"Ратоборцы" - читать интересную книгу автора (Воронова Влада)

ГЛАВА 10. ГЕОМЕТРИКИ

Кармела всё утро была какая-то напряжённая, рассеянная, даже руку обожгла о сковородку.

— Стой, — удержал её Славян. — Не суй под воду, заживать долго будет, надо стрептоцидом присыпать.

— Не будет, — буркнула Кармела, вперилась мрачным взглядом в ожог, сосредоточилась. Волдыри стали исчезать, и вскоре никаких следов не осталось.

— Больно было? — сочувственно сказал Славян, хотел поцеловать обожжённое место. Кармела отстранилась.

— Что с тобой? — недоумённо глянул на неё Славян. Вроде бы ничем не обидел…

Кармела выключила газ под сковородкой, открыла дверцу холодильника, скользнула по содержимому пустым взглядом, захлопнула.

— Не будем тянуть, — проговорила она. Коротко передохнула и решительно сказала: — Иван, ты должен уйти.

— Что? — не понял Славян. — Зачем?

— Затем, что нам пришло время расстаться.

— Но почему? У нас всё так хорошо и по жизни, и в постели. Мы ведь любим друг друга.

— Это пройдёт. — Кармела села за стол — серьёзная, решительная и недоступная, словно отгороженная непробиваемой стеной. Славян и сам умел выстраивать такую, а сегодня впервые упёрся в чужую.

Кричать бесполезно, сломать стену невозможно, это Славян знал по себе, не помогут ни поцелуи, ни пощёчина. Он сел на второй стул.

— Хорошо, — ответил он. — Как скажешь. Но причину ты можешь назвать?

— Тебя слишком много для моей маленькой жизни. Тебе нужна женщина равная по силе. Меня ты сломаешь.

— Я был когда-нибудь груб с тобой? Пытался приказывать?

— О нет, как можно, — сказал Кармела со злостью. — Ты настоящий джентльмен. Грубости или приказного тона с дамой не позволишь себе никогда. — Она помолчала. — Лучше бы ты орал и размахивал кулаками как обычный деревенский хам. Было бы проще. А так… Ты заполнил собой всё, и мне не осталось места для самой себя.

Славян смотрел внимательно, вдумчиво.

— Да, — согласился он. — Но ты можешь сделать свою жизнь гораздо больше этой.

— Нет. Я всегда хотела, чтобы у меня был маленький домик и сад. И в прошлой жизни дом у меня был. Потом появились охотники за головами, и я попала в Весёлый Двор. После моталась из крепости в крепость, с войны на войну. Мне пришлось стать очень хорошим воином. Я даже ротой командовала. Пришлось, Иван, но не захотелось. — Кармела вытерла слёзы. — А потом догма разрушилась, мы с ребятами освободились. И у меня опять появился домик и сад. Но тут пришёл ты. И тебе тесно в моём маленьком доме, скучно в моей простой жизни. Тебе нужно гораздо большее. Но я не гожусь для великих дел. Ты должен уйти.

— Но я и не требую от тебя великих дел, — ответил Славян. — Я всего лишь хочу, чтобы ты засыпала и просыпалась рядом со мной.

— Нет! — отрубила Кармела. — Я много воевала, но воином не была никогда. И не гожусь в подруги воину. Я не могу стать ни твоей тенью, ни встать с тобой рядом. Первое означает полностью отказаться от себя, а тебе не нужна пустышка, ты не из тех, кто может любить собственное отражение в зеркале. Да и я не хочу отказываться от себя, быть Кармелой-кружевницей мне нравится. Встать рядом тем более невозможно. Мне просто не выстоять, а висеть на тебе обузой я не хочу.

— Но я не воин, Кармела, — уверенно сказал Славян. — И никогда им не буду, сам воинов не люблю.

— Да, — согласилась зомбачка, — воином ты не будешь никогда. Для воина тебя тоже слишком много.

— Когда я сам хотел уйти, — с трудом выговорил Славян, грудь словно сдавило в тисках, всё ещё памятное телу эхо давно невозможных приступов, — ты меня не отпустила. Сказала, что теперь я всегда буду только твоим.

— Я ухватила кусок гораздо больше, чем могу проглотить.

— И решила выплюнуть. Что ж, — поднялся Славян, — так тому и быть. Если ты больше не нужен, навязываться бессмысленно. Вещи я соберу быстро.

Кармела с обречённостью посмотрела ему вслед. Чёрт забери твоё понимание, Иван! Ты не должен, не смеешь меня понимать. Ты ведь можешь взять меня, захватить, полностью вобрать в себя, я и думать не дерзну, что могу жить без тебя. Но ты оставил меня мне. Ты слишком высоко ценишь жизнь, чтобы уничтожать её. Даже такую маленькую и никчёмную, как моя. Источник не может брать, только давать. Но мне не вынести изобилия твоей силы. Я не могу творить миры, не могу превращать ничто в нечто. И я не могу взять твою силу, которую ты черпаешь из ничего, она холодная и бездушная, потому что в ней нет тебя. А ты где-то далеко, словно за стеной. Я говорила с тобой, я наслаждалась твоим телом, но тебя у меня так никогда и не было, к себе ты меня так и не подпустил.

— Иван, — Кармела вошла в спальню. Сердце сжалось — он уже собрал вещи. Как их мало, всего-то рюкзачок, школьники с такими на занятия ходят. Словно нарочно старается не оставить ни в чьей жизни следов.

— Иван, — повторила она, — я ведь не спрашиваю тебя ни о чём, не требую твоих тайн. Я даже не спрашиваю, как тебя на самом деле зовут. Ну почему ты всегда как стеной отгорожен?

— Потому что не знаю, какие чудовища могут за ней прятаться, — сказал он. — Пока не научусь с ними справляться, не приучу собственных драконов, рисковать другими людьми я не могу.

— Один. Ты всегда один. Ты так хорошо умеешь всех понимать, так когда же ты научишься верить тем, кого понимаешь? Иван, я наговорила тебе кучу вздора, я просто струсила, но теперь опять всё в порядке. Иван, я воин, и мне можно доверять спину в бою. Я справлюсь.

Он улыбнулся печально и так умудренно, словно ему не двадцать два года, а двадцать два столетия. Кармеле стало не по себе. Из какой бездны вынырнул этот людь? Что он видел, как сумел вместить в годы века?

— О себе я этого сказать не могу, — ответил Славян. — Я не уверен, что смогу справиться. Кармела, — он посмотрел женщине в глаза, — ты подожди меня немного. Подожди, когда я снова стану целым. У тебя будет дом и сад, я обещаю. Дом тёплый, а сад обильный. Дом и сад для нас, именно такие, как нам нужны. Земля, где мы сможем жить, а не воевать, любить, а не холодеть от ненависти, создавать, а не разрушать. Сад жизни, дом жизни. Так будет, клянусь. Самим собой клянусь.

— Собой — это больше, чем изначалием, — сказала Кармела. — Во всяком случае, если речь идёт о тебе.

Вот теперь все стены исчезли, и её, и его. Рухнули завесы правд, а истина оказалась горькой до слёз.

— Но я не принимаю клятву, — решила зомбачка. — Не хочу тебя связывать. Да и себя. Наше время кончилось, Иван. Мы должны разойтись.

Славян кивнул. Кармела права. Они дали друг другу всё, что могли дать, и взяли друг у друга всё, что могли принять. Их время действительно кончилось, и нужно разойтись сейчас, не отравлять жизнь пустотой.

— Я не умею прощаться, — сказал он. — Лучше просто уйти.

И ушёл.

Кармела рухнула на кровать, вперила взгляд в белёный потолок. Слёз нет, вот досада. Но оно и к лучшему. Всё, что было, не уйдёт, останется с ней. И заполнит холодные тёмные провалы, оставшиеся от Весёлого Двора, войн, полужизни здесь, на Мадагаскаре. Кармела смогла стать целой, завершить себя. Теперь и жизнь сделать можно. Зомбачка встала, вышла на террасу, села за плетельный станок, взяла коклюши. Самое время начинать новый узор.

* * *

Славян шёл к деревне Корзинка. Комнату можно снять у корзинщика Мануэля. И от причала недалеко, и от тренировочной площадки. Зомбачья система боевой подготовки Славяну нравилась, главный упор тут делается на самоконтроль, трансформация давно бы свела зомбаков с ума, не умей они так виртуозно управлять собой — и разумом, и телом, и чувствами. Именно то, что сейчас нужно.

На полдороге он свернул к морю, бросил на песок рюкзак, постоял у линии прибоя. Хотелось заплыть подальше, к Одинокому островку, забиться поглубже в его крохотные джунгли и выть так, как не способен ни один зверь — только людь, у которого умирает душа. В стотысячный раз умирает, чтобы возродиться опять — для новой смерти. Глупо, если разобраться. Ничего особенного не произошло, всего лишь очередная разлука в богатой на потери жизни. Пора бы привыкнуть. Тем более, что Кармела права, расстаться действительно необходимо — ещё немного, и они бы друг друга возненавидели. В лекарстве нуждаются больные, а для здоровых оно становится ядом. Кармела исцелилась, у Славяна затянулись самые глубокие из ран, а ради мелочи целителя не зовут. Само зарастёт.

Но чувствам никакого дела до рассудочных выкладок нет. Не хотят они сгорать, становиться небытием. Цепляются за душу, отдирать приходится с кровью и болью, с клочками души. И всё — любовь, воспоминания, следы поцелуев, отзвуки смеха и нежных слов, услышанных и произнесённых — сжигать заживо. Хорошо волшебным расам, зажгут белый огонь, он уберёт всё тихо и безболезненно. Потом огонь зелёный утешит и обогреет.

А человекам приходится делать всё самим. Костёр из собственной в клочья изорванной души. Ветер, который развеет пепел — из неё же. Воду, которая напоит выжженную землю — тоже из неё. И вырастать обновлённой должна всё та же душа.

Тяжело. Больно. Страшно.

Но хочешь лёгкой жизни, нечего было рождаться человеком. Будь животным, у них всё просто. А теперь поздно сожалеть. Раз хватило ума и дури стать человеком — живи как человек. Сгорай. Возрождайся. Превращай ничто в нечто, как в собственной душе, так и в мире. И не жалуйся — тебе никто не обещал, что творцу будет легко. Да и выбора у тебя, раз человеком родился, нет — либо будешь творцом, либо не будешь вообще.

Славян тихо рассмеялся. Придёт же в голову такая муть! Чего только не придумает брошенный очередной подругой мужчина, лишь бы заглушить боль и детскую обиду — ну почему я? почему меня? я ведь хороший! Хороший, кто бы спорил. Только и самые сладкие конфетки рано или поздно надоедают. Не приедается только хлеб. А стать для кого-то хлебом жизни ты пока не можешь, слишком молод и неопытен, многого ещё не понимаешь и не умеешь. Да и твой вечный душевный раздрай никому не нужен. Опара ты пока, а не хлеб. Невзошедшая.

Ну вот, опять в никчёмную философию полез. Впрочем, лучше она, чем пьянство. В стакане горести ещё никто не утопил, русская ли водка в нём плещется, или местный ром.

Славян подхватил рюкзак, закинул на плечо. Всё. Хочешь, не хочешь, а надо жить дальше. Надо вернуться в Нитриен — он поклялся племяннику. Надо вернуться в Тулу, восстановиться в университете и получить треклятые «корочки», просто чтобы довести начатое дело до конца. И надо выстроить дом и посадить сад — даже если там никогда не будет Кармелы. Надо — он поклялся самому себе.

Неплохая, между прочим, идея. Фруктовый сад даёт стабильный доход, на него вполне можно содержать большую семью. В интернате, лет в девять или десять, он мечтал, что когда вырастет, у него будет четверо детей, два сына и две дочки. И даже нарисовал свою будущую семью — себя, детей, жену и дом. Воспитательница их группы тогда посмеялась, а воспитательница соседней очень резко охарактеризовала невысокие умственные способности коллеги, и Славянов рисунок приклеила на стену в столовой. На следующий день такими рисунками была оклеена вся стена, — дети из обоих групп рисовали свою будущую семью.

Надо же, вспомнилось. Только где это было, уже в Туле или ещё в Медногорске? А вот этого теперь не вспомнить. Но не важно где было, главное — было. И будет. Дом, сад, четверо детей. Будет.

Славян пошёл в деревню.

* * *

Декстр тренировочную площадку в деревне Корзинка разглядывал с интересом. Весьма неплохо зомбаки обустроились: полоса препятствий, круг для медитаций, учебный круг — приёмы рукопашной отрабатывать. И сделано гораздо лучше, чем у Ройса, полоса посложнее, место для медитационного круга выбрано намного грамотнее.

В учебном круге разминались десять зомбаков и пятеро человек. Рыцаря, пусть и одетого в гражданское — шорты и футболка без рукавов — деревенские узнали сразу, но делали вид, что не замечают. В кабаке тоже не кланялись, даже зады от стульев оторвать не соизволили. Скверно. Но заявись он в генеральской форме, тоже вряд ли поклонятся. И дело тут вовсе не в зомбаках. Их защита нужна была селянам только на первых порах, как поломавшим ноги нужны костыли. Но как только кости срастутся, о подпорках недавние хромцы и не вспоминают. Все эти рыбаки и корзинщики, плетельщицы сетей и коптильщицы рыбы сами распробовали свою силу, хлебнули свободы и отказываться от новых яств не станут. Орден теряет власть стремительней, чем Декстр думал. Рыцарей перестают даже бояться, об уважении и говорить нечего.

Человечье-зомбачья группа тренируется в разнобой, сработанности нет, пусть и живут они теперь вперемешку, особой дружбы между двумя народами так и не появилось. Если умело вбить в эту трещину клин…

Но только не на орденских территориях. Тут одно присутствие рыцарей заставляет их объединиться. Декстр едва слышно выругался. И зомбаки, и человеки кидают на него одинаково подозрительные взгляды, движения мало-помалу обретают синхронность. В ненависти к ордену они уже едины, а скоро будут едины и в помыслах, и в действиях. С острова тогда орден вышвырнут за неделю. Зомбаков четверть от всего населения, плюс пятнадцать процентов человек с орденских территорий. Получается сорок, почти половина страны. Да ещё недоброжелатели ордена с королевских территорий… Процентов десять-двенадцать наберётся. Потребуй они изгнания ордена, королевской семье придётся подчиниться, при таком количестве недовольных лучше не ерепениться, или выкинут вместе с орденом, и, скорее всего, по частям: брюхо прожорливое в одну сторону, голову венценосную — в другую. Умом королевская семья, как и большинство монархов, не блещет, но столь простой расклад даже они осознать сумеют.

Ордену нужны новые силы, побольше боевой волшбы, побольше спецподразделений — никто другой тут не справится, чернь потребно загнать туда, где им надлежит быть. Всех, кем бы они ни были — человеками или волшебными расами, королями или рыбаками. И срочно, пока обнаглевшие холопы не превратили орден в пустышку.

А для спецподразделений нужны люди. Пожалуй, вон те два человечка неплохи, могут и сгодиться. Надо имена спросить, пусть Кохлеровы ребята с ними поработают. И вообще, вербовщиков он обещал дать две недели назад, и до сих пор копается. Надо поторопить.

Пришли ещё семь человек. Шестеро — дребедень, а от седьмого Декстр не мог отвести глаз. Да парень рожден для спецуры! Лёгкий, подвижный, быстрый, ни грамма лишнего мяса, одни тугие крепкие жилы — вынослив невероятно. Костяк немного громоздкий, но это даже к лучшему, устойчивость будет выше, при такой излишней сухощавости как раз то, что надо. Двигается хорошо — кажущаяся неуклюжесть богомола или кузнечика, противники таких часто недооценивают, дуракам и задуматься лень, почему наилучшая система рукопашного боя называется «Стиль богомола». И умеет оставаться вне круга действия — не схватка владеет им, а он схваткой. Такие воины рождаются раз в десять лет, если не в столетие.

— Вон тот рыжий, — спросил Декстр задиристого вида светловолосую девочку лет семи, увлечённо следившую за тренировкой, — как его зовут?

— Иван Чижик, — охотно ответила девочка, обсудить тренировку ей хотелось очень, — только Паоло лучше. Вон тот, — показала на перегруженного мясом красавчика. Стрижка в орденском стиле, тренировочный костюм под камуфляжку. Надо будет Ройсу о нём сказать, как раз для войск общего назначения курсант.

Девочка увлечённо рассказывала о других тренирующихся, Декстр поддакивал, не слушая. Всё-таки правильно, что бойцов общани называют пушечным мясом. Мясо и есть, мысли у них ни грамма. И видеть не умеют. Как можно было это боевое совершенство, истинного дракона битвы, назвать чижиком? Да им крупно повезло, что парень из них отбивных не понаделал. Из всех пятерых, даже с его минимальной подготовкой. Он уже сейчас способен противостоять зомбаку в боевой ипостаси. Нет, всё-таки те пять кретинов везучи невероятно.

— А девочек на тренировку не берут, — услышал Декстр. Чёрт, а ведь это замечательная идея. Гениальная!

Он сел перед девочкой на корточки.

— Как тебя зовут?

— Луиза Фабри.

— Красивое имя. Рыцарка Луиза Фабри. Хочешь быть рыцаркой?

— Не-а. Все рыцари — козлы, а рыцарки — козлихи.

Долетались Ястребы. А ведь ещё десять лет назад о рыцарях говорили с глубочайшим почтением и преклонением.

— Почему козлы? — серьёзно спросил ребёнка Декстр.

— Все так говорят.

— Луиза, а если все скажут, что рыба гуляет по песку, ты поверишь?

— Не-а. Так не бывает.

— А почему?

— У рыбы жабры, ими только в воде дышать можно. На песке рыба задохнётся.

— Правильно, — согласился Декстр. — Ты очень умная девочка, много знаешь о рыбе и можешь точно сказать, что бывает, а что нет. Но рыбу ты видела всякую разную, очень много. А сколько рыцарей ты видела?

— Много.

Действительно, ребёнок с орденских территорий рыцарей перевидал во всех видах, по большей части неприглядных.

— А ты их издалека видела или вблизи? — спросил Декстр.

— Издалека. Чем от рыцарей дальше, тем лучше.

— Луиза, а если ты посмотришь на рыцарей вблизи, и они окажутся хорошими?

— Не-а. Чего мне на них смотреть?

— А если рыцари возьмут тебя на тренировку?

— Не-а, не возьмут.

Декстру уже хотелось свернуть мерзкому ребёнку шею. Ещё одно «не-а», и он не удержится.

— Луиза, у меня есть знакомая рыцарка, её зовут тётя Беатриса. Я попрошу, и она возьмет тебя на настоящую тренировку.

— Как у них? — девочка показала на отрабатывающую приёмы деревенщину.

— Лучше. В настоящем тренировочном зале.

— Как у команды Три Икса?

Декстр догадался, что девочка говорит о каком-то завезённом с Технички сериале о супергероях.

— Да, как у команды Три Икса.

— Зыково! — обрадовалась девочка.

— Луиза, ты приходи завтра после школы со своими подружками в крепость, к воротам Луны. Тётя Бетриса будет вас ждать. Посмотрите настоящую рыцарскую тренировку. Если понравится, тётя Беатриса и вас так же научит. Бесплатно.

Глаза ребёнка сияли от восторга.

— А можно Шарль и Бени тоже с нами придут? Мальчикам можно?

— Нужно, — ответил Декстр. — И мальчикам, и девочкам.

— Зыково! А тётя Беатриса красивая?

— По-моему, да. Но ты ведь теперь на слово не веришь, только сама смотришь, верно?

— Ага, — неуверенно ответила девочка.

Ну наконец-то проклятое отродье хоть с чем-то согласилось.

— Ты сама на тётю Беатрису посмотришь и расскажешь мне, красивая она или нет. Хорошо?

— А вы кто? — запоздало насторожилась девочка.

— Я наставник Пауль.

— И вы тоже учите драться?

— Да. Но только тех, кто получил пояс курсанта. Я учу их драться как рыцари.

— Это как? — не понял ребёнок.

— Чтобы стать сильнее зомбака.

— По взапраде?

— По взаправде. — Декстр вспомнил случайно виденную клятву деревенских ребятишек, плюнул на песок через растопыренные буквой «V» пальцы на землю и сказал: — Да сожри меня акула!

— Зыково!!! — взвизгнул чёртов ребёнок. У Декстра даже уши заложило. — А девочек вы учите?

— Конечно, мадемуазель. Когда вы вырастете вот такой большой, — Декстр встал, показал какой, — я буду рад открыть вам все секреты искусства боя и пути воина.

Ответ был в стиле многомудрых мастеров боевых искусств из столь любимых девочкой сериалов. Она церемонно поклонилась наставнику, попросила разрешения удалиться — прямо оруженосица-подросток с пятисотлетней родословной, откуда только что взялось? — и помчалась собрать друзей-подружек на экскурсию.

Декстр довольно хмыкнул. Сегодня ему удалось обыграть Кохлера. Хитромудрый начальник разведки и не додумался, что в орден вербовать можно семилеток. Особенно если их голозадым родителям платить за детишек небольшую стипендию, на орденских праздниках сажать в специально для них выстроенную ложу, вручать маленьким Ястребам наградные ленты, которые чадолюбивая деревенщина сможет вывесить на самом видном месте в гостиной. Расход невелик, зато дивиденды принесёт огромные.

Магистр будет им доволен, другие округа до этого ещё не додумались, Мадагаскарский станет первым.

* * *

В кабаке к Славяну подсел светловолосый сероглазый незнакомец лет тридцати восьми на вид. Боевой волшебник ордена, сразу ясно, пусть и ногти острижены, и одет в гражданское. И лет ему на самом деле сто семьдесят-сто семьдесят пять. Когда почти все твои родственники и друзья выглядят ровесниками, а возраст меряют столетиями, истину «внешность обманчива» постигнуть не трудно.

Черты лица резкие, острые, но не столько от природы, сколько от характера. Ранг у кандидата в собеседники, что рыцарский, что волшебнический, довольно высокий. Привык командовать, а вот начальников у него мало.

— Мсье Chizhik, вы можете уделить мне несколько минут для беседы?

— Никаких бесед, рыцарь. Выкладывайте сразу, зачем пришли.

— Вы проницательны, мсье Chizhik, — любезно улыбнулся рыцарь.

— Чижик, — окликнул Славяна Мануэль, — вы сегодня на вечерний лов идёте?

— Да, — ответил Славян. — Увидишь Вальтера или Алису, скажи, приду сразу на пристань.

— Осьминога принести не забудь, — напомнил корзинщик.

— Хорошо, принесу.

— У вас странное прозвище, — сказал рыцарь.

— Как раз по мне.

— Не думаю. Это всего лишь перевод фамилии. А прозвание должно отражать суть. Ягуар, например. Или Чёрный Дракон.

— Или Рыжий Ястреб. Уходите, разговор окончен. Рыцарский пояс мне не нужен, хоть с тремя треугольниками, хоть розами.

Роза — символ разведки, Кохлеровой службы. «Сказано под розой, — утверждает древняя поговорка, — сказано в тайне». А три равносторонних треугольника, составленные в пирамидку — символ элитнейшего спецподразделения ордена.

— И почему столь одарённому молодому человеку не хочется надеть пояс? — мягко спросил Декстр. — В ордене вы можете достичь больших высот, в полной мере раскрыть свои таланты.

— Нет, — отрезал рыбак.

— И почему же?

— Стошнит.

Декстру на миг показалось, что он говорит с вампиром — та же убийственная прямота и пугающая проницательность. Генерал даже проверил свои ментальные защиты. Нет, всё в порядке, просмотреть его Чижик и не пробовал. Декстр осторожно, чтобы не заметил объект воздействия, прикоснулся к ментальному полю Чижика и словно провалился в белый туман — бесконечный и бездонный как внесторонье, беззвучный и равнодушный как путь в мире мёртвых. Декстр едва не завопил от ужаса, на мгновенье показалось, что он живым попал за смертный порог и останется в небытии навсегда. Контакт прервал не Декстр — натренированное подсознание, обученное ментальным страховкам.

Чижик глянул на него с удивлением, внезапная беспричинная бледность рыцаря заинтересовала. Судя по выражению лица, приписал её последствиям контузии. Декстр не знал, что и думать. Защита совершенно невероятная, таких он ещё не видел, мощная и неодолимая — где найдёшь желающего идти через небытие, отыскивать ментальные потоки в огромном до бесконечности смертном тумане? Технические средства тоже не годятся, пси-воздействию Чижик не поддаётся вообще. Никакому. Да он его даже не замечает, воздействие любой силы проваливается как в бездну.

И при этом Чижик — стопроцентный простень, ни малейшего намёка на волшебнические способности. То есть ни одно поисковое заклинание его не разыщет, только вампир сумеет пройти по линии крови, да и то не наверное.

Он должен быть геометриком. Такой бриллиант упускать нельзя.

— Чижик, — невольно обратился к рыбаку по прозвищу генерал, — вы предпочитаете стать Соколом?

Рыбак засмеялся. Декстр едва удержал ругательство, надо же было ляпнуть столь бездарный каламбур.

— Куда мне, — ответил рыбак, — птичке-невеличке.

— А если серьёзно?

— А если серьёзно, — глаза у рыбака стали тёмными провалами в бездну, — срань дерьма не ароматнее.

Декср едва удержался, чтобы не влепить наглому плебею пощёчину. Но Чижик ему необходим. И даже больше, чем раньше, — такую силу нельзя оставлять бесхозной. Парень должен принадлежать ордену. Пока кто-нибудь не повернул его против Ястребов. И думать не хочется, какой ущерб может причинить такой враг. Ты ненавидишь орден, дружок? Отлично. Хуже, если бы ты был к нему равнодушен. А ненависть заставит тебя интересоваться орденом, его делами. И одно из них зацепит тебя так сильно, так совпадёт с твоими желаниями, что орден ты полюбишь, предашься ему душой и телом.

— Вы ведь хорошо относитесь к жителям Корзинки и окрестных деревень? — сказал Декстр. — Думаю, вас огорчит, если орден прикажет всем этим достойным людям покинуть свои дома и убираться куда глаза глядят.

— На каком основании? — поинтересовался Чижик.

— И земля, и все строения на ней принадлежат ордену.

Славян оценивающе посмотрел на рыцаря. Людскими жизнями распоряжаться он привык. Полковник? Генерал? Скорее — генерал, столь наглых и спесивых полковников не бывает, разве что коменданты отдалённых крепостей. А здесь, близ резиденции магистра, так самоуверен может быть только генерал. Но какой?

— А как быть с договором об аренде? — спросил Славян. — Придётся выплачивать неустойку.

— Нет, — покачал головой генерал, — никакой неустойки мы платить не будем. Мы не заключали договора об аренде. Просто позволили им жить на наших землях. И в любую минуту можем выгнать поселенцев прочь.

«Не разведчик, — подумал Славян. — Тот никогда бы не сказал «мы», а только «мой орден». Для общевойсковика слишком живая и разнообразная речь, те говорят как протокол читают. Или моряк, туда всегда выбирали людей с интеллектом выше среднего, или геометрик. Стоп. Морскими войсками общего назначения командует женщина, у орденов морские суеверия сходны с зомбачьими. А генерала геометриков зовут Декстр. Надо же, — удивился Славян, — не погнушался лично на вербовку придти. Скверно дела у Ястребов идут, если даже генералы по забубённым деревням рекрутов ищут».

— Декстр, хватит вилять, давайте к делу. Что вы хотите за то, чтобы оставить деревни в покое?

Генерал заметно вздрогнул, не ожидал, что так быстро вычислят. Но вилюшки выписывать бросил.

— Вы становитесь курсантом ордена. Моим учеником.

— А вы, — ответил прямым взглядом Славян, — гарантируете, что бессрочная бесплатная аренда земли и жилья в Белой Рыбе и Корзинке продолжает действовать на протяжении всего того времени, пока эти территории принадлежат Ястребам. В том случае, если вам понадобиться занимаемая деревнями земля, вы предоставляете поселенцам равноценное жильё на равноценной территории. Переезд и обустройство на новом месте за ваш счёт.

— Клянусь пред изна…

— Плевать мне на изначалие, — перебил Славян. — Только нотариальный договор между деревней и орденом.

Рыцаря опять в бледность кинуло. Теперь совершенно точно от ярости.

— Ты осмеливаешься ставить условия ордену?!

— Именно, — спокойно ответил Славян. — Я ордену нужен, иначе бы вы, генерал Декстр, ни за что не попёрлись в занюханную деревеньку самолично. А вот мне орден и даром не нужен. Так что условия ставлю я.

— Сегодня же люди Белой Рыбы и Корзинки уберутся с орденских земель прочь, а ты будешь объявлен виновником их изгнания.

— Нет, — покачал головой Славян. — Ничего ты им не сделаешь. Всё по той же причине — я нужен ордену. А изгнанием поселенцев ты прогонишь и меня.

— Ты преувеличиваешь свою ценность для ордена, — генерал презрительно прищурился, — Чижик.

— И поэтому ты тут сидишь и меня выслушиваешь. Исключительно ради моей малоценности.

— Я могу приказать доставить тебя в крепость в цепях, — сказал Декстр.

— Мог бы, так давно приказал.

Генерал от злости шлёпнул ладонью по столу. До такой степени, как этот плебей, тварь ничтожная, безродная, его никто не бесил. Но как ему нужен такой рыцарь! Даже если в итоге придётся пасть пред ним на колени как перед новым гроссмейстером. «Чёрт тебя забери, наглый щенок, но ты способен спасти орден так же, как спас его девятьсот лет назад командор Мигель Фариа. Тогда он стал гроссмейстером. И орден достиг небывалого дотоле величия. Все властители мира склонились к нашим ногам. Ястребы были величайшими из великих. И должны вернуть себе былую мощь».

— Договор с деревнями орден подпишет сразу же, как вы закончите обучение, — сказал он.

— И сколько оно длится?

— Год.

Чижик немного подумал.

— Хорошо, — кивнул он. — Но со мной орден тоже заключает контракт, по которому сразу по окончании моего годичного обучения обязуется заключить договоры с Белой Рыбой и Корзинкой.

Декстр не ожидал, что юный дракон битвы так легко согласится, и заподозрил подвох.

— При условии, что вы сдадите экзамен на рыцарское звание.

Чижик посмотрел на него с интересом. В зеленовато-карих глазах блеснули солнечные искорки и тут же погасли.

— Сдам экзамен или пройду рыцарское посвящение? — спросил он.

— Экзамен! — «На какого дьявола ты мне необученный? «Мяса» в ордене и без того хватает. Мне нужен воин, способный выполнить самый невероятный приказ. А по невероятностям ты спец уже сейчас. С любым другим рекрутом такой разговор немыслим».

— Согласен, — ответил Чижик. — Привозите текст договоров. И для меня, и для деревень. Люди должны знать, что их ждёт в ближайшем будущем.

— Договоры будут готовы завтра на рассвете. — Декстр поднялся, собираясь уходить. Глянул на юное лицо своего нового курсанта. — Чижик, а сколько тебе лет?

— Двадцать два.

Декстр с трудом удержал дрожь. Парень будет гроссмейстером. Это судьба.

«Но не завтра. И не через год. И даже не через десять. А до тех пор ты будешь выполнять мои приказы».

* * *

— Декстр? — изумлённо охнул Ройс, завидев генерала геометриков в коридоре управления. — Ты в мантии? Что должно произойти, чтобы ты мантию надел?

Геометрик едва заметно усмехнулся. Он ещё спрашивает… Как будто не знает — вся крепость в курсе, если не весь Мадагаскар.

— Чижик, — ответил Декстр.

— Что он вытворил на этот раз? — с оттенком обречённости спросил Ройс.

— Ничего. Вторую неделю тишь и гладь…

— Что не может не вызывать подозрений, — вставил Ройс.

— …но магистр решил оценить совокупность его деяний, — закончил Декстр. — А за поступки ученика отвечает учитель.

Ройс заметно побледнел. Соперничество соперничеством, но они оба Ястребы и генералы ордена. А дел наделать за пять месяцев Чижик успел немало.

— Пауль, какого черта ты притащил в крепость эту чуму?! — вскричал Ройс. Решение магистра представить нетрудно, разжалование в лейтенанты и самый захолустный гарнизон из всех имеющихся — это минимум.

— А ты предпочёл бы увидеть Чижика в спецуре короля или Соколов?

— Нет, — Ройс даже содрогнулся. — Никогда.

— Вот тебе и ответ, — кивнул Декстр и зашагал к кабинету магистра.

— Удачи тебе, крылатый брат, — тихо сказал вслед ему Ройс.

Адъютант магистра, толстенький невысокий негр, проводил Декстра сочувственным взглядом. Словно идущего на казнь.

И Ройс, и адъютант недалеки от истины.

Декстр вошёл в кабинет магистра, встал на колено, левую ладонь опустил на ковёр, правую — на другое колено, склонил голову.

— Такой пощёчины орден не получал со времён разгрома наших войск под Братиславой, — сказал магистр. — Четыреста тридцать девять лет назад. А позавчера огребли её от твоего щенка.

Слов магистра Декстр не понял, но не шевельнулся и ничего не ответил. Магистр сам всё объяснит.

— С того дня, как ты от имени ордена подписал контракт с Чижиком, ни одно поселение на наших территориях, будь это город или деревня в три двора, не отдало ни единого рекрута без договора по образцу тех, что я должен был бы подписать с Корзинкой и Белой Рыбой в сентябре. Но Мадагаскаром дело не ограничилось. Весть о договорах распространилась по всем орденским землям быстрее вируса гриппа. Позавчера гроссмейстер был вынужден узаконить договоры. Отныне мы не можем распорядиться нашей землёй, нашими зданиями без согласия поселенцев даже там, где чернь блюла покорность и никогда не помышляла о ропоте. Теперь они начнут задумываться, а с чего вдруг орден стал интересоваться их доселе никому не нужным мнением. И делать выводы. Не сложно догадаться, какие.

Декстр молчал. «Уложение о поселенцах» ещё не всё. Так, мелочь, неприятные, но вполне терпимые отголоски былого — по сравнению с другим. Вот сейчас магистр его и назовёт. По спине змеёй скользнул холодок.

— «Багровая река», — изронил магистр и умолк.

Декстр склонился ещё ниже. Испытание кровью Чижик прошёл, но так, что лучше бы отказался. Декстр был уверен, что участвовать в зачистках, убивать по приказу ордена Чижик не станет, такому бунтарю сепаратисты, требующие провозгласить юг Мадагаскара независимой республикой, должны нравиться. Но по одному ему ведомым причинам парень идти в рейд согласился. И даже сумел заработать прозвище «Рыжий Ликвидатор». Долго оно не продержалось, остался всё тот же Чижик, на фоне его поступков название безобидной пичужки звучит гораздо страшнее.

— Первый же захваченный отряд боевиков, — говорил Салливан спокойно и ровно, словно лекцию читал, — по настоянию Чижика группа привела в Дампьер, ближайшую королевскую деревню, которую сепаратисты слегка пощипали. Эти или другие, твоего ученика не интересовало.

Всё, что говорит Салливан, генералу прекрасно известно, но если магистр посчитал нужным провести его по этому пути заново, Декстру остаётся только покориться. Как и тому, что ждёт его в конце тропы воспоминаний.

— На первых порах командир ничего не заподозрил, — всё с тем же спокойствием продолжил магистр, — обычное дело, общинный сарай — та же бетонная коробка, что и камера временного содержания при блокпосте, разве что идти ближе. Поначалу командир хотел расстрелять боевиков там же, где и захватил, но твой ученик заявил, что они курсанты ордена, а не свора сепаратистских мясников, чтобы убивать без суда. Должен быть трибунал, чтобы никто не посмел сказать, что Ястребы не более чем бандиты, ничуть не лучше сепаратистов. У ордена и без того последнее время репутация неважная, никто не уважает, все зовут упырьём.

Декстр шевельнул желваками. Да, парень умеет выбирать слова. Быть кратким и убедительным. Цеплять за эмоции, пробуждать в слушателях нужные ему чувства. Не оратор, длинные красивые речи не его область. Всего-то и произнёс пять предложений, но как… Точнее снайперских выстрелов. Командир просто не осмелился спорить, группа отказалась бы подчиняться.

— В деревне начались события ещё интереснее, — сказал магистр. — Как только появилась деревенщина, а боевиков заперли в сарае, твой ученик произнёс вторую речь. Он говорил, что арестованные не воины, а бандиты, что они не воюют за свободу своей земли, а только поганят чужую. И рассказал, как именно. Он говорил, что они не люди, а трусливые упыри, что отваживаются стрелять только в тех, кто не может выстрелить в ответ. И пояснил в кого, назвал деревенских покойников по именам. Он говорил, что против настоящих воинов боевики ничто, плесень. Началом речи командир был доволен.

«Ну ещё бы», — зло подумал Декстр.

— Но продолжение было не столь приятным, — сообщил магистр. Голос непробиваемо ровный и спокойный, прижимает к полу не хуже бетонной плиты, Декстр склонился бы ещё ниже, да уже некуда, колено мешает, а преклонять перед магистром оба запрещает орденской этикет, такое только для гроссмейстера. — Твой ученик сказал, что боевики лишили себя права называться людьми, превратили себя в бешеных зверей. И потому судить их бессмысленно, надо просто уничтожить, как уничтожают ящурный скот. Суды придуманы для людей, а для бешеного зверя — скотомогильники. Когда командир понял, к чему всё идёт, оказалось уже поздно. И курсанты, и вся деревня были слишком взвинчены, слишком жаждали мести. Откажись командир расстрелять боевиков, его бы самого поставили к стенке. Затем тела боевиков сожгли, а пепел спустили в канализацию. Вскоре и курсанты, и крестьяне содеянное осознали и перепугались до рвоты. Так не воюют. Так не мстят. Но твой ученик опять произнёс речь. Он сказал, что ни курсанты, ни жители деревни не мстили, потому что мстят людям, тем, кого считают равными себе. А боевики давно перестали быть людьми, с того дня, когда впервые убили гражданских: женщин, детей, стариков. Тех, кто не мог воевать. Так что мести тут не было, они просто убрали грязь. Это мерзко, противно до рвоты, но это нужно. Потому что люди в грязи не живут, только такая же грязь. И с любым, кто убивает мирных людей, будет то же самое.

Давно ко всему привычного Декстра пробрала дрожь. То, что делал недавний рыбак, осмыслению не поддавалось. Захватить врагов, по шею измазанных в крови тех, кого ты должен защищать, врагов, которые убивали бойцов твоей стороны так, что и рассказать об их смерти жутко, и не отмстить. И даже не передать право оценить меру воздаяния тем, кто поклялся вершить суд правый и беспристрастный. Боевиков всего лишь пристрелили, быстро, без мучений и унижений, а трупы уничтожили. Унижать можно только людей. Мстят тоже только людям. Только людей можно судить, лишь для людей существует воздание. И казнить можно только людей. А боевиков просто убрали как мусор, как заразную грязь, которая опасна, но у которой нет ни мыслей, ни чувств, ни души. Которая не может отвечать за свою вредоносность, поскольку ни намерений, ни разума не имеет. Скинули дерьмо к дерьму и тут же о нём позабыли.

Сепаратистов дампьерская ликвидация впечатлила больше самых изуверских казней, к ним за два года противостояния все привыкли. Имя Ивана Чижика вмиг стало известно всему острову. Но зачистки продолжались. Роту королевской гвардии и группу курсантов-геометриков бросили на команду Шеридана. Сопротивлялись те до последнего, знали, что среди королевско-орденских войск есть Чижик. Считали его командиром — а кем ещё?

И всё-таки последний взвод и предводителя взяли живыми.

— То, что сделал с Шериданом твой ученик, — сказал магистр, — выходит за рамки понимания, даже если речь идёт о Чижике. — Магистр немного помолчал и продолжил: — Операцией командовал королевский полковник. И замыслил он повторить «дампьерскую зачистку». Приволок команду Шеридана в пострадавшую от сепаратистов королевскую деревню, Атенере. Выстроил у стенки общинного сарая. Но скомандовать «Готовься! Целься!» не успел. К нему подошёл твой ученик и заявил, что расстрел будет убийством, что Шеридана с командой должны судить, причём в суде гражданском — военнослужащих среди задержанных нет. Должен заметить, что с субординацией у твоего ученика дело обстоит довольно скверно.

«С субординацией у Чижика дело никак не обстоит ввиду полного отсутствия таковой», — мысленно вывел подчёркнуто протокольную фразу Декстр. Сил выслушивать магистра уже не оставалось. Скорей бы определил наказание. Любое, хоть плети, хоть костёр. Лучше гореть заживо, чем в преклонённой позе выслушивать повесть о самом крупном, самом безнадёжном провале в своей жизни. О том, как собственными руками разрушил всё, что строил более сотни лет.

— Приказ встать в строй, равно как и приказ убираться прочь, твой ученик проигнорировал. — Слова магистра хлестали не хуже плети, от его спокойного ровного голоса у Декстра холодело в груди. — Он просто напомнил всем, и королевским войскам, и курсантам, и деревенским, что команда Шеридана всегда платила людям за еду, горючее и транспорт честную цену. Что никогда не убивали гражданских. Что среди людей Шеридана нет грабителей и насильников. Назвал Шеридана и его людей истинными воинами, которые сражаются за благо родной земли, за то, как это благо понимают. Да, они нарушили законы королевства, но честь воинскую ничем не осквернили. Заявил, что расправиться с воинами как со зверьём означает самим потерять людской облик. И что лучше быть расстрелянным вместе с настоящими воинами, чем встать в один строй с выродками. Бросил полковнику под ноги курсантский пояс и автомат и встал у стены рядом с Шериданом и его людьми.

Плебей, которого Декстр вытащил из кабака плюгавой деревеньки. Холоп, ничтожество, чернь. Ну почему он — сумел? В группе было ещё четырнадцать человек, половина — сыновья и дочери рыцарей. Почему он?

«Убей меня, Салливан, господин мой, всем, что для тебя свято, заклинаю: убей, — мысленно взмолился Декстр. — Будь милосерден, прекрати эту пытку! Определи казнь. Позволь болью телесной заглушить боль душевную. Ты ведь знаешь, боль души сильнее терзаний плоти. И страшнее. Ты ведь воин, господин. Так пощади меня, убей, избавь от этой муки».

— Командир курсантской группы, — всё так же спокойно и невозмутимо говорил магистр, — заявил, что команда Шеридана предстанет перед гражданским судом, а если всякая по недоразумению нацепившая мундир срань попытается помешать осуществлению правосудия, то как со сранью поступать надо, его курсанты знают. Спустя два дня Шеридан и его люди предстали перед Гражданским судом короны. — Магистр умолк.

Декстр отважился немного приподняться, глянуть магистру в лицо.

— К счастью, — сказал магистр, — у тебя хватило ума отозвать четвёртую курсантскую группу в крепость сразу после инцидента с Шериданом. Ничего заметного твой ученик с тех пор не натворил. Или есть что-то, о чём я не знаю?

Генерал едва заметно перевёл дыхание. Магистр разрешил говорить. И задал вопрос, вместо того, чтобы произнести приговор. Значит, наказание окончено. Декстр выпрямился, положил, как того требовал этикет, левую кисть на правую. Руки едва заметно дрожали, путешествие в недавнее прошлое истерзало не хуже огня и дыбы.

— Нет, магистр, — ответил он. Остановился, мгновение передохнул. На длинную фразу не хватает сил, голос задрожит. — Чижик занят только учёбой. За две недели никаких происшествий.

— Как ни странно, — хмыкнул Салливан.

— Магистр, — решился Декстр, — в орден Чижика привёл я. Это было ошибкой. Но я исправлю её.

— Каким образом?

— Чижика необходимо уничтожить. Я сделаю это так, что его смерть ни у кого не вызовет подозрений.

— Нет, генерал, — сказал магистр. — Твой ученик будет жить. Больше того, с этого дня ты отвечаешь за его жизнь головой.

От изумления Декстр вскочил на ноги, не дожидаясь позволения магистра.

— Чижик опасен для ордена!

— Чижик помог ордену больше, чем кто бы то ни было за последние десять лет, — ответил магистр. — Сядь.

Декстр опустился в кресло.

— Но досточтимый… — начал он.

— Сепаратисты сами предложили начать переговоры, — прервал магистр. — Впервые за два года они захотели разговаривать, а не только стрелять. Посредником в переговорах обе стороны избрали орден.

— Сами избрали? — не поверил генерал.

— Да. Сами. Как в эпоху расцвета. И вожди сепаратистов, и премьер-министр с верховным маршалом заявили, что если Чижик посчитал нужным вступить в орден, то в нём действительно должны быть люди понимающие что такое честь и доблесть, ложь и правда. Иначе что бы Чижику там делать?

— Это оскорбление, магистр, — вскипел Декстр. — Оценивать орден по какому-то курсанту, да ещё вслух об этом заявлять!

— В обычных условиях — да, такие слова были бы оскорблением, — согласился магистр. — Но только не сейчас. Популярность орден теряет стремительно, и как плохим военачальникам, которые не могут похвастаться своими победами, нам приходится гордиться одиночными подвигами своих бойцов. Пусть и курсантов. Благодаря твоему ученику мы можем сказать: «Если даже простой курсант сумел проявить столь высокие справедливость и доблесть, то рыцари вообще само воплощение воинского благородства». Выходка паршивца пришлась как нельзя кстати. Мадагаскарцы очень эмоциональны и романтичны, падки на всё яркое, от футболки до поступков. Он сумел произвести на них впечатление. Такой удачный ход ни один аналитик бы не придумал.

— Другие поступки не столь благотворны, — возразил Декстр. — «Уложение» не принесло ничего, кроме вреда.

— Ошибаешься. Да, «Уложение» оскорбительно и унизительно для ордена, но пришлось по вкусу поселенцам, тем более, что у Соколов такого нет. Даже зомбаки перестали смотреть на нас как на таракана в супе. До симпатии ещё далеко, но уже появился лёгкий проблеск интереса, — магистр едва сдерживал довольную усмешку. — Чижик ордену необходим.

— Он опасен.

— Сейчас он необходим.

— Нет, — решительно сказал Декстр. — Опасность перевешивает пользу. Чижика необходимо убрать. А его смерть, — губы Декстра искривила пустая, без тени чувств, улыбка, — может принести ордену и дополнительную пользу — гибель героя производит впечатление гораздо больше прижизненных подвигов.

— Ты его учитель и защитник, генерал Декстр, рыцарь ордена, — приговорил магистр.

Декстр склонил голову — это приказ. Но приказ ошибочный. За сиюминутной выгодой магистр не видит завтрашней беды. И не желает ничего слушать, упёрся как ишак на рыбном рынке.

— Нельзя стать учителем тому, — ответил Декстр, — кто учиться не желает.

Магистр вопросительно приподнял бровь.

— От воинского мастерства Чижик берёт только то немногое, что считает для себя необходимым, — пояснил Декстр. — Остальное — лишь бы контрольную на дохлую тройку сдать.

— Принцип отбора? — спросил Салливан.

— Под настроение. По одной и той же дисциплине на одном этапе занимается с полным погружением, на другом — лишь бы от наставника отвязаться. В нём отсутствует дух воина.

Салливан только фыркнул.

— Да, магистр, Чижик рыбак, а не воин. Равнодушен к власти — сумел подчинить командира группы, капитана, опытного боевого рыцаря, но влиянием не воспользовался. Слава ему не только безразлична, но и мешает, потому и ведёт себя вторую неделю тихо, как мышь под метлой, ждёт, когда забудутся его похождения. Доказать превосходство не стремится, не утверждает себя. Воинский путь для Чижика не жизнь, а работа — нудная, скучная и глубоко безразличная.

— Не вяжется с его свершениями.

— Вот поэтому Чижик и опасен, — убеждённо сказал Декстр. — Он не стремится к свершениям, просто делает то, что считает нужным в данную минуту, о дальних последствиях не задумывается. То, что мы называем свершением, для него — мелочь, сделал и тут же забыл, вроде как пожилой даме помочь поднять оброненную сумочку или походя цыкнуть на пацанву, чтобы банки из-под лимонада под ноги прохожим не бросали. Вдумайтесь, магистр, — попросил Декстр, — если то, что он делает — мелочь, то что будет для него свершением? Чижик не воин, магистр, в нём есть что-то гораздо больше воинской силы. Я не знаю, что это, даже описать не могу, но оно опасно. Я не могу понять, куда влечёт Чижика, но с орденским его путь не совпадает совершенно точно. Уничтожить Чижика необходимо.

— Заладил — уничтожить, уничтожить, — досадливо дёрнул плечом магистр. — Это всегда успеем. Ты его учитель, так и научи видеть прелести рыцарского пути, покажи его величие.

— Величие Чижику не интересно.

— Ну так заинтересуй! — сорвался на крик магистр, передохнул и сказал немного тише: — Какой ты, к дьяволу, учитель, если не можешь увлечь ученика своим мастерством?! Ордену требуется свежая кровь — молодая, сильная, горячая, полная жизни. Не нравится величие, зацепи на то, что нравится! Думай, изучай ученика, наставник фигов. Привык, что рыцарские детишки сапоги тебе готовы вылизать, лишь бы в геометрики взяли. На девять десятых — тупое «мясо», только и могут, что на церемониях мантиями трясти. Работать уже не с кем. — Магистр едва сдерживался, чтобы не влепить упрямому генералу затрещину. Самодовольный кретин, в конец отупел от лёгкой жизни в спокойном округе. — Конечно, Чижику не нравятся замшелые приманки для высокородного быдла. На них польститься смогут только те, кто отродясь ничего лучше не видели, для кого весь мир в крепостном дворе и родительском поместье умещается, кто привык держаться за мамочкину юбку и командирские штаны. А Чижик людь вольный, чего только не повидал, ему все твои древние сказки как рыбе акваланг! Думай, выискивай в орденской жизни то, что придётся по вкусу дерзким и смелым! — опять сорвался на крик магистр. — С талантливыми людьми всегда нелегко. Это с дубаками всё просто — гони как куклу куда хочешь. Только великих дел куклы не свершают. А ордену нужны именно великие дела, великая мощь, иначе мы станем ничем. Или у нас появятся рыцари новой породы, или орден умрёт. — Магистр заставил себя успокоиться и ровно, буднично приказать: — Иди работай.

Декстра к двери как ветром сдуло. Рыцарь уцепился за дверную ручку так, что побелели костяшки пальцев. Умоляюще глянул на Салливана.

— Иди, — коротким словом магистр вытолкнул генерала прочь из комнаты так, что остановиться тот смог лишь на межэтажной лестничной клетке, даже о лифте забыл. Рыцарь подошёл к окну, посмотрел на парковый фонтан. Жаркое полуденное солнце беспечно играло лучами в прихотливых сплетениях водяных струй.

Такая хрупкая красота. Орден из неодолимой, всесокрушающей мощи превращается в красивую блестящую игрушку. Магистр прав. Ястребам давно пора влить в жилы свежую кровь. Пусть даже кровь плебеев, токарей и рыбаков, даже инородцев, да господи, он согласится надеть рыцарские пояса даже на зомбаков, лишь бы они любили орден так же, как любит его Декстр. Без свежей крови орден обречён.

Но Чижик ордену не нужен, больше того — опасен, его мощь чужеродна. С каждым днём Декстр видит его опасность всё яснее. Чижик — разрушитель, он уничтожит Ястребов. Но магистра убедить невозможно, он, как и Декстр когда-то, совершенно очарован его странной и непонятной силой, увлечённо прикидывает, как сможет её использовать.

А никак, досточтимый. Потому что Чижик ордену себя не отдаст никогда. Орден ему не нужен и неинтересен, больше того — неприятен. Не настолько, чтобы возненавидеть, как Соколов (А почему, кстати, Чижик так их ненавидит? Надо разобраться, это может быть очень важно.), но от неприязни до вражды довольно близко. А враг из Чижика будет очень серьёзный. Особенно — внутри ордена.

Значит, надо нарушить приказ. Имя Пауля будет опозорено, пояс сожжён, его вычеркнут из родового свитка Декстров и похоронят как безымянного наёмника.

Пусть. Становясь рыцарем, он клялся служить благу ордена, не колеблясь ни в чём и ничем, не ожидая наград и благодарностей. Пришло время доказать верность клятве.

— Пауль, — мягко сказал за спиной магистр. — Нет, не оборачивайся. — Магистр положил ладонь ему на плечо, легонько сжал. — Ты ведь не хочешь сейчас меня видеть. И ты прав. (Декстр вздрогнул). Да, прав. И в гневе своём прав, и в обиде. Мы все любим орден, для нас нет жизни вне ордена. Но я пришёл сюда десятилетним, а ты в нём родился. Когда ты изучал историю и ритуалы ордена, я чистил на городском перекрёстке обувь и воровал в мелочных лавках. Твои предки служили ордену на протяжении сорока семи поколений, были его рыцарями, а мой отец вывозил мусор с городских улиц и пил до свинячьего визга. Я люблю орден, только здесь я из уличного крысёныша стал людем, рыцарем. Но я рыцарем именно стал, а ты им родился. Твоя любовь к ордену намного глубже и сильнее. Ты истинный Ястреб. Мне очень стыдно, Пауль, но я и в сотой доле не могу почувствовать той боли, которая терзает тебя, когда ты видишь, как умирает наш орден. Не могу разделить её с тобой, не могу смягчить. Прости меня, Пауль.

Декстр резко обернулся. Магистр смотрел на него с печалью и сожалением.

— Прости меня, Пауль.

— Магистр… — только и выговорил Декстр.

— Я знаю, что Чижик очень опасен, — ответил Салливан, — знаю, что он в любую минуту может стать врагом. Но у нас нет выбора, Пауль. Орден слабеет стремительно. У мальчишки огромная сила, Пауль, я не понимаю её сути и природы, но я вижу, на какие высоты она может поднять орден, какую мощь ему дать. Я должен попробовать, Пауль. Я обязан использовать все средства, чтобы спасти орден, ведь я — рыцарь-Ястреб. Перенастроить Чижика, убедить войти в орден. Это трудно, но парень стоит таких трудов. Ну а если не получится — его надо убить. А пока я не могу, не хочу лишать орден ни одной возможности уцелеть, ведь их так мало. — Магистр улыбнулся с нежностью и покорностью. У Декстра защемило сердце, перехватила дыхание. Салливан кивнул своим мыслям и сказал: — Ты свободен от своего ученика. Было бы нечестно заставлять тебя тащить неподъёмный груз. Я подберу Чижику другого наставника.

— Но я сумею, — подводить магистра и учителя Декстру не хотелось ни за что. Только не разочаровать. Не заставить сожалеть о потраченном на Декстра времени.

— Это слишком тяжело, Пауль. Я не хочу взваливать на тебя такую ношу.

Декстр встал на колено, склонил голову.

— Позвольте мне вести его, учитель. Я сделаю Чижика верным рыцарем ордена. А не получится — убью прежде, чем успеет он причинить Ястребам хоть какой-то вред. Позвольте мне, учитель.

Салливан тронул кончиками пальцев его лоб, скользнул к затылку, слегка взъерошил волосы. Как и в далёком детстве, когда Декстр только начинал рыцарское обучение, когда была ещё сильна боль от разлуки с родителями, его ласка прогнала все тревоги и страхи, вселила новые силы. Декстр благоговейно прикоснулся губами к руке Салливана.

— Я никогда не подведу вас, учитель, — повторил он давнюю клятву. — Скорее умру.

— Никаких умираний, Ежонок, — строго сказал учитель. Как и раньше, в те почти забытые времена, он едва заметно, только для одного Декстра, улыбнулся. — Ты справишься. — Прикосновением к плечу Салливан велел ему подняться, снова улыбнулся и ушёл.

— Я не подведу вас, учитель, — тихо сказал Декстр. — Никогда. Я скорее умру.

* * *

— Четвёртая группа геометриков, строиться! — рявкнул дежурный капрал. — Смир-рна! Команду слушать приго-товсь!

Капралы, старшины, фельдфебели одинаковы везде. Нижние чины. Маленькие начальники. За пять месяцев орденской службы Славян так и не смог привыкнуть без улыбки смотреть на их потуги изобразить генералов.

Вот и сейчас. В фойе лекционного корпуса перед капралом всего-то пятнадцать человек, и стоят в полутора метрах, а орёт доблестный воин так, словно в поле за полкилометра до сотни докричаться пытается.

— С сегодняшнего дня, курсанты, у вас появляется новый предмет — фехтование. Наставник — старший лейтенант Рене Мельес, один из лучших мастеров клинка в ордене. Повторить имя.

Курсанты повторили.

В программу любого ВУЗа, даже если она ужата до годичного обучения и носит исключительно военный характер, обязательно запихнут кучу совершенно никчёмных предметов. Вот пожалуйста — фехтование. На кой ляд оно в современной армии нужно? Надо обязательно у наставника спросить, в чём заключается актуальность его предмета, и к какому виду вооружений относится сабля — тактическому или стратегическому?

— В колонну по трое — стройсь! — Капрал встал во главе курсантов. — За мной шагом марш!

Наставник Мельес был уже на учебном плацу. К будущим ученикам спиной повернулся, подбородок так задрал, что голова почти на лопатки свесилась — наставническое величие и недосягаемость демонстрирует. Из Ройсовых ребят, сразу видно. Славян представлял себе фехтовальщиков иначе, в стиле актёров Михаила Боярского, Джеки Чана и Жана Маре, а тут стоит дуболомище, гибрид Конана с бульдозером.

Что-то излишне напряжённый для одного из лучших мастеров клинка, хоть ордена, хоть роты. Спина словно каменная, ноги разве что судорогой не свело. Новичок, стесняется, боится опозориться перед своей первой группой? Исключено, геометрикам преподавать может только опытный наставник, не менее чем с двухгодичным стажем, и никакие успехи на соревнованиях тут не помогут.

По команде капрала курсанты согнулись в поклоне. Славян разозлился. Шао-Линь мадагаскарского розлива, стой теперь крючком, пока его наставническое хамейшество соизволит задницу в другую сторону развернуть. И как только Ястребы свои церемонии выдерживают? Славян давно бы всё уже послал в джунглях берёзу искать.

А ведь теперь можно и послать. Гроссмейстер сообразил вдруг, что даже рыцарям наглеть допустимо только до определённого предела, и принял «Уложение о поселенцах», документ весьма толковый. Отдать старостам Корзинки и Белой Рыбы по экземпляру, и его долг перед деревнями оплачен, можно уехать. Вопрос — куда?

Обдумать уход Славян не успел, наставник повернулся к группе лицом. И сразу же вперился взглядом в Славяна.

Рыцарь из корзинковского кабака. Славян выпрямился, движением век подтвердил: «Да, это я. Привет».

У рыцаря зло сузились глаза.

Но хватило ума не затевать разборку прямо на плацу, в присутствии пятнадцати свидетелей. Наставник Мельес отпустил капрала, скомандовал курсантам «Вольно» и принялся объяснять, какая замечательная штука меч, и какой счастливец тот, кто научился им владеть. Пару минут поток банальностей типа «Меч — душа воина» и «Меч — благороднейшее оружие» Славян слушал внимательно, хотелось оценить уровень образованности нового наставника. Весьма неплохо. Речь грамотная, обширный словарный запас — читал не только воинские трактаты. Говорит интересно, ярко, увлекательно, с примерами — и думать умеет, и воображение работает. Пожалуй, преподавать действительно сможет. А вот учить — нет, потому что сам учиться не умеет, только обучаться. Слишком верит догмам, авторитетам, слишком мало скепсиса и иронии, слишком серьёзно ко всему относится. Такие не учатся, а заучивают — навечно и бездумно. Не учат, а дрессируют — добросовестно и занудно. Ну да это забота курсантов.

Мысли Славяна опять занимал отъезд. Домой возвращаться всё ещё нельзя. Пусть он уже твёрдо решил, где будет жить и как, кем будет в новой жизни, но начать её пока не готов. Сначала надо разобраться…

— Курсант Чижик! — грянуло над ухом.

На источник шума Славян глянул с лёгкой досадой — наставник Мельес оторвал от важных размышлений.

— Я вам не помешал? — ядовито спросил Мельес.

— Немного, — с вежливой улыбкой брякнул Славян прежде, чем успел подумать — а надо ли дразнить нового наставника, если всё равно уходить собрался.

От неожиданности Мельес на несколько мгновений онемел.

— Выйти из строя, курсант Чижик, — приказал он.

Славян сделал три положенных по уставу шага.

— Тебе не интересны слова наставника, Чижик?

Главное уже сказано, а всё остальное — мелочи. Теперь молчать бессмысленно.

— Нет, — ответил Славян и пояснил выпучившему глаза Мельесу: — Не интересны.

— И что же тебе интересно? — спросил, на свою беду, Мельес.

— Что-нибудь полезное.

— Так меч, по-твоему, бесполезен?

— А чем он может быть полезен? — спросил Славян.

— Рыцарь, который не чтит меч, недостоин рыцарского звания, — холодно изронил Мельес.

— Я курсант, — напомнил Славян, — и пока не решил, нужен ли мне рыцарский пояс.

— Тогда что ты здесь делаешь? — судя по движению плеч, Мельес едва сдерживает матерную ругань.

— Именно это я и пытаюсь сейчас решить. Наиболее правильный ответ — зря теряю время.

— Чижик! — испуганно воскликнули сразу несколько голосов из строя. Мельес небрежным движением кисти заставил их умолкнуть, курсанты замерли по стойке «смирно».

— Итак, курсант Чижик, путь воина вы считаете пустой тратой времени? — голос Мельеса звенел от ярости.

— Путь воина, наставник Мельес, не имеет ничего общего с размахиванием остро заточенной железкой.

— Меч — благороднейшее оружие! — крикнул взбешённый Мельес. — И если ты не способен это понять, в рыцарской крепости ты сможешь только отхожие места чистить.

— Занятие полезное и необходимое, — ответил Славян. — А вот в чём польза меча, я понять действительно не могу. Что вы будете с ним делать, если вон там, — Славян кивнул на одну из крепостных башен, — снайпер засядет?

— Снайперская винтовка — оружие труса.

Славян коротко рассмеялся.

— И вы решитесь повторить это в присутствии наставника Донована, мастер клинка Мельес?

— Винтовка — оружие войны, а меч — благородства и чести. Это признаёт и наставник Донован. Он тоже мастер клинка.

— Что винтовка, что меч, что булыжник, а конечный продукт их применения один и тот же — труп. Меч — орудие убийства, и ни на что другое не годится.

— Меч — это душа воина! — выпалил Мельес заученную фразу.

— По-вашему, — спросил Славян, — у воина душонка столь мелкая, что уместится в куске железа?

Слова возмутили и оскорбили и курсантов, и Мельеса, но червячок сомнений остался. Меч действительно не столь велик. И действительно им можно только убивать.

— Тысячелетиями воины почитали свои мечи, — сказал мертвенно бледный от ярости и обиды Мельес, — веками меч был символом благородства и чести, отваги и доблести. И не рыбаку оскорблять оружие рыцаря.

— Веками мечами только убивали, — уверенно и спокойно, словно речь шла о чём-то простом и обыденном, вроде того, чтобы после занятий в кафе сходить, ответил Славян. — Меч — орудие разрушения, а слова о его благородстве и чести, отваге и доблести придуманы меченосцами, чтобы оправдать ремесло убийцы.

— Ты считаешь рыцарей убийцами? — выкрикнул Мельес.

— А нас здесь что, целительству учат? — поинтересовался Славян.

— Долг рыцаря — защищать слабых!

— Вот с этого, наставник Мельес, и надо было начинать. (Мельес дёрнул плечом, незаигранное спокойствие Чижика довело до исступления.) Можно убить, чтобы спасти от боли и смерти тех, кто не может защитить себя сам. Во всех остальных случаях убийство будет преступлением.

Глубочайшая, спокойная убеждённость Чижика действовала сильнее самых горячих речей. Мельес чувствовал себя как на шатком мосту, курсанты верили Чижику, а не наставнику.

— А честь? — спросил он. — Мечом отстаивают честь в поединке.

— Проще говоря, в драке. Что пьяные рыбаки махлу в кабаке устроят, что рыцари на дуэльной площадке сойдутся — разница не велика. Честь определяется тем, что принесут твои поступки окружающим людям, а не умением расквасить противнику нос или отрубить уши.

— Как ты можешь равнять рыцарский поединок, ведущийся по правилам чести, с грязной кабацкой дракой?

— Обыкновенно, — ответил Славян. — И там, и там честь равна умению покалечить оппонента. Моральные качества поединщиков, их правота никого не интересует. Только бойцовская выучка — идёт сравнение качества мускулатуры и скорости реакции. Так оценивают собак. Людей судят по их поступкам. Как в кабаках и на дуэльных площадках, так и за их пределами. Только поступками определяется честь и бесчестие.

— По кабацким дракам ты большой специалист, — ядовито сказал Мельес.

— Если вы о той драке в Корзинке, то признаю, я поступил не только бесчестно, но и глупо. Я доказал вам всего лишь превосходство моей мордобойной выучки над вашей. Утвердил в ложной правоте насилия. О причинах драки было забыто — как в драках и бывает. А значит боль, которую я причинил вам тогда, тоже была беспричинной. Таким образом, вред я нанёс вам двойной — и физический, и моральный. Я полностью признаю вину и прошу простить меня. — Славян сложил ладони лодочкой и склонился в глубоком поклоне.

По строю курсантов пробежал быстрый шёпот. Чтобы Чижик, который самому генералу кланяться отказался — исключительно из-за его упрямства и ехидных комментариев приветствие наставнику теперь ограничивалось простым вежливым четвертьпоклоном, — склонился перед каким-то старлеем? Что такого должно было произойти в деревенском кабаке, чтобы Рыжий Ликвидатор просил прощения?

Мельес бросил быстрый растерянный взгляд на взбудораженных курсантов, на склонённую спину Чижика — того самого, что напугал его в деревенском кабаке едва ли не до потери рассудка. На того, кто провёл дампьерскую и атенерскую зачистки. На того, кто оказался гораздо сильнее его, и не только в боевой подготовке. Что теперь делать, Мельес не знал. И никого рядом, кто бы подсказал. А ведь уже через час о них — Мельесе и Чижике — будет говорить вся крепость. Чуму на голову конопатого гадёныша! Хоть бы подсказал, что делать надо, знает ведь, сволочь рыжая. Но Чижик стоял в той же покорной позе, готовый принять любое его решение. Но оценивать будут не Чижика, а его, Мельеса.

— Встаньте в строй, курсант Чижик, — сказал Мельес. — Занятие продолжается. А что касается той драки, то нам обоим есть над чем подумать. И чего стыдиться. — Мельес медленно, чтобы не заметили курсанты, перевёл дух. Судя по одобрительным и сочувственным взглядам, он ответил именно то, что нужно, снова стал для них почтенным наставником. Мельес чувствовал себя так, словно прошёл по проволоке над бездной. Обрушил ещё одно мысленное проклятие на рыжую голову Чижика и сказал: — Нужен рыцарю меч или нет, обсудим позже, а пока поучимся его держать. Раз предмет включён в учебную программу, придётся им заниматься.

— Наставник Мельес, — прямо из строя, без разрешения спросила Линда Прежан, наследница рыцарского рода с пятисотлетней историей, — а на замену что-нибудь можно? Неофициально.

Чёрт знает что, а не курсанты. Но что-то другое от Чижиковых одногруппников ждать бессмысленно. Влепить бы наглой девке трое суток карцера и за разговоры в строю, и за саму идею заменить утверждённый магистром предмет, и за пренебрежение рыцарскими традициями, да нельзя. Мельес только в своём бессилии распишется, а Чижику авторитет укрепит, и без того немалый.

— Экзамен принимает генерал, — ответил Мельес. — Поговорите с ним, курсантка Прежан. Если разрешит, я могу научить вас зеркалочному перехвату.

— Чижик, — заныли курсанты, никак не меньше половины группы. Мельес с трудом удержал матерную ругань. Рыцари растут, так их и об эдак. Даже наставнику надерзить самостоятельно не могут, за вожака прячутся.

— Я поговорю с генералом, — пообещал рыжий. — Он сегодня придти должен.

Мельес приказал группе взять деревянные учебные мечи.

* * *

Эхо эмоциональной напряжённости долетело к Декстру ещё за двести метров до плаца. Опять Чижик что-то вытворил. Декстр ускорил шаги.

Курсанты отрабатывали хваты меча и базовые движения фехтовальщиков. Внешне всё выглядит пристойно, если не считать растерянности, испуга и ярости нового наставника. Десктр слегка позлорадствовал, не ему одному с Чижиком маяться. Да и холодный душ молодому наставнику полезен, чтобы не слишком наставническим званием возгордился, тем более, что он общажник, а не геометрик. Ройсовым питомцам полезно лишний раз напомнить о превосходстве спецподразделений, даже если это всего лишь курсанты.

Едва завидев генерала, наставник построил группу, скомандовал приветствие. Поклонился лейтенант гораздо ниже своих подопечных, заметил, вспыхнул от досады и торопливо выпрямился. На мантию Декстра даже не глянул, настолько поглощён собственными переживаниями. Что ж такого Чижик ему сказал? Судя по тому, с каким удивлением и любопытством курсанты смотрят на невиданное прежде одеяние генерала, ничего особенного, стандартный набор дерзостей, иначе не быть его мантии новостью дня. А наставник скуксился просто с непривычки. Ничего, зато понял глубоко и основательно, что спецуру учить — не «мясо» школить.

Декстр ответил лёгким кивком, оглядел группу. По строю пробежал едва слышный шепоток, и Чижик вышел на три шага вперёд. О чём-то серьёзном собрался заговорить, о мелочи с места бы сказал. Мельес побледнел, покраснел, судорожно вздохнул, но сумел-таки овладеть собой.

— Почтенный наставник Мельес, — чётко произнёс Чижик, — разрешите обратиться к досточтимому генералу Декстру?

От изумления у генерала едва не отвисла челюсть, а в желудке противно захолодело. Если Чижик, с его хроническим наплевательством на орденской этикет, обращается по уставу, жди неприятностей крупных и громких, таких, что и гроссмейстер услышит.

— Обращайтесь, — разрешил Мельес. Курсант уставным шагом подошёл к генералу.

«А что сделал бы Чижик, вели ему наставник встать в строй?» — подумал Декстр. Проверять не хотелось. Мельесу тоже.

— Досточтимый генерал Декстр, — сказал Чижик, и желудок у Декстра снова заледенел, до сих пор Чижик обходился без «досточтимого», — мы просим вас заменить фехтование на зеркалоперехват.

В первое мгновение генерал его просто не понял и едва не попросил повторить. Потом чуть не сказал «И всего лишь?».

— Почему? — со спокойным высокомерием, как и подобает генералу ордена, поинтересовался Декстр.

— В современном мире фехтование — это спорт, — пояснил Чижик. — А орден — военная организация.

— И вам жаль тратить время на игрушки, — сказал Декстр, краем глаза глядя на вспыхнувшего Мельеса. Всё ясно, успели подискутировать о мечах и воинах. Что наговорил Чижик, и какое впечатление произвели его тирады на мастера клинка, рыцаря в двадцать третьем поколении, догадаться несложно. Да, парень, повезло тебе, в первый день наставничества на Чижика напоролся, с которым даже я до сих пор справиться не могу.

— Фехтование — занятие красивое, генерал, — ответил Чижик, — но для рыцаря ордена совершенно бессмысленное.

А Мельес неплохо держится, такого самообладания от общажника Декстр не ожидал. Чижика в карцер не отправил, предложил предмет на замену. И сейчас смотрит на них с вежливым интересом, словно речь идёт о вещах посторонних. Молодец, старлей. Такого Ройсу оставлять жаль. Но не нужно спешить, время покажет, на что он годен.

— Вы слишком торопитесь с выводами, курсант, — сказал Декстр. — Да, против автоматчика с мечом выходить бессмысленно. И при артобстреле от шпаги толку нет. Тратить время на изучение древнего оружия, при вашей экспресс-программе, тоже глупо. Но ведь не идиот наш магистр. И раз утвердил фехтование, причины на то были.

— Очередная ритуально-церемониальная благоглупость, вроде плюмажей и кружевных воротников на парадной форме.

Вот поганец. Ляпни такое кто другой, неделю бы из карцера не вылез, а то бы и из ордена вылетел. Но никто другой так и не скажет. Никогда.

— Ошибаетесь, курсант. — Декстр взмахом руки подозвал адъютанта, приказал принести две кавалеристские сабли и французские шпаги. — Боевые, — уточнил он.

Напрягся Мельес, пробежал ропот по строю курсантов, а Чижик посмотрел на генерала с любопытством. Ни тени страха или неуверенности. Но фехтовать ему не приходилось никогда в жизни, это видно сразу. Действительно не боится или настолько хорошо владеет собой? Или понимает, что Декстр просто не может причинить ему никакого вреда?

Адъютант принёс оружие.

— Чижик, выбирайте саблю, — сказал Декстр.

Взял Чижик ту, у которой рукоять лучше легла в ладонь. Всё правильно, раз не понимаешь ничего в оружейных статьях, бери то, которое удобнее. Декстр взял вторую.

— А теперь смотрите внимательно. — Декстр вывел начальную фигуру высшего фехтовального канона «Водопад». — Повторите.

Фигуру Чижик вылепил корявую и неуклюжую, но справился, и ошибок сделал на удивление мало. У Декстра ладонь зачесалась дать Чижику крепкую затрещину, мозги на место поставить — при таких способностях пренебрегать воинским искусством и грешно, и нелепо, любой из курсантов, да и сам Мельес за такой дар душу бы продал. Вон как на ученичка смотрит, глаза разве что не на лоб полезли. Ничего, сейчас припомнит, что даровитый курсант о мече говорил, так и дыхание сопрёт.

— Ещё раз, — приказал Чижику Декстр, посмотрел на корявое исполнение и спросил с ехидством: — Ну что, курсант Чижик, не слушается острая железка? Это вам не автомат, здесь необходимо владеть не только телом, но и вещным миром. Приготовьтесь к бою. Защищайтесь!

Защиту он и двадцати секунд не продержал, Декстр выбил саблю, приставил клинок к горлу Чижика.

— Железка мешает, верно? А надо сделать её частью себя, подчинить настолько, чтобы она стала продолжением вашей руки, чтобы вы её не замечали. — Декстр отдал саблю адьютанту. — Выберите шпагу.

Чижик взял оружие. Декстр показал три боевых элемента. Чижик попробовал повторить.

— Совсем другой характер, иной рисунок движения, заметили? — сказал Декстр. — Словно попали в другой мир. К бою приготовьтесь. Защищайтесь!

Теперь Чижик отскочил с линии атаки в сторону, попытался ударом с боку выбить шпагу ногой, как выбивают огнестрельное оружие. Декстр чиркнул кончиком клинка по штанине, распорол ткань, не оцарапав кожу. Вторым ударом выбил у Чижика шпагу.

— Длинноклинковое оружие, — объяснил Декстр, — это в первую очередь управление предметным миром, то есть пространством. Воин, который может управлять пространством, будет управлять всем, что в нём находится, включая противника. — Он отдал адъютанту шпагу.

— Можно обучиться управлять пространством и не столь экзотичным способом, — сказал Чижик.

— Можно, — согласился Декстр, — но времени потребуется больше. Около пяти лет. Вы согласны на такой срок обучения? — спросил у всей группы. — Судя по вашим скисшим физиономиям — нет. Значит, остаётся фехтование.

— И вы надеетесь сделать из нас фехтовальщиков за полгода? — ехидно поинтересовался Чижик. — Да ещё таких, которые владеют разным оружием?

— Смотря кого вы называете фехтовальщиком, Чижик, — ответил Декстр. — Если такого мастера клинка, как наставник Мельес, то и пяти лет будет мало. Но от вас подобного уровня мастерства никто и не требует, достаточно, если вы научитесь держать оружие так, чтобы в ваших руках оно не было чужеродным элементом, чтобы вы смогли сделать его продолжением собственного тела, научились подчинять себе вещный мир во всём его разнообразии. — Декстр глянул на группу — слушают внимательно и верят. Но право окончательного решения отдали Чижику. А тот всё ещё сомневается. — Воин не должен зависеть от оружия, курсант. Хороший боец одинаково эффективно сражается и бутылочным горлышком, и гранатомётом, и даже веником. А единственный краткий путь к такому искусству — фехтование длинноклинковым оружием. — Декстр едва заметно усмехнулся. — Вы по-прежнему хотите отказаться от этого предмета?

— Мы подумаем, — ответил Чижик. Мельес тихо охнул, а курсанты в голос принялись спорить, нужно им фехтование или нет. — Потренируемся с недельку, посмотрим, действительно ли фехтование позволяет управлять пространством, и какие преимущества даёт управление пространством в современном бою. Особенно если речь идёт спецоперациях. Честно говоря, генерал, я не представляю, чем поможет владение палашом или катаной, когда придётся освобождать заложников или вылавливать в джунглях боевиков.

Ничего другого от Чижика Декстр и не ждал. Не отказался наотрез, и то успех.

— Недели мало, — сказал Декстр. — Даю вам месяц. Наставник устраивает?

Вот тут растерялись до полного непонимания все, и Мельес, и курсанты. Преподавателей в ордене не выбирали никогда.

— Да, вполне, — как ни в чём не бывало ответил Чижик. — Объясняет хорошо, и сам вроде мужик ничего.

Испуганно пискнул адъютант. Кару, которую генерал обрушит на Чижика, он и представить себе не мог. Нечто запредельное, под стать поступку. Мельес и курсанты просто окаменели. А Декстр засмеялся. Хохотал в голос, пока не стали подгибаться ноги и не выступили слёзы. Кое-как заставил себя успокоиться.

— Чижик, — сказал он, вытирая глаза, — генеральскую пенсию я с вами точно не получу. Или в лейтенанты разжалуют, или в психушку отправлюсь.

— Или станете гроссмейстером, — и тут предложил свой вариант Чижик.

— Надеюсь, что нет, — ответил Декстр. — Слишком большая ответственность.

Чижик пожал плечами. Декстр велел ему встать в строй. Курсанты замерли по стойке «смирно», рядом вытянулся в струнку Мельес, только Чижик улыбается, его происходящее забавляет. Действительно, смешно. Спектакль абсурда на орденскую тему. Но хватит им всем на сегодня, пусть отдохнут от впечатлений.

Декстр встал перед строем.

— Первого февраля, то есть через десять дней, — сказал он, — состоится церемония выбора учеников. Личное ученичество длится дольше курсантского, но даёт большие преимущества, как в умениях, так и в званиях. Их рук учителя вы получите звание капитана и должность командора. Так что у вас есть время подумать, хотите ли вы обрести учителя, готовы ли вы к этому. Но в любом случае на церемонии присутствуете вы все. Те, кого изберут в ученики, имеют право отказаться. Но отказ будет окончательным, навечно, второго учителя у отказников не будет никогда. Избирают учеников старшие рыцари, от майора и выше. — Декстр обвёл взглядом курсантов, убедился, что все поняли его как должно, и приказал: — Все свободны. Наставник Мельес, отведите курсантов на отдых. Курсант Чижик, останьтесь. — Декстр оглянулся на адъютанта и отпустил его взмахом руки.

Мельес встревожено глянул на Чижика, на генерала. Декстр смерил лейтенанта оценивающим взглядом. Если этот «вроде ничего мужик» боится, что Чижик расскажет о нём генералу нечто компрометирующее, то он трусливый интриган, крысёныш. Если думает, что Декстр собирается наложить на Чижика какое-нибудь особенное взыскание, то Мельес мелкий тиран с острым чувством неполноценности и наклонностью к садизму. Декстр едва заметно прикоснулся к ментальному полю рыцаря, выделил нужные мысли и чувства. Боится, что Чижик ляпнет что-нибудь неподходящее и разозлит генерала, получит взыскание. Хочет поговорить с курсантом о чём-то очень для Мельеса важном. Боится, что раздосадованный стычкой с генералом Чижик откажется с ним разговаривать. Хотя нет, думает он о Чижике не как о курсанте. Чижик для него — деревенский рыбак. Недоумение, растерянность, страх, робость, восхищение, возмущение, симпатия, негодование, зависть, некоторая доля преклонения, непонимание… Вот так набор. Чтобы наставник испытывал к курсанту столь противоречивые чувства… Странно. Если только Мельес не тот рыцарь, которому Чижик в кабаке по морде заехал. Так и есть, он. Ну да ладно, об этом позже. Сейчас есть дела поважнее наставнических переживаний.

Плац опустел. Чижик посмотрел на Декстра.

— Давай пройдёмся по парку, — сказал Декстр. Вдвоём они всегда были на «ты», так Декстр чувствовал себя гораздо увереннее. Но как не старался, не смог понять, почему. Наверное, из-за того, что очень тяжело выпячивать генеральство перед тем, кому на звания плевать.

К парку шли молча, но едва ступили на дорожку, Чижик спросил:

— Тебе сильно из-за меня досталось?

— Ничего мне не досталось.

— Врёшь. Мантию ты терпеть не можешь и ни с того, ни с сего надевать не станешь. А когда упомянул разжалование, я понял, что дело гораздо серьёзней, чем я думал. — Чижик досадливо махнул рукой. — С магистром поговорить надо было сразу после рейда. Мне просто в голову не пришло, что взыскание могут наложить на тебя. Да ещё спустя столько времени. Я поговорю с Салливаном, взыскание он отменит, обещаю.

Декстр едва не взвыл.

— И думать не смей! — рявкнул он. — Чтобы курсант заявился к магистру и принялся указывать, что правильно, а что нет…

— А что такого? — не понял Чижик.

— Ничего, — ответил Декстр. — Всего лишь нарушение всех устоев ордена.

— Скверных устоев. Ты за мои поступки не отвечаешь, но взыскание магистр наложил на тебя.

— Командир несёт полную ответственность за действия подчинённых.

— А своих мозгов у подчинённых нет.

По Уставу действительно нет, но вслух об этом Декстр не сказал.

— Чижик, почему ты вообще пошёл в рейд? Я ждал отказа.

— Сепаратисты не воюют за независимость, а убивают непричастных на территории, которая, по их заявлению, является чужой, потому что находится за пределами объявленной ими республики. То есть они не борцы за свободу Родины, а заурядные бандиты. А бандитские действия надо пресекать немедленно и решительно. Отказать в этом случае в помощи, пусть даже она и потребует военных действий, пусть даже придётся убивать, было бы бесчестьем.

Вот тебе и на. Не приказали — помощи у него попросили. Магистр у курсанта. А он оценил правильность поступков обеих сторон и дал согласие. Рехнуться можно. Хотя, так оно и есть, принудить Чижика не смог бы и гроссмейстер.

— Ты не любишь убивать? — спросил Декстр.

— А ты любишь? — удивился Чижик.

— Я воин. И рыцарь.

— Воины лучше, чем кто бы то ни было понимают ценность мира, а войну и убийство ненавидят. Иначе они не воины, а палачи. Убийцы.

Ответить Декстр не решился, голос выдаст гораздо больше, чем он хотел бы сказать. А Чижик обязательно услышит, при такой-то дьявольской проницательности. Но откуда он знает, что любит, а что ненавидит воин, если сам никогда им не был, и не хочет быть. И так точно знает.

— А ты рыцарей не любишь, — заметил Декстр.

— В моей стране слово «рыцарь» веками произносили с приставкой «пёс». Иначе как с грабежом рыцари в Россию не приходили.

— Когда это было… Ты ещё ледниковый период вспомни.

— Когда бы ни было, главное, что было, — твёрдо сказал Чижик. — И глупо об этом забывать. Но речь всё-таки о делах сегодняшних. Что назначил тебе Салливан?

Вот паразит упрямый! Ведь действительно с него станется к магистру заявиться и указывать, что справедливо, а что нет. Как вообще до такого додуматься можно? Но додумался ведь. Декстр представил, как это будет выглядеть и содрогнулся. А последствия будут ещё ужаснее. В первую очередь — для Декстра.

— Ничего не назначил, — ответил он, — ограничился словесным внушением. — И чтобы покончить с опасной темой сказал: — Гроссмейстер изменил процедуру экзамена. Теперь геометрики должны будут пройти лабиринт.

Курсант небрежно пожал плечами. Лабиринт так лабиринт.

— Ты что, никогда о нём не слышал?! — поразился Декстр.

Судя по испугу генерала, лабиринт — нечто совершенно запредельное. По рыцарским меркам.

— Ну так расскажи, — ответил Славян.

— Это испытание духа, — сказал Декстр. — Проверять физическую подготовку и знание военного дела у курсантов, которые смогли отучиться год по программе геометриков и не вылететь в общань, только зря время тратить, и так всё ясно. Гораздо важнее выявить их людские качества, оценить меру чести и доблести.

Славян глянул на Декстра с интересом, впервые за пять месяцев в крепости речь пошла о чём-то стоящем.

— И как это выглядит? — спросил он генерала.

— Путешествие по лабиринту твоей души, — ответил Декстр. — Ты встречаешься со всеми своими страхами и болью, со всем, чем гордишься и чего стыдишься. А в конце пути тебя ждёт встреча с самим собой.

— Сделано по аналогии с потёмочной казнью? — уточнил Славян.

— Тебе-то откуда знать, что такое потёмочная казнь? — от удивления Декстр даже остановился.

— Тоже мне, тайна тысячелетия, — фыркнул Славян.

Декстр медленно шёл по парковой дорожке.

— Это очень опасно, Чижик, — сказал он. — Очень. Нередко курсанты на лабиринтных испытаниях умирают, сходят с ума, остаются калеками.

— Но ты ведь прошёл и не покалечился, — ответил Славян. — И какие основания у тебя считать, что я окажусь трусом и подонком?

— Я не хотел тебя обидеть.

— Я и не обиделся, просто спросил, почему ты так во мне не уверен.

— Да как в тебе можно быть хоть на чих уверенным?! — вспылил Декстр. — С твоими выходками…

Славян рассмеялся.

— Всё верно, рыцарь из меня никакой.

— Тогда зачем ты сюда пришёл? — спросил Декстр.

— Ты приволок. По кабальной записи.

Декстр хотел было выругаться, но только рукой махнул.

— Но теперь, когда принято «Уложение», меня здесь ничего не держит, — сказал Славян. — Я хотел уйти…

— Что-о?! — Декстр опять остановился. От противоречивых чувств даже дыхание стеснило. Облегчение — уберётся из крепости, из Декстеровой жизни эта конопатая чума, опять всё станет простым и понятным. Возмущение — дрянь, холоп, ничтожество, его взяли в крепость, курсантский пояс надели, да какой, а он нос воротит. Страх — подведёт учителя, не оправдает его надежд, не увидит больше его одобрительной усмешки, столь глубокую ошибку учитель не простит никогда. Восхищение — такую силу характера, такие смелость и прямодушие, как у этого рыбака, редко у какого рыцаря встретишь. Растерянность — да что такого плохого в ордене, что им пренебрегает тот, кого ты хочешь видеть его рыцарем. «Хочу? — удивился Декстр. — А ведь действительно, хочу».

— Но всё-таки решил остаться, — сказал курсант. — Ради лабиринтного испытания.

«Орденской крепостью всё началось, — подумал Славян, — ею и закончиться должно. Лабиринт именно то, что надо. Пройду — значит, опять людем стал. Можно и в мир вернуться. А не стал — так лабиринт позаботится, чтобы нелюдь по миру не шастал».

— Это очень суровое испытание, — предупредил Декстр. — Ты уверен, что хочешь пройти его?

— Да. — Судя по интонации, через лабиринт курсант пройдёт, даже если на пороге лабиринтной комнаты сам гроссмейстер встанет. Впрочем, ничего другого от Чижика Декстр и не ждал, даже порадовался немного — хоть какой-то его поступок сумел предугадать.

— Чижик, к лабиринту надо серьёзно подготовиться, так просто он тебя не пропустит. Тебе ещё многое надо узнать, и многому научиться.

— Впереди куча времени, экзамены аж в сентябре, — беспечно ответил курсант.

— Простой учёбы ничтожно мало, — сказал Декстр. — Нужно личное ученичество. Два года отсрочки особой роли не сыграют, но тогда ты лабиринт точно пройдёшь.

Курсант, наказанье рыжее, засмеялся.

— Эт'что ж за любитель экстрима такой, что согласится взять ученика с моей репутацией?

— В учительстве и ученичестве нет ничего смешного, — строго сказал Декстр.

— Да куда им до высокого искусства смеха, — фыркнул бывший рыбак.

Декстр давно убедился, что с Чижиком перепираться себе дороже, и пропустил подначку мимо ушей.

— То есть в день избрания ты учителю откажешь, — сказал Декстр.

— А на фига мне костыли? Я и сам ходить могу.

Декстр даже почувствовал как у него побелели щёки. И не знал от чего, от немыслимой самоуверенности холопьего отродья или столь же немыслимого оскорбления.

— По-твоему, учитель нужен только существу неполноценному, которое само и сопли утереть не может?

— Именно, — ответил курсант.

Даже все слова куда-то пропали. Декстр и помыслить не мог, что кто-нибудь когда-нибудь сможет произнести ТАКОЕ.

— Столетиями обрести учителя было для рыцаря честью, — сказал он. — Удостаивались её немногие. Лучшие. И не тебе, плебею, черни презренной, об этом судить.

— Так и я о том же, — обрадовался взаимопониманию Чижик. — Вы ведь тут все с перебитыми ногами и переломанными хребтами, где вам ходить самостоятельно? Вам обязательно надо перед кем-то на колени повалиться, спину в поклоне согнуть. Учитель для вас жизненная необходимость, без подпорки вы вообще на брюхе ползать будете.

— Только подпорки? Учитель гораздо больше, чем просто опора, — горячо сказал Декстр. Учитель Салливан… его мимолётное одобрительное прикосновение… едва заметная усмешка. Без него Декстр просто не выдержал бы — ни орденской школы, ни первых лет службы. Ни говоря уже о пути через лабиринт. — Учитель — это гораздо больше, — повторил он.

— Только не здесь. Научить ваши учителя не способны ничему.

— Да что бы ты знал об учителе, смерд! — в голосе Декстра невольно прорвались горечь и досада, ему-то учительстве отказано. Пока Чижик не станет командором, взять другого ученика магистр не позволит. Да и не нужен никакой другой ученик — пустышка, кукла безвольная.

Чижик смотрел на Декстра с глубочайшим изумлением.

— Так у тебя был учитель? Ничего себе! В жизни бы не подумал!

— Да где тебе думать… Учитель у меня есть, Чижик. — Внутренним взором Декстр опять увидел Салливана, его усмешку, на мгновение даже ощутил прикосновение его руки. — Учительство и ученичество остаются на всю жизнь.

— А вот это нет, — с неожиданной серьёзностью ответил Чижик. — Учитель, который максимум через пять лет не сможет назвать ученика коллегой, должен сменить профессию. Но учителя у вас тоже все калечные, без подпорки-ученика ни спину прямо держать, ни ходить не могут.

Декстр стерпел бы, оскорби Чижик его самого. Даже площадную брань стерпел бы. Чего ещё от рыбака, черни безмозглой ждать? Но он оскорбил учителя. За это и убить можно… Не будь приказа учителя…

— Карцер, Чижик. По полной, все пятнадцать суток.

— Разрешите выполнять, досточтимый генерал Декстр?

Карцером Чижика не напугаешь, за пять месяцев обжил его неплохо. Но интонация… Откуда столько утончённого ехидства у деревенщины? Так не каждый хелефайский владыка сказать сумеет.

— Идите, — ответил Декстр.

Чижик, дрянь наглая и саркастичная, отдал ему полный поклон, чётко повернулся через левое плечо и зашагал в сторону гауптвахты. Лучше бы по всем известному адресу послал, честное слово.

Декстр перевёл дыхание, расправил мантию. Нежданная мысль заставила на несколько секунд оцепенеть от растерянности и недоумения.

Откуда у Чижика взялась уверенность, что учителя у Декстра не было?