"Рандеву в Сан-Франциско" - читать интересную книгу автора (Вилье Жерар де)

Глава 4

Майор Фу-Чо отрыгнул, выплюнув рисовые зерна на стол и в тарелку своего визави.

Ловким жестом подцепив палочкой последнего лангуста, он обмакнул его в соус, обильно орошая скатерть. Приподняв миску с рисом, принялся сосредоточенно его поглощать, отправляя рисовые зерна в рот скрещенными палочками. Однако большая часть риса ускользала от него и приклеивалась на грязную скатерть. Это не мешало Фу-Чо сопровождать прием пищи довольным хрюканьем.

Майор проглотил бамбуковый росток, отхлебнул глоток чая, урча, как старый котел, положил на стол палочки. Его толстые губы были испачканы жиром.

Уже в течение двадцати лет проживая в Лос-Анджелесе, Фу-Чо продолжал есть на китайский манер.

Малко, наблюдая эту картину, испытывал отвращение. Он не снимал черные очки, которые позволяли ему сохранить аппетит.

Уже сам вид ресторана не внушал доверия: облупленный фасад деревянного сарая с грязной витриной на авеню Ла Бреа. Интерьер был под стать: около дюжины расшатанных столиков, покрытых бумажными скатертями, под неоновым освещением и таинственными рядами китайских иероглифов красного цвета на стенах. Дверь в кухню оставалась открытой, и то, что можно было увидеть, не вызывало аппетита.

Однако, по словам Фу-Чо, это был один из лучших китайских ресторанов в Лос-Анджелесе.

С набитым животом, Фу-Чо быстро мигал глазами, как сова.

Малко наблюдал за ним сквозь очки. В Лос-Анджелес его привела интуиция. На первый взгляд не было никакой связи между документом, о котором ему должен был рассказать Фу-Чо, и «эпидемией». Но Малко был убежден, что за всем этим стоит Китай (а Фу-Чо был китайцем).

Кроме того, он не знал, с чего начать расследование, касающееся собственно «эпидемии». Все поиски ФБР до сих пор результатов не принесли.

Если он увидит, что ошибся, у него всегда будет время признать, что адмирал Миллз оказался прав.

— Пойдемте ко мне, — предложил китаец, — там нам никто не будет мешать.

Малко не стал возражать. Он провел уже два часа с Фу-Чо, но пока не имел возможности вставить слово, чтобы сказать, что его привело. Когда говорят об азиатском терпении, то скорее речь идет об удивительном терпении людей, имеющих дело с азиатами...

Но Фу-Чо был важной птицей, поэтому адмирал советовал Малко не наседать на него.

— Он — персона грата самого Чан Кай-Ши и всего китайского лобби Вашингтона[7], связан со всем бизнесом Шанхая.

Официально майор Фу-Чо занимался торговлей жемчугом. Он был хозяином двадцати китайских работниц, нанизывающих разноцветные жемчужины восемь часов в день. Несмотря на то, что Фу-Чо в течение двадцати лет не носил форму, он был офицером китайской националистической армии, а именно — командующим на Западном побережье США «вторым ЦУ», то есть управлением контршпионажа маршала Чан Кай-Ши. В этом качестве он сотрудничал с ЦРУ и иногда с ФБР.

Он имел большую власть над азиатским населением Сан-Франциско, Лос-Анджелеса и Сан-Диего; время от времени выдавал подстрекателя ФБР, но в основном составлял таинственные доклады для своих прямых шефов в Формозе; жил зажиточно в большом доме, расположенном на холме над Голливудским бульваром. ЦРУ было известно, что он получает максимальную прибыль от своей синекуры и живет без проблем.

Злые языки утверждали, что Фу-Чо организовал агентурную сеть, которая просачивалась в коммунистический Китай через Гонконг или Кантон. Ни один из его агентов никогда не возвращался. К счастью, это были китайцы, и на Формозе считали, что все в порядке.

Малко думал об этом, следуя из ресторана за круглым силуэтом Фу-Чо. Китаец производил на него странное впечатление. Внешне он походил на жирный шар, его руки наводили на мысль о медузе, а ворот его сорочки скрывали шейные складки. Однако маленькие черные глазки светились умом. От всего его облика исходило впечатление энергичности, что расходилось с его репутацией.

Они прошли пешком сто метров и оказались перед выкрашенной в черный цвет лавкой, витрина которой играла разноцветным жемчугом.

Фу-Чо указал Малко на винтовую лестницу, ведущую на второй этаж. Поднявшись в комфортабельный кабинет Фу-Чо, они опустились в глубокие плетеные кресла. Малко не снимал очки. Он позволил себе начать беседу с бестактного вопроса:

— Отчего поседели ваши волосы, майор? Фу-Чо поморщился, его глаза заморгали еще быстрее, но улыбка оставалась приветливой:

— Я перенес очень сильное потрясение. Это было давно. Тогда я поседел за одну ночь...

Это случилось в Шанхае в 1938 году. Для Фу-Чо это потрясение едва не стало последним в его жизни. Армия Чан Кай-Ши захватила город[8]. Началось вылавливание всех коммунистов и милиции. Фу-Чо был арестован шанхайской полицией и приговорен к смерти.

Чтобы внушить сочувствующим коммунистам спасительный ужас, изобрели специфическую казнь: захваченных в плен бросали пачками в котлы локомотивов... Метод позволял казнить человека, не оставляя никаких следов, и поражал воображение.

Фу-Чо держался до тех пор, пока не увидел, как белый пар поднимается над люком, в который его собирались бросить два гиганта.

На каждой экзекуции присутствовал офицер Чан Кай-Ши. Фу-Чо, которому отчаяние придало храбрости, удалось подойти к офицеру. Он поклялся, что знает сеть коммунистических минеров и может навести полицейских на их след. Так он искупит свои заблуждения. Офицер мешкал, и глаза Фу-Чо застилал уже обжигающий пар, когда его отбросили от котла... В эту секунду он побелел.

Дальше дело пошло. Он привел специальный отряд в бедный квартал и указал на молодых людей; их было около двадцати. Всех арестовали. В тот же день они оказались в котле. Только Фу-Чо было известно, что ни один из них не был коммунистом. Все они были его однокашниками. Он оправдывал себя тем, что во время наводнений Янцзы погибало гораздо больше людей.

Чтобы выиграть время, он стал стукачом. Его подсаживали в камеру к другим заключенным, и он выуживал у них информацию. Для большей достоверности агенты Чана наносили ему небольшие телесные повреждения. Несмотря на эти издержки, Фу-Чо остался в живых. У него появилось много врагов в то время, но его рвение было оценено. Из жертвы он превратился в палача. У него оказался необыкновенный дар приспосабливаемости. Он брал на себя самую деликатную работу — беременных женщин, детей, стариков, раненых, — которая претила его коллегам; в конце кампании был уже младшим лейтенантом.

Оставаясь в разведывательных службах сначала в континентальном Китае, а затем на Формозе, он обратился с просьбой назначить его на работу за границу в тот день, когда ему на глаза попался список людей, за голову которых была назначена цена Пекинским правительством. Он занимал в этом списке почетное место, а его голова оценивалась в пять тысяч долларов...

Малко уже надоело ходить вокруг да около.

— Адмирал Миллз сказал мне, что вы располагаете секретным китайским документом, который не удалось перевести, — сказал он.

Фу-Чо развел пухлыми ручками и улыбнулся.

— О, ничего секретного. А что касается текста, то я его перевел. Он не содержит ничего интересного, и такому важному человеку, как вы, не стоило из-за этого приезжать.

— Я приехал не только из-за него, — сказал Малко. С минуту они молчали. Фу-Чо спокойно моргал глазами, но не двигался с места. Малко нарушил молчание.

— Все-таки мне было бы интересно взглянуть на эту писанину.

Фу-Чо поднялся с кресла и заковылял к столу. Он вынул из ящика папку и протянул ее Малко.

— Вот интересующий вас документ, — сказал он высоким голосом. — К сожалению, я сомневаюсь, что он может быть вам полезен...

Малко увидел бланк ФБР. На полях красной ручкой был указан номер Х-100, код, известный Малко. Это означало, что речь идет о событиях, произошедших в США и зарегистрированных агентом ФБР.

Сначала были записаны показания некоего Джеймса Бозана, сорока лет, торговца газетами, проживающего в Сан-Франциско, на Фостер-авеню, 2549.

«Я спускался по лестнице четырехэтажного дома 3403 по Фостер-авеню, внезапно споткнулся. Я только что получил от одного клиента пятьдесят центов мелкой монетой, деньги выпали и посыпались на ступеньки. Когда я подобрал монеты, я заметил, что одна никелевая монета разломилась пополам. Я взял обе половинки и обнаружил на одной из них кусок микропленки со странными буквами. Так как я часто хожу в кино, то сразу понял, в чем дело. Я тотчас же позвонил в ФБР и передал монету. Больше мне ничего не известно».

Показания были датированы 13 июля 1968 года.

Малко прочитал второй документ, отчет ФБР Сан-Франциско. Микропленка содержала китайские иероглифы. Документ был передан на расшифровку, а ФБР пыталось обнаружить происхождение монеты.

Безрезультатно. Были опрошены все жильцы дома 3403 по Фостер-авеню, изучено их прошлое. После шестимесячной работы ФБР ни на шаг не продвинулось. Монета была самой банальной, проследить ее хождение не представлялось возможным. Половинки монеты плотно соединялись и трюкачество становилось не заметным. Если бы продавец газет на споткнулся на лестнице, то на эту монету и сегодня бы покупали газеты. По мнению ФБР, монета стала циркулировать случайно, но где и когда — установить невозможно. Монета, толщиной два миллиметра и диаметром двенадцать миллиметров с полостью внутри, была выполнена безупречно.

В течение шести месяцев лучшие шифровальщики ЦРУ и ФБР безрезультатно пытались прочитать текст. Поскольку люди оказались бессильны, обратились к машинам. В ЦРУ был компьютер, способный перевести выражение «Унесенные ветром» на русский язык за четыре минуты. Но в данном случае эта чудо-машина изрыгала километры магнитной ленты без всякого смысла. Таким образом, код остался неразгаданным.

И, наконец, на всякий случай документ был передан Фу-Чо. Согласно его расшифровке, речь шла об опознавательных знаках одного из тайных обществ — «Белого Лотоса», — которых было множество в китайской среде. Кроме того, Фу-Чо предполагал, что монета могла быть завезена из Сингапура или Гонконга. Зная упрямое желание китайца не потерять свое лицо, американцы вежливо поблагодарили, считая, что Фу-Чо элегантно замаскировал свое бессилие в расшифровке текста, который продолжал свое путешествие по официальным службам.

Малко принялся рассматривать факсимиле микропленки.

Буквы были расположены весьма необычным образом. Цифра пятьдесят шесть соответствовала квадрату, а четырнадцать — его сторонам. В каждом углу квадрата размещались разные идеограммы. Внутри квадрата помещался восьмиугольник из идеограмм. И, наконец, посередине одна-единственная идеограмма в ромбике.

Пока Малко знакомился с документами, майор Фу-Чо не проронил ни слова. Когда Малко закончил чтение, майор рассмеялся и сказал надтреснутым голосом:

— Вы видите, что все это несерьезно.

Малко наивно спросил:

— Не кажется ли вам, майор, что это слишком сложный способ передачи опознавательного знака?

Фу-Чо развел толстыми руками.

— Китайцы часто бывают сложными и инфантильными одновременно. Члены почтенного общества «Белый Лотос» обменивались секретной корреспонденцией о звездах, принимая чрезвычайные предосторожности...

— Понятно, — сказал Малко.

Сквозь черные очки он внимательно следил за китайцем. Фу-Чо чувствовал себя неуютно от вопросов собеседника; над его верхней губой выступили капли пота. Малко решил продолжать.

— Мне показалось, что вы ушли от вопроса, — улыбнулся он. — Вы можете поручиться за верность своего перевода?

— Абсолютно.

Ответ прозвучал как выстрел. Фу-Чо даже не успел моргнуть.

Малко чувствовал напряженность китайца. Он сделал вид, что меняет тему разговора.

— Есть ли коммунистические ячейки среди желтого населения Западного побережья? — спросил он.

Фу-Чо взглянул на Малко, как на сатану, и сказал:

— Я этого не знаю. У меня есть информаторы во всех классах китайского общества, от проституток до самых богатых семей Сан-Франциско. Разумеется, среди них есть сочувствующие коммунистам, но они не опасны, так как у них нет организации. Если бы кого-нибудь из них привлекал новый режим, они без труда могли бы отправиться первым пароходом в Гонконг. ФБР внимательно за этим следит и регистрирует всех опасных или подозрительных индивидов.

Малко терпеливо слушал.

— Разве в Пекине нет секретных служб?

Фу-Чо стало жарко. Он понизил голос:

— Есть, конечно. Она называется... Блошиной Связью.

Он произнес название так быстро, что Малко не понял и попросил его повторить.

Малко снял очки и проницательно посмотрел в маленькие черные глазки китайца. Смутившись, Фу-Чо заерзал в своем кресле. Малко снова сменил тему разговора.

— Вы не будете возражать, если я возьму этот документ?

Фу-Чо охотно согласился.

— Возьмите всю папку, меньше будет хлама.

Малко поднялся и протянул ему руку. Он снова испытал ощущение, что держит в правой руке желтую медузу. Он задал последний вопрос:

— Адмирал Миллз сказал мне, что некий Джек Линкс тоже занимался этим текстом. Он работал на вас, не так ли?

Майор покачал головой. Выражение его лица было обиженным.

— Американцы верят только в свои силы, — обронил он. — Не удовлетворившись моим переводом, ЦРУ попросило Джека Линкса, с которым я, впрочем, был знаком, извлечь дополнительную информацию из текста.

— И он, конечно, не смог?

Фу-Чо искренне удивился.

— Как, разве Миллз не сказал вам? Бедняга Джек умер. Остановка сердца. Он переутомился. Глупая смерть.

— Умереть вообще глупо, — заключил Малко.

С этими словами он ушел. Майор его не провожал. Наедине со своими мыслями Малко вышел под знойное калифорнийское солнце, сел в машину, взятую им напрокат, и, следуя по Сансет-Бульвару, направился в сторону Хэрбор Фривей и аэропорта. Он был задумчив. Работа в спецслужбе научила его не доверять совпадениям. Итак, после того, как декриптологи ЦРУ потерпели фиаско, кто-то вспомнил о существовании Джека Линкса, прожившего в Китае сорок лет своей жизни, знавшего многие редкие диалекты. Смерть этого эксперта была весьма кстати. Разумеется, все это не имело никакого отношения к «коммунистической эпидемии». Адмирал был бы взбешен, узнав, что Малко напрасно теряет время.

Малко доверял своей интуиции. Все было туманно и расплывчато, но вполне достаточно для того, чтобы завести его. В Сан-Франциско свирепствует «эпидемия», Джек Линкс живет в этом городе, там же найдена забавная монета... Слишком много совпадений...

В сущности, почему бы Фу-Чо не обратиться к своему приятелю с закодированным документом?

Продолжая ехать по Фривею с благоразумной скоростью шестьдесят пять миль, Малко принял решение ознакомиться с обстоятельствами смерти Джека Линкса.

Сидя в «Боинге-727», взявшем курс на Сан-Франциско, Малко предался более приятным мыслям. В аэропорту его должна ждать Лили. Поскольку он мог начать расследование только завтра, совесть его была чиста.

Таитянка не сказала ни слова, когда он поднял ее с постели в восемь часов утра. Самолет приземлился в восемь часов двадцать семь минут. Малко быстро шагал по бесконечно длинному коридору. Лили терпеливо ждала в красном «мустанге». Она нежно поцеловала его и спросила:

— Ты устал? Я сделаю тебе массаж, как делают рыбакам на Таити.

Она была в китайском платье и объяснила Малко, что взяла его с собой, чтобы не ехать за ним домой.

— А дед ничего не говорит тебе?

— Нет, я сказала ему, что познакомилась с приятным и богатым человеком. Он очень обрадовался. Он только попросил меня не делать сразу ребенка...

— Разумеется.

Они ужинали в маленьком китайском ресторане на Мэзон-стрит. Малко находил Лили очаровательной. Она смотрела на него обеспокоенно.

— Ты устал, — повторила она. — В дискотеку не пойдем, я сделаю тебе массаж.

Он подчинился. Придя в отель, она заставила Малко раздеться, и он голый лег на живот. Лили сняла платье, но оставила трусики и бюстгальтер. Пока ее пальцы разминали спину Малко, он думал о странной смерти Джека Линкса. Надежды найти причину было немного, но у Малко на сегодняшний день другого следа не было.

Внезапно его мысли были прерваны. Массаж Лили закончился тем, что она гладила его по спине сосками грудей... С этой минуты Малко умер для ЦРУ.

Он уснул пресыщенный и утомленный, обнимая крепкое и теплое тело Лили.

Открыв глаза, он не увидел Лили. Она исчезла. Часы показывали девять. На столе он нашел записку на французском:

«Выспись хорошо. Я не хочу тебе навязываться. Если хочешь, позвони мне на работу. Лили».

Малко не мог опомниться от такой деликатности. Или это было женское коварство? Он начинал привыкать к золотистой коже Лили и ее нежности.

Если бы не все эти истории...