"Черный трибунал" - читать интересную книгу автора (Доценко Виктор Николаевич, Бутырский Федор)

Глава шестая «При загадочных обстоятельствах…»

Не называть вещи своими именами, говорить одно, а подразумевать другое — так в России повелось издавна.

Слово «мусор» вовсе не обязательно означает груду грязных, ни к чему не пригодных вещей. «Мусор» в общероссийском понимании — это прежде всего злобный и алчный хам в форме мышиного цвета, наделенный почти неограниченной властью над другими людьми, а уж потом ненужный хлам.

Под понятием «внутренние органы» россияне не обязательно подразумевают детали человеческого организма, ответственные за кровообращение, дыхание, пищеварение и выведение продуктов жизнедеятельности. «Внутренние органы» — это государственная служба, сверху донизу наполненная «мусорами», а уж потом — сердце, легкие, желудок да кишечник.

Есть в русском языке и такое устойчивое словосочетание: Большой Дом.

Понятие это не всегда означает внушительное по размерам сооружение. Любому россиянину известно: Большой Дом — это здание, расположенное, как правило, в самом центре города, в котором находится «контора».

Где находится Большой Дом в Москве, знают все: на Лубянской площади.

Какая контора там расположена, также всем известно: экс-КГБ, именуемый ныне Федеральной службой безопасности.

И чем она занимается, тоже ни для кого не секрет.

Но лишь немногие знают, что еще с начала восьмидесятых годов «контора» эта была вынуждена взять несвойственную для себя функцию борьбы с организованной преступностью. В то время дублирование комитетом многих милицейских функций выглядело вполне оправданно и закономерно: в отличие от МВД, советские спецслужбы практически не затронула коррупция. Да и профессионализм лубянских оперативников, следователей и аналитиков традиционно был на несколько порядков выше, чем в милиции.

Так были созданы Управление «В» и группа «Фикус», разросшиеся к началу девяностых собственный главк, чуть позже реорганизованный УРПО.

Генерал-майор ФСБ Константин Иванович Богомолов, занимавший в этой структуре одну из ключевых должностей, всегда пользовался в Большом Доме заслуженным авторитетом. И не только потому, что Константин Иванович оставался одним из немногих высших офицеров, служивших в «конторе» еще в советские времена.

Честный, принципиальный, скромный, Богомолов никогда не участвовал ни в закулисных политических играх, ни в грязных интригах сильных мира сего. Он не любил иносказаний, не умел говорить одно, подразумевая нечто иное. И даже недруги, которых у Богомолова было немало, признавали как неоспоримые качества его высочайший профессионализм и редкую преданность порученному делу. А потому самые сложные, самые деликатные и запутанные задания нередко поручали на Лубянке именно этому человеку.

В начале октября тысяча девятьсот девяносто восьмого года Хозяин (так на Лубянке издавна именуют директора ФСБ), вызвав Богомолова в кабинет номер один, поручил товарищу генералу разработку и ведение одного из таких дел…

Половину кабинета Богомолова занимал стол — огромный, красного дерева, затянутый темно-зеленым сукном. Стол этот невольно вызывал ассоциации с футбольным полем — не только цветом, но и размерами. Факс, несколько телефонов, правительственная «вертушка» с гербом уже не существующего СССР на наборном диске, машинка для уничтожения бумаг, компьютер и принтер занимали ничтожно малую часть этого стола; остальное пространство предназначалось для подчиненных хозяина кабинета, собираемых здесь дважды в неделю на плановые совещания. Но сейчас подчиненных не было, и хозяин этого кабинетного великолепия, генерал-майор ФСБ Константин Иванович Богомолов, сидевший во главе стола, сосредоточенно просматривал оперативные сводки за последние несколько недель.

Как и предсказывали лубянские аналитики и прогнозисты, кризис семнадцатого августа породил очередной передел собственности и, как следствие, новый виток гангстерских войн. Оперативные донесения воскрешали в памяти бандитский беспредел, сопутствовавший первому этапу приватизации: «наезды» на фирмы и банки «по жесткому варианту», кровавые расправы над несговорчивыми бизнесменами, рэкет, похищение людей, убийства не в меру принципиальных судей, прокуроров и сотрудников МВД.

Такое развитие событий не удивляло — криминальный всплеск предсказывался сразу после наступления кризиса, так же как в свое время первая волна беспредела — после глобального перераспределения собственности начала девяностых.

История развивается по спирали — с этим утверждением Константин Иванович был согласен на все сто. Нет ничего такого, что когда-то, давно или недавно, уже не происходило. Для любого явления существует собственное лекало, по которому и вырисовывается кривая его развития.

А потому, чтобы спрогнозировать будущее и попытаться управлять теми или иными процессами, достаточно лишь вспомнить, когда подобное было раньше. С чего начинался процесс и чем завершился? Что противодействовало людям, стоявшим за некими событиями, и что им помогало? Как действовали эти люди в типических ситуациях?

Тихо шуршали перекладываемые листы бумаги, и Богомолов, читавший оперативные сводки внимательно и предельно вдумчиво, едва заметно шевелил губами.

…Девятнадцатого сентября, в девять часов пятьдесят минут, во дворе по адресу Ленинградский проспект, дом сорок девять, сотрудниками ГИБДД был обнаружен автомобиль «понтиак-трансспорт», госномер О 499 00, в салоне которого находился труп владельца, гр. Караваева Д. В., тысяча девятьсот шестьдесят второго года рождения, известного в Москве по кличке Парторг, владельца риэлторской фирмы «Славянский стиль», специализирующейся на насильственном отчуждении приватизированных квартир.

Анализ ткани одежды покойного определил следы алкоголя, предположительно водки или спирта.

Патологоанатомическое вскрытие выявило причину смерти — отравление неизвестным синтетическим ядом.

Опрос соседей ничего не дал. Отравление произошло при загадочных обстоятельствах…

…Двадцать восьмого сентября, в двадцать два часа тридцать минут, при выходе из Сандуновских бань скоропостижно скончался гражданин Джамал-Кемал Гашим-заде, тысяча девятьсот пятьдесят четвертого года рождения (уголовная кличка Гашиш). Являлся одним из лидеров азербайджанской преступной группировки, специализирующейся на торговле всевозможными растительными наркотиками.

Патологоанатомическое вскрытие не выявило явных причин смерти.

Предположительная причина — обширный инфаркт…

…Десятого октября, приблизительно в двадцать три часа тридцать минут, в триста сорок первом номере гостиницы «Космос» при загадочных обстоятельствах произошло самовозгорание. Сотрудники службы пожарной охраны, прибывшие к месту происшествия через полчаса, обнаружили в номере трупы гражданина Галкина О. А., тысяча девятьсот шестьдесят четвертого года рождения, бывшего майора Российской армии, и гражданина Балабанова В. Н., тысяча девятьсот шестьдесят шестого года рождения, бывшего капитана-интенданта.

По оперативной информации, погибшие Галкин О. А. и Балабанов В. Н. прибыли в Москву на встречу с влиятельным криминальным авторитетом гр. Миллером А. Ф, (кличка Немец), официально — владельцем охранного агентства «Центр социальной помощи офицерам „Защитник“.

Смерть граждан Галкина О. А. и Балабанова В. Н. наступила в результате отравления угарным газом. Причины пожара устанавливаются…

Да, история повторяется дважды: большой передел всегда чреват большой кровью. В борьбе за сферы влияния одни гангстеры льют кровь других гангстеров, что, впрочем, далеко не ново.

Новым стало другое.

Прежде, уничтожая конкурентов, бандиты не стремились к конспирации.

Наоборот: смерть «партнеров» по криминальному бизнесу описывалась со всеми кровавыми подробностями: врагам в назидание.

Некоронованного короля Москвы Тимофеева, по кличке Сильвестр, курганские бандиты взорвали в собственном «мерседесе» на 3-й Тверской-Ямской.

«Законного вора» Длугача, по кличке Глобус, пристрелили у входа в дискотеку.

Эти казни не оставляли и тени сомнений: если машина взрывается, то уж явно не «в результате самовозгорания»; если человек погибает по причине проникающего огнестрельного ранения, то пуля, выпущенная из снайперского карабина, наверняка не шальная, — ее траектория тщательно выверялась загодя!

Но теперь все было совсем наоборот — в оперативных сводках лейтмотивом звучало: «при загадочных обстоятельствах». Было очевидно: и смерть высокопоставленного московского бандита Караваева, по кличке Парторг, и смерть азербайджанского мафиози Гашим-заде, по кличке Гашиш, и «самовозгорание» в гостинице «Космос», в результате которого погибли двое далеко не самых законопослушных граждан, явно не результат внутриклановых разборок.

Нынешние события вычерчивались не по привычным лекалам бандитских противостояний: именно такого мнения придерживалось и высшее лубянское руководство, поручившее Богомолову установить подлинные причины загадочных смертей в криминальном мире…

Размышления Константина Ивановича прервал телефонный звонок.

— Алло! — сухо бросил Богомолов в трубку. Телефон отозвался голосом начальника рефе-рентуры подполковника Рокотова:

— Товарищ генерал, старший оперативник майор Симбирцев оставил для вас агентурное сообщение.

— Занесите ко мне в кабинет, — распорядился генерал и почему-то подумал, что это сообщение наверняка имеет отношение к оперативной сводке.

И, как всегда, не ошибся: профессиональная интуиция редко подводила Константина Ивановича.

Спустя несколько минут он, вскрыв светонепроницаемый конверт с грифом «Совершенно секретно. Особой важности», разворачивал бумажный листок.

В агентурном сообщении значилось следующее:

Богомолов знал этого Адика: отставной подполковник МВД, отвечавший за безопасность в преступной группировке, действующей под «крышей» охранной структуры «Защитник», был завербован опытным оперативником УПРО майором Тимофеем Симбирцевым десять месяцев назад.

Вербовка, как чаще всего случается, произошла на компромате: в бытность свою милиционером Адик продал налево сто пятьдесят граммов кокаина, ранее проходившего в качестве вещественного доказательства по уголовному делу, а после закрытия дела подлежащего уничтожению. Правда, это выяснилось много позже, когда вороватый мент с почетом отправился на заслуженный отдых, однако ровным счетом ничего не меняло: с санкции начальства майору Симбирцеву ничего не стоило передать дело в прокуратуру, и бывший сотрудник МВД, переметнувшийся в сомнительную охранную контору, неминуемо загремел бы на печально известную ментовскую зону «Красная Шапочка», что под Нижним Тагилом. А можно было сотворить нечто и похуже: деликатно стукнуть работодателям-мафиози, что Адик не только на них работает. А чтобы мафиози поверили, устроить утечку документации, подбросить копии агентурных донесений из Центральной агентурной картотеки. Без сомнения: «Красная Шапочка» по сравнению с местью Немца показалась бы отставному менту раем земным.

Однако в УПРО великодушно простили проступок Адика, решив: ну ошибся человек, с кем в МВД не случается?! Пусть лучше отставной милиционер гуляет на воле, пусть радуется жизни, пусть даже отвечает в мафиозной структуре за безопасность! Но с условием регулярной передачи на Лубянскую площадь всего, что может заинтересовать «контору».

Адик после вербовки сильно изменился, даже внешне: отпустил длинные волосы, стал носить косичку-хвост на затылке, как Стивен Сигал. Правда, в отличие от голливудского супермена, у сексота были хитрые, заискивающие масленые глазки. Но дело свое он знал.

Адик оказался сексотом ценным и исполнительным: многочисленные проверки показывали, что он никогда не гнал дезинформацию, никогда ничего не путал. И нынешнее агентурное сообщение не оставляло сомнений в стопроцентной подлинности информации.

— Нам еще террористов не хватало, — внимательно перечитав агентурное сообщение, пробормотал Богомолов неприязненно. — М-да. Дожили. «Черный трибунал». «Белое братство». Орден меченосцев. Рыцари плаща и кинжала…

Отложив донос отставного подполковника, генерал вновь придвинул к себе оперативную сводку, взял алый маркер и подчеркнул в абзаце о пожаре в гостинице «Космос» слова: «…при загадочных обстоятельствах произошло самовозгорание».

Если это действительно убийство, закамуфлированное под несчастный случай, налицо высочайший профессионализм исполнителя. А коли так, преступление грамотно спланировано и блестяще осуществлено…

Кем?

Как ни крути, получается, что «Черным трибуналом».

Но что это за трибунал и кто уполномочил его в демократической стране приговаривать людей к казни без суда, следствия и защиты пусть даже таких откровенных негодяев, как все эти погибшие?!

Конечно, Константин Иванович не раз и не два слышал о тайном подразделении спецслужб, якобы созданном для физической ликвидации криминальных авторитетов и лидеров бандформирований. И естественно, относился к подобным слухам со здоровым скепсисом. Все это отдавало дешевыми газетными сенсациями, воскрешением в памяти любимого домохозяйками телесериала «Ее звали Никита».

Кто-кто, а генерал спецслужб знал наверняка: ни тут, в Федеральной службе безопасности, ни в Региональном управлении по борьбе с оргпреступностью, ни в Московском уголовном розыске такой структуры нет и никогда не было.

Правда, оставалась еще одна возможность: совсекретная служба государственного контроля «КР», до недавнего времени подчиненная Прокурору (о котором Богомолову, как и всем на Лубянке, не было известно практически ничего), всегда находилась вне зоны досягаемости ФСБ.

Но ведь «КР» была распущена еще в начале августа, Прокурора выперли на пенсию, и с тех пор о нем никому ничего не было известно. По одним слухам — уехал из России, по другим — сидит на даче, пописывает мемуары…

К тому же и во времена своей деятельности «КР» была спецслужбой прежде всего аналитической, контролирующей, но никак не исполнительной, карающей.

Стало быть, ликвидация бандитов незаконными методами могла быть лишь частной инициативой сотрудников одной из силовых структур: милицейской или лубянской. Какой именно?

Закурив, Богомолов отложил бумаги в сторону и, пододвинув пепельницу, задумался.

«Руку МВД» генерал отмел сразу. Многолетняя практика показывала: сотрудникам правопорядка куда проще, а главное, выгоднее договориться с бандитами мирно, нежели объявить им войну на тотальное уничтожение. Впрочем, гангстеризм выгоден ментам стратегически: исчезни сегодня оргпреступность как явление, а бандиты как класс — что завтра делать с РУОПом? Останется распустить Шаболовку, распихав лихих сыскарей на должности постовых милиционеров, а амбалистых собровцев пристроить физруками в группы здоровья.

Стало быть, физической ликвидацией занимались люди, так или иначе причастные к Лубянке: или действующие сотрудники, или лица, уволенные в действующий резерв, или отставники.

Первые и третьи отпадали.

У штатных сотрудников для подобной самодеятельности нет ни свободного времени, ни технического оснащения, ни доступа к постоянно обновляемой информационной базе, ни — что самое главное! — средств. Ведь любая война стоит денег, а зарплата в ФСБ, даже у старших офицеров, чудовищно мала… У отставников свободного времени, конечно, больше, но, естественно, отсутствует все остальное. Да и силы уже не те…

Тщательно проанализировав ситуацию, Богомолов уже спустя минут сорок нарисовал для себя приблизительный портрет исполнительного звена «Черного трибунала». По всей вероятности, это несколько десятков младших офицеров действующего резерва КГБ — СБ РФ — ФСБ, по каким-то причинам ушедших в бизнес и преуспевших в нем. Скорее всего, с опытом проведения нелегальных операций как в России, так и за ее пределами.

Вне сомнения, люди это решительные, осмотрительные и весьма неглупые: как говорится — люди с чистыми руками, горячим сердцем и холодной головой. И конечно, с серьезной, но скрытой поддержкой в высших эшелонах власти.

Но если такая глубоко законспирированная структура действительно существует, непонятно, для чего отправлять друзьям погибших мафиози послания, за что и почему они казнены? Для чего светиться, зачем брать на себя ответственность? Зачем пугать будущие жертвы? И чего ради сознательно подставляться под удар? Ведь преступные сообщества наверняка начнут собственное следствие.

Далее…

Сегодня этот самый «Черный трибунал», решив навести в стране порядок целиком незаконными методами, ликвидирует исключительно лидеров криминалитета.

Но кто знает, может быть, завтра эти загадочные люди, почувствовав собственную силу, посчитают, что россиянам мешает жить не только мафия, но и некоторые члены правительства, которых они посчитают коррумпированными, какие-нибудь депутаты Государственной Думы… или же Президент?

Кто и по каким критериям определяет объекты ликвидации?

И кто может гарантировать, что подобные методы борьбы не ввергнут страну в пучину тотального террора, как в тридцать седьмом году?!

Для ответов на эти вопросы информации было слишком мало. Информации всегда недостаточно. Да и много ли можно надумать, сидя в тиши лубянского кабинета? Теперь, как никогда прежде, генерал нуждался в помощнике, которому мог бы поручить любое, самое деликатное задание, в исполнителе, которому доверял бы всецело и безоговорочно: в сборе информации и в осуществлении оперативных мероприятий.

Такой человек у него был!

С силой впечатав окурок в пепельницу, Богомолов потянулся 'к перекидному календарю и, прошуршав страницами назад, остановился на девятом октября, пятнице.

«Прилетает С. Гов.» — значилось под этой датой.

Константин Иванович улыбнулся каким-то собственным мыслям, придвинул к себе телефон и, едва набрав номер, услышал знакомый голос:

— Слушаю.

— Савелий? Здравствуй, дорогой. Когда прилетел со своего Кипра?

— Еще в пятницу утром, — послышалось из трубки.

— Как Вероника?

— Учится. Наверное, месяца два видеться не будем. А то и больше. — В голосе собеседника прозвучала печаль.

— Значит, холостякуешь? А что мне не звонишь?

— Да вот с Андрюшей Вороновым решили на рыбалку смотаться. Чего в Москве сидеть, этими кислыми физиономиями любоваться?

— Неужели на рыбалку? — не поверил Богомолов. — Так холодно ведь!

— Если есть клев, настоящий рыбак никогда не станет жаловаться на погоду!

Судя по жизнерадостным интонациям абонента, Богомолов справедливо решил, что рыбалка наверняка удалась.

— Савелий, извини, что я тебя беспокою. Встретиться надо, — поджал губы Богомолов.

— Когда? Где? Что-то важное? — сразу же посерьезнел собеседник.

Хозяин кабинета взглянул на часы.

— У меня сейчас совещание намечается… Позвони на мобильный часика через три. Надеюсь, к этому времени освобожусь. Сможешь?

— В девятнадцать пятьдесят пять? — по-военному точно переспросил Савелий.

— В двадцать ноль-ноль, — округлил Богомолов. — Номер мой, надеюсь, еще не забыл?

— Обижаете, Константин Иванович! Разве могу я забыть ваш номер? Да и вас самого…

В дождливые осенние дни огни окон и витрин, рано зажженные бесчисленные фонари расплывчато отражаются на асфальте московских проспектов, бульваров и улиц. Над бездной этих отражений, точно по глубоким черным каналам, с шуршанием проносятся автомобили, разбрасывая на тротуары грязные брызги. Бегут, крутятся, сталкиваются у дверей магазинов, закусочных и станций метро набрякшие влагой зонтики. Дождевая мгла отдает сыростью, плесенью, бензиновой га-оью и мокрой листвой, серое небо сочится холодной влагой. Мерцают огненные блики рекламы, призывающей обнищавших граждан ходить в рестораны, отдыхать на курортах Таиланда, смотреть японские телевизоры и кататься на американских джипах.

В такие минуты кажется — так было прежде и будет всегда, и не плавила асфальт летняя жара, и не висело над Москвой незамутненное облаками небо, и не гуляли молодые мамы с нарядными детишками в парках, не работали праздничные аттракционы, а пляжники не жарились на берегу Москвы-реки…

Серо, тускло, уныло…

Лишь проститутки, выстроившиеся вдоль Тверской, дежурно улыбаются водителям притормаживающих машин. Им не до капризов природы, не до воспоминаний о безвозвратно ушедшем лете. Они работают. Их много, а клиентов с лишними деньгами мало — предложение явно превышает спрос. Вот и приходится мерзнуть на октябрьском холоде в обтягивающих мини-юбках, во всех ракурсах демонстрируя предлагаемый товар, вот и приходится торговать этим товаром по откровенно демпинговым ценам, вот и приходится улыбаться опостылевшим клиентам, которые давно уже все на одно лицо. И не только лицо…

Невысокий мужчина в длинном черном пальто, выйдя из здания телеграфа, осмотрелся по сторонам, скользнул взглядом по электронным часам, потом посмотрел на свои наручные «командирские» — большая стрелка, оторвавшись от цифры «II», медленно и почти незаметно поползла вверх, маленькая почти коснулась цифры «8» — и пробормотал негромко:

— Еще четыре минуты…

И чтобы не мешать входящим и выходящим из дверей, отошел в сторонку, на ходу доставая из кармана черную коробочку мобильника, вытянул антенну.

Казалось, во внешности этого человека нет ничего примечательного.

Коротко стриженные светло-русые волосы, глубоко посаженные прозрачно-голубые глаза, спокойная, уверенная манера держаться. Однако рельефный шрам на щеке свидетельствовал о том, что мужчине довелось побывать в переделках, а пронзительный, словно придавливающий взгляд говорил о несокрушимой воле и мощной внутренней энергии.

Это и был тот самый Савелий Кузьмич Говорков, которому три часа назад названивал генерал ФСБ Константин Иванович Богомолов…

Бывают люди, которых называют только по имени и фамилии: Вася Петров, Петя Николаев, Коля Васильев. Таких большинство.

Бывают люди, к которым принято обращаться исключительно по имени-отчеству: Иван Иванович, Юрий Михайлович, Борис Абрамович.

Немало и таких, к фамилиям которых обычно прибавляют слова «товарищ» или «господин».

Однако встречаются и те, кто откликается исключительно на клички:

«Слышь, Шнурок, мотай за пивом!» или: «Утюг, на нас тут конкретно „наехали“!».

Но уж если к человеку за его неполных тридцать три года обращались и по имени, и по отчеству, и по воинскому званию, если у такого человека целых три прозвища, если по странам и континентам он путешествует под разными именами, то это наводит на мысль о невероятных извивах его жизненного пути.

Так уж сложилось, что Савелий Кузьмич Говорков был известен еще и как Сергей Мануйлов, Зверь, Тридцатый, Рэкс, Бешеный…

Судьба ниспослала Говоркову немало тяжелейших испытаний. В шестьдесят восьмом, когда Савелию еще не исполнилось и трех лет, он лишился родителей и был отправлен в детский дом. Потом рабочее общежитие, армейский спецназ, Афганистан, контузии и ранения, вновь Афганистан и очень много потерь друзей и близких — немало. людей его поколения прошло через подобную школу…

И дальнейшая жизнь не раз ставила Говоркова перед новыми испытаниями: грязный навет, из-за которого бывший «афганец» очутился в зоне строгого режима, дерзкий побег из-за колючей проволоки, реабилитация…

Вскоре Бешеный, теперь по собственному желанию, вновь отправился в Афганистан, где был тяжело ранен и в бессознательном состоянии попал в плен.

Собрав остаток сил, он чудом сумел захватить вертолет и бежать. Ранение оказалось тяжелым, и смерть дышала в затылок беглецу, но, к счастью для Говоркова, его спасли тибетские монахи, среди которых он и обрел своего Учителя.

Пройдя Посвящение, он вернулся в Россию, где вновь окунулся в борьбу со злом и несправедливостью.

К счастью, в борьбе этой Бешеный был не одинок: в лице генерала ФСБ Константина Ивановича Богомолова и своего друга детства капитана Андрея Воронова, ставшего его названым братом, Савелий обрел надежных союзников.

…Большая стрелка на «командирских» часах наконец коснулась цифры «12», маленькая уперлась в цифру «8». Набрав на мобильнике номер Константина Ивановича, Савелий приложил аппарат к уху.

— Вас слушают, — донеслось из мембраны официально-сдержанное, и Говорков сразу же узнал голос референта УПРО подполковника Рокотова, а узнав, понял: Константина Ивановича на рабочем месте еще нет.

— Здравствуйте, товарищ подполковник, это Савелий, — поприветствовал Бешеный генеральского помощника и на всякий случай попросил:

— Соедините, пожалуйста, с Константином Ивановичем.

— Еще не появлялся. Конец дня, обычный бардак в любимом ведомстве.

Совещание у Хозяина продлится минимум до половины девятого. Товарищ Богомолов просил передать, чтобы в двадцать два ноль-ноль вы были на точке номер четыре.

Именно там он и будет вас ждать.

— Спасибо, всего хорошего, — попрощался Бешеный и, спрятав мобильник в карман, принялся спускаться по ступенькам.

Времени до встречи было предостаточно, и Савелий решил прогуляться по центру столицы.

Словно не замечая ничего вокруг, он улыбался каким-то своим мыслям…

Ну и пусть моросит надоедливый дождь, ну и пусть хлюпают под ногами лужи! У природы нет плохой погоды, Москва прекрасна в любое время года. Да и нечасто выпадает случай просто так, без определенной цели побродить по центру любимого города. Когда выпадет еще возможность просто так прогуляться?

Вряд ли скоро, ведь не зря Константин Иванович предложил увидеться и побеседовать именно сегодня, не откладывая в долгий ящик! Наверняка для встречи есть серьезные причины.

Неожиданно внимание Бешеного привлекла сценка, типичная для Тверской.

У тротуара, мигая сигналами аварийной остановки, застыла серебристая БМВ седьмой серии. Опущенное стекло правой дверцы позволяло рассмотреть владельца дивного лимузина — широкоплечего амбала с короткой стрижкой и толстым веснушчатым носом картошкой. Рязанский такой мужик, из деревенских. Его толстые губы, казалось, раз и навсегда застыли в недоверчивой такой улыбочке: «Знаем, знаем, мол… Наших не проведешь!» Пальцы, украшенные массивными перстнями, по-хозяйски лежали на деревянном руле.

Рядом с машиной стояла довольно красивая девица в блестящей куртке, обтягивающей огромный бюст, в умопомрачительно короткой юбке и черных ажурных колготках на длинных ногах.

Что ж, картина обычная: клиент договаривается о цене с центровой проституткой. Да и что за клиент, тоже ясно: типичный бандюга после тяжелого трудового дня решил прикупить на ночь телку, чтобы снять профессиональный стресс.

— Сколько? — донеслось из салона.

— Пятьдесят баксов час, — с бесстрастностью автоответчика привычно бросила путана и поспешила добавить:

— Можно в рублях.

— По какому курсу?

— А по какому дашь?

— Ну, даешь пока что ты, — утробно загоготал владелец «бимера». — Ты же и берешь… Ладно, по одиннадцать пойдет?

— По одиннадцать в вокзальном туалете онанизмом занимайся! — Несомненно, подобная котировка доллара выглядела в глазах проститутки предельно низкой.

— А ты по какому хочешь?

— По курсу Центробанка.

— По такому курсу я могу целую ночь Министерство финансов во все дыры драть! — вновь загоготал клиент. — Ладно, не гони пургу! Давай по шестнадцать и прыгай в тачку. Я те конкретно говорю: теперь никто больше не предложит.

Кризис, бля!

Проститутка постепенно повышала долларовую котировку с курса Центробанка до курса Тверской, клиент — наоборот, старался снизить. По всей вероятности, дело шло к консенсусу. Чтобы получше рассмотреть товар, бандюга даже вышел из машины. Деловито тронул торчащие груди, шлепнул широкой ладонью по заднице, девка профессионально кокетливо вильнула бедрами.

— А как напьешься, драться не будешь? — поняв, что компромисс неизбежен и даже желателен, полюбопытствовала девица.

— Не с-сы, Маруся, я Дубровский! — ощерился бандюга. — Вместе бухнем, я не жадный.

Несколько часов спустя Савелий и сам не мог сказать, почему он задержался рядом с серебристой БMB. Может, потому, что торговля шла слишком эмоционально, как продажа скумбрии на одесском Привозе, может, потому, что грудь у проститутки действительно была весьма выдающихся размеров. А может, и потому, что рядом с машиной неожиданно появился какой-то невысокий бородатый мужчина, внешность которого показалась Бешеному неуловимо знакомой. Это был явный завсегдатай магазинов «сэконд хэнд»: рваная болоньевая куртка, линялые джинсы со следами споротых карманов, стоптанные солдатские ботинки, вязаная лыжная шапочка, потертые кожаные перчатки. По виду типичный бич, бывший интеллигентный человек, которого любовь к спиртному низвергла на самое дно жизни.

Однако Савелий готов был поклясться: где-то он уже видел этого человека… Но где?

Приблизившись к БМВ, бородатый произнес просительно, словно боясь, что его прогонят:

— Господин хороший, можно, я вам стекле протру? Три рубля всего! Трубы горят, трешкк всего не хватает!

Бандюга хотел было послать бича на хрен, но тот, не дожидаясь разрешения, неожиданно ловко достав из кармана ветошь и аэрозольный баллончик ярко-красного цвета, уже шустрил тряпкой по лобовому стеклу.

Автовладелец даже не удостоил его ответом, лишь рукой махнул: «Ладно, хрен с тобой, наводи марафет, коли такой трудолюбивый!»

Сделав несколько шагов назад, чтобы не привлекать внимания проститутки и будущего клиента Говорков внимательно взглянул на бича. Нет, определенно он его где-то когда-то встречал!

В течение какой-то минуты лобовое стекло было выдраено до витринного блеска. Обладатель «бимера», всецело поглощенный диалогом с девкой, стоял к бородатому спиной и потому не мог видеть, как тот, спрятав красный баллончик, мгновенно извлек из внутреннего кармана другой, поменьше, и зачем-то прыснул из него на руль.

Завершив торг на курсе восемнадцать рублей за доллар, бандюга кивнул проститутке: мол, иди в салон. Бросил бичу десятку, хлопнул дверцей, включил поворотник и медленно отвалил от бордюра.

Бешеный и сам не мог себе объяснить, для чего он запомнил номер этой БМВ, почему сразу не остановил такси, чтобы ехать на встречу с Богомоловым, для чего двинулся вслед за бичом. Может быть, потому, что действия этого человека выглядели слишком странными для уличного мойщика стекол?!

Проводив бандитский «бимер» долгим, пристальным взглядом, бич словно преобразился. Он уже не был похож на себя прежнего, это был совершенно другой человек. Он выпрямился, став как будто бы крупнее. В лице также произошли некие изменения. Борода выглядела уже будто бы накладной, бутафорской. Морщины исчезли, скулы не смотрелись такими острыми, казалось, даже нос стал короче.

Если бы не подчеркнуто бомжовый вид, можно было утверждать определенно: вслед БМВ смотрел настороженный, хладнокровный и расчетливый человек лет тридцати пяти и уж наверняка не бич, страждущий опохмелиться!

Савелий поспешил спрятаться за фонарным столбом: если неизвестный ему знаком, то где гарантия, что он первым не опознает Говоркова?!

А мойщик, достав из внутреннего кармана куртки конверт, подошел к почтовому ящику, висевшему на стене, опустил письмо, после чего мгновенно исчез в людском водовороте…

«Точкой номер четыре» называлась конспиративная квартира на улице Лесной, в районе метро «Новослободская». В последнее время Константин Иванович чаще встречался с Савелием именно там. Слишком уж много лишних глаз и лишних ушей завелось на Лубянке. Что поделаешь, время такое… А ведь тема беседы с Бешеным предполагала полную, стопроцентную секретность!

Конспиративная квартира была небольшой, но уютной: две комнаты, обставленные старенькой, но хорошо сохранившейся мебелью, видеодвойка с небольшим экраном, салатный торшер на деревянной ножке. Тяжелые портьеры весьма кстати скрывали уличный пейзаж: так уж получилось, что окна квартиры выходили на Бутырскую тюрьму.

Константин Иванович был краток и деловит. Коротко обрисовав ситуацию с загадочными убийствами московских мафиози, он привлек внимание собеседника к главному.

— Каковы бы ни были цели «Черного трибунала», организация эта прежде всего занимается террором и тем самым ставит себя вне закона. — Взгляд генерала был тяжелым и злым. — Закон можно и должно защищать только законными методами.

Вину любого вправе определить лишь суд, и только суд может назвать гражданина преступником. Расправа вне суда, вне следствия, без права подсудимого на защиту ничем не отличается от практики сталинских репрессий. Кроме того, неизвестно, по какому критерию эти загадочные люди отбирают свои жертвы. — Богомолов поморщился. — Сегодня они деятельно уничтожают бандитов, завтра примутся за политиков, которых посчитают опасными для будущего страны. А послезавтра?

— Да, Константин Иванович, я полностью согласен с вами, — внимательно выслушав Богомолова, ответил Савелий. — Но в то же время, и их можно понять: что еще остается делать? Законы не работают, милиция не справляется, суды бессильны…

— Я все понимаю, — печально отозвался Богомолов. — Но понять — это одно. А простить — другое. Убийство всегда остается деянием, уголовно наказуемым, независимо от того, кто жертва: фрезеровщик завода «Серп и молот» или откровенный мерзавец, сколотивший богатство на крови и слезах сотен людей.

К тому же неизвестно, где истоки «Черного трибунала» и во что все это может вылиться.

— Хотите сказать, что эти люди имеют поддержку в высших эшелонах власти? — догадался Бешеный.

— Естественно. Не думаю, что это инициатива частных лиц. Исполнители, как я уже сказал, скорее всего, наши бывшие коллеги с Лубянки. А прикрытие… — Богомолов поджал губы, — даже и предположить не могу.

— Но почему этот самый «Черный трибунал» не убивает бандитов в открытую? — последовал совершенно резонный вопрос. — Ведь ясно, что они не сами подохли! Почему нет ни одного свидетеля? Не проще было бы пристрелить их или взорвать? Почему в оперативных сводках постоянно подчеркивается: «при загадочных обстоятельствах»? И зачем отправлять друзьям покойных все эти устрашающие послания?

— Как всегда, ты задаешь самые трудные и ьажные вопросы… — Богомолов вздохнул с огорчением. — Честно признаюсь: не знаю, Савелий, — тихо проговорил генерал. — Не знаю. Если бы знал, я бы тебе обо всем этом по-другому рассказывал.

Стиль мышления Говоркова всегда импонировал Константину Ивановичу. Вот и теперь, выслушав генерала, Бешеный среагировал моментально:

— Какова моя задача?

— Обожди, не торопись. — Богомолов взглянул на часы и, потирая красные от недосыпание глаза, продолжил:

— До полуночи время еще есть. Давай-ка не спеша посидим, кофе попьем, подумаем… Кофе хочешь?

— Лучше чай, — улыбнулся Савелий. — И если можно, с лимоном.

— Можно. Здесь все можно. А я все-таки кофе. У меня это единственный способ борьбы со сном, — вздохнул Константин Иванович, отправляясь на кухню.

Пока хозяин конспиративной квартиры ставил чайник, пока колдовал над микроскопическим фаянсовым заварником, Говорков включил телевизор. «Дорожный патруль» канала ТВ-6, как и обычно, передавал сводку происшествий за последние сутки: убийства, ограбления, изнасилования, автомобильные катастрофы.

— Сегодня, в двадцать часов сорок пять минут, на Котельнической набережной произошла автомобильная катастрофа… — бесстрастно начал диктор.

Камера дала крупный план: подломившийся от удара столб уличного фонаря лежал на крыше серебристого БMB, продавив ее наискосок. Передок лимузина был разворочен, из искореженного радиатора валил густой пар. Остатки выбитого лобового стекла болтались на резиновых уплотнителях. Из раскрытой дверцы свисало туловище водителя с залитым кровью лицом.

Говорков едва не вскрикнул от неожиданности: это была та самая БМВ, которую он каких-то три часа назад видел на Тверской! Ошибки быть не могло: и номер машины тот же, и лицо погибшего водителя он запомнил — рязанское такое лицо… Теперь на лице этом, с толстым веснушчатым носом картошкой, застыло что-то вроде недоумения:

«Что такое? Неужели наших повели?»

— …водитель автомобиля БМВ-750, — продолжал вещать диктор, — двигаясь со скоростью около ста сорока километров в час, на мокром асфальте не справился с управлением и совершил наезд на осветительную мачту. — Голос ведущего «Дорожного патруля» продолжал оставаться бесстрастным даже тогда, когда он заговорил о смерти. — От полученных травм сидевший за рулем Георгий Динин, тысяча девятьсот шестьдесят четвертого года рождения, и пассажирка Елена Наполова, тысяча девятьсот семидесятого года рождения, гражданка Белоруссии, скончались на месте происшествия…

— Константин Иванович! — Сорвавшись со своего места, Савелий побежал на кухню. — Быстрей сюда!..

— Что случилось? — поспешил к нему навстречу встревоженный Богомолов.

— Товарищ генерал, по телевидению, в «Дорожном патруле», только что передали об аварии и гибели людей, которых я видел незадолго до нашей встречи…

— Вот как? — спокойно вздохнул генерал. — Бывает… Но почему это на тебя так подействовало? Ты был знаком с кем-то из погибших?

— Не совсем… — протянул Савелий и подробно рассказал о том, чему ему пришлось быть очевидцем…

Черная «ауди» с буквами «ОО» на номере, свидетельствующими о принадлежности машины к Лубянке, медленно пробиралась по загруженной автомобилями Тверской: не помогали ни проблесковый маячок на крыше, ни прокладывающая путь «Волга» сопровождения. Что поделать: время вечернее, а Тверская одна из самых загруженных в часы пик московских улиц.

— Так, говоришь, он тебе знакомым показался? — пытливо глядя на Савелия, спросил Богомолов.

— Где-то я его видел, голову даю на отсечение! Но вот где, не могу вспомнить. Думаю, что и лыжная шапочка, и убогий наряд, и особенно накладная борода — обычный камуфляж.

— Но камуфляж очень грамотный, — справедливо оценил генерал ФСБ, глядя в затылок водителя, и тут же пояснил свою мысль:

— Если даже ты этого человека не узнал. А фоторобот мог бы составить?

— Попробую. Константин Иванович, никак не могу в толк взять, что это за аэрозоль у него был, которым он на руль попшикал?

— Я уже распорядился, чтобы патологоанатомы с трупом по полной программе поработали. Эксперты проверят салон и особенно руль на химические реактивы, кроме того — кожу, — отозвался Богомолов. — Кстати, первые результаты будут через полчаса. Теперь самое главное — чтобы почтовый ящик до нас не трогали. Иначе трудновато будет…

— А кто погибший? Бандит?

— Да. Типичный «отморозок», из новых, из молодых, да ранних. Так называемый чистильщик из темниковской оргпреступной группировки. Чистильщик — это у бандитов что-то вроде контрразведчика. Как армейский СМЕРШ во время войны. Грамотные стали, сволочи…

К счастью, письма из почтового ящика извлечь не успели. И уже к часу ночи, просветив все изъятые конверты специальной аппаратурой, эфэсбэшники обнаружили искомый.

Как и предполагал Константин Иванович, работал профессирнал. И адрес на конверте, и само письмо были набраны на компьютере и отпечатаны на струйном принтере, что исключало графологическую экспертизу. Отсутствие отпечатков пальцев, естественно, исключало экспертизу дактилоскопическую.

В письме, адресованном некоему Михаилу Антоновичу Козинцу (по данным лубянской картотеки, одному из лидеров темниковской оргпреступной группировки), сообщалось следующее:

Кдвумчасам ночи подоспели ипервые результаты экспертов-криминалистов.

И патологоанатомы, внимательно изучившие кровь, плазму и кожу рук погибшего, и химики, исследовавшие поверхность руля, были едины во мнении: гражданин Георгий Динин погиб в результате отравления каким-то неизвестным синтетическим ядом.

— Все понятно, — помрачнев, резюмировал Богомолов, — этот неизвестный, которого ты никак не можешь вспомнить, опрыскал руль ядовитым аэрозолем, кожа рук мгновенно впитала отраву… Умер за рулем на скорости, и машина, потеряв управление, врезалась в уличный столб. Знаешь, какая у нас в России самая большая беда? — неожиданно спросил генерал.

— Знаю. Дураки и дороги, — улыбнулся Бешеный.

— Увы, не только. Самое большое наше несчастье в том, что мы избегаем называть вещи своими именами. Говорим одно, подразумеваем другое.

— То есть? — не понял Говорков.

— Не надо красивых фраз. Не надо говорить о конспиративной организации, которая вершит самосуд. Все гораздо проще, и этому есть другое определение.

— Какое?

— Заговор. Да, Савелий, это заговор против суда и следствия. Против государственности и законов!.. А это уже никак и ничем оправдать нельзя! Даже самыми высокими порывами…

— На все сто согласен с вами, Константин Иванович, и предлагаю как можно быстрее подключиться к делу! — Тон Савелия был сухим и деловитым…