"Аромат теней" - читать интересную книгу автора (Петтерсон Вики)

1

На первый взгляд он не казался опасным. Девушка на первом свидании не бывает слишком осторожной, но я все же настояла на том, чтобы мы с мистером Сэндом встретились в популярной бифштексной, расположенной в казино, в самом центре лас-вегасской «Полосы».[1] Мне казалось, что из всех многолюдных мест это самое многолюдное. Но теперь, наблюдая, как тени от приглушенного освещения заполняют нездоровые ямы у него под глазами, как он играючи расправляется с голубым сыром и салатом из эндивия, я решила, что самое зловещее в мистере Сэнде — его глубочайший самоконтроль, а самое большее, что мне угрожает — смерть от скуки. Конечно, тогда я его еще не знала. Это было еще до моей смерти на следующий день.

В тот момент я понятия не имела об истинных намерениях мистера Сэнда — не то что сейчас. К тому же, разве бывают маньяки-убийцы с лошадиным лицом и без всякого представления о моде? Вдобавок он был тощим: кадык покачивался, как буек, над воротником его отутюженной рубашки, а на пальцах и запястьях проступали кости. Икабод Крейн[2] в плохо сидящем костюме. Не очень устрашающее зрелище.

Оглядываясь назад, я думаю, что еще одним очком не в сю пользу было ими,

— Аякс? повторила я, когда принесли суп, не будучи уверенной, что расслышала верно.

Он кивнул и взял ложку, хотя я обратила внимание, что он ею не пользуется.

— Аякс.

— Как очиститель?

Он напряженно улыбнулся.

— Как греческий воин.

Ничего себе.

Проклиная сестру за еще одно свидание вслепую — и себя за то, что согласилась, — я тем не менее постаралась не расстраиваться. Этот по крайней, мере может ходить, не волоча кисти рук по земле. И если как женщина я отшатнулась при первом же взгляде, то как у фотографа во мне проснулся интерес.

Я попыталась представить себе Аякса в офисе банка — он уже сообщил мне, что мировые финансы без него развалятся, но не могла вообразить его сидящим за столом: слишком много латентной энергии в его змеиных жестах. Пальцы его сплетались и расплетались, костлявые локти на секунду приподнимались и тут же опускались на стол, а глаза обшаривали обеденный зал, замечая все, но ни на чем не останавливаясь. Я решила, что мне хочется запечатлеть эти непрерывные движения своим фотоаппаратом. Получить возможность остановить эти бегающие глазки. Увидеть, каким станет мистер Сэнд в двух измерениях вместо трех.

Он выглядел так, будто знал, о чем я думаю.

Именно его глаза подали мне первый сигнал красной тревоги. Я имею в виду не их цвет — голубой, такой светлый, что казался почти прозрачным, — а то, как они старались овладеть мной. Я облизала губы, и Аякс уставился на мой язык. Я провела рукой по волосам и почувствовала, как он следит за моими жестами. Набрала воздуха в грудь, заставляя себя успокоиться, и почему-то эти мои усилия вызвали у него улыбку.

Признаюсь, я занервничала, ведь я узнала этот голодный взгляд. Я видела его однажды, задолго до того, как начала ходить на свидания. И надеялась больше никогда не встретить.

— Так чем вы зарабатываете на жизнь? — спросил Аякс, наконец нарушая молчание. — То есть я хочу сказать, что вы ведь не живете только на деньги папочки?

За этим последовал неглубокий — «всего лишь шутка» — смешок, которому противоречило то внимание, с каким он наблюдал за мной.

Я провела пальцами по ножке бокала, думая, скоро ли Аякс заметит, что у меня руки не дебютантки высшего света, а бойца.

— Я фотографирую.

— Свадьбы, моделей и тому подобное?

— Людей. Формы. Фигуры. Обычно ночные съемки при естественных освещении и обстановке. Реальность.

— Значит… — произнес он, протянув это слово, — это вам денег не приносит?

— Пока нет.

Он посмотрел на меня так, словно мне следовало извиниться.

Все-таки, наверно, он банкир.

— Похоже на напрасную трату времени, — заметил он и отвернулся.

Его насмешка задела меня больше, чем следует. Обычно я не обращаю внимания на то, что думают люди, но позже, глядя на мир через объектив, оценивая достоинства людей, мест и предметов в терминах света и тени, черного и белого, я не испытываю удовлетворения, какое хотела бы. Недавно я занялась автопортретом: фотографировала свои костяшки, постоянно мозолистые и покрасневшие он непрерывных ударов по нейлоновым боксерским грушам, или глаза — правый или левый, редко оба, рыжевато-коричневые, цвета земли, днем, но чернеющие, как закрытое облаками озеро, в темноте или когда я очень сержусь.

Вместо того чтобы отыскивать врагов в лицах незнакомых людей, я повернула камеру на себя, и мне не нужен

Фрейд или даже доктор Фил,[3] чтобы объяснить, что я нахожусь в поиске. Вопрос в том, поправится ли мне то, что я когда-нибудь найду.

— С другой стороны, банковское дело, — начала я вежливо, как только официант поставил перед нами второе, — звучит захватывающе. Пожалуйста, не пропустите ни малейшей подробности.

Рот Аякса стал тоньше его пробора.

— Боже, мне следовало сразу понять, что вы совершенно не похожи на свою сестру.

Я не считаю это оскорблением, но почувствовала, что глаза мои темнеют, как смола.

— А откуда вы знаете, какова моя сестра?

— Я читал в «Плейбое» о ней статью, — мерзким голосом ответил он и сунул в рот шафрановый картофель.

Я в свою очередь положила вилку на край тарелки. Так вот оно что.

Хотя фигуры у нас почти одинаковые, мы с моей сестрой Оливией совершенно по-разному воспринимаем свой пол и свою жизнь. Номер, о котором говорил Аякс, вышел месяца три назад, и хотя я не одобряю откровенное отношение Оливии к сексуальности, я понимаю ее причины. Как ни иронично, они те же, что и у меня.

Этот добрый старина Аякс, вероятно, читал и недавнюю статью о семейной империи Арчеров в журнале «Состояния и судьбы».

«Не обладая острым деловым чутьем своего отца, игорного магната Ксавье, и замечательной социальной активностью своей великолепной сестры Оливии… вообще не обладая заметными положительными качествами, мисс Джоанна Арчер тщательно сторонится своего общественного долга в качестве одной из богатейших наследниц планеты, меняя его на фривольность и эгоизм».

Эгоизм я могла понять, но фривольность? Те люди, что ведут колонки о частной жизни других людей, словно пережили операцию на мозге.

Похоже, все-таки не сестра дала мой номер Аяксу. Скорее всего, Оливия с ним вообще не знакома. Очевидно, он встречается с теми, кто выглядит и ведет себя, как герои «Плейбоя», и надеется, что их наследством может перейти к нему, что у него есть шанс с паршивой овцой семейства Арчеров.

«Ошибаешься, Аякс, — подумала я, беря свой бокал. — Во всех отношениях».

— Послушайте, — сказал он, с таким видом, словно говорил о покупке ценных бумаг, — я приехал в Вегас, чтобы хорошо провести время. И подумал, что отыщу вас, потому что у нас общие интересы…

Вроде моих денег.

— … и вы согласитесь показать мне город. Вот и все. Почему бы нам немного не развлечься?

Я молча посмотрела на него, и тогда он с такой силой опустил костлявые локти на стол, что подпрыгнули тарелки, и отказался от всяких претензий на вежливость.

— Отлично. Почему бы тебе не показать, что ты обладаешь чувством юмора?

— Могла бы показать, — ответила я, медленно, кивая. — Но тогда мне пришлось бы смеяться с того момента, как ты вошел.

Видите? У меня чувство юмора не хуже чем у кого угодно.

— Сука.

Я опешила, услышав яд в его голосе, пораженная тем, как глубоко задели его мои слова. Но, по-видимому, короткий фитиль был зажжен задолго до того, как я появилась.

— Что случилось, Аякс? Дела не идут согласно плану? Попробую угадать. Ты в Вегасе в своего рода паломничестве, чтобы хоть на один уикэнд забыть, каким разочарованием для тебя обернулась жизнь, а злобная порочная Джоанна Арчер все испортила. Я права?

У меня есть такая способность — я считаю ее даром, — сразу нащупывать больное место человека. Я оттачивала эту способность на споем больной душе и прессе. Не очень красиво, я знаю, но в нашей семье Оливия — Мисс Конгениальность.

Пока я говорила, змеиные черты лица Аякса менялись, и теперь он выглядел как рассерженный питон.

— Спасибо за сеанс психоанализа, крошка, — проронил он, — но мне от этого уикэнда нужно было только немного легкого секса.

Вероятно, предполагалось, что в этом месте я выплесну ему в лицо содержимое бокала, но я этого не сделала. «Шато Лё Пан» мне нравится, и я лишь глотнула вина урожая восемьдесят второго года, которое заставила заказать Аякса.

— И что же? Разве твоя мать не подходит?

Голова Аякса дернулась, словно я его ударила, и неожиданно передо мной оказался совсем другой человек. Он стал таким, каким я его себе представляла на снимке — мужчина, которому удобно в своем обличье, воин, оправдывающий имя, которое ему дали. Удивительно, но я мигнула первой.

— Ты любишь спорить, — сказал он, и это не было вопросом. — Любишь сражаться.

Он прав, люблю. И вдруг я потеряла уверенность в том, что знаю, кто передо мной.

— Еще раз оскорбишь мою мать, — хрипло прошептал он, — и будешь биться за свою жизнь.

И словно молния разрезала позолоченное помещение, пролетела под скошенным потолком и щелкнула между нами, будто клыками. Воздух превратился в живой проводник, настенные светильники, даже свечи на столе замигали, и невидимая сила сосредоточилась на нас, высасывая энергию из зала и направляя ее к нам; я почти потеряла способность дышать. В самом центре этой бури я видела, как тонкая кожа, покрывающая кости Аякса, растаяла, и от его лица остались только кости, зубы и глубокие впадины глаз. Гладкий череп улыбался мне через стол, глаза горели, а из разинутого рта вырвался вопль баньши.

Я уже было вскочила, на спохватилась, взяла себя в руки, замигала — и вернулся костлявый стареющий банкир, благожелательно смотревший на меня. Никто вокруг не двинулся. Никто не закричал. Из искусно скрытого проигрывателя доносилась негромкая классическая музыка, и ровный гул разговоров и стук посуды отправили в небытие вопль, все еще звучавший у меня в сознании. Стол не был расколот или обожжен, и свеча мягко мерцала между нами.

Аякс усмехнулся, голос его рокотал в тощей груди, как гром.

Я смотрела на него, но между нами словно повис невидимый занавес: я не чувствовала Аякса. Ни оскорбленного эго, ни больного места, на которое можно было бы надавить. Похоже, мой интуитивный дар меня совершенно покинул. Но одно я знала точно: этот облик невинного туриста — только видимость. Сидящий напротив меня человек жесток, возможно, безумен, и точно очень опасен.

— Что случилось, Джоанна, дорогая? Видения? Может, что-то напомнило тебе горячую летнюю ночь? Может, тени, набрасывающиеся на тебя из пустыни?

По спине у меня пробежала дрожь, и впервые за очень долгое время я растерялась и не представляла, что делать. Превратилась в застывшего зайца под его взглядом, а Аякс просто ждал, как опытный хищник.

«Можно позвать метрдотеля или службу безопасности, — подумала я. — Приказать вышвырнуть Аякса из ресторана и казино и никогда не впускать больше. Хотя какую причину я могу назвать? Что у меня неудачное свидание? Что человек, сидящий передо мной, только что выглядел скелетом? Что под его вялой, стареющей внешностью таится чудовище? Или что он знает обо мне то, чего не должен?»

— А ведь я говорил им, что это ты. — Он наколол на вилку высохший «черный энгус».[4] — Мне не поверили, заявили, что это было бы слишком просто. Все стало ясно, как только ты вошла.

Я заставила себя сосредоточиться на лом.

— Понял по запаху?

— Да. Ты благоухаешь, как пустынная мята в цвету после летней бури. — Он сморщил нос, и лицо его снова приобрело высокомерное выражение. — Но ты сама даже не знаешь этого, верно? Тебе не объяснили, кто ты, ничего не сказали о твоем происхождении. Тебя бросили, как беспомощного младенца, у которого нет даже возможности пососать молоко.

Он рассмеялся и наклонился еще ближе, сокращая расстояние между нами. Я подавила стремление бежать из зала, как испуганный ребенок, и осталась на месте. Как он заметил, я боец.

— Я собираюсь дать тебе кое-что еще для психоанализа, Джоанна Арчер. Вероятно, это самое важное, что тебе приходилось слышать, поэтому будь внимательна. — Он облизал губы, не отрывая от меня взгляда. — Феромоны. Знаешь, что это такое?

Ошеломленная сменой темы, я тем не менее сумела небрежно пожать плечами.

— Химические вещества. Запахи, которыми животные привлекают представителей своего вида. И что?

— Не только. Других видов тоже. Даже врагов. — Последнее слово он произнес медленно, выпуская слоги так, как священник вкладывает облатку.

Я смотрела на его тонкие губы, гадая, к чему он клонит, какое это имеет отношение ко мне и каким образом я стала врагом человека, которого никогда раньше не встречала. Неужели Он настолько чувствителен в отношении своей матери?

— Понимаешь, Джоанна, в твоей биологической смеси есть дополнительный компонент. Он, конечно, слабый, не полностью развившийся, но он есть. Как роза, еще не превратившаяся из почки в цветок. Или… — Он помолчал, глубоко вздохнул и медленно, словно с наслаждением, выдохнул. — … или как невидимый след страха, который оставляет за собой лиса, когда чувствует преследование.

Мой пульс забился горячо и быстро. Может, они демон, потерявший аппетит, но меня он не заставит думать о преследовании и преследователях. Почти всю жизнь я была или тем, или другим, и для меня это повод искать ссоры размером с целый штат.

— Понимаешь, — продолжил он, — я как собака, которая рвется в погоню, и нюх у меня такой, что поведет на край света. — Он спокойно улыбнулся. — Догадайся, кто в таком случае ты.

— Хозяйка собаки?

Улыбка исчезла с его лица, и вдоль стен снова загремел гром. Но на этот раз я была готова и не дрогнула. Аякс открыл рот, собираясь что-то сказать, но передумал. Вместо этого сделал глоток из своего бокала, лениво покрутив вино в хрустале. Я смотрела, привлеченная единственной кровавой каплей на его бледной нижней губе. Губы зашевелились.

— Урок номер один. Знай своего врага.

И он подул на меня. С запахом старого бордо смешалось такое зловоние, что у меня к горлу подступила желчь. Такое ядовитое зловоние, такая концентрация гнили, что мне обожгло слизистую оболочку носа. Я закашлялась, прикрывая рот, но взгляд не отвела, пытаясь понять, что говорит мне нос. Это Аякс. Он каким-то образом выпускает или выплевывает в меня свою суть. И мой нос, который никогда не был таким чувствительным, сообщает мне, что внутри он мертв. Разлагается прямо у меня на глазах.

— Теперь ты хорошо меня знаешь… и куда я направляюсь, и где был. — Он снова улыбнулся, и его улыбка была такой же протухшей и испорченной, как отравленное дыхание. — И стоит тебе подумать обо мне, как ты почувствуешь мой запах.

Я заставила себя проглотить желчь.

— Это будет связь между нами, — заявил он, неприлично но подмигивая. — Мой подарок тебе.

— Не понимаю, о чем ты. — Я все еще закрывала рот рукой и на самом деле не понимала, но неожиданно почувствовала его запах повсюду. Почему я не ощущала этого несколько секунд назад? И как кто-нибудь может поглощать пищу в месте, где все пропахло смертью и разложением?

— Не знаешь, правда? Тем большее наслаждение я получу, когда убью тебя. — Пальцы его сплетались, расплетались. — Люблю убивать невинных.

Я медленно отняла руку от лица. Меня в жизни называли по-всякому, но невинной — ни разу. Тем более в пассивном смысле.

— И как именно ты собираешься это сделать?

— Правой рукой, — ответил он, довольный, что я спросила. — И зазубренной кочергой у меня под пиджаком.

Он отвел полу пиджака, и мое дыхание застряло где-то между горлом и грудной клеткой. Мне в свете свечи подмигнуло длинное, как шпага фехтовальщика, лезвие с многочисленными остриями. Аякс опустил лацкан. Вокруг продолжали гудеть посетители — такой контраст по сравнению с тишиной и неподвижностью, пронизавшей каждую клетку моего тела. Я подняла глаза, и на этот раз мне даже не пришлось мигнуть. Передо мной было чудовище. Хотя видеть его могла только я.

— А теперь вставай, — велел он, — и медленно иди к выходу.

— Еще чего!

Я ни за что не позволю этому молодчику оказаться у меня за спиной… все инстинкты кричали мне, что нужно убираться, и побыстрей. Я могу перегнать его: он не выглядит таким быстрым, но ведь и спятившим не выглядел.

— Вставай, — повторил он громче, — или я перебью всех в этой комнате, начиная с женщины у меня за спиной.

Я посмотрела на эту женщину — маленькую блондинку с модной прической, такой что ее нежная белая шея была обнажена. Блондинка сидела к нам спиной, наклонив голову и зайдясь в беззвучном смехе. Своим тонким колючим лезвием Аякс может перерезать ей горло, так что она даже вдохнуть еще раз не успеет.

Ее спутник, красивый мужчина с блестящими глазами, заметил мой взгляд и улыбнулся. Я опустила глаза. У него была внешность человека, не знакомого с насилием; у меня во взрослой жизни никогда не было такого вида. И сомневаюсь, чтобы у моего партнера по столику тоже.

— А мне все равно, — солгала я, возвращая взгляд Аяксу. Он рассмеялся, как будто мы тоже наслаждаемся приятным вечером в обществе друг друга.

— Нет, конечно. Именно поэтому ты хороший парень, а я — плохой. — Улыбка исчезла с его лица, и он приказал: — А теперь поднимай свой зад со стула.

Я продолжала сидеть.

Гладкие белые кости за его щеками сверкнули. Слегка зашелестела ткань, безошибочно звякнуло оружие, высвобожденное под столом, и плечо Аякса начало поворот, который завершился бы смертельным ударом. Живот у меня свело, но я продолжала сидеть неподвижно. Аякс заворчал, и это был предупреждающий, выжидательный звук.

— Подожди, — попросила я, видя, как напряглись его мышцы. Он смотрел на меня своими бездушными глазами, и я знала, что он это сделает. Убьет эту женщину не моргнув глазом, и мужчина напротив нее никогда больше не сможет улыбаться.

— Видишь? — негромко произнес Аякс. — Я же говорил, что ты из добрых парней.

Я ничего не ответила, только поднялась со стола, не отрывая от него взгляда. А потом сделала то, чего даже сама не могла предвидеть: взяла бокал, поболтала в нем вино и поднесла к губам.

Возможно, сказалась напряженность момента, а может, урок Аякса по усвоению запахов достиг цели, Но аромат, который я вдохнула, был самым сложным, самым живым, самым богатым, какой мне приходилось встречать. Я чувствовала запах глины с горного склона во Франции, где рос виноград, и то, что винодел постоянно брал пробу из бочонка стальной ложкой, чтобы его нёбо точно определило, когда надо разливать вино по бутылкам. Я вдыхала все это — что не должна была чувствовать, и оно становилось частью меня, это знание проникало до мозга костей.

Я пила вино, почти в экстазе, как святые, которых можно увидеть на потолке кафедральных соборов, как мученики, в надежде глядящие на небо в свой последний момент пребывания на земле. И все это время Аякс следил за мной своими мертвыми глазами, как будто мог точно сказать, что я вижу и ощущаю. Я опустила бокал и дунула в направлении Аякса.

Он застыл, лоб его тревожно наморщился. Не знаю, что он распознал во мне тогда, но не страх, как, очевидно, ожидал. Однако он сохранил уверенное выражение лица и кивком указал на дверь. Не желая оставлять вино, в котором было так много жизни и страсти, я забрала с собой бокал и, поглаживая его ножку, как монахиня перебирает четки, медленно пошла к выходу.

Отель и казино «Валгалла» похожи на остальные драгоценности в короне гигантской игорной корпорации. Масса развлечений, отличный стол и вышколенные служители, готовые осуществить любое желание тех, кто бродит под кричащими огнями между щелкающими машинами и игровыми полями. И все навязчиво сосредоточено на теме викингов; конечно, пока все это не мешает главному — отдавать людям свои деньги. И то, что «Валгаллой» владеет мой отец, ничего в этом не меняет.

Но это, однако, означает, что меня узнают, считаются со мной, ко мне часто обращаются те, кто здесь работает, и именно на это я надеялась, выйдя в фойе ресторана и остановившись перед главным входом в казино. Может, кто-нибудь особо подозрительный заметит, как собственнически держит меня за левую руку Аякс. Или, может, я смогу, проходя мимо камер наблюдения, дать знать охране: внутренняя система наблюдения здесь такая совершенная, что улавливает даже незаметные движения шулеров за столом, когда они подменяют кости. Но она, к сожалению, не способна остановить острое лезвие, готовое разрезать мне спину, так что, хотя я и уповала на эту систему, здравый смысл подсказывал, что я могу рассчитывать только на себя.

— На подземную парковку, — велел Аякс, стоя так близко ко мне, что я чувствовала сквозь пиджак тепло его тела. Я выполнила его приказ, стараясь не только сохранить свои внутренности в целости, но и увести его подальше от других посетителей.

Мы проходили мимо игроков с остекленевшим взглядом, уворачивались от официанток, одетых валькириями, разносивших напитки павшим и еще живым героям битвы в копии Большого зала. И все это время Аякс был совсем рядом, и его дыхание напоминало мне о том зле, которое таится под его плохо скроенным смокингом.

Когда мы подошли к лифтам и свернули в коридор, ведущий в служебные помещения, толпа поредела. Я почувствовала, как Аякс расслабился, и это хорошо. Я хотела, чтобы он расслабился. И хотела, чтобы он был уверен в себе. Если добавить небольшой отвлекающий маневр, то с Божьей помощью я, может, и останусь в живых.

— Кого ты имел в виду, — спросила я, надеясь, что в моем голосе звучит только боязливое любопытство, — говоря «им», что знаешь, кто я такая?

— Мы давно охотимся за тобой, Джоанна. Ты не поверишь, какие силы и средства мы потратили на то, что найти тебя и расшифровать твою личность.

— Какую личность? И кто такие «мы»? — осведомилась я, глядя на наше отражение в зеркале. Мы похожи на любую другую пару этим вечером в Лас-Вегасе: торопящиеся, чуть напряженные, но определенно намеренные использовать все возможности для развлечений. Я в черных брюках, черном свитере с капюшоном и на высоких каблуках. Шарф и сумка у меня в правой руке, а в левой — полупустой бокал вина. Конечно, не самая подходящая одежда для боя, но двигаться мне в ней легко, если… как же… если мне к спине прижмут зазубренную кочергу.

Аякс бросил на меня снисходительный взгляд.

— Разве это важно?

Думаю, нет. Поэтому я перешла к тому, что важно.

— Как ты меня нашел?

— Скажем так: ты поразительно похожа на одного из наших врагов.

Он усмехнулся, явно собираясь давать уклончивые ответы.

Мы обогнули еще один угол — я в одном шаге перед ним, — и я обратила внимание на людей, располагавшихся в широком, застеленном коврами холле; некоторые их них пили кофе из крошечных чашечек, другие беседовали группами по три-четыре человека. Почти у всех были значки участников какого-то сегодняшнего съезда, с заседаний которого они благополучно сбежали. К несчастью, никто из них не выглядел так, будто мог хотя бы остановить автобус, а уж тем более маньяка с острым лезвием.

— Сверни сюда, — произнес Аякс, указывая на мраморную нишу перед входом в лифт. И положил правую руку — убивающую — мне на плечо, чтобы обеспечить выполнение приказа.

Знаю, что в ого не так легко поверить, но именно такого момента я ждала. Я так долго тренировалась в контактной схватке, что подобной возможностью воспользовалась инстинктивно. Это мой шанс, и он может быть единственным.

Легко вывернув плечо из-под его руки, я полуобернулась, полуспоткнулась, нацелив на него свой бокал с вином. Пьяным голосом закричала:

— Извращенец! Не смей притрагиваться ко мне!

Газеты опустились, взгляды поднялись, головы повернулись. Гости Вегаса всегда готовы посмотреть шоу, и публичные споры и скандалы — одно из самых любимых зрелищ. Я сыграла свой эпизод для Джерри Спрингера[5] от всей души.

— Кстати, я солгала, когда сказала, что твоя палка не так уж мала! — Вылив остатки вина на костюм Аякса, я встретила его зомбический взгляд своим презрительным, потом покачнулась, ударилась об угол стены и неэлегантно растянулась на полу.

После этого все происходило очень быстро. Звякнула дверь лифта. Аякс зарычал. Закричала женщина. А я приподнялась на коленях, сжимая в руке обломок разбитого бокала. Схватив за плечо, Аякс развернул меня, и когда он сделал это, я изо всех сил воткнула острый край сломанного бокала ему в шею.

Его рычание перешло в приглушенное бульканье, глаза округлились от неожиданности и боли. Он все еще мог использовать свое оружие, но моя подготовка и ярость оказались сильнее, и я ребром ладони ударила его по носу со всей силой женщины, которая знает, как вложить в удар движение бедер и плеч. Теперь пусть попробует отдышаться.

Я ударила его каблуком по колену, и он закричал, рухнув на пол, как марионетка по окончании представления. Я хотела большего и собралась врезать ему по почкам. Вспомнив радостную улыбку женщины, которую он грозился убить, я безжалостно нацелилась самую значимую часть его тела. Пнула…

И промахнулась. Кто-то набросился на меня, и я отскочила, но не смогла сохранить равновесие на своих трехдюймовых каблуках. Я уткнулась бы в стальную дверь, но лифт открылся, и я вместе с новым нападавшим свалилась в открывшийся зев. Ахнула, когда стена прервала мое движение, воздух вырвался из моих легких.

Аякс на полу боролся с двумя мужчинами в черных костюмах, пытаясь добраться до меня, протягивая ко мне правую руку. Я остро чувствовала его запах — черную ненависть и кислоту поражения, его боль и пылающую ярость. Затем дверь лифта закрылась. Я избавилась от этого ужасного Аякса, но оказалась запертой в металлической клетке с новой и непонятной угрозой.

В мире и так мало определенного, но особенно трудно что-то понять, когда адреналин и жажда битвы еще не улеглись. Лифт спускался, лишь это не вызывало сомнений. Меня прижимал к стене мужчина. Он был тяжелее меня по меньшей мере на пятьдесят фунтов. Как только я получу возможность, он потеряет левое яйцо. Мужчина прижимался теснее, как будто тоже знал это.

Мы боролись за позицию: я пыталась отдалиться, чтобы нанести удар, он не давал мне этого сделать, но сам не нападал. Но мне было все равно. Я хотела освободиться — из его хватки, из этой клетки. Вырваться из всего этого кошмара. Однако постепенно его голос начал проникать сквозь туман гнева и страха, все еще окутывавший меня.

— Перестань! Все в порядке. Ты в безопасности… — Он выдохнул это, стараясь защитить свое орудие продолжения рода. — Послушай, Джо-Джо! Я не причиню тебе вреда!

Джо-Джо. Только один человек во всем мире называет меня так. Я потрясение посмотрела на лицо, которое не видела почти десять лет. И застыла.

Может ли сердце одновременно падать и взмывать? Потому что, клянусь, именно это произошло. Я осела у стены: мое тренированное тело неожиданно ослабло.

Мгновение я потратила на то, чтобы проклясть свои предательские, слишком активные, перенасыщенные эстрогеном, несущие двойную Х-хромосому гормоны. Потом повернулась и принялась созерцать своего первого возлюбленного.

Черты лица его стали более угловатыми и четкими, хотя с выражением этого лица я была очень близко знакома — выражением внимательной расслабленности. На лбу, ниже линии волос, — шрам от раны, которую, вероятно, потребовалось зашивать, и я на мгновение задумалась, как он эту рану получил. Темные волосы вились над воротником рубашки, не слишком длинные, чтобы он мог выглядеть респектабельно, но их было вполне достаточно, чтобы при желании можно было изменить внешность. Мне всегда нравились эти непокорные завитки, и пальцы у меня непроизвольно дернулись, когда я их увидела.

Он был выше того мальчика, которого я видела в последний раз, и шире в плечах, но бедра под темными тесными джинсами — я почувствовала это, когда он прижимал меня к стене лифта, — по-прежнему худощавые, но крепкие, а запах — все та же головокружительная смесь пряностей, мыла и жаркого пота, которая меня всегда завораживала. Как собака Павлова, я едва не пустила слюну.

— Здравствуй, Бен, — сказала я, сопротивляясь импульсу протянуть руку и поправить прядь волос на его лбу. Не очень впечатляющее приветствие после стольких лет разлуки. Я судорожно глотнула, понимая, что сейчас его взгляд оторвется от моего лица. Я знала, что он разглядывает меня, как я разглядываю его, и попыталась улыбнуться и найти что-нибудь более соответствующее ситуации. — У тебя… твердый значок.

Он мгновенно отодвинулся, так что его грудь больше не касалась меня, и я сразу пожалела, что вообще заговорила. Глядя на свой значок, словно забыв о его присутствии, Бен покачал головой. Лифт прозвонил остановку на пятом этаже. Двери открылись, и мы оказались на парковке, где было угнетающе тихо.

— Боже, Джо. — Бен нарушил молчание. — Ты в порядке?

G тех пор, как он в последний раз задавал мне этот вопрос, я стала специалистом по самозащите… а Бен — копом. Не надо быть психологом, чтобы понять, что ни тот, ни другой результат не удивительны. Тогда он в первый раз положил меня на лопатки и заплакал, его молодое лицо искажали слезы и чувство вины. Но я знак) Бена лучше других, вернее, знала тогда: независимо от того, что произошло со мной — и с ним, с нами, — он всегда хотел стать копом.

Широко разведя руки жестом «посмотри сам», я убедилась, что не могу остановить дрожь, и тут же скрестила их на груди. Тем не менее я, очевидно, не пострадала.

— Боже, когда я увидел этот нож… — Он прижался лбом к стене, закрыл глаза и так глубоко выдохнул, словно много лет сдерживал дыхание. Однако почти сразу пришел в себя, выпрямился во весь свой семидесятичетырехдюймовый рост. — Если бы я сообразил, что этот парень вооружен, приказал бы своей команде действовать раньше.

— Это было бы очень кстати, — шутливо ответила я, но тут же у меня неожиданно закружилась голова. У тебя есть своя команда? В каком возрасте ты стал сержантом? И какого дьявола ты здесь делаешь?

Ты по-прежнему улыбаешься во сне?

— Мы много месяцев следим за этим парнем, — продолжил между тем Бен, — Его обвиняют в нападениях, побоях, попытках изнасилования и бог знает в чем еще. Он также мошенничает при игре в кости…

— Ублюдок.

— … так что нам приходилось все делать осторожно. Все шло очень гладко, но когда я увидел тебя в ресторане… — Он замолчал и посмотрел на меня так, словно, умер бы, если бы снова потерял меня.

Неожиданно восемь лет семь месяцев три недели пять дней пятнадцать часов и еще горсть минут, прошедших с того момента, как я видела его в последний раз, испарились, превратились в бессмысленную пыль. И я поняла, что властная, сильная и способная женщина, какой я гордо считала себя, отдаст все за то, чтобы Бен Трейна еще раз так посмотрел на нее. Жалкая картина, верно? Но реальная.

И тут началась проповедь.

— Ты в своем уме. Какого дьявола ты здесь делаешь с таким: парнем? Ты лучше всех должна понимать это.

Мои глаза сузились. Он на два года старше меня и всегда считал, что имеет право читать мне нравоучения.

— Ну, я умею их выбирать.

Он лишь слегка покраснел, не тем багровым румянцем, какой я помнила.

«И это идет ему, — подумала я. — Вырос и стал еще более властным».

— Вижу, твой острый язычок не затупился.

— Заострился сегодня утром, — парировала, я. Это ты во мне любил больше всего.

Он долго смотрел на меня, потом покачал головой и: рассмеялся. Низкий богатый звук затронул во мне все нужные струны.

— Пошли. — Он нажал кнопку лифта, который вернет пас на первый этаж. — Нам надо серьезно поговорить.

Мы вернулись в фойе, забитое полицейскими и медиками. Аякс, несмотря на его раны, был в наручниках. И хотя он смотрел в другую сторону, голова его немедленно повернулась, как только я вышла из лифта. Странно, но я этому нисколько не удивилась.

Я тоже чувствовала его запах.

И чтобы отметить эту близость, я послала ему победоносный поцелуй. Не обращая внимания на ругающегося, извивающегося на полу преступника, Бен увел меня, раздвигая болезненно любопытных зрителей. Отличаясь практичностью и будучи тоже немного зевакой, я воспользовалась возможностью и поглядела на его зад. И вздохнула. По-прежнему великолепен.

И с этой мыслью я вслед за первым и единственным мужчиной, которого любила, прошла назад в «Валгаллу».