"Военный талант" - читать интересную книгу автора (Макдевитт Джек)1О том, что "Капелла" ушла в небытие, мы узнали ночью. Я как раз торговался с одним состоятельным клиентом по поводу коллекции керамических горшков, четырехтысячелетней давности. "Капелла" не вернулась в линейное пространство, а поскольку задержка была уже значительной, с минуты на минуту ждали официального заявления о пропаже корабля. На борту находились дипломаты, известные спортсмены, музыкант, группа студентов, победивших в каком-то конкурсе, довольно состоятельная дама-экстрасенс с мужским эскортом. "Капелла" тут же попала в разреженную атмосферу легенды. Несомненно, случались и худшие катастрофы, но две тысячи шестьсот человек, летящих на большом межзвездном лайнере, не умерли в обычном смысле слова, возможно, они вообще не умирали. Никто не знает этого, однако в том-то и заключается парадоксальность данного события. Мой клиент печально покачал головой по поводу подстерегающих нас опасностей и сразу вернулся к обсуждению предметов искусства. Мы пришли к соглашению, более выгодному для него, чем для меня. "Капелла" — флагман новейшего класса межзвездных лайнеров, была оснащена всеми возможными средствами безопасности, вел ее, дипломированный капитан высокого класса, и было больно думать, что она тихо перешла в разряд призраков. Немедленно был написан шлягер на эту тему, и появилось множество теорий. Корабль попал во временной узел, говорили некоторые, и вынырнет в будущем, а пассажиры и экипаж даже не заподозрят, что случилось что-то необычное. Мы теряли корабли многие века, но пока ни один из них так и не появился. Поэтому, если они, действительно, перемещаются вверх по течению времени, то, должно быть, на значительное расстояние. Наиболее распространенным было мнение о том, что одновременно отказали все двигатели Армстронга, обрекая невидимый и неслышимый корабль на вечные скитания. Я с удивлением подумал, что это превосходная идея, именно так нужно сказать семьям путешественников. Было множество других теорий: "Капелла" вынырнула в другой вселенной, произошла какая-то флуктуация, забросившая ее в другую галактику или, что более вероятно, в промежуток между галактиками. Мне лично наиболее вероятной представляется теория "валуна на дороге", то есть пространство Армстронга не является абсолютным вакуумом, и "Капелла" наткнулась на нечто, слишком крупное для ее отражателей. Конечно, я понимал не больше остальных, но все равно меня это нервировало. Я летал на подобных проклятых штуках только в случае абсолютной необходимо. В последующие дни эфир заполнили обычные истории о людях, так или иначе связанных с полетом. Один человек, проспавший вылет и в результате опоздавший на борт корабля, благодарил Всевышнего, который оказался не столь же снисходительным к остальным двум тысячам шестистам пассажирам. Капитан выполнял свой последний рейс и по прибытии корабля на Станцию Сараглия должен был уйти в отставку. Женщина с Окраины заявила, что накануне катастрофы ей приснился сон об исчезновении "Капеллы". Она умело использовала свое заявление и сделала успешную карьеру, став одной из ведущих прорицательниц века. И так далее. Говорили, что будет проведено расследование, но, конечно, оно ничего не даст. В конце концов, кроме списков пассажиров и груза, расписания движения и прочего мало что еще может помочь следствию. Специалисты опубликовали свежую статистику, которая демонстрировала большую безопасность путешествий между Ригелем и Сорлом, чем при езде по улицам среднего города. Дней через десять дней после исчезновения "Капеллы" я получил послание от родственника с Окраины, с которым не общался уже много лет: "Сообщаю, если ты ничего не знаешь, что Гейб находился на "Капелле". Мне очень жаль. Сообщи, если я могу быть чем-то полезным". И тогда до меня дошло. Утром пришла электронная посылка с двумя информационными кристаллами. Отправителем значилась юридическая контора "Бримбери и Конн", которая, судя по сопроводительной записи, располагалась где-то на Окраине. Я ввел кристаллы в систему, надел на голову обруч и опустился в кресло. Появилось изображение женщины, плавающей в воздухе примерно в полуметре от пола, с наклоном вперед около тридцати градусов. Звук тоже был не совсем четким. Я мог бы легко все исправить, но, поскольку ничего хорошего сообщение мне не сулило, не стал напрягаться. Женщина говорила, глядя в пол. Вокруг нее постепенно проявлялось изображение библиотеки, однако я его заэкранировал. Женщина выглядела привлекательной на свой бюрократический, хорошо отутюженный манер. — Мистер Бенедикт! Позвольте выразить соболезнования в связи с кончиной вашего дяди. — Пауза. — Он был уважаемым клиентом фирмы "Бримбери и Конн", а также нашим другом. Нам будет недоставать его. — Как и всем нам, — сказал я. Изображение кивнуло. Губы женщины дрожали, и, когда она вновь заговорила, голос ее звучал неуверенно, что убедило меня в подлинности ее чувств, несмотря на бесстрастность речи. — Мы хотели сообщить, что вы являетесь единственным наследником его поместья. Вам следует представить необходимые документы, перечисленные в приложении к данному сообщению. — Она слегка заколебалась. — Мы уже начали предпринимать шаги для официального признания Габриэля погибшим. Конечно, будет определенная задержка, поскольку суд не очень охотно берет дела о пропавших без вести, даже в такой ситуации. Тем не менее, как только представится возможность, нам хотелось бы действовать в защиту ваших интересов. Следовательно, вы должны безотлагательно отправить нам документы. Она села и поправила юбку. — Ваш дядя оставил для вас запечатанное сообщение, которое следует передать вам в случае его смерти. Оно включится в конце разговора по звуку вашего голоса. Скажите любое слово. Прошу вас, не колеблясь, сообщить нам, если мы можем быть чем-то вам полезными. И еще, мистер Бенедикт, — ее голос упал до шепота, — мне, действительно, будет не хватать его. Я остановил запись, прогнал тестовую программу и отрегулировал изображение. Затем вернулся в кресло и долго сидел, не надевая обруч. — Гейб, — наконец произнес я. Свет померк, и я очутился дома, в старом кабинете на третьем этаже, в мягком кресле, которое когда-то так любил. Казалось, ничего не изменилось. Я узнал отделанные панелями стены, старую тяжелую мебель, шторы цвета красного дерева. В камине потрескивал огонь. И Габриэль стоял рядом. Стоял так близко, что я мог бы дотянуться до него рукой — высокий, худой, еще более поседевший, его лицо частично скрывала тень. Он молча прикоснулся к моему плечу, потом сжал его. — Привет, Алекс. Все это было лишь имитацией, но в тот момент я понял, как мне будет недоставать старого чудака. Эта мысль вызвала неоднозначные чувства, к тому же я был удивлен: Гейб принял бы свою судьбу, не подвергая никого испытанию процедурой сентиментального прощания. Это было на него не похоже. Мне хотелось разрушить иллюзию, просто сидеть и смотреть, но приходилось отвечать, иначе изображение будет реагировать на молчание. — Привет, Гейб. — Поскольку я здесь, — грустно сказал он, — можно предположить, что дело плохо. — Мне очень жаль. Он пожал плечами. — Бывает. Трудно выбрать менее подходящее время, но не всегда удается управлять событиями. Полагаю, тебе известны подробности. А может и нет. Там, куда я собрался, есть шанс просто исчезнуть и никогда не появляться. "Да, — подумал я, — но все случилось не так, как ты ожидал". — Куда же ты собрался? — Охотиться в Даме-под-Вуалью. — Он покачал головой, и я заметил, что его переполняет сожаление. — Иногда все складывается чертовски неудачно, Алекс. Надеюсь, что бы там ни случилось, но случилось это на обратном пути. Мне бы не хотелось умереть прежде, чем я все выясню. Мольба, а это была именно мольба, повисла в воздухе. — Ты так и не добрался до Станции Сараглия, — ответил я. — Вот как? Гейб нахмурился и как-то сгорбился, будто сломался. Он отвернулся, обошел кофейный столик, стоявший на этом месте много лет, и неловко опустился в кресло напротив меня. — Жаль. Его движения стали более осторожными, а лицо, напоминающее лицо Дон Кихота, посерьезнело. Были ли это признаки старости или просто реакция на известие о собственной смерти. Во всяком случае, в нашем разговоре ощущалось нечто смутное, какая-то трепетная неопределенность, какой-то разлад. — Ты хорошо выглядишь, — сказал я откровенную глупость. При данных обстоятельствах замечание было мрачноватым, но Гейб, казалось, этого не заметил. — Жаль, что нам не пришлось побеседовать хотя бы еще раз. Эта встреча — совсем не то. — Да. — Мне хотелось, чтобы мы лучше понимали друг друга. На это нелегко было ответить. Гейб заменил мне и отца, и мать, и у нас возникали обычные разногласия отцов и детей. Даже большие, потому что Гейб был идеалистом. — Ты слишком усложнил наши отношения, — продолжал он. Он имел в виду, что я неплохо устроился в жизни, продавая антиквариат частным коллекционерам. Занятие, которое он считал аморальным. — Я не нарушал законы, — ответил я. Мое возражение звучало бессмысленно, ведь теперь Гейб находится там, куда не докричишься. Осталась только иллюзия. — Здесь ты бы их нарушал! Ни одно просвещенное общество не позволяет бесконтрольно заниматься такими вещами. — Гейб глубоко вздохнул и медленно выдохнул. — Оставим это. Я заплатил за свои принципы более высокую цену, чем мне хотелось бы, Алекс. Сидящий передо мной человек был всего лишь компьютерной программой и знал только то, что было известно моему дяде в момент записи. У него не было ни тех принципов, с позиций которых он говорил, ни настоящего чувства сожаления, которое испытывал я. Но это позволяло ему делать то, что хотелось бы сделать мне самому и чего я сделать не мог. — Если бы я мог изменить прошлое, я бы не стал придавать этому такое значение. — Но ты бы все же исчез. — Конечно. — Хорошо. Он улыбнулся и с удовлетворением повторил мою реплику. — Для тебя еще не все потеряно, Алекс. Гейб поднялся, оттолкнувшись руками от кресла, открыл бар, извлек бутылку и два стакана. — "Туманящий голову", — объявил он. — Твой любимый. Хорошо быть дома! Вступив в беседу с кристаллокопией, я нарушил свое правило — отдался во власть изображений и позволил себе принимать иллюзии за реальность. Только сейчас я осознал, как соскучился по этому украшенному панелями и заставленному книжными полками кабинету в задней части дома. Он всегда был одной из моих любимых комнат. Вторая находилась на чердаке: волшебное место, откуда я столько раз следил за лесом, ожидая появления драконов или вражеских солдат. Он пах сосной. Свежими полотняными занавесками, касселитовыми книжными обложками и паленым деревом. Здесь полно экзотических фотографий: заброшенная башня, увитая плюшем, которую охраняет непристойный идол, состоящий из брюха и зубов; разрушенная колонна в совершенно пустынной местности; маленькая группа людей у ступенчатой пирамиды, освещенной парой лун. На одной из стен висела репродукция картины Маркросса с изображением бессмертного "Корсариуса", а рядом — рисунки мужчин и женщин, с которыми работал Гейб, выполненные в технике многослойной печати, и среди них — мой портрет в четырехлетнем возрасте. Здесь всегда было много различных предметов, найденных Гейбом во время полевых сезонов: игрушки, компьютеры, лампы, статуэтки. Даже сейчас я видел какой-то цилиндрический, весь в заклепках предмет под стеклянным колпаком. Я поднял бокал, показывая, что пью за его здоровье. Он поднял свой, наши глаза встретились, и я почти поверил, что у нас с Гейбом, наконец-то, все наладилось. Напиток был теплым, довольно мягким и имел привкус прошлого. — Тебе надо кое-что сделать, — сказал Гейб. Он стоял перед картиной Ван Дайна, изображавшей развалины в Пойнт-Эдварде. Знаете, темные руины, а над ними красно-золотые кольца и скопление серебряных лун. Таким его нашли после нападения. Кресло было удобным, даже сверхъестественно удобным, "Туманящий" превосходным. Такой эффект всегда возникает от объектов, которые не существуют в реальности. Некоторые говорят, что совершенство портит иллюзию, что воспроизведение с кристаллов могло работать лучше, если бы физические ощущения были приглушены или имели какой-нибудь дефект, как в реальности. — Что именно? — спросил я, полагая, что Гейб собирается попросить меня разумно вести дела поместья, следить, чтобы деньги шли на благое дело, не транжирить их на скиммеры и женщин. Он помешал кочергой в камине. Пламя взметнулось ввысь, из-за решетки тяжело вывалилось полено, облако искр взлетело и растаяло. Я ощущал на лице жар. — Как это случилось? Сердечный приступ? Проблемы с зафрахтованным кораблем? Меня переехало такси по дороге в космопорт? Я не мог удержаться от улыбки, видя любопытство кристаллокопии. — Гейб, корабль так не вышел из прыжка. — Ну какой сукин сын! — сначала у него вырвался смешок, потом он разразился хохотом. — Значит, я погиб в обычном пассажирском рейсе! Я тоже засмеялся. "Туманящий голову" согревал мой желудок, и я снова наполнил бокалы. — Смешно, — сказал он. — Самый безопасный вид путешествий на один пассажиро-километр, заметил я. — Будь я проклят, если еще раз сделаю такую ошибку. — Однако его смех затих, и последовало долгое молчание. — И все же мне бы хотелось увидеть. Я ждал продолжения и, поскольку он молчал, подтолкнул его: — Увидеть что? Что ты искал? Он отмахнулся от вопроса. — Сказать тебе честно, я чувствую себя не совсем удобно, делая все это. То есть, было бы порядочнее, если бы люди не болтались тут после того, как... — Он помахал рукой в воздухе, подыскивая подходящее слово: Ушли в лучший мир. — Его голос звучал неуверенно. Растерянно. — Мне пришлось принять меры предосторожности. — Его глаза округлились. — Ты помнишь Хью Скотта? Я немного подумал, потом ответил: — Нет. — Полагаю, у тебя не было причины его запомнить. А как насчет Терры Нуэлы? Это ты помнишь? Разумеется. Терра Нуэла была первым поселением, основанным за пределами Солнечной системы. Ее построили на горячей скалистой планете, вращающейся вокруг Беты Центавра, и конечно, сейчас это всего лишь дыра в пустыне. Именно туда Гейб впервые взял меня с собой на раскопки. — Да, — сказал я, — самое горячее место из всех, какие я видел. — Скотт тоже участвовал в том путешествии. Я подумал, что ты можешь помнить его. После захода солнца он водил тебя на прогулки. — Допустим, — я смутно припомнил крупного, бородатого человека. Правда, в том возрасте мне все казались большими. — Если бы ты увидел Скотта сейчас, ты бы его не узнал. — Здоровье? — спросил я. — Супружеские проблемы? — Нет. Ничего похожего. Около трех лет назад он вернулся из разведывательного полета. Вернулся мрачный, озабоченный, сбитый с толку, совершенно не похожий на себя. Как я подозреваю, психиатр мог бы прийти к выводу, что он подвергся глубокому изменению личности. — И что? — Он находился на борту "Тенандрома", большого нового корабля космической разведки. Они увидели нечто очень странное в Даме-под-Вуалью. — Что именно? — Он не захотел мне рассказать, Алекс. Ни в чем не признался. — Тогда это просто твои догадки? — Я знаю, что они увидели. Или, по крайней мере, думаю, что знаю. Я как раз летел туда, когда... Он не смог продолжать, замолчал и махнул рукой, указывая на потолок. — И что, по-твоему, они увидели? — Не уверен, что могу много тебе рассказать, — вздохнул Гейб. — При таких передачах всегда существует проблема безопасности. Тебе тоже не захотелось бы, чтобы все вышло наружу. — Почему? — Поверь моему слову. Гейб снова сидел в своем кресле и потирал лоб, как обычно это делал, стараясь что-то рассчитать. — Тебе придется вернуться домой. Мне очень жаль, но по-другому нельзя. Все, что тебе нужно, находится у Джейкоба. Это в файле "Лейша Таннер". Адвокаты сообщат тебе шифр к информации. — Лицо Гейба помрачнело, и он вскочил с кресла. — Чертовски досадно пропустить такое, Алекс. Я тебе завидую. — Гейб, у меня здесь дела. Я не могу просто взять и улететь. — Понимаю. Наверное, мне легче найти помощь в другом месте. У меня есть несколько коллег, которые душу бы отдали за такую возможность, но мне хотелось возместить нам с тобой потерянные годы. Это мой дар и твоя награда, Алекс. Сделай, как я прошу, и ты никогда не пожалеешь. По крайней мере, мне так кажется. — И больше ты ничего не скажешь? — Остальное ждет тебя дома. — Кто такая Лейша Таннер? Гейб не ответил. — Ты захочешь сам заняться этим. Пока ты еще не знаешь сути дела, я должен предупредить тебя, Алекс, что здесь важно выиграть время. Если в течение тридцати стандартных дней ты не явишься в контору "Бримбери и Конн", предложение направят другому лицу. Прости меня, но я не могу рисковать. Дело не должно ускользнуть от нас. — Гейб, ты все-таки сукин сын. Я произнес это небрежным тоном, и он улыбнулся. — Вот что я тебе скажу. — У него был самодовольный вид. — Я знаю правду о Талино. — Кто, такой, черт побери, Талино? Он вытянул губы трубочкой: — Людик Талино. — А, предатель. Гейб кивнул. — Да, — мечтательно произнес он. — Штурман Кристофера Сима. Возможно, один из самых невезучих людей на свете. — Бесчестных — более подходящее слово. — Да. Спустя два столетия он все еще возбуждает страсти. — Теперь Гейб быстро ходил по комнате, настоящий фонтан энергии. — А ведь он всегда утверждала что невиновен. Я пожал плечами. — Все давно быльем поросло, Гейб. Мне понятен твой интерес, но меня удивляет такая секретность в связи с Талино. Будь добр, объясни суть дела! — Мне не хотелось бы продолжать этот разговор, Алекс. Ты не представляешь, что поставлено на карту. Выезжай как можно скорее. — Хорошо, будь по-твоему. В действительности мне было глубоко наплевать на коллекцию глиняных горшков или на то, что Гейб нашел в этот раз. В каком-то смысле сейчас были последние минуты, которые мы проводили вместе, и я мог думать только об этом. — Я сообщу адвокатам о своем приезде. Правда, нужно уладить здесь кое-какие дела. Не знаю, хватит ли мне тридцати дней. Но если это ждало два века, думаю, несколько месяцев затяжки не повлияют на результаты поездки. — Нет! — Гейб наклонился ко мне и в его глазах появился слабый намек на насмешку. — Вероятно, не повлияет, хотя тебе придется спросить "Бримбери и Конн". Я предоставил им некоторую свободу действий. Полагаю, все будет зависеть от того, сочтут ли они тебя надежным человеком. — Гейб подмигнул. — Когда ты ознакомишься с файлом, то можешь решить, что я действовал неправильно. У меня нет надежного способа предугадать твою реакцию, признаюсь, что и сам не пришел к окончательным выводам относительно собственного поведения в этой истории. Но я оставляю все на твое усмотрение, поскольку доверяю тебе. Жаль, что не могу быть с тобой до конца. — Ты там будешь, — сказал я. Гейб рассмеялся. — Сентиментальная чепуха, Алекс. Меня уже нет, и все это меня больше не волнует. Вот так! Но если ты захочешь что-нибудь сделать для меня, то пошли после завершения дела подобающий сувенир в Институт Аккадии. — При мысли о такой перспективе он расплылся в улыбке. — Эти ублюдки всегда называли меня джентльменом. — Гейб протянул ко мне руки. — Кажется, это все, Алекс. Я люблю тебя, и рад, что могу поручить это дело тебе. Мы обнялись. — Спасибо, Гейб. — Все в порядке. Я хочу, чтобы это осталось семейным делом. Так или иначе... — Я уже встал, но он продолжал смотреть мне в глаза. — Сделай все, как надо, и нашими именами назовут университеты. — Не знал, что тебя волнует такая чепуха. Его губы изогнулись в насмешливой улыбке. — Я уже умер, Алекс. Мне приходится думать о будущем. |
||
|