"Девушка с холмов" - читать интересную книгу автора (Вильямс Чарльз)

Глава 8

Первый раз я увидел Джейка в середине января дождливым холодным вечером. Было около семи часов. Я сидел перед камином в глубине спальни, строгая ножом черенок для мотыги. Мне было немного грустно и одиноко. В этот момент около дома остановилась машина.

– Эй! – раздался окрик со двора. Я прошел по темной прихожей, прислушиваясь, и выглянул наружу. Под голыми деревьями примостился старый туристский «форд».

– Входи, – позвал я.

Он вошел и, улыбаясь, представился:

– Мое имя Хобард, Джейк Хобард, а вы – мистер Крейн.

– Да, мое имя Крейн, только я не мистер, а Боб Крейн.

Он рассмеялся, и я пододвинул ему стул, чтобы он мог сесть. Он был примерно моего возраста, может быть немного старше, но менее крупный, чем я. Движения его были быстрыми и решительными, и в глазах его читалась спокойная уверенность. За правой щекой он держал большой кусок жевательного табака. Усевшись на самый краешек стула, как птица, готовая взлететь, он протянул руки к огню и сплюнул коричневую слюну в золу.

Одет он был в новый комбинезон, старую кожаную куртку с заплатами на локтях и шапку с опускающимися ушами. Сейчас уши были опущены. В лице его была какая-то приятная простота, хотя у него был слишком большой нос и он давно, видно, не брился и зарос жесткой щетиной. У него были также длинные бачки, доходившие почти до ушей.

– Я слышал, ты собираешься заниматься здесь фермерством?

– Правильно.

– Здесь хорошая земля. На ней можно получать по полтора веса хлопка, по сравнению с тем, что посеешь.

Я, выжидая, кивнул. Я примерно догадывался, куда он клонит.

– Я заглядывал сюда пару раз, – продолжал он, потирая руки и снова протягивая их к огню.

– Ты живешь поблизости? – уточнил я.

Раньше я его никогда не видел.

– Нет, я из округа Грег. Просто навещал здесь знакомых – Харперсов, которые живут вон там, примерно в четырех милях от дороги.

Я закурил сигарету и терпеливо ждал. Он закурить отказался, указав, улыбаясь, на свою раздутую щеку.

– Я ищу землю, где бы я мог работать за половину урожая. Пару лет я, правда, не занимался обработкой земли. Я работал на коммунальной службе, главным образом на строительстве шоссе возле Минеолы. А потом крыл крышу на мельнице. Но это совсем не то, что снимать урожай. Я вижу, у тебя хороший дом для арендатора. Во всяком случае он будет хорошим, если его привести в порядок и вставить несколько оконных стекол. Кроме того, у тебя больше земли, чем ты в состоянии обработать один. Я подумал, что мы могли бы договориться.

Он замолчал и вопросительно посмотрел на меня.

– Мне нравится твоя идея. Арендатор мне нужен. Ты, наверное, занимался раньше сельским хозяйством?

– Всю свою жизнь, за исключением последних нескольких лет. Только дай мне пару хороших мулов. Никто не вспашет за один день больше земли, чем я.

– Думаю, мы можем заключить с тобой сделку.

– У тебя уже есть скотина? Какие у тебя мулы?

Я покачал головой;

– Еще не купил. Не было времени поискать. Да и не нужны они мне пока.

– Хорошо, – сказал он. – Если мы договоримся, я помогу тебе выбрать таких, каких нужно. Я знаю мулов, как самого себя. А нам понадобятся мулы с хорошими ослиными задатками. Ни один из них, мелких чертей, не перестает окончательно быть ослом.

– Хорошая мысль, – ответил я. Он резко поднялся:

– Я, пожалуй, двинусь. Вернусь завтра, и мы обо всем договоримся. А сейчас, пожалуй, лучше пойду, пока моя старуха там совсем не замерзла.

– Боже мой, у тебя там мать? Почему же ты не привел ее сюда?

– Нет, это моя жена, – рассмеялся он. – Я просто зову ее старушкой. Она постеснялась зайти, не зная тебя.

– Ну приведи ее сюда, я сварю кофе!

Он вышел, и я слышал, как он крикнул от двери:

– Эй, старушка, давай сюда!

Я принес из кухни кофейник и поставил его на тлевшие угли в очаге.

Она оказалась крупнее его. Крепкая женщина с черными вьющимися волосами и веселыми темными глазами. На ней было старое шерстяное платье и вязаные чулки. Сверху было надето пальто красноватого оттенка с меховым, потертым и потравленным молью, воротником. Можно было предположить, что со временем она располнеет, но ее это, по-видимому, не беспокоило. Ибо на ее лице было выражение доброты и покоя; в общем, это была здоровая женщина, которую любят. В ней чувствовалась также чистоплотность. Лицо ее порозовело от холода и, может быть, еще от смущения. Стоя в дверях, она смотрела то на меня, то на Джейка. И когда она переводила взгляд на мужа, я сгорал от зависти, таким был ее взгляд.

– Милая, это мистер Крейн. Мы, кажется, с ним сговоримся.

– Я очень рада познакомиться с вами, мистер Крейн, – проговорила она несколько смущенно, по-мужски протягивая мне руку.

– Мне очень жаль, что мы продержали вас столько времени на холоде.

– Ничего, – рассмеялась она успокоительно. – Я холода не очень боюсь. Да и входить я не хотела. Мужчины обычно, когда о чем-то договариваются, не любят присутствия женщин.

Я принес ей стул, налил кофе.

– Вы живете здесь совсем один, мистер Крейн? – Она села.

– Да. Кстати, меня зовут Боб. Давайте отбросим формальности.

Ее звали Хелен, однако муж никогда ее так не называл.

– Он просто зовет меня старушкой, – продолжила она, с гордостью улыбаясь Джейку. – А кто же вам готовит?

– Я сам, причем довольно плохо.

– Послушай, – вступил в разговор Джейк, – это тоже можно учесть при наших расчетах. Мужчине, когда он приходит вечером после работы, надо поесть хорошенько. Он слишком устает, чтобы заниматься готовкой.

– Да, я думал об этом, но пока не нашел решения. Но подожди, кажется, я придумал! Я передаю тебе половину земли, чтобы ты обрабатывал ее исполу, на обычных условиях. То есть я достаю орудия труда, семена, скот и так далее. А жить мы, все трое, будем в этом доме. Он достаточно большой. Здесь есть еще одна спальня. Хелен будет готовить на троих, и я буду оплачивать половину расходов на питание. Как вам это подходит? Она улыбнулась с энтузиазмом.

– Правда, неплохо звучит, и старушка умеет готовить. Вот погоди, увидишь! – сказал Джейк.

Но затем одна и та же мысль пришла им почти одновременно. Они слегка нахмурились и переглянулись.

– Право, я не знаю, – смущенно начал Джейк, – звучит эта идея прекрасно, но видишь ли…

– В чем же дело? – Я просто не мог представить себе, что на них нашло.

– Видишь ли, нам не очень хотелось бы жить с кем-нибудь в одном доме. Нет, мы не имеем ничего против тебя, Боб. Но мы вынуждены были жить первое время с родственниками, и нам это как-то не очень понравилось. Ты пойми, не в тебе дело! – Он посмотрел на меня очень серьезно.

Я начал понимать, что их беспокоит.

– Давно вы женаты?

– Около полугода, – сказала Хелен, покраснев.

– Ну, если хотите, мы можем уладить это следующим образом. Вы будете жить в доме напротив. А кухня и столовая будут у нас здесь. Это вам подходит?

Им это понравилось, и мы так и решили. Затем я нашел колоду карт, и мы играли в дурака до десяти часов вечера. Хелен сварила нам еще кофе. Это был первый по-настоящему хороший кофе, который я пил с тех пор, как поселился здесь.

На следующее утро они приехали рано, и мы сразу начали приводить в порядок дом через дорогу. Уже спустя два дня мы все сделали, и еще через неделю они переехали совсем.

На следующий день после их приезда я купил подержанную поперечную пилу, и мы с Джейком начали трудиться на земле. Мы работали с утра до позднего вечера. Когда же мы приходили в холодные сумерки домой, то вдыхали запах дыма – у Хелен уже был готов ужин.

Анджелину я встретил в феврале. Я отправился к Сэму с деталями плуга, чтобы попросить его наладить их для меня в своей кузнице. Я застал семью за разделкой свиной туши. Стоял ясный день с холодным северо-западным ветром. Сэм занимался разделкой туши на столе, за южной частью дома. Миссис Харли помогала ему, вырезая плоские полоски сала для того, чтобы растопить их. Рядом стояли две маленькие девочки с сопливыми носами, закутанные в тяжелые пальто. Когда я подошел, они отодвинулись и стали молча и испуганно меня разглядывать.

– Ты как раз вовремя. Здесь есть пара лишних ребер. Ты можешь их взять для своих.

Он уже видел Хобардов, к тому же Джейк оказался хорошим охотником на лис.

Я показал принесенные с собой детали плуга, и Сэм согласился их починить. Когда я собрался уходить, он подал мне ребра и сказал:

– Загляни в кухню. Там есть коричневая бумага, в которую их можно завернуть.

На кухне за столом сидела Анджелина и разрезала ножницами большой лист газеты. На ней было плотное синее шерстяное платье с длинными рукавами, большое и просторное, оно плохо на ней сидело. Но все равно, даже оно не могло скрыть ее фигуры. Ее светлые волосы были заплетены в две косы, завязанные на концах узенькими розовыми ленточками. На этот раз она не производила такого впечатления, что готова спровоцировать изнасилование. Но глаза ее были прежними. Она угрюмо посмотрела на меня и ничего не сказала.

– Привет, – произнес я.

– Привет.

– Сэм сказал, что здесь есть коричневая бумага.

– Вон там. – Она коротко кивнула на конец стола.

Я подошел и взял один лист. В кухне было тепло и чисто. Сосновые доски пола побелели от длительного мытья и скобления. Стоял запах варящейся в горшке на плите ботвы репы.

Слышалось тиканье часов в комнате и, время от времени, треск и шипение из очага. Я замешкался, довольный тем, что вошел сюда с холода.

И во мне вновь возникло необъяснимое желание заставить ее заговорить. Перед ней я почему-то терялся. А потом, она была девушкой. Когда тебе двадцать два года и ты четыре месяца живешь один, ее присутствие волнует, даже если она тебе не нравится.

Она совершенно игнорировала меня и продолжала работать ножницами.

– Что это ты вырезаешь?

Вряд ли это были просто полоски бумаги. Она резала по диагонали через столбцы, в разных направлениях.

– Не слишком ли ты взрослая, чтобы вырезать из бумаги кукол?

Подняв глаза, она взглянула на меня с ненавистью.

– Это выкройка.

– Выкройка чего?

– Блузки, которую я собираюсь сшить.

– А какого она будет цвета?

Меня очень мало интересовали платья и меньше всего – ее платья, но, странное дело, мне хотелось продолжать разговор.

– Не знаю.

– Ты научилась этому в школе?

– Чему научилась в школе? – спросила она, не глядя на меня.

– Как шить платья и все такое.

– Нет.

Я вышел и закрыл дверь. Разговорить ее было невозможно.