"Дорогой богов" - читать интересную книгу автора (Балязин Владимир)

ГЛАВА ВТОРАЯ,

знакомящая читателя с рыжеволосым, голубоглазым негром и его товарищами, с воззрениями командора Джона Плантена Третьего по целому ряду проблем и о его полном несогласии с воззрениями господина губернатора, а также о товарищеской трапезе у костра, во время которой становится понятно, почему зана-малата не испытывают сыновних чувств по отношению к Ост-Индской компании

…Стрела ударилась в дерево прямо над головой шедшего впереди капитана Жоржа. И тут же раздался властный и громкий окрик на чистейшем французском языке:

— Не шевелиться! Стоять спокойно, тысяча чертей!

Капитан Жорж остановился как вкопанный, замерли и его спутники. Навстречу им из зарослей шагнул огромного роста огненно-рыжий негр с голубыми глазами. В одной руке он держал боевое копье, в другой — старый жестяной рупор, в какой во время бури капитаны парусников подают команды экипажу. И хотя у каждого путешественника, кроме Сиави, было по ножу, а у капитана Жоржа еще и пистолет, никто из них даже не прикоснулся к оружию. Между тем негр без тени страха подошел вплотную к капитану Жоржу. Ловким и быстрым движением он вырвал из-за пояса француза пистолет и нож и, окинув коротким цепким взором всех остальных, приказал:

— Оружие положить к ногам! — И когда команда была исполнена, негр добавил: — Отойти от оружия на пять шагов!

Негр оглушительно свистнул, заложив в рот два пальца. И тут же из зарослей вышли рослые полуголые мужчины. Их было десятка два. Трудно было представить все многообразие оттенков кожи, лиц и глаз лесных обитателей Мадагаскара. Здесь были мужчины с кожей, черной как сажа, но с белесыми волосами и глазами василькового цвета: были желтолицые, зеленоглазые парни, скуластые, как японцы или малайцы; были белокожие — с жесткими курчавыми волосами негров к черными миндалевидными глазами.

Необычный вид лесных жителей и то, что все они переговаривались друг с другом на французском языке, мало похожем на колониальный негритянский жаргон, бытовавший среди аборигенов в колониях Франции, напугали путешественников больше, чем их боевые топоры, копья и луки.

Рыжий голубоглазый негр подал команду, и всех пленников обвязали вместе одной длинной и крепкой веревкой. Им оставили свободными и руки и ноги, накинув веревку на шею каждому. За начало и конец веревки ухватились два воина, и никто из связанных после этого не мог и подумать, чтобы не только резко рвануться в сторону, но и пошевелиться. Только Сиави не стали связывать. Его отвели в сторону, и предводитель стал о чем-то его расспрашивать, время от времени поглядывая на связанных белых пленников, вокруг которых молча стояли воины, ожидая команды предводителя. Однако, прежде чем процессия двинулась дальше, предводитель подошел к Ване и снял веревку с его шеи.

— Иди сюда. Ты пойдешь с нами, — сказал голубоглазый негр и приказал Ване идти рядом с Сиави в самом хвосте отряда.

Ваня — да и все другие — тотчас же поняли, что произошло, и мальчик, с благодарностью посмотрев на Сиави, молча встал рядом с бецимисарком.

— Что это за люди? — спросил Ваня у Сиави, как только отряд тронулся в путь.

— Зана-малата, — ответил Сиави. — Мой отец рассказывал мне, что, когда мой дед был таким, как я сейчас, зана-малата пришли на наш остров. Их было не очень много: три или четыре сотни, но каждый имел оружие, какого не знал ни один из малагасов. На нашем острове они построили деревни, взяли себе в жены дочерей и сестер самых знатных малагасов и стали жить на Нусин-дамбу, не подчиняясь нашим королям и не признавая ничьей власти. В то время когда зана-малата пришли сюда, среди них было немного негров. Почти все они были вазаха — белыми, — такими, как ты, с кожей, подобной речному песку, и с глазами, как озерная вода. Но многие их сыновья и дочери походили на своих матерей, а теперь уже и внуки зана-малата стали мужчинами и воинами. Поэтому у них теперь такой вид. Оли унаследовали черты своих белых, черных и желтых дедов и бабушек, матерей и отцов, но язык дедов они сохранили в чистоте, хотя каждый из них знает и языки малагасов. Среди зана-малата есть люди, которые говорят по-французски, однако есть и такие, которые говорят и на других языках белых людей, но только я не знаю, как эти языки называются.

Через четыре часа безостановочной быстрой ходьбы путники добрались до деревни, спрятавшейся в густом тропическом лесу. Деревня стояла на плоском речном мысу. С трех сторон ее окружала река, с четвертой стороны — земляной вал с высокой бамбуковой оградой поверху. В середине ограды виднелись ворота. У ворот, под навесом из пальмовых листьев, стояла старая пушка на корабельном лафете.

Ворота открылись, и пленников ввели в деревню, состоявшую из трех десятков небольших хижин и одного большого здания — Общественного дома, — расположенного строго посередине. Деревня мало чем отличалась от обычных туземных поселков. Только возле Общественного дома не стояло ни одного резного деревянного идола, какие всегда встречаются в туземных деревнях Мадагаскара. Вместо идолов над входом в дом висело большое черное распятие.

Как только пленников ввели в деревню, вокруг них немедленно собралась толпа. Но жители в большинстве своем говорили не по-французски и не по-португальски. Язык их не был знаком Ване. Да и Сиави тоже, судя по всему, не понимал ни слова из того, о чем говорили обитатели деревни.

Внезапно шум смолк, толпа расступилась, и из дверей Общественного дома вышла небольшая группа мужчин. Среди них находился и предводитель отряда — рыжий, голубоглазый негр. Однако было видно, что теперь главный не он, а невысокий, коренастый бородач в красной рубахе и желтых сафьяновых сапожках. Бородач жестом приказал развязать пленных и поманил к себе капитана Жоржа.

— Кто вы такие и зачем высадились на Джезира-Эль Комр? — спросил бородач по-французски с довольно сильным акцентом.

— Мы честные моряки из Порт-Луи, — ответил Жорж. — Мы шли на Джезира-Эль Комр для того, чтобы отпустить на волю достойного человека — Сиави, королевича бецимисарков; кроме того, мы хотели зайти в форт Дофин и обменять водку и ткани на серебро, золото и слоновую кость. Но бурей нас снесло к югу, наш корабль утонул, а шлюпку выкинуло на берег возле мыса Святой Марии.

Бородач усмехнулся:

— То, что вы не работорговцы, я вижу. Эти собаки высаживаются командами не меньше четырех десятков, а вас всего семеро. Но, клянусь бородой, я еще ни разу не видел французов, которые шли бы на наш остров для того, чтобы отпустить на волю малагаса, даже если он брат туземного короля.

В толпе раздался одобрительный смех, Но для того чтобы остаться беспристрастным и справедливым, бородач проговорил:

— Подойди сюда, бецимисарк Сиави, и скажи, правду ли говорил сейчас этот француз.

Сиави вышел вперед и, сбиваясь от волнения, рассказал все, что произошло с ним с того момента, как он украл горсть сушеных фиников в Таможенном квартале, до того, как на капитана Жоржа и экипаж пакетбота напали в лесу зана-малата.

Выслушав Сиави, бородач долго молчал. Молчали и собравшиеся вокруг жители деревни, с доброжелательным любопытством поглядывая на Ваню. Наконец, повернувшись к Ване, бородач сказал:

— Идем со мной! А этих, — он показал на капитана Жоржа и его экипаж, — накормите и посадите под замок. Потом решим, что с ними делать.

Ваня пошел вслед за бородачом в одну из хижин. Почти все в ней было таким же, как и в других туземных домах. Только на одной из стен висело множество пистолетов, сабель, кривых турецких ятаганов и старинных мушкетов да на столе, стоящем у окна, рядом с глиняными кувшинами и мисками лежала запыленная Библия, которой, похоже, давно уже никто не пользовался, и стояла тусклая медная чернильница. Войдя в дом, бородач сел на сплетенную из рисовой соломы циновку, поджал ноги и жестом указал Ване место рядом с собой.

— Расскажи мне, кто ты такой, откуда пришел в Порт-Луи и почему спасал брата короля бецимисарков? Говори мне только правду. Ни один зана-малата никогда не лгал мне. Тем более я не потерплю этого от чужеземца. Итак, кто ты, откуда пришел в Порт-Луи и почему спас Сиави? — Бородач замолчал и уставился на юношу.

Ваня начал рассказывать о том, как вместе с шестью десятками солдат, поселенцев и каторжников, бежал он из Большерецка, как прошли они к Макао и оттуда к Иль-де-Франсу, как сражались на Формозе и торговали в Макао, рассказал, при каких обстоятельствах остался он в Порт-Луи и как аббат Ротон послал его вместе с Сиави на Мадагаскар.

Бородач понимал далеко не все из того, о чем говорил Ваня. Уже в самом начале рассказа бородач прервал его, ушел в другую комнату дома и вернулся оттуда с большой географической картой. Он попросил Ваню показать Камчатку, но в верхнем правом углу карты была нарисована лишь южная оконечность Японии, а Камчатка, таким образом, находилась где-то далеко за рамкой.

Ваня как мог объяснил это бородачу, после чего тот крепко задумался, с любопытством и уважением поглядывая на мальчика. Из рассказа Вани бородач больше всего заинтересовался Беньовским. Отдельные эпизоды он заставлял Ваню повторять дважды, а когда мальчик рассказал о споре между Беньовским и губернатором Дерошем, бородач даже вскочил.

— Как он сказал, тысяча чертей? Люди отвечают на добро — добром, на зло — злом, на насилие — насилием? И негры не являются исключением? Так он сказал? Это благороднейший человек, клянусь бородой! Хотел бы я иметь такого друга. Тебе повезло, мальчик, что ты встретил такого человека. А он что, тоже, как это… русский? Поляк? Тоже не слышал… Ну, да это все равно. По мне, все люди делятся на друзей свободы и ее врагов. Все друзья свободы — мои друзья! Все ее враги — мои враги! Только жаль, что врагов пока что больше и они пока что сильнее.

И Ваня подумал: а наверное, действительно это так. Вот прошли они полсвета, и всюду видел он друзей свободы и ее врагов. И Беньовский говорил ему о том же. И сам он думал о том же. И здесь, в тропическом лесу, на краю света, бородатый разбойник говорит ему то же самое. А уж коли такие разные люди думают об одном и том же на один манер, значит, вот она, правда. И встали перед Ваней два непримиримых, вечно друг другу враждебных воинства. В первом из них оказался он сам и его учитель, мятежные офицеры, работные Холодилова и добрые люди с острова Усмай-Лигон. Здесь же были рикши Макао, рабы Иль-де-Франса, португальский поэт Камоэнс, добрый аббат Ротон и необычные лесные обитатели Мадагаскара.

А против них плечом к плечу стояли императрица Екатерина и большерецкий комендант Нилов, японские офицеры и купцы Макао, губернаторы, солдаты и надсмотрщики всех колоний белого света. Против них были все тюрьмы и крепости, все пушки и кандалы, все золото и вся злоба Этого мира.

В конце беседы бородач встал, дружески протянул Ване крепкую, покрытую жесткой кожей ладонь и проговорил:

— Назови мне свое имя.

— Иван, — ответил мальчик и, чуть смутившись, добавил: — На французский манер это будет Жан.

Бородач раскатисто засмеялся:

— Клянусь бородой, ко всему прочему у нас с тобой одинаковые имена! Меня зовут Джон. На французский манер это тоже будет Жан. А Джон это мое христианское английское имя. Я — англичанин, как и большинство жителей моей деревни, и английский язык — родной для доброй половины здешних жителей. Ну что ж, у Джона Плантена стало сегодня одним другом больше, а у тебя, парень, появилась тысяча новых друзей — все зана-малата этого острова, потому что все они лучшие друзья Джона Плантена!

С этими словами Джон обнял Ваню правой рукой и вместе с ним вышел из хижины.

Через три дня Джон Плантен отправил вниз по реке большую парусную шлюпку. В шлюпку поместили капитана Жоржа и его экипаж, Ваню, Сиави и трех зана-малата. Во главе Экспедиции бородач поставил своего двадцатилетнего сына, которого, по старой семейной традиции, звали, как и отца, Джоном. Плантен приказал сначала отвезти в форт Дофин команду капитана Жоржа и Ваню, а затем доставить во владения бецимисарков Сиави. До форта Дофин, лежащего на берегу залива Толонгар, было около ста миль. И лишь в четырехстах милях севернее Толонгара начинались владения бецимисарков. Земли бецимисарков тянулись вдоль северовосточного берега Мадагаскара, от бухты Мануру до реки Нуабе, протекавшей на самом севере острова.

В землях бецимисарков правил брат Сиави, носивший почти такое же имя. Короля звали Хиави, и он по праву считался одним из могущественнейших монархов Мадагаскара. Плантен приказал доставить Сиави в деревню Таматав на мысе Гасти, в самую удобную бухту восточного берега Мадагаскара. К тому же, по его сведениям, там в это время должен был находиться и сам король бецимисарков.

Шлюпка, спустившись вниз по реке, без труда миновала покрытый мелкой рябью неглубокий залив Галеоне, с заболоченными низкими берегами, и на третий день пошла вдоль высоких обрывистых гор, за которыми прятался форт Дофин — крепость и торговая гавань французов.

В конце четвертых суток, перед тем как устроиться на ночлег, Плантен остановил шлюпку в небольшой бухточке, на берегу которой росла огромная пальма — равенала.

— Где растет равенала, там всегда есть вода, — сказал Джон и приказал разбить лагерь неподалеку от гигантской пальмы.

Ваня залюбовался чудесным деревом, Листья равеналы росли не так, как у обычных пальм: они раскидывались гигантским веером, а у подножия пальмы действительно оказался чистый холодный родник.

Шлюпку подтянули к берегу и привязали к веслам, вбитым глубоко в ил; из паруса соорудили палатку и недалеко от ее входа разожгли костер, Еще днем путешественники наловили ведро мелких серебристых рыбок — джунту, похожих на сардинок, и быстро зажарили их на раскаленных углях костра вместе с клубнями сладкого дикого картофеля — батата. Капитан Жорж достал заветную калебасу — большую выдолбленную тыкву, наполненную не то водкой, не то ромом.

Подсаживаясь к костру, и Ваня, и экипаж затонувшего пакетбота, и зана-малата знали, что это их последний совместный ужин. Завтра утром они расстанутся и едва ли когда еще увидят друг друга. Поэтому беседа у костра сразу же стала особенно дружественной и откровенной. Ром Джона Плантена согрел тела и развязал языки. Разговорился даже немногословный Джон Плантен. Сначала Ваня рассказал своим новым друзьям о побеге из Большерецка, затем капитан Жорж, вызвав всеобщий смех, изобразил, как бегали по маленькому пустынному островку иззябшие и голодные Сиави и Ваня, после того как утонул пакетбот «Жанна д'Арк». В конце ужина, когда вся рыба и весь батат были съедены, а ром выпит, Ваня спросил Джона Плантена, как оказались на Мадагаскаре зана-малата и правда ли, что их предки по мужской линии были белыми людьми.

Джон Плантен засмеялся.

— Может быть, они были и не такими белыми, как ты, вазаха. У тебя волосы белее моих ногтей, а бровей и ресниц не увидишь даже при свете костра, но все-таки они были белыми. Такими, как капитан Жорж или его люди. Семьдесят лет назад они жили на острове Святой Марии. Их было около тысячи человек, и среди них не было ни одного, кого бы не ожидала веревка, попадись он в руки любого судьи на пять тысяч миль в окружности. На острове Святой Марии жили потомственные пираты, дети и внуки пиратов, беглые каторжники, должники, бежавшие от своих кредиторов, еретики, не пожелавшие попасть на костер, осквернители церквей, ограбившие сокровищницы храмов, бродяги и воры со всего белого света. Два десятка бригантин было у них, и все они рыскали днем и ночью от Кейптауна до Тасмании. Проклятые богом и людьми, они грабили и убивали всех, кто попадался на их пути. Индусы, персы, арабы, малайцы и эфиопы были жертвами их бесконечной алчности и кровожадности. Редкий купеческий корабль проходил незамеченным сквозь густую пиратскую паутину, раскинутую вокруг острова Святой Марии. Дошло до того, что они стали нападать на военные галеоны европейцев и топить их, забрав сначала казну и сняв пушки. Ни Испания, ни Португалия ничего не могли поделать с грозной республикой «джентльменов удачи». На острове Святой Марии было столько рабов, рабынь и сокровищ, сколько не было и у самого богатого индийского магараджи. Но, как говорят малагасы, «катящийся с горы камень останавливается лишь у ее подножия». Жадность пиратов не знала границ. Она лишала их разума. И их предводитель Джон Плантен Первый, дед моего отца Джона Плантена Третьего, а мой прадед, напал на корабли Ост-Индской компании.

При последних словах капитан Жорж покачал головой. Весь его вид говорил о том, что он, капитан Жорж, храбрый моряк и добрый католик, скорее бы плюнул на распятие, чем решился напасть на корабль Ост-Индской компании.

— Ровно через полгода после этого, — сказал далее Джон, — от пиратской республики не осталось камня на камне. Обгоревшие бригантины с изорванными парусами покачивались на волнах. На их реях гроздьями висели соратники моего прадеда. Плавучие виселицы долго гоняло по океану, пока все они не утонули в море или не сели на рифы. Прадеду и доброй половине его друзей удалось бежать на Мадагаскар. Они высадились в долине реки Антанамбаланы, построили здесь огромный каменный замок, наняли тысячу воинов-малагасов, и мой прадед поставил во главе этой армии белых головорезов: англичан, французов, датчан, голландцев и шведов. Капитаны двух пиратских бригантин, шотландец Джеймс Адер и датчанин Ханс Бурген, построили укрепления к югу от замка прадеда, а многие другие матросы, боцманы и капитаны разбрелись по всему юго-восточному берегу Мадагаскара. Они взяли в жены дочерей андрианов — знатных мадагаскарских владетелей, — но не стали жить так, как жили малагасы, а постарались сохранить свой язык и обычаи. Они остались хорошими моряками и воинами, но нравы их смягчились, и теперь зана-малата уже не поднимают над общественными домами своих деревень черные флаги с белым черепом. Они известны как люди свободолюбивые, храбрые и честные. Может быть, нехорошо так расхваливать своих соплеменников, — добавил Плантен, — но после того, что я рассказал о их давних делах, было бы несправедливо не сказать и этого.

Рано утром путники двинулись дальше. Через несколько часов шлюпка вышла на траверс форта Дофина. Плантен остановил суденышко за невысокой скалой, которая прикрывала их от любопытных взоров обитателей городка. Экипаж пакетбота «Жанна д'Арк» сошел на берег примерно в трех милях от первого французского укрепления. Вместе с ними на берег сошел и Ваня, На прощание он долго тряс руки своим новым друзьям и крепко обнимал Сиави. Прощаясь, Сиави снял со своей шеи овальный коричневый камень, висевший на длинной серебряной цепочке — вакуке. Камень был гладко отполирован. В середине его красовалось искусно вырезанное изображение сокола.

— Эту птицу, — сказал Сиави, — мы называем вурумахери. Мой дед, мой отец и мой старший брат — потомственные короли бецимисарков — считают ее покровительницей нашего дома и защитницей нашего народа. Каждому мальчику, родившемуся в доме моего отца, главный умбиаса племени, который водит дружбу с добрыми духами, надевает такой амулет на шею, как только мальчик перестает питаться молоком матери. Этот камень — мой уди-цара — счастливый амулет. Он помог мне встретиться с тобой, спас меня от смерти в Иль-де-Франсе и не дал утонуть в море. Я дарю его тебе. И если когда-нибудь тебе или твоим друзьям понадобится помощь людей из племени бецимисарков, покажи им этот уди-цара, и они сделают для тебя все, что смогут.

Зана-малата, дружно работая веслами, быстро пошли вдоль берега. Джон Плантен, стоя на носу лодки, долго махал шляпой своим новым друзьям, которые медленно удалялись в глубь острова.