"Окаянный талант" - читать интересную книгу автора (Гладкий Виталий Дмитриевич)

Глава 10

Очнулся он от гомона. Открыв глаза, Олег увидел, что лежит на широкой скамье в какой-то клетке. И он в этом узилище был не один – несколько мужчин весьма специфической наружности, смахивающие на бродяг, сбившись в один угол, что-то горячо обсуждали.

Кряхтя, Олег сел. Голова гудела как барабан. Художник ощупал ее и, убедившись, что она цела, надел пиджак, который чья-то заботливая душа подложила ему вместо подушки.

– А, оклемался, соколик! – раздался рядом чей-то веселый голос. – Ну ты вчера и оторвался. На всю катушку. Завидую…

Олег с усилием обернулся и увидел курносого мужика, который приветливо улыбался щербатым ртом. У него был не рот, а почтовый ящик – от уха до уха. Одет он был в рванину, кроме совсем новой – с иголочки – куртки.

Увидев, что Олег сосредоточил взгляд на куртке, мужик не без хвастовства спросил:

– Как тебе мой прикид? Сэконд хэнд помогал разгружать, дали… с барского плеча… гы-гы. Есть и штаны, только они великоваты. Надо бы ушить, но с баблом напряженка. А модистка задаром даже пальцем не шевельнет, хоть и знакомая.

– Где мы?

– Не узнаешь?

– Нет.

– Да-а, крепко тебя застолбило… Это же районный «обезьянник». Можно сказать, наш родной дом. Менты и подберут, и обогреют… и обдерут, как липку. Что поделаешь, на то и власть. Теперь вспомнил?

Похоже, мужик принимал Олега за своего.

– М-м… В общем, да… узнаю.

– Ну наконец-то! – почему обрадовался сокамерник. – Меня все кличут Щеглом. Будем знакомы.

– Будем. Олег… – Художник посмотрел на запястье левой руки и опешил – часы исчезли.

Наверное, в драке потерял, вспомнил он свое приключение возле «Олимпа». И тут же в голову пришла другая мысль: «Или менты прикарманили». Часы у него быль хоть и старенькие, но швейцарские, именные, подарок деда. Поэтому пропажа очень огорчила Олега.

– Который час? – спросил он Щегла.

– Что, твои котлы тю-тю, помахали крылышками? Гы-гы… Бывает. А час уже шестой. Утро. Скоро придет начальство и начнется перекличка. Кого выпустят, а кто дальше продолжит тереть нары, только в СИЗО.

Компания в «обезьяннике» собралась разношерстная. Были здесь и «приличные» люди (если судить по одежде), и откровенная босота, и бомжи вроде Щегла. Большинство из них попало в клетку на хорошем подпитии, поэтому воздух в «обезьяннике» был до предела насыщен винными парами.

– Я что, был без сознания? – Олег пощупал шишку на голове, которая отозвалась глухой болью.

Да, у жердяя рычаги будь здоров… И удар был вполне профессиональным.

Несмотря на происхождение, Олегу часто приходилось драться, особенно в школьные годы. Так что он не был маменьким сынком и удар держать умел.

Но на этот раз его свалили, как быка на бойне. «Вот уроды!» – злобно подумал Олег, вспомнив, как иностранцы в баре разыграли перед ним целый спектакль.

– Не то слово. Как мертвец. Хотели даже врача звать. Но потом плеснули на тебя холодной водой, ты застонал, тут все и успокоились. Живой, значит. Раньше нас в вытрезвитель доставляли, но теперь он закрыт. Денег у власти не хватает… гы-гы.

Олег промолчал. Ему хотелось пить, но он не решился попросить воды у дежурного, который сидел за столом и читал какую-то книгу. Еще разозлится, что его оторвали от столь важного и приятного занятия, и тогда шишкой не обойдешься. По рассказам знакомых, художник хорошо знал нравы, царившие в райотделах милиции.

«Обезьянник» представлял собой просторную квадратную камеру, одна сторона которой была зарешечена. Как в Америке, с горечью подумал Олег. Хоть по этому пункту уже догнали Запад…

Олега вызвали ближе к девяти часам утра. В камере уже осталось всего ничего – три человека. Остальных – в том числе и Щегла – выпустили, а кое-кого увез «воронок».

– Фамилия, имя, отчество? – сухо спросил пожилой майор, посмотрев на Олега как на пустое место.

– Радлов Олег Ильич, – сдержано ответил художник.

– Адрес?…

Олег продиктовал.

– Род занятий?… Где работаете?… Судимости?…

«Вот и я удостоился быть замеченным нашим государство, – не без иронии думал Олег, наблюдая за собой как бы со стороны. – Наконец-то. Так и живем: кому медали, лауреатские почести и солидный счет в банке, а кому – нары или черный хлеб, на который еще нужно заработать…»

– Что же вы так… гражданин Радлов? – сказал майор, закончив формальности. – Нехорошо.

– Виноват. Выпил лишку… Это со мной такое случилось первый раз. И надеюсь, последний.

– Я не об этом. Выпить не грех. Только меру надо знать. Вот лежит рапорт милицейского наряда, который вас задержал. Сначала вы, покинув ресторан, ни за что избили прохожего, затем подрались с иностранцам. И все же, это еще полбеды. Но оказывается, что при задержании вы оказали сопротивление сотрудникам внутренних дел. А это уже совсем другая статья.

«Пропал… – мелькнула в голове Олега нехорошая мысль. – Посадят… если не заплачу. Мент намекает именно на это. Но где взять деньги? У кого?»

– Сколько?… – спросил он прямо, с вызовом посмотрев на майора.

– До трех лет, – ответил тот, будто не понимая, о чем идет речь.

– Сколько я вам должен? – бухнул напрямик Олег.

– Вы предлагаете мне взятку?

– Нет. Всего лишь хочу оплатить услуги, связанные с неудобствами, которые я причинил милиции.

– Эк вы загнули… – Майор ухмыльнулся. – Сразу видно хорошо образованного человека. Мне ваши деньги не нужны. Мы взяток не берем. Кгм!… Кх, кх!…

Последняя фраза в устах майора прозвучала настолько фальшиво, что он сам это понял и от неловкости поперхнулся. А затем сказал, пряча глаза:

– Благодарите ваших друзей. У вас, оказывается, хорошие связи… Вы свободны, Олег Ильич. И старайтесь больше не попадать в такие ситуации. Вам просто повезло, что в наряде были хорошие ребята. Вы понимаете, о чем я?

– Понимаю. Передайте им мою благодарность и самые искренние извинения.

Олег сразу понял, что имел ввиду майор. Обычно при сопротивлении менты не шибко церемонятся. И то, что он отделался лишь одной шишкой, да и ту получил от длинного иностранца, можно было считать большим везением.

– Передам, – ответил майор, немного оттаивая. – Кстати, вот ваши вещи.

Он пододвинул к Олегу картонную коробку с невысокими бортиками. Быстро рассовав свой «скарб» по карманам, он немного растерянно спросил:

– Извините… но здесь нет моих наручных часов.

– Во время задержания у вас не было их, – сухо ответил майор.

– Наверное, забыл надеть, – соврал Олег.

Ему совсем не улыбалась перспектива покачать права; не ровен час, запихнут обратно в «обезьянник», чтобы не выпендривался, и доказывай потом, что не имеешь никакого отношения, например, к торговле наркотиками, которые вдруг как по волшебству оказались в твоем кармане.

Изобразив вежливую улыбку, Олег покинул кабинет майора, едва не бегом проскочил дежурного по райотделу, и вышел на улицу.

«Друзья… – думал он. – Кто бы это мог быть? Вряд ли кто-то из моих коллег. Они скорее утопят, чем бросят спасательный круг. Не зря нашу творческую братию когда-то назвали гнилой интеллигенцией. В этом что-то есть… Не знаю, как насчет интеллигентности, а вот гнильцы у нас хватает. Влиятельные друзья… бред! Загадка. Почти что мистика…»

Его недоуменное удивление было рассеяно быстро. Едва он направился к остановке троллейбуса, как рядом остановилась шикарная (перламутр с золотом) «ауди» и раздался чей-то очень знакомый голос:

– Здравствуйте, Олег Ильич! Садитесь, я подвезу вас. Нам по пути.

Олег повернулся – и инстинктивно сделал шаг назад. Из лимузина приветливо скалилась… лошадиная физиономия Карла Францевича! Сегодня он был в светлом клетчатом пиджаке и с красным платком на шее, под черной рубахой. Но взгляд иностранца по-прежнему был неподвижен, тяжел и властен.

– День добрый, – сумрачно буркнул Олег. – Спасибо за приглашение. Но мне нужно в другую сторону.

– Не имеет значения. Я отвезу вас, куда укажете.

– Туда можно добраться только пешком.

– Это, конечно, проблема. Что ж, коль не хотите… Не суть важно. Надеюсь, мою визитку вы не выбросили? Звоните. Но все равно я рад, что вам услужил, пусть и в самой малости.

– То есть?… – Олег удивленно поднял брови.

– Ваша полиция очень коррумпирована – вы это сами знаете – и мне пришлось не просто взять вас на поручительство, но и заплатить, чтобы вы оказались на свободе. Герр майор обещал больше вас не тревожить.

– Так это вы помогли мне выйти из каталажки?!

– Милейший Олег Ильич, а то кто же? В вашей стране благотворительные жесты, насколько мне известно, не в чести. Народ у вас хороший, по-своему добрый и щедрый, вот только его испортил капитализм. Эта формация, знает ли, склонна к ужесточению нравов. А с другой стороны человек становится мягким, бесхарактерным и у него утрачивается способность к сопереживанию. Как это у вас говорится – своя рубашка ближе к телу.

– Как-то странно слышать из ваших уст критику капитализма… – Олег был сильно смущен заявлением Карла Францевича, что это он является тем самым «влиятельным другом», о котором говорил майор, и не знал, как себя с ним держать. – Вы ведь, немец, как я понимаю?

– Правильно понимаете. Да, можно сказать, что я немец. А касательно критики… Я достаточно хорошо информирован, чтобы не принимать на веру различные теории, которые считают капиталистический строй идеальным. Так мы едем?

– Едем, – решился Олег и сел на заднее сидение, рядом с иностранцем.

Шофер плавно дал газ, и «ауди» неспешно покатила по улицам города. Лица его Олег не видел, только толстый, коротко стриженый затылок, потому что водительское место было отгорожено тонированным звуконепроницаемым стеклом.

«Для темных делишек тачка в самый раз», – желчно подумал Олег, который, едва машина тронулась, уже пожалел, что согласился на предложение своего «благодетеля».

«А что если Карла соврал? Может такое быть? Вполне. Этот хитрый немчик непрост, ох, непрост… Узнал, что меня отпускают, и подъехал как раз вовремя. Как узнал? А фиг его знает. Может, случайно, но, скорее всего, через своих информаторов-ментов, которые отправляют ему по электронной почте суточные милицейские сводки. Зачем иностранцу статистика преступлений в отдельно взятом российском регионе? Впрочем, пусть по этому вопросу пусть болит голова у соответствующих органов…»

Карл Францевич будто подслушал мысли художника. Ловким жестом фокусника он достал откуда-то два листа бумаги и протянул их Олегу.

– Это вам на память, – сказал немец, кривя губы своей не очень натуральной улыбкой. – Рапорт наряда, который вас задержал. С подписями. Я прочитал его и должен сказать, получил немалое удовольствие. – Он коротко рассмеялся. – У этих мальчиков чересчур буйное воображение. Они выставили вас настоящим бандитом-рецидивистом.

– Да уж… У наших ментов смекалка работает будь здоров, – ответил Олег. – К столбу придерутся.

– Не вините их сильно. Это издержки профессии. Германские полицейские недалеко ушли от ваших по части эпистолярного жанра.

Олег промолчал. Он напряженно ждал, что скажет дальше этот Карла.

«Миляга, ядрена вошь… – думал художник. – Мягко стелет… Интересно, он знает, ПОЧЕМУ я не пишу портреты? Вроде, сказать ему никто не мог… Да, никто! Тогда откуда?… А ведь его интерес не случаен. Нашел портретиста… С его деньгами (а он явно далеко не беден) и германским паспортом мог бы заказать парсуну в Москве, даже у самого Шилова. Это известное на Западе имя, авторитет. А кто я? Провинциальный художник, да еще вдобавок и неудачник. Никто, ничто и звать никак».

На удивление Олега, его предположение оказалось несостоятельным. Карл Францевич довез художника до подъезда дома, где находилась квартира художника, и любезно распрощался, даже словом не намекнув о заказе, который он предлагал при первой встрече.

Нужно сказать, что Олег, приготовившийся дать немцу резкий отпор, немного растерялся.

– Теперь я ваш должник, – промямлил он, когда покинул салон. – Увы, я сейчас не при деньгах…

– Что вы, что вы… какой вздор! – воскликнул немец. – Как можно! Я ведь от чистого сердца. По велению души.

После этого эмоционального всплеска он вдруг стал строже, сухо попрощался, и «ауди» стремительно сорвалась с места, едва не задавив большого черного кота, которому угораздило усесться как раз на пути машины, буквально в двух-трех метрах от ее бампера. Он наблюдал за «ауди» с пристальным, и как показалось Олегу, кровожадным вниманием, словно это была мышь.

Не успел Олег мигнуть глазом, как лимузин иностранца так быстро исчез за углом, будто его прибрал сам нечистый. Куда-то пропал и кот. Наверное, нырнул в подвал через отдушину.

Художник знал, что в подвале дома живет целый кошачий клан. Когда наступала весна, кошачья семейка устраивали такие громкие и бесконечные «сабантуи», что Олег на время переселялся в свою мастерскую – под этот «концерт» можно было спать лишь высосав на ночь глядя, как минимум, поллитровку беленькой.

Очутившись в квартире, Олег вдруг остановился как вкопанный, даже не закрыв входную дверь. Его поразила мысль: откуда этот Карла знает адрес его местожительства!? Иностранцу об этом он не говорил.

А машина немца остановилась как раз напротив подъезда, в котором находилась квартира художника…

Отчаявшись что-либо понять, Олег обречено махнул рукой, и на время выбросил из головы все, что было связано с таинственным Карлом Францевичем. Перед ним сейчас встала другая проблема, более важная – где взять денег, чтобы сходить в гастроном и купить хоть чего-нибудь съестного.

Ночная отсидка в «обезьяннике» почему-то вызвала чувство дикого голода.

Открыв на всякий случай холодильник, Олег некоторое время смотрел на пустые полки с выражением Робинзона Крузо, который вдруг понял, что оказался на необитаемом острове. Нужно было опять у кого-то занять денег, но у кого именно Олег даже не представлял.

Отчаяние переросло в мрачную хандру, и Олег занялся самоуничижением: «На кой мне такая жизнь?! В стране свобода, которую так долго ждали, мои сверстники в «Мерседесах» ездят и отдыхают на самых фешенебельных курортах мира, а я лишь краски и холсты перевожу, в долгах весь, как в шелках. Энтузиаст… Бездарь!»

Крик души совпал с дребезжаньем дверного звонка. «Кого там принесла нелегкая?» – с раздражением подумал художник. Он уже хотел открыть дверь, даже не глядя в глазок, но тут же отдернул руку.

А если это пришли коммунальщики? Олег задолжал им, кажись, за полгода. Ему уже рассказали, что в районе создана комиссия, которая передает дела должников в суд, где принимают решения о выселении злостных неплательщиков из их квартир.

– Олежка, отворяй ворота, это я! – раздалось из-за двери. – Чего топчешься?

Облегченно вздохнув, художник отодвинул защелку английского замка и на пороге встал взъерошенный мужичок в майке с блудливыми похмельными глазами. В руках он держал пластиковый пакет, который прижимал к груди так бережно и с такой любовью, словно это был младенец.

– Быстрее замыкай! – сказал мужичок, прошмыгнув мимо Олега. – А то моя, неровен час, еще углядит, куда я подался. Тогда все, хана. Забьет меня, как мамонта.

Это был сосед Олега из квартиры напротив. Его звали Андрюха. Сосед носил фамилию Горемыкин, которая здорово утешала его по жизни.

«Вот ты скажи мне, как образованный человек, – вопрошал он Олега, – может ли хорошо жить, да еще в нашей стране, человек с такой фамилией, как моя? Конечно, нет. Фамилия – это как клеймо на всю жизнь. И на весь род. Вот потому я особо и не переживаю, что не выбился в олигархи. Представляешь – банкир Горемыкин. Бред! По этой причине я и не дергаюсь. Живу, как Бог на душу положит. Одним днем. У нас так полстраны живет…»

– Давай стаканы! – суетился Андрюха возле кухонного стола.

Он достал из пакета бутылку водки, литровую банку с горячей отварной картошкой, кусок молочной колбасы, батон, пучок зеленого лука и в отдельном пакетике малосольные огурцы. «Все-таки, свет не без добрых людей», – подумал Олег, чувствуя, как рот наполняется слюной.

Без лишних слов они быстро разлили водку по стаканам (именно по стаканам; Андрюха другой тары под горячительные напитки не признавал) и выпили. Олег приналег на еду, а его ангел-спаситель тем временем задумчиво жевал зеленые перья молодого лука.

– У бабы был, что ли? – спросил он с интересом, глядя на то, как лихо Олег управляется с харчами.

– Нет. В ментовке, – не стал Олег скрывать от Андрюхи свои ночные приключения.

Андрюха был надежным человеком. Он всегда держал свой язык на привязи. В отличие от собственной жены, которая разносила сплетни по округе как сорока. Она могла трещать языком без умолку часа четыре. Олег уже не раз имел возможность убедиться в ее выдающихся ораторских способностях.

– Правда? Ну ты даешь… Бока намяли?

– Слегка.

– Повезло тебе, братан. Мне поначалу здорово попадало. Это сейчас там у меня кореша. Ежели что, и домой подвезут. Но потом надо поляну накрыть. Менты ведь тоже люди. Если к ним относишься по-человечески, то и они к тебе с дорогой душой.

– Мне трудно судить на предмет человечности наших стражей порядка. Это мой первый опыт.

– Вижу, что сильно волновался. Молотишь за двоих. Да ты ешь, ешь, закусывай. Я как знал, что ты голоден. Картошку сварил… Хорошо, что моя сейчас смотрит какой-то дурацкий сериал. Про любовь. Закрылась в зале – и не подходи. А я в это время отдыхаю. Плохо только, что мало сериалов женских дают. От силы два-три. Надо, чтобы день и ночь их крутили. Вот была бы мне тогда лафа…

– Напиши на телевидение. Так сказать, голос народа. Может, прислушаются.

– А это идея. Ну что, еще по единой?

– Наливай…

Выпили. Олег неторопливо сгрыз огурец и потянулся за куревом. Сытость пришла внезапно, и его потянуло на сон.

– Как ты насчет кофе? – спросил он Андрюху. – У меня, кажись, осталось немного зерен.

– Отрицательно. После кофе я трезвею. Зачем тогда было пить?

– Логично. Ну, как знаешь. А я себе сварю. Иначе усну прямо за столом.

– Хозяин-барин… Твои дела. А я пока отмечусь в туалете…

Кофе немного взбодрило Олега, и они допили бутылку. Андрюха повертел ее в руках и со вздохом сожаления отправил под стол.

– Не мешало бы продолжить, – сказал он с кислым видом. – Но у тебя, как я уже понял, в карманах голый вассэр, а моя куда-то бабки заныкала. Спрячет, а потом сама не может найти, где положила. Я однажды нашел целых пять тысяч. Погудел конкретно… Знаешь, где они лежали? Никогда не догадаешься. В старом утюге. В асбестовую ткань были завернуты – на всякий случай. У нее сейчас новый утюг, импортный. Мой подарок ей на день рождения. Чтобы не зудела: ой, у Машки то, у Машки сё, куда не кинь взглядом, везде новье, а у нас даже утюг пенсионного возраста… Бесконечная песня.

– А как ты вычислил, что деньги в утюге?

– Нечаянно. Хотел робу после стирки прогладить старым утюгом (до нового меня и на пушечный выстрел не подпускают), а он не фурычит, один проводок оборвался. Ну, я его и разобрал, чтобы отремонтировать.

– Твой случай еще раз подтверждает азбучную истину: нет ничего такого тайного, которое не стало бы явным.

– Мудрено, но не в бровь, а в глаз.

– И что потом тебе было? Не думаю, что твоя ненаглядная не сообразила, куда девалась ее заначка.

– Ха-ха… Я ж не совсем дурак, хоть и Горемыкин. Я взял старый утюг и выбросил его на помойку.

– И что, все обошлось тихо-мирно?

– Разве ты мою не знаешь? Вопила, как резаная. Я едва не оглох. Она всю помойку перерыла в поисках утюга, но нашла только пластмассовую ручку. Железо забрали бомжи, чтобы сдать на металлолом. После этого случая она не прятала от меня деньги месяца два. А потом снова принялась за старое. Ну скажи, разве от семьи сильно убудет, ежели я в выходные выпью бутылку-две? Или я мало зарабатываю?

– Она у тебя очень рачительная хозяйка, – утешал Олег соседа, как мог. – Нужно простить ей эту маленькую слабость.

– У нее таких слабостей знаешь сколько? А, что я тебе тут бакланю?! Вот женишься, тогда и узнаешь почем пуд лиха.

Андрюха решительно встал.

– Пойду, пошакалю деньжат у Ван Ваныча, – сказал он с некоторым сомнением в голосе. – Он вроде бы вчера пенсию получил. Правда, у него снега зимой не выпросишь, но попытаться стоит.

– Андрюха, без меня. Я устал как собака. Хочу полежать. За угощение спасибо. Разбогатею, в долгу не останусь.

– У нас можно разбогатеть только тогда, когда что-нибудь уворуешь, притом по-крупному. А мы с тобой честные люди. Точнее, невезучие – украсть нечего и негде. В этом вся проблема. Не переживай, сочтемся. Все, я потопал, бывай. Банку потом заберу…

Андрюха ушел. Олег прилег на диван, включил телевизор… и незаметно уснул. За окном потемнело, на город надвинулись серые тучи, и пошел обложной дождь, долгий и нудный.