"Спецназ" - читать интересную книгу автора (Суворов Виктор)

Глава 10. Боевая учеба

Был холодный серый день с порывистым резким ветром и рваными облаками, застилающими небо. Мы с заместителем начальника отделения спецназа 17-й армии находились рядом со старым железнодорожным мостом. За много лет до этого здесь строили железную дорогу, но, по каким-то причинам, она была брошена недостроенной. Здесь остался только мост через свинцового цвета реку. Он казался ужасно высоким. Вокруг был огромный пустынный лес, покрывавший огромные пространства, где скорее можно встретить медведя, чем человека.

Шли соревнования спецназа. Мы с подполковником были посредниками. Маршрут, который проходили соревнующиеся, имел много десятков километров в длину. Солдаты, вымоченные дождем, с красными лицами, нагруженные оружием и снаряжением, старались пройти этот маршрут за несколько дней – бегом, быстрым шагом, снова бегом. Их лица покрывала отросшая грязная борода. У них не было пищи, а воду они добывали из ручьев и озер. Вдобавок, по дороге им встречалось множество неприятных и непредвиденных препятствий.

На нашей контрольной точке оранжевые стрелки предписывали солдатам пересечь мост. На середине моста следующая стрелка указывала на перила на краю моста. Солдат, долго плевшийся позади своей группы, вбежал на мост. Усталость гнула книзу его голову, и так он добежал до середины моста, а затем, еще через некоторое время, он резко остановился. Он вернулся назад и поглядел на стрелу, указывающую на край. Он поглядел через перила и увидел следующую стрелу на топком островке, находящемся несколько в стороне и заросшем камышом. Она была огромной и оранжевой, но еле видной на расстоянии. Солдат озадаченно присвистнул. Он влез на ограждение со всем своим оружием и снаряжением, и, не смотря на опасность, прыгнул. Пока он падал, он попытался выразить его отношение к судьбе и спецназу на хорошем солдатском языке, но крик превратился в долгий тягучий вой. Он с грохотом пробил черную ледяную воду и долго не появлялся. Наконец его голова появилась из воды. Была поздняя осень и вода была ледяной. Но солдат вплавь направился к отдаленному островку.

На нашей контрольной точке, где солдаты один за другим прыгали с высокого моста, не было никаких средств для помощи солдату, попавшему в трудную ситуацию. И не было также ничего для спасения. Мы, офицеры, были только наблюдателями, для того, чтобы быть уверенными, что каждый из них прыгнул с самой середины моста. Остальное нас не касалось.

– Что будет, если кто-то из них утонет? – спросил я офицера спецназа.

– Если кто-то утонет, то это значит, что он недостаточно хорош для спецназа.

Это значит, что он недостаточно хорош для спецназа. Это предложение выражает целую философию боевой подготовки. Старые солдаты передают ее молодым, которые воспринимают это как шутку. Но очень скоро они обнаруживают, что никто не шутит.

Боевая учебная программа для спецназа выработана по рекомендациям ведущих экспертов Советского Союза по психологии. Они установили, что в прошлом учеба проводилась неправильно, основываясь на принципе движения от простого к более сложному. Солдата сначала учили прыгать с небольшой высоты, укладывать свой парашют, правильно приземляться и так далее, с последующим обучением по выполнению настоящих прыжков с парашютом. Но чем длиннее процесс предварительного обучения, чем больше солдата заставляют ждать, тем больше он начинает бояться прыгать. Опыт, приобретенный в предыдущих войнах, также показывает, что резервисты, которых обучали только несколько дней, а затем бросили в бой, в большинстве случаев действуют очень хорошо. Их иногда очень мало обучали, но у них всегда было достаточно мужества. Доказано, что это противоречие также истинно. Во время Первой Мировой Войны лучшие Российские полки стояли в Санкт-Петербурге. Они охраняли Императора и их обучали для действий только в наиболее критических ситуациях. Чем дольше продолжалась война, тем меньше стремились охранные полки драться. Война продолжалась, превращаясь в бессовестное мошенничество, но, в конце концов, возросла вероятность ее быстрого окончания. Чтобы завершить ее Император решил использовать свою охрану...

Революция 1917 года не была революцией. Это был просто переворот, совершенный гвардейцами всего лишь в одном городе огромной империи. Солдаты больше не хотели воевать; они боялись войны и не желали зря умирать. В стране было большое количество партий, каждая из которых поддерживала войну до конца, и лишь одна из них призывала к миру. Солдаты доверились именно этой партии. Между тем, полки, дравшиеся на фронте, понесли огромные потери, и их моральный дух был очень низок, но у них и помыслов не было разбежаться по домам. Фронт рухнул только тогда, когда рухнула центральная власть в Санкт-Петербурге.

Партия Ленина, захватившая власть в такой огромной империи посредством штыков напуганных тыловых гвардейцев, сделала правильные выводы. Сегодня солдат долго в тылу не держат и они не проводят много времени в учебе. Рассудили, что более мудро будет бросить молодого солдата прямо в битву, перевести тех, кто останется жив, в резерв, пополнить свежими резервистами и – снова в бой. Название «гвардейцы» впоследствии присваивалось только в бою и только тем подразделениям, которые несли тяжелые потери, но продолжали сражаться.

Постигнув эти уроки, командиры ввели и другие изменения в методы боевой учебы. Эти новые принципы, в первую очередь, были испытаны на спецназе и дали хорошие результаты.

Наиболее характерная черта в обучения молодого солдата спецназа – это не дать ему времени подумать о том, что перед ним. Он должен встречаться с опасностью, страхом и неприятностями неожиданно и не имея времени, чтоб испугаться. Когда он преодолеет это препятствие, он будет гордиться собой, своей отвагой, решительностью и способностью рисковать. И, соответственно, он не будет бояться.

Неприятные неожиданности всегда ожидают солдата спецназа на первом этапе его службы, иногда в наиболее непредвиденных ситуациях. Он входит в учебную комнату, а ему бросают на шею змею. Он поднимается утром и спрыгивает с кровати, чтобы внезапно обнаружить огромную серую крысу в своем сапоге. Вечером в субботу, когда, казалось бы, вся тяжелая неделя позади, его хватают и бросают в маленькую тюремную камеру с рычащим псом. Первый прыжок с парашютом тоже связан с неожиданностями. Достаточно короткий курс инструктажа, затем в небо и – прямиком – вон из люка. А если он разобьется? Обычный ответ: он не хорош для спецназа!

Позже солдат пройдет полное обучение, как теоретическое, так и практическое, включающее способы борьбы со змеей вокруг шеи или крысы в сапоге. Но зато солдат идет в свои учебные классы без какого бы то ни было страха перед тем, что там произойдет, потому что большинство самых страшных вещей уже позади.

Одним из наиболее важных аспектов полной боевой подготовки является техника выживания. В Советском Союзе есть масса мест, где нет людей на тысячи квадратных километров. Метод состоит в выброске небольшой группы из трех или четырех человек на парашюте в абсолютно незнакомое место, где нет людей, нет дорог, нет ничего кроме слепящего снега от горизонта до горизонта или жгучих песков, простирающихся насколько видит глаз. У группы нет ни карты, ни компаса. У каждого есть автомат Калашникова, но всего лишь один патрон боезапаса. Вдобавок, каждый имеет нож и лопатку. Снабжение пищей минимальное, иногда нет вообще никакого снабжения. Группа не знает сколько придется идти: день, пять дней, две недели? Люди могут использовать свой боезапас как хотят. Они могут убить оленя, лося или медведя. Этого будет достаточно для всей группы на длительное путешествие. Но что, если нападут волки, а боезапас закончился?

Чтобы сделать занятия по выживанию более реалистичными, группа не берет с собой радиопередатчика, и они не могут передать сигналы бедствия, что бы в группе не случилось, пока не встретят первых людей на своем пути. Часто все начинается с прыжка с парашютом в наиболее неприятных местах: на тонкий лед, в лес, на горы. В 1982 году три советских военных парашютиста совершили прыжок в кратер вулкана Авачинск. Прежде всего, им надо было выбраться из кратера. Два других советских военных парашютиста несколько раз начинали учения с приземления на вершину Эльбруса (6 642 м). Успешно пройдя весь маршрут выживания, они проделали то же самое на самых высоких горах Советского Союза – на пиках Ленина (7 134 м) и Коммунизма (7 495 м).

В условиях, существующих сегодня в Западной Европе, становятся необходимыми другое поведение и другие обучающие методы. Для этой части подготовки солдат спецназа одевают в черные тюремные костюмы и выбрасывают ночью в центре большого города. В это же время местные радио и телевизионные станции сообщают о том, что группа особо опасных преступников сбежала из местной тюрьмы. Интересно то, что в Советском Союзе публиковать такие сообщения в прессе запрещалось, но они могли появляться на местном радио и телевидении. Население, которое получает только малые крупицы информации, таким образом, пугают сбежавшими преступниками, о которых циркулируют всякого рода фантастические истории.

«Преступникам» приказано вернуться в свою роту. Местной полиции и войскам МВД отдается приказ найти их. Только высшие офицеры МВД знают, что это всего лишь учения. Офицеры среднего и низшего звена действуют как в реальной обстановке. Высшие офицеры обычно говорят своим подчиненным, что «преступники» не вооружены и что при аресте кого-либо из них следует немедленно доложить. Хотя есть проблема: полиция чаще не верит сообщению, что преступники не вооружены (они могут украсть пистолет в последний момент), и поэтому, вопреки данным ей инструкциям, они используют свое оружие. Иногда арестованный солдат может быть отдан своему офицеру в полумертвом состоянии – он сопротивлялся – говорят, и мы были вынуждены просто обороняться.

В некоторых случаях, когда проводятся большие учения, и полиция и войска МВД знают, что это всего лишь учения. Даже если и так, то это очень рискованно находиться в группе спецназа. МВД использует собак в учениях, а собаки не понимают разницы между учениями и реальным боем.

Солдат спецназа действует на территории врага. Одной из его главных задач, как мы видели, является поиск особенно важных целей, для чего ему необходимо захватывать людей и силой вытягивать из них необходимую информацию. То, что солдат знает, как выжать эту информацию, не вызывает сомнений. Но как он сможет понять, что его пленный говорит? Офицеры спецназа проходят специальную языковую подготовку, а, вдобавок к этому, в каждой роте спецназа есть офицер-переводчик, бегло говорящий, по меньшей мере, на двух иностранных языках. Но в маленькой группе не всегда под рукой офицер, поэтому каждый солдат и сержант, допрашивающий пленного, должен имеет некоторые познания в иностранном языке. Но солдаты спецназа служат только два года и их военная подготовка настолько интенсивная, что просто невозможно выкроить даже несколько дополнительных часов.

Как решается эта проблема? Может ли солдат понять пленника, который под пыткой кивает головой и показывает свою готовность говорить?

Обыкновенный солдат спецназа владеет пятнадцатью иностранными языками и может свободно ими пользоваться. Вот как он это делает.

Представьте, что вы взяты в плен группой спецназа. Вашему товарищу прижгли ладони раскаленным железом и забили большой гвоздь в голову для демонстрации. На вас вопросительно смотрят. Вы киваете головой – вы согласны говорить. Каждый солдат спецназа имеет шелковый разговорник – белый шелковый носовой платок с шестнадцатью рядами различных вопросов и ответов. Первое предложение на русском: «Молчи, или я убью тебя». Сержант показывает на это предложение. Затем следует перевод его на английский, немецкий, французский и множество других языков. Вы находите нужный ответ на вашем языке и киваете головой. Очень хорошо. Вы поняли друг друга. Они могут освободить вам рот. Следующее предложение: «Если не будешь говорить правду – пожалеешь!» Вы быстро находите эквивалент на вашем собственном языке. Хорошо, все ясно. Дальше вниз по шелковому шарфику еще около сотни простых предложений, каждое из которых переведено на пятнадцать языков: «Где?», «Ракета», «Штаб», «Аэродром», «Склад», «Полицейский пост», «Минное поле», «Как охраняется?», «Взвод?», «Рота?», «Батальон?», «Собаки?», «Да», «Нет» и так далее. Последнее предложение является повторением второго: «Если врешь – пожалеешь!»

Обучение самого глупого солдата общению с помощью этого шелкового разговорника займет всего пару минут. Вдобавок солдата учат произносить и понимать самые простые и наиболее необходимые слова, типа «вперед», «назад», «туда», «сюда», «направо», «налево», «метры», «километры» и еще несколько, от одного до двадцати. Если солдат не способен выучить это – не беда, так как они все написаны на шелковом шарфике, который есть у каждого человека в группе.

В начале 1970 года советские ученые начали создавать легкое электронное приспособление для перевода вместо шелкового разговорника или в дополнение к нему. Требования высшего командования были просты: устройство не должно весить более 400 граммов, должно помещаться в ранец и быть размером с небольшую книжку или еще меньше. Оно должно иметь дисплей, где появлялось бы слово или простенькая фраза на русском, которые немедленно переводились бы на наиболее широко использующиеся языки. Допрашиваемый печатал бы свой ответ, который бы немедленно переводился на русский. Я не знаю, используется ли сейчас такое устройство. Но прогресс в технологиях позволит вскоре создать нечто подобное. Не только спецназ, но и другие организации в Советской Армии проявляют интерес к такому устройству. Однако, никакое устройство не заменит настоящего переводчика, и это является причиной, почему, кроме действительно переводчиков, так много людей разных зарубежных национальностей обнаруживаются в спецназе.

Один советский солдат, который сбежал в Афганистане, рассказывал как он был включен в разведывательную роту воздушно-десантной бригады. Этот случай не совсем спецназовский. Кто-то узнал, что он говорит на одном из местных диалектов, и его немедленно послали к командиру. Офицер задал ему два вопроса, два традиционных:

– Водку пьешь? Как насчет спорта?

– Водка – да, спорт – нет.

Он дал полностью неправильные ответы. Но в боевых условиях человек, говорящий на языке противника, особенно ценен. Его взяли вопреки всему, заботились о нем, поскольку от его способности говорить и понимать что говорят зависела жизнь группы или нескольких групп. А от того, как эти группы выполнят свои задания, зависят жизни тысяч, а в некоторых случаях, и миллионов людей. Единственный недостаток быть переводчиком состоит в том, что ему никогда не прощают допущенной ошибки. Но этот недостаток одинаков как для него самого, так и для каждого в данном подразделении.

Солдат не должен бояться огня. Во всей Советской Армии, в каждом роде войск, очень большое внимание уделяется психологической готовности солдата или матроса идти против огня. В Военно-морском флоте старые субмарины вытаскивают на землю, несколько моряков закрывают в отсеке, в котором создают пожар. В танковых войсках людей закрывают в старом танке и изнутри или снаружи зажигают огонь, а иногда сразу с обеих сторон.

Солдат спецназа проходит через огонь намного чаще, чем любой другой солдат. Для этого в его военной подготовке огонь присутствует постоянно с первого до последнего дня. Наконец, однажды, он встречается с огнем, который напрямую угрожает его жизни. Его заставляют прыгать через широкие рвы с огнем, зажженным на дне. Он должен промчаться через горящие комнаты и через горящие мосты. Он проезжает на мотоцикле между пылающими стенами. Когда он выполняет парашютный прыжок на точность приземления, под ним внезапно может вспыхнуть большой огонь.

Солдат спецназа научен обращаться с огнем и предохранять от него себя и товарищей различными способами: катание по земле для тушения одежды, гашение пламени землей, ветками или пластами земли. При обучении взаимодействия с огнем наиболее важным является не научить его способам предохранения себя (хотя это и важно), столько заставить его усвоить, что огонь является постоянным спутником жизни, который всегда на его стороне.

Другой очень важный элемент спецназовской подготовки – состоит в том, чтобы научить солдата не бояться крови и быть способным убивать. Это более важно и более трудно для спецназа, чем, к примеру, для пехоты. Пехотинец обычно убивает врага на расстоянии более, чем сто метров и часто с расстояния 300 или 400 метров или более. Пехотинец не видит выражения лица своего противника. Его работа состоит в том, чтобы точно взять прицел, задержать дыхание и плавно нажать на курок. Пехотинец в мирное время стреляет в фанерные мишени, а в военное время – в людей, которые на расстоянии очень похожи на фанерные мишени. Кровь, которую пехотинец видит, является, главным образом, кровью его мертвого товарища или его собственной, а это только усиливает ярость и жажду мести. После этого пехотинец стреляет во врага без малейшего чувства колебаний совести.

Обучение солдата спецназа более сложное. Он часто должен убивать врага в тесных помещениях, глядя ему прямо в лицо. Он видит кровь, но это не кровь его товарищей; это зачастую кровь совершенно невиновного человека. Офицер, командующий спецназом, должен быть полностью уверен, что каждый солдат спецназа выполнить свой долг в критической ситуации.

Как и огонь, кровь является постоянным атрибутом боевой подготовки солдата. Нас приучили думать, что солдата следует приучать к виду крови постепенно – сначала немного крови, затем больше день ото дня. Но специалисты отбросили эту точку зрения. Первая внезапная встреча солдата спецназа с кровью должна быть, уверяют они, совершенно неожиданной и в больших количествках. В процессе карьеры как бойца, перед ним будет неожиданно возникать огромное количество ужасных вещей без какого-либо предупреждения вообще. Поэтому он должен научиться не удивляться ничему и не бояться ничего.

Группу молодых солдат спецназа вытаскивают ночью из постелей по тревоге и посылают в погоню за «шпионом». Чем хуже погода, тем лучше. Лучше всего, когда идет проливной дождь, дует резкий ветер, грязь и слякоть. Многие километры препятствий – проваленные ступеньки, дыры в стенах, веревки, натянутые поперек дыр и траншей. Взвод молодых солдат практически потерял дыхание, сердца их колотятся. Их ноги скользят, их руки оцарапаны и изранены. Вперед! Все озлоблены – офицеры и особенно люди. Солдат может дать выход своей злости только дав более слабому товарищу по лицу и, может быть, получив пинка под ребра в ответ. Место действия усеяно развалинами домов, все обрушивается, разваливается на части, и везде битое стекло. Все мокрое и скользкое, и повсюду нескончаемые препятствия с прожекторами, направленными на них. Но они не помогают: они только мешают, ослепляют людей, пока они карабкаются. Все вниз. Вдоль по коридору. Затем впереди вода. Вся группа, бегущая под уклон без замедления, падает прямо в какую-то липкую жидкость. Вспыхивает слепящий свет. То, в чем они очутились, не вода – это кровь. Кровь выше колен, талии, груди. На стенах и на потолке куски гниющей плоти, кучи кровоточащих внутренностей. Ступеньки скользкие от скользких кусочков мозга. Солдаты в нерешительности толпятся в коридоре. Затем кто-то в темноте спускает с цепи огромную собаку. Есть только один способ убежать – через кровь. Только вперед, туда, где виден широкий проход и лестница наверх.

Где же могут получить так много крови? Со скотобойни, конечно. Это не так трудно – набрать цистерну крови. Она может быть узкой и не сильно глубокой, но она должна быть крутящейся, там должен быть низкий потолок. Помещение, куда помещают эту цистерну с кровью, может быть достаточно небольшим, но кучи гниющих досок, брусья и бетонные плиты должны быть в него свалены. Даже на очень ограниченном пространстве можно создать впечатление, что ты находишься в бесконечном лабиринте переполненном кровью. Главное – иметь множество изгибов и поворотов, дыр, провалов, тупиков и дверей. Если у вас нет достаточно крови, вы можете использовать просто внутренности животных, перемешанных с кровью. Дно цистерны не должно быть ровным: вы должны дать обучаемым возможность и пройти, и понырять. Но самым важным является то, что этот первый урок должен состояться в группе действительно молодых солдат, которые попали в спецназ, но были до сих пор изолированы и не имели возможности встречаться со старыми солдатами и быть предупрежденными, что их ждет. И еще кое-что: цистерна с кровью не должна быть последним препятствием этой ночи. Величайшая ошибка прогнать людей через эту цистерну и затем закончить урок, оставив их мыться и идти спать. В этом случае кровь будет представляться им как ужасный сон. Заставьте их преодолевать следующие и следующие препятствия.

Изнуряющие тренировки должны повторяться снова и снова, без передыха. Продолжайте тренировки все утро и весь день. Без еды и питья. Таким способом люди обучаются умению ничему не удивляться. Кровь на их руках и одежде, кровь на их сапогах – все это становится чем-то привычным. В тот же самый день также должно быть много стрельбы, лабиринтов с костями, и собаки, собаки и еще собаки. Цистерна с кровью должна запомниться людям как нечто совершено обычное в целой веренице мучительных тренировок.

В следующем разделе обучение нет необходимости использовать много крови, но она должна постоянно присутствовать. Люди должны проползти под колючей проволокой. Почему бы не бросить немного овечьих внутренностей на землю и на проволоку? Пусть они ползут и по ним, а не только по земле. Солдат стреляет из своего автомата на стрельбище. Почему бы не окружить его огневую позицию кусками гниющего мяса, которое все равно не годится в пищу? Солдат выполняет парашютный прыжок на проверку точности приземления. Почему бы не положить на точку приземления лицом вниз большую куклу в спецназовской форме с порванным спутанным парашютом, забрызганным поросячьей кровью? Это все – стандартные приемы в спецназе, простые и эффективные. Чтобы усилить эффект, инструкторы постоянно создают ситуации, в которых люди должны пачкать кровью свои руки. Например, солдат должен преодолеть препятствие, карабкаясь на стену. Когда ему удается добраться до верхней ее части и схватиться за край, он обнаруживает, что она скользкая и вязкая от крови. У него есть выбор – или спрыгнуть вниз и поломать ноги (а, может быть, и шею), или ухватиться покрепче обеими руками, опереться подбородком об испачканный подоконник, сменить захват, подтянуться и впрыгнуть в окно. Солдат спецназа не падает. Он подтягивается вверх и, весь вымазанный кровью, хрипло крича, продолжает свой путь дальше и дальше.

Попозже в программу вводятся полушутливые упражнения, такие как: поймать беременную кошку, вскрыть ей живот лезвием бритвы и подсчитать сколько у нее котят. Это не такое уж легкое упражнение, как может показаться сначала. У солдата нет перчаток, кошка царапается, а помочь ему некому. В качестве инструмента ему позволяется использовать только тупое, поломанное лезвие бритвы или бритву, и он легко может порезать себе пальцы.

Процесс приучивания спецназовцев к виду и присутствию крови не имеет конечной цели превратить их в садистов. Просто кровь является жидкостью, с которой им придется работать в военное время. Солдат спецназа не должен бояться красной жидкости. Хирург постоянно работает с кровью, как и мясник. Что будет, если хирург или мясник станут вдруг бояться вида крови?

Каждый советский солдат, где бы он не служил, должен уметь бегать, точно стрелять, содержать свое оружие в чистоте и порядке и выполнять приказы своих командиров точно и быстро, не задавая ненужных вопросов. Если кого-то проходит боевую подготовку в советских войсках, он усваивает, что для всех родов войск есть общие стандарты военных действий в некоторых условиях. Это создает впечатление, что подготовка в Советской Армии одинаковая для любых одинаковых условий. Это не совсем правильно. В армии есть множество стандартных требований к офицерам и солдатам. Тем не менее, каждый Советский военный округ и каждая группа сил действует в условиях, которые уникальны для них. Войска Ленинградского Военного округа вынуждены действовать в резких северных условиях и их подготовка проводится в лесах, болотах и тундре при арктическом климате. Войска Кавказского Военного округа должны действовать в высоких горах, тогда как и войска Прикарпатского и Уральского Военных округов вынуждены действовать в горах средней высоты. При этом, в Прикарпатском Военном округе мягкий европейский климат, тогда как в Уральском округе он резко отличается: жесткий, с очень жарким летом и очень холодной зимой.

В каждом военном округе и группе сил есть командующий, начальник штаба и начальник разведки, которые головой отвечают за боевую готовность войск, находящихся под их командованием. Но каждый округ имеет специфического противника и свою собственную (хотя и совершенно секретную) задачу на выполнение в случае войны, а также свою собственную отдельную роль в планах Генерального Штаба.

Одной из причин, почему подготовка ведется на именно здесь, является то, что каждый приграничный округ и группа сил имеет, как правило, такие же природные условия, как и на территориях, где им придется воевать. Условия в Карелии очень слабо отличаются от таковых в Норвегии, Швеции или Финляндии. Если войска Прикарпатского военного округа пересекают границу, они обнаружат, что находятся в стране с высокими суровыми горами, похожими на те, где они постоянно находятся. А если советские войска в Германии пересекают границу, даже если и будут небольшие различия в местности и климате, они все равно будут по-прежнему в Германии.

Спецназ сконцентрирован на этом уровне фронтов и армий. Чтобы быть уверенным, что подготовка спецназа выполняется в условиях как можно более приближенных к тем, в которых войска будут действовать, в настоящее время бригады спецназа имеют специальные учебные центры. Например, природные условия Прибалтийского Военного округа очень похожи на таковые в Дании, Бельгии, Нидерландах, Северной Германии и Франции. Горы Алтая совершенно схожи с Французскими Альпами. Если войска надо обучать для действий на Аляске и в Канаде, то Сибирь является идеальным выбором, тогда как для действий в Австралии подразделения спецназа необходимо тренировать в Казахстане. Бригады спецназа имеют свои учебные центры, но любая бригада (или другая боевой единице спецназа) может в любой момент получить приказ действовать в не своем учебном центре, принадлежащем другой бригаде. К примеру, во время маневров «Двина» подразделения спецназа из Ленинградского, Московского и Северо-Кавказского военных округов были переброшены в Белоруссию для действий в незнакомых для них условиях. Разница в условиях была особенно сильной для подразделений, переброшенных с Северного Кавказа.

Эти переброски ограничиваются, в основном, войсками внутренних военных округов. Считается, что войска, которые уже расположены в Германии, Чехословакии и Северо-Кавказском Военных округах, будут оставаться там при любых обстоятельствах, и лучше их полностью обучать действиям в этих условиях без разорительных усилий по обучению для каждого вида обстановки. «Универсальное» обучение необходимо для войск внутренних округов – Сибирского, Уральского, Средневолжского, Московского и некоторых других, которые в случае войны будут переключены на кризисные точки. Обеспечивается обучение также и профессиональных спортсменов. Каждый из них постоянно принимает участие в соревнованиях и путешествует по всей стране от Владивостока до Ташкента и от Тбилиси до Архангельска. Такие путешествия сами по себе играют важную роль в обучении. Профессиональные атлеты становятся психологически подготовленными к действиям в любом климате и любой обстановке. Путешествия за границу, особенно путешествия в те страны, в которых ему придется действовать в случае войны, оказывают огромную помощь в ломке психологических барьеров и делают спортсмена готовым для действий в любых условиях.

Подразделения спецназа часто вовлекаются в маневры различных уровней и с разными участниками. Их главным «противником» на учениях являются войска МВД, милиция, пограничные войска КГБ, войска КГБ сети правительственных коммуникаций и обычные подразделения вооруженных сил.

Во время войны войска КГБ и МВД предполагается использовать для действий против национальных освободительных движений внутри Советского Союза, наиболее опасным из которых полагают Русское движение против СССР. (В последней войне она состояло из русских, которые создали наиболее мощную антикоммунистическую армию – РОА). Украинское движение сопротивления также считается очень опасным. Партизанские операции будут неизбежно проводиться в балтийских странах и на Кавказе, в других местах. Войска КГБ и МВД, которые не управляются Министерством Обороны, вооружены вертолетами, морскими судами, танками, артиллерией и бронемашинами, и опыт, получаемый ими от действий против спецназа, является для них исключительно ценным. Но начальство ГРУ проявляет энтузиазм, присоединяясь к маневрам, по своим причинам. Если спецназ годами имеет опыт действий против таких могущественных соперников, как КГБ и МВД, эффект его действий против менее сильных оппонентов только усилится.

Во время учений КГБ и МВД (вместе с военными подразделениями Советской Армии, которые должны сами себя охранять) используют против спецназа целую гамму всевозможных способов защиты, от тотального контроля радиокоммуникаций до электронных датчиков, от самолетов-охотников, снабженных последним оборудованием, до вынюхивающих собак, которые используются в огромных количествах.

Кроме действий против реальных советских военных целей, подразделения спецназа проходят курс обучения в учебных центрах, где с высокой точностью воспроизводится условия и атмосфера района, в котором они предположительно будут воевать. Для обозначения «противника» используются модели ракет «Плутон», «Першинг» и «Лэнс», а также «Миража-VI», «Ягуара» и других вооруженных атомным оружием самолетов. Есть там также артиллерия для стрельбы ядерными снарядами, специальные типы автомобилей, используемых для перевозки ракет, боеголовок и тому подобное.

Группы спецназа должны преодолеть множество линий охраны, и каждая группа, пойманная охраной, является субъектом для обработки, которая достаточна груба, чтобы выбить из людей любое желание быть пойманными в будущем, хоть на учениях, хоть в настоящем бою. У солдата спецназа постоянно только одна мысль в голове, вбитая в него, что оказаться пленником хуже, чем умереть. В то же время его учат, что его цели благородны. Прежде всего, если его ловят на учениях, то сильно избивают, затем ему показывают архивный фильм, снятый в концентрационных лагерях Второй Мировой Войны (эти фильмы действительно намного страшнее того, что с ними делают на маневрах), затем его отпускают, но в случае повторного попадания в плен все снова повторяется. Это рассчитано на то, чтобы в очень короткое время у солдата развилась очень сильная негативная реакция на мысль стать пленником, и, конечно, что смерть – благородная смерть в понимании спецназа – предпочтительнее.

Однажды, после моего бегства на Запад, я присутствовал на больших военных маневрах, в которых принимали участи армии многих западных стран. Обычная военная подготовка произвела на меня очень благоприятное впечатление. В частности, меня поразило умение, я бы даже сказал, мастерство, с которым подразделения маскировались. Военное оборудование, танки и другие транспортные средства, бронетранспортеры были окрашены чем-то, чтобы не отражать света; цвета были умно подобраны и маскировочная окраска была выполнена так, что было трудно разглядеть машину даже с короткой дистанции, ее линии сливались с окружающей обстановкой. Но каждая армия сделала одну огромную ошибку при маскировке некоторых машин, которые имели огромные белые круги и красные кресты, нарисованные на их боках. Я объяснил западным офицерам, что белый и красный цвета очень хорошо различимы на расстоянии, и лучше бы использовать зеленую краску. Мне сказали, что машины с красным крестом предназначены для перевозки раненых, что я и так хорошо знал. «Это веский аргумент, – сказал я. – Для того, чтобы убрать кресты или сделать их значительном меньше. Будьте людьми. Вы перевозите раненых и должны их охранять всеми способами. Так охраняйте их! Спрячете их. Убедитесь, что коммунисты не смогут их увидеть».

Возражения продолжались, и в тот день я никого не убедил. Позже другие западные офицеры пытались объяснить мне, что я попросту игнорирую международное соглашение по им делам. Вам не позволят стрелять в машины с красным крестом. Но, что до меня, то советский солдат не подозревает об этих соглашениях. Это большой крест нарисован на них для того, чтобы советский солдат мог его увидеть и не стрелять по ним. Но советский солдат знает только то, что красный крест означает что-то медицинское. Никто даже не подумает о том, чтобы сказать ему, что нельзя стрелять по красному кресту.

Я узнал об этом странном правиле, что по красным крестам нельзя стрелять, совершенно случайно. Когда я был еще советским офицером, я прочел книжку о фашистских военных преступниках, и среди предъявленных им обвинений было утверждение, что нацисты иногда стреляли по машинам и поездам, несущим красный крест. Мне это показалось очень интересным, поскольку я не мог понять почему такие действия считаются преступлением. Была война, и одна сторона старалась уничтожить другую. Почему же поезда и машины с красными крестами надо отличать от других машин противника?

Я нашел ответ на этот вопрос совершенно независимо, но не в советских инструкциях. Возможно, там и есть ответ на этот вопрос, но прослужив в Советской Армии много лет и пройдя через дюжину экзаменов различного уровня, я никогда не сталкивался с какой-либо ссылкой на правило, что солдат не может стрелять по красному кресту. На учениях я частенько спрашивал моих командиров (некоторые из них очень высоких званий) в очень провокационной манере, что случится, если внезапно появится вражеское транспортное средство с красным крестом. Мне всегда отвечали с некоторым замешательством. Советский офицер очень высокого ранга, который закончил пару академий, не мог понять, в чем будет разница, если там будет красный крест. Советскому офицеру никогда не объясняли его полного значения. Я никогда не беспокоил этими вопросами ни одного из моих подчиненных.

Я закончил Военно-дипломатическую Академию, и неплохо. Во время обучения я внимательно слушал все лекции и всегда ожидал, что кто-нибудь из моих учителей (многие из них в чине генерала с многолетним опытом международных отношений) что-нибудь скажет относительно красного креста. Но узнал лишь, что организация Международный Красный Крест расположена в Женеве, прямо напротив Постоянного Представительства СССР в ООН, и что эта организация, как и некоторые другие международные организации, может быть использована офицерами советских разведывательных служб в качестве прикрытия их деятельности.

Так кому же делают лучше армии Запада, рисуя этот огромный красный крест на своих санитарных машинах? Попробуйте нарисовать красный крест у себя на спине и груди, а затем зимой пойти в лес. Неужели вы думаете, что красный крест спасет вас от атаки волков? Конечно же нет. Волки не знают ваших законов и не понимают ваших символов. Так почему же вы используете символ, который для противника ничего не значит?

Во время последней войны коммунисты не уважали международные конвенции и соглашения, но некоторые из их противников, с многовековой культурой и отличными традициями, объективно потерпели неудачу, уважая международные законы. С того времени Красная Армия использует знак красного креста небольших размеров, как знак, говорящий ее солдатам, где находится госпиталь. Нужно, чтобы красный крест был видимым только своим людям. Красная Армия не верит в добрую волю врага.

Международные соглашения и конвенции никогда и никого не спасут от нападения. Пакт Молотова-Риббентропа – прямой тому пример. Он не защитил Советский Союз. Но если бы Гитлер попытался вторгнуться на Британские острова, то пакт не защитил бы и Германию. На эту тему Сталин выразился совершенно открыто: «Война может изменить все соглашения любого вида сверху донизу» («Правда», 15 сентября, 1927).

Советское руководство и советская дипломатическая служба подберут философское обоснования своей позиции по любым соглашениям. Если кто-то доверяет друзьям, то необходимости в договорах нет; друзья не нуждаются в соглашениях для того, чтобы позвать на помощь. Если же кто-либо слабее, чем его противник, то соглашение, по-любому, бесполезно. А если кто-то сильнее, чем его противник, то какой смысл соблюдать соглашение? Международные договоры являются всего лишь инструментом политики и пропаганды. Советское руководство и Советская Армия не верят никаким договорам, веря только в силу, которая стоит позади этих договоров.

Поэтому огромный красный крест на военном транспортном средстве является всего лишь символом наивности и доверия Запада протоколам, параграфам, подписям и печатям. Когда западные дипломаты подписывали эти договоренности, они должны были настоять, чтобы Советский Союз, тоже их подписавший, разъяснил бы своим солдатам, офицерам и генералам, что эти договоренности содержат, и включил бы в свои официальные инструкции специальные параграфы, запрещающие соответствующие действия на войне. Только после этого может быть какой-то смысл в огромных красных крестах.

Красный крест является лишь единичным примером. Необходимо постоянно помнить, то, на чем всегда делал ударение Ленин: Диктатура полагается на силу, а не на закон. «Научная концепция диктатуры означает ничем не ограниченное насилие, без законов и не сдерживаемое абсолютно никакими правилами, и полагающееся только на силу». (Ленин, том 25, с. 441).

Спецназ является одним из орудий диктатуры. Его военная подготовка пропитана лишь одной идеей: уничтожить врага. Эта цель не является субъектом никаких дипломатических, юридических, этических или моральных ограничений.