"Гефсиманский сад" - читать интересную книгу автора (Поповичев Виктор)ВТОРОЙ ЭТАЖВыйдя из автобуса, он помог старушке – донес корзину с помидорами до стоянки такси. Сам пошел пешком. Ветерок волчком крутанулся перед симпатичной девицей, подхватил с клумбы кусок газеты, вознес его к куполу потолка. Птицей трепыхалась в вышине бумажка. Он остановился и задрал голову, наблюдая за полетом. – Сокол... сапсан, – услышал за спиной чей-то голос. – Видите, у крыльев края светлые. Несколько любопытных пялились на купол. Мужчина в строгом сером костюме со знанием дела комментировал полет обрывка газеты: – Стройная, умная птица... Как держит точку, стервец! Сапсан меньше кречета, но превосходит чеглока... Слушать «знатока» птиц соколиной породы не стал. Усмехнулся, подумав: «Зеваки вряд ли догадываются, что наблюдают полет какой-нибудь, скажем, статьи об экономике, которая „должна быть экономной“. Здоровье и хорошее настроение – это главное. Три шага – вдох, три – выдох. Вдох... Выдох». Вот и нужный подъезд. Десять стертых до арматуры ступенек. Свежеокрашенная дверь, вправо – магазин. Винный. Здесь всегда людно. Переложил портфель в другую руку и свернул в галерею. Увидел знакомое лицо... Нет, ошибся. Узким коридором вышел в вестибюль и смешался с толпой. Около четвертой колонны, подпиравшей облупившийся потолок, свернул вправо. Обошел телефонную будку, газетный киоск и, пропустив машину службы быта, пошел в сторону жилых помещений. Кнопка звонка не хотела вдавливаться. Пришлось постучать. Дверь отворилась быстро, словно женщина в желтом халате ждала стука. – Я хотел бы видеть Антиквара, – сказал он, механически отметив: крестик и цепочка на груди у женщины из золота. – Его нет дома. – Она улыбнулась. – Зайдите позже. Вы уточняли время встречи?.. Она извинилась и захлопнула дверь. Два часа... Но что поделаешь?.. Походил немного по вестибюлю. Свернул в коридор с магазинами по обе стороны и увидел девицу, над которой подшутил ветер в большом зале. Вместе постояли в очереди за дамской сумочкой. Но не купили – дороговато. Зато приобрели четыре банки килек в томатном соусе и черкизовскую булку без мака. Долго разглядывали витрину в ювелирном. Проводив ничего не подозревавшую девицу до дверей квартиры, снова вошел в вестибюль. Остановился взглядом на пожилом мужчине в допотопном железнодорожном кителе. Удивило, что Китель идет прямо на стену, как слепой или задумавшийся человек. – Стойте, – рванулся наперерез и поймал его за руку. – Стена... Вы расшибете себе лицо. Мужчина посмотрел слезящимися глазами на «спасителя» и оскалился: – А это?.. Что по-вашему? – показал трясущимся пальцем на возникшую в стене дверь. Миг... И Китель скрылся за дверью. Потрогал лоб вспотевшей ладонью и, глянув на часы, поспешил к Антиквару. На звонок вышел хозяин: – Проходите. Прошу прощения, что заставил вас ждать, но мы же договаривались... Сюда, пожалуйста. К окошку. Очень удобное кресло. Сейчас таких не делают. Сам, усадив гостя, устроился на стуле с высокой спинкой. Щелкнул пальцами, и появилась женщина в желтом халате. – Принеси чего-нибудь вкусненького... Вам чай? Кофе? Или... – Не беспокойтесь. Не будем терять времени. – Он достал из портфеля сцепленные скрепкой бумаги: – Здесь командировочное удостоверение, документ, дающий мне право заключать договор, доверенность... – Что вы в самом деле! – отмахнулся Антиквар. – Только письмо... Письмо от патриарха. Он протянул Антиквару конверт. – Потрясающий почерк! Буковка в буковку. Чудо каллиграфического искусства. – Обратите внимание, – он почувствовал, что Антиквар «клюнул», – личная печать. Он очень редко сам пишет письма. – Благодарю... Очень лестно. Но я хотел бы еще немного подождать. – Антиквар бережно опустил письмо в конверт. – Вы достаточно долго думали... Икона будет украшать храм. Тысячи людей смогут смотреть на нее и радоваться: и на нашей земле жили великие художники. – Он встал, подошел к огромному, во всю стену, шкафу с книгами, снял с полки том Шекспира, перелистнул страницы. «Зарытый клад ржавеет и гниет, а в обороте золото растет». Чувствуете?.. Пришедший в храм человек глянет на вашу икону, и, может быть, последняя капля переполнит чашу его души, которая вспыхнет цветком! Я не мастер говорить... Решайте сами. – Он поставил книгу на место, мысленно отметив, что из восьми томов пятый отсутствует. – Соседка, знаете, взяла почитать да и забыла в трамвае... «Наблюдательный, сволочь», – подумал он об Антикваре. – Да Бог с ним, с Шекспиром. Сколько лет я охотился за этой иконой! Нервные клетки, деньги... – Мы возместим все расходы. И более того... – Нет, что вы, зачем мне деньги? – отмахнулся Антиквар. – Это трудно объяснить. И почему именно эта икона вас интересует? Хотя... что спрашивать. Ушаков – умница. Это же песня! Навязались вы на мою голову. Вот хоть режьте меня – ни отказать, ни согласиться не могу. Кабы еще месяц-два подумать. – Русланова, Гельцер, царствие им небесное, всю жизнь собирали... И где все это? Уплыли из России многие картины. А из храма не уплывает. Сам патриарх вас просит. Знаете, что он мне сказал, когда вручил письмо для вас? «Честного человека не уговаривают делать добро». Так-то. Прощайте. – Он встал и пошел к двери. – Стойте! – Антиквар поднял руку. – Дайте мне письмо патриарха и... И берите «Георгия». Вы слишком глупы, чтобы быть антикваром, и наивны: кто же так разговаривает с собирателем редкостей! Однако... Пусть так будет – икона украсит храм. Может, и помянет кто-то меня добрым словом. Верно? Дело сделано. Осталось поставить последнюю точку, а радости нет. Может, озадачили последние слова Антиквара? Хитрый мужик... Но где же долгожданное предвкушение праздника? Да, икону можно продать и, получив много денег, жить весело, но на первом этаже. А есть ли второй? Он не находил себе места. А однажды встал среди ночи и до утра стоял у окна. – Старик, а я взял «Георгия»! – И сколько потянул? – Пока у меня. Смешно сказать, жалко расставаться. Я ведь однофамилец художника. А вдруг это мой предок писал «Георгия»? – Совпадение. За такие деньги можно и не думать об этом. Какая разница? Хотя всякое может быть. – А как бы ты, если все-таки предок? – Взял бы деньгами, наверное. Правда, если бы муру какую-нибудь иностранцу втюхать за кругленькую сумму – это можно не сомневаться, а здесь, если посмотреть... Продал бы. – Но ведь навсегда дорога закроется на второй этаж! – Чего?.. Думаешь, выше нас кто-то живет? Дитенок – веришь в побасенки. Выкинь из головы. ...Вспоминал Мастера, изготовившего печать; гравера, написавшего «письмо патриарха» золотыми буковками-картинками. «Неужели нет лучшей жизни? Разве мы обречены умереть, так и не увидев ничего хорошего?» – думал он... – Выйдешь за меня? – спросил он, глядя на нее выжидающе. – Чтобы ты меня потом проклял? – Но почему именно ты должна родить недоразвитого ребенка? Комплексуешь, подруга. Продам «Георгия» – заплатим доктору, чтоб без осечки. Мы найдем лучшего доктора. – Я десять лет прожила в Саржале... Обе мои сестры, сам знаешь, родили уродов. Странно... Что-то я не совсем понимаю. Может, тебе плохо со мной? Зачем завел этот разговор? – Ты хотела бы жить там? – Он поднял глаза к потолку. – Что я – муха? – Но ведь должна же быть надежда... Верить надо! – Лечиться тебе пора. Чего глаза-то выпучил? ...Вглядываясь в электрический полумрак вестибюля. На скамейке под фонарным столбом кто-то спал, натянув на голову пиджак и поджав ноги к подбородку. – Что бы ты сделал, имея много денег? – спросил он. Бомж хлопал глазами, почесывая небритую щеку. Сказал: – Вступил бы в кооператив, машину взял бы, дачу. Долги раздал... У тебя сигаретки не будет? – А если останется еще на сто машин и дач? – Да... Понимаю. – Бомж, наморщив лоб, вздохнул, достал папиросы, закурил... – Сдавайся. Все равно посадят. Уж лучше самому, добровольно. Правильно я рассуждаю? – Пошли ко мне. Чего ты будешь на лавке маяться? У меня щи есть, разогреем. Бомж усмехнулся и отрицательно покачал головой: – Сам... Сам расхлебывай. Мне больше пятнадцати суток не дадут, если что. По мелочам работаю. А ты, видать, еще тот гусь. Вышака схлопотать можешь. – Ошибаешься, друг. – Он вытянул из кармана кредитку: – Бери. Позавтракаешь утром. Бомж отвел протянутые деньги: – Не надо. Хотя... Пусть будет так, будто ты покупаешь у меня книгу. – Он расстегнул рубаху и достал из-за пазухи... Шекспир, пятый том. – Берешь?.. Да ты не думай – в трамвае нашел. Забыл кто-то. Вот... Титульный лист без штампа. Я бы вернул хозяину, да где его искать? – Тогда возьми. – Он протянул бомжу еще одну кредитку... Скажи, а ты веришь, что там кто-то живет? – Он показал пальцем на потолок. – Не знаю. Один мой знакомый говорил, что двадцать годов там обретался. А я? Думаешь, у меня всегда была такая помятая морда? Он опять стоял у окна. Утром запаковал «Георгия» в плотную бумагу и отнес на почту. Отправив посылку, решил зайти к Антиквару, чтобы подарить ему купленный у бомжа том Шекспира. Антиквар напоил гостя вкусным кофе и предложил для храма все свои иконы: – Зачем они мне? Пусть и другие любуются. Он, странное дело, не удивился решению Антиквара и сказал: – Пошлите почтой. Патриарх будет рад подарку. – Что вы! Почту за честь лично вручить. Очень, знаете ли, хочется увидеть его, поговорить, порадоваться вместе. У меня неплохая подборка икон мастеров Новгорода. Да вы извольте сами взглянуть... – Прямо не верится, что это пришло почтой. Не ошибаетесь? Может, другой кто писал? – Симон это, и разговора нет. Всадник, обратите внимание, на Алексея Михайловича похож, если верить рисунку из Титулярника 1672 года. Симон... Он и рисунки для шитых образов на знамена царских полков делал. – Хоть бы одним глазом на дарителя посмотреть! – Ноги, смотрите, как палочки. Вспоминаю его Марию Египетскую... Это олифа черноту дает, а краски под ней светлые по тону, нежные. Стыдно сказать, если бы я имел эту икону, не отдал бы в храм – любовался бы один. Он ведь, Ушаков, слово знал. И в остроге сидел... Кстати, мы и сейчас на его узоры серебряные в ювелирных магазинах смотрим. Выйдя от Антиквара, ощутил чувство удовлетворения. Шел по коридору и насвистывал себе под нос веселый мотивчик. В одной из ниш, освещенной ярким светом прожектора, стояли добротные леса, на которых два дюжих мужика, устроившись на ящиках из-под импортных консервов, пили кефир. Он прошел бы мимо, но что-то остановило. – Кто старается? – спросил, поздоровавшись. Работяга назвал известную фамилию. – Так бесполезно же. Только время тратите. Работяги закончили перерыв и включили компрессор. – А ты иди, парень, не зашибить бы. Отбойные молотки ударили в потолок. Затянувшаяся за время распития кефира выемка в потолке вновь начала увеличиваться. Посыпалась штукатурка. – А вы хоть верите? – во всю глотку крикнул он. – Иди, дорогой, иди, – попросил подошедший сзади мужчина с пронзительными глазами под козырьком норковой фуражки. – Они деньги за это получают. Не мешай им. – Ухожу, ухожу. Он свернул к фонтану. Несколько минут с удивлением и любопытством наблюдал, как на его глазах гипсовая женщина с веслом превращается в стройную мраморную гречанку. Оглянулся, потому что перестал работать компрессор. Да и сам компрессор исчез. И ниша пуста. Вроде и людей в коридоре меньше. – Это хорошо, что вы еще здесь! – крикнул, подбегая к фонтану, Антиквар. – Шекспир-то, знаете ли, не мой. Взял, перелистнул и увидел библиотечный штамп. Смотрите... – И верно – штамп. Странно. – Вот именно! Ведь я, прежде чем взять у вас... Но не это главное: где находится библиотека – на втором этаже? Он соображал медленно, как обычно. Эта мраморная гречанка, вылупившаяся из женщины с веслом, исчезновение компрессора и работяг, штурмующих потолок... Опять же и стены вокруг: нет облупившейся краски, дурацких надписей. – А я в книжный магазин забежал и обалдел: Цветаевой двухтомник лежит. Пастернак... Покупай все, что хочешь! И очереди нет. Идемте ко мне, прошу вас. Боюсь, что я схожу с ума. И он сделал вывод: – Наверное, кто-то из высокого начальства сюда едет. Они пили кофе в квартире Антиквара. Хозяин хотел задернуть штору, но замер, потому что за стеклом не увидел вестибюля с его вечным дневным гомоном спешащих по делам людей. – И все же я схожу с ума, – прошептал Антиквар. – Идите сюда. Посмотрите. Они увидели чистое поле, усыпанное васильками. С высоты второго этажа цветы казались голубым ковром. Прошло время, и он опять проснулся среди ночи и долго смотрел в потолок. Он вдруг уверовал, что есть и третий, и... |
||
|