"Охота на человека в Перу" - читать интересную книгу автора (Вилье Жерар де)

Глава 3

Выцветшие желто-белые флаги, вывешенные еще к приезду папы, слабо колыхались под теплым ветерком; это было единственное, что оживляло угрюмую авеню Элмер Фаусетт. Из окна дребезжащего такси Малко смотрел на проносившиеся мимо грязные трущобы, где кипела бурная жизнь, перемежающиеся время от времени кварталами побогаче, напоминавшими убогие американские предместья с их домишками из разноцветного кирпича.

Такси резко затормозило: дорогу перегородила возбужденная толпа. Потрясая кулаками, люди выкрикивали лозунги вперемешку с ругательствами. Водитель обернулся к Малко:

— Lahuelga!

Забастовка. Похоже, вся страна бастовала. Малко с тоской вспомнил уютный салон «Боинга» компании «Эр-Франс», доставившего его сюда из Европы. Когда согласно своей легенде он улетал из Вашингтона в Париж, ЦРУ заказало ему билет на рейс американской авиакомпании, название которой он предпочел тут же забыть: поглощая несъедобный, практически неразмороженный обед, он горько пожалел о полете в Вашингтон на «Эр-Франс». В довершение всего ему пришлось два часа томиться в аэропорту в ожидании вылета. Но теперь даже такие рудименты цивилизации остались позади. Между Мартиникой и Боготой он внимательно прочел полученное от ЦРУ досье, после чего новое задание показалось ему еще более невыполнимым.

Как преуспеть там, где потерпели неудачу все перуанские спецслужбы? Разумеется, кое-какие козыри Рон Фицпатрик ему дал. Но проект захвата Мануэля Гусмана теперь более чем когда-либо казался ему чистой фантастикой. Если в течение четырех лет руководителю «Сендеро Луминосо» удавалось ускользнуть от своры, преследовавшей его по пятам, то как разыщет Гусмана он, Малко, иностранец, чужой в Перу?

Такси приближалось к центру; движение стало оживленнее. Вдоль проспекта тянулись массивные серые здания. Лима была огромным городом — здесь жила треть населения страны.

В облаке сизого дыма их обогнал переполненный автобус, словно только что выдержавший гонки со столкновениями: весь во вмятинах, с разбитыми стеклами, без задних фар. На обочине босоногий мальчишка продавал абсолютно лысые шины...

Они свернули на авеню Венесуэлы и ехали теперь вдоль ряда полуразвалившихся домов постройки конца прошлого века. Зияли пустые окна, кое-где наспех заколоченные досками. Время от времени натянутая между двух обломков стены веревка с бельем напоминала о том, что жизнь продолжается... Казалось, центр Лимы давным-давно подвергся бомбардировке, и с тех пор никто и не взял на себя труд загладить нанесенный городу урон... Однако тротуаров не было видно под плотной толпой бродячих торговцев, которые кричали, зазывали, толкали друг друга, выплескивались на мостовую, смешиваясь с бесконечными вереницами людей, покорно ожидавших автобусов. Жара была удушающая. Малко с трудом вдыхал смесь керосина, выхлопных газов и нечистот. В конце проспекта показалась серая громада «Шератона» — единственного современного здания, возвышающегося над угрюмыми развалинами. Обгоняя изъеденные ржавчиной легковые машины и дребезжащие грузовики, такси въехало в некое подобие траншеи с бетонными стенами, носившее пышное название «Виа Экспрессо». Стены, перила мостов, даже асфальт — все было испещрено бесчисленными надписями: разгар избирательной кампании...

И вдруг, выехав из туннеля, они словно оказались в ином мире: кокетливые новенькие бунгало, чистые магазинчики, даже деревья. Водитель обернулся к Малко и произнес с явным облегчением:

— Esta Miraflores.

Квартал напоминал маленький уютный городок где-нибудь в Калифорнии. Казалось, Лима осталась в тысяче километров позади. Здесь царили чистота и порядок. Здания банков сверкали стеклом и металлом. Прямо напротив отеля «Эль Кондадо» старый индеец наигрывал одновременно на флейте и тамбурине медленную и печальную мелодию «ярави»[10], а смуглый мальчишка с привязанными к ногам бубенчиками подпрыгивал, звеня в такт музыке. Оба были тощие, босоногие, в лохмотьях, с пустыми глазами. Малко бросил старику доллар, и флейта отблагодарила его высоким чистым звуком.

В уютном холле «Эль Кондадо» мягко урчал кондиционер. При виде иностранца портье принялся с усердием отгонять от входа жалких пришельцев из другого мира: такие вещи перуанцы неохотно показывали гостям. «Чулос» в их глазах не заслуживали права называться людьми...

Едва Малко успел заполнить карточку, как чей-то голос за его спиной негромко спросил по-испански:

— Простите, кабальеро, не вы ли сеньор Линге?

Малко вздрогнул. Никто не должен был знать о том, что он в Лиме. Обернувшись, он увидел темные очки, мощную волосатую грудь под расстегнутой рубашкой, кожаный пояс, готовый лопнуть под напором внушительного брюшка, и два ослепительных ряда золотых и стальных зубов. Обратившийся к нему человек походил на чемпиона по японской борьбе...

— Si, — ответил он. — Это я.

Мужчина наклонился к его уху.

— Генерал ждет вас, сеньор. Машина здесь, на улице. Черный «мерседес».

Он тут же повернулся и быстро направился к выходу. Только через несколько секунд до Малко дошло, что это был посланец перуанского друга Рона Фицпатрика, генерала Сан-Мартина. Теперь он не успеет даже принять душ...

Белая вилла, обнесенная каменной стеной, возвышалась в конце авеню Прадо; небольшая асфальтовая площадка отделяла ее от Тихого океана, едва различимого в густом тумане. Водитель черного «мерседеса» коротко просигналил, и решетчатые ворота распахнулись. На безукоризненно подстриженной лужайке Малко заметил трех человек, вооруженных пистолетами-пулеметами и винтовками и опоясанных патронташами. Все окна первого этажа были забраны частой решеткой и затянуты изнутри плотными шторами. Судя по всему, генерал Хосе Сан-Мартин, больше известный как «Пепе», был человеком осторожным.

Малко пересек лужайку и поднялся по ступенькам крыльца. Окованная железом дверь распахнулась, и на пороге возникло поистине ослепительное создание: юная девушка с огненным взглядом карих глаз, представлявшим разительный контраст с еще почти детскими чертами лица. Пухлый рот был тщательно накрашен, носик задорно вздернут. Притворно скромный белый лифчик обтягивал потрясающую грудь, просвечивая сквозь почти прозрачную белую блузку. Роста она была маленького, но этот недостаток скрадывали высоченные каблуки ее туфель-лодочек, тоже белых. Прелестная танагрская статуэтка, дышащая наивной чувственностью... Она устремила на Малко вызывающе дерзкий взгляд испорченного ребенка.

— Сеньор Линге? Я Катя[11], дочь генерала Сан-Мартина. Отец просит его извинить, через несколько минут он будет к вашим услугам. Заходите, прошу вас.

Она повернулась на каблуках, продемонстрировав Малко осиную талию и невероятно крутые бедра, подчеркнутые предельно узкой юбкой.

От их плавного покачивания у него закружилась голова. Девчонка не могла не понимать, какое впечатление она производила. Пройдя в кабинет, она уселась на стул, скрестив восхитительные ножки, отчего юбка еще туже обтянула бедра. У Малко пересохло во рту. Рядом с этим существом Лолита показалась бы святой невинностью... Катя смерила его взглядом своих полных огня глаз и спросила голоском, услышав который, и прелат свернул бы с пути праведного:

— Вы приехали из Европы? Как бы мне хотелось там побывать...

— Нет ничего проще, — заметил Малко.

Она вздохнула, отчего едва не отлетели пуговки на блузке.

— О, для нас, перуанцев, вес непросто. К тому же, мой отец считает, что я еще слишком молода.

— Вот как? — недоверчиво улыбнулся Малко.

— Мне только семнадцать.

Прокомментировать это сообщение Малко не успел. На письменном столе зажглась красная лампочка. Катя поднялась, юбка вновь прикрыла загорелые ножки.

— Отец приехал. Hasta luego[12].

Он поднялся вслед за ней по деревянной лестнице. На верхней ступеньке она обернулась и проговорила медовым голосом:

— Если вам что-нибудь понадобится... я всегда к вашим услугам.

Ее губы почти коснулись лица Малко, недвусмысленно приоткрывшись. Затем она посторонилась, пропуская его в комнату.

Генерал Пепе Сан-Мартин был ростом не выше своей дочери, лысый, с маленькими ухоженными руками и седыми усами. Смеющиеся глаза лучились умом. Он крепко пожал руку Малко.

— Bienvenido[13], senor. Bienvenido... Наш общий друг говорил мне о вас много хорошего.

На камине возвышался огромный бронзовый бюст генерала Сан-Мартина; на металле были тщательно выгравированы многочисленные награды. Где, черт возьми, он их заслужил, подумалось Малко, если последняя война с Чили закончилась больше века назад?

Должно быть, в Перу боевые ордена передавались по наследству...

Генерал усадил Малко на низкий диванчик, обитый красной кожей, перед круглым лакированным столиком, инкрустированным полудрагоценными камнями. «Работа Клода Даля», — отметил про себя Малко.

Рядом с бюстом красовался лазерный стереопроигрыватель «Акай» с дистанционным управлением. Решительно, вилла генерала была островком комфорта в этом нищем, грязном городе.

Обольстительная Катя приоткрыла дверь и поставила на столик поднос с напитками, бросив на Малко взгляд, от которого едва не расплавился его альпаковый пиджак.

— Вы приехали как раз вовремя, — начал генерал Сан-Мартин, — положение очень серьезное.

— Вот как? — отозвался Малко.

— Да, да, — кивнул перуанец. — Я получил тревожную информацию. «Сендеро Луминосо» приняла решение убить одного из кандидатов в президенты до предстоящих выборов...

— Зачем?

— Все очень просто, — объяснил генерал. — Они хотят устранить Алана Гарсия, кандидата от умеренного блока. Если им это удастся, у кандидата левых, Баррантеса, будут все шансы пройти. А армия о нем и слышать не желает. Тут же произойдет государственный переворот. «Сендеро Луминосо» воспользуется хаосом, чтобы окончательно развалить страну. Народ поддержит их, потому что люди не хотят прихода к власти военных...

— Но, — изумился Малко, — неужели вы не предупредили другие спецслужбы?

Генерал Сан-Мартин с невеселой улыбкой покачал головой.

— Предупредил, конечно. Они мне не верят. Прячут голову в песок, как страусы. Им кажется, что «Сендеро Луминосо» не способна на подобную акцию. А между тем, я убежден, что Мануэль Гусман сейчас находится в Лиме именно для того, чтобы организовать это покушение.

Наступила пауза. Перед глазами Малко все еще стояли восхитительные формы юной Кати. Наконец, решительно тряхнув головой, он спросил:

— Что могу сделать я?

— То, что вам сказал сеньор Фицпатрик. Я в отставке и не располагаю ни кредитами, ни людьми. Помочь я вам могу только информацией. Думаю, вам следует связаться еще кое с кем.

— Это предусмотрено, — осторожно ответил Малко.

Генерал Сан-Мартин понимающе улыбнулся.

— Я вовсе не собираюсь допытываться, с кем вы будете работать. Секретность — необходимое условие в нашем деле. Но я хотел бы, чтобы вы держали меня в курсе.

— Естественно, — кивнул Малко.

Перуанец уселся за письменный стол и взял ручку.

— Я свяжу вас с надежным человеком. Отчаянная девушка. Ее зовут Лаура, она племянница моего близкого друга, полковника жандармерии. Ей удалось достаточно глубоко внедриться в «Сендеро Луминосо». Вчера она сообщила мне, что у нее есть для меня важные сведения. Обычно я посылаю к ней одного из моих друзей. Вместо него пойдете вы.

Он встал из-за стола и протянул Малко листок бумаги.

— Позвоните ей сегодня вечером. Скажете просто, что вы от Пепе. Она сама назначит вам встречу.

— Как мы узнаем друг друга?

Генерал Сан-Мартин выдвинул ящик и достал оттуда фотографию.

— Вот, возьмите. Когда узнаете ее, скажите, как и по телефону, что вы от Пепе. Чтобы она убедилась, что вы именно тот человек, который ей звонил, держите в левой руке свернутую газету «Република». Это наш обычный опознавательный знак.

Малко спрятал листок и фотокарточку в карман пиджака.

— Генерал, — спросил он, — а вы действительно уверены, что Гусман сейчас в Лиме?

Глаза перуанца сверкнули.

— Только я один в это верю, — просто ответил он. — Я да еще наш друг Фицпатрик. Доказательств у меня нет, но слишком многое сходится. Если мы его найдем, то сможем обезглавить эту гидру.

Он проводил Малко до дверей и сказал на прощание:

— Будьте очень осторожны. Никому здесь нельзя полностью доверять.

Появилась Катя, сияя неотразимой улыбкой. Чувственность исходила волнами от этой девицы, похожей на картинку из комикса. Белый лифчик, казалось бы, признак девичьей стыдливости, лишь привлекал внимание к ее изумительной груди. Бросая на Малко через плечо пламенные взгляды, она с почти садистским удовольствием покачивала перед ним своими скульптурными бедрами до самой входной двери.

— До свидания, сеньор...

— Просто Малко, — улыбнулся он. Ухищрения девчонки позабавили его, но и несколько уязвили. — Я остановился в «Эль Кондадо». Если вы согласны быть моим гидом в Лиме...

Катя скромно потупила глазки.

— В нашей стране, сеньор, девушки не бросаются мужчинам на шею.

Судя по ее повадке, она скорее бросилась бы ниже... Вот стервочка! Слегка разочарованный Малко сел в ожидавший его черный «мерседес». По дороге в отель он обдумывал дальнейшие шаги.

Выполняя это задание, он не должен был раскрывать свое инкогнито никому, кроме людей, указанных ему Фицпатриком. Оперативный отдел ЦРУ разработал достаточно надежную легенду «социолога», снабдив его, помимо всевозможных удостоверений и аккредитаций, несколькими вырезками из австрийских газет за его подписью. Это были сухие научные исследования об интеграции мусульманских меньшинств в Западной Германии, большая статья о банде Баадера, в которой проскальзывало сочувственное отношение к террористам, и несколько заметок о Латинской Америке.

Чистая работа, не подкопаешься.

Во всяком случае, хотелось на это надеяться.

Поднявшись в свой номер, он рассмотрел фотографию осведомительницы генерала Сан-Мартина. Не слишком привлекательная толстушка с крупным носом, выдававшим примесь индейской крови, глубоко посаженными глазами и тяжелым подбородком.

Он снял трубку телефона и набрал номер. Долгие гудки.

Он набрал еще раз, и опять безрезультатно. Надо было действовать пока в другом направлении. Он решил отправиться на поиски «человека ЦРУ», журналиста Фелипе Манчаи. «Очень полезный парень», — сказал о нем ирландец. Именно он лично знал основателя «Сендеро Луминосо» Мануэля Гусмана.

— Фелипе? В конце коридора. Третья дверь направо.

Провожаемый удивленным взглядом молодого журналиста, Малко двинулся по заплеванному коридору. Здание на улице Камана, на четвертом этаже которого помещалась редакция журнала «Карретас», явно знавало лучшие дни. Один из лифтов был сломан; мигающие желтоватые лампочки едва освещали коридоры. Кондиционеров не было. В крошечных кабинетах теснились, переругиваясь, журналисты; тот, кому удавалось занять хотя бы краешек стола, считал себя счастливчиком. Непрерывно звонили телефоны. Малко постучал в указанную дверь.

Ответа не последовало.

Он повернул ручку, и дверь открылась. Малко так и застыл на пороге.

За старым письменным столом сидел человек, обхватив голову руками и уткнувшись лицом в ворох бумаг. Он спал. Несмотря на открытое окно, жара в кабинете была невыносимая. Да еще запах... Спящий был так неподвижен, что Малко испугался, не мертвец ли перед ним. Он подошел и легонько потряс его за плечо. Тот проворчал что-то, не просыпаясь. Малко потряс его сильнее. Человек вздрогнул, резко выпрямился и открыл глаза.

— Какого черта?

Малко увидел мутный взгляд за толстыми стеклами очков, гнилые зубы и невольно отпрянул: изо рта журналиста разило неразбавленным виски самого скверного качества. Хозяин кабинета с трудом принял вертикальное положение. Легкая куртка с короткими рукавами обтягивала его тощую фигуру, из карманов торчали ручки и карандаши.

Ему было лет шестьдесят, если не все сто. На грубом, словно вырубленном топором морщинистом лице выделялся мясистый красный нос.

Старик растерянно моргал, пытаясь понять, кто посмел его разбудить. Занесенный для удара кулак медленно опустился.

— Фелипе Манчаи? — спросил Малко.

— Si, si, — пробормотал журналист.

— Я к вам от ирландца.

Потребовалось добрых десять секунд, чтобы его слова дошли до затуманенного алкоголем сознания. Наконец старый журналист просиял и в лучших испанских традициях прижал Малко к груди.

— Какой сюрприз! Какой приятный сюрприз! Идемте, выпьем по этому случаю. Такая жара, черт ее возьми, меня сморило...

Малко не видел особой необходимости пить, но отказаться было трудно... Пока они шли по коридору, Фелипе Манчаи успели окликнуть трое его коллег — один требовал отдать долг, другой — представить статью, обещанную три дня назад, третий — вернуть кассету с порнофильмом. Журналист остановился перед сидевшим у входа коренастым вахтером и протянул руку.

— Мою пушку!

Тот со вздохом порылся в ящике своего столика и вытащил маленький «таурус» 38 калибра с коротким стволом. Фелипе Манчаи засунул его за пояс, заговорщицки подмигнув Малко.

— Не выйду же я с голыми руками.

В лифте Малко спросил его:

— Зачем вы носите оружие?

Фелипе Манчаи посмотрел на него, как на идиота.

— У нас все вооружены. Журналист в Лиме — опасная профессия. Меня уже несколько раз пытались ухлопать — кое-кому мои статьи не нравились. У вахтера тоже была пушка, только ее у него украли. А он живет в «Пуэбло Ховен» и боится возвращаться домой вечером, вот я ему и одолжил свою...

Асфальт на улице плавился от жары. Оборванные менялы тут же облепили их, как мухи, предлагая купить доллары. Фелипе Манчаи беззлобно обругал их, и они тут же испарились. В соседнем кафе было пусто.

— Два писко, — заказал Фелипе Манчаи, даже не спросив согласия Малко.

Он уже окончательно проснулся после своей «сиесты», только руки слегка дрожали. Болезнь Паркинсона или хронический алкоголизм. Малко осторожно пригубил писко — немного напоминало ром. Судя по всему, коварный напиток. Фелипе Манчаи выпил свою порцию залпом — видимо, чтобы промыть горло от виски, — и, покосившись на Малко, тут же заказал еще.

— К писко надо привыкнуть, — доверительно сообщил он, когда принесли вторую рюмку. — Местная отрава. Будьте осторожны, они иногда подмешивают в него всякую дрянь для крепости, тогда это действительно может свалить с ног...

У Малко и чистое писко не вызывало особого доверия. Им принесли кусочки рыбы, политые лимонным соком. Фелипе с жадностью набросился на закуску. Большой вентилятор под потолком создавал относительную прохладу. Прожевав очередной кусок, Фелипе спросил, понизив голос:

— Вы приехали из-за Гусмана?

— Да, — кивнул Малко.

Журналист лихо опрокинул вторую рюмку и приосанился; его щербатый рот растянулся в хитрой улыбке.

— Все здесь думают, что я старый пьяница, конченый человек... А ведь я в деле уже сорок лет. Гусман! Да я знал его, когда еще никто о нем и слыхом не слыхал. Я приходил к нему поболтать, когда покупал «пасту»[14] в Аякучо. Я свободно говорю на кечуа, не то что нынешние желторотые юнцы. Они и кастильский диалект едва понимают, а что они смыслят в этой стране? Да, «сендерос», настоящих, тех, что основали «Сендеро Луминосо», — я их знаю всех.

Малко прервал его разглагольствования.

— Это правда, что несколько месяцев назад вы виделись с Гусманом?

— Еще бы, — гордо кивнул журналист. — Он сам меня об этом попросил.

— Зачем?

— Он хотел передать мне политический манифест. Я сделал из него сногсшибательную статью для «Карретас».

— Где вы встречались?

— В одном парке в Сан-Исидро, рядом с полем для гольфа. Совсем ненадолго, четверть часа, не больше. Прощаясь, он обнял меня.

Старик чуть не прослезился при этом воспоминании.

— Вы уверены, что это был именно он?

— Конечно!

— Вы знаете, где он сейчас скрывается? В Лиме?

Глаза Фелипе Манчаи вдруг снова стали мутными. Он отрицательно покачал головой и заказал третью рюмку писко.

— Никто не знает, где он, и это к лучшему. В «Диркоте» меня изрезали бы на кусочки, если бы только заподозрили, что мне известно, где его найти. Не думаю, что он еще в Лиме.

Он икнул, помолчал несколько секунд и спросил:

— Кстати, ирландец дал вам мои две тысячи долларов?

— Какие две тысячи долларов?

Фелипе Манчаи тут же напустил на себя важный вид.

— А, ладно, — небрежно обронил он, — забыл, наверное.

Он решительно взглянул на часы и жестом подозвал официанта.

— У меня работа, — заявил он, — надо кончить статью. Приходится вкалывать, жизнь-то все дорожает.

Малко уже открыл бумажник под жадными взглядами оборванцев, сидевших у входа в кафе. Он отсчитал пять стодолларовых банкнот и протянул их Фелипе.

— Вот, — сказал он, — с ирландцем я сам все улажу. Остальное дам вам завтра.

— Да что вы, ни в коем случае, — с достоинством запротестовал журналист, однако деньги тотчас исчезли в его кармане. — Я не хочу быть у вас в долгу, с какой стати...

— Так на чем мы остановились? — прервал его Малко. — Вы видели Гусмана здесь, в Лиме, три месяца назад; А потом?

Фелипе Манчаи глотнул писко, чтобы отпраздновать получение пятисот долларов.

— Потом — ничего, — вздохнул он. — Меня раз шесть вызывали в «Диркоте» и в жандармерию. Прослушивали мой телефон, следили за мной. Ничего не разнюхали, устроили мне нахлобучку и отпустили на все четыре стороны.

— Гусман больше не объявлялся?

— Нет. Будь он в Лиме, он связался бы со мной.

Итак, след обрывался... Фелипе Манчаи вытер вспотевший затылок большим платком сомнительной чистоты. Он снова начал клевать носом. Малко твердо решил вытянуть из него еще хоть что-нибудь, прежде чем тот уснет.

— Вы знаете некую Монику Перес?

Журналист встрепенулся.

— А как же! Моя приятельница.

— Говорят, она разделяет политические взгляды «Сендеро Луминосо»...

Фелипе Манчаи поморщился.

— Разделяет — слишком сильно сказано. Она славная девчонка, но немного шалая. Помешана на революционерах. Написала много статей о «сендерос» и превозносит их до небес. Не будь она наполовину перуанка, ее бы давно вышибли из страны. Спецслужбы имеют на нее зуб...

— Как вы думаете, она связана с сендеровцами?

Фелипе Манчаи склонил голову набок.

— Все может быть. Но она много болтает. Фантазерка... Уверяет, что регулярно получает от них сводки. Что до меня, я в это не очень верю.

В голосе его ясно слышались ревнивые нотки. Усталость уже давила на веки Малко. Жара, пыль плюс разница во времени... Он был сыт по горло бреднями старого пьяницы.

— Ладно, — сказал он. — Попытаюсь связаться с этой Моникой Перес.

Он достал из кармана деньги, чтобы расплатиться. Жестом, полным достоинства, Фелипе Манчаи удержал его руку, негромко икнул и сказал:

— Если она вам нужна, приходите ко мне обедать сегодня вечером.