"Возлюбленная из Ричмонд-Хилл" - читать интересную книгу автора (Холт Виктория)

ПРИНЦ ПЕРЕД ДИЛЕММОЙ

От большой потери крови и сильного нервного напряжения принц очень ослабел, и Кит рекомендовал ему немного отдохнуть. Тем более что и Марии слишком скорое выздоровление Его Высочества показалось бы подозрительным.

– Несколько дней, проведенных в деревне, – сказал Кит, – помогут вам окончательно прийти в себя.

«И я увижу Марию!» – подумал принц. Саутгемптон предложил:

– Ваше Высочество, не угодно ли вам отправиться на эти несколько дней в мое поместье?

– Что ж, почему бы мне и вправду не поехать к вам, Саутгемптон? – откликнулся принц.

– Мы гарантируем Вашему Высочеству свежий воздух и прекрасный уход. А через несколько дней…

– Мария! – прошептал принц.

И вот бледный и действительно слегка ослабевший принц отправился за город в сопровождении Саутгемптона, Онслоу и некоторых других придворных. Трясясь в карете, принц строил планы. Как только он полностью придет в себя – а случится это уже через несколько дней, ибо молодость и крепкое здоровье возьмут свое, тем более что на самом-то деле ничего страшного с ним не стряслось, просто он переволновался и потерял чуть больше крови, чем при обычном кровопускании, – он соединится с Марией.

Она переедет в Карлтон-хаус. Он не собирается устраивать маленькое любовное гнездышко, подобное квартирке на Корк-стрит, в которой он поселил когда-то Пердиту. Нет, с Марией они будут жить открыто, не таясь. А если король станет возражать – к черту короля!

Через несколько дней они будут вместе. Как она горевала, увидев, что он лежит в постели! У принца уже не оставалось сомнений насчет ее чувств.

Наконец-то он был счастлив! Мария не смогла скрыть от него свою любовь. И он понимал, что вот-вот должен начаться самый счастливый период в его жизни.

Когда они добрались до поместья Саутгемптона, то узнали, что туда прибыл гонец из Лондона.

Он сказал, что привез лорду Саутгемптону письмо от миссис Фитцерберт, которое было велено передать только самому лорду и никому больше.

Принц блаженно улыбнулся.

Он подумал:

«Она хочет поблагодарить Саутгемптона за ту роль, что он сыграл в нашей скромной брачной церемонии. Моя дорогая Мария счастлива не меньше меня».

– Прочтите письмо, не откладывая, Саутгемптон. Прямо сейчас! – ласково улыбаясь, велел принц.

Саутгемптон начал читать и вдруг побледнел; он открыл было рот, словно желая что-то сказать, но не мог вымолвить ни слова, и принца внезапно обуял страх.

– Что? Что такое?

– Сэр, она уехала из Англии. Она упрекает меня за… за то, что я воспользовался создавшимся положением…

Принц выхватил у лорда письмо. Строчки, написанные Марией, плясали у него перед глазами. Мария написала, что она пала жертвой мистификации, однако обманщикам-таки не удалось ее провести. Она писала, что попытка лорда Саутгемптона ввести ее в заблуждение не может вызвать восторга, равно как и недооценка ее умственных способностей: он, должно быть, считал, что она, Мария, совсем глупа и не в состоянии заподозрить обмана! Поэтому она возвращается к своему первоначальному решению покинуть страну и к тому времени, как лорд получит письмо, будет уже в пути.

Письмо упало на землю. Принц побагровел от волнения; он ринулся в дом, даже не взглянув на слуг, которые, будучи предупреждены о его приезде, хотели оказать ему достойный прием.

Принц бегал взад и вперед по залу, не замечая никого вокруг. Тщетно Саутгемптон пытался успокоить его. Принц кричал и плакал.

– Прошу вас, не забывайте о вашем слабом здоровье, сэр… – лепетал Саутгемптон.

Но принц думал только об одном: он было поверил, что Мария вот-вот станет его возлюбленной, а она уехала… причем неизвестно куда!

Король, почивавший во дворце Кью, проснулся, как обычно, в пять часов утра и, встав с постели, зажег камин, в котором слуги с вечера оставили дрова. Затем он вернулся в постель, подождал, пока комната немного согреется, и, вновь поднявшись, уселся за государственные бумаги, лежавшие наготове на его письменном столе.

С тех пор, как его делами ведал молодой мистер Питт, король утешал себя мыслью, что управление государством находится в надежных руках. Мистер Питт, как и его отец, держался слегка надменно, однако с королем был обходителен, хотя и давал понять, что, пребывая в должности премьер-министра, он намерен управлять государством без вмешательства Его Величества. Он, конечно, мог попросить у короля одобрения тех или иных своих действий, однако чисто формально, и король это прекрасно осознавал. Насколько же мистер Питт отличается от лорда Норта! Впрочем, будь он похож на лорда Норта, он не был бы таким умелым министром.

Американские колонии… Король даже застонал, вспомнив об этом страшном несчастье. Британии редко приходилось терпеть столь позорное поражение. Им с Нортом всегда это будут припоминать. И все хорошее, что он сделал для страны – а король посвятил служению Англии всю свою жизнь, – не сможет перевесить одну эту трагедию.

«Я никогда, никогда этого не забуду, – подумал король. – Что мы сделали не так? В какой момент я допустил промах, и все пошло по иному руслу?»

Он вернулся мыслями в прошлое. В голове проносились воспоминания о каких-то мелких событиях: они внезапно обступали его со всех сторон, поддразнивали и смеялись, и в конце концов ему показалось, что это лукавые пажи, ворвавшиеся в спальню, желая поиграть в озорную игру под названием «А ну-ка, подразни короля!»

Что за нелепые мысли стали приходить ему теперь в голову!..

Но когда-то он был очень сильным. И верил, что король должен править государством. В юности, когда он с трепетом глядел в будущее и ему казалось, что без лорда Бьюта он не сможет усесться на престол, мать постоянно приговаривала, желая упрекнуть сына: «Будь же королем, Георг!» Эти слова преследовали его даже во сне, и, став наконец королем, он постепенно начал прибирать государственные дела к рукам, заявив:

– Что ж, матушка, теперь я действительно буду королем! И он пытался сдержать свое слово.

Англия вела непрерывную войну с колониями, и Георг не желал ее прекращать. В связи с этим он решил назначить новый кабинет министров, а возглавить его вознамерился сам. Это вызвало протест даже у покорного Норта.

– Ваше Величество прекрасно знает, что в нашей стране наследник трона – если он не лишен благоразумия – не может противиться серьезному решению Палаты Общин. Ваши царственные предки не раз были вынуждены уступить парламенту, хотя это и шло вразрез с их желанием.

Такова реальность. В ЭТОЙ стране король правит лишь на словах. На самом деле бразды правления находятся в руках группы людей, называемой парламентом, и они портят королю жизнь.

Это были люди, подобные Питтам. Питт-старший проявил себя как выдающийся государственный муж: это ему принадлежала честь основания империи. Оглядываясь на прошлое, король мог по достоинству оценить его заслуги и понимал, что Питт-младший пошел по стопам отца.

– Хоть кое-кто и считает меня старым болваном, – пробормотал король, – я не настолько глуп, чтобы не понимать подобных вещей.

Однако своего рода компенсацией за честность у таких целеустремленных людей, как Питты, были дерзость и высокомерие. Питт-младший достаточно высокого мнения о своих способностях и намерен править государством самостоятельно, никому не делая никаких уступок. Питт винил в потере колоний Норта, раболепствовавшего перед королем, и не позволял вмешиваться в дела своего министерства.

«Молокосос! – мысленно ругнулся король, но ему тут же стало стыдно. Мистер Питт вовсе не молокосос, он блестящий политик. И возраст тут ни при чем. Питт – гений, весь в отца, и король должен быть этому рад.

Тем более что мистер Питт находился в оппозиции к Фоксу, а любого, кто враждовал с Фоксом, король считал своим другом. Фокс!.. При мысли о нем глаза короля налились кровью. Фокс повинен во всех грехах принца Уэльского! Король слышал, что Фокс и принц неразлучны. Принц обожал Фокса, он доверял ему, почитал, словно родного отца; а этот отъявленный мерзавец всегда был тут как тут: учил принца пить, играть в азартные игры и развратничать с женщинами. По мнению мистера Фокса, именно так должен жить джентльмен, и принц охотно учится у него всяким безобразиям!

Едва король вспомнил о принце, как у него голова пошла кругом.

– Что будет дальше? – произнес он вслух. – Спрашивается, что будет дальше?

Король встал с кровати. Комната уже нагрелась, а оставаясь в постели, король мог еще долго предаваться мрачным размышлениям о своем непутевом сыне. Лучше одеться, просмотреть бумаги, лежавшие на письменном столе, и вовремя прийти к королеве на утренний чай.

Король задумчиво потянулся к одежде. В Кью он одевался сам. Король был рад избавиться от надоевших церемоний и поэтому наслаждался жизнью в «милом маленьком Кью» – так прозвала загородную резиденцию Шарлотта.

Он жил здесь, будто сквайр в своем поместьи, и в то же время словно мелкий германский князек, обладающий абсолютной властью. Ни решительный мистер Питт, ни пройдоха Фокс не могли нарушить течение жизни в Кью. Если король вводил здесь какие-то правила, все домочадцы обязаны были слушаться и ни один зануда-политик не мог напомнить ему о том, что король должен подчиняться воле парламента.

Поэтому в Кью он устанавливал свои порядки.

В последнее время, поглядев в зеркало, король приходил в ужас. Как он ни старался заниматься гимнастикой и соблюдать диету, ему не удавалось справиться с полнотой. Это было проклятие, тяготевшее над их семейством, и никто не мог избежать ожирения. Какая страшная несправедливость! Он так старается держаться в форме, но несмотря на все ухищрения у него появилось противное брюшко. Брови поседели и стали еще заметнее. Короля всегда изображали на карикатурах более толстым, чем он был на самом деле; вдобавок его рисовали за столом, уставленным роскошными яствами, которых он в действительности никогда даже в рот не брал!

– Наша семья склонна к полноте, – говорил король и вводил для детей все более строгую диету.

Но, насмехаясь над королем, сочиняя про него злобные пасквили и расклеивая на улицах карикатуры, люди обожали и прославляли принца. Этот картежник, пьяница, завсегдатай различных состязаний, щенок, постоянно бегавший хвостом за женщинами – и не трудившийся скрывать свои похождения от посторонних взоров! – вызывал всеобщее восхищение.

Опять он думает о принце Уэльском!

Но, поспешил напомнить себе король, здесь, в Кью, все обстоит иначе. И хотя он не в состоянии контролировать принца Уэльского, тем не менее он позаботится о том, чтобы остальные члены его семьи не отбились от рук. Фредерика король отправил в Ганновер – изучать военное дело, Уильяма определил в моряки; Эдуард скоро поедет в Германию – ему тоже уготована карьера военного. Из мальчиков дома останутся только Эрнест, Август и Адольф. Ну и, конечно, дочки – начиная с принцессы крови Шарлотты, которой уже исполнилось восемнадцать, и кончая очаровательной годовалой малышкой Амелией – тоже никуда не уедут. Дочерей у короля было шесть. Да, семейство у него внушительное, и он позаботится о том, чтобы дети не пошли по стопам своего старшего брата.

«И все же я не понимаю, что я сделал не так. Наверное, мне следует отречься от престола. Колонии я потерял. Разве я гожусь на роль короля? Я отец принца Уэльского. Но разве я гожусь на роль отца?» – думал король.

Но, с другой стороны, принцессы были воспитаны на славу; они всегда так чинно рассаживались в кружок и разговаривали только тогда, когда к ним обращались. Принцессы будут ему отрадой, особенно малышка Амелия, Король не раз говорил королеве, что нужно беречь девочку; смерть двух малышей, Альфреда и Октавия, стала для них обоих страшным ударом. Но все же еще тринадцать детей были живы. Шарлотта доказала, что она хорошая мать и достойная супруга, так что королю не приходилось заглядываться на других женщин. Как бы ему хотелось выбросить из головы мысли об Элизабет Пемброук! Эта красавица была придворной дамой, и ему тем более не следовало думать о ней. Король приехал в Кью, чтобы отдохнуть и расслабиться. Он любил Кью. В Виндзоре ему тоже нравилось: оба этих места служили ему убежищем. В Кью и Виндзоре простые люди выходили поздороваться с ним, когда он проезжал мимо их дома. Они кланялись ему, словно деревенскому сквайру, а он останавливался и расспрашивал их об урожае. Он и о земле умел рассуждать со знанием дела. Находились такие, кто утверждал, что ему лучше было бы стать крестьянином.

Но какой смысл стараться не думать о принце Уэльском? Сын погряз в долгах, а теперь еще ходили слухи о его страстной влюбленности в какую-то вдову. Весь город судачил об этом и распевал песни.

Бессмысленно заставлять себя думать о государственных делах! Лучше пойти к королеве.

Королева завтракала вместе с дочерьми. У Шарлотты, старшей дочери и наследницы, вид был вполне здоровый, остальных же король нашел бледноватыми. Он тревожно оглядывал дочерей, пытаясь понять, нет ли у них склонности к полноте. Король лично проверял меню дочерей; он делал то же самое и когда в детской владычествовал принц Уэльский. Мясо позволялось есть только по определенным дням, да и тогда с него срезали весь жир; если же пекли фруктовый торт, тесто детям не давали; они получали только фруктовую начинку. Но зато зелени можно было есть вдоволь. И сколько хочешь гулять на свежем воздухе: король поощрял прогулки, считая, что его детям полезно двигаться.

Он обожал своих отпрысков, но они его побаивались. Похоже, он не нашел с ними общего языка точно так же, как и с министрами.

– Доброе утро, – сказала королева, а девочки встали и сделали реверанс.

Король улыбнулся им.

– Так, что у вас на завтрак? А? Надеюсь, вы не переедаете… Мне не хочется, чтобы вы растолстели. Это у нас семейная склонность.

Королева возразила: дескать, ее семья не склонна к полноте и вполне вероятно, что дочки унаследовали ее телосложение.

– Ваше Величество изволит позавтракать?

– Нет, я только выпью чашку чая, – сказал король.

– Этого не достаточно, – укоризненно молвила королева: она говорила это каждое утро, и никто не принимал ее замечаний всерьез.

Король принялся пить чай, а принцесса подумала, что все это тоска зеленая. Когда же ей найдут мужа и она сможет вырваться на свободу?

Принцесса знала, что люди, не принадлежащие к их семейному кругу, смеются над королем и королевой. Их считали скучными и ограниченными, и, послушав подобные разговоры, можно было вполне согласиться с общепринятым мнением.

– Как бежит время! – между тем изрек король.

– Да, я всегда с ним в ссоре, – откликнулась королева.

– Если нужно что-то сделать, времени не хватает, но если бездельничаешь – времени всегда хоть отбавляй!

– Нет, это в молодости время тянется долго; в старости же оно всегда пролетает незаметно.

Королева многозначительно посмотрела на дочерей.

– Ничто меня так не выводит из себя, как люди, не знающие, чем им заняться. А вот мне всегда не хватает времени, у меня всегда столько дел! Но еще больше меня сердит… – тут королева бросила строгий взгляд на принцессу Шарлотту, – когда люди подходят к окну и восклицают: «Какой сегодня ужасный день! Что, что можно делать, когда такая плохая погода?» – «Что делать? – говорю в таких случаях я. – Займитесь чем-нибудь полезным, и тогда погода не будет иметь никакого значения».

«Какая все это тоска! – подумала принцесса Шарлотта. – Неудивительно, что Георг как с цепи сорвался, когда выскользнул на волю. А кто бы удержался от искушения?.. Теперь он гоняется за своей вдовушкой и все только о нем и судачат. Счастливчик! Хорошо бы он сюда приезжал почаще! И побольше бы болтал с нами! Но он приехал всего один раз – и то лишь когда вообразил, будто влюблен в Мери Гамильтон. А она была нашей фрейлиной.

Интересно было бы послушать последние новости о Георге.

Может быть, король с королевой заведут о нем разговор, позабыв о присутствии дочерей…

Но они, разумеется, не завели. Они беседовали о музыкальных конкурсах, которые король учредил в том году. Считалось, что все должны быть от нововведения в таком же восторге, как и их Величества.

«А я вовсе не в восторге!» – подумала принцесса. Она все еще немного дулась на отца, ведь он заявил, что на ее день рождения будет устроен концерт, а ей гораздо больше хотелось повеселиться на балу.

– Вы не любите музыку, – укоризненно заметил тогда король.

– Но, папа, – дерзко ответила принцесса, – может быть, у меня нет слуха.

– Нет слуха? Что вы хотите этим сказать? А? Вы должны развивать свой слух! Вам придется полюбить музыку.

И королева туда же:

– Его Величество совершенно прав, принцесса. Он желает, чтобы все члены его семьи любили музыку. Как чудесно выйти замуж!

«Как только мне найдут жениха, – решила принцесса, – я начну шить подвенечное платье. Я все сошью своими руками и с каждым стежком буду приговаривать: «Близится час свободы!»

Шарлотта поглядела на свою сестру Августу, которая в отсутствие родителей болтала без умолку и терпеть не могла одеваться; Августа позволяла камеристкам надевать на нее все, что им вздумается, и если бы не они, выглядела бы сущим пугалом. Что касается Елизаветы, то она переживала стеснение своей свободы гораздо меньше, чем остальные сестры: Елизавета обычно запиралась в спальне и писала стихи. Ну а Мария с Софией были еще маленькими и толком не понимали, чего они лишены.

Король разглагольствовал о концертах, устраивавшихся в аббатстве: дескать, они проходят с большим успехом, и он заказал две ложи: одну для себя и супруги, другую – для остальных членов семьи. Он упомянул про мистера Бейтса, который так восхитительно играет на органе. Королю хотелось, чтобы люди, присутствовавшие на концерте, могли видеть органиста, и он распорядился поставить сиденья так, чтобы это было возможно.

«До чего же он интересуется всякой ерундой! – возмутилась про себя принцесса. – Неудивительно, что все считают его старым занудой».

– Еще я беседовал с доктором Бернеем о репетициях «Мессии». Доктор Берней – достойнейший человек…

Сколько она уже слышала о достоинствах доктора Бернея? А о подготовке к концертам? Ну а уж имя Генделя вообще не сходило с уст короля.

«Ладно, мне уже восемнадцать, – утешила себя Шарлотта, – так что они наверняка постараются поскорее подыскать мне мужа. Ведь им надо выдать замуж шестерых дочерей! А это немало».

– Я бы не прочь прогуляться, – сказал король королеве, и принцесса догадалась, что они хотят обсудить последние выходки Георга: король явно желал побеседовать с супругой наедине. А поскольку он никогда не обсуждал с ней государственные дела – считая, что женщины неспособны вникнуть в столь серьезные вопросы, – то принцессе стало совершенно ясно, что матери и отцу предстоит беседа на самую занимательную, по мнению Шарлотты, тему: они будут обсуждать провинности Георга…

Ах, ну почему она не может присутствовать при разговоре? Неужели он действительно разыграл комедию со свадьбой? Как это потрясающе! И как похоже на Георга! Да, роман с вдовой явно будет не менее забавным, чем история с Пердитой…

– Принцесса! – молвила королева, постукивая пальцами по столу. – Где моя табакерка?

Принцесса Шарлотта поспешно вскочила: она пренебрегла своей наиглавнейшей обязанностью – ей полагалось набивать табакерку королевы и держать ее наготове. Король болезненно поморщился, королева по-прежнему постукивала по столу.

«Ей-богу, – подумала Шарлотта, – они больше переживают из-за пустяков, чем из-за потери колоний».

Наконец король с королевой собрались уходить.

Принцессы выстроились в ряд и приседали в реверансах, ни на секунду не забывая о том, что они должны помнить о своем достоинстве и вести себя как подобает принцессам, то есть никогда не забывать о том, что они королевские дочки и, приседая перед одними, чваниться перед другими.

Какой же Георг счастливчик, что ему удалось вырваться из-под постоянного родительского надзора!

Прогуливаясь с королевой по парку, король немного поговорил о цветах, о расположении тропинок, о кустах и деревьях, а потом перешел к тому, что было для него важнее всего.

– Вы, несомненно, слышали о последних скандальных историях, связанных с нашим старшим сыном?

– Да, – кивнула королева, – не услышать о них просто невозможно. Это у всех на устах. Швелленбург сказал мне, что в городе распевают балладу о принце.

– Да, и довольно мелодичную, – усмехнулся король, – но лучше б она была про кого-нибудь другого, а не про принца Уэльского.

– Боюсь, его выходки обрекли Ваше Величество на бессонные ночи.

– Совершенно верно, я не спал уже десять ночей подряд.

– Но неужели его нельзя как-то приструнить? – Королева говорила суровым тоном. Она любила Георга больше всех остальных детей. Когда он родился, она считала себя самой счастливой женщиной на земле. А впервые увидев произведенного ею на свет здорового младенца, заливавшегося громким плачем, она испытала блаженство, которого больше никогда не испытывала. Королева обожала Георга. Она до сих пор любовалась на восковое изображение, сделанное ее рукой и вот уже много лет хранившееся на туалетном столике. Однако ослепительный, дерзкий, юный денди, каким стал теперь ее сын, был совершенно непохож на того голенького младенца, и поскольку Георг вполне однозначно дал понять матери, что у него нет для нее времени, она частенько ополчалась на него. Порой ей страстно хотелось, чтобы он пришел к ней и поговорил по душам; она бы тогда всеми силами постаралась ублажить его. Но он не приходил, и королева время от времени давала волю обиде, позволяя себе немного поругать сына.

– Приструнить этого щенка? Но как? Как мы можем его приструнить? Что можно сделать, а? Скажите на милость!

Королева нервно закусила губу. Она очень боялась, когда король начинал волноваться: королева тут же вспоминала о недуге, мучившем ее мужа несколько лет тому назад… король тогда вел себя так странно, она понимала, что он не в себе… С тех пор королева опасалась, что болезнь может вернуться.

Когда же король волновался – а она сразу это замечала, поскольку темп его речи убыстрялся, – королеве становилось особенно страшно. Больше всего короля выводили из равновесия разговоры о принце Уэльском.

– Нет, я думаю, повлиять на него трудно, – мягко проговорила королева, стараясь успокоить мужа.

– Да, ведь ему уже двадцать один год. У него есть сторонники. Взять хотя бы этого Фокса… Фокс! Еще одна скользкая тема…

– Этому человеку есть за что ответить. Я был бы рад увидеть его в Тауэре.

– Если бы вы могли его туда посадить… Король мрачно пробурчал:

– В этой стране у королей нет реальной власти. Они должны плясать под дудку парламента. Как я могу убрать Фокса, а? Как? Как, скажите на милость?! Из-за чего? Из-за того, что он дурно влияет на принца Уэльского, учит его пить, играть в карты и предаваться разврату? Да? Вы представляете, как они все расшумятся? Даже Питт будет против… хотя он ненавидит этого типа! Нет, нам придется мириться с мистером Фоксом. Хотя хуже этого субъекта для страны ничего нет! Вы знаете, что он содержит игорный дом? Знаете, а?

– Нет, не знаю, – пролепетала королева.

– Да, мадам, игорный дом! И это закадычный приятель нашего сына. Насколько мне стало известно, он сожительствует с женщиной, которая… которая была раньше любовницей нашего сына. И теперь они продолжают видеться и бог весть чем занимаются… – Глаза короля налились кровью при мысли о беспутстве сына… он подумал про мистера Фокса и его любовницу и представил себе, что он, король, тоже занимается чем-то подобным с… с женщинами вроде Элизабет Пемброук.

– Это отвратительно! – вскричал он. – А? Что?

– Отвратительно, – поддакнула королева.

– И потом он погряз в долгах!

– Но вы же заплатили его кредиторам.

– С тех пор прошло время. А этот… этот щенок, недолго думая, наделал новых долгов. Он играет… постоянно играет в карты! И потом этот Карлтон-хаус… Представьте себе, мадам, он гораздо больше, чем любой из наших дворцов! Уверяю вас! И буквально все наши придворные, и мужчины, и женщины, предпочтут быть приглашенными в Карлтон-хаус, нежели в Букингемский дворец, в Сент-Джеймс, Кью, Хемптон или Виндзор.

– Неужели такое возможно?

– Да, это так, мадам. А теперь еще появилась эта вдова…

– Я о ней слышала. Но мне говорили, что она добродетельная женщина и отвергает его ухаживания.

– Добродетельная женщина! – хмыкнул король и попытался представить себе Марию. Ему было известно, что она красива, но при этом скромна, что она не пудрит волосы, не румянит и не белит лицо. Судя по отзывам, она хорошая женщина – тем более что отвергла принца!

– Гм… – продолжал король, – я рад, что она порядочная женщина, но ведь наш юный фат выставляет себя на посмешище, повсюду таскаясь за ней и рассказывая всем о своей великой любви… он даже о свадьбе болтает, как вам это нравится?

– Но ведь это чистейший вздор!

– А он никогда ничего путного не делает. Однако я попросил предоставить мне отчет о его долгах: прежде чем погасить их, я желаю получить подробное описание всех его трат.

– Боже мой, сколько же от него неприятностей! И как он докатился до этого?

У короля имелся готовый ответ на сей вопрос. Он звучал коротко и ясно:

– Фокс.

Король немного помолчал и продолжил:

– Женщины любят поболтать. Если вы что-нибудь услышите о его романе, немедленно дайте мне знать.

– Но женщины всегда преувеличивают.

– Что правда – то правда, и вдобавок они болтают много чепухи, однако эта история имеет слишком большое значение. Мы должны обращать внимание на все, что становится известным. Не нравятся мне эти разговоры о свадьбе. Они вселяют в меня тревогу.

– Но он не сможет жениться на ней! Согласно Брачному кодексу эта женитьба не будет считаться законной.

– Все равно, раз она добродетельная женщина, мне не хотелось бы, чтобы он морочил ей голову свадьбой.

– Он не осмелится. Принц знает законы. Как бы он ни безумствовал, он понимает, что принц Уэльский не смеет жениться, не заручившись вашим благословением и согласием парламента.

– Да, он должен это понимать, – король умолк, вспомнив о своем юном безумстве. Ему очень хотелось бы навсегда позабыть о нем, но вряд ли такое было возможно. Ханна Лайтфут, прекрасная квакерша, в которую он влюбился, когда ему было еще меньше лет, чем сейчас принцу, и с которой он тоже сочетался не совсем законным браком, частенько выступала из тени забвения и напоминала о себе.

Король не смел думать о ней. Ведь стоило ему вспомнить о Ханне, как он начинал слышать голоса. А король боялся этих голосов не меньше, чем королева.

Принц в полной растерянности вернулся в Карлтон-хаус.

– Что мне теперь делать? – причитал он.

Принц призвал к себе Георгиану и Чарлза Джеймса Фокса.

Они должны ему помочь, должны что-то посоветовать! Мария сбежала. Что же ему теперь делать? Он ведь не может без нее жить!

Они ломали голову, не зная, что посоветовать страдальцу. Чарлз предлагал принцу немного потерпеть. Что-нибудь да произойдет. Может быть, Мария напишет письмо… Георгиана пыталась утешить принца, но его ничто не успокаивало.

– Я могу сделать только одно, – заявил принц. – Мне нужно разыскать ее. А посему я немедленно отправляюсь на материк.

– Вы забываете, – напомнил ему Чарлз, – что принц Уэльский не имеет права покидать Англию без согласия короля.

– Тогда я должен заручиться его согласием!

– Его Величество никогда не позволит вам уехать, ведь вы последуете за женщиной в надежде сделать ее своей любовницей!

– Не любовницей, а супругой! – вскричал принц. – Супругой!

– Ну, дело тут только в названии, и, уверяю вас, Его Величество сумеет подобрать подходящий синоним.

– Мне наплевать на мнение Его Величества! – безрассудно заявил принц, и мистер Фокс печально покачал головой: этим он желал потактичнее напомнить принцу, что игнорировать мнение Его Величества в подобных делах не представляется возможным.

Принц попросил у отца аудиенции, и, приняв его, король был приятно удивлен, заметив, что сын держится довольно смиренно: это было что-то новое…

– Ваше Величество, я умоляю вас отпустить меня за границу.

– За границу? Зачем? Народу это не понравится. Место принца Уэльского у себя на родине. Разве вам это неведомо, а?

– Я наделал много долгов.

– Что ж, это вполне естественно… если учесть ваш образ жизни. Вы все время куда-то мчитесь… то в Брайтон… то обратно в Карлтон-хаус… И потом вы же игрок! Сколько вы наделали карточных долгов, а, спрашивается? Да и на женщин вы тратите баснословные деньги. Поэтому ваши долги меня вовсе не удивляют.

– Но у меня огромные расходы.

– Наверняка… Наверняка… Карты… женщины… это дорогие удовольствия.

– Ваше Величество даже представить себе не может, насколько они дорогие.

Ах ты, юный развратник! Он еще и издевается… Дескать, что ты знаешь о подобных вещах?

«Да, – подумал король, – я занимаюсь государственными делами, а не гоняюсь за развлечениями».

Ему хотелось закричать на наглеца, однако он прекрасно знал, что скажет ему на это сын. «Может, для страны было бы лучше, если бы ты увлекался не политикой, а картами и женщинами. Это обошлось бы немного дешевле, чем потеря колоний».

Колонии всегда маячили на задворках королевского сознания. Больше всего на свете короля беспокоили колонии и принц Уэльский.

– Итак, – молвил король, – вы испытываете денежные затруднения.

– Да, я кругом должен.

– И вам кажется, что, скрывшись за границей, вы сможете избавиться от кредиторов?

– Я думаю, мне следует уехать на некоторое время.

– Именно по этой причине?

– Да, сир.

«Лжец! – подумал король. – Ты хочешь отправиться на поиски вдовы, которая сбежала, бросила тебя. Она хорошая, разумная женщина. Только подумать, что мои подданные вынуждены бежать, спасаясь от приставаний принца Уэльского! Приятная ситуация, ничего не скажешь!»

– Я не могу дать вам согласие на поездку за границу, – решительно заявил король. – И мне хотелось бы поподробнее узнать о ваших долгах. Я хочу получить самое что ни на есть детальное описание. Тогда мы посмотрим, чем вам можно помочь. Мне хочется надеяться, что это послужит вам уроком.

Но принц его не слушал. Он впал в невменяемое состояние. Любой другой человек мог свободно покидать страну, когда ему вздумается, но он… он был здесь пленником!

Принц помчался в Чертси. Фокса дома не оказалось, но Лиззи была готова утешить принца… если его вообще можно было чем-то утешить.

– Лиззи, Лиззи, что мне делать?

– Но должен же быть выход! – пыталась успокоить принца Лиззи. – Я поговорю с Чарлзом. Мы что-нибудь придумаем.

– Я даже не знаю, где она теперь. Я поехал к старому шуту, а он потребовал подробного отчета о моих долгах. Ну, откуда я знаю, на что ушли деньги? Но за границу он меня все равно не отпустил! Он прекрасно понимает, зачем мне понадобилось уехать. Все об этом судачат. А этот старый ханжа мне еще и проповеди читает! «Карты! Женщины!».. А сам облизывается, потому что у него в жизни ничего подобного не было, и ему завидно.

– Я думаю, Ваше Высочество должны спокойно обдумать план действий.

Принц схватил ее за руки.

– Но как, Лиззи? Как?

– Давайте прикинем. Если бы нам удалось узнать, где она, вы бы написали ей письмо.

Письмо! Мысль о письмах всегда для него была целительным бальзамом на раны. Он прекрасно владел пером и мог растрогать Марию. Стоило ей решить, что он умирает, как она тут же смягчилась и позволила надеть себе на палец кольцо, подписала брачный договор… Если б только ему опять удалось затронуть ее за живое…

Принц с надеждой поглядел на Лиззи.

– Но где… где она?

– Это нам предстоит выяснить.

– Но ведь я все равно не смогу к ней приехать. Мне остается только писать ей письма. О, Лиззи, если бы ты знала, как глубоки мои чувства!

– Я знаю, – ласково проговорила Лиззи.

– Нет, ты не можешь знать, я никогда не испытывал ничего подобного! Я не успокоюсь, пока она не вернется ко мне. – Принц откинулся на кушетку и, закрыв лицо руками, зарыдал.

После этой беседы Лиззи Армистед сказала Чарлзу Фоксу, что, хотя принц всегда довольно бурно выражает свои чувства, он никогда еще не приходил в такое исступление. Принц то смеялся, то плакал, он упал на пол и перекатывался с боку на бок, а потом принялся биться лбом о стену, и Лиззи пришла в ужас, решив, что он потерял рассудок.

– Ваше Высочество! – взмолилась Лиззи. – Умоляю, поднимитесь с пола, присядьте на стул. Катайтесь, не катайтесь по полу, вы горю не поможете.

– А какой смысл в том, что я буду стоять, как истукан? – воскликнул принц.

– Если мы спокойно обдумаем создавшееся положение, мы сможем найти какой-нибудь выход.

– Вот что я тебе скажу, Лиззи: я отрекусь от престола! Если мне как наследнику трона нельзя жениться, на ком я хочу, то я откажусь от престола! У меня есть братья. Я продам все, что имею: драгоценности, посуду – все! Я разыщу Марию и убегу с ней в Америку.

«В Америку! – хмыкнула про себя Лиззи. – Довольно неудачный выбор. Интересно, как американцы встретят человека, чьего отца они считают своим заклятым врагом?»

Однако указывать сейчас на это принцу не имело смысла.

Ее вдруг осенило.

– Ваше Высочество не может отправиться за границу, это исключено, раз король вам не позволил, но почему бы вашим друзьям не поехать и не попытаться выяснить, где скрывается Мария? Если бы вы напали на ее след, вы смогли бы написать письмо, и надеюсь, оно убедило бы ее…

– Лиззи, – воскликнул принц. – Да благословит тебя Бог! Ты всегда была моим добрым другом.

Разыскать Марию было под силу только одному человеку – герцогу Орлеанскому, который в то время как раз находился в Англии. Принц не сомневался, что Мария уехала во Францию, ведь она прекрасно знала эту страну, считая ее своей второй родиной. Герцог жил в Лондоне с Грейс Элиотт, которая не так давно была любовницей принца.

Их роман протекал весьма приятно – никто из них не докучал другому изъявлениями своей верности. Высокая, стройная, как тростинка, Грейс была веселой молодой женщиной, за которой вечно волочился целый шлейф поклонников; они с принцем расстались без сожаления, и поэтому им удалось сохранить дружеские отношения.

Когда принц пригласил герцога Орлеанского в Карлтон-хаус и поведал о своей беде, француз преисполнился к нему сочувствия.

– Она где-то в вашей стране, я уверен! – воскликнул принц. – Но я не знаю где именно!

– Это вполне можно выяснить, – ответил герцог Орлеанский. – Появление такой прелестной англичанки везде, куда бы она ни направилась, вызовет пересуды.

Принц в тоске стиснул руки, подумав о бесконечно желанной Марии, оказавшейся в стране, где мужчины славятся своей галантностью. А что, если один из них предложит ей то, что он, принц, предложить не в состоянии – законный брак?..

– Я должен ее разыскать! – вскричал принц. – Я хочу ей сказать, что я все отдам… все на свете, лишь бы жениться на ней!

Герцог сочувственно кивнул. А про себя подумал, что принц – болван, который несет какую-то чушь. Отдать королевство за обладание пухлой матроной?.. Сам герцог Орлеанский давно положил глаз на французскую корону, и, судя по донесениям шпионов, которыми была наводнена Франция – а особенно Пале-Рояль, – события в его стране подходили к кульминационному моменту, предвещая благоприятный исход для герцога.

Герцог Орлеанский отличался огромным честолюбием; ему не было еще и сорока лет, но он вел такую разгульную жизнь, что где-то подцепил отвратительную кожную болезнь, ставшую причиной раннего облысения и изуродовавшую лицо так, что скрыть это не представлялось возможным. Однако на успехах герцога в обществе это почти не сказывалось, поскольку его недостатки заслонялись богатством и родством с французскими королями.

Внезапно герцогу пришло в голову, что ему следует поскорее вернуться во Францию: если там суждено разыграться каким-либо интересным событиям, лучше при сем присутствовать.

Он вернется в Париж, станет законодателем новой моды, щеголяя в розовом камзоле, высоких сапогах и кожаных бриджах; он будет разъезжать в английском экипаже, будет активно поддерживать скачки на лошадях и одновременно внушать людям, что дела в Англии обстоят гораздо лучше, нежели во Франции.

Тем более что сейчас у него появился прекрасный предлог для возвращения домой! Он вернется не потому, что события принимают интересный оборот, не из-за того, что, судя по донесениям, полученным от шпионов, ему следует быть начеку, и не потому, что ему хочется быть поблизости, дабы расстроить планы короля, доводившегося ему кузеном, и французской королевы, самой ненавистной женщины во всем мире… нет, он вернется, желая помочь принцу Уэльскому, своему другу и родственнику, который мечтает разыскать убежавшую возлюбленную!..

– Я не сомневаюсь, что примерно через неделю мне удастся установить ее местонахождение.

– Неужели это возможно?

– Да, если я отправлюсь во Францию и сам прослежу за ходом поисков.

– Но… вам, должно быть, не хочется покидать Англию…

– Ради того, чтобы услужить моему дорогому другу, я готов на все!

– Вы хотите сказать, что могли бы… Герцог отвесил изящный поклон.

– Ради вас, мой милый друг и принц, я готов горы свернуть! Принц бросился герцогу на шею и сжал его в объятиях, на мгновение позабыв про ужасную кожную болезнь, которой страдал его собеседник.

И герцог, в голове которого роилось множество планов, милостиво изволил отбыть во Францию, дабы ввести там английскую моду, расшатать престол и разыскать Марию Фитцерберт.

Как он и предсказывал, последнее оказалось делом довольно нетрудным.

Герцог выяснил, что миссис Фитцерберт сначала отправилась в Эйкс-ла-Шапель, но затем пересекла границу и прибыла в Гаагу: во-первых, ей не хотелось надолго задерживаться на одном месте, а во-вторых, она понимала, что преследователи, наслышанные о том, как хорошо она знает Францию, прежде всего кинутся искать ее там.

Теперь, когда принцу стало известно, где скрывается Мария, он всей душой рвался в Голландию. Но сперва нужно было погасить долги. Король уже несколько недель подряд, словно наседка, высиживал решение оплатить долги сына, однако никак не оплачивал. Поэтому принц снова поехал повидаться с отцом.

В облике принца появилось что-то новое, и король это сразу заметил. Держался он не так уж и дерзко, был бледен и даже – да-да! – немножко похудел.

«Значит, хоть в каком-то смысле эта история пошла ему на пользу», – подумал король.

– Сир, вы обещали погасить мои долги.

– Сначала я хочу получить подробный отчет о том, как эти долги были сделаны. Такое я вам поставил условие.

«О Господи! – поморщился принц. – Ну что он несет?»

– Я хочу получить исчерпывающее объяснение: кому и при каких обстоятельствах вы задолжали двадцать пять тысяч фунтов.

– Но я понятия не имею!

– Вы должны иметь понятие, когда речь идет о… о таких суммах. Как вы можете влезать в столь огромные долги и даже не знать, за что и кому вы должны? А? Я вас спрашиваю!

– Говорю вам, я не имею ни малейшего понятия.

– Тогда отправляйтесь назад и поразмыслите над этим. Я не верю, что вам не известно, как вы потратили такую огромную сумму. Если же вы стыдитесь рассказать мне… что ж, тогда я не буду оплачивать ваши долги.

– Сир, я хочу поехать за границу.

– Позвольте вам напомнить, сир, что вы не можете сделать это без моего согласия. А я вам его не даю. Вы меня понимаете, а? Понимаете, я вас спрашиваю?

Принц пал духом и, затаив в сердце страшную злобу против отца, отправился восвояси.

Но хотя бы ему теперь было известно, где она прячется, и он мог утешаться, взявшись за перо. Принц строчил Марии послания и сам получал от этого удовольствие. Запершись в своих покоях, он исписывал лист за листом. Выйдя из отроческого возраста, принц уже не раз увлекался женщинами, однако столь глубокой любви он еще никогда не испытывал. Самым удивительным было то, что он хранил Марии верность! Остальные красавицы его совершенно не интересовали. Всю зиму он утешался лишь тем, что рассказывал друзьям о своей преданности Марии, писал ей страстные письма и отправлял гонцов туда и сюда через всю Европу. Нередко их арестовывали, приняв за шпионов, и лишь заступничество герцога Орлеанского спасало бедняг от тюрьмы. Стоило герцогу объяснить, что эти люди вовсе не лазутчики, а вестники любви, как их немедленно освобождали и всеми силами старались им помочь добраться до Марии.

Однако она упорно, невзирая на мольбы принца, отказывалась вернуться в Англию, и теперь уже всем было понятно, что Мария Фитцерберт вовсе не играет с принцем в кошки-мышки, надеясь, что он отважится на безрассудство. Нет, она действительно была глубоко религиозной женщиной и не желала жить с принцем Уэльским иначе как в законном браке.

Сэр Джеймс Харрис, бывший английским посланником в Гааге, приехал по делам службы в Лондон, и принц, воспользовавшись удобным случаем, пригласил его к себе во дворец.

Харрис дружил с принцем, а, очутившись в Голландии – стране, из-за господства над которой французы и англичане постоянно соперничали, – он нередко оказывался в гуще интриг. Поэтому Харрис близко общался с королем и его министрами и был посвящен не только во множество государственных дел, но и в неурядицы королевского семейства.

Как и все, кто желал этому семейству благополучия, Харрис глубоко сожалел о всепоглощающей страсти принца к женщине, на которой он не мог жениться и которая отказывалась жить с ним без венца. Если бы миссис Фитцерберт уступила настояниям принца, все сразу бы встало на место; так что как ни парадоксально, а именно добродетель миссис Фитцерберт была основным камнем преткновения в этой истории.

Когда посол явился в Карлтон-хаус, принц тепло приветствовал его и тут же перешел к делу.

– Я хочу понять, нельзя ли мне отправиться в Гаагу как частному лицу и, если я это сделаю, не откажетесь ли вы принять меня? Ведь вы являетесь там представителем короля…

Харрис встревожился. От его ответа зависело сейчас очень многое, однако он думал совсем недолго и торопливо произнес:

– Я бы весьма сожалел, если бы Ваше Высочество прибыли в Голландию не в том качестве, в коем мне надлежит оказать вам достойный прием, выразив уважение и любовь, которые я питаю к Вашему Высочеству. Однако если вы отправитесь за границу, не заручившись согласием короля, это будет означать, что король вам отказал, а вы его ослушались. И смею вас заверить, что в подобном случае я наверняка получу соответствующие указания, предписывающие, как мне надлежит отнестись к вашему приезду, и даже если эти предписания будут не очень-то мне по душе, все равно придется их выполнить, ибо я состою на службе у короля.

– И мне меньше всего хотелось бы умолять вас об обратном. Но что мне делать? Неужели мне отказано в том, на что любой человек имеет право? Неужели я не могу путешествовать как частное лицо, не заручившись согласием короля?

– Мне кажется, что задаваться подобным вопросом не имеет смысла, ибо совершенно очевидно, что, если вы печетесь об общественном благе и о собственном счастии, вам нельзя без позволения короля появляться на материке.

– Но почему? Я хочу путешествовать скромно, инкогнито, хочу жить в уединении.

– Признаюсь, мне как англичанину было бы невыразимо больно, если бы принц Уэльский оказался за границей в подобном качестве.

– Но что мне делать? Король предложил мне годовую ренту в десять тысяч фунтов, заявив, что тогда он оплатит мои долги, но ведь даже при строжайшей экономии я трачу в год вдвое больше! Если я останусь в Англии, то мне грозит разорение.

– Но и отправившись путешествовать так, как вы намереваетесь это сделать, Ваше Королевское Высочество не обретет успокоения. Вас или будут осыпать оскорблениями или втянут в интригу.

– Но что я могу поделать? Король меня ненавидит. С тех пор, как мне исполнилось семь лет, он проникся ко мне ненавистью!

– Его Величество может быть недоволен Вашим Высочеством, но он, разумеется, не испытывает к вам ненависти. Я убежден, что для него и для королевы было бы наивысшим блаженством восстановить с вами добрые отношения. Народ был бы счастлив, а королевская семья обрела бы покой.

– Наверное, вы правы, но осуществить это невозможно. Мы слишком разные.

– Я верю, что Ваше Высочество испробует все средства прежде, чем привести в исполнение свой замысел и отправиться в путешествие за границу.

Принц вздохнул.

– Я вижу, мне придется как следует все обдумать.

Курьеры отправлялись из Карлтон-хаус не только в Голландию, но и в Германию, так как Мария была не единственным адресатом принца, он писал еще и своему брату Фредерику. В детстве Фредерик был закадычным другом принца, между ними существовала сильная привязанность. Братья не раз выручали друг друга из беды, и вынужденная разлука еще больше усугубляла их обиду на короля. Услышав о том, что брата посылают в Германию проходить военную службу, принц тоже просился в армию, чтобы не расставаться с Фредериком. Почему они оба не могут служить в английской армии? Почему Фредерик вынужден уехать в Ганновер? Однако король не обратил внимание на их протесты, и братья расстались. Расстались, но поклялись навсегда сохранить свою дружбу.

Фредерик был наслышан о прелестях Марии Фитцерберт, он знал о страстной любви своего брата и о том, что принц мечтает только о женитьбе на сей прекрасной леди. Когда-то Фредерик был на стороне брата в истории с Пердитой, он присутствовал при их тайных свиданиях на острове Ил-Пай, будучи готов в любую минуту подать сигнал об опасности, и теперь заявил, что сделает все, лишь бы помочь брату завоевать сердце Марии Фитцерберт.

Принц написал ему, что, если будет нужно, он откажется от короны. А стало быть, наследником престола станет Фредерик. Согласен ли брат на подобную жертву?

Фредерик ответил, что ради брата он способен пожертвовать всем, чем угодно.

Милый, дорогой братец! Как жестоко, что их разлучили! Принц предупредил Фредерика, что когда-нибудь ему тоже, может быть, захочется жениться на девушке, которая не будет считаться достойной титула будущей королевы Англии.

Фредерик ответил вполне в своем духе. В таком случае остаются еще Уильям, Эдуард, Эрнест, Август или Адольф, они смогут занять опустевшее место наследника престола. Все-таки их родители сделали одно доброе дело: произвели на свет кучу детей, и тем, кому королевская корона будет непосильной ношей, всегда найдется замена.

Братья всегда находили повод для веселья. Принц слегка воспрял духом, а народ на улицах распевал еще чаще обычного песенку, в которой отразились его симпатия и интерес к страстному, влюбчивому, но никогда не грешащему занудством принцу Уэльскому:

Мария прислала принцу письмо. Он должен забыть ее! Бессмысленно вести безрассудные разговоры о женитьбе и об отказе от королевской короны. Ей это очень лестно, но, если принц ослушается отца и будет настолько неблагоразумен, что проследует за ней за границу, он все равно ничего не добьется: замуж она за него не выйдет. Поэтому Мария умоляла принца забыть ее.

Она навсегда сохранит в сердце воспоминание о его любви и будет благодарна ему за это; память о его верности и преданности будет поддерживать ее в изгнании; однако он и думать не должен о том, чтобы покинуть Англию. Он совершит роковую ошибку, в которой он будет раскаиваться всю оставшуюся жизнь, и она себе никогда бы не простила, если бы позволила ему совершить столь неверный шаг.

Мария призналась, что часто думает о принце; она любит его, что греха таить! Однако если бы он отправился за границу, она ни за что не согласилась бы соединить с ним свою судьбу и, напротив, позаботилась бы о том, чтобы он не смог ее разыскать. Она утверждает это совершенно серьезно и умоляет его успокоиться, немного подождать и посмотреть: вдруг через несколько месяцев его чувства изменятся?

Принц перечитывал письмо вновь и вновь. Ему чудился в нем проблеск надежды, и наконец до него начало постепенно доходить, что он не может уехать из Англии, ибо его отъезд не принесет ему ничего хорошего.

К королю явился блистательный юный политик, который, казалось, никогда не был молод, а так и уродился стариком. Это был Уильям Питт-младший, и главным доказательством его верности королю служила вражда с Чарлзом Джеймсом Фоксом.

Премьер-министр явился, дабы поговорить с королем о принце Уэльском – эта тема была одинаково неприятна для них обоих.

– Его Высочество, – сказал мистер Питт, – наделал много долгов, которые, как Ваше Величество, наверное, понимает, неплохо было бы погасить.

Король принялся сетовать на безрассудство молодости. Не то чтобы мистер Питт был слишком стар, но, обладая совершенно иным складом характера, нежели принц Уэльский, он прекрасно понимал короля. В жизни молодого человека, ставшего в двадцать четыре года премьер-министром Англии, оставалось очень мало места для юных безумств, и так называемые наслаждения, которым предавался принц, казались мистеру Питту детскими забавами. Разве ухаживания за женщиной могли сравниться с его собственной погоней за Большой Печатью? Питт правил страной и намеревался и дальше оставаться у кормила власти. Принца он не опасался, а вот Фокса побаивался. У этого человека хватит мозгов, чтобы подсидеть его, за Фоксом нужен глаз да глаз! А принц вполне определенно давал понять, что Фокс – его друг. V поддерживал проводимую Фоксом политику.

– Да, – согласился король, – я понимаю, что эти долги нужно погасить. Но принц живет не по средствам, и некоторые члены парламента высказывают мнение, что доход, который он получает, неприлично мал для принца Уэльского.

– Определеннее всех высказывает в парламенте подобные настроения мистер Чарлз Джеймс Фокс, – мрачно пробурчал Питт. – А Вашему Величеству не приходило в голову, что если мы дадим принцу Уэльскому денег, дабы он сам погасил свои долги, то львиная доля выделенной суммы будет использована в интересах вигов?

Король вздрогнул. Брови его сейчас топорщились и казались белее обычного, поскольку лицо побагровело от гнева. Выпучив глаза, он завопил:

– А? Что?

И повторил это целых три раза. Мистер Питт хладнокровно наблюдал за ним. Подчас король говорил нечто невразумительное, и мистера Питта это очень беспокоило. Вдруг король станет недееспособен и придется назначать регента? Принц набирал силу, а за его спиной маячила фигура Фокса, этой хитрой лисы…

Нет, король должен оставаться на троне. В конце концов он же еще не стар! Ему не больше сорока семи. Хотя за последние годы он сильно сдал.

– Я полагаю, что долги принца могут быть оплачены при одном условии, – продолжал Питт.

– При условии? При каком условии?

– Он должен порвать с вигами и с мистером Чарлзом Джеймсом Фоксом.

Лицо короля медленно озарилось улыбкой. Что может быть желаннее этого разрыва? Да, это хорошая идея. Похоже, юный мистер Питт нашел правильное решение!

В переговорах с принцем король решил прибегнуть к помощи сэра Джеймса Харриса и, призвав его к себе, рассказал ему о беседе с премьер-министром.

– Так что, пожалуйста, мой дорогой Харрис, отправляйтесь к принцу и ознакомьте его с условиями, которые он обязан выполнить, если хочет, чтобы мы погасили его долги.

Но едва Харрис переступил порог, как принц выпалил, не давая посланнику сказать ни слова:

– Если вы пришли, чтобы отговорить меня от путешествия, позвольте мне опередить вас и сообщить, что я уже выбросил эту идею из головы. Мои друзья так же, как и вы, были против, и я решил прислушаться к их мнению.

Харрис выразил свое удовлетворение и добавил, что вообще-то пришел поговорить о долгах принца. Тот пришел в ужас.

– Бросить моих друзей? Но как я могу? Предать мои убеждения из-за денег?!

– Ваше Высочество, это поможет вам примириться с отцом. Больше всего Его Величество расстраивают ваши связи с вигами и мистером Фоксом; и я верю, что ваш разрыв с ними послужил бы основой укрепления семейных уз.

– Нет-нет, мой дорогой Харрис! Даже если бы я на это пошел, примирение невозможно. Король меня ненавидит. Я могу показать вам нашу переписку: мы ведем ее уже шесть месяцев с тех пор, как я впервые попросил его разрешения на поездку в Голландию. Вы сами увидите, что я старался вести себя дружелюбно, но он упорно отвергал мои изъявления дружбы!

– Сэр, вы действительно считаете, что мне следует ознакомиться с этими письмами?

– Да, чтобы вы увидели, как король со мной обращается. Пусть люди знают, что мне приходится терпеть.

– Право же, сэр, мне было бы очень жаль, если бы ваша вражда с королем стала достоянием гласности.

– Прочтите эти письма! – велел принц, и, подчинившись его приказу, Харрис был вынужден признать, что король проявляет непримиримость по отношению к своему сыну.

– Если бы вы только женились! – со вздохом произнес Харрис. – Тогда бы, я думаю, ваши отношения с королем наладились.

– Я никогда не женюсь… по воле отца. Я так решил! Больше того, я уже уладил этот вопрос с моим братом Фредериком.

– Но позвольте мне заметить, сэр, что вы обязаны жениться. Это ваш долг перед страной, перед королем и перед самим собой.

– Королю я ничего не должен. Фредерик женится, и корона перейдет к его детям. Меня это нисколько не удручает.

– Сэр, пока у вас нет жены и детей, народ не испытывает к вам глубоких чувств, даже несмотря на то, что вы принц Уэльский. Но если вы взойдете на престол холостым, а Его Королевское Высочество герцог Йоркский женится и у него родятся сыновья, вы окажетесь в гораздо более затруднительном положении, чем сейчас.

Разгневанный принц отвернулся, однако поспешил уверить Харриса, что он тут ни при чем.

Сэр Джеймс Харрис видел, что пытаться переубедить принца Уэльского бесполезно.

«Что ж, – подумал Харрис, – со временем это пройдет. Любовь должна пройти, ведь Мария за границей, а принц здесь… и она, похоже, твердо намерена избегать его.

А принц Уэльский, уединившись в своих покоях, вновь принялся писать Марии, клясться в верности до гроба и повторять слова баллады. Он откажется от короны, лишь бы назвать Марию своей! Это правда! Ему никто не нужен, кроме Марии.