"Я выбрал путь смерти" - читать интересную книгу автора (Шитов Владимир Кузьмич)Глава 8 Проблемы родителей МахновскогоГеоргий Николаевич и Зинаида Константиновна Махновские прожили вместе тридцать три года. Георгию Николаевичу было пятьдесят пять лет, а его жене Зинаиде Константиновне — на три года меньше. У них было двое детей — старший сын Александр и двадцатишестилетняя дочь Валентина, которая с мужем и двумя малолетними детьми жила в Твери. По случаю приезда брата домой из армии, в отпуск, о чем тот заблаговременно уведомил телеграммой, Валентина вместе с детьми, трехлетней Светой и шестилетним Игорем, приехала в гости к родителям, чтобы повидаться с Александром. С годами любовь Валентины к брату становилась все крепче. Он был частью её далёкого безоблачного и чистого детства. Предстоящая встреча родственников была омрачена одним неприятным обстоятельством. На старости лет отец, Георгий Николаевич, завёл себе сорокалетнюю любовницу и этого увлечения от жены не скрывал. Когда Зинаида Константиновна, обманутая в лучших своих чувствах, начинала его ругать, осуждать за легкомыслие, то Георгий Николаевич, не считая нужным оправдываться, заявлял, что у них с любовницей очень серьёзные отношения и он, по-видимому, будет вынужден с женой развестись и навсегда перейти жить к любовнице. Зинаида Константиновна не желала оставаться одна. Более трех десятков лет прожив с мужем, вырастив детей, она привыкла к нему, знала все его слабости, положительные стороны. О другом мужчине она не мечтала и не хотела терять то, что имела. Хотела она того или нет, но с каждым днём её отношения с мужем становились все холоднее, натянутее. Все говорило о близости неизбежной развязки. Своим горем Зинаида Константиновна поделилась с дочкой. Та вместе с матерью поплакала, но ничего дельного, чтобы родители смогли сохранить супружеский союз, посоветовать не сумела. Валентине жалко было и мать, и отца, запутавшегося в своих чувствах к женщинам. Конечно, отец был не прав, обижая мать, и Валентина его про себя осуждала. Но кроме как морально она мать ничем не могла поддержать. Вот в такое напряжённое для семьи время Александр приехал домой к своим родителям. По случаю этого события Георгий Николаевич отлучаться из дома не стал, а поэтому, когда Александр вошёл в квартиру, все его родственники оказались в сборе. Слезы радости, улыбки были на лицах присутствующих. Обнимая и целуя родных людей, Александр забыл на время о том грузе, который постоянно давил на его душу и сердце. Он за долгие годы впервые позволил себе расслабиться и искренне улыбался. Обнимая отца и нежно его похлопывая ладонью по спине, Александр ласково пошутил: — Ты у меня, папа, прямо гвардеец. — Стараюсь, сынок, перед годами позиций не сдавать, — довольный его похвалой, ответил отец. Он явно любовался сыном. Нежно обняв мать за плечи, внимательно оглядев её, Александр сочувственно заметил: — А ты, мама, что-то сильно сдала, поседела. — Боялась, что тебя в Афганистане или в Чечне убьют. Почти каждую ночь молилась за тебя и, как видишь, не зря. — Нельзя, мама, так себя изводить. — Когда, Саша, у тебя будет такой неугомонный сын, как ты у меня, тогда поймёшь, почему вы с женой начнёте седеть. — Мне, мама, некогда жениться, может, я вообще никогда не буду иметь времени для такого мероприятия. — Зато другие время имеют и все успевают, — пробормотала Зинаида Константиновна. Встретившись взглядом с глазами мужа, умолявшими её не развивать дальше свою мысль, она замолчала. Не заметив этого молчаливого разговора родителей, Александр обнял сестру, расцеловал её в обе щеки. — Какая ты красивая стала. Видать, замужество тебе на пользу пошло. А племянники какие у меня шустрые, — по очереди беря их на руки и высоко поднимая над головой, отметил он. Очутившись на полу после путешествия к потолку, племянники, не сговариваясь, спрятались от незнакомого дяди за спину матери. Когда первые минуты радости встречи улеглись, сын развязал свой рюкзак, стал доставать из него подарки и передавать их родственникам. Отцу он подарил кавказский кинжал в ножнах и полевой бинокль. Вручая подарки, Александр сказал: — Обрати внимание, папа, что кинжал старинной работы, его ножны сделаны из серебра. Какой на них красивый орнамент! Полюбовавшись кинжалом, Георгий Николаевич рассудил: — Как я понимаю, ты мне подарил музейную редкость. — Ты не ошибся, отец, — легко согласился сын. — И где же ты достал такого красавца? — Военный трофей. Как ты понимаешь, его владелец носил кинжал с собой не для красоты, а чтобы резать и убивать Иванов, но ему меньше повезло, чем мне. Матери Александр подарил нарядный костюм. Пока Зинаида Константиновна его разглядывала, он успел достать из рюкзака две небольшого размера иконы. Подав их ей, он произнёс: — Мама, выбери себе одну, а другую я подарю Лидии Степановне. Кто такая Лидия Степановна, Зинаида Константиновна, как и все члены семьи Махновских, знала, а поэтому дополнительных разъяснений не требовалось. Рассматривая иконы — одну с изображением Иисуса Христа, другую с Николаем Угодником, она с подозрением в голосе поинтересовалась у сына: — Уж не святой ли храм ты ограбил? — Такое подозрение меня обижает. Иконы я нашёл в рюкзаке одного боевика. — А чего ему вздумалось их там носить, когда они должны находиться в красном углу дома, чтобы можно было перед ними молиться? — настойчиво расспрашивала мать. — Старинные иконы в серебряной оправе для наёмника составляют ценный капитал. Наёмники свою добычу всегда носили с собой. Точно так же поступал и тот, у кого я их забрал. Думаю, он рассчитывал впоследствии их продать. — Разве иконами можно торговать? — Владелец иконы был мусульманином, а как ты знаешь, они другой веры, чем мы. — Надо было эти иконы отдать в местную православную церковь, — запоздало посоветовала мать. — Я так и хотел поступить, но из моего доброго намерения ничего не получилось. В Грозном я пришёл в церковь. Священника не оказалось на месте — боевики взяли его в заложники. Один из церковнослужителей, посмотрев мои иконы, сказал, что они не были похищены из их церкви и он не знает, кому принадлежали, но убеждён, что их владелец — частное лицо. Священнослужитель отказался их взять для своей церкви, пояснив, что иконы дорогие и, узнав о них, боевики все равно их заберут. Боевики если не убивали славян, то забирали у них все, что представляло ценность. Вот почему мне пришлось распорядиться судьбой икон по своему усмотрению. — Иконы не должны принадлежать людям с грязными мыслями, кто бы это ни был по вере: христианин или мусульманин. В таком случае Богу все равно кого наказывать. Вот он и покарал бандита твоими руками. — Перекрестившись три раза, Зинаида Константиновна, обратясь лицом к иконе, попросила: — Господи, прости моего сына за его грехи. — Она оставила себе икону с изображением Иисуса Христа. Задумавшись на минуту, она обеспокоенно спросила: — Саша, у тебя в дороге никаких неприятностей не было? Этот вопрос удивил Александра. — А почему ты меня об этом спросила? — Мне прошлой ночью плохой сон о тебе приснился. Предчувствию материнского сердца Александр уже не удивлялся. Близкие родственники многих солдат внезапно заболевали именно в тот день, когда жизнь воинов подвергалась смертельной опасности. Подобные факты в его воинской практике были так многочисленны, что о случайности не могло быть и речи. Не признаваясь родственникам в таких реалиях, скрывая их от всех, Волчий Ветер убедился в существовании на земле сил и аномалий, которые ему порой трудно было охватить разумом. А ведь он был шаман, умеющий общаться с духами. Ему не нравилось, что из-за него и его сослуживцев, воевавших в разных огненных точках, испытывали физические муки не они, а их родственники. За совершенные в бою действия, которых от солдат требовала присяга, некие силы высшего порядка находили возможным наказывать людей, близких сердцу воина и обычно находящихся далеко от поля боя, живущих мирной жизнью. И если близкие воинов страдали физически — заболевали, умирали, то «виновники» несчастий — солдаты — отделывались моральными, душевными травмами. — Не знаю, мама, почему тебе плохой сон приснился, у меня все хорошо, — солгал он матери, чтобы не расстраивать её правдивым признанием. — Слава Богу, что мой сон не сбылся, — облегчённо заявила она. Сестре Александр привёз фотоаппарат «Кодак». Принимая подарок и поцеловав брата в щеку, Валентина смущённо призналась: — Я не умею фотографировать. — Пока ты гостишь здесь, я тебя научу. Тут много ума не надо, — заверил он. Александр достал из рюкзака свою форменную одежду и собрался повесить её в шкаф. Георгий Николаевич, увидев на кителе множество наград, оживился и потребовал: — А ну, сынок, надень форму. Мы посмотрим, как ты в ней выглядишь. Зная, что отец высказал желание всех родственников, Александр быстро переоделся. Как же армейская форма была к лицу Александру! Наличие множества правительственных наград на форме сына удивило и обрадовало Георгия Николаевича. — Это как же здорово тебе надо было, сынок, воевать, чтобы получить столько наград? — Много и трудно, отец, не жалея живота своего. — Честно признаться, я столько наград у таких молодых, как ты, не видел, — признался Георгий Николаевич. По счастью, его поколению не пришлось воевать ни в одной горячей точке планеты. — Таких боевиков, как я, в российской армии много, но, будучи на гражданке, мы не любим хвалиться заслугами перед Родиной. Семья сфотографировалась. Сначала всех снял Волчий Ветер. После краткого показа — куда смотреть и на что нажать — Валентина сфотографировала родителей, брата, своих детей. Она была довольна, что так быстро освоила приёмы фотографирования. Георгий Николаевич предложил сыну пройти с ним на лоджию. Закурив сигарету, он промолвил: — В годы моей молодости для моих ровесников служба в армии была честью, делом настоящих мужчин. Мы достойно служили в армии. Правда, нам повоевать не пришлось, но в этом, как говорится, и необходимости не было. Армия тогда была в уважении и в высокой боеготовности. Сейчас слушаю, что по телевизору говорят некоторые призывники, и мне за них становится стыдно. Смотрю на них: такие здоровые быки, а в армию идти служить не хотят. Согласны в больнице из-под больных людей судно два года доставать, но только не брать в руки оружие. Что за хлюпики пошли, позорят себя как мужчин, ну никакого уважения к своей личности! Если они и попадут в армию, я даю гарантию, что путевых солдат из них уже не получится. — Ты верно рассуждаешь, отец. Таких лоботрясов в Чечне боевики в первую очередь убивали или брали в плен. То он пошёл в сад орехи рвать, полез на дерево, а автомат положил на землю; или отлучился из расположения воинской части поискать спиртное, да и на рыбалку уходили или любовь покрутить неизвестно с кем. В конечном итоге попадали в плен: как ишаки, пахали на хозяина, ислам принимали, унижались. И ещё набираются наглости винить в своих ошибках всех, но только не себя. Я таких горе-солдат много повидал, и, к сожалению, они в армии не переводятся. Лучше было их вообще не призывать. Тогда некому было бы позорить армию и нацию. — Честно говоря, сейчас армия стала не та, какой я её знал в годы своей службы. Голодная, разутая, власти не нужная, а уж о патриотическом воспитании солдат теперь вообще перестали говорить. — Откуда, отец, ты это знаешь? — Каждое воскресенье смотрю по телевизору передачу «Служу Родине». — Тогда понятно, почему тебе знакомы наши проблемы. Обидно, что они с каждым годом все усложняются. Чего ожидать от коррумпированного правительства и власти? Нечего! Правда, мы уже устали и не обижаемся ни на президента, ни на правительство. Им наплевать не только на нас, но и на народ. — А экономика? Они её довели до ручки! — Ещё несколько лет таких экспериментов, и мы начнём им головы крутить. Шахтёры уже выдвигают политические требования. — Пора народу увидеть, кого они подняли вверх и кого кормят. А стоит ли это делать и дальше? Они ещё долго беседовали о политике. От этого занятия их оторвала Валентина, которая позвала к столу. Махновские с удовольствием выпили по нескольку рюмок водки за то, что Александр не погиб в Чечне, за его приезд в гости к родителям. Сам Александр от спиртного отказался, но с удовольствием съел куриный бульон, выпил стакан молока. За столом Александр обратил внимание на то, что отношения между родителями какие-то натянутые. Не чувствовалось прежней доброжелательности, предупредительности, доброты. «Что между ними случилось? Неужели поссорились? После обеда спрошу сестру. Она наверняка в курсе семейных проблем», — решил он. После обеда, когда Георгий Николаевич снова вышел на лоджию покурить, Александр отвёл сестру в сторонку. — Валя, если я не ошибаюсь, наши предки в ссоре, не так ли? — Ты не ошибся, — подтвердила она. — Из-за чего у них конфликт? — Отец хочет бросить мать, уйти к другой женщине. — С какой стати? — удивился Александр, услышав такую новость. — Его любовница больше чем на десять лет моложе мамы. — Ну и что из того? — То, что слышал. — А мама как к этому относится? — Она не хочет с ним расставаться, но он её не слушает и собирается поступить по-своему. — Ну а ты как дочь разговаривала с ним на эту тему? — Мне неудобно говорить с отцом о его любовнице. Поговорил бы лучше ты с ним как мужчина с мужчиной. — Сейчас же и поговорю, — решительно заявил Александр. — Сегодня, Саша, ты с отцом насчёт мамы лучше не говори. Он у нас строптивый и к тому же за столом водки выпил. Мы завтра с утра пойдём с мамой на рынок. Вот тогда и поговоришь с ним, чтобы вам никто не помешал. Ладно? — Пускай будет по-твоему, — согласился Александр. Утром Волчий Ветер проснулся от ощущения, что на него кто-то смотрит. Открыв глаза, он увидел отца, который стоял около кровати и внимательно рассматривал его. — Ты чего, отец, тут делаешь? — потягиваясь и протирая пальцами глаза, поинтересовался Александр. — Давно тебя, сынок, не видел, соскучился, вот и рассматриваю, — доброжелательно пояснил Георгий Николаевич. — Ну и что увидел? — Смотрю на тебя и не верю своим глазам. Вижу перед собой не мальчика, юношу, а матёрого, зрелого мужчину. — Ничего тут удивительного нет. Как-никак, а скоро мне стукнет тридцать три. У некоторых моих ровесников уже или плешь во всю голову, или они совсем седые. Меня в этом смысле Бог миловал, и если бы не инфекционные заболевания, которыми я переболел, то можно было бы на здоровье не жаловаться. — Если ты у меня уже матёрый мужик, то что тогда обо мне говорить, — задумчиво произнёс Георгий Николаевич. Убирая постель, Александр как бы между прочим заметил: — Кому-кому, а тебе, отец, не мешало бы иногда посматривать на себя в зеркало. — Это для чего же? — Зеркало не женщина, обманывать не будет, выдаст на-гора все что есть. Глядишь, и остановит кое-кого от необдуманного поступка. — Уже наябедничали сороки на меня? — Хорошо, что хоть свои меня просветили, а не старухи, сидящие возле подъезда. — Не пережив трагедии, не напишешь комедии, — вздохнул Георгий Николаевич. Под старость влюбившись в женщину на пятнадцать лет моложе его, Георгий Николаевич был готов создать новую семью. Он искренне обрадовался, когда узнал, что Татьяна, любовница, от него забеременела. Будущий ребёнок, считал он, станет связующим, укрепляющим новую семью звеном. Однако вскоре Татьяна поставила Георгия Николаевича в известность, что сделала аборт. Такого поступка, предательства по отношению к их любви и будущему ребёнку он Татьяне простить не пожелал, расстался с ней и окончательно вернулся в семью. Правда, об этом решении никто в семье, кроме сына, которому он только что все рассказал, пока никто не знал. — Как бы ты, Саша, отнёсся к тому, если бы я ушёл из дома и стал жить с другой женщиной? — спросил он, желая узнать точку зрения сына в таком щекотливом вопросе. — Если ты покинешь мать, то мы с Валентиной её не оставим. Более того, мы тебя перестанем уважать. Мы не знаем, как сложатся у тебя отношения с новой женщиной, будешь ты счастлив с ней или нет. Нас это не интересует. Но знаю точно, что ты нас, как своих детей, потеряешь. — А почему вы с Валентиной так однозначно становитесь на сторону матери? Может, я тоже по-своему несчастный и нуждаюсь в вашей поддержке? — Отец, ты на жизнь смотришь более упрощённо, чем мать. Она, я уверен, у нас святая. Это благодаря её молитвам я, пройдя через ад в Афгане и Чечне, остался жив. — Я ведь тоже вместе с ней молился, чтобы тебя там не убили, — счёл необходимым сообщить сыну такую подробность Георгий Николаевич. — Верю в искренность твоих слов, но именно её молитвы, а не твои дошли до Бога. — Почему ты так считаешь? — Отец, ты слишком грешен, чтобы твои просьбы пожелал услышать Господь. Ты позавчера видел меня во сне? — Нет, мне редко сны снятся, — ответил отец. — А матери приснился сон, что я в опасности. И ведь действительно, меня в поезде вчера утром могли убить. — Как же ты выкрутился из той ситуации? — Пришлось устранить источник зла. — Тебя, наверное, милиция разыскивает? — Ни прокуратура, ни милиция по поводу случившегося ко мне претензий не имеют. И Александр подробно рассказал отцу о событиях вчерашнего дня. Выслушав сына, Георгий Николаевич заметил: — Я в молодости был тоже смельчак, каких поискать, но ты меня перещеголял… Я тебя прошу: вместо меня скажи матери, что я с Татьяной все отношения порвал, а поэтому никуда из дома не уйду, если только она меня не выгонит. — Не выгонит, — заверил отца Александр. — Если женская половина нашей семьи начнёт против тебя выступать, я буду на твоей стороне, — улыбнувшись, пообещал он отцу. — А может, сам обрадуешь мать своей новостью? — Мне как-то неудобно, — со смущённой улыбкой признался отец. — Как-нибудь я с ней на эту тему поговорю, но только не сегодня. — Мне ничего иного не остаётся делать, как стать посредником между вами. — Считай, сынок, что за такую услугу я буду твоим должником. — Не будем, отец, об этом говорить. У меня к тебе тоже есть просьба. — Какая? — Не говори матери о происшествии в поезде. Все кончилось для меня благополучно. Незачем ей зря нервы трепать. — Тоже верно, — согласился с ним отец. Так в семье Махновских вновь был достигнут мир и взаимопонимание. |
||
|