"Закат Америки" - читать интересную книгу автора (Поликарпов Виталий Семенович)

1.12. Негативные тенденции в развитии американского общества.

Вы заметили, наверное, что многие примеры для этой книги мне подарили бизнесмены, которые искали у меня помощи при решении проблем их личной жизни. Это не случайно — большая часть бизнесменов, крайне благополучных в своих делах, оказывались столь же неблагополучными в личной жизни. Будучи ловкими дельцами, они оказывались слабыми и беззащитными перед проблемами семейными или в общении с друзьями. Отсюда вопрос: может быть, философия, лежащая в основании всякого бизнеса, — рассадник манипуляций? Давайте задумаемся над этим, ведь бизнес — это один из могущественных институтов американской культуры, а манипуляции — привычный способ для любого бизнесмена добиться успеха.

Мы знаем, что манипуляции опасны и разрушительны для межличностных отношений. Но, может быть, законы бизнеса и личной жизни различны, и что плохо в отношениях между близкими людьми хорошо для бизнесменов? Ведь в бизнесе личность — это уже не столько личность, сколько машина для делания денег…

Вспомним, манипулятор относится к людям как к вещам, но и сам при этом становится вещью. Бизнесмен, видящий в людях лишь свою будущую прибыль, неизбежно овеществляет их. Невозможно относиться к каждому своему потребителю как к уникальной личности. Но обезличивание любого человека, даже если он ваш клиент, ненормально. В этом-то и заключается главная беда и главная проблема деловых людей, людей бизнеса.

Не буду далеко ходить за примерами: для того чтобы понять драму бизнесменов, не обязательно погружаться в пучины страстей биржевых воротил. Возьмем для примера работу психотерапевта.

Как известно, психотерапия базируется на уважении личности и достоинства тех людей, которые обращаются к врачу за помощью. Но тот факт, что пришедший в консультацию человек — не просто страдающая личность, а клиент (!), несколько меняет всю ситуацию. Когда психотерапевт становится бизнесменом, ему практически невозможно удержаться от овеществления своего клиента. Психолога, психотерапевта у нас не принято считать бизнесменом. Это, хотя и лестное для меня, но заблуждение. И я, как некая промежуточная стадия между психологом и бизнесменом, тоже переживаю глубокий душевный конфликт.

Представьте себе: в институте я сталкиваюсь с весьма ощутимыми накладными расходами. Для того чтобы организовать работу нашей психотерапевтической помощи, мне приходится тратить уйму денег, и взять их мне, иначе как с клиентов, неоткуда. Кроме того, мне нужно кормить семью, и моим помощникам — тоже. Значит, за каждую оказанную психотерапевтическую услугу я вынужден брать гонорар. Причем такой, который, вкупе с гонорарами других клиентов, сможет покрыть цены электрических печатных машинок, необходимых институту, газовые счета, счета за электричество, огромные телефонные счета, страховку…

Итак, во мне сталкиваются психотерапевт и бизнесмен, но ведь и человек, пришедший в консультацию, неоднороден. Он одновременно личность, требующая помощи, и клиент, которого нужно обслужить.

Основная проблема пациента в том, что он привык пользоваться костылями, хотя вполне мог бы обойтись без них. Пациент нашего профиля приходит в консультацию с тайной целью — взвалить свои проблемы на плечи психотерапевта. А тот, в свою очередь, должен сделать все возможное, чтобы пациент поверил себе и смог сам решить эти проблемы, не опираясь на многочисленные подпорки. Чем слабее в человеке внутренняя опора, тем больше ему приходится манипулировать.

Ситуация, которая складывается между рабочим и работодателем, очень похожа на взаимоотношения пациента и психотерапевта. Рабочий пытается получить как можно больше прибылей за минимум работы. В этом он похож на пациента, старающегося получить от психотерапевта столько поддержки, сколько сможет унести.

Пациент иногда требует повышенного внимания в течение целого дня или даже суток. При этом он чувствует себя вправе заплатить за это столько, сколько ОН считает нужным, или даже не заплатить совсем, ссылаясь на отсутствие денег. «Как же так?! — говорит он в таких случаях. — Вы ведь общественный благодетель и не сможете пройти мимо нуждающихся».

Он прав в том, что моя профессия обязывает меня к тому, чтобы сердце мое было открыто навстречу каждому. Но за время, которого у меня существенно меньше, чем душевной теплоты и любви к человечеству, за время, которого у меня в обрез, нужно платить. «Вы платите не за любовь и внимание, которое я вам оказываю, — могу я сказать в таком случае, — вы платите компенсацию за потраченное на вас время».

Бизнесмен в отношении своих потребителей исповедует похожую философию.

Прежде чем обвинять меня в том, что я против системы свободного предпринимательства, вспомните слова Эдлая Стивенсона: «Истинными патриотами могут называть себя только те, кто любит Америку такой, какая она есть, но хочет, чтобы любимая стала еще больше достойна нашей любви. Это — не вероломство. Это — самая верная, самая благородная привязанность. Так любят родители, учителя, друзья…»

Я люблю Америку больше любой другой страны, и тем не менее я все время думаю о том, как нам выкарабкаться из той ямы бездуховности и манипуляций, в которую мы сползаем.

Как, как, как, скажите вы мне, нам заниматься бизнесом и при этом не отрываться от концепции ценности человеческой личности и человеческого достоинства?

Деятели всех церквей и всех верований бились на протяжении десятилетий над этой проблемой. И сами бизнесмены не оставались в стороне. Их тоже всегда тревожил конфликт между делом и духом. Но — конфликт не исчезал, а только разрастался.

Великий психоаналитик Карэн Хорни писала по этому поводу: «Противоречие в том, что, с одной стороны, мы ценим и превозносим концепцию конкуренции как двигателя прогресса, а с другой — не устаем пропагандировать братскую любовь и смирение».

С одной стороны, американский образ жизни и ныне действующая мораль предлагают нам быть настойчивыми и агрессивными и убирать конкурентов со своего пути. С другой стороны, деятели церкви внушают нам смирение, любовь к ближнему своему, которая куда важнее и человечнее конкуренции. Современный манипулятор глубоко чувствует это противоречие.

Я бы так ответил Карэн Хорни: ищите и найдите актуализирующий творческий синтез и постарайтесь стать утверждающе заботливым. Постарайтесь не быть бесполезным человеком. Постарайтесь сделать так, чтобы ваши желания и ваша этика могли бы подойти в качестве нормы каждому человеку на земле.

Вспомним Евангелие от Матфея: «ЧТО ПОЛЬЗЫ ЧЕЛОВЕКУ, ЕСЛИ ОН ЗАВОЮЕТ ВЕСЬ МИР, НО ПОТЕРЯЕТ СОБСТВЕННУЮ ДУШУ?»

Итак, я беседую с Анджелой Дэвис, живой легендой 70-х, профессором, автором пяти книг и сотен статей, посвященных женскому и негритянскому движению США, социальной структуре общества, положению в американских тюрьмах.

— Профессор Дэвис, давайте начнем наш разговор с того, чем вы всегда занимались. Что сделано в американском обществе для преодоления расизма и расовой дискриминации?

— Сейчас мы переживаем такой момент, что экономически ситуация для чернокожего населения и для цветных сложилась крайне неблагоприятная. Почти два миллиона людей сидят в тюрьмах, а эти люди не учитываются в статистике безработицы. Если пересчитать безработное чернокожее население и приплюсовать к этому негров-мужчин в тюрьме, то получится, что безработных вовсе не 11%, а 19%. Я также возьму на себя смелость утверждать, что структурный расизм куда более силен сегодня, нежели двадцать пять лет назад. Нынче все более набирает силу консервативная тенденция, направленная на уничтожение программы «позитивных действий». На практике это означает, что лишь незначительное число негров и цветных смогут поступить в колледжи и университеты. Я думаю, что примерно в четыре раза больше черных и цветных сидят в тюрьмах, нежели учатся в университетах и колледжах. Стремление пробить законодательство, считающее лишь английский официальным языком, — это попрание прав групп, говорящих на других языках, особенно испаноговорящего населения. Отмена двуязычных программ — это также показатель поднимающего голову расизма. Подобным же образом я бы оценила ликвидацию программы велфера (социальных пособий) в ряде штатов, что особенно ударяет по женщинам, в основном цветным, черным матерям. Я рискну утверждать, что на протяжении последних пятнадцати лет происходило движение от государства социального благосостояния к государству социального контроля.

— Как вы относитесь к мнению, которое все громче звучит в консервативных кругах американского общества, да и не только в них: что система социальной поддержки для черных и цветных ориентирует их на иждивенчество и паразитизм и не дает им возможности включаться в жизнь, участвуя в равной конкурентной борьбе?

— Эти суждения имели бы смысл, если бы мы могли обеспечить работой тех, кого лишают велфера.

— А «программа позитивных действий»? Многие ее критики говорят, что система эта приводит к дискриминации белых в пользу черных, цветных и людей нетрадиционной сексуальной ориентации.

— Я не вижу в «программе позитивных действий» стратегии, направленной на то, чтобы неподготовленные черные и цветные студенты поступали в университеты. Такой гарантии для них нет. Это попытка разрушить традиционные барьеры, которые существовали для цветных людей, а также для женщин. Намерение разрушить «программу позитивных действий» я рассматриваю как начало новой эры расизма и сегрегации.

— Тем не менее вы видите прогресс, достигнутый американским обществом в преодолении расизма и расовой сегрегации за последние тридцать лет?

— Разумеется, прогресс налицо. На самом деле было очень важно добиться отмены расистских законов, особенно на Юге, которые разделяли все общество. Я сама выросла там, в Алабаме, где не могла даже пить воду из фонтана или заходить в отхожее место, которое было помечено табличкой «Только для белых». Мне было недоступно многое из того, что существовало в моем городе Бирмингеме, ибо большая часть города была недоступна для черных.

— Можно ли говорить об эволюции американского общества за последние тридцать лет в сторону «народного капитализма», об имплантации в американскую модель различных механизмов социальной поддержки, или вы оспариваете такое видение?

— Думаю, что все это — результат борьбы народа за перемены. Убеждена, что это единственный путь. Не бывает победы навсегда. Мне кажется, что в каждый момент следует переосмысливать, где же мы сейчас. Что делать дальше? Например, как бороться с проблемой сексуального насилия в тюрьмах?

— Что вы имеете в виду?

— Недавно был обнародован доклад организации «Human Rights Watch», который свидетельствует, что сексуальное насилие широко распространилось в женских тюрьмах США.

— Заключенные совершают насилие в отношении друг друга?

— Нет, речь идет о насилии, совершаемом надзирателями-мужчинами в отношении женщин-заключенных. Изнасилования, или «сексуальные услуги», в обмен на поблажки в тюремном режиме… Этим занялась даже специальная комиссия ООН, ее представители посещают женские тюрьмы США и готовят доклад на эту тему.

Мне хотелось бы, чтобы положение в тюрьмах было тщательно проанализировано.

Нам не по карману просто сажать за решетку «людей с проблемами». Почему бы не решать проблемы этих людей, не заняться созданием реабилитационных центров для наркоманов? Почему бы не помочь людям, которые разрушают свою собственную жизнь? Ведь более половины женщин, попавших в тюрьмы, оказались там из-за наркотиков. Там же множество бездомных и душевнобольных, ибо у нас нет структур, которые бы занимались душевнобольными.

— Их ликвидировали в период правления рейгановской администрации?

— Да, конечно! И мне кажется, мы должны найти пути решения социальных проблем в обществе, а не просто выталкивать людей с проблемами за пределы общества! Это и будет демократией!

— Сколько всего заключенных в США?

— Около 1, 9 миллиона человек. Без сомнения, США лидируют в мире по числу заключенных.

— Неужели?

— Да. Прежде мы соревновались с Россией, но ныне количество узников у нас превысило российские показатели.

— Сколько раз вы посещали Советский Союз после освобождения?

— Я была в СССР четыре или пять раз. Первый раз в 1972 году, затем в начале 80-х, потом я приезжала, когда получила Ленинскую премию мира, а потом была гостем Фестиваля молодежи и студентов в 1985 году.

— Каковы были ваши впечатления? Видели ли вы за фасадом, который вам демонстрировали власти, проблемы?

— Да, несомненно. Я посетила множество заводов, школ, пионерских лагерей, и я, конечно, не могла не видеть проблем. Но я не знала их масштаба до того момента, когда начался процесс, приведший к коллапсу социализма.

— Как вы думаете, глядя на все с некоторой исторической дистанции: был ли неизбежен крах советского социализма?

— Наверное, в каком-то смысле был неизбежен.

— Как сложились ваши отношения с компартией США после вашего освобождения?

— Да, я ныне не член коммунистической партии. Но не потому, что я потеряла веру, нет. Я по-прежнему верю в возможность и необходимость борьбы за демократический социализм. Защищаю Кубу. Я оставалась членом коммунистической партии до 1991 года. Я покинула компартию вместе с почти тысячей других ее членов, потому что мы почувствовали, что не можем добиться демократизации внутренней жизни компартии. Сейчас я активно участвую в кампании против тюремно-промышленного комплекса.

— Что означает термин «тюремно-промышленный комплекс»? Заключенных заставляют работать?

— Да, конечно. Есть принудительный труд. Но это только часть проблемы. Модель скопирована с военно-промышленного комплекса. Корпорации все глубже включаются в тюремную сферу. Сейчас существуют частные тюрьмы, и корпорации используют труд заключенных для извлечения прибыли. Это означает, что корпорации получают прибыли, производя товары и оказывая услуги.

— Законодательство допускает это?

— Да, во многих штатах. Например, Corrections Corporation Inc. — это одна из крупнейших частных тюрем.

— Давайте вернемся к основной теме, от которой мы несколько отклонились. Как вы пережили крах советского социализма и распад восточного блока? Было ли это травмой для вас?

— Конечно, не только для меня, но и для многих людей, вся жизнь которых была посвящена борьбе за социализм, это было чудовищным ударом. И, конечно, это было невыразимо тяжело для меня. Но в то же время мне кажется, что коллапс существующего социализма не означает конец идеи. Действительно, многие социалистические страны потерпели поражение, за исключением, конечно, Кубы. Переход к глобальному капитализму, который происходит сейчас, оказывает огромное воздействие на повседневную жизнь повсюду, на многих трудящихся, в том числе и в США.

— Несмотря на все сегодняшние трудности, переживаемые Кубой и кубинским социализмом, вы защищаете Кубу. Почему?

— Кубинцы находятся в очень трудной ситуации: нет Советского Союза, оказывавшего экономическую помощь Кубе, покупавшего сахар по ценам выше рыночных… И они сейчас развивают экономику туризма, которая, без сомнения, породит множество социальных проблем, прежде ликвидированных. Например, проституцию и так далее…

— Но тогда получается замкнутый круг. Как только общество начинает развивать сферу услуг, сознательно ликвидирует равенство и у людей появляется выбор, немедленно начинаются социальные проблемы. Где же концептуальный выход из этого?

—В то же время, если вы посмотрите на происходящее на Кубе, вы увидите, что они пытаются сохранить бесплатное образование и бесплатную медицину. Они не изменяют своей политике доступного жилья, плата за которое составляет не более 5—6% заработной платы. И я думаю, что это очень важно. Да, на остров, в кубинскую экономику проникли иностранные компании. Они строят на острове отели и инфраструктуру туризма. Тем не менее кубинцы не допускают приватизации здравоохранения и образования, некоторых других сфер. По-моему, это чрезвычайно важно.

— Критики социализма в России сказали бы по этому поводу, что социализм годится только для слабых людей. Сильный проложит себе дорогу при любых обстоятельствах. А все эти меры годятся лишь для стран «третьего мира». Как бы вы ответили им?

— «Третий мир» может быть легко обнаружен внутри западных стран. Проблема в том, что в странах, подобных США, на бедноту не обращают внимания. Бедность, подобную той, что царит в «третьем мире», вы сможете обнаружить повсюду в мире капиталистическом. Мне кажется, социализм столь же важен для этих стран, как и для «третьего мира».

— Вы по-прежнему утверждаете, что в США существуют политические заключенные?

— Да, и за их освобождение мы боремся. Нам известно около 150 случаев заточения людей по политическим мотивам.

— Но ведь, как правило, эти люди осуждены по уголовным статьям, по обвинению в убийстве полицейского или в чем-то этом роде, не так ли?

— Да, но не только. Например, некоторые пуэрториканцы находятся в тюрьме по обвинению в заговоре с целью совершения терактов без каких бы то ни было реальных свидетельств подготовки к осуществлению актов террора. Это, несомненно, политические заключенные.

— Скажите несколько слов о своей личной жизни. У вас есть семья?

— Я живу с мамой. Неподалеку живет сестра. У меня нет своих детей, но я помогала воспитывать племянницу, которая родилась, когда я сидела в тюрьме. К сожалению, я должна сказать, что большая часть моего личного времени и личной жизни оказалась поглощена политической работой. Иногда, впрочем, я отдыхаю. Недельку-другую.

— Как вы проводите отпуск?

— Как? Ну, я катаюсь на велосипеде, читаю романы, встречаюсь со старыми друзьями…