Вильяр Альфонсо АльваресТелеуправляемая корида

Альфонсо Альварес Вильяр

Телеуправляемая корида

В роскошно обставленной приемной столбом стоял табачный дым. Дым был такой густой, что, казалось, его можно жевать, и тщедушного человечка в нем почти не было видно. Он приходил сюда ежедневно уже целую неделю. "Дон Хосе не может вас сегодня принять", - неизменно говорили ему секретарши сеньора Карраско, импресарио знаменитого матадора Эль-Наранхито [апельсинчик (исп.) - здесь прозвище]. Они уже привыкли к "малышу", а он, сидя в приемной, видел, как перед ним с утра до вечера бесконечной вереницей проходят в кабинет дона Хосе пикадоры, киноактрисы, исполнительницы фламенко и просто искатели и искательницы приключений. Но этот тип, на визитной карточке которого стояло рядом с именем подозрительное звание "доктор физических наук", дона Хосе не интересовал: для него, мультимиллионера, любой ученый был чокнутым или бездельником. Наверно, думает выпросить тысяч десять на продолжение каких-нибудь исследований.

Но в этот день у дона Хосе настроение было хуже некуда. Сказочный контракт для его подопечного Эль-Наранхито, похоже, ускользал из рук: латиноамериканские импресарио осмелились сравнить знаменитого тореро с его заклятым врагом и соперником Эль-Лимонсито! [лимончик (исп.)] Пока ни о чем договориться не удалось, и контракт повис в воздухе. Рядом с такой неудачей любая другая неприятность казалась сущим пустяком, и поэтому он решил принять доктора Гонсалеса.

Отхлебнув виски из стакана, который сеньор Карраско, возлежавший на шведском диване, соизволил ему предложить, доктор Гонсалес закашлялся. Этот напиток он пробовал впервые в жизни.

- Выкладывайте, что там у вас, да побыстрее - у меня много работы, сумрачно процедил сквозь зубы сеньор Карраско, разглядывая рога висевшей на стене бычьей головы, которая, казалось, жадно втягивала сухими ноздрями кондиционированный воздух.

- Видите ли, дон Хосе, я работал в университете электрофизиологом... заговорил доктор Гонсалес, краснея, как девушка.

- А что это такое? - грубо перебил его импресарио.

- Сейчас расскажу. Мы вводим проволочки в мозг животным и пропускаем электрические токи...

- Друг любезный, вы ошиблись адресом. Мы втыкаем быкам шпаги и бандерильи...

- Пожалуйста, наберитесь терпения, дон Хосе. Наши электрические токи могут заставить любое животное делать только те движения, каких мы от него хотим. Главное - надо знать, куда вживлять проволочки, которые мы называем электродами...

- К делу, к делу, в лекциях по электро... как ее?.. я не нуждаюсь! И при чем вообще тут я?

- Сейчас поймете. Я изобрел, вот посмотрите схему, аппарат, который позволит нам вить из быков веревки.

Когда сеньор Карраско это услышал, сигара километровой длины, дымившая как вулкан, выпала из его пальцев. Казалось, от хохота у него вот-вот лопнет брюхо. Управлять быком, вить из него веревки? Такое может только Эль-Наранхито, но для Эль-Наранхито изобретения этого голодного профессора ни к чему. Он представил себе, как этот мозгляк дразнит огромного быка батарейкой карманного фонарика.

- Послушайте еще минутку, дон Хосе. Все проще, чем вы думаете. Вам придется только подкупить кого-нибудь из служителей, чтобы тот прикрепил к голове быка крохотный приемопередатчик ультракоротких волн. Это очень легко - у приемопередатчика есть присоски, и он не принесет быку никакого вреда...

- А потом вы протянете километровый кабель, да? И будете управлять быком, как мои дети игрушечной машиной, - с хохотом перебил его сеньор Карраско. Все это ужасно забавляло его, и он уже не жалел, что принял доктора Гонсалеса.

- Вы не даете мне объяснить, дон Хосе. Слышали о телеуправляемых ракетах? Так вот здесь кабель тоже не нужен.

Теперь сеньор Карраско хохотал еще громче: он представил себе быка, летящего к Марсу со скоростью двадцать тысяч километров в час.

- Посмотрите на этот аппарат, - физик вытащил из футляра предмет, похожий на транзистор. - С его помощью я могу посылать сигналы приемопередатчику, укрепленному на голове у быка, а тот воздействует ультракороткими волнами на нервные центры. Я работал над этим изобретением больше десяти лет.

Каким же дураком надо быть, чтобы потратить десять лет на такую глупость! Но доктор Гонсалес невозмутимо продолжал:

- Короче говоря: если вы или ваш человек налепите мои аппаратики на головы быкам, с которыми будет драться Эль-Лимонсито, я устрою, что Эль-Лимонсито провалится, и тогда ваш подопечный станет первым на Национальной фиесте.

Дон Хосе утратил дар речи - последняя фраза попала в самую точку. На что бы он ни пошел ради того, чтобы ненавистный Лимонсито потерпел крах! Обратился бы даже за помощью к колдуньям - если бы они еще жили в Испании. Возможно, предложение этого жалкого маньяка - чистое надувательство, но в таких обстоятельствах, как сейчас, схватишься и за соломинку.

- А сколько вы хотите за это изобретение? Если, конечно, от него будет толк.

- Миллион песет, - ответил с неожиданной твердостью человечек.

Черт возьми! Откуда этот книжный червь знает, что такие суммы вообще существуют? Дон Хосе опрокинул в глотку стакан виски и мрачно задумался.

- Хорошо. Но деньги вы получите, когда станут известны результаты. В воскресенье в корриде выступают этот сукин сын Лимонсито и мой тореро. Приходите завтра, и мы все обсудим.

На другое утро и на следующее, по субботу включительно, доктора Гонсалеса принимали первым. Разношерстная публика, ожидавшая в приемной, иронизировала и обменивалась злыми шутками. Бульварные листки заговорили про "малыша-физика", проча его в бандерильеро при Эль-Наранхито, а какой-то сотрудник телевидения попытался даже взять у доктора интервью.

И вот наконец наступило воскресенье, Вся Испания уже целый месяц говорила только о предстоящей корриде. Люди шли на все, чтобы раздобыть билет, и после корриды немало перекупщиков приобрели новые машины. К четырем часам на трибунах яблоку негде было упасть, и еще десять миллионов испанцев смотрели на арену, сидя перед экранами телевизоров.

По арене продефилировали куадрильи. Пропела труба, и на середину арены, словно брошенный из пращи камень, вылетел громадный бык. Здесь он остановился как вкопанный. Эль-Лимонсито стал прямо перед ним, но бык не двинулся с места. Матадор подступал к быку вплотную, осыпал его бранью, но все было напрасно.

Публика начала терять терпение, послышались свистки, но тут бык сорвался с места, и застигнутого врасплох Эль-Лимонсито спас только отчаянный прыжок в сторону. В быка словно вселился дьявол - он бодал воздух то направо, то налево, но не обращал никакого внимания ни на матадора, ни на членов его куадрильи, когда те пытались продемонстрировать блестящую работу плащом.

Появился верхом на лошади пикадор. Бык доверчиво подошел к нему, словно подставляя себя под копье, но едва острие вонзилось ему в крестец, как бык, подпрыгнув на невероятную высоту, выбил копье из рук пикадора и оно, пролетев изрядное расстояние, пробило соломенную шляпу фотографа, намеревавшегося увековечить эту сцену. Пикадор подобрал копье и снова нацелил его, но бык словно взбесился - он поддел лошадь рогами, и пикадор всей тяжестью своих ста двадцати килограммов плюхнулся на бычий загривок. Каким-то чудом ему удалось ухватиться за рога, и так он продержался несколько секунд, в то время как бык скакал и брыкался, будто одержимый. Нормальное течение корриды было нарушено, однако правила есть правила, и куадрилья Эль-Лимонсито перешла к третьему этапу боя.

Первый бандерильеро вонзил в круп быку две пары бандерилий; третья пара упала на арену, потому что бык побежал, делая зигзаги; другого бандерильеро он догнал, свалил и покатил по арене как мяч. Зрители закатывались хохотом и не могли остановиться - такого не было еще ни на одной корриде; но настоящие любители возмущенно требовали, чтобы им вернули деньги за билеты. А невзрачный человечек в проходе, за камерами кинохроники, лихорадочно вертел в это время переключатели своего "транзистора".

Началась завершающая часть боя - самая злополучная из всех, описанных доном Хосе Мария Коссио в его фундаментальном труде "История корриды". Острие шпаги все время соскальзывало с боков животного, и в какой-то миг она по рукоять врезалась в землю. Эль-Лимонсито застыл в странной позе, словно выполнял трудное гимнастическое упражнение. И тут произошло самое комическое событие этой незабываемой корриды: коварно взмахнув рогами, бык оставил Эль-Лимонсито в одном белье, а потом, когда тореадор бросился бежать, сорвал с него то малое, что на нем еще оставалось. Мужчины катались от хохота, иностранки хихикали, а скромные испанки прятали лица за веерами. Эль-Лимонсито бежал с арены под градом подушечек для плетения кружев. Это было концом Эль-Лимонсито - теперь он мог рассчитывать только на место клоуна в цирке, другого контракта с ним не подписал бы никто.

Настал черед выступать Эль-Наранхито. Бык шел туда, куда ему надлежало идти. Десять миллионов испанцев смотрели, затаив дыхание, как он, мирно обнюхав лицо Эль-Наранхито, становится перед ним на колени. Все бандерильи вонзились куда полагается, на взмахи плаща бык отвечал так, как от него ожидали, и, наконец, после одного-единственного виртуозного укола шпагой он упал как подкошенный. Его подкорковые центры разрушил мощный электромагнитный импульс. Но кому бы пришло в голову произвести вскрытие?

Не стоит рассказывать, что произошло с остальными быками. Эль-Лимонсито был так деморализован, что доктору Гонсалесу почти не пришлось пускать в ход свой передатчик: из рук вон плохая работа окончательно погубила репутацию доселе знаменитого матадора. А Эль-Наранхито одержал блестящую победу над своими тремя быками и получил всего шесть ушей и три хвоста только потому, что больше ушей и хвостов у этих быков не оказалось. Его осыпали дождем цветов и любовных записок, и, когда он уходил с арены, полиции пришлось спасать его от почитателей.

Тем временем странная личность с транзистором подошла к сеньору Карраско. Они обменялись несколькими фразами, а потом человечек, сжимая в руке сложенный банковский чек, стал проталкиваться к выходу. Выбравшись, наконец, из толпы, он осторожно разогнул чек, взглянул на него - и его лицо вспыхнуло: нулей в проставленной сумме было на два меньше, чем они уславливались! Лицо человечка исказила зловещая гримаса.

Импресарио в эту минуту уже пробивался наружу в окружении поклонников, наперебой поздравлявших его с успехом Эль-Наранхито. Вдруг кто-то закричал: "Бык, бык вырвался!" - и началась паника. Почувствовав, что толпа вот-вот подомнет его под себя, сеньор Карраско попытался перепрыгнуть через загородку, но его сбили с ног. И как ни больно его топтали, он был в полном сознании в тот момент, когда ощутил на затылке обжигающее дыхание быка. Потом словно два ледяных стержня вошли в его спину - и больше он не почувствовал ничего, потому что бык пригвоздил его, как высушенную бабочку, к дощатой стене прохода.