два секретаря военного атташе – офицеры советской военной разведки и личный шофер Пуркаева. Все трое проживали в этом доме со своими семьями. В договоре аренды не было пункта, в соответствии с которым советский военный атташе имел право оплачивать работу прислуги-повара высшей гестаповской квалификации. Питался он в прекрасной столовой, которая была в посольстве, а праздничные столы для представительских мероприятий в особняке с большим удовольствием накрывали жены трех помощников Пуркаева, которые проживали в этом же особняке. Русское гостеприимство тем всегда и славилось, что столы для дорогих гостей накрывают сами хозяева. В аппарате военного атташе были и свои замечательные повара. Праздничные столы для гостей тоже накрывали жены сотрудников аппарата военного атташе. Так что надобности в помощи Марты в представительском особняке Максима Пуркаева не было... В военной разведке в 1940 году уже понимали, что любая прислуга, преподаватели иностранных языков, местные водители легковых автомашин, обслуживавшие сотрудников иностранных посольств, как правило, являлись сотрудниками местной контрразведки или были ее осведомителями. Приглашать на работу в представительский особняк сотрудника иностранной контрразведки Пуркаев бы не решился. В связи с этим возникает вопрос: а была ли Марта? Но попытка завербовать советского военного атташе Максима Пуркаева действительно была. Она произошла в первой декаде февраля 1940 года. М. Пуркаев незамедлительно вылетел из Берлина в Москву. В телеграмме, которая была направлена в Москву, говорилось: Савенков в аппарате военного атташе не работал. Можно полагать, что под этим псевдонимом в посольстве работал ответственный сотрудник НКВД. Это говорит о том, что попытка вербовки Пуркаева действительно состоялась. Прибыв в Москву, комкор М. Пуркаев доложил о провокации со стороны германской контрразведки. Начальник военной разведки сообщил о чрезвычайном происшествии в Берлине наркому обороны К. Е. Ворошилову. Об этой истории незамедлительно стало известно И. В. Сталину, который вызвал к себе комкора М. Пуркаева. После обстоятельной беседы с И. В. Сталиным советский военный атташе М. Пуркаев вновь вылетел в Берлин. 23 февраля в советском посольстве был устроен прием по случаю 22-й годовщины Красной Армии и Военно-Морского Флота. На прием прибыли Геринг, Браухич, Редер, Кейтель, Гальдер, Фромм, Мильх и другие высокопоставленные военные чины. Нарком обороны К. Ворошилов, посвященный в детали обстановки, сложившейся в Берлине, рекомендовал М. Пуркаеву вообще не выступать. Торжественную речь произнес советский посол, рассказавший об успехах Красной Армии в боях по защите СССР. С ответным словом выступил генерал Вальтер фон Браухич. Его прибытие на прием в советское посольство придавало этому мероприятию особую значимость. Все присутствовавшие знали, что Браухич пользуется особым авторитетом у Гитлера. К февралю 1940 года немецкий генералитет одержал полную победу над Польшей. Никто не знал, что в тени этой победной эйфории уже начал сплетаться заговор против России. Генералы получали ордена от Гитлера, разрешения на строительство крупных поместий в Восточной Пруссии. Раздавая своим генералам маршальские жезлы и крупные подарки, Гитлер исподволь разжигал у них желание к новым победам. Зимой 1940 года германская армия уже была готова выполнить любой приказ Гитлера, который уже сформулировал свою точку зрения на роль и место Германии в мире. Стратегический план Гитлера был грандиозен: Из всех присутствовавших 23 февраля 1940 года на приеме в советском посольстве германских генералов только один Вальтер фон Браухич знал эту секретную стратегическую установку Гитлера и полностью поддерживал ее. На следующий день в берлинской печати появилось краткое сообщение о торжественном приеме в советском посольстве, которое посетили Герман Геринг и германские генералы. О том, что немецкая военная разведка 14 февраля предприняла попытку вербовки советского военного атташе, никто не знал. Практически до июня 1940 года М. Пуркаев продолжал выполнять свои представительские функции в Берлине. Провал германской военной разведки в ходе неудачной попытки завербовать советского военного атташе не получил огласки. Благодаря И. В. Сталину общий уровень советско-германских отношений был сохранен. Если бы М. Пуркаев прелюбодействовал с немецким агентом Мартой, с ним бы в Москве поступили иначе. Замысел Гитлера по проверке моральной устойчивости советского генерала полностью провалился. Однако Гитлер должен был сделать для себя вывод – если генерал М. Пуркаев возвратился в Берлин, то дисциплина в русской армии держится не на страхе перед Сталиным. Карты германской военной разведки были спутаны. Гитлер тоже был удивлен: советский офицер не испугался шантажа, не дрогнул в сложной ситуации. Сколько таких офицеров осталось в Красной Армии после бесконечных сталинских репрессий, вермахту вскоре предстояло выяснить на поле боя. Смелость города берет, а честность – силу придает. Гитлер не знал эту русскую пословицу, а Пуркаев жил и поступал в соответствии с этой русской народной мудростью. Комкор М. Пуркаев продолжал выполнять функции военного атташе. Он бывал на приемах, посещал показательные учения частей вермахта, поддерживал отношения с военными представителями других стран, которые работали в Берлине. Однако решением начальника военной разведки И. И. Проскурова от разведывательной работы М. Пуркаев был удален. Немцы могли пойти на новую провокацию, усилить негласный контроль за советским военным атташе, установить за ним демонстративную слежку, что и сделали. Рисковать агентурными связями в Разведуправлении не имели права. Некоторое время Пуркаев терпеливо выполнял обидную для него роль «подсадной утки». Гестаповские агенты следили за ним, всячески мешали ему выполнять представительские обязанности. Смысла в этой злобной активности гестаповских агентов не было. Однако одной цели в ходе провокации против Пуркаева немцы все-таки добились – вывели из игры советского генерала, наблюдательного человека, опытного руководителя и резидента военной разведки. Ни агенты гестапо, наблюдавшие за Пуркаевым, ни сотрудники германской военной разведки, которые пытались завербовать советского генерала, не знали, что они выполняли особую роль в грандиозной трагедии – заговоре Гитлера против России. Этот заговор в 1939 году уже созрел в голове фюрера, но еще не был оформлен в секретную директиву или план стратегической военной операции. Фюрер никому не доверял свои стратегические замыслы. Он всегда руководствовался простым правилом – чем меньше челядь знает о планах сюзерена, тем с большим рвением она выполняет его указания. В 1940 году немцы уже начали переброску своих дивизий с Западного на Восточный фронт. Для чего это делалось, никто не знал. Выбив советского военного атташе из седла, Гитлер хотел скрыть начавшуюся подготовку Германии к войне против России. Усилив контроль за Пуркаевым, не давая ему заниматься разведывательной работой, немцы не знали, что советская военная разведка продолжает успешно решать все свои задачи. 7 апреля 1940 года немцы пригласили всех военных атташе, аккредитованных в Берлине, на выставку новой военной техники, которая проводилась в западной части Германии. Выставка длилась три дня. 10 апреля немцы начали военные действия против Дании и Норвегии. Военные атташе были изолированы и не смогли своевременно получить данные о начале Германией захватов этих государств. ...«Мрамор» продолжал подписывать радиограммы в Москву, которые готовил его заместитель «Метеор». 4 мая из Берлина в Центр поступило донесение: «Мрамор». 10 мая 1940 года германские войска без объявления войны вторглись в Голландию, Бельгию и Францию. «Ариец» второй раз передал точные сведения о военной акции Германии против своих соседей. Первый раз он это сделал в середине августа 1939 года, сообщив «Арбину» сведения о готовящемся нападении Германии на Польшу. Рудольф фон Шелия обладал исключительными информационными возможностями. Старая Европа оказалась под германским сапогом. Германия рвалась к мировому господству. ...Пребывание в Берлине становилось для советского военного атташе тяжелым испытанием. В конце концов он попросился в Москву на любую должность, где бы он мог проявить свои способности и применить командирский опыт, накопленный за все годы предыдущей службы. Разведывательная карьера комкора М. А. Пуркаева не состоялась, но проверку на прочность «Мрамор» прошел. Дальнейшая судьба его сложилась удачно. В июне 1941 года комкор М. А. Пуркаев был назначен на должность начальника штаба Юго-Западного фронта, с ноября стал командующим 60-й армией, которая в январе 1942 года была переименована в 3-ю ударную армию. Под командованием генерал-лейтенанта М. А. Пуркаева эта армия разгромила осташковскую группировку немцев и вышла на подступы к Великим Лукам, создав благоприятные условия для новых наступательных операций. В конце 1942 года М. А. Пуркаев стал генерал-полковником, командовал Калининским фронтом, подготовил Великолукскую операцию. Создав на направлении главного удара превосходство над противником, М. Пуркаев вновь добился крупного успеха – его войска окружили противника в Великих Луках, сковали большие силы врага, не дав перебросить их в район Сталинградской битвы. В 1943 году М. А. Пуркаев передал командование войсками Калининского фронта генерал-полковнику А. И. Еременко, а сам был назначен командующим войсками Дальневосточного фронта. В 1944 году Максиму Алексеевичу Пуркаеву присвоено воинское звание генерала армии. ...Когда М. А. Пуркаев вынужденно прервал свою командировку в Берлин, «Бине» продолжал работу по руководству деятельностью агентурной группы «Альта». Полковник Николай Дмитриевич Скорняков временно возглавил работу резидентуры советской военной разведки в Берлине. В Центре полковник Н. Скорняков имел псевдоним «Метеор», видимо, потому, что был военным летчиком. Путь Н. Д. Скорнякова в военную разведку был таким же, как и у других офицеров Красной Армии, которых направили на работу в Разведуправление Красной Армии после «чистки» 1937 – 1939 годов. Н. Скорняков родился в 1907 году в городе Белгороде Курской области. В 1927 году закончил Ленинградскую военно-теоретическую школу, затем – 2-ю Борисоглебскую военно-летную школу. До 1932 года работал в этой школе летчиком-инструктором, командиром звена и командиром отряда. В 1932 году поступил в Военно-воздушную академию им. Жуковского. После окончания в 1936 году командовал авиационной эскадрильей Белорусского военного округа. До августа 1939 года учился в академии Генерального штаба. 3 сентября полковник Н. Д. Скорняков прибыл в Берлин на должность помощника военного атташе по авиации. Николай Скорняков («Метеор») возглавлял работу резидентуры советской военной разведки в Берлине до начала 1941 года, когда в Берлин прибыл новый военный атташе генерал-майор Василий Иванович Тупиков («Арнольд»). Полковник Н. Д. Скорняков подписал радиограммы в Центр с самыми важными сообщениями «Альты» и «Арийца» – о принятии Гитлером окончательного решения о нападении на СССР. 31 июля 1940 года в Бергхофе Гитлер провел секретное совещание, на которое были приглашены высшие партийные и военные руководители Третьего рейха. В Бергхофе собрались те, кому Гитлер полностью доверял и от которых требовал реализации своих стратегических установок. На этот раз фюрер впервые решил поделиться с ближайшими помощниками своими соображениями о будущей политике Германии в отношении России. Выступая перед участниками совещания, Гитлер сказал: Участники совещания знали, что Германия столкнулась с проблемами в завоевании Англии, которые немцам не удавалось преодолеть. Генералы искали выход, как прекратить бомбардировки английской авиацией германских городов. Никто не ожидал, что именно на этом совещании Гитлер нарисует план новой войны. В этот раз – на Востоке. Продолжая свое выступление, Гитлер заявил, что для полной победы над Англией необходима победа на Востоке. Далее Гитлер говорил, что чем скорее будет разгромлена Россия, тем лучше. Операция против России имеет смысл только в том случае, если Германия полностью разобьет Россию одним ударом. Одного лишь захвата определенного пространства недостаточно. По мнению Гитлера, два крупных государства на Балтике также не нужны. На этом же совещании впервые Гитлер определил возможные сроки начала войны Германии против России – май 1941 года. По его предварительной оценке, война на Восточном фронте должна была завершиться через пять месяцев. Гитлер дал некоторые основные ориентиры будущей военной операции: 22 августа 1939 года, накануне подписания в Москве советско-германского пакта о ненападении, в Бергхофе в ожидании сообщений из советской столицы Гитлер провел второе совещание с узким кругом наиболее верных ему руководителей национал-социалистической партии и военных. Выступая на этом совещании, Гитлер заявил: Гитлер завершил свое выступление следующей оценкой будущего советско-германских отношений: Гитлер мог поехать в Москву и 23 августа подписать советско-германский пакт о ненападении, но он этого не сделал. У него были другие планы, о которых имел представление крайне ограниченный круг лиц из высшего германского политического и военного руководства. Отсутствие Гитлера на церемонии подписания пакта в Москве уже можно было рассматривать в качестве первого признака его истинного отношения к договору с СССР. Через семь дней после совещания у Гитлера «Ариец» сообщил «Альте» о том, что в советско-германских отношениях надвигается «гроза». Сообщение Рудольфа фон Шелия советский разведчик Николай Зайцев доложил исполнявшему обязанности резидента полковнику Н. Скорнякову. В Центр незамедлительно была направлена радиограмма следующего содержания: «Метеор». Сообщению «Альты» в Москве не придали большого значения. В это время в советской столице готовился визит министра иностранных дел В. Молотова в Берлин, в ходе которого планировалось добиться улучшения советско-германских отношений по всем направлениям. Молотов верил, что его миссия принесет только положительные результаты. Сообщение о том, что Гитлер намерен весной 1941 года «разрешить вопросы на востоке военными действиями», противоречило официальным заявлениям, которые произносили в Берлине ответственные работники различных уровней германского правительства. Донесение «Альты» не насторожило в Москве тех, кого оно должно было насторожить. 29 сентября «Метеор», основываясь на результатах беседы Николая Зайцева с «Альтой», направил в Центр еще одно сообщение, которое не только подкрепляло данные, полученные от «Арийца», но и указывало на конкретные действия Германии по укреплению своей военной группировки на Востоке: «Метеор»[22]. 1 октября 1940 года в Берлине подписано Соглашение о железнодорожном сообщении между СССР и Германией, которое было направлено на унификацию и активизацию прямого пассажирского и грузового сообщения между СССР и Германией. Как писали советские и германские газеты 2 октября, «переговоры протекали в благожелательной атмосфере»... Когда началось непосредственное планирование войны Германии против СССР? В каких условиях оно происходило? Когда советская военная разведка получила первые сведения об опасности, грозящей Советскому Союзу со стороны Германии? На первый вопрос чаще всего отвечают, что началом германского планирования войны на Востоке явилось совещание, проведенное 29 июля 1940 года в Бад-Райхенхале в обстановке большой секретности. В зале присутствовали собранные по списку Гитлера специалисты по планированию из Генерального штаба и управления экономикой Германии. Перед участниками совещания выступил генерал-полковник Альфред Йодль – начальник штаба сухопутных сил (ОКХ). Тезисы его выступления предварительно изучил и одобрил Гитлер. Фюрер сказал Йодлю: «Я начну действовать против этой угрозы Советского Союза в тот момент, как только наше военное положение сделает это возможным». Этот момент настал после капитуляции Франции, захвата Бельгии и Голландии. В принятии принципиального решения о подготовке Германии к восточному походу принимали участие Кейтель, Йодль, и Геринг. На совещании в Бад-Райхенхале Йодль отдал распоряжение приступить к предварительному планированию возможной военной кампании Германии на Востоке. К сентябрю 1940 года неполный план операции по нападению на Советский Союз уже существовал. В ноябре 1940 года Гитлер подписал Директиву № 18, в которой говорилось: «Начаты политические обсуждения с целью выяснения позиции России на данный период. Независимо от результатов этих обсуждений все приготовления, связанные с Востоком, согласно устным приказам, будут продолжены. Указания по ним последуют, как только мне будет представлена и мною одобрена общая концепция оперативных планов». В этой директиве следует обратить внимание на три факта. 12 сентября Молотов встретился с Риббентропом. Между ними состоялась беседа. Она длилась около двух часов. В ходе обмена мнениями о положении в Европе, сложившемся после поражения Франции и других государств, Риббентроп заявил, что Германия будет продолжать воздушные налеты на Англию и, безусловно, добьется победы. «Никакое государство в мире не в состоянии изменить положения, создавшегося в результате побед Германии». Это заявление не произвело на Молотова особого впечатления. Более того, в беседе с И. Риббентропом он допустил неточность, которую Риббентроп мог неверно истолковать. Молотов заявил, что Из высказывания советского министра иностранных дел можно было сделать вывод о том, Стенограмма беседы В. Молотова с И. Риббентропом, как всегда, была направлена в Москву. Дипломатическая ошибка В. Молотова очевидна и сразу же привлекла внимание И. Сталина, который незамедлительно направил Молотову телеграмму: Сталин. Второй факт. Гитлер на встрече с генералами заявил, что независимо от результатов визита Молотова в Берлин Все дезинформационные мероприятия проводились по указанию командования германских вооруженных сил. Исполняя обязанности начальника штаба Верховного главнокомандования, генерал Йодль 6 сентября 1940 года направил начальнику военной разведки адмиралу Канарису указание о мероприятиях по дезинформации советского военного командования. В указаниях говорилось: Это указание Верховного командования выполнялось немецкими спецслужбами профессионально. Не зря же считается, что ложь – оружие агрессора. Находясь 12 – 13 ноября в Берлине, В. Молотов дважды встречался с И. Риббентропом и Гитлером. Германские руководители пытались убедить Молотова в целесообразности подключения России к так называемому континентальному блоку против Англии. В ночь с 13 на 14 ноября проект договора о присоединении СССР к пакту трех был вручен Молотову для передачи И. Сталину. Это сделал не Гитлер, а Риббентроп, что противоречило дипломатическим правилам, так как Риббентроп не имел права обращаться к руководителю СССР. Это мог сделать только Гитлер. Но Гитлер вторично воспользовался ошибкой Молотова и оставил за собой полную свободу действий для политических и дипломатических маневров в будущем. 13 ноября 1940 года было опубликовано сообщение ТАСС о ходе визита В. М. Молотова в Берлин: Молотов остался доволен результатами переговоров в Берлине. 14 ноября он получил из Москвы согласованный в инстанции текст проекта коммюнике. В нем говорилось: За визитом В. Молотова внимательно следили германские специальные службы. В советском посольстве в Берлине действовал германский агент «Питер», который докладывал о ситуации в посольстве. Его информацией интересовались Гитлер и Риббентроп. На основании донесения «Питера» 13 ноября 1940 года в гестапо была подготовлена справка для Риббентропа, в которой говорилось следующее: После отъезда Молотова из Берлина немецкие газеты несколько дней печатали комментарии о результатах советско-германских переговоров на высшем уровне. Газета «Дойче альгемайне цайтунг» в редакционной статье писала: Через месяц, 18 декабря 1940 года, Гитлер подписал Директиву № 21 Верховного командования вооруженными силами Германии, которую он назвал «Барбаросса». Первой фразой в плане операции «Барбаросса» говорилось: Директива была отпечатана в восьми экземплярах. Четыре из них Гитлер вручил начальнику генерального штаба, командующим сухопутных, военно-воздушных сил и командующему военно-морского флота. На следующий день Гитлер принял нового посла СССР в Германии В. Г. Деканозова, который вручил рейхсканцлеру свои верительные грамоты. Гитлер сказал Деканозову, что он самый молодой посол в Берлине. Затем фюрер поинтересовался, где родился Деканозов. Посол ответил, что он родился в Баку, совместную революционную работу со Сталиным не вел, но его родители проживали в тех местах Грузии, где родился Сталин. Беседа Гитлера с Деканозовым продолжалась 35 минут... 29 декабря 1940 года Разведуправлением Красной Армии получена срочная радиограмма из Берлина для начальника Разведуправления генерала Ф. Голикова. «Метеор» докладывал: Ф. Голиков приказал направить копии этой радиограммы наркому обороны Маршалу СССР С. Тимошенко и начальнику Генерального штаба генералу К. Мерецкову. Голиков несколько раз перечитывал сообщение «Метеора» из Берлина. Для него «Метеор», «Альта» и «Ариец» были далекими и неизвестными работниками. Их сообщение о том, что Германия собирается напасть на СССР, не соответствовало духу советско-германских отношений и на фоне недавно завершившегося визита В. Молотова в Берлин не только казалось неправдоподобным, но и противоречило подписанным в ноябре 1940 года в Берлине советско-германским официальным документам. На бланке телеграммы из Берлина Голиков написал распоряжение для начальника европейского отдела Разведуправления полковника И. Большакова: Начальник военной разведки также приказал направить копии сообщения «Альты» И. Сталину и В. Молотову. В широком русле советско-германских отношений в конце 1940 года образовались два течения. Первое – открытое, рекламируемое и пропагандируемое. Это течение приветствовалось в Москве и Берлине. Второе течение – тайное, глубинное. О существовании его знал Гитлер и его ближайшее окружение. Цель этого течения – уничтожить Советскую Россию, захватить ее природные ресурсы, без которых Гитлер не мог претендовать на мировое господство. О тайных замыслах Гитлера своевременно узнала и советская военная разведка... |
||||||||||||
|