Ветринская ИннаДайте людоеду шанс !

Инна Ветринская

Дайте людоеду шанс!

Часть 1.

ДАЙТЕ ЛЮДОЕДУ ШАНС!

Увидеть сон - полдела. Гораздо труднее правильно его объяснить.

Вам приходилось видеть сон с сырым мясом в качестве главного действующего лица? Он иногда бывает вещим. Я переживала именно такой сон в одно прекрасное весеннее утро; мясо это, облепленное присохшей кровью, было сложено в небольшой эмалированный тазик, и кто-то (кого я не вижу) говорит мне как бы из-за спины, что надо сделать котлеты, но при этом - что мясо импортное и заражено коровьим бешенством. Жуткое сновидение. Я, как робот, начинаю обреченно перекручивать это мясо в нашей старой мясорубке, она дико скрипит и визжит, и от этого звука я просыпаюсь.

Верещит телефон.

Я теплой босой ногой шагнула на холодный палас и дотянулась до трубки: телефон у меня в комнате стоит метрах в двух от постели - мне так нравится, все-таки не под самым ухом звонок зудит, и потом, всегда есть возможность убедить себя, что вставать с дивана не хочется и трубку можно не брать.

- Але! - гаркнула трубка. - Инна, ты, что ли?! Ты дома?!

Прежде чем ответить, я ли это, я посмотрела на часы. Ну что ж, десятый час. Действительно, пора подыматься. Тогда я - дома. И это - я.

- Ау, - говорю.

А потревожил меня спозаранку один старший приятель, с которым меня познакомил за пару лет до того мой дядя Лева. Этот приятель, между прочим, работает в МУРе, где Петровка 38. И всего за неделю перед этим мы имели с ним длинную беседу насчет того, что у них в управлении решили провести эксперимент - внедрить в следственно-оперативную группу журналиста. Чтобы этот журналист непосредственно освещал оперативные мероприятия. И на роль журналиста выбрали меня. Естественно, в соответствии с пожеланием майора Боборыко.

Всякому понятно, зачем милиции понадобились такие игры. Ведь родной, прикормленный журналист никогда не напишет гадостей о своих оперативных товарищах. А образ милиции как раз решили сделать немножко посветлее - в глазах читателей одной немаленькой московской газеты, где я сотрудничала, пописывала статейки. С другой стороны, времена на дворе коммерческие и мне совсем не лишним будет получать по совместительству ставку в муровском отделе информации...

- Инка, все решено, ты у нас на зарплате с позавчерашнего дня, продолжает майор Боборыко скороговоркой, чтобы я после зевка не сразу положила трубку. - А сейчас у нас горячая тема. Если с юмором, то случай случился. Так что едь поскорее.

- Куда?

- Пока что к нам, на Петровку. И сразу рванем на место, там уже местная опергруппа работает. Все очень громко и очень здорово. Жду тебя через полчаса. Напишешь - вся Москва обчитается.

Звучит все это, конечно, интересно. Особенно насчет юмора. У майора Боборыко такого чувства в личном деле не значится. Зато он все-таки порядочный мужик, редкое исключение в рядах блюстителей чего-то там. И работает к тому же, как мне шепнул дядя Лева, на подполковничьей должности, что вызывает у коллег закономерные чувства зависти и злобы. Может быть, именно поэтому ему и всучили журналиста под локоть. В надежде на то, что Боборыко проштрафится, попадет на первые полосы газет и со скандалом слетит с поста. И тогда на его место поставят обычного, нормального милиционера с обычным хамством, пренебрежением к закону, грубостью и неспровоцированной агрессией. А Паша Боборыко - не такой, как это ни удивительно. Он на самом деле приличный человек, и мне вовсе не хочется, чтобы он слетел с поста, тем более, что ему сорок лет с хвостиком, а на гражданке он себе работы не найдет.

Наверно, и поэтому тоже меня присобачили именно к Боборыке - его просто невозможно предать, унизить; а значит, рассчитывали хитрые начальники и на то, что в прессе я наплету про их эксперимент настоящий святочный рассказ. Такой уж это мужик невероятный, хоть и милиционер.

- А в чем все-таки дело? - спрашиваю, одной, уже охлажденной, ногой нашарив тапочку, а второй ногой одновременно пытаясь залезть в штанину джинсов.

- В Москве, кажется, объявился людоед...

Что тут говорить? Я пулей вылетела из своей комнаты, побежала в родительскую, нашарила там на кровати своего отца - свежеоформленного пенсионера, - поцеловала его в небритенькую щечку и упросила дать мне машину. Слава Богу, свои невыразительные темно-русые волосы я недавно подстригла в каре, долго чесать не требуется. Горсть польского макияжа на лицо - и вперед.

Через пять минут я уже рвалась по левой крайней полосе по Профсоюзной улице в сторону центра. Иногда приходилось объезжать пробки по кривой, с выездом на встречную, но риск того стоил. Людоед! И я о нем напишу первая!

Но я придерживала эту мысль про запас, где-то в затылке, и вся сосредоточилась на рулежке и на скоростях, которые на нашем почти антикварном "жигуле" включаются с предварительным запросом, как программы в компьютере. Например, хочешь тронуться с места, тыкаешь на первую. Из коробки скоростей доносится раздраженное бормотание, дескать: "вы уверены, что хотите куда-то ехать на этом драндулете?" Тогда нужно ещё немножко поднажать на рычаг - и машина, застонав, дергается вперед. Потом вводишь вторую скорость, и коробка скрежещет зубами: "ах вот ты какая дрянь-дрянь-дрянь, ты все же решила меня помучить?" Тут следует слегка пристукнуть рычаг коленкой вправо, тогда он понимает свое место и вторая скорость дает о себе знать. Третья скорость просто визжит от злорадства, когда в неё пытаешься попасть: "хр-хр-хрен тебе ты меня поймаешь!" Но все-таки и с ней можно сладить, если погладить головку рычага скоростей нежными круговыми движениями. Про четвертую ничего плохого сказать не могу - включается безропотно, только при московских пробках до неё у меня не так часто дело доходит.

Одним словом, я вся измучилась, пока проехала несчастные двадцать километров до Петровки за сорок пять минут.

- Ты опоздала на двадцать минут, Инка! - ревел потный Боборыко, чуть ли не сплевывая зубы изо рта, в котором этим зубам словно было тесно.

- Ты бы видел, какие заторы! - резонно возражала я ему.

- На метро ездяй! - не успокаивался Боборыко. - Ты следственные мероприятия задерживаешь! Я же к тебе по-человечески, понимаю важность, а ты? Чего уж тут! Просто беда! Все! Садись в нашу "ментоловку" и ни пикни!

Сесть - я села. Но вот насчет пикнуть - оказалось сложнее. Просто вся исстрадалась - на жестком сиденьи сбоку...

"Уазик" следственной группы трясет так, словно мы едем по чеченским скалам с подложенными там и сям минами. С Петровки вывернули кое-как, с синей мигалкой, на Каляева, на Новослободскую, а дальше, слава Богу, быстро добрались до поворота направо с Дмитровского шоссе и остановились в тихом переулке у обтерханной пятиэтажки посреди зеленых насаждений, которые по апрелю ещё не успели толком позеленеть. Выбрались, причем руку мне никто подавать не собирался, только в самый последний момент подскочил молодой бледно-рыжий парень, фотограф оперативной группы и взял меня за запястье влажной ладошкой.

- Спасибо, - кивнула я ему. - Как вас величать?

Он засмущался.

- Сима, - говорит, сильно краснея. На вид ему лет двадцать, ну, чуть больше. И пахло от него удивительно приятно - не густым терпким одеколоном, а молоком.

- Серафим? - уточняю я, чтобы снять неловкость. Дескать, имена всякие хороши и почетны.

- Ну да.

- Ладно. Спасибо, Сима. Вы настоящий джентльмен.

Подошли к зданию. Средняя кирпичная пятиэтажка, позднесталинской постройки, на вид.

- Здесь людоед-то живет? - говорю.

- Нет. - Майор Боборыко внимательно оглядывает крыльцо. - Здесь он обедает. А где живет - ещё предстоит установить. В этом-то вся наша и работа, поняла? Думаешь, ментам по заказу преступников выдают?

Душа у меня стала постепенно уходить в пятки, транзитом через спину, оставляя по пути гусиную кожу. Нет, я рассчитывала увидеть перед собой немолодого приличного людоеда, который долгие годы притворялся каким-нибудь скромным преподавателем музыкального училища, а потом дал волю своей кровавой страсти. Его можно было бы поспрашивать и услышать от него много интересного - хотя бы с кулинарной точки зрения. А вот его жертв... Жертв мне видеть не хотелось.

Но Паша Боборыко, аккуратно и безапелляционно подталкивая в спину и слегка похлопывая пониже, уже втиснул меня в подъезд. Да, умеют в милиции подталкивать... Я приготовилась к ужасу.

Ужас начался с самого подъезда. Если снимать телерепортаж про этот подъезд, передачу можно назвать "Все коты мира". То есть, пахло кошачьей мочой с такой невыразимой силой, что перебивало даже пятна блевотины, которые виднелись у открытых люков мусоропровода. Наверно, в этом проявилось милосердие судьбы ко мне. Запах стоял тут настолько тошнотворный, что никакие человеческие объедки уже не могли особенно потрясти сознание. Ну съели человека - и съели. Коров же едят? Китайцы даже обезьян едят - братьев наших по разуму. И ничего, не лысые. А вот запах это да. Такое запоминается навсегда, как строка из поэта Блока: "Дыша духами и туманами, она садится у окна..."

Дверь квартиры на втором этаже была снаружи облупленной, как и все соседские, но войдя внутрь, я обомлела. Обычная тесная "распашонка" была превращена в шикарное и утонченное жилище эстета с восточными наклонностями. В белом коридоре по стенам чуть ниже потолка шел орнамент типа арабской вязи бледно-сиреневого цвета, все внутренние двери имели полукруглый арочный верх и встроенные витражи из очень изящно подобранных цветов: темно-желтый, шафранный, сизо-голубой и бледно-палевый...

- Вот! - назидательно поднял палец майор Боборыко, оглядев это великолепие. - Правильно в народе говорят: будешь жировать - на сало пустят!

- Это записывать? - спросила я ехидно.

- А чего! Записывай! И в газете своей печатай! Пусть читают и боятся, торгаши вонючие!

Это Паша погорячился, конечно. Я почти уверена, что даже самого распоследнего бандита он никому не позволил бы съесть.

- Нам на кухню? - предположила я. Хотя откуда мне знать, где обедают людоеды, когда оказываются в гостях?

- Ты погоди, - придержал меня Боборыко. - Сейчас я тебя впущу...

Раздавая своим людям короткие команды, он протиснулся в боковую комнатку. Судя по гулу голосов, там уже было оперативников под завязку.

Вернулся он ко мне через пару минут и взял за руку.

- Теперь идем в комнату, - хрипловато сказал он, не глядя на меня. Постоишь на пороге, посмотришь... Снимки делать нельзя и не надо - у нас свой фотограф имеется.

Действительно, щелкала вспышка, Сима работал быстро и вроде как небрежно. На столе со сказочной шелковой скатертью стояли бутылки мартини, рома и тоника.

Я не сразу решилась посмотреть на пол. А там лежало нечто.

Это было странное тело, у него не было обеих ног и одной ягодицы; плечи облегала голубовато-серая кожаная куртка, из дорогих, а на голове пялилась странная желтая панамка, из тех, которую богатые носят на отдыхе в Анталье. Широкоплечий человек, с черно-кровавыми обрезками светло-серых брюк внизу туловища, откуда торчали округлые и блестящие суставы таза, лежал ничком. Разделана тушка была аккуратно, нечего сказать. Лицо с набухшими слепившимися веками было повернуто набок - широкоскулое, гладкое и темное, как лоснящаяся бронзовая статуэтка. Поверженный восточный божок. На изысканном кремовом ковре темнели огромные коричневые разводы, затвердевшие, как кожа, и местами - клочки плоти... Плотная тусклая корка из мертвой крови. Я прислонилась к дверному косяку. Гул голосов в комнате затих, и все посмотрели на меня так, будто говорили: "А ты и не думала, что такое случится на твоем веку? Да, девушка, жизнь прожить - не поле перейти!"

Держась за стеночку, я благополучно выбралась из комнаты, но в коридоре задерживаться мне тоже не хотелось, и я вышла на площадку, где кошачьи ароматы показались уже намного милее, чем сперва.

- Как вы там, Инна? - это сочувственно прошептал мне вслед Сима. Хороший мальчик, жаль только моложе меня лет на семь-восемь. Я оборачиваться все равно не стала - потому что приличному мужчине показывать мое лицо в тот момент было явно неприлично.

"Это все и есть следственные мероприятия," - повторяла я раз за разом, чтобы было не так страшно, а стало бы обыденно. Наверно, пока не знаешь, с чем приходится иметь дело оперативникам милиции, думаешь, что они плохо относятся к людям. А как после такого к людям относиться? Либо как к волкам, либо - увы - как к овцам...

Я начала автоматически рыться в кармане в поисках пачки сигарет, но курю я не постоянно, и часто забываю свои "Вог", так что их и на сей раз в кармане не оказалось, как назло. Наверно, я оставила сигареты у Паши на столе в кабинете.

Внизу послышался цокот каблучков, и я отвернулась к стенке рядом с дверью, чтобы проходящая девушка (судя по походке, молодая) не разглядела бы мое зеленое лицо и не предложила вызвать для меня "скорую".

- Ой! - тоненько сказали каблучки, остановившись у меня за спиной. - А что тут делается?

- Проходите, девушка... Не мешайте следственным мероприятиям, выдавила я кое-как, и только после осознала, что так мне говорить не следовало - может быть, тем самым я разгласила некую тайну следствия, которая состоит в том, что следствие вообще происходит.

Но было поздно. Девушка издала протяжный стон и устремилась внутрь квартиры. Я, отлепившись от стены, успела увидеть только её спину. Спина была хорошая. Черный обталенный брючный костюмчик сидел на ней как собственная кожа, ничего не сжимая и ничего не подчеркивая. Подчеркивать тут ничего не требовалось. Я не сразу оценила высоту её каблучков, но по звуку их перестука могла дать им не больше семи-восьми сантиметров, а ростом девица была намного выше меня. Да, самое главное - на черном фоне её костюма великолепно смотрелись выкрашенные под солому прямые волосы.

Из коридорчика девушка сунулась прямо в комнату, туда, где собралось много мужчин, возможно, движимая профессиональным инстинктом. Одного она, видимо, не предполагала - что помимо живых и платежеспособных мужчин там имелся и объеденный труп. Я зашла следом за нею и тут же очень пригодилась следствию.

Девица сказала:

- Ой, я не могу! - и повалилась назад, взмахнув руками и разметав волной свои ослепительные шелковистые волосы, вымытые шампунем-кондиционером "Вошь энд го". Хотя реклама обещает после этого чудо-шампуня полную уверенность в себе, девушке этой уверенности явно не хватило. Сима, стоявший рядом, словно вообще её не заметил. Если бы не я, она бы наверняка ударилась темечком о ковролит в коридоре и получила бы сотрясение мозга. А в результате правоохранительные органы лишились бы ценного свидетеля. Короче, эта черная точеная фигурка в метр восемьдесят с каблуками, благоухая кондиционером "Вошь энд го", рухнула в мои объятия.

Но лишь на пару секунд. Потом подскочил Паша Боборыко и отнял у меня эту гибкую ношу со словами: "Спасибо, что подержала, но тебе это все равно без интересу". После этого он быстро ощупал длинное тело и зажал девице нос и рот, отчего та тут же закашлялась.

- Жива! - резюмировал Паша и с разгончику усадил девицу на пол попой. Действительно, что её на весу валандать? От такой немягкой посадки на мягкое место девица чуть взвизгнула, но глаза не открыла. После легкого, но ускоренного похлопывания по щекам она окончательно пришла в себя и приподняла большие веки с мохнатыми ресницами.

- Вы чего здесь разваливаетесь? - спросил Паша Боборыко с подозрением. - У вас документы есть?

Девица сделала лицо куклы Барби и достала из сумочки паспорт.

- Угу... - проурчал Боборыко, всасываясь глазами в паспорт. - Это хорошо. А как вы здесь оказались? Вы что, ошиблись квартирой?

Сказано это было таким тоном, что согласиться было невозможно.

- Нет, я пришла в гости, меня пригласили...

- А к кому вы сюда пришли?

- К Мамулхану... - пролепетала крашеная девица.

- Записывай! - рявкнул через плечо Боборыко своему сержанту...

Через десять минут со слов девушки Яны стало известно следующее.

Придя домой рано утром, она обнаружила, что ей на автоответчик позвонил знакомый, ныне покойный Мамулхан Кордоев, и предложил немедленно подъехать для встречи с каким-то импресарио. Якобы к нему пришел человек, способный организовать личный контракт Яны, которая уже два года работает в модном клубе "Желтый билет", с французскими домами моды. Конечно, Яне понадобилось на сборы не час, а побольше, и вот в половине одиннадцатого она прибыла на место - и видит страшную картину: её знакомый Мамулхан съеден, а посредника нет и в помине.

Потом, придержав Яну пока для дальнейшей обработки, Паша Боборыко отозвал меня на кухню. Туда же стянулись его сержант Второв и фотограф Сима.

- Ты записывай, Инна, записывай, пока у меня минутка свободная! понукал Боборыко хриплым шепотом. - Значит, так: в отделение милиции позвонил неизвестный с телефона-автомата и сообщил, что в этой квартире подозревают наличие трупа или даже во множественном числе - трупьев. Якобы струйки крови вытекают из-под входной двери. Ну, ребята проверили картотеку - ничего особенного насчет жильцов нет. Тут проживает некий тихий гражданин Сы-Сы Тимохин с супругой. С другой стороны, они могли сдать квартиру, не оформляя этого нигде. Ну, параллельно дежурная по отделению все-таки выслала наряд. Наряд никаких следов крови под дверью не обнаружил. Однако на всякий случай потыркался в дверь... Ты только слово "потыркался" не пиши, ясно? Напиши по-литературному. Так вот, ломанулись они в дверь, а она оказалась открыта. Вошли, осмотрелись. Действительно, нашли труп, да ещё и объеденный. Ну, сообщили по рации в отделение, а те - нам, на Петровку. Это пока для печати все. Да, можешь ещё написать, что действовал маньяк, а убийство совершено по пищевым мотивам. По предварительной версии, конечно.

- Товарищ майор, тут эта бледная поганка советует по вещам посмотреть! - несмело подал голос сержант Второв, похожий на колокол - вверху узко, а книзу расширение. - Говорит, съеденный был человеком небедным - могли обчистить. Значит, корыстное преступление...

- Может и так! - поднял толстый палец Боборыко. - Но разве обычный вор станет идти на мокрое дело? Нет. А если парень специализируется на ограблениях с насилием, то зачем ему съедать жертву, лишние следы оставлять? А таким макаром ЗАМЕТАТЬ следы ни один домушник или рэкетир не станет. Пока что надо тщательно изучить отпечатки подошв, которые нашли на пороге комнаты и в прихожей. По ним можно поработать.

Сержант утих, слегка пристыженный, а Сима вообще не собирался ничего вставлять - он только слушал, чуть ли не раскрыв рот. Молодой, все-таки. Все ему интересно. Вот человека съели - и богатого, видно, человека.

И тут мы трое (кроме железного Боборыко) вздрогнули. Прямо у дверей на площадке раздался многоголосый злобный лай.

- Собак-нюхачек привели, - нежно пояснил Боборыко и высунулся в прихожую. Оттуда сразу потянуло псиной - один эрдельтерьер, одна овчарка и двое кинологов в форме.

Собачки крутились по квартире не более минуты, и вскоре стали в один голос рычать на высокий двухкамерный холодильник "Бош". Что там с этим холодильником оперативники стали делать, я не разглядела, но после их манипуляций он оказался распорот по всем возможным швам. Боборыко, приказав мне сидеть на кухне тихо, снова командовал своими людьми.

Вернулись они на кухню так же втроем.

- Видишь, Инка, не зря на свете такие собачки живут! - насмешливо сказал Паша. - Однозначно в холодильнике держали наркотики. Только сейчас их почему-то нет. Найдена пара пустых флаконов с этикеткой "яд", а куда девались наркотики - пока что хрен знает...

- Наверно, все-таки украли, - снова подал голос сержант Второв.

- Вот сейчас для твоих слов, Второв, есть кое-какие основания! крякнул Боборыко, словно специально устраивал для меня учебно-показательное расследование. Он строго продолжил: - А теперь следует проверить, кем был на самом ли деле этот Мамулхан и звонил ли он девушке Яне. Конечно, эти фотомодели редко идут на убийство, а ещё реже - на съедение своих жертв, но чем черт не шутит... Так что пока мы её здесь придерживаем, в МУРе ребята займутся картотекой, а ты, Второв, поезжай с Каблуковым и Симаковым на квартиру к ней - девка утверждает, что у неё на телефоне стоит автоответчик, и она, придя в восемь утра со своих... - тут майор Боборыко подмигнул всем одновременно. - ...со своих модельных съемок, сразу прокрутила кассету и нашла послание Мамулхана. А звонок неизвестного в милицию был в восемь тридцать. Это подозрительно. Так что, задание проверить её информацию. Живет она недалеко, тоже, по её словам, снимает квартиру... Без мигалки минут пятнадцать езды. Пока мы изъяли у ней для досмотра все вещички, и в том числе ключи. Обернетесь по-быстрому, она ничего и знать не будет. Проверите - и на крыльях назад, сюда, с ключами.

Боборыко со значением побренчал связкой ключей и протянул её сержанту.

Тут раздался взрыв собачьих звуков. Все кинулись смотреть, что такое. Эрдель и овчарка терзали что-то непонятное, от чего их никак не могли оторвать худосочные кинологи. Мощные оперативники ухватили собак за ошейники и наконец растащили. У дверки встроенного шкафа в торце холла лежал темный, разодранный в клочья предмет. Собственно, это была большая темная человеческая ступня, покусанная собаками. И сразу же я заметила налипшие на стены маленькие катышки из загустевшей крови и мяса... Один такой шарик повис и у меня на брючине, и чтобы снять его, мне пришлось вернуться на кухню и взять спичку.

Как это было странно и пугающе - получается, что людоед бросил часть отрезанного материала прямо здесь, в квартире. Может быть, ступни считаются у каннибалов вторым сортом, субпродуктом, типа свиных ножек? И к тому же сейчас конец апреля, не сезон варить холодец.

От собачьей грызни у меня в желудке стало совсем муторно.

- Вы что же своих собачек, совсем не кормите? - укоризненно прошептала я кинологам, радуясь, что утром в спешке не позавтракала, глотнула только кофе.

- Не положено перед заданием, - сумрачно буркнул один, зыркнув на меня недобро. - Чтобы нюх не отбить. А вообще кормим "геркулесом", мяса они у нас давно не видели. На что его купить, мясо-то? Самим пожрать - и то не всегда...

Милицейский собаковод уже готов был перейти на темы невыплаты зарплаты, но тут Паша Боборыко буквально придавил его тяжелым взглядом к полу.

- Заберите ступню в пакет, вместе с вещдоками! Поищите вторую. Опыт мне подсказывает, что должна найтись пара! - приказал он своим людям. После будем обсуждать, кто где чего недоработал...

Зрительно уничтожив несчастного кинолога, Паша грозно обернулся на своего сержанта.

- Ты ещё здесь?

- Разрешите ехать? - гавкнул Второв.

- Можно мне с ними? - спросила я жалобно. Еще пять минут в этой квартире - и меня точно вывернет.

- Ехайте. Инна вместо Каблукова поедет. И ты, Инна вернешься потом на Петровку, мы ещё с тобой проработаем то, чего ты там понапишешь, ясно?

Майор Боборыко был фамильярен, но озабочен. Конечно, такое дело людоед! Тут надо тонко понимать, что давать в прессу, а что - придержать. Дело века, для него, во-всяком случае.

Я тоже ожидала неплохого гонорара за свое сообщение, поэтому не стала качать права. Согласовывать текст сообщения для печати - ещё не самое плохое, особенно, когда все-таки имеешь дело с другом. И я дала Паше Боборыко все обещания, а через пять минут мы уже неслись в оперативной "девятке". За рулем сидел сержант Второв, рядом с ним - Сима, а я - сзади.

Дом в Марьиной роще тоже внешне выглядел не дворцом. Вместо котов здесь бродили непохмелившиеся алкаши, а посреди детской площадки торчал остов сожженного "БМВ". В одиннадцать часов утра по лестницам шныряло масса народу, и хотя мои спутники были в штатском, их легко можно было принять за милиционеров или грабителей. Поэтому задача была - не привлекать внимания жильцов. И вперед выслали меня, как самую неподозрительную. Дрожа коленками, я поднялась по лестнице, стараясь смотреть на встречных жильцов с видом закадычной подруги манекенщицы. Не знаю, удалась мне моя роль или нет, но никто меня не остановил и не стал расспрашивать. Невероятно обшарпанная дверь квартиры имела две замочные скважины разной формы. Я наскоро разобралась с ключами, и войдя на цыпочках, как было велено, проскакала к окну и подала знак. Через пять минут Второв и Сима уже шмыгали носом в коридоре. Точнее, шмыгал один Сима, он был по апрелю очень легко одет, бедняжка, без плаща, в одном свитере.

Второв включил кассету на телефоне и прокрутил записи автоответчика. Потом потыкал в кнопки информации таймера и выяснилось, что девица не врет. Глуховатый, с восточным акцентом голос говорил: "Слушай, Яна, извини, что в шесть часов беспокою, но я тебя все-таки не разбудил... У меня сидит тут один большой друг, он в Париже дела делает. По-быстрому приезжай, немножко покажешь себя, если ему понравишься, он тебе персональный контракт устроит..." - и так далее. Я записывала на всякий случай на свой диктофончик.

Вроде все сходится. И время, и слова. Одно только странно - кто в такую дикую рань начинает дела в модельном бизнесе?

Я так и высказалась вслух. Сима тихонько засмеялся:

- Вы даже не представляете себе, как элита живет! Живет, как хочет. Для них нет ни дня, ни ночи... Точнее, у них все бывает наоборот - ночью все кипит, а днем они спят...

Я пожала плечами - конечно, у богатых свои причуды, но ведь не настолько же. Хотя кто знает! А Второв посмотрел на Симу несколько удивленно и с уважением:

- Не думал, что ты про этих козлов рассекаешь!

- Я же их иногда фотографирую, всяких там... - покраснел Сима.

Долго рассусоливать мы не стали. Квартирка Яны тоже была не ахти какая, хоть и насыщена всякой техникой, вплоть до электрического варщика яиц фирмы "Мулинекс". Интересно, чьи яйца варит девушка Яна на завтрак?

Второв с ключами помчался назад, на место преступления, а мы с Симой пешком отправились на Петровку. По пути проехали пару остановок на троллейбусе. Всю дорогу Сима молчал или что-то бормотал, краснея. Очень смешно это выглядело - стеснительный милицейский фотограф, робеющий в моем присутствии. Расстались мы с ним только в служебном коридоре, и мне показалось, что его влажная рука задержала мою ладошку чуть дольше, чем требовалось для простого прощания.

Нет, ничего у меня к Симе не затеплело. Только рабочие отношения, строго приказала я себе.

* * *

С Серафимом Русаковым я не виделась и не разговаривала около недели.

Во-первых, после перенесенного стресса я дня три отсыпалась. Очередную статью я пока не сразу стала писать, хотя в газете меня торопили, а Паша Боборыко самодовольно рассказал мне всю историю преступления.

Все началось с того, что Влад, оказывается, был пассивным партнером Мамулхана, и убил его из мести за измену. Гомосексуалисты очень переживают, если их партнер бисексуален - так мне объяснил Паша, но только в других, более народных выражениях. Заодно Влад украл флаконы со змеиным ядом и наркотиками - на огромную сумму, как сказал несчастный Кузьма. Потом подбросил Живожоровой Мамулханово мясо в холодильник, чтобы подставить её. Но та его раскусила и послала мне кассету, которая как бы разоблачала Влада. При этом, как выяснилось, она послала его в Ригу угрожающую телеграмму. И тогда Влад приехал и убил Машу. Но его неизвестный сообщник, который пока скрывается в бегах, стал шантажировать Влада. Сообщник его сфотографировал в момент убийства и подбросил ему один снимок. Видимо, остальные снимки он предлагал Владу купить. Влад мог предложить неплохие деньги. У него в Риге вскрылось немалое владение. Целый особняк, который сдается под всякие офисы, потом ещё автопаркинг и торговые точки... Вот такой вот Влад-трансвестит. Капиталист. Никто в "Желтом билете" не знал об этом богатстве. Кроме, возможно, мертвой Маши и мертвого же Мамулхана. Конечно, Влад не ел ноги Мамулхана, руки и ноги Живожоровой, а просто отрезал их, чтобы замести следы и обмануть следствие. Но не получилось разве следствие обманешь? Потом поехал выколачивать признания из Яны. Видимо, незвестный сообщник назначил встречу именно там, поскольку в кармане Владовой куртки нашли среди прочего фотографию момента, когда он склоняется над застреленной Машей, ещё с руками-ногами. Оставалась непонятной только одна деталь, откуда в машине Влада оказались мазки крови Мамулхана. Если бы он вез в ней кусок ноги убитого, то зачем бы потом отогнал "сааб" назад, поближе к месту преступления? И ещё странно - куда Влад девал куски тела Маши Живожоровой? Их тоже нигде так и не нашли. Но эта деталь - ерунда. Угрозыск уже отрапортовал о раскрытии сложного преступления со многими эпизодами практически по горячим следам и своими силами. Жаль только, что не удалось отдать под суд Влада. Спецназовский снайпер, к сожалению, имел чересчур хорошую реакцию и слишком метко стрелял. Попал точно в сердце. Значит, остается только надежда поймать сообщника Влада и посадить хотя бы его.

Я все это выслушала от майора Боборыко, но ничего не написала. Я ждала.

На фотографии, найденной у Влада, имелось посредине мутное пятнышко. Эксперты вряд ли догадаются, что это такое. Но я-то узнала отпечаток своего пальца на объективе "Поляроида", с которого был сделан снимок.

Наконец Серафим дозвонился до меня на работу. Мы встретились с ним на Миусской площади, как и в первый раз. Теперь было тепло, но я тряслась, как никогда в жизни. Понимала отчетливо, что Симаков ненормальный, а значит, даже любя меня, может запросто съесть. Я подошла к нему на расстояние вытянутой руки, не ближе.

- Я все тебе объясню! - Его слова звучали пошло, как в кино.

- Не получится.

- У меня получится. Я же псих. Ты ведь считаешь меня психом?

- Да.

- Вот поэтому я все тебе объясню. Я ведь все-таки не убийца. Я... - он молчал, не глядя на меня и кутаясь в свое пальтецо, хотя на улице было уже не холодно, близился май. - Со мной это случилось на войне. Они там ели одних, чтобы навести ужас на других. Резали, как баранов. Тем более, что жрать иногда было нечего. И нам наш дружественный полевой командир подсовывал такое мясо... Мы с нашим капитаном не знали и ели - и ничего. А потом, когда капитан узнал, он запсиховал и озверел. Он стал зверствовать, нанялся воевать в Чечню. Не знаю, что уж он там натворил - он ведь специально хотел туда. Он чувствовал настоящий голод... Но недавно мне передали, что его разорвало снарядом. А я, когда дембельнулся, стал просто отвечать ударом на удар. Я хочу, чтобы они боялись...

- Кто это "они"? - прошептала я.

- Те, которые хотят, чтобы их боялись. Их ведь и правда, просто пулей или гранатой или тюрьмой уже не испугаешь. Их надо... изводить по-собачьи. Ты видела, как собаки выкусывают блох?

- Нельзя же опускаться до уровня... собаки!

- Как видишь, можно. Я ненавижу их, как собака. И между прочим, я приношу пользу. Я экономлю для страны говядину... Представь себе, что всех гадов пустят на мясо! Их у нас не меньше, чем каждый десятый. А может, и больше... Тогда можно будет больше не закупать мясо за рубежом. И всем хватит.

- Ты болеешь, Серафим, - сказала я. - Ты даже в теплынь кутаешься в пальто. А когда на улице стояла холодрыга, ты пришел на работу в одном свитере.

Он хмыкнул, почти как нормальный человек.

- Мне пришлось выбросить свой плащ. Он был весь в крови, - просто объяснил он. - И времени перед началом рабочего дня не оставалось, чтобы вернуться домой и одеть куртку. Я успел только повозить этим плащом в машине у Влада, и выкинул в люк канализации. У меня, вообще-то, не так много всякой одежды.

- Зачем ты подставил Влада? И Живожорову? - мне было так тяжело говорить, как будто у меня зуб болел и гноился.

- Яна попросила меня подъехать и помочь. Я приехал и отослал её. Я верю, что она спутала флаконы случайно, когда колола Мамулхана. Я его разделал. Сложил мясо в пакет, кусок оставил прямо в штанине, а кости отдельно выбросил в мусоропровод. Их так и не нашли - не искали. Но вот плащ испачкал, не уберег. И тут ключ в двери повернулся. Я спрятался в туалет, смотрел и слушал через щелку. Наверно, это была условленная встреча. Вошел Влад, осмотрел тушу, потом забрал деньги и флаконы с наркотой и ядом. Наверно, они лежали в оболочке холодильника вперемешку. Хладнокровно так, спокойно. Как зверь лесной. В это время я тихонько выбрался и подошел к его машине... Это же подонок ничуть не лучше Мамулхана! Так что Влад, увидев кровь на сидении, просто бросил машину, плюнул на все и сбежал в Ригу. Мясо в холодильнике у Живожоровой не сработало. Наверно, кто-то заметил его и донес...

Тут я слегка побелела. Это я спугнула тогда Машу - но теперь уже поздно оценивать свои поступки. Сима продолжал:

- Тогда я послал от её имени телеграмму Владу в Ригу - нашел адрес его родственников в нашем милицейском досье на него. И я знал, что Влад придет к Маше. А в тот вечер я часа три ждал его на пожарной лестнице снаружи на стене. И сумел сделать классные снимки! Я быстро спустился вниз и подошел к выходу. Потом сообразил, что Влад уйдет через задний выход на хоздвор, там только проволочку на воротах перекусить... И там я ему оставил на двери одно свое фото с "Поляроида" и записочку.

- Какую ещё записочку?

- Я был уверен, что Влад её сразу же уничтожит... Я ему назначил свидание у Яны на квартире, в ту же ночь. Предложил ему выкупить второй снимок. К себе я его вызвать не мог. Влад уже стал убийцей. Он сорвался с тормозов. А моя соседка ни в чем не виновата. А так мы все трое оказались бы в одном котелке... Я подумал - пусть судьба сама решит... Только ты лишняя получилась.

- А зачем ты назначал свидание?

- Предлагал заплатить за второе фото. Все-таки, компромат. А "Поляроид" копий не делает, так что он мог быть как бы спокоен. Я его на живца ловил, гада. И в МУР позвонил, сообщил - чего и куда. Другое дело, что они чуть-чуть опоздали. Но все-таки сработало...

- Они не опоздали, Серафим! - сказала я твердо. - Ты сам всех обманул. Ты просто хотел убить его чужими руками. Зачем ты опрокинул этажерку? Чтобы Влад выстрелил с испугу? И чтобы его застрелил после этого снайпер? Да? Неужели ты думаешь, что я этого не поняла? Ну так не надо врать хоть сейчас!

- Я и не вру, - тихо сказал Сима.

- А со мной тебе зачем было встречаться той же ночью?

- Я хотел предупредить тебя об опасности. Но я не сумел подъехать раньше - мне нужно было сперва отвезти... Ну, отвезти кое-что и спрятать.

Он имел в виду мясо Живожоровой! Вот куда оно делось! Интересно, кто его съел - сам Сима, или... или его слепая соседка?

- Ты болен! Что с тобой делать? - крикнула я.

- Ты не можешь меня любить? - вдруг спросил он.

- Ты... Да я боюсь к тебе прикоснуться! Ты ненормальный! Я... Пойми, Серафим, твои переживания в армии - это одно, а жизнь - другое... Нельзя же в Москве вести себя так, как будто ты на линии фронта в Новой Гвинее! Нельзя пожирать врагов, понимаешь!?

Это я выкрикнула уже в запале. И запал у меня тут же прошел. У него была, была своя правда. И эта правда была отчасти моей собственной.

Но у меня просто не осталось к нему жалости. Почти. Хотя я его (с ума сойти) понимала. Он ненавидел все то же, что ненавидела и я, и всякий нормальный человек это тоже ненавидит. Только нормальный человек не станет участвовать в убийстве, пусть даже и косвенно... Это все-таки особое дело. Хотя, с другой стороны, тот же нормальный Паша Боборыко участвует. Его друзья тоже в том клубе ошиваются. Может быть, принимают участие в славном деле распространения наркотиков под приличной вывеской. А его коллеги уродуют людей. Или нелюдей? Может, и сам Паша, когда был в чинах поменьше, тоже мордовал подозреваемых, чтобы те сознались во всех смертных грехах... Или в действительных? Как знать? В том-то и дело, что никто не знает ничего о чужих грехах.

- Я здоров. Ты не подумай. Второй снимок я послал прямо в МУР, пусть анонимно... Ты же не знаешь...

- Я видела это фото у Боборыко, - сказала я. - Он был возбужден и слегка нарушил тайну следствия. И я узнала твою камеру. Там на объективе остался след от моего пальца.

- Как!? - вдруг вскрикнул он. - И ты... Ты и раньше обо всем догадывалась?!

- Нет, - призналась я. - Я верила в тебя сперва. Даже когда увидела на выставке "Урок анатомии" и "Неудавшегося Ньютона". Хорошо было сделано. Но вот когда на снимке с Владом нашла след своего пальца... Ох, зачем ты вообще решил за мной ухаживать? Как тебе не стыдно, Серафим?

- Не знаю... И все-таки я получил немного счастья. Просто так неудачно все совпало. Если бы я не... не приехал бы на помощь Яне, то тебя не вызвал бы наш Павел Данилович, и мы бы с тобой просто не встретились... Так что насчет тебя - все получилось случайно. Все самое главное так и выходит почему-то... - задумчиво протянул он.

- Ты мстил им за Яну?

Серафим отвернулся.

- И за себя. Они сделали из нее... Ты же видела, поняла. А мы с ней... дружили ещё до армии. А я стал тем, кем я стал. Пусть я болею, но они болеют ещё посильнее меня, правда?

- В чем они виноваты? Только в наркотиках и что Яну погубили? Но ведь в Москве каждый второй богач или наркотиками торгует или девочек портит! Сима! Прости меня, но ведь это так!

- Нет, это ты меня прости! У меня отняли Яну... А она для меня, когда я приехал из Таджикистана, из этого озверения, и не нашел в живых маму, она для меня была ВСЕ, последней и единственной надеждой! У меня ВСЕ отняли, понимаешь ты? А когда я пришел с ними разбираться, они со смехом предложили мне откупные! В форме работы - выгодной, денежной, снимать ихние морды и офисы... Тогда я затаился. Я знал, что когда-нибудь они нарвутся. Они и нарвались. Они перерезали друг друга. А я.. Я только сделал так, чтобы перед смертью они боялись. А ведь так - они не боялись ничего... Но ты знаешь - это ведь тоже страсть. Для меня это каждый раз - словно праздник воспоминаний таджикистанских. Теперь я в другой роли. Но я это делаю даже не только для себя...

Он осекся, но я уже догадалась, что его соседка имела в виду, когда говорила о Симе "кормилец"...

Мы молчали долго, но казалось, что мы ведем напряженный разговор, перебивая друг друга, плача и споря. И словно ни один из нас при этом не был уверен в том, что он говорит. У меня висело в душе то же самое двойственное чувство, которое я испытываю при виде нищих в метро - и жалко, и гадко. Я чувствовала тот же слабый, еле ощутимый естественный запах, который мне казался ароматом молока. Но видимо, это был запах мяса.

- Дай мне шанс, Инна. Ты же понимаешь, что я никогда никого не убью. Я только хочу доказать, что будущее - не за ними. Дай мне шанс. Может быть, тогда я выздоровею и стану... стану как все. Как ты. Как Боборыко. Дай мне шанс.

Тогда я ничего ему не ответила. Я поняла одну страшную вещь - теперь Серафим, хоть и никогда не будет моим (это исключено в принципе!), навсегда останется со мною. Я не смогу его забыть. Или предать.

Я спросила у него только одно:

- Серафим, у тебя здоровые зубы?

- Здоровые, - уныло прошептал он в ответ. - Иначе как бы я копировал голоса?

Вот и все.

Потом я видела его ночами - Сима просил у меня прощения, смотрел на меня заплаканными глазами, что-то обещал, или (в кошмарах) его волокли куда-то с раскромсанным лицом какие-то люди, - но все это не могло уже пробудить во мне ничего. Поэтому я продолжала спать дальше.

И поэтому я написала наконец свою статью. Это была большая толковая статья, в ней я изложила версию доблестной милиции. Все были довольны редактор газеты, Паша Боборыко, Яна. Козявка, которого выпустили под подписку и под залог. А я получила прекрасный гонорар. На него мне удалось не только купить себе дубленку, но и немного дать маме на питание.

Серафим, думаю, прочел статью и все понял.

Это был мой ответ. Шанс, который он получил от меня.

А вот я снова осталась одна, потому что с Сережей я больше не в силах была встречаться на его пропахшей мясом квартире, а вести его к себе в дом - ещё гаже. Возобновлять отношения просто глупо.

Ничего, про таких, как я, стареньких невест говорят: до свадьбы доживет.